Текст книги "Седьмое чувство. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Майя Зинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 47 страниц)

– Какую глупость?

– Не волнуйся, тебе она не грозит. Даже при всем твоем желании.

– Мое понимание мира разбито вдребезги. Я весь в сомнениях. Что же происходило с людьми до того, как ты стал Смертью?

– Рождались и умирали, как и раньше, – равнодушно ответил Рихтер. – Просто до меня был другой, которого я и сменил на этом не легком посту.

– Что? Вас несколько?

– Я же сказал, что сменил его. Смерть всегда один. Послушай, давай поговорим на другую тему. Сейчас тебя должна интересовать только твоя собственная участь.

– Я не могу упустить такую замечательную возможность.

– Устройство мироздания тебе всегда будет интересно? – странным тоном спросил Рихтер.

– Всегда. Это сильнее меня, так сказать, мой внутренний стержень.

– Да, – согласился Рихтер, – кто-то становиться Смертью, а кто-то надевает рясу. И для того и для другого это становиться навязчивой идеей.

– Что в этом плохого? Я бы очень хотел, чтобы люди, узнав правду о нашей вселенной, узнав о Свете, что нас создал, жили в мире и согласии.

– Ты говоришь как Святой Мартин. Возглавляя орден, он тоже желал мира и согласия. Не для всех, конечно – Мартин был реалистом, но для него это все равно плохо кончилось.

– Его убили коварные маги.

– Восемьсот лет, всего восемьсот лет, а как все изменилось! Ты не находишь странным, что сейчас гномов обвиняют в причастии к его убийствам, хотя еще триста лет назад об этом никто не знал?

– Наверное, появились новые сведения, – не очень уверенно предположил Клемент.

– Ага, на пустом месте. Выходит на балкон Вечного Храма, кто-нибудь очень похожий на брата Пелеса и объявляет об этом людям, собравшимся на главной площади Вернстока. И новый миф готов. Хорошо, допустим, что это правда. Но гномам смерть Мартина не принесла никакой выгоды, а значит, они не имели к этому никакого отношения. Она была им ни к чему. А гномы никогда не берутся за дело, которое им не выгодно. Это аксиома. Значит, орден выдает желаемое за действительное. Ему необходимы богатства горного народа. Почему же ты не допускаешь мысли о том, что и магов в свое время также оболгали? Нет, я не склонен их оправдывать – среди них тоже попадаются негодяи, впрочем, как и среди монахов.

– Ты подводишь меня к мысли, что я жил в маленьком закрытом мирке, как улитка в раковине и не подозревал о том, что происходит в действительности? И монастырь с уважаемым настоятелем, и мой город были всего лишь декорациями к сказке? Возможно, так и есть.

– У тебя были иллюзии, друг мой, – мягко сказал Рихтер, – и теперь ты их лишился. Это было неизбежно.

– Неприятно узнавать, что ты был редкостным глупцом. Сказка ведь была красивая… – вздохнул Клемент. – А Вернсток оказался настоящим болотом.

– Ну, зачем ты так… Опять видишь только черное и белое. Ведь есть же и середина. Это замечательный город. Очень древний, богатый. И Вечный Храм – это не только подвалы и залы пыток. Видел бы ты его раньше… Дома, башни, дворцы! Во время праздников в городе творилось что-то невообразимое. Маги бывали очень изобретательны по части сотворения иллюзий, и ни одно представление не обходилось без их участия. Хм, жители Вернстока тоже не такие плохие, как могут показаться на первый взгляд. Не все, во всяком случае.

– Неужели? – с сарказмом сказал Клемент, вспомнив, как они его травили на пути к площади, и что произошло с ним потом.

– Ты видел их с плохой стороны. Они были одурачены сладкими речами руководителей ордена, стали заложниками их лжи. Вспомни себя, ты до сих пор не можешь поверить, что тебя обманывали, насколько велик их авторитет, хотя ты и успел узнать кое-какую правду на своей собственной шкуре.

– Значит это орден причина всех зол? И соответственно монахи, которые в нем состоят?

– Но ты же тоже состоял в нем. Не забывай о человеческом факторе. Монахи тоже разные. Иногда попадаются весьма достойные люди. Ряса никого не меняет.

– А я был уверен, что меняет.

– Только если ты в ней родился. Подумай, что ты будешь делать, когда вернешься. Я имею в виду, в общем. Первое время тебя будет беспокоить только выживание. Действие дурмана, который дал тебе Ленц закончиться и ты узнаешь, какими мучениями тебя может наградить твое собственное тело.

– Тело – ловушка, – согласно кивнул Клемент. – Так я был под наркотиком?

– Тебе поставили на лоб клеймо, исполосовали кнутом, а ты еще спрашиваешь? Если бы не дурман и бескорыстная помощь твоего соседа по камере, ты бы сошел с ума от боли.

– Но я выживу, я всегда был выносливым. А что делать в будущем…

– Ты можешь доверять мне.

– Разве ты не читаешь мои мысли?

– Даже если и так, то я все равно не признаюсь тебе в этом, – ухмыльнулся Рихтер.

– Месть – это очень недостойно монаха? – спросил Клемент.

– Никто не может быть долгое время столь добрым. Даже ты. Месть – это всего лишь представление обиженной стороны о справедливости.

– Есть некоторые люди, которые должны ответить за свои злодеяния. Даже не передо мной. Перед людьми из сгоревшего селения, например… Перед Миррой, и ее родителями. Перед Патриком, Ремом. Но эта мысль пугает меня. А за ней следуют другие, еще более пугающее… Однако орден Света слишком далеко зашел. – Монах нахмурился. – Его действия стали противоречить собственному учению. Это недопустимо. – Он сжал кулаки.

– Вот теперь я вижу перед собой настоящего мужчину, – обрадовался Рихтер. – Браво!

– Уничтожить орден я не смогу, но сидеть сложа руки тоже не имею права.

– Если тебе будет нужна помощь определенного характера – обращайся. Я могу дать тебе пару уроков. Шпага у меня на поясе не для красоты висит, поверь. Я умею обращаться с оружием. Для бойца самое главное – это найти хорошего учителя.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Клемент.

– Там, куда тебя забросила судьба нельзя выжить, если не умеешь хорошо драться. У тебя уже был опыт первой настоящей драки, едва не ставший для тебя последним. И кроме непосредственно защиты своей жизни, ты также должен уметь нападать.

– Но я же все-таки монах… – Клемент виновато взглянул на свои раскрытые ладони. – Я не смогу стать хладнокровным убийцей.

– И что же тебе мешает? – насмешливо спросил Рихтер. – Совесть? И не надо смотреть на меня так, словно я не в своем уме. Я спрашиваю серьезно.

– Отнимать человеческую жизнь – это неправильно. Меня коробит от одной мысли об этом.

– А как же войны, где человеческая жизнь отнимается с большим энтузиазмом и в огромных количествах?

– Это другое дело. Но войны я тоже не приветствую. Святой Мартин раскаялся в своем прошлом, а он был мудрым человеком.

– До того, как стать монахом, он, принимая участие в боевых действиях, убил многих людей – он был замечательным воином, но в последствии это не помешало ему основать этот злополучный орден и получить приставку "Святой" к своему имени. Поступи и ты также. Восстанови справедливость, а потом со спокойной совестью веди праведный образ жизни, замаливай грехи, читай молитвы и проповедуй. Можешь даже на склоне лет построить монастырь и стать в нем настоятелем.

– Заманчивое предложение… Но вряд ли я когда-нибудь смогу вернуться к нормальной жизни. Одно клеймо чего стоит…

– Ох, Клемент, не зарекайся. Мне понятны твои колебания, себя трудно сразу изменить, поэтому я немного ускорю процесс.

Рихтер поднялся и протянул руку Клементу.

– Куда мы идем?

– Возвращаемся. Ты не даешь себе погибнуть, а я принимаюсь за выполнение своих непосредственных обязанностей. Рутина, так сказать.

– А я точно не умру, когда вернусь? – испуганно спросил Клемент.

– Если не будешь делать глупостей – то нет, – ответил Рихтер. – Когда захочешь сбросить овечью шкуру и стать моим учеником, то позови меня. Но только от всего сердца, так чтобы я услышал. Или, – он пожал плечами, – стань свидетелем очередного убийства. В Вернстоке с этим никогда не было проблем.

– Ученик Смерти… Звучит жутко. А почему ты мне так настойчиво предлагаешь свою помощь? Что будет с моей душой, если я воспользуюсь твоим предложением? Вдруг меня отвергнет Свет?

– Опять все свелось к Свету и душе! – Рихтер в сердцах плюнул. – Это какой-то замкнутый круг. Я же объяснял, что ты мне интересен. Вот и все. Но если ты будешь по-прежнему слаб, то тебя убьют и история твоей жизни, очень короткая кстати, закончиться ничем. А что до душ, так лично мне они совершенно не нужны. Я их забираю, но нигде не складываю, не храню. Они без моего участия отправляются туда, куда им положено.

– Куда? – глаза Клемента поневоле загорелись от любопытства.

– Так я тебе и сказал. Ответы на некоторые вопросы могут повредить здоровью и психике того, кто спрашивает.

Рихтер внезапно оказался за спиной монаха и толкнул того вперед. Клемент не удержался и, потеряв равновесие, с криком полетел в черную вязкую темноту.

Общественное кладбище – это мрачное место, которое все нормальные граждане стараются обойти стороной. Казненных преступников, бездомных и прочий сброд, не имеющий родственников или обеспеченных друзей, желающих заняться их похоронами, вывозят за город и хоронят в общей могиле – большой яме, выкопанной городскими могильщиками. Тела сваливают в кучу и без лишних церемоний засыпают землей.

Редкий монах, проходящий мимо, скажет о них пару слов, но это единственное напутствие, которого удостаиваются их души по пути в иной мир. О них некому плакать, и даже если были те, кому их судьба не безразлична, они или слишком далеко или слишком бедны, чтобы позволить себе это.

Две телеги до отказа нагруженные мертвецами остановились возле самого края ямы, и пара могильщиков, с ворчанием принялись за свою работу. После того, как все тела оказались внизу, они отпустили извозчика, и стали забрасывать яму землей.

Клементу повезло. Во-первых, он по счастливой случайности оказался сверху, а во-вторых, могильщики были изрядно пьяны. Им хорошо платили за их работу, деньги у них никогда не переводились, поэтому для них это было обычное состояние.

Могильщики немного побросали землю, потом оставили лопаты и пошли к себе, решив, что их клиенты вполне могут подождать до утра. На краю кладбища стоял небольшой домик, хлипкая хибара, в которой они жили.

В этот момент к Клементу вернулось сознание. Сначала он не понял, где находиться. Монах ничего не видел, был зажат среди закоченевших тел и задыхался. Но жажда жизни пересиливала все остальное. Клемент стал карабкаться наверх, разгребая рыхлую землю, и первый глоток свежего воздуха стал для него самым большим подарком. Клемент тяжело дыша, обессилено лежал, не делая попыток подняться. Но оставаться в яме в окружении столь сомнительного общества означало погибнуть и монаху пришлось двигаться дальше. Он кое-как поднялся на четвереньки и вылез на твердый грунт, благо ямы была неглубокой.

– Меня похоронили заживо, – ошеломленно прошептал Клемент, оглядываясь назад.

Его зубы выстукивали невообразимую мелодию, кожа посинела. Монаха начало лихорадить. На нем были только грязные обрывки, которые даже одеждой-то назвать нельзя. К его счастью, спина и лоб пока не дали о себе знать в полную спину. Из-за пережитого у Клемента наступило шоковое состояние. Едва двигая руками – суставы ныли невероятно, он поднялся с колен и, пошатываясь, пошел по направлению к домику могильщиков. Его привлек желтый огонек в окне.

Монах неоднократно падал. Дорога в каких-то две сотни метров показалась для него неимоверно длинной, но он вставал и упорно шел дальше. Когда он добрел до своей цели и с опаской заглянул в окно, то увидел, что оба могильщика мертвецки пьяны и спят, в окружении винных бутылок. Температура на улице опускалась все ниже, поэтому Клемент колебался недолго. Он осторожно толкнул незапертую дверь и вошел в дом.

В воздухе стоял кислый запах старого вина. Монах, щурясь от света, и переступая через хозяев, бегло осмотрел обе комнаты. Он взял и сразу же надел подходящую его размеру одежду, снял с дверного крючка заплечную сумку и побросал в нее все, что показалось ему хоть сколько-нибудь полезным.

Теплый воздух дома негативно отразился на его организме. Кровь пошла быстрее, к телу вернулась чувствительность, и многочисленные раны сразу же напомнили о том, кто здесь истинный хозяин. Конечности пронзали тысячи иголок. В глазах помутнело. Клемент обнаружил несколько монет выкатившиеся из кармана одного из могильщиков – крупного краснолицего мужчины. Искусав себе в кровь губы, чтобы не выдать себя громким стоном, он обшарил его карманы и был вознагражден еще несколькими монетами. Бросив их в сумку, он тут же покинул дом и спустя пару шагов был вынужден сесть прямо на землю, чтобы немного передохнуть.

– Свет, у тебя, наверное, на меня есть какие-то особые планы, раз ты вынудил меня стать вором. Первый шаг к пропасти сделан…

Клемент покрутил головой, ища дорогу, ведущую в город. Ему срочно нужна была помощь врача, без которой он все равно долго не протянет. На спине уже началось воспаление, и если ничего не предпринять, следующие сутки станут для него последними.

– Врач, лекарь, знахарь, кто угодно… – тут монах вспомнил о своем обезображенном лице и застонал.

Клеймо не скроешь. Ни один врач не возьмется его лечить с такой отметиной. Он просто не станет рисковать своей репутацией, а то и жизнью. Оставалось только положиться на провидение, надеясь, что оно приведет его к нужному дому.

Клемент увидел белеющий в темноте новенький черенок лопаты и взял его себе вместо палки. Эта ночь должна была стать решающей.

Дорога, лежащая перед ним, вела в самые бедные кварталы города, но так было даже лучше. Местный лекарь должен быть менее разборчивым, да и денег на лечение у монаха было совсем немного.

Монах побрел вперед, мысленно читая молитву. Молитва – единственное, что ему оставалось. Его мысли путались, место четкой картины прошлого в голове были грязные лоскутки воспоминаний. Он достаточно смутно помнил события, предшествовавшие его появлению в могиле. Клемент понимал, что он умирает, но, несмотря на это, упрямо шел дальше. Видимо высшим силам была небезразлична его судьба, и они хранили горемычного монаха от опасностей, которые могли повстречаться ему на пути ночью в бедных кварталах.

Клемент рухнул без сознания на пороге дома, принадлежащего булочнику, задев локтем фонарь и едва не разбив окно. Монах растянулся на крыльце напротив порога.

Шум разбудил хозяина, и тот решил выяснить его причину. С собой булочник захватил хорошо оточенный нож. При необходимости он был готов применить его по назначению. Повозившись с засовом, и приоткрыв дверь, он увидел Клемента недвижимо лежащего на досках крыльца.

– Шейна, гляди, – позвал он жену, притаившуюся за его спиной. – Ты его знаешь?

– Нет, Макс. Впервые вижу. Кто это?

– Знал бы, не спрашивал.

– Должно быть его сильно избили… Может он уже мертв?

Мужчина проверил и отрицательно покачал головой.

– Что будем с ним делать? Оставим, как есть? – женщину одолевали сомнения.

– Ты ждала приезда брата, это точно не он?

– Да откуда мне знать, я его столько лет не видела… – Шейна закусила нижнюю губу. – Это он должен был узнать меня, а не я его. Если бы он был в сознании, и не избит до такой степени, я бы тебе точно сказала, а так… Не знаю. – Она задумалась. – Но на всякий случай сходи за Равеном. Он должен помочь. Это дело лекаря.

– А платить ему чем? У тебя есть деньги? – спросил Макс Клемента, но тот естественно не ответил. – Ладно, потом с этим разберемся. Занести его в дом?

– Да, давай положим его в прихожей. Только тихо, не разбуди детей.

Макс с кряхтением втащил монаха и положил на широкую лавку, стоящую в прихожей. Шейна принесла лампу и, осветив незнакомца, ахнула:

– Макс, ты только посмотри, что сделали с этим беднягой. Да на нем живого места нет. Он изувеченный и такой грязный, словно выбрался из могилы.

– Его долго пытали. – Мужчина поежился. – Кому же это он так не угодил?

– Хуже всего другое, – она приподняла лампу повыше, – ему выжгли на лбу клеймо ордена Света.

– Ну вот, только этого нам еще не хватало, – проворчал Макс, нахмурившись.

– Теперь я вижу – это точно не мой брат. У брата, как и у меня, черные волосы, а у этого коричневые.

– Я рад, что он не твой родственник, – ответил Макс.

– В сумке разный хлам, но я нашла деньги, – Шейна показала мужу горсть монет. – Иди-ка ты все же к Равену, а он уже решит, что с ним делать. Возможно, с такими ранами и не живут.

– Ладно, – Макс забрал деньги, – но ты не спускай с него глаз. Вот, держи! – Он протянул жене нож. – Если что, ты знаешь, как с ним обращаться.

Он оставил жену, а сам пошел за лекарем. Это был ворчливый человек, но дело он свое знал хорошо, и никогда не отказывался помочь. Равен жил на соседней улице, поэтому уже через пять минут Макс был на пороге его дома. У него еще горел свет. Как правило, Равен ложился спать поздно.

– Господин лекарь! Это я – Макс! Откройте!

– Что случилось? – на втором этаже открылось окно, и показалась взъерошенная человеческая голова. – Опять какая-то ерунда, вроде растяжения связок или кашля?

– Нет, дело серьезное.

– Макс, а это точно ты, а не прожорливый ночной демон? – спросил лекарь с надеждой. – Если демон, то я останусь дома.

– Разве не видно?! – возмутился булочник. – Нужна ваша помощь. У меня есть деньги! – он вытащил из кармана монету, и показал ее так, чтобы Равену было видно.

Лекарь шел на вызов намного охотнее, зная, что ему заплатят за работу сразу, а не в долг, когда-нибудь потом, как это часто случалось.

– Уговорил… – проворчал Равен и скрылся в доме. Он оделся и через десять минут был готов идти с булочником.

– Ну что там у тебя стряслось? – спросил лекарь, зябко кутаясь в плащ. Свою тяжелую сумку, он как водиться отдал нести Максу. – Кто заболел?

– Сами увидите, – булочник был мрачен. – С моей семьей, хвала Создателю все в порядке. Но у нашего порога очутился какой-то тип, со следами пыток, и помощь нужна именно ему. Это мужчина средних лет, странно одетый. Но, похоже, он не бродяга или городской нищий.

– Вот как… – Равен погладил подбородок, заросший трехдневной щетиной. – Мне сорок три года, из них двадцать полных лет я практикую. И мой опыт говорит мне, что пытки – это неспроста. Наверное, у него хотели выведать, где спрятан клад, или что-то в этом роде. Он очень плох?

– Хуже может выглядеть только покойник, – признался Макс. – С ним осталась Шейна, она его караулит.

– Не думаю, что сейчас он склонен к побегу, – заметил лекарь.

Они пришли к дому булочника. Макс открыл дверь и пропустил Равена вперед. Мужчин встретила обеспокоенная Шейна.

– Наконец-то! – она бросилась к мужу.

– Мы опоздали? – спросил Равен. – Он умер?

– Нет, но минуту назад он так страшно стонал, что я уже не знала, что и думать.

Лекарь придвинул лампу и принялся осматривать Клемента. При виде открытых воспаленных ран на спине он нахмурился и покачал головой. Казалось, лекарь не знал, какое ему принять решение. На пару секунд взгляд Равена задержался на лице монаха.

– Интересный с научной точки зрения случай. Очень живучий человек, настоящий борец, – он приподнял руку Клемента. – Его надо отнести ко мне. Однозначно.

– Да?

– Можно попробовать его вылечить, но только у меня дома. В вашей прихожей нет необходимых для этого условий.

– Да мы совсем не против, – с облегчением выдохнул булочник. – Нам-то он зачем? Долг человеколюбия выполнили, совесть чиста и хватит. Я даже прямо сейчас к вам его отвезти могу. В тележке.

Шейна тоже обрадовалась этому решению. Чем скорее незнакомец покинет их дом, тем лучше. Равен согласился с булочником и через час Клемент был уже у лекаря. Как только Макс, жизнерадостно насвистывая, ушел, радуясь, что избавил себя от неожиданно свалившейся на его голову обузы, Равен тотчас занялся своим пациентом.

Лекарь жил один, поэтому никто не задавал ему лишних вопросов. Ему предстояла бессонная ночь, но лекаря это не смущало. Тяжелое состояние Клемента бросало вызов его мастерству целителя. Кто окажется сильнее: природа или человеческие знания и опыт?

Для начала нужно было промыть многочисленные раны больного, а потом уже собственно заниматься его лечением.

Равен подогрел воду, добавил в него обеззараживающей настойки, приготовил бинты и принялся за дело. Не опуская рук, он работал несколько часов и только на рассвете привел своего пациента в надлежащий вид.

Клемент был обмотан бинтами с ног до головы. Для лечения ожога Равен смастерил специальную повязку с мазью, которую он закрепил на лбу монаха. Лекарь критично оглядел конечный результат своих трудов и вздохнул с удовлетворением. Теперь ему оставалось только ждать.

Клемент пробыл в бессознательном состоянии до самого вечера. Лекарь к тому времени успел посетить других больных, сходить на рынок, вернуться, приготовить себе обед и поспать пару часов. Равен как раз занимался приготовлением настойки от кашля, когда монах открыл глаза и еле слышно попросил пить.

– Очнулся, – лекарь потер руки. – Обильная потеря крови вызывает сильную жажду. – Он сунул в рот Клемента трубочку, потому что пить прямо из чашки тот не мог.

– Кто ты? – спросил монах, напившись. Клемент не видел его лица. На его месте было размытое бледное пятно.

– Твой лекарь. Мое имя Равен. Больше тебе знать ничего не нужно.

Но монах его уже не слышал. Он закрыл глаза и забылся тяжелым беспокойным сном. На этом их короткая беседа завершилась. Долгих две недели Клемент боролся со смертью. Ему становилось то лучше, то хуже, три дня подряд его не отпускала жестокая лихорадка.

Равен израсходовал на него половину всех запасов обезболивающего, которое ему приходилось постоянно добавлять в мази. Лекарь часами сидел у постели монаха, наблюдая за его состоянием.

Наконец Клемент почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы самостоятельно принимать пищу. У него зажили суставы. Пальцы обрели былую сноровку. Теперь он смог бы не только орудовать ложкой во время обеда, но даже писать.

Как всегда в шесть часов вечера, Равен принес ему чашку полную горячего куриного бульона с размоченным в нем хлебом и в ожидании сел напротив.

– Спасибо, – поблагодарил его Клемент.

– Смотрите, не обожгитесь.

– Равен… Почему вы все это для меня делаете?

– Это моя работа, – пожал плечами лекарь. – Кроме того, неужели вы не верите в человеческое сострадание?

– Не верю. С недавних пор. – Ответил Клемент, медленно жуя. Он был еще очень бледен, но его глаза уже блестели как раньше. – Поэтому меня одолевают сомнения. Может, вы принимаете меня за кого-то другого?

– Исключено. Вас нашли без сознания на крыльце дома мои знакомые и отдали в мои руки. Я не знаю, кто вы, но надеюсь, что вы расскажете мне свою историю.

– Она короткая и неинтересная, – ответил Клемент, опасаясь говорить о своем прошлом.

– Я так не думаю, – Равен усмехнулся. – Образованный монах, побывавший в руках мастера пыток, засеченный почти до смерти, но живой и вдобавок ко всему заклейменный символом своего ордена – это очень интересно.

– С чего вы взяли, что я монах, да еще и образованный? – Клемент напрягся, не спуская настороженных глас с Равена.

– Успокойтесь, вам вредно волноваться. А то еще швы разойдутся. Если бы я намеревался причинить вам зло, то не стал бы столько сил тратить на ваше лечение. А догадаться, что вы именно монах было нетрудно. Во-первых, стрижка. Волосы заметно отрасли, но такую стрижку – короткую с укорачиванием волос на висках и от шеи к затылку носят только монахи Света.

– А во-вторых?

– Во-вторых, руки.

– Что не так с моими руками? – Клемент посмотрел на них с плохо скрываемым подозрением, словно они предали его, перейдя в стан врага.

– С ними все в порядке, – успокоил его лекарь. – Уже. Но я, будучи человеком наблюдательным, не мог не обратить внимания на их вид. Вам ведь не приходилось заниматься тяжелым физическим трудом, во всяком случае, подолгу. Руки рабочего, как правило, разбитые в суставах, с постоянными мозолями, в шрамах и так далее. А у вас этого нет. Значит, вы не простой монах, а образованный. Чем вы раньше занимались?

– Иллюстрировал книги, – признался Клемент, понимая, что отпираться бесполезно.

– Я так и думал, – удовлетворенно сказал Равен, забирая у него пустую чашку.

– Что же в третьих?

– Вы похожи на монаха, – лекарь позволил себе чуть-чуть улыбнуться. – Не знаю почему, но когда я смотрю на вас, то не могу представить больше никем другим. Наверное, вы часто молились, и искренняя вера в Свет оставила неизгладимый отпечаток на вашем облике.

– Да уж… – прошептал Клемент и его пальцы непроизвольно потянулись к повязке на голове.

– Нет-нет, – Равен остановил его руку. – Сами не снимайте. Даже если будет чесаться.

– Вы так и не сказали, почему помогаете мне.

– Полагаю, будет лучше, если вы назовете мне свое имя, и мы перейдем к более неформальному общению. Хорошо?

– Меня зовут Клемент.

– А мое имя ты уже знаешь, – Равен вздохнул. – Я не знал, удастся ли мне вылечить тебя или нет… Но ты оказался очень живучим.

– Мои предки родом с Запада. Берега Тумана были их родным домом.

– Тогда благодари своих предков. Понимаю твое нежелание говорить о том, что случилось, но для меня это очень важно. Поверь, это не праздное любопытство. В любом случае я гарантирую тебе неприкосновенность, и ты сможешь оставить мой дом, когда пожелаешь.

– Я гость, а не пленник?

– Конечно. Только я выбросил все твои вещи. Из соображений санитарии. Надеюсь, там не было ничего особо дорого твоему сердцу?

– Нет, – слабо отмахнулся Клемент, – это вообще не мои вещи, а могильщиков. Мне пришлось их взять, чтобы не замерзнуть на улице. Когда я выбрался из могилы, на мне почти ничего не было.

– Из могилы? – брови Равена медленно поползли вверх.

– Да, – нехотя подтвердил монах. – После казни меня посчитали мертвым, и естественно, отвезли на кладбище.

– За что тебя подвергли пыткам? Неужели ордену больше не нужны собственные монахи?

– Методы работы одного Смотрящего показались мне неверными, и я приехал в Вернсток, чтобы восстановить справедливость. Сам я из небольшого городка на северо-востоке. Когда я приехал, то узнал, что Смотрящий меня опередил. В итоге меня оговорили, объявили адептом Тьмы, а что было дальше, не трудно догадаться, – хмуро ответил Клемент.

– Значит, всему виной столкновение личных интересов? – Равен, казалось, был разочарован.

– Я всегда верил в добро, в торжество Света, но когда пришли Серые, они изменили мое представление о мире в худшую сторону, – покачал головой монах. – Мой монастырь, равно как и родной город был погублен. Да, жители в нем остались, но теперь это только тела, не имеющие души. Все кого я знал и любил, потеряны. – Он печально посмотрел на лекаря. – Вот теперь и думай, личные это интересы или нет?

Равен промолчал.

– Сколько ненужных смертей… Сколько боли и страданий и все ради чего? Люди гибнут по прихоти тех, кто обязан был их защищать. В ордене происходят недопустимые вещи.

– Клемент, а пыткам не предшествовало ничего необычного? Какого-нибудь испытания?

Монах посмотрел прямо в глаза Равену, пытаясь понять, на что-то намекает.

– Испытание было. Странное испытание… Мне терять больше нечего, поэтому я могу о нем рассказать. Перед тем как отдать меня в руки палача, передо мной поставили картину. Когда я посмотрел на нее, она ожила. Это правда.

Лекарь шумно выдохнул, встал со стула и подошел к окну. Он повернулся к монаху спиной, чтобы тот не мог видеть его лица.

– Говорят, что это особые картины, – наконец сказал Равен.

– Ты тоже слышал о них?

– Конечно. Вряд ли в Вернстоке надеться человек, который бы не слышал о картинах Марла. Это тайна ордена и как любая тайна, она быстро стала достоянием общественности.

– Мне сказали, что раз картина ожила, то я поклонник тьмы и ношу рясу только как прикрытие. Какая нелепость… – Клемент отвернулся, чтобы не встречаться с Равеном взглядом, если лекарь вдруг обернется.

– Ты провалил испытание?

– Выходит, что так. Но то, что я видел и чувствовал, было невероятным, – глаза Клемента затуманились. – Тот свет был так прекрасен… Он наполнял мою жизнь смыслом, словно я обрел истину и где-то вдалеке увидел конец своего длинного пути. Я мог узнать ответы на любые вопросы, но мне не хотелось ни о чем спрашивать. Это было ненужно.

– Ты так об этом говоришь, что я начинаю тебе завидовать.

– Равен, – монах замялся, – мне только кажется, или ты действительно не тот за кого себя выдаешь?

– Разве мое мастерство лекаря не говорит само за себя?

– Лекарь ты прекрасный – это верно, – сказал Клемент и добавил. – Даже слишком.

– Разве в этом деле может быть "слишком"?

– Может, – кивнул монах и, собираясь с духом, произнес, – когда искусство врача сочетают с магией. Ты ведь из-за этого заинтересовался мной, так? Увидел клеймо, и решил, что я маг?

– А ты не глуп…

– Равен, я не маг и точно это знаю. Магия, и ее представители стали на сторону тьмы, и я целиком разделяю мнение ордена по этому вопросу.

Лекарь неожиданно сбросил с лица маску холодного равнодушия и весело рассмеялся.

– Вот как? – он, не переставая улыбаться, покачал головой и скрестил руки на груди. – Почему же в таком случае внутри самого ордена немало магов? Они занимают руководящие посты.

– Откуда такая информация?

– От верных мне людей. Есть кое-что, что тебе нужно знать…

– Да? – Клемент напрягся.

– Не буду больше скрывать – я вхожу в организацию, которая давно ведет борьбу с произволом ордена. Не одну сотню лет. Я не стал бы тебе этого говорить, если бы не был уверен, что ты оказался на самом дне. Тебе не к кому идти, и даже если ты кому-нибудь расскажешь о нас, тебе все равно не поверят. А вот сотрудничество с нами будет для тебя полезным. Ты сможешь отомстить. Ведь только так восстанавливается справедливость. Замечу, мы боремся не против веры в Свет, а исключительно против ордена. Святой Мартин, сам того не желая, создал настоящее чудовище.

– С чего же вы решили, что вы лучше ордена? – спросил монах.

– Мы не лучше и не хуже. Мы существуем в качестве противовеса, пока существует орден. Как только исчезнет он, нас тоже не станет. Тебе же известно, что мир постоянно стремиться к равновесию.

– Ну да, я знаю эти сказки… – проворчал Клемент. – Добро невозможно без Зла, а Тьма невозможна без Света.

– Хорошенько посмотри на свое обезображенное тело и сам реши, кто в этом противостоянии принял сторону Добра. – Равен поправил одеяло, которым был укрыт монах. – Клемент, если ты захочешь остаться с нами, то узнаешь много интересного об ордене и целях, которые он преследует. О настоящих целях. Само провидение не дало тебе умереть и направило ко мне, не иначе. А теперь я ухожу. Тебе нужно отдыхать. Слишком длинные беседы вредят здоровью.

– Почему так важны картины этого древнего художника? Если они не указывают на магов, а я точно знаю, что не указывают, то какой в них смысл?