Текст книги "Осколки: коготь Зверя (СИ)"
Автор книги: Майя Чернышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
– Прощаю в первый и последний раз, – пригрозила Элла. – Все, что написано в книге о сотворении Мира – правда. До самого последнего слова.
Я решила не спорить. Каждый имел право на свою веру, какой бы абсурдной она не казалась.
– Мне было полтора года, когда Арилия пала, – поджала губы подруга, смахивая слезы кончиками пальцев, – родители много рассказывали о них. Все истинные арилийцы были прекрасными и смелыми, смотревшие за грань реальности. А королевская семья… Торир и Реган, величайшие чародеи за всю историю нашего измерения. И они погибли ужасной мучительною смертью вместе с дочерью Астрейей и внучкой Лиссой. Малышка только появилась на свет, а ее убили!
– Все ведуньи? Вся честная братия? – упрямо повторила свой вопрос я. – Прикольно конечно обвинять всех и разом! Кстати, где был муж Астрейи? Почему его никто не обвиняет?
Элина так сурово посмотрела на меня, словно собиралась врезать. Я замолчала, но смотрела на нее так же прямо и смело, не отказываясь ни от одного своего слова.
– Капитан Мичеил погиб, защищая свою невесту и их ребенка, – проговорила она буквально на полтона ниже крика, – Виновных наказало Мироздание, но вины со своих новых подружек не снимай. Ты вообще знаешь, кому они поклонялись?
– Знаешь же, что нет!
Подруга вся раскраснелась. Казалось, что еще мгновение – и она лопнет.
– Зверь, – выплюнула она мне в лицо, – Несчастные ведуньички, которых ты так защищаешь, поклонялись монстру, который чуть не разрушил наш мир до основания! А Кларисса все пропустила мимо ушей и никак им не помешала!
Она замолчала, делая краткие вдохи и выдохи, словно подавляя тошноту и новый эмоциональный выплеск. Мне же было страшно даже пошевелиться. Наконец, чуть осмелев, я осторожно коснулась пальцами ее ладони, сжавшейся в кулак.
– Рита, послушай, – севшим голосом вдруг попросила меня Элина, – дай мне немного времени. Я вытащу тебя оттуда и уговорю Макраю взять тебя в школу Эйлин на испытательный срок. Умоляю: не верь им. Ни одному слову. Не дай им посеять в тебе смуту.
Рой вопросов в моей голове не утихал. Я не могла вычленить ни один из них, потому что они все жужжали и жужжали, мешая мне соображать. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы Капитан Горн и лекарь не вошли во внутренний дворик кафе. Пока Элина диктовала «одноземлянину» список покупок, Лекарь достал маленькую прозрачную капсулу, похожую на таблетку, из которой высыпали порошок и аккуратно приложил ее к моему пальцу. Даже боли от укола не было – просто кровь маленькой струйкой потекла окрасила стенки маленькой пробирки.
– Я хотел бы извиниться за Алана, – глухо произнес он, даже не поднимая на меня взгляд.
– Пусть сам извиняется, – фыркнула я, – он тебе брат, что ли?
– Ленард его слуга, – раздался позади холодный переливчатый смех Элины, – Алан Нилионский – мой дорогой брат по королевской крови.
Я снова машинально тряхнула головой, прогоняя воспоминания о Придуроке. Но от меня не ускользнуло то, что Лекарь едва заметно покраснел и сглотнул слюну при виде моей подруги.
– Чисто технически, я его сквайр, – ответил он тихо, – и в мои обязанности не входит…
– Милый мой, – отмахнулась от его слов подруга, – я знаю Алана и короля Эйла дольше тебя. Не хочу тебя разочаровывать, но наш милый принц – идеальный продукт воспитания своего отца. Он легко и просто избавится от тебя, если ты посмеешь не отвечать его завышенным ожиданиям.
– Ну ладно вам, Ваше Высочество, – встрял в их пассивно-агрессивную перепалку Адам, – Да, он не подарочек, подтверждаю. Но я не верю, что он настолько ужасен.
– А я верю… – вдруг сорвалось с моих губ.
Все присутствующие разом замолчали. Капитан Горн тут же перевел разговор на другую тему, уточняя у меня список нужных вещей, которые нужно было забрать из дома. Я словно стала живым подтверждением всего вышесказанного Элиной.
И где-то между мыслью о том, что на улице стремительно темнеет и холодает, и просьбой выпросить у родителей гитару и гирлянду, у меня проскользнула полудума-недомысль.
Неужели одна только фамилия «Нилионский» способна внушать столько ужаса?
***
– Стало быть, помогать чинить душ ты не собираешься? – высунулась из дверей ванной Дора. – Нагулялась со своей принцесской?
Я прикусила нижнюю губу, ощущая себя словно между двух огней. Но подруга снова исчезла за дверью, давая мне время для придумывания более-менее адекватного и изворотливого ответа.
– Да ничего такого не было, – хихикнула я, переодеваясь в пижаму, – только одна вредная дама в канцелярском, но мы все порешали.
Долорес вышла из ванной с рабочим чемоданчиком в руках, распуская свою шикарную черную гриву, собранную в узел. Она присела на краешек моей кровати и впервые обратилась ко мне без усталого раздражения в голосе:
– Будь осторожна с ними, ладно? Чародейки милы с тобой, только пока им что-то от тебя надо. А такого Пирожочка очень просто одурачить. Я… Не смогу быть с тобой всегда рядом и защитить, если что-то пойдет не так.
Яростный рассказ Элины о культе страшного Зверя и о падении Арилии все никак не выходил у меня из головы. Но взгляд вишневых глаз Доры был так заботлив и по-сестрински нежен, что я и правда ощутила себя стоящей между двух костров.
Элла словно была соткана из тысячи прекрасных лилий. Изящная и плавная, словно звезда, упавшая с неба, но никогда не позволявшая подойти ближе и замереть в ее лучах хоть на минутку. Фарфоровая куколка с вымученной нарисованной улыбкой на хорошеньком личике.
Дора же была шиповником. Колючая и холодная, как снежинка. Нужно было отчаянно и долго продираться через ее шипы, чтоб увидеть прекрасные нежные цветы. Вот только никакой радости это не приносило, ведь ты уже истекала кровью.
И что же я должна была выбрать? Мир далеких звезд или колючего шиповника?
– Кстати, это тебе, – подруга протянула мне изящные наручные часы на красном кожаном ремешке. – Может хоть так не будешь забывать приходить вовремя.
Я запищала от радости и попыталась обнять ее, но Долорес отшатнулась, пробурчав:
– Не люблю эти нежности.
Я очень расстроилась, потому что, напротив, очень любила нежности, но решила не подавать виду, вместо этого задав один очень животрепещущий вопрос:
– Слушай, а есть у вас какой-нибудь кружок? Страсть как хочется танцевать…
Тот, кем бы вы хотели меня видеть
– Мой принц, король Эйл ожидает вас для сеанса голограммосвязи, – сухо произнес Ленард, войдя в мою комнату.
Я отложил очередной учебник (кажется, это была теоретическая механика) в сторону и с трудом встал, жалуясь:
– Что-то спина побаливает. Надо попросить заменить стол и стул.
Свен стоял молча, сложив руки за спиной. Эта игра в «обиженное благородство» продолжалась уже пятый день и порядком мне надоела. Я мысленно наметил для себя прояснение отношений с ним после беседы с отцом, а вслух лишь спросил с усмешкой:
– Ты у нас теперь защитник всех слабых и угнетенных?
– Не понимаю, о чем вы говорите, мой принц, – очень любезно и холодно ответил тот.
Я лишь издал краткий смешок, но вдруг притормозил у самой двери и развернулся к нему на каблуках:
– Просто хочу напомнить, что согласно нашему контракту твой наниматель, то есть мой отец, и его волеизявитель, то есть я, имеют право устанавливать для тебя круг нежелательных контактов.
– Прошу прощения, мой принц, но где конкретно это указано? – неожиданно проявил свой норов Ленард.
– Раздел «Прочие права и обязанности», страница пятьдесят шесть, – я наугад назвал страницу, надеясь на его невнимательность. – Неужели ты не дошел?
Уверенность Свена начала испаряться. Я не мог нарадоваться, наблюдая за этим посмешищем:
– Не буду тратить свое время на разъяснение документа, который ты был и так обязан внимательно прочитать. Скажу лишь, что если увижу или узнаю, что ты имел какого-либо рода контакты с этой… девушкой, то твое увольнение будет лишь вопросом того, как быстро я смогу дойти до зала связи, чтобы оповестить об этом отца.
Он молчал, мрачно смотря на меня исподлобья. Мне до боли хотелось пробить стену этой внешней невозмутимости и увидеть, что же на самом деле чувствует Ленард. Ему как будто бы не было дела до моих слов. И это задевало сильнее всего.
Я вышел из комнаты, хлопнув дверью. Хотя бы свою позицию удалось донести более чем внятно.
***
– Капитан Горн весьма тобой недоволен, – сложил руки на столе отец, – Судя по его отчету о последней миссии, ты допустил нарушение субординации.
Нельзя было даже открывать рот, пока правитель самолично не давал право голоса. Но всем своим видом, взглядом и выправкой я подавал ему сигналы о том, что мне есть что сказать.
Но отец молчал.
Мне показалось, что тишина стала моей новой пыткой. Нужно было выдержать и выстоять, не подать и вида смятения. Потому я стоял.
А отец все молчал. Его взгляд скользил по мне, осматривая и оценивая.
Это было хуже всего. Можно было что-то придумать, пока тот говорил, сориентироваться и предугадать его мысли хоть даже по интонации.
Но папа молчал. И я не знал, чего ждать.
– Мне хотелось бы выслушать твою версию произошедшего, мой принц, – вдруг кивнул он мне.
Это было словно удар в подреберье, которого я ждал с содроганием души, но не смог выдержать всей силы. Воздуха в легких стало катастрофически не хватать. Но нельзя было давать себе и секунды промедления, потому я снова впился ногтями в ладонь, сделал вдох настолько глубокий, насколько только мог, и выпалил:
– Все дело в этой ведунье!
Рассказ полился из меня бурным потоком. Я запинался, часто оговаривался и сбивался с четкого поставленного темпа речи. Должен признать, мой рассказ вышел несколько сумбурным, даже несколько эмоциональным, но всю суть произошедшего передать удалось. Под самый конец пот лился градом по моей спине, и даже пробежала капля по виску.
Все то время отец сидел, подперев подбородок сложенными в мостик руками – верный признак глубочайшей заинтересованности. Стоило мне кончить, как он хмыкнул и произнес тихо, словно самому себе:
– Слабаки.
– Мой король?
– Имел в виду твоего капитана, – неожиданно дружелюбно ответил отец. – Не смог провести разъяснительную беседу с ведуньей, представляющей опасность для себя и общества. Надеюсь, ее заперли в школе Ронетт, и не выпустят до дня Заката.
– Разделяю ваши надежды, мой Король! – на одном дыхании выпалил я.
– Однако позволю со своей стороны вынести тебе пару замечаний, – погрозил мне пальцем он, – все же тебе не стоило настолько резко выступать против капитана Горна. Какова главная тактика победы нашего дома?
– «Жди свое».
– Именно! – кивнул папа. – Алан, наш род не смог бы продвинуть Нилион в лидеры, если бы мы высказывались на горячую голову.
– Не мог смотреть на этого ничтожного ведуньелюба! – выплюнул я с презрением окончание фразы.
– Благодетель следит внимательно и знает, что мой дух тоже неспокоен, – заверил меня он, – но верь мне: это посмешище не продлится долго.
– Познанцы бьют себя в грудь кулаками и утверждают, что скоро найдут путь к примирению нас и ведуний, – осторожно уточнил я.
– Их поискам не будет конца, – отрезал отец. – Нужно было лучше подходить к выбору преподавателей и следить за учебным процессом. Теперь же предпринимать что-то слишком поздно.
– Неужели…
– Не могу сказать тебе больше, – развел руками тот, – ни один канал связи не застрахован от шпионов. Что ж, думаю, мы закончили. Какой урок ты извлек из нашей беседы?
– Ждать свое. И сторониться капитана Горна.
– Не думаю, что у тебя это получится во время дисциплинарного взыскания.
Не стану лукавить: в моей душе теплилась слабая надежда, что отец избавит меня от наказания. Но, как и положено мудрому родителю, тот не смягчал удар.
– В таком случае буду нести бремя невзгод на плечах с присущей нашему дому стойкостью и спокойствием, – гордо выпрямился я.
– Иного ответа я от тебя и не ждал, – позволил себе широкую улыбку отец.
***
Весть о моей грядущей опале меньше чем за неделю облетела весь Тинтагель, правда из-за того, что слухи есть слухи, не была понятна причина моего скорого нисхождения вниз по «карьерной» лестнице. Пока я шел на занятия, завтракал в столовой или просто прогуливался в свободные часы, то успел подслушать миллиард слухов, один нелепее другого:
– Он ликвидировал цель миссии вне приказа командира!
– Да что ты несешь?! Отвечаю вам: нажал на маленькую красную кнопочку и все подорвал!
– Тогда почему он не под Трибуналом, умник?!
– Ага, вперед, упеки под Трибунал принца Нилиона!
– Вы оба просто сплетники! Должно быть логичное объяснение!
– Ну и?
– Он двинул своему капитану по морде!
Одним словом – разбор наших предварительных курсовых проектов по специальности стал для меня настоящим спасением, потому что вела его глава отдела разработок Союза Познания – дама Валериана Адамантис, представительного вида суровая женщина, напоминающая грозовую тучу. Она отвечала всем критериям несчастного существа, оказавшегося не на своем месте и пошедшего против предназначения обычной женщины: не понимала юмора, ни к кому не проявляла снисхождения и, что самое главное, была беспощадна в своей критике.
– Мне весьма интересно узнать, – оглядела она нас тяжелым и ледяным взглядом, – чьи идеи легли ко мне вчера на стол? Будущих перспективных специалистов? Или же беспечных юнцов, решивших не тратить свое драгоценное время на подготовку к мероприятию, от которого зависит их будущее в Тинтагеле?
– Где же сэр Уильям… – пророкотал сзади какой-то глупец.
Дама Адамантис пригляделась к нам. Подобным взглядом можно было даже нарезать камень на кусочки. Мне лишь оставалось посочувствовать несчастному, так не вовремя решившему посетовать на судьбу.
– Не буду тратить время на выявление виновного, – процедила она, – Скажу лишь, что сэр Уильям занят на миссии, на которую его направил союз Познания. А если кто-то из вас недоволен моим стилем преподавания, то может положить рапорт на стол сэра Персиваля вместе со своим заявлением об отчислении.
Несчастная женщина, утратившая связь со своим природным началом. Зачем она решила утратить свою врожденную доброту и мягкость?
Дама Адамантис не пожалела никого: чьи-то замыслы были отвергнуты и жирно перечеркнуты ее стилусом; у кого-то от первоначальной идеи осталось меньше, чем одно предложение; а иные вообще были вынуждены уйти с занятий, потому что ей не понравилось само оформление документа.
Хоть мой проект был выполнен безупречно по сравнению с этими ничтожествами, я ощущал неприятный холодок в животе. Когда она достала мою папку, то я с удивлением обнаружил, что даже внешне моя работа не настолько истерзана ее записями, как работы других студентов.
– Останетесь после занятия, – отчеканила дама Адамантис, аккуратно отложив мою работу в сторону, – а теперь давайте обсудим структуру ваших проектов…
Оставшиеся час и десять минут тянулись как несколько лет. Я наскоро заклеил кровоточившую ладонь медицинским клеем, но того явно было недостаточно, потому что ранки болели. Соблазн попросить Ленарда дать заживляющую мазь неумолимо теплился в душе, но уж лучше было сразу расписаться в своей слабости и потребности в помощи.
Принц Нилиона не слабак. Принц Нилиона разрешает все трудности сам.
Как только однокурсники гурьбой покинули кабинет, я осмелился подойти к столу дамы Адамантис. Она вручила мне папку со словами:
– Не хотела разжигать в вас звездную болезнь. Неплохой замысел, Нилионский.
Не очень хочется вдаваться в подробности этого проекта – он во многом для меня значимый, но не в том смысле, что обычно закладывают в это слово. Скажу лишь, что планировал увеличить скорость и маневренность мотоциклов, которые не модифицировались уже много лет.
– Есть ли у вас какие-то замечания? – решил на всякий случай осведомиться я.
– Думаю, вы умеете читать, – недобро сверкнула та глазами.
Я аккуратно положил папку в сумку и уже намеревался уходить, когда дама Адамантис сказала:
– Все же я ожидала от вас большего, принц Алан. Судя по характеристике сэра Уильяма, вы подаете большие надежды как инженер-изобретатель. Однако этот проект… Просто хороший. Не более. Ведь вы же не хотите бы просто хорошим правителем для своего королевства?
Никогда в жизни по моему самолюбию не наносили удар подобной силы. При моей оценке даже капитан Горн был вынужден признать, что я обладаю «отличной для своей категории физической подготовкой» и «прекрасными интеллектуальными способностями». «Просто хороший» было для меня равносильно «Посредственный».
– Обязательно внесу коррективы, – кивнул я.
– Успеете до конца недели?
Любая стоящая корректура проекта должна была занимать минимум полторы недели. Но я уже успел запятнать себя клеймом посредственности, так что времени на раскачку не было.
– Обязательно, – кивнул я, тем самым практически подписывая себе смертный приговор.
***
Мой торжественный разнос перед командой запланировали уже на тот вечер, однако меня он сильно не заботил. Куда больше меня занимали правки, на выполнение которых у меня оставалось пять с половиной дней.
Тиннакорн и Фланн с Томасом знали о произошедшем не больше остальных – Ленард и Адам упорно хранили молчание об обстоятельствах миссии – потому слухи и сплетни уже успели прочно засесть в их разуме. Капитан задерживался на собрании у сэра Персиваля, потому до его прихода эти трое успели порядком мне надоесть.
– Ну, скажи честно: ты ему двинул в морду? – с придыханием спрашивал Фланн.
– Я похож на человека, который решает проблемы насилием? – раздраженно спросил я, лихорадочно проверяя свои расчеты и выискивая моменты, которые дама Адамантис сочла «просто хорошими».
– Моему дяде на Нилионе как-то раз сломали челюсть, – встрял в разговор Томас, – а он всего-то сказал, что ему настойки медоноса не долили.
– И, по-вашему, это был я?
– Остыньте, Вашество, – поднял ладони вверх Бернадотт, – мы же понимаем, что вас бы не выпустили из вашего дворца из мрамора во время секретной тренировки по перегрызанию железа на скорость.
Ленард, все это время стоявший в стороне, прыснул со смеху. Я сам едва сдержал улыбку, вспомнив о своих первых преподавателях по общей военной подготовке. И вдруг мне на ум пришла весьма колкая фраза, которой безумно захотелось поделиться:
– Железо – это слишком легкое задание. А вы попробовали бы прорешать за неделю весь задачник начальной математики…
– Прости за вопрос, – вежливо уточнил Томас, – ты перегрызал железо?
Он попытался (в прямом смысле слова) заглянуть мне в глаза, и меня передернуло. С Нартом все было ясно: льстец. Причем весьма неумелый. В Артенаре отец периодически проводил собрания всех наших родственников, где каждый третий из десяти намеревался получить больше денег на свое безбедное и бездельное существование. Остальные семь из каждой десятки пытались удержать имевшееся денежное содержание, чтобы не дать тем трем выскочкам жить лучше, чем они. Забавное и жалкое зрелище.
– Нет, – лаконично ответил я, – не хватает уровня мастерства.
– Поразительно, – вошел в кабинет капитан, – а я думал, ты у нас сведущ во всем.
Адам не был хорошим разведчиком. Уже к концу первого месяца я мог расслышать звук его шагов по коридору и то, как он замирает у двери, подслушивая нас. Так что в тот день меня не застигли врасплох.
– У совершенства нет предела, – скромно улыбнулся я.
Горн был на взводе. Всю неделю он избегал меня, копил в себе яд для моей репетиции казни. Но одобрение отца служило мне щитом и благословением одновременно, потому ни одна его колкость не смогла бы ударить по мне.
– Ну, что ж, рыцари, начнем собрание, – занял капитан место во главе стола, – пять дней назад во время проведения спасательной миссии в Затерянном мире, так же известном нам как Земля, имело место быть одно достаточно серьезное правонарушение со стороны принца Алана Нилионского…
В защиту Адама, могу подчеркнуть, что тот избегал драматизации и изложил свою версию событий без каких-либо трагичных завываний, стука кулаком по столу и риторических вопросов со зловещими подергиваниями бровями. Только когда он кончил свой рассказ и обвел сокомандников взглядом, то нечаянно выдал свое волнение чуть более сильным логическим ударением в своем вопросе:
– Я не хочу быть единственным судьей, потому что принцип единства и братства не дает мне на это морального права. Давайте же вынесем решение вместе. Что вы думаете о проступке принца Алана?
Томас прокашлялся и своим мерзким осторожно-заискивающим тоном заговорил больше со мной, нежели чем с окружающими:
– Я не поддерживаю жесткость высказываний принца Алана, но и не считаю его действия неправильными. Капитан, вы с нами всего несколько лет, потому не знаете, что ведуньи сотворили с Арилией и с нашим миром. Корень зла просто цвел и пах в их головах. Они…
– Рот закрой, урод! – неожиданно рыкнул на него Фланн. – Корень зла он нашел, садовод! Ты за всех не говори!
– Ведуньи убили мать принца Алана! – не сдавал позиций Томас. – Ему не понаслышке известно, на какое зло они способны…
– Если ты хочешь подлизаться к нашему молодому монарху, то не при нас! – напирал Бернадотт. – У него уже есть один подпевала, которому за это хотя бы платят!
Ленард, ютившийся у самого края стола и молчавший, побелел до синевы от злости.
– Бернадотт! – хлопнул по столу ладонью капитан. – Если не хочешь стать героем нового разбирательства, то прекрати наезжать на товарища! Томас, тебе есть что еще сказать?
– Только то, что я на стороне Алана более чем полностью, – гордо ответил тот.
Даже несмотря на то, что поддержка не помешала бы мне, внутренне я не ощутил никакого удовлетворения. Этот «подпевала» согласился бы с любым моим поступком, покуда в нем теплилась надежда на какие-либо привилегии с моей стороны.
Получил бы он их – тот еще вопрос.
– Фланн, можешь высказываться. Но предупреждаю: еще раз отчебучишь подобное – мало не покажется, – предупредил Горн.
Тот сделал глубокий вдох и заговорил холодным и жестким тоном, словно точил ножи об камень:
– Давайте так: правильно ли мы сделали, что запихали девчонку под крыло к Госпоже Клариссе? Ну, допустим. Она нормальная, малявку не сожрет. А вот остальное, вы уж простите мой язык, срань полная. О каком благородстве можно говорить, если наш дорогой поборник идеалов и порядков считает нужным чуть ли не допрашивать как преступников всех, кто ему не нравится? Знаете что, парни, по моим понятиям с девчонками так нельзя. Тем более с такой. Это не рыцарство. Это беспредел. Спасибо, я высказался.
Тиннакорн не стал ждать, когда ему дадут слово. Он аккуратно привстал со своего место и мечтательным тоном спросил:
– Небо над нашими головами синее?
– Что? – удивился Адам.
– Поток воды в реке потечет вспять?
– Выражайся конкретнее, Розенкранц, – устало потер переносицу капитан.
– Вся эта встреча есть попытка ответа на очевидные вопросы, – пожал плечами тот, – простите, но я уже сказал вам все, что хотел.
Адам сделал глубокий вдох и повернулся к Ленарду:
– Ну, ты у нас персона предвзятая, тебя спрашивать смысла нет…
– Прекрасно, – фыркнул сквайр, – так и знал, что никакого права голоса у меня в этой жизни нет.
Я прикусил щеку со внутренней стороны. Разумеется, у меня в мыслях не было сидеть и ждать, пока мою судьбу решает сборище посторонних и абсолютно чуждых мне людей. И мимолетная заминка как нельзя сыграла мне на руку:
– Прошу прощения, – встал я со своего места, – считаю, что тоже должен высказаться!
Сокомандники и Адам как один обернулись ко мне. Теперь, когда их внимание было в моей власти, нужно было заставить их согласиться со мной.
– Во время проведения миссии любого типа на недостаточно изведанных территориях с плохой базой разведданных существует большой риск провала задания из-за внешних факторов, не зависящих от действий и подготовки команды, – начал я. – Прошу простить мой нескромный анализ, но что-то подсказывает, что наша миссия вполне могла стать проваленной. Поведение манифестантки…
– Маргарита Прикер, – прервал меня капитан, – будь так добр называть девушку по имени. Она еще имеет на него право.
– Поведение манифестантки Прикер было непредсказуемым и неконтролируемым, – продолжил я, скрипнув зубами, – ввиду огромной силы заряда и ее неумения их контролировать, всем нам угрожала опасность. Кто-то должен был привести ее в чувство.
– Путем врубания сирены и угроз? – встрял Фланн.
– При всем уважении, Бернадотт, – повернулся я к нему, – ты в это время был уже в Тинтагеле вместе с Томасом и Тиннакорном, потому можешь судить о ситуации только со слов Адама. Разумеется, капитан Горн упомянул в своем докладе о том, что манифестация сил все еще имела место быть даже после выброса большей части заряда. Но не упомянул, что манифестантка Прикер дымилась.
– Дымилась? – выдохнул Томас. – Словно ошпаренная?
– Да, – кивнул я, с раздражением признавая, что его поддержка в данный момент явно не помешает, – она дымилась, что может служить явным признаком подавленной агрессии. И долго отказывалась признавать свою опасность, потому мне пришлось применить достаточно жесткий стиль поведения и речи, дабы вразумить ее.
– Ты забыл, что миссией руководил я! – рявкнул капитан Горн. – И ты обязан был подчиняться мне!
Его гордыня и самоуверенность встали мне поперек горла. Никакие доводы рассудка не действовали на идиота, решившего, что должность капитана давали ему право решать споры методом силы.
Я врезался ногтями в ладонь, прорывая пластырь, и рявкнул на него в ответ:
– Так почему ты ничего не сделал, тупица?! Ну да, она землянка! А ты решил побежать в первых рядах, проявляя к ней рыцарское участие и желание охомутать?! Вот только не маловата ли она для тебя?! Семнадцать лет ей только на словах!
Адам покраснел и угрожающе прошипел:
– Еще одно слово, сопляк, и я…
– И ты, что?! – гордо выпрямился я, вставая рядом с ним и показывая, что тот едва-едва дотягивал мне до подбородка. – Вызовешь на дуэль?! Сообщи об этом своей новой даме сердца, вдруг она передумает выжимать тебя до нитки?! Вот правда, Капитан, что вы мне сделаете?!
***
– Ты определенно не ждал такого финала? – язвительно осведомился Ленард.
Я поднял полный злобы взгляд на него и придвинул к себе коробку с бинтами, которые должен был аккуратно сложить.
Адам не просто уничтожил меня, о нет. Он заставил меня бегать на посылках за всеми членами командами до конца недели. И не нужно было обладать даровитостью в математике, чтобы понять – времени на доработку черновика проекта у меня практически не оставалось.
На момент нашего внезапного разговора, мы сидели в лазарете Тинтагеля, а точнее в кабинете дежурного лекаря. Главный по смене совершал обход, оставив на нас с Ленардом прием пациентов.
– Ты никогда так раньше не поступал, – не отставал от меня Свен. – Не мог промолчать? Верю, что мог!
У меня не было вразумительного ответа на все его вопросы. Скорее всего, где-то в глубине меня сидел тот древний Хаос, который, время от времени, прорывался из самой глубины и портил мне жизнь. Но причина моей злости была не в Хаосе, а в Ленарде, который неожиданно приобрел милосердие, смотря на мою руку, на которой едва-едва держались пластыри, потому что ладони предательски вспотели.
– Мы теперь разговариваем? – не выдержал я, вытирая руки о платок. – Пять дней стоял статуей, а теперь обрел дар речи? Не отвлекайся от дежурства!
– Алан…
– Принц Алан! – отрезал я. – И не нужна мне твоя жалость!
В этот момент моя ладонь соприкоснулась со столешницей, и воспаленные ранки отозвались невыносимой острой болью во всей руке. Я сдавленно застонал, закусив губу до крови.
– Сил моих нет! – Ленард схватил мою руку и потащил к смотровому столу.
Он вытащил из рабочего чемоданчика обеззараживающую настойку и принялся аккуратно обрабатывать воспаленные и начинавшие потихоньку гноиться раны.
– Согласно уставу Лекаря, нужно помогать всем пациентам, независимо от того, какие они пекловы уроды, – ворчал он, пропитывая будущую повязку заживляющей мазью, – а еще готов принести все Благодетели, умоляя тебя перестать ковырять эту заразу. Ты хочешь остаться без руки?
Усталость прожитого дня навалилась на меня словно железная глыба, потому я устало склонился над столом, все же найдя в себе силы огрызнуться:
– Ты осознаешь, сколько раз нарушил субординацию?
– И что ты мне сделаешь? – передразнил мой гневный тон сквайр.
– Пекло да будет твоим домом, – только и смог выругаться я.
Когда моя рука была надежно перебинтована, Свен вернулся к своему посту, делая вид, словно ничего не произошло. Я выдохнул с облегчением, радуясь, что меня не стараются вызвать на задушевный разговор, тем более что не слишком был уверен в наличии у себя души как таковой.
– Ленард, добрый вечер! – в кабинет вошел Тиннакорн, а позади него стоял Фланн. – Не мог бы ты мне помочь?
Все лицо Розенкранца было покрыто испариной пота, а цвет кожи стал землисто-бледным. Но сам он держался так, словно получил простую занозу. Бернадотт же изо всех сил старался усадить того на стул, объясняя Ленарду, на ходу натягивавшему перчатки:
– Этот идиот работал сегодня в лаборатории с твариной, которую мы… На Земле, короче.
– Не называй Муркумба твариной! – возмутился раненый, хватаясь за бок.
– А как мне назвать… – уже было начал возмущаться Бернадотт, но тут же осекся и процедил, – Невесть что, которое чуть не оттяпало у тебя половину бока!
– Да не такую уж половину, – отозвался Ленард. – Алан, не стой столбом! Достань обезболивающее и разведи с водой по пропорции два к одному!
Я ринулся к столу Лекаря, ища нежно любимую мной еще с Нилиона маленькую бутылочку с темно-зеленого цвета тягучей жидкостью. Но почему-то мое внимание привлек сосуд, похожий на уменьшенную копию газового баллона. Ведомый странными позывами, я взял еще и его, наверное, решив, что это нечто вроде эфира-наркоза.
А сокомандники уже вовсю обсуждали ранение Розенкранца. Сам «герой дня» с горящими глазами спорил с Ленардом, впервые на моей памяти повышая голос:
– Муркумб уникален в своем роде! Он не подходит ни под одну классификацию из Бестиария! Повезем его в главную лабораторию! Я буду младшим ассистентом!
– То, что эта зверюга ни на кого не похожа, это не повод ей восхищаться! Это повод удирать от него сверкая пятками! – орал Фланн. – Ты кому подарил разум?! Зверю?!
– Строго выражаясь – да, – хихикнул тот.
Я замер в небольшом отдалении от них. Почему-то именно в ту самую секунду, наблюдая за ними, собравшимися вместе, нечто острое и щемящее ударило меня где-то прямо под ребрами. Мне нестерпимо захотелось стоять вместе с ними, смеяться над их шутками, может даже ощутить, как они хлопают по плечу. Но подойти к ним я почему-то не мог. Словно между нами стояла стена из невидимого, но прочного стекла.
