Текст книги "Моя желанная студентка (СИ)"
Автор книги: Майя Чи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Глава 30. Я вернусь
Вероника
Наверное, это сон. В реальности мужчины так не поступают. Они не шепчут слова, от которых замирает сердце, не целуют до умопомрачения и не ласкают с предельной нежностью. Впрочем, как много я о них знаю?
– Станислав Юрьевич. – Я отстраняюсь и перевожу дыхание. Хочу уловить любую перемену в его лице. Вдруг он соврет? А мне важно услышать правду. Ту самую, способную навсегда расставить точки над “i”. – Скажите, почему вы приехали? Зачем помогаете, здороваетесь по утрам и желаете спокойной ночи?.. Я не хочу строить догадки.
Он касается пальцами моей щеки, убирает выбившийся локон за ушко и скользит ими по шее. Будоражит. Соблазняет. Сводит с ума.
– Умеете же вы, женщины, выбрать момент для серьезного разговора, – тихо смеется мужчина.
– Извините, просто я…
– Не извиняйся по мелочам. – У меня пробегают мурашки по телу от низкого голоса. – Ты мне нравишься, Вероника. А еще… – Он кладет руки на мои бедра, пододвигает ближе к себе, упирается естеством прямо в пах, и меня накрывает волной возбуждения. Слова хриплым шепотом слетают с его губ. – Я хочу тебя. Каждый раз, когда вижу, хочу до безумия.
Жар приливает к лицу. Я не была готова к такой откровенности. И все же, я ей рада. Если его чувства настоящие, если он, подобно мне, горит желанием, то почему мы медлим?
Его губы вмиг отвечают на мой поцелуй. Одежда летит на переднее сиденье. Холод кусает спину, но горячие объятья распаляют меня. Воздух накаляется. Внизу живота рождается уже знакомое чувство.
– Ника… – Пальцы начинают дрожать. Никто еще не произносил мое имя с такой страстью. – Моя нежная девочка. – Он задирает лифчик и целует в ложбинку, обхватывает ладонями грудь, втягивает губами сосок и кусает. Из моих губ вырывается крик, который сразу тонет в оглушительном раскате грома.
– Стас… – говорю на выдохе, и мужчина останавливается.
– Скажи еще раз.
– М? – Не понимаю, о чем он. Как только его пальцы минуют белье, касаются там, то просьба забывается.
– Боже… Стас…
– Вот теперь мне нравится.
Он перекладывает меня на спину, стягивает обувь, избавляет от штанов, вместе с которыми исчезает и белье. И хоть здесь мало места, хоть мои ноги на его плечах смотрятся непривычно, все это становится неважным. Голодным зверем он впивается в мою кожу, ласкает языком, тянет кожу, наполняет салон машины развратными звуками, распаляющими меня все сильнее. Это настолько запретно, что я готова умереть со стыда, но прежде прощаюсь с реальностью из-за нахлынувших чувств. Мне мало его губ, мало его пальцев.
– Стас… Пожалуйста.
Он замирает. Прерывистым дыханием согревают кожу в самом интимном месте. А после касается языком. Слизывает, оставляя после себя влажный след, и хоть я не вижу его глаз, знаю наверняка – он смотрит на меня. Решает, сделать ли шаг вперед. Сейчас. В машине. Где даже не развернуться толком. Хотя мне плевать на неудобства.
Пока мужчина борется с нерешительностью, я опускаю ноги. Ловлю его губы. На них еще остался мой вкус, и этот факт все больше раскрепощает меня. Руки тянутся к пряжке ремня, но, видимо, звон металла отрезвляет его, срабатывает стоп-сигнал, который сейчас совершенно не нужен.
– Нет, Вероника. Не здесь. – Он сжимает мои ладони, останавливает на полпути.
– Стас, я хочу его попробовать, – шепчу и краснею. Боже, что я сейчас сказала?
Яркая молния освещает наши лица. Я замечаю его затуманенный взгляд, расслабленное лицо, приоткрытые губы и взъерошенные волосы. Мое обнаженное тело на фоне пиджака, рубашки и брюк выглядит настолько беспомощным, что я незамедлительно расстегиваю ремень, надеясь уравнять наше положение. Он нависает надо мной. Смотрит на все мои действия свысока. Наверняка не ждет ничего особенного – что взять с неопытной юной девицы? Но я хочу доказать обратное, хочу услышать его стон, хотя даже не знаю, стонут ли вообще мужчины. Хочу, чтобы он был моим, и только моим. Здесь. Сейчас. И, быть может, потом.
Когда весь город спрятался от дождя, и ни одна живая душа не подозревает, насколько развратной я могу быть, мои губы несмело касаются бархатной кожи. Терпкий вкус остается на моем языке. Запах похоти ощущается настолько остро, что разум туманится. Я обхватываю нежную головку губами. Слышу тяжелое дыхание. Чувствую, как сильно напрягся Граф. Ему нравится?
Широкая ладонь касается моих волос.
– Ника… – Он двигает бедрами, и я зажмуриваюсь, принимаю лёгкую грубость и сжимаю пальцы ног. Возбуждение сильной волной проносится по телу, а до моих ушей долетает стон. Глухой и хриплый. – Ника… Постой…
Не останавливаюсь. Не даю ему передышки. Хочется снова услышать его голос, почувствовать власть над ним, свести с ума, чтобы отныне в его мыслях была только я.
– Блять.
Внезапный мат сковывает меня. Что я сделала не так?
Ладони мягко обхватывают мой подбородок, а едва я выпускаю изо рта член, его место занимают губы. Стас приподнимает меня, садится, прижимает к паху. Я двигаю бедрами, трусь об него, представляя как он в меня входит, как получаю столь запретное и желанное удовольствие.
– Когда-нибудь, – говорит он мне в ухо, тут же прикусывая мочку, – я в этой самой машине… – Я обхватываю ладонями его член, и он впивается губами мне в шею.
Боже…
– Я хочу тебя, Стас.
Снова раздается мат. Пальцы грубо трут клитор. С моих губ срывается стон.
– Когда-нибудь, я тебя здесь трахну. Не языком и пальцами, а по-настоящему. И поверь, Валевская, это случится очень скоро.
Палец скользит в меня, и весь мир сосредотачивается только в одном желании – получить оргазм.
– Вы обещаете? – спрашиваю его, сжимая его в себе.
– Я не бросаю слов на ветер, девочка.
Я закрываю глаза, и уже спустя мгновение опускаю голову на его плечо. Тело расслабляется. Легкие горят огнем. Тянущая боль, словно перчинка в изысканном блюде, добавляет остроты ощущениям.
Стас берет мою ладонь и кладет на член. Мягко сжимает мои пальцы, направляет, и хоть я боюсь сделать больно, кажется, у меня получается доставить удовольствие мужчине. По крайней мере, липкая жидкость на моем животе тому доказательство.
Я сижу на коленях у своего куратора и смотрю в еле различимые черты.
– Моя девочка. – С ухмылкой произносит он, снова целует, водит руками по плечам и груди.
– Станислав Юрьевич…
– Стас. Когда мы не в Университете, называй меня так.
– Хорошо. – Кое-что в его словах меня задевает, но я не решаюсь сказать это вслух. Мне кажется, он не поймет.
– Отношения, которые придется некоторое время скрывать от общества – меньше всего я хотел бы таких проблем, – смеется мужчина. и его смех отзывается во мне бурей противоречивых эмоций. – Но знаешь, малыш. – Его голос заполняется нежностью. – Если это ты, то я не против бороться с общественным мнением.
– Стас… – Я теряюсь, не в силах найти верные для ответа слова. Значит ли это, что я для него особенная?
– Ты похожа на меня в юности. – Тем временем говорит он. – Совершаешь те же ошибки, идешь тем же путем, пробивая себе дорогу сквозь колючие заросли. Да, я пришел в итоге к своей мечте, и все же столько всего можно было избежать.
Я молча слушаю. Может, мужчины после разрядки любят о чем-то поболтать?
– Вероника, – он снова обхватывает мое лицо ладонями, – запомни, я не хочу тебя в чем-либо ограничить. Этого не случится никогда. Но позволь мне облегчить твою жизнь.
– Станислав Юрьевич. Ой! То есть, Стас. Я не понимаю, о чем ты.
– Вернись.
– Эм.
– Я тут небольшой ремонт затеял… – Мужчина кашляет в кулак. – Еще дней пять, и твоя комната будет готова. Конечно, в наведении уюта я профан. Даже при всем желании не смогу сделать все в лучшем виде, но если вернешься, я помогу тебе во всем.
– Стас…
Я просто не знаю, что сказать.
– Подожди отказывать. – Горячие руки ложатся на мои бедра, скользят ниже, сжимают ягодицы, внезапно рождая новую волну желания. – Комната достаточно большая. Там спокойно можно поставить шест и тренироваться в танцах. – Краска приливает к моему лицу. И в спину сразу веет холод. Боже! Он это серьезно? – Я бы мог выделить для этого дела и другое помещение, но ставить трубу в гостиной – не комильфо. Все же, иногда у меня бывают гости. Это вызовет много неуместных вопросов.
– Стас.
– Мне нравится, как ты произносишь мое имя. – Он вновь прижимает меня к себе, и пальцы, до сих пор лежащие на попе, скользят меж половых губ, медленно входят в меня, снова распаляя. К игре присоединяется вторая его рука. Он ласкает интимные зоны, водит пальцами по нежной коже, в какой-то момент надавливая и проникая в колечко, пожалуй, самой провокационной части человеческого тела.
– Стас, нет… стой… Я…
– Тшш.
И вновь мой разум туманится. Его поцелуй сводит с ума. Вот только из губ моих срывается вовсе не стон, а жалобное и очень недовольное хныканье.
– Мы продолжим игру позже.
– Ты жестокий.
– Нет, я сумасшедший. Замерзла?
– Немного.
Настроение летит к чертям. Вроде все хорошо, но вдруг отчаянно тянет реветь.
– Вероника. – Наши лбы соприкасаются. – Маленькая моя, доверься мне. Я знаю, отношения развиваются слишком быстро, но я в том возрасте, когда не хочется тянуть. Ты мне нравишься, девочка. Моя нежная и чувственная девочка. – Кожа покрывается мурашками от удовольствия. Его слов. Голоса… – Нравишься до безумия. Поэтому просто доверься. Хорошо?
Киваю сквозь неожиданные слезы и порывисто обнимаю его. В груди так щемит от нахлынувших чувств, что я отчаянно цепляюсь за мужчину, наслаждаясь ласковыми поглаживаниями волос и спины.
– Мы прилипли друг ко другу.
Стас начинает глухо хохотать, и я вместе с ним.
– Ты испортил важный момент, – отстраняюсь и оглядываюсь в поисках того, чем можно было бы вытереться.
– Прости, я не со зла.
– Ага, как же.
– Вероника. – Он снова привлекает меня к себе.
– М? – Утыкаюсь носом ему в шею.
– Все будет хорошо, моя девочка.
Эти слова отзываются во мне невыразимым волнением. Доверится ему? А смогу ли я? Не будет ли нас преследовать тень его прошлого? А мои родители? Они же придут в ярость, когда узнают! Впрочем, им придется смириться, ведь, кажется, я по-настоящему влюбилась.
– Ты вся дрожишь, – произносит он и целует меня в плечо. – Вероника?
– Еще минутку.
– Понравилось со мной обниматься?
Я слышу в его голосе издевку и слегка кусаю шею, строго проговаривая:
– Станислав Юрьевич, вы совсем не умеете флиртовать.
В ответ меня только сильнее прижимают к себе, снова целуют, наверное, в сотый раз. И этого становится так тепло на душе. Сегодня я открылась мужчине, о котором знаю очень мало и о котором хочу многое узнать. Но получится ли у нас быть друг с другом? Насколько далеко я готова зайти ради своего счастья? А он – бороться?
На мои плечи ложится куртка.
– Посидим еще немного. Дождь скоро закончится.
– Стас, – тихо шепчу.
– Чего? – таким же шепотом спрашивает он.
– Я вернусь.
Глава 31. О важном
Вероника
Я забыла, когда в последний раз просыпалась с улыбкой на устах. Cердце переполнено нежностью и восторгом, а нервы словно оголились. Теперь каждое движение ощущается иначе, с особенной остротой. Кажется, вот-вот случится нечто прекрасное, запредельное напряжение сменится негой, а в душе поселится спокойствие. Разве что останется страх за собственное будущее.
А как оно будет, это будущее?
Колени дрожат.
Я предвкушаю его или боюсь? А может, я давно готова к переменам? И сейчас, когда остался лишь один шаг, мое нутро всего лишь замирает в ожидании?
Закрываю глаза. Представляю лицо мужчины, изменившего мой мир за какие-то три недели и удивляюсь: как же это мало! Всего ничего, по сравнению с целой жизнью. Да и проблемы юности теперь кажутся таким пустяком, стоит только ясным взором посмотреть на то, что ожидает впереди. Кто его знает, как сложится у нас со Станиславом Юрьевичем. И сложится ли вообще?
– Ника, – дверь тихонько приоткрывается, и ко мне заглядывает Оля. – Просыпайся, соня. У нас гости.
Она хитро улыбается и играет бровями, видимо, намекая на заглянувшую к нам личность, но у меня нет никаких вариантов, поэтому просто поднимаюсь с постели и одеваюсь.
Пока девушка обхаживает подозрительно тихого гостя, мышкой юркаю в ванную комнату, где привожу себя в божеский вид. “Все будет хорошо” – говорю себе одними глазами, смотрясь в зеркало. Правда, чем больше отхожу от дремы, тем сильнее начинаю сомневаться. А правильно ли было согласиться на переезд? Вдруг мы сразу поссоримся, и я снова окажусь на улице? Может, поговорить с Олей? Напрягать людей тоже не вариант. Но ведь мы сдружились…
– Ника, все хорошо? Вылезай оттуда, чай стынет. – Подруга стучит пальцами по двери, и я слышу удаляющиеся шаги.
В кухне тем временем витает мрачная аура. Вишневский сидит, насупившись, и смотрит в одну точку, в то время, как Оля накрывает стол. На первый взгляд, улыбка на ее лице искренняя, но, приглядевшись, становится понятно – девушка тоже на нервах.
– О, медвеженок вылез из берлоги. Садись за стол, – щебечет подруга, убирая какую-то посуду в шкаф. – Андрей сегодня умница, пришел с тортиком. Знает, как меня порадовать.
– Привет, – здороваюсь с парнем, получая в ответ кивок. – Все хорошо? Рука зажила?
Парень демонстрирует перевязанную конечность, смотря на меня исподлобья, а Оля тут же переводит тему.
– Андрей, а мне дали главную роль в предстоящем спектакле. Представляешь, какое счастье привалило? Старые грымзы теперь точат на меня зуб. Все им не то. И по эмоциям я не вытягиваю, и текст сухо произношу…
Я продолжаю смотреть на парня, которого, по-видимому, болтовня только напрягает.
– Не расскажешь? – шепчу ему.
– Выписали, – роняет он одно слово и снова утыкается взглядом в одну точку.
– Ник, не лезь к человеку. Он сегодня страдает. Лучше давайте пить чай! Отпразднуем мой успех!
– И который день ты его празднуешь, актриса? – спрашивает устало парень. – Смотри, а то раздует.
– Так, значит, торт – это коварный план по превращению меня в колобка на тонких ножках?
– Скорее нежелание приходить с пустыми руками. – Внезапно улыбается он. – Ник, а у тебя как дела? Помирилась с родаками?
Я отрицательно качаю головой и пробую лакомство.
– Нет, я с ними даже не разговаривала. Мама написала только раз, и все.
– Понятно. А с Юрьевичем?
– Эм…
– Да ладно тебе. Он после твоего переезда к Оле, мне несколько раз звонил, адрес требовал.
Я чувствую, как краска приливает к лицу. Стас меня искал? Значит, мои сомнения излишни?..
– Ой, это ее парень? – воодушевляется Оля. – А почему Юрьевич? Шишка какая-то?
Андрей косится на меня, и я едва заметно качаю головой. Если захочу, сама расскажу.
– Я в девчачьи секреты не лезу, – хмуро отзывается он и демонстративно делает глоток чая.
– Вот вредные! – Оля тоже берет в руки чашку. – Ну и не рассказывайте. Все равно рано или поздно узнаю.
Она продолжает щебетать про дела в театре, и мы даже некоторое время поддерживаем разговор, но вскоре болтовня “ни о чем” начинает утомлять. Благо звонит ее телефон, и мы с Вишневским остаемся наедине.
– Не расскажешь? – повторяю свой вопрос. Пусть Оля и перевела разговор в другое русло, любопытство никто не отменял.
Андрей хмыкает:
– Нечего говорить, Ник. Моя очередная попытка покорить любимую женщину провалилась. Это знаешь как? Будто ты в пустыне, а перед тобой высокая крепостная стена, за которой спрятан райский уголок. Но вот, блять, сколько ты ее не осаждай, сколько ни бейся, итог один – сидишь и жрешь песок со стеклом.
– Может, стоит попробовать иначе? – произношу с улыбкой.
– Например?
– Игнорируй.
– Ты сейчас издеваешься?
– Я, конечно, не гуру в любовных отношениях, и все же. Когда человек привыкает к тому, что он кому-то нужен, то начинает принимать твою любовь как должное. Пока ты рядом, она спокойна, но стоит тебе пропасть…
– Это не мой вариант, Ник… – Вишневский качает головой, встает и подходит к окну.
– Почему нет?
– Потому что я сам не вынесу разлуки. Не уверен, что ты меня поймешь.
– Не пойму, – соглашаюсь с ним. – Я только начинаю понимать.
Он оборачивается и прищуривается.
– Все-таки Граф? – Заметив мое смущение, начинает улыбаться. – Ты никогда не искала легких путей.
– И по тернистому устаешь идти, Андрей.
– У вас ситуация другая, Ник. Не хочу тебя обнадеживать, но если он серьезен, то… Блин. Вдвоем всегда идти легче! А вот одному…
– О чем шепчетесь? – Оля возвращается в кухню, как ураган, и мы вынужденно продолжаем чаепитие, снова игнорируя болезненные темы.
Вскоре Андрей уезжает. Сожительница спустя час тоже покидает квартиру. Я же, пользуясь выходным, захожу в интернет и изучаю информацию, присланную Григорьевым. Уже к вечеру пишу первую статью, скидываю на суд одногруппнику и тут же получаю одобрение. Я принята в штаб! Теперь в свободное время буду заниматься наполнением его сайта, загружая готовые рефераты для школьников, и в перспективе беря заказы. Не самый лучший способ обогатить знания детей, и все же сумма, предложенная Пашей, приходится мне по душе.
В какой-то момент, когда солнце закатывается за горизонт, мой телефон начинает разрываться от звонка. Фотография мамы вводит меня в замешательство. Страшно отвечать. Если она начнет слезно просить о встрече, вряд ли я смогу отказать. Несмотря на обиду, она всегда останется близким человеком.
– Да, мам.
– Вероника, ты где? – Ее голос полон волнения, и это меня напрягает.
– В чем дело?
– Ты так и не ответила на мое сообщение. Может, уже пора вернуться домой и поговорить, как взрослые люди?
Наверное, произнеси она эти слова чуть ласковее, то я несомненно испытала бы чувство вины за свой поступок, но ее резкость вызывает отторжение. Я стискиваю зубы.
– Взрослые люди не умеют со мной говорить, мам. Им выгоднее возложить на меня невыполнимую миссию, забить на мои желания, – даже если те всего лишь временная прихоть, – и потом унизить. Непременно дать оплеуху, обозвать шлюхой…
– Вероника!
– Мам, я тебя очень люблю. Всем сердцем. Правда-правда! Но после слов, написанных мне отцом, не хочу возвращаться. По крайней мере, не сейчас.
Она тяжело вздыхает, и некоторое время молчит.
– Это все, о чем ты хотела поговорить? – подгоняю ее, чувствуя, что чем дольше висит звонок, тем больше вероятность дать слабину. Не хочу плакать при ней. Не хочу показывать свою слабость и несостоятельность. Возможно, для них мое поведение кажется неуместным капризом, но для меня оно имеет гораздо большее значение.
– Ко мне приходила Анна, жена Графа, – сообщает с какой-то обреченной усталостью.
Тело тут же реагирует на новость. Замираю. Перестаю дышать. И жду. Ведь неспроста же она об этом заговорила.
– Не помню, чтобы мы когда-то были подругами. Тем не менее, она пришла с гостинцами, нахваливала мою стряпню, про тебя спрашивала…
– И что ты? – спрашиваю в нетерпении.
– А что я? Я ничего. Вот звоню узнать, у кого живет моя дочь, потому что намеки совершенно чужих людей не значат ничего только до той поры, пока не вскроется правда. Впрочем, я и сама еще не решила, хочу ли знать ее? Правду эту.
– Если тебе станет от этого легче, то сейчас я живу у знакомых.
– У Светы тебя нет.
– Она не единственный мой друг.
– Андрей?
– Мама.
– Что мама? – Возмущается. Ей претит моя отчужденность. Как и любая мать, она годами выстраивала наше доверие, кладя один кирпич за другим, но сейчас этот мост сломан. Я не могу сказать, что моей вины в том нет. Я прекрасно осознаю свой проступок. Но обида никуда не делась. Да, мне хочется отринуть все, и поплакать в объятьях матери. Чтобы ее рука, как в очень далеком детстве, коснулась волос, ласково погладила их, а из уст вновь лились только добрые и нежные слова. Разве я много прошу? Нет.
– Знаешь, я виновата перед вами. – На глаза вдруг наворачиваются слезы. Тяжело признавать ошибки. – Но…
– Но?
Теперь она поторапливает меня.
Я хмыкаю и улыбаюсь сквозь слезы.
– Не знаю, что там тебе наплела эта женщина, но я бы точно не прислушивалась к той, что, потеряв остатки гордости, является к бывшему мужу после своей же измены.
– Вероника… Неужели… Как ты…
– Никаких неужели, мам. Извини, но мне пора.
– Вероника! – Я отстраняю телефон от уха, не желая слышать ее крик. – Очнись! Он тебе в отцы годится! Господи, девочка моя, ты совсем с ума сошла? Вот же гад! Одной женщине жизнь испортил, теперь и до тебя добрался? Так, значит, ты у него?!
– Нет.
– Так я тебе и поверила. Сережа, ты слышал это?
Я застываю в очередной раз, но теперь словно пораженная громом. Она разговаривала при отце? При том, кто…
– Вероника! – Вздрагиваю. Голос отца полон ярости. И это логично, ведь я позволила себе влюбиться в человека, чье имя никогда не произносилось в нашей семье в позитивном ключе. Однако:
– Знаешь, пап. Перестань слышать только то, что тебе удобно. Вам с мамой только дай хорошего человека оболгать! Причем, беспочвенно!
– Ты меня жизни не учи! Еще молоко на губах не обсохло, а уже голос повышает. Значит так, если через час не будешь дома, я лично приеду и набью ему морду! Поняла меня?!
Я кладу телефон в сторону, не выключая его. Динамик трещит под тяжестью обвинений, летящих в адрес Стаса. И, наверное, мне впервые в жизни становится интересно, это лишь неприязнь или нечто большее? Почему родители так ненавидят его? Может, я чего-то не знаю?
Взяв обратно в руки девайс, завершаю звонок и направляюсь в душ. Я знаю, что угрозы отца – не пустое сотрясание воздуха. Если он сказал, что поедет, то непременно это сделает. Но стоит ли мне идти у них на поводу? И изменит ли мое появление хоть что-то? Уверена, Стас все равно попадет под удар.
Я останавливаюсь на полпути и, вдохнув полной грудью, набираю номер своего куратора. Если он предложил жить вместе, значит, вскоре наши проблемы станут общими. Или они уже таковыми стали?
Однако ни с первого, ни даже с пятого раза, я не дозваниваюсь. Даже успеваю понервничать, пока Стас сам не набирает меня.
– Вероника?
Стоит только услышать его голос, как меня пробивает на слезы. Черт возьми, что мне делать?
– Я… Стас, я создала тебе проблемы. Прости.
– Ты о чем? – взволнованно уточняет он и следом смеется: – Серег, не ломай мою мебель. Ты ведь знаешь, какой я еврей. Возвращать будешь трехкратно.
До меня доносится мужской хохот, на фоне которого включается музыка.
– У тебя гости? – Испуганно уточняю, представив, как отец заваливается к нему посреди веселья.
– Скорее раб, который не только соберет шкаф бесплатно, но и доплатит за эту возможность. Нет, Серег, я тебе больше не налью. – Музыка утихает, а Стас, кашлянув, говорит: – Извини, отвлекся. Так какая там проблема?
– Да… Кажется, это не так важно.
Зачем я даю заднюю? Может, не хочется портить ему веселье?
– Маленькая, перестань так делать. Все, что касается тебя, важно! Так что выкладывай.
Зажмуриваюсь. Сильно-сильно! Даже перестаю дышать. Но уже спустя пару мгновений медленно выдыхаю, избавляясь от сомнений и страха. Только что мой мужчина произнес слова, которые больше всего хотелось услышать в такой момент. Разве не будет ли кощунством солгать ему, тем более, что толку от моего геройства шиш с маслом?
– Вероника, ты тут? Не молчи.
– Да. Я тут.
“И, кажется, теперь я люблю тебя еще сильнее”, – договариваю про себя, а сама рассказываю о разговоре с родителями. Все. Без утайки. Ведь отношения на лжи не построишь. Как и жизнь. Жаль, поняла я это не сразу.
