Текст книги "Седьмое чувство. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Майя Зинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

– Глупости, – выдавил он из себя, в то время как кто-то глубоко внутри него тоненьким голоском кричал: "Это правда! Это правда! Себя не обманешь".

– Неужели?

– Глупости, – снова повторил Клемент на этот раз громче, пытаясь заглушить внутренний голос.

– Почему вы так категоричны? Все сходится. И клеймо, – монах поспешно прикрыл лоб рукой, – и ваш род занятий, и пытки, и картина Марла.

– Разве мало на свете заклейменных монахов?

– Кроме вас больше нет ни одного. Пережить собственную смерть человеку не под силу, – Ганс покачал головой. – Обыкновенному человеку, я имею в виду. Скажу откровенно, когда я шел на встречу, я еще сомневался, но стоило мне вас увидеть, как всякие сомнения отпали. Я знаю, чувствую, что это именно вы. Тот, кого мы так долго ждали.

– И вы все тоже это чувствуете? – обратился Клемент к остальным.

Советники не слишком уверенно, но все же кивнули.

– То есть вы – взрослые люди, находящиеся в здравом, смею надеяться, уме, утверждаете, что обо мне говориться в пророчестве, написанном много лет назад?

– Пророчества для того и существуют, чтобы предрекать будущее, – заметил Флориан. – Что же тут удивительного?

– Может мне еще к астрологам обратиться? А? В этом будет толк? Выяснить под какой звездой я был рожден? Гороскоп просчитать?

– Вы же знаете, что орден запретил практиковать астрологию четыреста лет назад, а самих астрологов выслал на окраину империи. Их деятельность шла вразрез с учением Святого Мартина о предопределенности.

– В Вернстоке можно найти кого угодно, – махнул рукой Клемент. – Не сомневаюсь, что и астрологов в том числе. Люди всегда хотели знать свое будущее. Вернее, их интересовало не столько само будущее, сколько подтверждение, что оно будет обязательно хорошим. В вашем пророчестве не сказано, как конкретно, я должен буду разрушить орден?

– Нет. На этот счет есть только эта фраза: "С приходом своим она станет незаметной, и раствориться во враге и так до тех пор, пока белое не станет серым, и вражеские факелы потускнеют". Но вряд ли ее можно руководствоваться при разработке плана дальнейших действий.

– Так я и думал. Этим они все грешат – никогда не говорят ничего конкретного, – с внезапной злостью сказал Клемент. – Да посмотрите же на меня! Я безобразен! Моя вера в Свет – это все что у меня есть. Но даже от нее остались только обломки. Я ненавижу себя! – Он резко вскочил на ноги и скривился от боли. Шов на спине разошелся, и на рубашке проступила кровь. – Взгляните, кто я теперь?

Равен подошел к монаху и, мягко опустив руки на плечи усадил его обратно на кровать. Лекарь неодобрительно взглянул на кровь и нахмурился, но ничего не сказал, давая Клементу выговориться.

– Я не знаю, что мне делать, как жить дальше, а вы рассказываете мне о пророчестве, о моей важной роли… Какая ерунда! Мне же даже рясу нельзя носить как раньше. Для остальных людей я перестал быть монахом, но ведь внутри я остался таким как был. И что же? Вся моя жизнь прошла в размышлениях, молитвах, от этого мне уже не отказаться. – Клемент, опустив глаза в пол, говорил сбивчиво, словно оправдываясь.

– Но ведь твоя жизнь не закончена, – сказал Равен. – Считай, что ты родился заново.

– Новая жизнь, новые надежды… – прошептал монах. – Ложные надежды?

– Глупо противиться тому, что должно случиться. Разве будущее от нас зависит?

– Святой Мартин считал, что у каждого из нас есть выбор.

– Он мог ошибаться.

– Как и вы.

– Клемент, что ты знаешь об обстоятельствах смерти святого? – спросил Равен.

– Какое это имеет отношение к нашему разговору?

– Я просто хочу показать тебе правду, какова она есть на самом деле, на наглядном примере. Ваш святой подходит для этого как нельзя лучше.

– Против него возник заговор магов. Они подстерегли его на улице, когда рядом не было свидетелей, и убили, вонзив кинжал в спину. Вот, пожалуй, и все.

– Замечательно, – сказал лекарь, хотя его вид говорил скорее об обратном. – А тебе не приходило в голову, откуда узнали, что это дело рук именно магов, если на улице не было свидетелей?

– Ну… Я никогда не задумывался над этим. Это не ставилось под сомнение.

– В этом то все и дело. Отучи человека сомневаться, и ты сможешь делать с ним, все что угодно. А теперь, – Равен сделал паузу, – правда. Мартина действительно убили в безлюдном переулке, убили подло, вонзив в спину нож. Ему не дали возможности защищаться, посчитав, что он – в прошлом известный воин, сумеет дать своим убийцам отпор, даже после стольких лет ношения рясы. Хотя лично я сомневаюсь, что он стал бы защищаться.

– Равен, оставь это, он все равно нам не поверит, – сказала леди Кантор.

– Это его дело, но рассказать я должен. Клемент, Мартина убили собственные ученики. Это были двое его ближайших соратников, которые впоследствии возглавили орден.

Клемент молча смотрел на лекаря. Даже в пророчество Роны он был готов поверить охотнее, чем в то, что только что сказал Равен.

– Мартин доверял им. Он был для них учителем, наставником, и что же? Они посчитали, что в некоторых вопросах он слишком правильный, слишком мягкий и что Мартин будет гораздо полезнее зарождающемуся, и только начинающему входить в силу ордену Света, если станет мучеником. Новообращенным нужен был образ страдальца, погибшего за свою веру! И они его получили. Клемент, вот откуда начинается ложь! Вот тебе ее истоки! Как знать, если бы Мартин был жив, орден бы стал совсем другим, но его погубила собственная доверчивость. Он видел много зла на земле, и хотел изменить весь мир, но не смог изменить даже своих учеников.

– Я не верю тебе, – Клемент заткнул уши. – Не верю!

– Веришь, но даже себе не хочешь в этом признаться. В убийстве Мартина обвинили магов – нужно было подорвать их влияние, и на нас началась охота. Со временем она приобрела угрожающие масштабы.

– Но вы же сами утверждаете, что орден полон скрытых магов. Неужели они входили в ближайшее окружение Мартина? – спросил Клемент. – Маги-монахи?

– Нет, но позже орден стал привлекать на свою сторону некоторых из них, обещая им безопасное существование, если те будут действовать в его интересах. Чтобы изловить волшебника, нужен волшебник. Постепенно маги, принятые в орден поднимались все выше по служебной лестнице, и некоторые достигли больших высот. Там, где никогда не ценились такие понятия, как честь и совесть это было сделать нетрудно. Многие из них отлично поднаторели в интригах, живя еще при императорском дворе.

– Орден Света – это огромный обман от начала до конца. Они не зря лишают людей возможности читать книги, проповедуя повальную неграмотность. Глупыми невеждами так легко управлять, а это все, что им нужно, – сказала леди Кантор. – В городах закрывают и сжигаются библиотеки.

– Вы тоже, – Клемент махнул рукой, – маги… И тоже стремитесь всем управлять.

– Маги всегда стремились к власти, и не любили конкурентов, – сказал Равен, – не буду это скрывать. Это объективный процесс и он связан с совершенствованием нашей личности. Без этого бы маги не развивались. Но все мы разные, и когда одни из нас не могут перейти черту, за которой для человека не остается ничего святого, другие с легкостью шагают вперед.

– Вы решили меня сегодня добить, да? – проворчал Клемент, взглянув на них исподлобья. – Давайте, я к вашим услугам. Если у меня не будет сердечного приступа, то я точно сойду с ума после этого разговора.

– Потерять рассудок не так-то просто. Это не каждому дано.

Монах промолчал. Он закрыл глаза и, не двигаясь, просидел так несколько минут. В спальне воцарилась мертвая тишина. Советники уже стали терять терпение, когда Клемент, наконец, сказал:

– Я хочу, чтобы вы ушли. Пожалуйста, оставьте меня одного.

– Может тебе нужна помощь? – участливо спросил Равен. – Тебе плохо?

– Нет, все в порядке. Мне необходимо привести мысли в порядок, но это весьма затруднительно, когда вы стоите у меня над душой.

– Хорошо, мы уйдем. Но ты дашь нам ответ?

– Да. Ответ будет. Приходите, – монах бросил взгляд на часы, – через час. Но не раньше.

Равен дал знак советникам, чтобы те покинули спальню. Когда они вернулись, то Клемента в комнате уже не было.

Здесь гулял холодный ветер, раскачивая легкие занавески. Лекарь бросился к окну и увидел простыни, которые Клемент использовал в место веревки.

– Он сбежал! – воскликнул Ворский. – Быстрее, мы еще можем его догнать!

– Подождите, – сказал Равен, подходя к ночному столику. – Он оставил записку.

На белом листке бумаги беглым размашистым почерком было написано следующее:

"Прости Равен, но я вынужден исчезнуть. Право пророчество или нет, но мне с вами не по пути. Дороги монаха и дороги мага никогда не пересекутся. Вы стремитесь владеть миром, а я уйти от него. Я буду помнить добро, сделанное тобой, и при случае отплачу тем же. (Мне стыдно, но я присвоил твою одежду, и взял немного денег). Я не хочу далее злоупотреблять твоим гостеприимством. Клемент".

– Не думал, что он способен на решительные действия, – сказал Флориан с одобрением. – Он нас всех провел.

– Куда он направился? – Ворский вопросительно взглянул на Равена.

– Не знаю, но не думаю, что пускаться за ним в погоню будет верным решением. Даже если мы его отыщем, сейчас он не станет с нами сотрудничать.

– Как глупо, что он отказался от нашей помощи, – сказал Виктор, затаскивая простыни обратно.

– Мы на него слишком надавили, – заметила леди Кантор. – И вот результат. Нужно было быть мягче, а мы вывалили на него столько неприятной информации. И о пророчестве рассказали и о Мартине.

– Ему сейчас трудно, но он справиться, – Равен открыл один из ящиков комода. – Он ничего не забыл. Даже забрал с собой маску, которую я купил для него.

– Чтобы скрыть клеймо? – понимающе кивнул Ворский. – Да, она ему пригодиться.

– И что же нам теперь делать? – спросил Виктор. – Наша надежда на скорые перемены теперь бегает по городу, спасаясь от собственной судьбы.

– Мы будем наблюдать за ним. Скоро он себя проявит, я уверен в этом.

– Равен, ты сильно расстроен?

– Немного, – признался тот. – Столько труда, сил вложено было в его выздоровление, а он, – лекарь неодобрительно посмотрел на столик, – не взял с собой лекарства.

– Значит, они ему больше не нужны, – сказала леди Кантор, закрывая окно.

Советники пожали плечами, соглашаясь. Равен грустным взглядом скользнул по смятой постели. Он успел привыкнуть к монаху.

Сердце, мое глупое сердце, не дай ошибиться… Я не хочу сделать еще одну ошибку, она станет для меня последней. Господи, подай любой знак, чтобы я понял, чего ты от меня хочешь. Потому что я сам уже не знаю, чего хочу… Все отдам за твой голос. Я не в состоянии наложить на себя руки, самоубийство – это признак слабости, а я не могу быть слабым. Не имею права.

Я убежал от магов. Надеюсь, Равен поймет, что я никогда не смогу стать одним из них. Это невозможно. Они будут ждать от меня того, чего я не смогу им предложить.

О, Святой Мартин! Если все это ложь, то почему мое сердце, моя душа твердит, что это правда? Это всего лишь слова, но они сказаны и словно бездна раскрылась передо мной. Теперь я смотрю в нее, она притягивает взгляд так, что от ее глубин невозможно оторваться. Скоро она поглотит меня…

В ушах шумит, сердце бьется словно безумное.

Передо мною бескрайнее заснеженное поле.

– Рихтер! – монах закричал, что было сил.

Оглушенный собственным криком, он упал на колени. Клемент был за городом, всего в каком-то километре от городской стены.

– Рихтер! – позвал он снова, обращаясь к ночному небу. – Где ты?!

Ответом ему была тишина. Клемент обеспокоено посмотрел по сторонам.

– Смерть, я хочу стать твоим учеником…

– Серьезно? Как же все-таки тебя допекли маги… – сказал Рихтер, появляясь за его спиной. – Ты совсем запыхался. Так быстро бежал, словно за тобой гнался легион демонов.

– Ты здесь? – Клемент вздрогнул.

– И уже давно.

– Но я не видел тебя.

– Еще чего не хватало, – проворчал Рихтер, – что бы меня видели простые смертные, когда я этого не хочу. Начнется же повальный мор по всему миру.

– Ты знаешь, что случилось?

– Да, я в курсе всего. Нахожу твои приключения довольно забавными. Не обижайся.

– Что же в них забавного?

– Меня всегда поражало то, как некоторые личности умудряются притягивать к себе неприятности. Один человек, как правило – серый, незаметный, проживает свои восемьдесят лет тихо и мирно. Он не играет никакой роли ни в чьей судьбе, иногда даже в своей собственной, а другой – постоянно попадает из одной истории в другую. Истории становятся все запутаннее. И в конечном итоге оказывается, что судьба мира лежит на его хрупких плечах. Это, если ты не понял, я на тебя намекаю.

– Я понял.

– Как тебе пророчество?

– Ничего не знаю. Мне нужно больше сведений.

– Наверное, надоело, что каждый первый встреченный, выпучив глаза от осознания важности момента, рассказывает тебе великую скрытую до сих пор правду?

– Ты очень хорошо выразил мои чувства. Именно так все и происходит.

– Тебе нужно попасть в библиотеку ордена, где они хранят свои документацию, и провести там недельку другую.

– Хорошая мысль.

– А ты готов хладнокровно убивать ради своей цели?

– Ну, зачем же так сразу… – пробормотал монах.

– А для чего ты меня в таком случае позвал? Кто сказал: "я хочу стать твоим учеником"? Хочешь учиться – учись, я только рад этому, но Смерть не разводит кроликов и не вышивает на полотенцах божьих коровок.

– Но неужели нельзя обойтись без кровопролития?

– Ты считаешь, что в библиотеку тебя пустят просто так, без пропуска и рекомендаций? С какой стати? Она хорошо охраняется. Поднимись, наконец, с колен, твоя смиренная поза ужасно раздражает. А что у тебя со спиной? Рубашка мокрая от крови. Ты рано отказался от помощи лекаря.

– Я займусь этим позже, – отмахнулся Клемент. – Сейчас для меня есть вопросы более важные.

– Ты в смятении, – Рихтер наклонил голову. – Разочарован в жизни, в самом себе. Чувствуешь вину, и скоро она перерастет во всепоглощающую печаль. И если ощущение вины – чувство переходящее, то печаль останется с тобой навсегда.

– Ты знаешь обо мне все, да? – вздохнул Клемент.

– Что такого было в той девочке, что теперь ты так изводишь себя? Ваши пути пересеклись однажды, а потом разошлись. Так часто бывает. Ведь она не была твоей второй половиной, зачем же продолжать мучить себя? Воспоминания приносят боль.

– Наверное, у меня сильно развито чувство долга. Мирра была замечательным ребенком. Мы отлично ладили. И я никогда не прощу себе… Я просто безответственный идиот, – монах скрипнул зубами и сжал кулаки.

– Простишь. С каждым новым вздохом вас будет разделять поток времени, воспоминания станут тускнеть. У тебя же нет абсолютной памяти, как у некоторых безответственных некромантов, верно? Останется только печаль.

– Что ты сказал о второй половине?

– Твое седьмое чувство молчит, и даже когда ты смотрел ей в глаза, вы продолжали жить дальше, – ответил Рихтер. – Значит, ваши души разные. Им не стать одним целым.

– Моя вторая половина действительно существует? – с недоверием спросил монах.

– Она есть у каждого.

– Даже у тебя?

Смерть напрягся и, нахмурив брови, ответил:

– И у меня. Она была даже у… Но не стоит говорить об этом.

– А я смогу найти ее?

– Хочешь устроить свои личные дела и помахать рукой на прощанье всему остальному миру? Не выйдет. Раз о тебе говориться в пророчестве, значит, придется играть по его правилам. Ты исполнишь то, что предсказано.

– Я так и думал, что мне не найти ее.

– А ты и не искал. Ты искал только Свет, и в этой жизни, и в прошлой.

– Что это значит? Я живу не в первый раз?

– Неужели не слышал о перерождении душ? Поверить не могу… А еще монах.

– Слышал, но как-то никогда не думал, что это касается и меня.

– Раз душа есть, значит касается. Механизм перерождений прост. Выдающиеся люди, не важно в чем, рождаются снова, и лучшие из них, в конце концов, становятся богами, а остальные, не оправдавшие надежд вселенной – после смерти растворяться в пустоте.

– Как это неважно в чем? Даже если он выступали на стороне зла?

– Да.

– Но это же несправедливо!

– А кто говорит о справедливости? Люди достигают высот в совершенно разных сферах… Боги же бывают разные: алчности, ненависти, предательства.

– Да, ты прав…

– Хотя, если хочешь знать мое мнение – это не настоящие боги. Так, мелкие божки… Ничего интересного.

– Так значит, я был выдающимся?

– Не придирайся к словам, – усмехнулся Рихтер.

– Ты знал меня в прошлой жизни? – спросил Клемент, затаив дыхание.

– Я думал, что тебе не свойственно тщеславие. Выходит, что даже Смерть ошибается.

– Это простое любопытство, – принялся оправдываться монах. – Так знал или нет?

– Знал, ну и что? Неужели непонятно, что я лично прихожу за каждым человеком?

– Выходит, я уже умирал?

– Да, и надеюсь, осознание этой простой истины поможет тебе меньше меня бояться. И не ври, что это не так. Все бояться Смерти. Это естественно. К тому же я имею привычку заглядывать прямо в сердце, и точно знаю, когда оно наполнено страхом.

– Твое присутствие заставляет меня чувствовать себя ничтожной песчинкой, прахом. Эмоции идут откуда-то из глубины. Животный ужас, который сильнее человеческого разума, но я смиряю его. Как могу… Но невероятно… Я ничего не помню о своей прошлой жизни. Скажи мне, кто я?

– Зачем тебе имя? Для тебя нынешнего оно уже ничего не изменит. Тебе достаточно знать, что ты был хорошим, в твоем понимании этого слова, человеком.

– А как я умер?

– Как и жил. Достойно.

– Это хорошо, – вздохнул Клемент. – Хоть в прошлом я не был таким непроходимым болваном. Теперешняя жизнь преподносит моей душе неприятные сюрпризы и на новое перерождение рассчитывать не приходиться.

– Тебя послушать, так ты самый ужасный человек на земле. Не расстраивайся, есть намного хуже. Но мы отвлеклись, давай перейдем к делу. Чего ты от меня конкретно хочешь?

– Для начала мне нужно стать более незаметным. Я не могу сражаться со всей охраной ордена.

– О, это можно устроить… Ты сможешь стать невидимым, ведь человек так несовершенен. Его легко обмануть, если отвлечь внимание от своей персоны.

– Ты наделишь меня какими-то особыми способностями? – осторожно спросил Клемент.

– Нет, ты все сделаешь сам. Я просто подскажу направление, в котором тебе нужно работать. Знакомо выражение: "отвести глаза"?

– Слышал.

– Отлично. Полагаю, что в таком случае тебе больше подойдет кинжал, чем шпага. Короткий кинжал удобно прятать, он маленький и бесшумный. Но очень эффективный.

– Подлое оружие.

– Оно напоминает тебе о смерти Мартина? – с усмешкой спросил Рихтер.

– Не только. Но и о ней тоже.

– Оружие не бывает плохим или хорошим. Это всего лишь кусок металла. Шпага аристократа не более благородна, чем плеть надсмотрщика. Все зависит от того, в чьих руках оно находится.

– Теперь я понял, кто ты… – пробормотал Клемент. – Именно это определение подходит тебе больше всего. Ты – аристократ. Утонченный, насмешливый, пресыщенный жизнью.

– Даже не знаю, как на это отреагировать. Это лесть?

– Наверное.

– Пускай у этого мира будет аристократичный Смерть. Немного элегантности и хорошего вкуса ему не помешают. – Рихтер поправил бант галстука. – Хорошо, что я могу замедлять течение времени. Таким образом, твое обучение будет происходить в ускоренном темпе.

– Выходит, что пока я разговариваю с тобой, я не старею?

– Стареешь, но гораздо медленнее, чем в обычных условиях.

– А ты можешь повернуть время вспять? – спросил Клемент.

– Это исключено. Так управлять временем не вправе даже Создатель.

– Но он может?

– Не знаю, надо будет спросить при случае… Но ты тешишь себя напрасными надеждами.

– А вы с ним часто встречаетесь? – у монаха перехватило дыхание. – Так просто… Ты и Создатель.

– Да, беседуем, сообща решаем вселенские проблемы. Клемент, ты несносный человек! Всякий раз уводишь разговор в какие-то возвышенные сферы, куда свой нос тебе совать вообще-то не положено.

– Прости меня, – потупив взор, сказал монах.

Рихтер только рукой махнул, и медленно с характерным скрежещем звуком, вытащил шпагу из ножен.

– Эх, жаль во всем мире мне не найти подходящего противника… Пока что не найти. – Он немного наклонил голову набок. – Тебе необходимо будет приобрести подходящее снаряжение, одежду. Без этого никак. В Вернстоке это лучше всего сделать, – Рихтер на миг задумался, – в лавке "Синие горы", что рядом с трактиром "Стальной гном". Она, как ты надеюсь, догадался, находится в гномьем квартале. Смело торгуйся с продавцом. Гномы просят за свой товар фантастические деньги, но в конечном итоге, сбавляют цену, чуть ли не в четыре раза от первоначальной стоимости. Ты когда-нибудь торговался с гномом?

– Приходилось. – Клемент содрогнулся.

– Не слышу особой радости в голосе. Зря, ведь для покупателя гном разыгрывает целое представление. Если не принимать все, что он говорит близко к сердцу, то от происходящего можно получить немало удовольствия. Хм… – он оценивающее посмотрел на монаха. – В Вернстоке цены высокие, а так как тебе придется скрываться, то лично для тебя они станут еще выше. Как собираешься зарабатывать на хлеб насущный?

– Я не могу больше носить рясу и проводить обряды.

– Сочувствую твоему горю, – сказал Рихтер без особого сострадания в голосе. Впрочем, и без особой неприязни.

– Не знаю, кто возьмет меня на работу. Я ведь толком ничего не умею делать. Да еще с этим клеймом…

– Разбой тебя не привлекает?

– Нет, никогда! – воскликнул Клемент. – Это отвратительно!

– Ух, да я же не предлагаю тебе обкрадывать вдов и сирот. Как насчет благородного разбоя?

– Разбой никогда не бывает благородным, – уверенно ответил Клемент.

– Даже если ты отнимаешь у разбойника награбленное и возвращаешь его несчастной жертве? А сознательная жертва спешит отблагодарить своего спасителя?

– Рихтер, ты все перекручиваешь с ног на голову. С этой точки зрения…

– В том-то все и дело, что тебе надо научиться смотреть на мир с разных сторон. Не бывает белого, черного… Есть серое, синее, зеленое и еще миллионы цветов.

– Ты меня путаешь. И разбой… Нет, не хочу этим заниматься. Если бы я мог изменить прошлое…

– Ах, если бы это было так просто… Сколько раз я клял себя за ошибки и просил дать мне еще один шанс, – Рихтер вздохнул. – Но назад возврата нет. Решай, ты будешь моим учеником или нет?

Клемент обернулся и с тоской посмотрел на холодные огни города. Огней много, но все они для него были чужими. Ему некуда было возвращаться и некуда отступать.

– Да, Учитель, – монах преклонил колено и опустил голову.

– Отлично, – Рихтер довольно улыбнулся. – Я в свою очередь обязуюсь сделать из тебя самого лучшего и опасного невидимку из всех, что когда-либо рождались на свете. Это будет интересно. А пока что выпрямись и слушай меня внимательно, ученик. Урок первый: никому не доверяй и никогда не поворачивайся к врагу спиной. Да-да, теперь тебя со всех сторон окружают враги. Что из этого следует?

Монах непонимающе смотрел на Рихтера.

– Ну же, пошевели мозгами! Из этого следует, что тебе нужно обзавестись безопасным убежищем, где можно будет восстановить силы и обдумать планы мести.

– Где же мне его взять?

– Для этого лучше всего подойдет какое-нибудь заброшенное помещение. Старый склад или подвал. Скорее всего, оно будет пользоваться дурной славой. В воровской притон тебе идти нельзя, там ты и до утра не доживешь.

– А что значит "пользоваться дурной славой"? – осторожно спросил Клемент.

– Там могут обитать духи умерших.

– И как же мне там селиться?

– Ты же монах?! Вот и молись, и если твоя вера крепка, то духи тебя не потревожат, – проворчал Рихтер. – На самом деле призраки – создания безобидные. Они завершают свои дела на земле и успокоенные возвращаются в ничто. Тебе сейчас надо бояться не духов, а созданий из плоти и крови. Возвращайся в город, найди себе достойное пристанище и займись больной спиной. В следующий раз я буду с тобой разговаривать, только когда ты будешь полностью здоров. Ты взял у Равена достаточно денег?

– Одолжил, – мрачно уточнил Клемент. – На первое время. Но я обязательно верну.

– Я не сомневаюсь. До встречи. – Рихтер махнул ему рукой и исчез.

Клемент озадаченно моргнул. Порыв ледяного ветра заставил его съежиться от холода. Монах завернулся в плащ и пошел обратно в город. Тонкую цепочку его следов стало заметать мелким, как крупа снегом.

Дарий играл в шахматы.

Играл сам с собой, потому что во всей вселенной ему было не найти достойного противника. Фигуры терпеливо стояли на доске, дожидаясь своего часа. Он еще раз оценил шансы обоих сторон и с задумчивым видом походил белым конем. Теперь черным придется выбирать, кем пожертвовать: турой или офицером.

– В этой игре есть что-то зловещее, – сказал Рихтер, материализуясь рядом с гномом. – Хотя возможно только потому, что именно ты находишься за игральной доской. Что за приз в этой игре? Смерть или рождение целого мира?

Дарий указал ему на стул:

– Сыграешь за черных?

– Ты поставишь им мат через четыре хода, – ответил Рихтер, мельком взглянув на доску.

Гном в ответ довольно улыбнулся.

– Может быть поставлю, а может и нет… В зависимости от настроения. Это всего лишь игра. Доска, и фигурки, вырезанные из мрамора, которые ничего собой не олицетворяют.

– Ну, да… так я тебе и поверил, – проворчал Рихтер. – У тебя же везде символы, загадки, намеки. Они нужны тебе как воздух.

– Рад, что ты не растерял былую сноровку.

– С тобой все равно невозможно играть. Я даже подумать о фигурах еще не успел, а ты уже видишь гибель моего короля.

– Хорошо, что ты пришел, – Дарий откинулся на мягкую спинку кресла. – Мне нужно с тобой поговорить.

– А разве у меня был выбор? – Рихтер иронично приподнял бровь. – Когда ты желаешь меня видеть, то меня в мгновенье ока против воли переносит к тебе. Кстати, где мы? – он обвел взглядом огромный зал с колоннами, задрапированный красным шелком.

– Нигде. Я создал этот зал ради игры в шахматы. Красный цвет должен напоминать о том, что фигуры на доске – это прообраз еще не созданных армий.

– Создатель развлекается? – Смерть иронично приподнял левую бровь.

– Иногда частица Повелителя Ужаса берет надо мной верх, – пожал плечами Дарий. – Но это случается только на время игры.

– Ты беспощаден, – заметил Рихтер, смотря на доску. – Белые начинают и выигрывают. Ты не даешь черным ни единого шанса.

– Я и белое и черное, – ответил Дарий, двигая вперед пешку. – Что ты задумал?

– О чем речь?

– Ты стал обучать Клемента.

– Ну и что? Он сам попросил меня об этом.

– Надеюсь, ты не собираешься воспитать себе смену. Он все равно не сможет заменить тебя на твоем посту. Ни в настоящем, ни в будущем. Его душа для этого не подходит.

– Я прекрасно знаю об этом, – отмахнулся Смерть.

– Тогда зачем ты это делаешь? Своими поступками ты переступаешь границу дозволенного.

– Он бы все равно пошел по этому пути. Я не нарушаю правил.

– Ты ускоряешь естественный ход событий.

– А разве тебе не хочется прекратить его страдания? – коварно спросил Смерть. – Пусть он отомстит, наконец, за свои мучения.

– Вот так? – Дарий опрокинул фигурку черного короля.

– Мат, – констатировал Рихтер.

– Страдания необходимы ему не меньше чем обычному человеку необходимо ощущение счастья. Они раскроют монаху настоящую красоту мира. Неужели ты думаешь, что если лишить страданий монаха, то его душе будет от этого лучше?

– У меня с душами разговор очень короткий. Быть может, если бы я был так же совершенен как ты, то у меня не возникало бы таких безумных побуждений, вроде желания помочь ближнему.

– Ты начинаешь говорить как монах. Хм, кто на кого влияет?

– Невероятно, но ты как всегда прав, – рассмеялся Рихтер. – Надо быть осторожнее. Если Смерть вдруг станет не в меру религиозен, для мира это закончиться плачевно. На самом деле я понимаю, что ты имеешь в виду, и именно поэтому не говорю Клементу всей правды. Но что ты хотел от меня конкретно?

– Просто поговорить со старым знакомым. На самом деле мне не так уж важно, что происходит с монахом. Важнее, чтобы ты не слишком увлекся этой игрой. Человеческий век короток, и после физической смерти его душа может исчезнуть на несколько тысячелетий.

– Ничего, я найду себе новую игрушку, – бодро ответил Рихтер, но Дарий в ответ осуждающе покачал головой.

– Ты слишком привязался к нему. Человек и Смерть не могут быть друзьями.

– Считаешь, что у меня будут с этим проблемы? Но почему? Я всего лишь коротаю свой отрезок вечности. Глупо упускать такой шанс.

– Я знаю, что ты хочешь сделать из него свою копию. Клемент станет совершенным убийцей, и станет исправно служить своему Учителю.

– Он не будет моей копией, – нахмурился Рихтер. – Потому что это будет убийца с добрым и мягким сердцем, неравнодушный к чужим страданиям. А я был эгоистом.

– Да, твой случай особый… Смотри!

Внезапно оба друга превратились в шахматные фигуры. Дарий стал белым офицером, а Рихтер черной пешкой.

– Эй, что за шутки? – воскликнул Смерть.

– Неужели непонятно? – спросил Дарий. – Мы тоже фигуры на чьей-то доске.

– Обязательно было превращать меня в пешку? – обиделся Рихтер. – Хотя, означает ли это, что, добравшись до края поля, я смогу стать королевой? Хм, королевой… Ерунда какая. Уж лучше королем.

– Фигуры были выбраны случайно, – ответил Дарий. – Парадокс – во вселенной столько разнообразных случайностей, что они с легкостью превращаются в закономерности. У нас у всех есть свобода выбора, но все свободы вместе складываются в жестокую предопределенность Судьбы. Возможно, мы фигуры, которых двигает по доске ребенок. Он даже не знает правил игры, и просто переставляет нас по разным клеткам, а нам кажется, что в этом есть какой-то смысл.

– Дарий, ты говоришь странные вещи, – озадаченно сказал Рихтер. – Что с тобой?

– Я вплотную занят изучением вселенной. Знание же только порождает новые вопросы, – грустно ответил Дарий. – Вопросы останутся со мной навсегда. Я хорошо понимаю своего предшественника, его бесконечную усталость и тихое угасание.

– Но ведь тебе же еще рано! – испуганно сказал Рихтер.

– Разве бывает рано для всеведущего? Будущее, как и прошлое всегда рядом с ним. Ладно, не буду тебя пугать… – И Дарий вернул вся на свои места.

Рихтер обрадовано осмотрел свое тело, топнул ногой и механически поправил воротничок рубашки.

– Ты действительно меня испугал, – признался он другу. – Если уж такое целостное и совершенное существо как ты, вдруг заявляет такое, то, что же делать нам, ущербным половинкам непонятно чего?

– Искать самих себя. Только тогда вы узнаете, что вы есть на самом деле. Только не обижайся, – быстро добавил Дарий, видя, что Рихтер нахмурился. – Придет время, и ты тоже сможешь быть с нею счастлив. А пока возвращайся к монаху. Он на тебя хорошо влияет.