Текст книги "Осколки: коготь Зверя (СИ)"

Автор книги: Майя Чернышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– После падения Арилии между ними все испортилось. Знаешь, бывают такие периоды, когда вы устаете быть идеальными друг для друга. А тут еще такое несчастье. Сначала они просто друг друга не понимали. Потом начали ссориться с каждым разом все изобретательнее, находя друг в друге побольше больных мест, куда можно ткнуть. Это была настоящая война со стратегией и генеральными штабами. Первое время меня старались держать в стороне. Но однажды папа изменил маме. И ставки в игре стали крупными.

Элина обняла себя руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону, при этом говоря спокойно и размеренно, словно речь шла о прогнозе погоды:

– Я была переходящим призом. Можно было запретить со мной общаться проигравшей стороне, можно было рассказывать сплетни, можно было подделывать мой почерк в записках «Папа, почему ты меня не любишь?». Я мечтала хоть на один день вырваться из этой резни, потому школа Эйлин стала для меня последней надеждой. Но как раз в Йоль эти двое решили, что невероятно весело прямо посреди праздника заставить меня выбирать, кого я люблю больше. Как сейчас помню: мама заливается слезами, папа – ласково твердит, что любимая доченька не может разочаровать. А дальше как в тумане. После этого кошмара ничего по-настоящему прекрасного у меня не выходит. Их надо ненавидеть изо всех сил. Но я люблю этих идиотов! И у меня сердце сжимается каждый раз, когда они говорят, что недовольны мной!

Она замолчала, зажмуривая глаза и сжимая губы с такой силой, словно боялась сказать нечто страшное. Но я знала: горькое семя должно выйти одним махом, иначе прорастет в груди заново.

– Вот почему ты так мне нужна! – вдруг разрыдалась она, прежде чем я успела сказать хоть слово. – У тебя есть все, чего нет у меня: хорошая семья, мощный заряд, нет загонов величиной с мои. И я подумала, что если помогу тебе, то смогу и себе! Но, Ри, я не могу! Я плохая подруга!

Элла говорила чистую правду: эгоизма и вредности в ней было выше крыши. Но вину в глазах она точно не отыгрывала.

– Мы все плохие друзья в какой-то степени, – похлопала я ее по плечу.

Она отстранилась от меня, шмыгая носом, и слабо улыбнулась:

– Не нравлюсь тебе такая?

– Иногда даже бесишь, – призналась я. – Но дело не во мне. Понравься самой себе для начала. А родители… Блин, Элла, да мы созданы для того, чтобы их разочаровать!

– О нет, только не мы, – горько усмехнулась она. – Ри, я говорила еще и про…

Договорить она не успела. Мне в рот попала прядь волос, и я закашлялась, выплевывая ее. А дальше все завертелось, как на карусели.

У меня между пальцами струились мягкие шелковистые темно-рыжие волосы. На кучу тонов темнее моих прежних. И голос все никак не уходил вниз.

Это то, что я хотела сказать?

– Элла, – отставила я тарелку в сторону, – дай мне зеркало.

Она со вздохом достала пудреницу из кармана и пробормотала:

– Хотела перейти к этой теме после завтрака. Прошу, только не…

Ее последние слова потонули в страшном шуме у меня в ушах.

У моего отражения были золотые искорки в глазах.

***

– Ее звали Верена Ксилиа. Выпустилась всего пару лет назад, путешествовала по всем нашим мирам, но решила вернуться в родную школу и рассказать о всех чудесах, что видела.

Мы с Клариссой медленным шагом гуляли по опустевшим коридорам школы Ронетт. В отсутствие девочек, разбавлявших мрачность обстановки звонкими голосами и просто одним своим присутствием, запустение и бедность ощущались еще острее.

А, может, я просто увидела все новыми глазами?

– Вы не просили рекомендаций с прошлой работы? – не могла взять в толк я. – Не поняли из бесед, что с ней не все в порядке?

– Не нашла ничего темного в ее помыслах, клянусь тебе, – директриса Сагх вынуждена была опираться на трость. – Я вела ее по своему пути с самого первого дня. Нас намного меньше, чем Чародеев, потому мы никогда не теряем друг друга из виду.

– Она показала вам только то, что было можно показывать, – догадалась я. – Если вы ее учили, то дамочка знала вас, как свои пять пальцев.

– Первое время Верена преподавала блестяще, – кивнула мне Кларисса. – Сестрички постоянно крутились вокруг нее, а та была не против. Оставалась с ними после занятий, ни одну не обделяла вниманием. Даже приглашала всех на посиделки по выходным.

– На такое можно купиться, – протянула я, пальцами пробегаясь по пыльным подоконникам.

– Мне нравилось, что девочки из разных миров не чувствуют себя одиноко, – продолжала директриса Сагх, – потому я упустила тот момент, когда она начала рассказывать им истории о Звере.

Кларисса остановилась посреди коридора, безучастно глядя на героев портретов, проживавших одни и те же истории по кругу.

– У вас раньше такого не было? – осторожно дернула я ее за рукав черного плаща. – Никому в голову не приходило оправдывать Зверя?

– Благодетельницы Арилии из года в год учили Жрецов и нас тому, как различать свет и тьму, – директриса Сагх толкнула дверь одного из класса жестом приглашая меня войти. – Но когда за дело берется молодая женщина, умная и яркая, то даже самого благочестивого легко сбить с пути.

Мы оказались в старом классе. Судя по облакам пыли и паутинкам на потолке, уже давно никого не было. Я смахнула пыль со стола и осторожно села на стул, угрожающе заскрипевший подо мной.

– Так странно больше не быть легче перышка, – проворчала я, садясь на пол. – Элла обещала закупить новую одежду, старая буквально по швам трещит. Штаны теперь как шорты.

– Ты на удивление быстро привыкаешь, – улыбнулась Кларисса.

– Мне теперь не надо просить продавца достать банку горошка с верхней полки, и в кино на вечерние сеансы точно пустят, – криво усмехнулась я, вспомнив свои прежние жалобы маме.

Она бы меня точно не узнала. А папа? Может быть? Слишком много догадок.

– Йоль в тот год выдался холодный, – директриса Сагх оперлась о кафедру локтями. – Но все девочки разъехались на каникулы, неся с собой учение Верены. И незаметно для самих себя превратились в вербовщиков. Если им доводилось встретить старших и более разумных ведуний, то бедняжкам устраивали хорошую взбучку и прочищали разум. Но если им встречались сверстницы или девочки помладше…

– Сколько они привели за собой? – тихо спросила я.

– Этого уже не сосчитать, – развела руками Кларисса. – Пойми, не все из них успели сотворить страшное. Кто-то просто любил слушать Верену, но не воспринимал ее всерьез. До черты невозврата дошло меньше двух десятков. Королева Рослин спасла от расправы более двух сотен, оплатив защитников, а потом отправив в монастырь на пару лет, чтоб они очистили разум.

– А в чем состояла «черта невозврата»?

Директриса Сагх пристально взглянула на меня, словно пытаясь понять, чего больше было в моем вопросе – глупости или наивности.

– Что такого страшного, по-твоему, сделала Верена? – спросила она.

– Дело не только в этом кружке? – я размышляла вслух, накручивая прядь на палец. – Пошли против законов Мироздания?

– Вспоминай наши первые встречи, юная сестра, – в глазах Клариссы зажегся пытливый огонек.

– Значит, дело и правда в Мироздании, – хрустела я пальцами. – Нарушение трех законов Благодетеля? Нельзя создать, продлить или отнять жизнь при помощи магии…

– Правильно ты понимаешь эти законы? – продолжала Кларисса свой маленький экзамен.

Породить, продлить, отнять … О Боже!

– Амарис или убила, или воскресила, или создала человека, – в ужасе прошептала я. – И они…

– Твои дедушка и бабушка сразу же потребовали объяснений, – продолжила свой рассказ директриса Сагх, – но то, что случилось дальше… Мы не можем рассказать тебе.

– Очуметь, – только и смогла сказать я.

– Рита, – директриса Сагх впервые назвала меня так, – любая правда уродлива и неприятна. Но эта… Если я открою ее прямо сейчас, то уничтожу тебя.

У меня зазвенело в ушах. Я уже успела понять, что Кларисса не договаривает ни одно предложение до конца. Но вот настолько откровенное признание сбивало с толку.

– Макрая упрекает меня в том, что я прячу своих учениц в коконах, – продолжала она, разводя руками. – Что ж, признаю: падение Арилии отбросило нас назад, прежде всего потому что Гвардия уж слишком рьяно восприняла предложенные мной меры… Но то была вынужденная жертва. Пожертвуй парой – спаси всех.

– Прямо как в шахматах, – пробормотала я, – но жизнь это не игра.

– Ты права, – госпожа Кларисса внезапно сжалась, походя на больную и раненую птицу. – Именно поэтому я потеряла Долорес. И потеряю еще многих. Если эти жертвы помогут мне сохранить тебя, то я готова доиграть до конца.

Она вышла из-за кафедры и приблизилась ко мне. Я взглянула на нее волком и фыркнула:

– И вы думаете, что я съем все это как булочку? Моя семья и куча других людей погибли ужасной смертью, но все никому ничего не расскажут. Блеск! Вы обещали мне правду! И нихрена не даете! Так что… Приятно было познакомиться.

С этими словами я решительно направилась к выходу из класса, буквально ощущая, как кровь закипает у меня в жилах.

Нашлась, блин, стратег года! Я в их игры не включаюсь!

– Она придет за тобой, когда узнает, что все это время гонялась не за той мишенью! – вдруг крикнула мне вслед Кларисса. – Дора уже проиграла тебе, больше ей такого не простят! Она будет учиться. Будет выжидать в тени. Ты уверена, что сможешь противостоять ей в следующий раз? Уверена, что защитишь своих родителей?

У меня подкосились ноги. В памяти огненными узорами вспыхивал то мертвый Адам, то яростный взгляд Долорес, то ее плевок прямо мне под ноги.

– Ты узнаешь правду, клянусь, – положила Кларисса свои сухие костлявые руки мне на плечи. – Когда станешь достаточно сильной и мудрой, чтоб вынести ее.

– А если не стану? – дерзко спросила я.

Она покачала головой и с самой снисходительной улыбкой в мире произнесла самые страшные для меня слова:

– Придется. Ты не можешь подвести свое наследие.

***

Давным-давно мама рассказала мне о красных нитях судьбы. Как только люди повязывали их друг у друга на запястьях, то навечно становились связанными судьбой.

Я перерыла все ящики в комодах и шкафах кабинета Клариссы, но все же нашла клубок красной пряжи. Четкого плана действий у меня не было, одно наитие. Наверное, потому браслеты вышли немного нескладные.

Сколько невидимых красных нитей я завязывала на запястьях?

Мама и папа любили бы меня высокой желтоглазой чудилой с писклявым голосом. Атасемья? Они бы приняли меня низенькой, худенькой и с безумной копной, а не идеальной волной шевелюры?

Я не чувствовала красных нитей между ними и собой. Как долго бы продлилась их любовь?

Алан, молящий невидимого отца простить его, валяясь на полу камеры в немом крике. Элина, заливающая предательство матери выпивкой.

Сколько невидимых красных нитей порвано на их запястьях?

– Привет, – раздался робкий голос у порога, – Элла сказала, что ты теперь живешь здесь, и я решил…

Ленард мялся у двери, держа в руках маленькую коробочку, перемотанную лентами. На локте у него висел зеленый бесформенный халат, щетиной можно было заколоть насмерть, но усталые серо-зеленые глаза светились особой мягкой добротой.

– С днем рождения, – протянул он мне коробочку, – и с концом Йоля. И у тебя дома тоже прошел какой-то праздник, который я забыл. Поэтому вот.

Я невольно рассмеялась от его очаровательной неловкости и подошла к нему, отложив пряжу в сторону.

– Спасибо, – мягко кивнула я, приглашая его сесть рядом со мной.

Ленард плюхнулся на стул, сложив руки на коленях, а потом вдруг затараторил:

– Я не верил ничему, что он говорил про тебя! Уйти не мог, потому что боялся потерять деньги! Но как только увидел тебя у Клариссы, то так себе стал мерзок! Уволился сразу же! Теперь работаю в госпитале, не вернусь к этому олуху!

– Ты ни в чем не виноват, – остановила я его, разрывая обертку подарка. – Кстати, у меня вопрос об Алане. Почему он меня не навещал?

– Не знаю, – покачал тот головой. – Наверное, король Эйл вызвал и тот помчался валяться в ногах у папочки.

Я достала из коробочки красную свечу, пахшую сладостями, но вдруг задумалась над словами Ленарда, так похожими на утреннее признание Элины.

Наши родители для нас все.

– Ты жесток к нему, – бесшумно подошла к нам Элина, – и я тоже была жестока.

– Любезность за любезность, – недовольно отрезал он. – Поганец из меня всю душу выпил.

Элла вручила мне вскрытый бело-синий конверт со словами:

– Алан попросил меня посмотреть сначала самой. И просил отдать тебе как можно скорее.

Мне пришлось несколько раз перечитать содержимое письма, прежде чем промямлить:

– Он правда это сделал?

– Я сама бы не поверила, – кивнула Элина.

– Да ну нафиг…

– Дамы, удовлетворите мое любопытство, – просунул голову между нами Ленард. – Пекло! Вот это жесть!

Алан признался отцу и сэру Персивалю. Он прислал мне копию приговора дисциплинарного слушания, где его признали виновным в лжесвидетельствовании при даче показаний об обстоятельствах гибели капитана Адама Горна. А также приложил краткую записку, написанную четким аккуратным почерком:

Принцесса Лисса,

Надеюсь, что мое письмо не потревожило Ваш покой. Я приношу глубочайшие извинения за все свои поступки по отношению к Вам, недостойные королевской чести дома Нилиона. Смею заверить, что понесенное наказание будет соразмерно моей вине, хоть и осознаю, что оно никогда не искупит ее полностью. Но я все же осмелюсь предложить любую посильную помощь в делах, что ожидают Вас на пути. Желаю счастливых праздников и скорейшего выздоровления.

Алан Нилионский.

Ленард подпер подбородок кулаком и пробормотал:

– Вот же придурок.

Я огляделась вокруг в поисках своей смарт-панели и спросила ребят:

– Слушайте, ни у кого нет его номера? А еще у меня вопрос: что едят на Йоль?

***

Алан пришел как раз, когда мы закончили накрывать на стол. Застегнутый на все пуговицы (пальто было непричем), с землисто-серым лицом и незаживающими ранами от ногтей на ладонях, он недоверчиво оглядел гостиную покоев Клариссы, освещенную лишь сиянием свечей, стол с кучей еды и нас троих.

– Что это все означает? – прозвучал его первый вопрос.

– Кларисса отдала мне свои покои и разрешила неистово беситься, – ответила я, между делом заплетая волосы в косу. – Я хочу неистово наесться, но хомячить одной не в кайф. Давайте хомячить все вместе!

Алан не поверил моей чересчур радостной браваде. И ребята тоже не поверили, пока мы варили кашу и пекли пироги в маленькой школьной кухне.

– Ты в порядке? – вдруг спросил Алан.

Тот самый нужный вопрос. Никто кроме него не спросил за эти дни, что я чувствую на самом деле.

– Я должна остаться в Измерении навсегда ради безопасности приемных родителей, – опустила я голову, перебирая ложки. – Буду нести на плечиках наследие семьи, который даже не помню. Мне страшно и одиноко. Знаю, что вы не обязаны, но… Было бы классно, если бы мы посидели вместе и отпраздновали конец Йоля. И я еще подарки приготовила!

Я достала из-под стола три маленькие коробочки, в которых лежали браслеты из красной пряжи, и поставила их на стол.

– Могу понять, почему вы выбрали Элину и Ленарда, принцесса Лисса, – усмехнулся Алан. – Но почему выбор пал на меня?

– Потому что у нас всех одна ноша, – я протянула ему подарок. – И ты забыл? Я Маргарита, можно просто Рири.

Он аккуратно вытащил браслет из коробочки и замер, держа его дрожащими пальцами.

Потерявший спесь и гордыню. Растерянный и испуганный.

– Давай садись за стол, – дружелюбно рявкнул Ленард. – Опять весь день ничего не жрал? Чтоб все съел без разговоров!

– Если ты сам все съешь, – улыбнулся ему Алан. – Спасибо за приглашение, Рири.

Больше не Придурок.

***

Невидимой красной нитью связаны живущие во всех-всех мирах. Они завязывают их и обрывают, уходят и возвращаются.

Я знаю, что однажды вернусь по ниточке к своей семье. Знаю, что приведу в нее новичков. Знаю, что отпущу тех, кто не захочет больше быть связан со мной.

Я оставлю в сердце все-все обрывки, чтобы однажды связать их заново.

Ты не вернешься. Глупо на что-то надеяться.

Но я никогда не забуду тебя. И, наверное, однажды смогу простить.

А я – нет

Все еще не поняли, зачем я мучил диктофон и вас своей исповедью?

Молодой мужчина прячется где-то в перелесках Пустошей, без устали рассказывая невидимым слушателям историю своей паршивой юности. Неужели вы правда думали, что он хотел передохнуть и уйти живым?

Я уже почти сделал это. Поднес дуло к виску и приготовился украсить стену мозгами. Но…

Меня посетило видение, что тревожит уже много лет, не давая жить спокойно.

Сияющая золотистыми огоньками женская фигура. Смех звонче переливов колокольчика. Тепло рук на плечах и спине.

Намек понят. Ты почему-то не хочешь, чтобы я закончил свое позорное существование.

Тебе не приходило в голову, что порой ты бываешь слишком требовательна?

Я не знаю, зачем живу. И не знаю, зачем продолжать жить. Подскажи хоть одну адекватную причину? Молчишь? Так и знал.

Ты жестока. Ты очень ко мне жестока.

Рита, я больше так не могу! Прошу, просто дай мне сдохнуть!

Дорогая серая масса, а что думаете вы?

Послушаете еще одну историю, пока я решаю, нужно ли дальше искать в себе силы нести эту ношу дальше?

***

Я никогда не был настолько поломан и уничтожен, как зимой и весной первого учебного года в Тинтагеле.

Разумеется, меня не могли посадить в тюрьму за лжесвидетельство – где бы отец раздобыл нового наследника? Но это не означало, что мою жизнь не могли сделать подобной тюрьме.

– Вижу тебя, только когда идешь по коридору на занятия, – Ленард передал мне отчет о смене. – Ты как вообще?

Я посмотрел на него исподлобья и хмыкнул:

– Какое тебе дело? Разве тебе не противно «даже срать со мной на одном поле»?

О да, его увольнение прошло с шиком, блеском и потоком грязи, вылитой на меня. Наверное, ему было стыдно, ведь я не ответил ни на одну нападку.

– Алан, – вздохнул Лен, – давай поговорим, как мужик с мужиком. У нас теперь есть общее дело, потому мы должны перестать цапаться…

– С тобой цапается какой-то воображаемый друг, – прервал я его. – У меня к тебе нет никаких претензий.

– Мне сказали…

– Слушать надо ровно то, что идет из этого рта, – ткнул я пальцем себя в подбородок. – Общее дело я не подведу, уже большой мальчик. А теперь позволь идти. У меня моление через час, а потом идти на смену.

Отец не дал четких указаний насчет моего наказания, даже не счел нужным выйти на связь после приговора. Через сэра Персиваля он передал, что я взрослый мужчина и должен сам решить, как искупить свою вину. На этом его участие закончилось.

– Это и есть его наказание, – объяснила мне Элина, взбалтывая соломинкой густой напиток цвета болотной жижи. – Пусть сынок съест себя сам маленькой ложечкой.

Мы невероятно сблизились меньше чем за пару месяцев. Она бросила пить, подсела на чересчур здоровый и весьма активный образ жизни и стала весьма приятной в общении, не считая моментов, когда пыталась посвятить всех нас в новую веру.

– Не принимает ни одного запроса на связь, – я сделал глоток пойла за компанию и поморщился. – Прости, ты уверена, что это оздоравливает? Как будто у яда и тошноты родились дети.

– Инфантильные родители часто игнорируют своих детей, когда не могут вербально объяснить им, чего хотят, – забрала у меня стакан Элла. – И не надо обижать мой очищающий коктейль. Не хочешь пить – мне больше достанется.

Мы брели по окраине парка, вдыхая теплые запахи молодой липкой листвы и прелой земли полной грудью. Почему-то в подобные сумерки меня всегда окутывало волной грусти.

– Элла, – вдруг спросил я жалобно, как маленький мальчик, – он меня не любит?

– Если бы я знала, Ал, – потрепала она меня по голове. – У наших родителей не было сил заботиться о себе, что там про нас говорить.

– И потому с нами обращались чуть лучше, чем со скотом? – злость и грусть лились из меня, как вода из переполненной чаши.

– Да, они не очень-то старались любить нас, – тряхнула головой Элина. – Но я так устала жалеть себя! Алан, у нас впереди такая важная пора! Не надо портить себе жизнь, сидя в раковине и думая, как заставить каменную глыбу хоть что-то чувствовать к тебе!

Сказать по правде, отцу не нужно было даже стараться придумывать наказание. Я готов был покарать себя абсолютно добровольно.

Каждый вечер я читал вслух книгу о сотворении Мира, уделяя особое внимание строкам:«И будут низвергнуты в Пекло лжецы. И задохнутся они заживо в паутине своей клеветы. И каждое слово против правды будет ранить их больнее ударов ста мечей».Последняя фраза произвела на меня сильное впечатление, потому что, кроме одного приема пищи в сутки, я изобрел для себя весьма изощренную пытку.

– Это нахрен что такое? – просипела Рита, задирая манжет моей рубашки.

– После примерки пара осталась, – соврал я, пытаясь вырвать руку из ее цепких пальчиков.

– Пять штук это не пара! Быстро вытащил!

На пол посыпались иголки, которые я все утро втыкал в жесткую ткань. Запястья заныли и заболели от сотен уколов.

В кабинет госпожи Клариссы наконец-то пробилось солнце, яркое и теплое для весенней поры Клена (или для конца апреля). Оно ярко осветило всю картину: мое запястье в маленьких красных точках, капельки крови на коже и белой ткани, старые желтые книги…

– Если ты думаешь, что так снова станешь настоящим мальчиком, то нифига.

Волны темно-рыжих волос, золотистые глаза и россыпь веснушек. Руки, парящие вверх-вниз, как крылья у птицы. Голос нежнее перелива колокольчика на ветру.

Ри.Та.

– Это не твое дело! – я освободился из ее хватки и отскочил почти к двери. – Что ты вообще из себя строишь?

– Строю? – у нее поползли вверх брови.

– Да, строишь! – злость буквально пожирала меня изнутри. – Благодетельница хочет всем добра! Даже урода, что поломал ей жизнь, хочет помирить с друзьями!

Ри медленно приблизилась ко мне, шурша складками голубого платья. Затем она снова взяла меня за руку и произнесла:

– Я тебя прощаю.

Мне показалось, что сердце сделало кувырок. Рита смотрела на меня все также пристально, а от ее пальцев исходило тепло, убиравшее боль.

– В Пекло такие подачки! – взвыл я. – И тебя в Пекло! Ты совсем дурная?!

– Да! – дерзко ответила она. – Бить больше нечем?!

Я опять превратился в огромную расколотую вдребезги и кое-как склеенную чашу, из которой бежали боль и горечь.

– Не смей меня прощать! – шипел я, чувствуя комок в горле и горячие слезы на щеках. – Никогда не смей…

Рита обняла меня и ответила, сама едва сдерживая слезы:

– Я не хочу и не буду тебя ненавидеть. Но прошу, перестань ненавидеть сам себя!

Теплые руки на плечах. Цветочный запах духов.

Ри.Та.Ри.Та.Ри.Та.

Где-то вдалеке зазвенела панель, Рири побежала проверять в чем дело. А я остался прижатый к двери, переводя дыхание и пытаясь понять, что со мной только что произошло.

Благодетельницы Арилии творили настоящие чудеса: они взращивали пшеничные поля за день, останавливали бури и исцеляли болезни.

А Рита исцеляла сердца. Она исцелила мое.

***

Вы такая невнимательная публика, право слово. Я тут все пишу об общем деле, сменах, а вы все не спрашиваете, в чем было дело.

Макрая и Кларисса не смогли бы придумать правдоподобной лжи о том, почему юная сестра Прикер за каникулы выросла на десять сантиметров, обзавелась золотыми глазами и способностью выращивать цветок из маленького семечка за полчаса. Именно потому Рири практически не покидала покоев директора Сагх. Но скучать ей было некогда. Рита работала без устали, а мы помогали ей как младшие наставники. И как друзья.

Она разговаривала по голограммосвязи с ведуньями в монастырях Благодетеля, заново тестируя их на приверженность к секте Зверя. Разумеется, не все были вежливы к ней, некоторые даже шипели что-то о предательстве сестринства. Но Рита не обращала внимания на их грубости. Под пристальным наблюдением оставили лишь пару девушек из десятка. Остальным Гвардия разрешила вернуться в школу Ронетт к началу следующего семестра.

– Они напуганы и злы, но не хотят даже думать о Звере, – объясняла Рита, разбирая ответы сестер чуть ли не по буковкам. – Нельзя наказывать девчонок, просто потому что они не так на вас посмотрели.

Еще Ри много училась: углубленная история Измерения, книга о Сотворении мира, Прорицания, Душеведство и магическая медицина. Последнему она уделяла огромное внимание, пытаясь помочь Элине заново научиться колдовать.

– В тебе есть что-то измученное, – говорила Рири, развалившись на пледе и водя рукой над юными травинками. – Магия тебе не в радость, а совсем наоборот.

Мы выбрались все вместе пообедать в парке на первых выходных весенней поры Жасмина (или первых майских выходных). Элла и Ри сидели под огромным дубом, пока мы с Ленардом сидели неподалеку и периодически проверяли, нет ли поблизости еще людей.

– Я ее люблю, – вдруг прошептал Лен, убедившись, что девочки нас не слышат.

– Сочувствую, – отозвался я, заглядывая на главную аллею.

– Ты тоже думаешь, что у меня нет шансов? – почесал тот затылок, пиная камушек, так некстати оказавшийся на пути.

– Я сочувствую бедной Элле, которой придется видеть твои неловкие брачные танцы.

– … Давай создадим новые воспоминания! – ветер донес до нас обрывки возгласа Риты.

Он посмотрел в сторону поляны с невероятной болью во взгляде. Мне вдруг стало стыдно перед Леном. Да, до идеальной дружбы нам было далеко. Но ведь начать заново еще было не поздно.

Так Рири сказала.

– Прости, – положил я ему руку на плечо. – За все. Я та еще тварина.

– Ты тоже меня прости, – улыбнулся Ленард. – Мы оба тварины.

– Точно.

– Эй, слышь, ты должен был сейчас не согласиться и сказать, что я человек высоких благородных качеств!

– Решил больше не врать, прости.

– … Котятки, пироженки, Тимоти Шаламе! – Рита не отставала от Элины. – Что значит не знаешь, кто это? Я тебе щас фотки покажу!

Мы медленно направились назад. Ленард мрачно смотрел себе под ноги, тяжелыми шагами поднимая пыль вверх. Я не знал, как поддерживать правильно, но переключить его на другую тему вполне мог.

– Может, ты не влюбился, – пихнул я его под руку. – Может, это пройдет!

– Правило трех часов после Темной поры.

– Что?

Ленард остановился и ответил мне с горечью прожженного мудреца:

– Если в три часа после Темной поры ты не можешь уснуть, думая о ней, то все. Это конец. Понимаешь? Ты пропал!

– Это подтвержденная информация? – нахмурился я. – Эксперименты проводил? У коллег спрашивал?

– Да пошел ты! Между прочим, я был популярен у девушек!

– В том и дело, что был!

Ленард уже открыл рот, но нас отвлек яркий серебристый свет. Все травинки и первоцветы покрылись яркой сияющей росой. Прекрасное видение длилось меньше мгновения, а потом резко пропало.

Мы побежали к нашей поляне. Элла лежала на пледе, беспомощно моргая, а Рири суетилась вокруг нее, размахивая бутылкой с водой и причитая:

– Сильно я тебе импульса придала? Ничего, котик, в следующий раз буду помягче!

Рита не очень любила колдовать сама. Она могла вырастить яблоки на дереве, перевернуть огромный камень силой мысли и залечить раны, но никогда не использовала магию в бою, уворачиваясь от противника или используя щит. Это не нравилось ни Макрае, ни Клариссе.

– Ты должна отвечать на силу силой! – злобно передразнивала она своих наставниц. – Никому я ничего не должна, перечницы старые!

Рири ошибалась. Долг наследницы древнейшего королевского дома нарастал за ее спиной как снежный ком. И его рано или поздно нужно было отдавать.

Первое представление последней принцессы Арилии наметили на первый день весенней поры Ясеня, совместив с экзаменом Элины на титул Верховной чародейки Лефарии.

Я был несказанно рад этой дате, потому что Чудо, которое она готовила вместе с Рири, отвлекло бы их внимание от меня.

Двадцать пятое мая. Мой день рождения.

***

Стоило мне только переступить порог комнаты Элины, как в меня полетел ворох разноцветных бумажек.

– Неужели ты думал, что уйдешь от нас так просто? – промурлыкала хозяйка комнаты, одетая в нежно-голубой шелк.

– Да-да, – вторил ей Ленард, с трудом даже дышавший в сером льняном костюме. – С нарождением, дурачок!

Я стоял абсолютно ошарашенный. Настроение с самого утра было хуже некуда. Отец даже не удосужился написать хоть пару строк. А еще я не смог выспаться из-за странного холодка на шее, потому намеревался пережить день и забыться на закате до следующего дня.

Мне в руки запихнули тарелку с огромным куском шоколадного пирога и вилку.

– Всю ночь для тебя пекли! – гордо заявила Рита, похожая на бабочку в легком светлом платье. – Подарки получишь после экзамена, потому что мы все их забыли у меня в спальне.

– Очень полезно для здоровья! – не утихала Элла, подкрашивая глаза перед огромным зеркалом. – Сухофрукты, мука с низким содержанием углеводов…

Она вдруг ойкнула и убежала в соседнюю комнату. Ри и Лен заговорщицки подмигнули друг другу.

– Мы заменили муку, – прошептал Ленард.

– И фрукты не положили, – смущенно почесала затылок Рита. – Элина нас убьет.

– Не убьет. Она даже не знает, какая эта дрянь на вкус.

– Точно?

– Крошка, да она тащит в рот все, на чем есть пометка «Диетическое»! Не глядя!

– Ох, надеюсь пронесет. Ал, ты уже попробовал? Ал?

Я вытирал слезы кулаком и громко шмыгал носом. Меня переполняло незнакомое чувство, словно солнечные лучи пробили мою броню и растапливали тяжелое и тянущее чувство в груди, с которым я жил всегда.

– Такой большой мальчик, а ревешь! – неловко похлопал меня по плечу Ленард. – Нам сегодня сколько – восемнадцать или восемь?

Рита, которой пришлось стоять на цыпочках, гладя меня по голове, вдруг удивленно спросила:

– Сколько? Так это что выходит… Я тебя старше?

– Всего на пять месяцев, – отозвался я, потихоньку приходя в себя и даже не понимая, в какую ловушку только что попал.

По лицу Ри расползлась широкая улыбка, а в глазах засверкали дикие огоньки. Она взъерошила мне волосы и лукаво спросила:

– Ты у нас младшенький?

– Нет! – запротестовал я. – Мы с тобой одного…

– Рита, хватит издеваться над малышом! – раздался голос Эллы. – Ленард, разними деток!

– Но ведь так неинтересно! – обиженно протянул тот.

В кармане моего пиджака завибрировала панель. Это был отец, кто же еще.

Я не потрудился даже проверить оповещения. Был слишком занят.

Развлекался с друзьями.

***

Когда мы вошли в спортивный зал школы Эйлин, директрисы и сэр Персиваль уже расселись за огромным столом, обложившись бумажками как престарелые патриархи. А за ними на зрительских рядах расселись все королевские дома, что только смогли собрать.

Болезненно прямые и тошнотворно идеальные, в тяжелых тиарах и венцах и одеяниях, похожих больше на клетки. Стеклянные и фарфоровые, откровенно скучающие и не понимающие, зачем их вызвали на экзамен принцессы-пьянчужки. Решившие не жить и не дышать ради идеала.

Мы шли за Элиной и Ленардом, потому могли незаметно оглядеть всех. Как только Ри увидела людей, которым ее должны были совсем скоро представить, то замедлилась, в ужасе глядя на них.