Текст книги "Моя желанная студентка (СИ)"

Автор книги: Майя Чи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 9. Предательство

Вероника

После пар я еду в больницу. Переживаю, пустят ли меня к больному, но уже в пятом часу с авоськой в руках захожу в общую палату, где лежит Андрей и еще один мужчина. При виде меня, до сих пор задумчивый и бледный Вишневский скалит зубы. На впалых щеках появляется румянец, из чего я понимаю, что меня рады видеть.

– И куда ты вчера сбежала, лимонная девочка? – чуть ли не в голос смеется он.

– Лучше тебе о вчерашнем не вспоминать, иначе вторая рука тоже окажется в гипсе.

– Вообще-то у меня голова перевязана!

– Намекаешь, что ты больной по всем фронтам, а лежачего не бьют? – Кладу фрукты на тумбочку.

– Именно! О, бананы? – Он смешно играет бровями, намекая на всякие непристойности, и за эту шалость расплачивается его здоровая рука. – Ай! Не щипайся, лимонная девочка!

– Перестань меня так называть. Раздражает.

– Хорошо, не буду, – вздыхает Андрей, и тушуется под моим взглядом. – Что?

– Не расскажешь, как ты до такой жизни докатился?

– В том и дело, что не докатился. Какая-то неведома зверюшка выпрыгнула на дорогу, прямо под колеса, и меня выбросило на обочину. Чуть не влетел в сосны. – Он отбрасывает край одеяла и с видом бравого солдата мне сообщает. – У меня еще нога перевязана!

Я невольно смеюсь, как раз в тот момент, когда в палату заходит медсестра с капельницей. Улыбка Андрея тут же меркнет, и он грустным взглядом сопровождает каждое ее движение, заискивающе смотрит на белое с правильными чертами лицо, пристально изучает худые руки с тонкими длинными пальцами, и почти с болезненной решимостью в глазах провожает уходяющую женщину.

Видя, как Вишневский стискивает зубы и бледнеет, я ничего не спрашиваю, не лезу в душу. Однако его сосед по палате, лишенный тактичности, задает вопрос в лоб:

– Что, страдаешь, малой? – Он чешет седые усы. – Не по зубам тебе Лика? Я тут уже третью неделю лежу, она как неприступная крепость. Заколебешься завоевывать.

Андрей мрачно смотрит на мужчину и не совсем дружелюбно отвечает:

– Семен Валерьевич, не лезьте не в свое дело. Я сам решу, какая крепость мне по плечу.

Я испытываю неловкость и уже нахожу, чем разрядить обстановку, как эта женщина снова входит уже со второй капельницей. Следующие несколько минут она инструктирует мужчин и, как мне кажется, всячески избегает разговора с Андреем. Это подозрительно, тем более, что по взгляду друга понимаю – он к ней не просто неровно дышит, он влюблен. И судя по всему – безответно.

После ее ухода атмосфера в палате меняется. Гнетущее молчание и грустный взгляд Андрея вызывают во мне противоречивые эмоции. Я чувствую себя лишней, поэтому быстро собираюсь и, пообещав непременно заглянуть еще, покидаю больницу. Теперь на очереди поход в стриптиз клуб. Он откроется через пару часов, а значит, девочки уже готовятся к выступлениям.

Я сажусь в автобус и, пока нахожусь в пути, размышляю об увиденном. Кем была та женщина? Почему хватило пары минут ее присутствия, и Вишневскому словно под дых дали? К тому же, если он ее любит, то разве его не смущает разница в возрасте? Ей ведь точно под тридцать.

Вспоминаю свою реакцию на Графа и вчерашний поцелуй…

Все-таки возраст любви не помеха. Хотя, разве можно говорить о каких-либо чувствах, если мы так мало знакомы, а он успел уже дважды напугать и, одновременно, восхитить своей страстью?

Выйдя на остановке, я направляюсь в клуб и выбираю черный вход, чтобы не особо светиться. Нутро дрожит от волнения: как все пройдет? Администратор в прошлый раз был настроен совсем недружелюбно, более того, он поступил низко, шантажом заполучив у меня приват, пригрозив неуплатой денег вовсе.

Может, волнение лишнее и все будет гладко?

Но нет.

Как только я вхожу в зал, на меня налетает Даша. И одному Богу известно, что случилось бы, если бы мне не удалось увернуться от удара.

– Эй! Ты с ума сошла, что ли? – возмущаюсь несмело, наблюдая за ее яростью.

– Это ты у нас попутала, Лизок! Из-за тебя я понесла убытки на пару месяцев вперед. Не думай, что отвертишься. Ты мне все вернешь, до копейки!

Она снова на меня кидается, и на этот раз успевает схватиться за волосы.

Наша потасовка длится недолго. Света с Аишой растаскивают нас подальше друг от друга. Даша тем временем кричит, что в тихом омуте черти водятся, и я отняла у нее постоянного и, пожалуй, самого прибыльного клиента. Ничего не понимая, переспрашиваю кого именно.

– Не строй из себя невинную овцу, Ника. – Это уже говорит Света. – Лучше скажи, где это ты с сыном мэра снюхалась? Помнится, вчера я тебя просила выручить, а сегодня в клубе переполох. Может, ты вовсе не девственница?

– Конечно, нет! – подключается к обвинениям Даша. – Она тихушница, которой сейчас мало не покажется.

Я теряюсь. Зачем они так со мной?

– У меня с ним нет никакой связи, – отвечаю подруге с обидой и обращаюсь к обезумевшей коллеге: – Даша, драться из-за придурка, который избивает тебя каждую смену, верх глупости.

– Молчи! Ты ничего не понимаешь! – кричит она в ответ.

– Конечно, не понимаю. Разве подобное может уложиться в голове нормального человека?

– Он платит большие деньги!

– Никакие деньги не заменят утраченного достоинства.

– Тебе ли говорить о достоинстве? – снова в разговор вклинивается Света, смотря на меня с презрением.

– Может, ты перестанешь? – Во мне закипает злость, но не хотелось бы ее выплескивать вот так, необдуманно.

И все же! Почему, когда я ссорюсь с родителями ради того, чтобы действительно посидеть с ее ребенком, то мне нет цены, а как только отказываю, то бессовестная падшая девушка, опустившаяся до пилона ради мечты?

– Девочки, – подает голос Аиша, известная своими образами диснеевских принцесс. – Может, перестанем ссориться?

– Не перестану, Ника, – с раздражением произносит Света, игнорируя призыв коллеги. – Я все лето прикрывала твою задницу, поила чаем после смены, давала возможность что-то заработать, уступая собственные часы, а когда мне понадобилась помощь, ты пошла охмурять мажора.

– Это не так! – Я все-таки закипаю.

– А как?

– Все имеют право на личные интересы. И разве не ты предложила занять твое место, пока сама будешь уделять время ребенку? Почему, как только что-то случается не по-твоему, я должна испытывать вину? Значит, когда ты оставляла на меня Динку, чтобы ходить на свиданки со своим Валерой, все было нормально, а стоило мне хоть раз пренебречь своими интересами, я тут же стала неблагодарной тварью.

– Что здесь происходит? – голос Гриши, администратора клуба, действует на девчат волшебным образом. Вон стоят, улыбаются, делаю вид, что погода чудесная.

– Мы обсуждаем последние новости, – говорит Света.

Он с подозрением оглядывает нас и останавливает взгляд на Даше.

– Будешь устраивать беспорядки, уволю.

Затем смотрит на меня и зовет с собой.

Я следую за мужчиной, чувствуя при этом, как две змеи плюются ядом мне в спину, хотя если из-за Даши нет смысла переживать, то за предательство подруги обидно. Это был первый раз, когда я пренебрегла ею, но почему она так жестока со мной?

Мы входим в кабинет Гриши, который выдержан в той же стилистике, что и весь клуб – обои в стиле барокко, классические вычурные стулья на ножках и большой дубовый стол. Он опускается в свое кресло и смотрит на меня: оценивающе, с прищуром, как управляющий, задумавший что-то плохое.

– Я пришла за выплатой. – Улыбаюсь ему, как маленькая наивная девочка, которая искренне верит в доброту взрослого дяди, выглядящего моложе своего возраста, благодаря многочисленным косметическим процедурам.

Гриша хмыкает и достает из сейфа белый конверт. Он уже давал мне один, раза в два тоньше, поэтому я удивляюсь:

– Мне полагается больше?

– Если ты сейчас меня выслушаешь и согласишься, то к концу недели получишь еще два таких конверта. – Он с достоинством управляющего вертит в руках деньги, сначала раздумывая над своими словами, а потом сверля тяжелым взглядом. – Все зависит от того, как ублажишь клиента.

– Что? – Кажется, я ослышалась. – Какого клиента?

– Ника, давай начистоту. Не знаю, чем ты так зацепила этого парня, но он вчера мне чуть ли не устроил дебош, пока ты спокойно спала в своей постельке и ждала сегодняшнего вечера…

– Погодите! – перебиваю мужчину и вскакиваю, – Я согласилась выйти в приват только раз, потому что вы пригрозили мне деньгами. Теперь, когда я выполнила ваш приказ, рискуя собственной честью, вы заставляете меня еще раз наступить на те же грабли?!

– Грабли здесь другие. Не кипятись.

– Как мне не кипятится, если вы нарушаете наш договор?!

– Ника, сядь. Давай поговорим на более низких тонах. Тебе ведь нужны деньги? Вот я тебе и предлагаю…

– Не таким способом!

– Краснов потребовал три приватных танца. Он уверен, что после ты сама к нему приползешь просить еще.

Я представляю дьявольскую улыбку сына мэра, что этот безумец может сделать со мной, каким зверствам подвергну себя, если соглашусь, и ужасаюсь.

– Видимо, он привык, что женщины подобно собакам ползут и ластятся к нему, как к своему хозяину, но я не шавка, Гриша. Отдай мой гонорар, и я уйду.

– Вот, значит, как? – задумчиво произносит он. Затем достает большую часть голубеньких купюр из конверта и вручает мне остаток. – Мы смогли бы тебя защитить, как собственность клуба, но теперь разбирайся с этим психом сама. Если честно, рад твоему отказу. Одной проблемы меньше.

Я только киваю ему в ответ, забираю деньги и выхожу из кабинета. Здесь меня встречает Света, но говорить с ней нет никакого желания.

– Извини, у меня не было другого выхода, – произносит мне в спину подруга и тут же прячется за одной из дверей.

О чем она говорит, становится понятно, когда я выхожу из клуба и вижу знакомую машину, грозную фигуру в плаще и тушуюсь под тяжелым отцовским взглядом. Он пригвождает меня к земле одним лишь своим видом, а белый конверт в моей ладони будто горит синим пламенем, жжет ладони, тяготит. Светка… За что ты так со мной?

– В машину! – командует мне папа, и я на негнущихся ногах выполняю его указание.

Глава 10. Гнев отца

Вероника

Мы молчим всю дорогу. Под пристальным взглядом отца я прячу конверт в сумку, кладу свою поклажу на заднее сиденье и продолжаю смотреть в окно. Мимо проносятся старые многоквартирные дома, окна, отражающие лучи заходящего солнца, узенькие улочки, улыбающиеся люди… А надо мной тем временем сгущаются тучи. Хочется закрыть глаза, произнести незамысловатое заклинание и обратить время вспять. Будь у меня второй шанс, то я выбрала бы совсем другой способ достижения цели, но, увы, получить новую возможность не суждено. Такой функции в бесконечном цикле попросту не предусмотрено. Река не потечет обратно, если ты ей прикажешь это сделать. И жизнь не вернет тебя в счастливое детство, потому что там тебе было хорошо, а быть взрослым не понравилось.

Но у нас есть время все исправить. Может, и у меня получится?

Вскоре мы подъезжаем к дому. Поднимаемся на лифте до квартиры, и как только закрывается входная дверь, я ощущаю себя запертой в клетке зверушкой. Раньше эта атмосфера тишины наводила тоску, а сейчас она давит и угнетает. Чувствую, что вот-вот разрыдаюсь, потому что они не спросят о причине, не попытаются узнать о моей боли…

– В кухню, – твердо говорит папа и следует за мной по пятам. Состояние дежавю. Вчера было то же самое, вот только на этот раз мне удастся отвертеться от разговора, напомнив им о Графе. Не выйдет.

Когда я захожу в комнату и оборачиваюсь на шум, замечаю в его руке мою сумку, оставленную ранее в прихожей.

Он достает конверт. Рюкзачок с шумом падает на пол, и я опускаюсь на корточки, чтобы собрать рассыпанные тетради и пенал.

– Сорок три тысячи рублей, – произносит он с неопределенным тоном и зовет маму. – Алла, у нас дочь зарабатывать стала! Гляди-ка, почти со мной наравне!

Я поднимаюсь как раз в тот момент, когда в комнату заходит абсолютно равнодушная мать. Она подходит к плите и как ни в чем не бывало ставит чайник.

– Ну что ты молчишь? Гордись! Девятнадцать лет, а голова вон как хорошо работает! Хотя что-то мне подсказывает, что все это она заработала жопой.

– Прекрати, Сережа, – одергивает его мама.

– Что значит, прекрати? Я на тебя дочь оставил, можно сказать, а ты вместо того, чтобы выполнить свою прямую обязанность, затыкаешь мне рот?! – Он швыряет купюры, и те медленно оседают на пол.

Честно говоря, мне становится их бесконечно жаль. Да, не совсем приличные деньги, но как вспомню о бессонных ночах, проведенных в работе… О маленькой лжи, которая переросла в аферу. О том, что стоило остановиться уже после первого выступления, когда щеки пылали от стыда и вырученные деньги показались грязными. Совесть грызет до сих пор, вот только я очерствела. Мне жаль деньги. Мне жаль свое время. И, пожалуй, все.

Я снова опускаюсь на колени и начинаю собирать бумажку за бумажкой, складываю их в конверт… Однако отцу мои действия не нравятся, поэтому он хватает меня за руку и тянет вверх, заставляя встать.

– Отстань! – кричу ему в лицо, понимая, что сдержаться вряд ли получится. – Это мои деньги! И только мне решать, швырять ими или беречь!

– Как ты смеешь мне перечить? – Папа нависает надо мной осадной стеной, и я, будучи очень маленькой, пугаюсь. – Все эти годы мы вкладывали в тебя только лучшее! Репетиторы, дополнительные уроки, красный диплом, олимпиады, гимнастика, рисование, чертово пианино, которое меня бесило день ото дня, но даже оно поселилось в гостиной для тебя, и что взамен?! Я тридцать лет строил блестящую карьеру, работал над репутацией, и ты на всем этом ставишь крест! Неблагодарная!

Он отталкивает меня, и я чуть не падаю, но вовремя успеваю схватиться за край столешницы. На глаза наворачиваются жгучие слезы.

Обида. Она за долю секунды нарастает до размеров огромного шара и тут же лопается.

– Если ты так печешься о своей репутации, тогда, может, начнешь с себя? – говорю в ответ, замечая тень страха в его глазах. – Думаете, я не вижу, как вы строите из себя примерную семью, а по факту мама глотает успокоительные, а ты один ездишь по симпозиумам? Может, дело не в том, что пригласительных билетов мало, а совершенно в другом? Точнее в другой…

– Ника! – предупреждающим тоном говорит мама.

– Я не слепая, в отличие от вас. Все эти годы вы вкладывали в меня деньги, потому что того хотели сами. Мои желания не учитывались ни разу. Я, как запрограммированный робот, выполняла каждую вашу прихоть! – Подбородок трясется, и я замолкаю на несколько мгновений. – Вспомни, как к нам пришел профессор Родионов, папа. Ты начал хвалиться, что растет ученый нового поколения, который без ума от биологии и инженерии. А меня ты спросил хоть раз, так ли это на самом деле?

– Не переводи стрелки! – говорит он сурово. – Даже если мы в прошлом ошиблись, то только из добрых побуждений, а что ты взамен? Стриптиз-клуб! Сколько мужчин за это время успели облапать тебя?

– Не надо…

– Почему не надо? Может, ты давно не девственница?! – Он медленно разводит руки в стороны, и резко захлопывает ладони в неприличном жесте. – А может, ты за деньги с ними еще и спишь?

– Сережа! – Мама прикрывает руками рот, и я впервые за долгое время вижу ее в слезах.

– Молчи! Мне через три дня снова ехать на международную научно-практическую конференцию. Ребята из двадцати стран будут ждать от меня наставлений, а что я им скажу, если по новостям показывают, как моя дочь с полуголым задом машет флагом? Или того хуже, трясет сиськами перед какими-то стариками!

Я прикрываю глаза и пытаюсь хоть на какое-то время уйти в себя. Он прав. Неважно, какой он на самом деле отец, важно то, какая я дочь. И я не оправдала их надежд.

– Что ты ревешь?! – Видимо, нотации только начинаются, потому как папа подходит к бару и достает ополовиненную бутылку с виски. – Давай, расскажи мне, что я о тебе еще не знаю? Может у тебя и хахаль есть? После последних новостей сомневаюсь, что ты с кем-то остановилась на стадии поцелуев! Блять, какого хрена ты не родила мне сына, Алла? – Он берет из шкафчика стакан и плескает в него янтарную жидкость. Потом присматривает и заливает до краев. – Так и знал, что бабу растить – себе дороже.

Я сглатываю и ощущаю прилив небывалой боли. Только во время ссор можно услышать истинное отношение человека к тебе. Сколько бы он твердил о любви, какую бы обиду не таил, если опустился до подобных заявлений, то ты мало что для него значишь. И да, в горячке можно много чего наговорить, но потом подойти и извиниться…

Папа никогда не умел извиняться. Он вообще не умел слушать. Впрочем, как и мама. Хотя сейчас, стоя на кухне и смотря на дрожащую мать и развалившегося на стуле злого отца, я кое-что четко осознаю. Она выполняла всё, что он ей говорил. Все ее требования учится, забить на мечты и прочее – это попытка угодить отцу. Уверена, будь на моем месте сын, он почувствовал бы тоже самое, если бы сам не влюбился в дело отца. С таким отношением, вряд ли это произошло.

Почувствовав укол в сердце, я словно во сне хватаю рюкзак, чтобы направиться к себе. Но стоит мне снова дотронуться до конверта, как щеку жжет от яростной оплеухи.

Не будь рядом опоры, то я несомненно упала бы. Видимо, обидных слов мало, и папа решает опуститься ниже меня.

– Не смей их брать в руки. С этого дня даже не думай о чем-либо другом, кроме учебы. И не дай Бог, я увижу рядом с тобой хотя бы одного мужика…

Давя в себе рыдания и понимая, что так больше не смогу, я делаю вид, будто выхожу в коридор и направляюсь к себе, а сама, пока он отвлекается на очередной стакан, тихо надеваю кроссовки и, прежде, чем родители успевают понять, что произошло, выбегаю из квартиры. В спину доносится окрик мамы, но из-за обстоятельств, которые небывалым грузом лежат на моих плечах, из-за чувств, давящих грудь, не оборачиваюсь и не останавливаюсь. Не могу.

Глава 11. Развод

Граф

Жизнь парадоксальна. Вчера она сулила тебе удачу, богатство, семейное благополучие, а сегодня ты стоишь у дверей ЗАГСа и ждешь своей очереди на развод. Я думаю, что ненавижу свою жену, готов в любое мгновение поставить подпись и навсегда расстаться с ней, вычеркнуть из прошлого, закрыть дорогу в будущее… Но стоит увидеть ее, и уверенность начинает колебаться. С каждым ее шагом, моя ярость утихает, и когда я уже чувствую знакомый душный аромат, могу протянуть руку, дотронуться до белой бархатной кожи, заглянуть в большие серые глаза, то она исчезает вовсе. Злости больше нет. Остается только пустота.

Да, я мужчина. Мне следует быть сильным и непоколебимым. Но прежде всего я человек, и мне не чужда боль. Наоборот, я весь переполнен противоречивыми эмоциями. Хочется всего и сразу: то сомкнуть пальцы на ее шее и обрушить на нее всю свою обиду, то порывисто обнять, ощутить прежнюю душевную наполненность и уверенность в будущем. Вот только я продолжаю стоять, словно каменное изваяние.

Аня дежурно улыбается, словно перед ней просто знакомый или чужак. Я возвращаю ей такую же мертвую улыбку, которая не более, чем условность.

– Идем? – спрашивает она.

– Там сейчас другая пара.

– Хорошо, подождем.

Ее удаляющиеся шаги меня успокаивают. Чем дальше женщина, делившая со мной постель, будет находиться, тем легче потечет время. А оно, как известно, способно притупить любую боль.

Черт! Я не могу отвести от нее взгляд, Смотрю на строгое, но чертовски сексуальное платье, выглядывающее из-под пальто, и пытаюсь вспомнить его, листаю перед внутренним взором гардероб и не нахожу ничего похожего. Значит, купила совсем недавно. А прическа все та же… Может, она не отпустила прошлое? Может, так же как и я, хочет все вернуть, но не знает как?

Я допускаю вероятность ее раскаяния, но холодные серые глаза возвращают меня в небес на землю – ей плевать.

Хочу курить.

Руки сами ныряют в карманы, достают оттуда пачку, но в этот момент пожилая пара выходит из здания, и мне приходится отложить затяжку.

Процедура развода проходит словно во сне. Все это время я себя одергиваю, чтобы не смотреть на все еще любимую женщину, но взгляд сам ее находит. Он знает каждый ее изгиб, помнит все тридцать четыре родинки, готов нарисовать образ с любого ракурса, но разве это сейчас важно? Ей – нет.

Я ставлю размашистую подписть и отказываюсь от того, что до сих пор меня сводит с ума. От той, что влезла под кожу, стала единым целым со мной, соглашаясь разделить горе и радость. А в итоге…

Аня улыбается. Она выглядит довольной, счастливой и свободной. Неужели брак со мной настолько ее сковывал? Когда я, бл*ть, оступился?! А главное – где?

Эти вопросы навсегда останутся без ответа.

Она встает и выходит первой. Глухо стучит каблуками по ковру и покидает комнату. Я смотрю на женщину, сидящую напротив, и замечаю в ее манерах кокетство. Все, абсолютно все, даже глубоко замужние, способны изменить своим принципам и переспать с понравившимся мужчиной. Ну не суки, а? Медленно выдыхаю, и больше не глядя на переспелую ягодку в вишневом костюме, покидаю здание ЗАГСа.

А там, во дворе, вижу их. Мою Аню и Буткова. Она смеется, берет его под руку и что-то бурно рассказывает, удаляясь по аллее.

Мне становится смешно, и я тоже беззвучно трясусь. Однако хватает одного взгляда на затянутое серыми тучами небо, и нервная дрожь ломает пальцы. Теперь хочется выдуть всю пачку сигарет, однако уже первая падает на каменный пол. Матерюсь. От бессилия. От того, что уже ничего не изменить. Матерюсь так, как не делал этого раньше, потому как всего несколько минут назад я обрезал последнюю нить, связывающую нас. Теперь неважно, как сложится жизнь. Не приму. Не дам нам больше и шанса. Я мужчина. Я не могу быть слабым.

Надо отвлечься. Звоню Сереге, но тот не отвечает, видимо, продолжая дрыхнуть после вчерашней пьянки. В лабораторию идти не хочется – в таком состоянии только что-нибудь испорчу, домой тем более – там есть все шансы сойти с ума. Остается университет. Буду играть роль примерного куратора, заботящегося о половозрелых детках, которые уже сами могут рожать и становиться отцами. Вспоминаю Валевскую и еще раз матерюсь. Еще одна с…

Я одергиваю себя и иду к машине. Хватит вешать ярлыки, Граф! Ты сам виноват в случившемся, поэтому расслабься, попытайся исправить свою жизнь, не дай ей уйти под откос, не превратись в брюзжащее дерьмо с кучей комплексов и сексистскими взглядами.

Завожу мотор и, наконец-то выдохнув, жму педаль газа. Пусть все останется позади: неудачный брак, неудачная женщина, неудачный проект… Хотя, нет. За последнее я еще намерен отомстить!

А в универе тем временем меня ждут неприятные новости. Вся кафедра взбудоражена и возмущена тем, что Вишневский лежит в больнице. Вчерашний лихач нашел-таки приключения на свою голову. Причем, по словам Елены Григорьевны, в прямом смысле.

Решая себя занять хоть чем-то, я заявляю, что навещу пацана, чем вызываю восхищение у женщин. Черт, и они туда же! Общество дам сегодня определенно раздражает, поэтому, для вида взяв список будущих мероприятий и расписание на завтра, я спешу покинуть кафедру. Тем более, что один взгляд готов прожечь во мне дыру, лишь бы я обратил на нее свое внимание.

Спускаюсь на первый этаж, где в кафетерии заказываю двойной эспрессо с пирожным. И снова ради того, чтобы отвлечься. Конечно, я мог бы зайти в ближайший бар и нахрюкаться до бессознательного состояния, но мне хватило субботних приключений. Кстати о них.

Взгляд цепляется за знакомую белокурую макушку. Валевская выходит из главного корпуса и неспеша направляется в сторону остановки. Без понятия, что ее тревожит, но выглядит она настолько потерянной, что я начинаю немного ей сочувствовать. Так, бывает, когда сам в говне. Будь я счастлив и позитивен, вряд ли бы заметил чужие переживания…

– Станислав Юрьевич? – Ко мне подходит Руслана… ни фамилии, ни отчества я не запомнил. – К вам можно?

Категорически нет, но с моей стороны отказ прозвучал бы грубо, поэтому киваю и встаю, чтобы галантно отодвинуть ей стул. Девушка тут же демонстрирует счастливую улыбку, впрочем, настолько фальшивую, что у меня сводит челюсти от злости. Раздражает. Меня все раздражает!

– Руслана… – я задумчиво тяну время, но она нарочно опережает его:

– Можно просто по имени. – Ее улыбка напоминает об Ане. Есть в них какое-то сходство. Возможно, дело в типаже, а может, в глазах, таких же серых, как унылые осенние облака. Вот только от их вида мне становится тошно.

Я мимолетом изучаю ее фигуру, и понимаю, что моя бывшая, по сравнению с ней худенькая и статная, выглядит сногсшибательно. Даже если я обращу свое внимание на нее, то это будет суррогат. Просто заменю оригинал на подделку.

– Станислав Юрьевич, с вами в порядке?

– Что?

– Гм, вы выпали из реальности.

– Ох, да! Простите. Некрасиво вышло.

Я понимаю, что ее общество – совсем не то, что мне нужно, поэтому собираюсь уйти. Но как только встаю, Руслана мягко берет меня за ладонь.

– Вы не доели, Станислав Юрьевич.

– Аппетита нет. – Разрываю тактильную связь. – Да и идти пора. Приятного аппетита.

Оставив на столе чаевые, хватаю папку и выхожу во двор. По факту, убегаю, но кого сейчас волнует мой комфорт? Уж точно не Руслану. Женщина, позволяющая себе такие вольности, сама требует внимания, желательно, сексуального характера. Но пока она питает надежды, моя психика отталкивает все хоть немного похожее на Аню. Стоя посреди двора, я вдруг отчетливо понимаю, что хочу забыться с той, которая будет диаметральной противоположностью бывшей жены. И даже на мгновение теряюсь в воспоминаниях, найдя в них подходящую кандидатуру.