Текст книги "Седьмое чувство. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Майя Зинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 47 страниц)

– Люблю иметь дело со святошами. Их так легко бить. Хорошо мы с тобой придумали насчет ветки. Все всадники притормаживают.

– Майк, гляди какое чудо! – сказал второй. – Это не парень. А я-то думал, что парень. Молодая девка! Вот так подарок…

– Ты что, серьезно? За этими проклятыми кустами ничего не видно! Надо же, монахи за собой теперь для утех девчонок возят, – Майк плотоядно облизнул губы. – Здорово. У меня уже давно никого не было. Давай денежки подсчитаем и поделим потом, а сначала развлечемся, как следует.

– Чур, я первый! – он дернул Мирру за волосы. Девочка, сжав губы, скривилась.

– Да мне все равно, Раф. Мы же с тобой друзья. – Майк почесал щетину и оценивающим взглядом посмотрел на Мирру. – Никуда она от меня не денется. Маловата конечно, я бы предпочел постарше, но ничего… Сойдет. Давай только с дороги уйдем, пока кто-нибудь не объявился. Самое главное лошадей уведи. – Он со всего размаху ударил начавшего подниматься монаха ногой в живот.

Клемент застонал от боли, но своих попыток встать не оставил.

– Ты гляди, какой упертый! – Удивился бандит, продолжая методично избивать его, пытаясь попасть в наиболее уязвимые места.

Девочка, удерживаемая Рафом, закричала и сделала попытку вырваться, но тот держал ее крепко. Тогда она стукнула его локтем и укусила за руку. Бандит вскрикнул и, отвесив ей внушительную оплеуху, бросил на землю.

– Вот дрянь! – проворчал он со злостью. – Сейчас ты у меня попляшешь. Будешь еще умолять, и просить прощения.

Он навис над ней и прижал к земле. Раздался треск разрываемой одежды.

– Смотри, не убей ее раньше времени, – сказал ему Майк. – Мне девчонка нужна живая. Это только колдуны мертвых любят.

Клемент воспользовавшись тем, что Майк на секунду отвернулся, и прекратил побои, нашарил в траве камень и, вскочив, ударил им бандита. Удар пришелся прямо в висок, и тот рухнул как подкошенный. Монах, кипящий от ярости, повернулся ко второму. Тот уже успел спустить штаны, и его намерения были вполне очевидны.

Клемент с размаха ударил его два раза по голове, Раф даже не успел прикрыться рукой. Но удары пришлись вскользь, и не нанесли ему такого вреда как Майку. Бандит упал, перекатился на спину и схватился за нож, висевший у него на поясе. Кровь и пот из рассеченной брови заливали Клементу глаза, тело болело от побоев, но он об этом не думал. Он был накрыт волной ненависти, и ему было все равно, что с ним теперь будет. Монах перехватил руку, в которой был нож, и противники покатились по земле, борясь за обладание холодным куском стали.

Враг Клемента ничем не уступал ему по силе, он был невысоким, но жилистым и крепким. Бандит сумел высвободить нож и попытался воткнуть его в монаха, но лезвие прошло мимо и порезало только ткань рясы, а от повторного удара Клемент увернулся, снова перехватив руку. Резкое движение и Раф взвыл от боли – монах сломал ему запястье. Клемент вырвал нож из его пальцев, и ни секунды не колеблясь, всадил в горло бандиту.

Тот вздрогнул. Его глаза округлились от боли и неверия, мужчина протянул руки к шее, но для него уже было слишком поздно. Жить в этом мире ему оставалось несколько мгновений. Изо рта Рафа потоком хлынула кровь. Пуская кровавые пузыри, он конвульсивно изогнулся все телом и умер.

Пошатываясь, Клемент встал на ноги и сделал несколько шагов назад. Сильный порыв ветра сорвал листья с деревьев и разметал их во все стороны. Монах, тяжело дыша, стоял посреди этого безумного листопада, слушал шум ветра и боялся пошевелиться. Ему казалось, что он вот-вот умрет сам, до того его переполняла ненависть и страх того, что он только что сделал.

И тут листья замерли в воздухе, мир лишился своих привычных звуков.

За спиной Клемента послышались тяжелые шаги.

– Добро пожаловать в наши ряды, – сказал знакомый голос.

– Опять вы?! – Он резко повернулся.

– И это вместо приветствия… Я понимаю, почему остальные меня не приветствуют, но ты то вполне можешь себе это позволить. Потешь мое самолюбие.

– В чьи ряды? – монах с непониманием посмотрел на человека в черном.

– В Наши! – отрезал Рихтер. – Разве неясно? Не думал, что встречусь с тобой так скоро, но ты совершил двойное убийство и вот я снова здесь.

– Я совершил убийство?

– Ну не я же! – возмутился Рихтер. – Что с тобой такое? Ты похож на дохлую овцу. Соберись, наконец.

– Нет, со мной все в порядке. Просто, – Клемент перевел дыхание, – я себя сейчас очень странно чувствую. Я никогда раньше не забирал жизнь у человека.

– Только не говори, что тебя мучает совесть. Когда я совершил свое первое убийство, заметь – исключительно из необходимости, я защищал свою жизнь, мне это понравилось. Главное знать, когда вовремя остановиться, – Рихтер с горечью рассмеялся. – Кстати, если тебе будет легче, то его жизнь ты не забирал.

– Почему? Я же убил его!

– Их, – поправил его Рихтер. – Первого ты уложил с одного удара. Мастерская работа. Но ты только причинил их телам необходимые повреждения, а остальную работу сделал я. А вот если бы здесь был некромант, бандитов можно было бы оживить. Не знаю, правда, зачем…

Монах покачал головой и, приложив ладонь к рассеченной брови, попытался остановить идущую кровь.

– Что ты делаешь? Так будет только хуже! Дай мне, – человек мягко отстранил его руку и, сняв черную кожаную перчатку, дотронулся пальцами до его лба. От них исходило мягкое тепло. – Немного подправлю. Ну и вид у тебя сейчас… Красавец. Все лицо опухло, в крови. В собственной, к сожалению… Хорошо, что Мирра этого не видит.

– Мирра! – опомнился монах и двинулся к девочке, но Рихтер его остановил.

– Не тревожь ее. Он не пострадала. Успокоиться, отдохнет и забудет о том, что случилось. Дело ограничиться несколькими кошмарами, но после всего того, что ей пришлось пережить, они не будут особенно выделяться на общем фоне. Тем более что здесь, – он обвел пространство вокруг себя, нежно коснувшись рукой застывших листьев, – ее не существует. Это место для нас двоих.

– Почему вы выбрали меня? – монах был в смятении. – Что вы такое? Я не пойму.

– Да-да, ты не можешь объяснить мое появление, а все непонятное страшит.

– Простой человек не может повелевать временем. – Клемент коснулся заживших ран на лице. – И лечить…

– С чего ты взял, что я простой человек? И что я вообще – человек? Разве я говорил тебе это?

– Но… – Клемент не спускал с него глаз. – Если вы что-то большее, то скажите мне. Что скрывается под вашей личиной?

– Разве твое сердце не дает тебе ответы на вопросы? Раньше оно было единственным советчиком.

– Оно молчит, – признался монах. – Или я стал глух к его голосу. Если вы не человек, то вы один из богов, или демон или… – он затаил дыхание, поражаясь своей смелости, – сам Создатель?

– Ни то, ни другое, ни третье. – Рихтер пожал плечами. Его глаза были по-прежнему скрыты черной пеленой, делая лицо жутковатым на вид.

– Тогда скажите, вы Добро или Зло?

– А между ними есть разница? – спросил Рихтер, но, видя, как напрягся монах, быстро продолжил. – Но если принять точку зрения человека, и рассуждать его категориями, то я ближе к Добру. Только люди часто этого не знают и не очень-то радуются моему появлению. И ради всего святого, называй меня на "ты". Я сторонник неформального общения.

– Хорошо, – кивнул монах. – Как пожелаете. Как пожелаешь, – тут же поправился он. – В первую нашу встречу, ты сказал, что люди знают тебя под другим именем.

– И ты бы хотел его услышать? Я не скажу его. Не сейчас. Есть вещи, которые не стоит знать раньше времени.

Клемент посмотрел на безжизненные тела, лежащие на земле и сказал:

– Мне кажется, будет лучше, если ты оставишь меня в покое. Наши встречи для остальных плохо заканчиваются.

– Ты удивительно самоуверен, – Рихтер наклонил голову. – Впрочем, ты всегда был таким. Сущность не меняется. С чего ты взял, что если я перестану являться, то смерти вокруг тебя прекратятся?

– Я не говорил этого.

– Но подумал, а это одно и тоже. Ты сделал неверные выводы. Мое появление – это следствие, а не причина. – Мужчина аккуратно провел по голове рукой, приглаживая волосы. – Я знаю, что тебя мучает. Внутри тебя засел страх, и сейчас он властвует над тобой. Он кричит и кричит так громко, что обычное хладнокровие изменяет тебе. Этого не нужно стыдиться. Страх есть в каждом из нас.

– Я стал убийцей, и моя душа потеряна. Есть чего бояться.

– Глупости. Не вижу здесь никакой связи, – Рихтер нахмурился. – Ты все усложняешь. То, что ты делаешь, никак не отражается на том, какой ты человек. Можно никого и пальцем не тронуть, но быть по натуре жестоким садистом и когда настанет срок, сполна расплатится за это. Эти люди были низшей ступенью, – он кивнул на бандитов, – и мир ничего не утратил с их уходом.

– Да как ты можешь решать, утратил или нет?! – воскликнул Клемент. – Жизнь человека священна! Ты позволяешь себе говорить такие вещи, судя по их нынешним поступкам, но что ты о них знаешь?!

– Я знаю их имя и время смерти, – стальным голосом ответил Рихтер и Клемент сжался под его невидимым, но таким тяжелым взглядом, – а это значит, что я знаю о них все. Ты, как и остальные монахи, так любишь рассуждать о проведении, о добре и зле, о благом Свете, и подобных глупостях… Да – глупостях, потому что это пустые слова, за которыми ничего не стоит! Подумай лучше, а что, если твоя рука была всего лишь орудием, и ты исполнял волю самого Света?

– Такие разговоры не ведут ни к чему хорошему, – монах невольно сделал шаг назад. – А как же наша воля? Святой Мартин учил, что у каждого из нас есть выбор к чему обратиться: к Свету или Тьме.

– Клемент! Давай говорить серьезно. Но причем, причем тут Свет? Ведь это была обыкновенная самозащита. Ты защитил свою жизнь и жизнь ребенка. Очень благородный поступок. Чего же тебе еще надо?

– Сам не знаю… – обессиленный монах опустился на колени и закрыл лицо.

– Что с тобой делать… – Рихтер покачал головой. – И почему люди всегда стремятся возвысить себе подобных, чтобы потом, по прошествии лет, восхищаться их придуманными деяниями? Чтобы равняться на них и представлять себя такими же героями? Нет, даже не равняться, а боготворить? И тогда они считают, что у них тоже есть шанс стать богами? Они не замечают, что божество скрыто в них самих, нужно только прислушаться к его тихому голосу. Вот взять того же Мартина, неужели ты считаешь, что ты хуже его?

– Я? – монах вздрогнул и убежденно сказал. – Конечно, хуже. Он был святой. Когда Свет явил себя ему, то Мартину была оказана высокая честь: Создатель дал ему настоящую мудрость, понимание того, как правильно жить. А я всего лишь жалкий, глупый человек.

– Может ты и прав… – сказал Рихтер, думая о чем-то своем. – Именно так все и случилось: Свет явил ему себя. Но все остальное – это чепуха, которую придумали люди. Истории одна фантастичнее другой, ничего не имеющие с реальным Мартином. До того как стать монахом, он был воином, и ему тоже приходилось убивать – это не противоречит идеальному образу вашего святого?

– Но это же было на войне, – Клемент обхватил колени руками. – Потом он изменился.

– Угу. Изменился, как же… – Рихтер пожал плечами. – И теперь для монахов жизнь не сахар, но сейчас есть орден Света – могущественная организация, и они находятся под его защитой, а тогда были только разрозненные кучки искателей истины. В Вернстоке еще можно было жить, но за его пределами монаху очень часто приходилось держать руку на рукояти меча или кинжала, чтобы отстоять свою право на веру в Свет. И хотя Мартин, не стану врать, всегда стремился избежать кровопролития, особенно когда он был одержимой очередной безумной идеей, но в критический момент он всегда обнажал оружие. Если оно у него было, конечно. Его понимание мира было слишком важно, чтобы он мог позволить себе погибнуть от руки какого-нибудь необразованного грабителя.

– Когда ты говорил о безумной идее Мартина, что ты имел ввиду?

– Да, была одна идея… Однажды ему взбрело в голову, что его первоочередной задачей является спасение души некого некроманта, который забросил свою призвание и стал убивать людей. При чем угрызения совести этого некроманта ничуть не мучили.

– Нет, я никогда не поверю, что он стал бы связываться с проклятым некромантом!

Рихтер только тяжело вздохнул.

– Я бы тоже не поверил, но факты говорят об обратном. Но тот некромант был действительно проклят, и хотя сейчас ты вкладываешь совсем другой смысл в это слово, ты все-таки прав. Вместо того чтобы избавлять людей от боли и воскрешать их, возвращая души, он… – Рихтер махнул рукой.

– Но… – Клемент совсем растерялся. – Некроманты занимаются тем, что убивают людей, и оживляют их трупы, чтобы получить себе вечных рабов, заставляя души несчастных томиться во Тьме.

– За восемьсот лет своего существования орден хорошо промыл людям мозги, – мрачно сказал Рихтер. – Отличная работа. Если я скажу, что это ложь, и что на самом деле некроманты заживляют раны и возвращают душу, соединяя ее с телом, ты мне, естественно, не поверишь?

– Нет, конечно.

– Я так и думал. А ведь я говорю правду, но что для тебя значат мои слова? Авторитет ордена слишком высок.

Клемент помолчал немного, но интерес все-таки пересилил и он спросил:

– Ну и что произошло с тем некромантом? Мартин добился своего?

– Их взаимоотношения складывались весьма своеобразно. Но в конечном итоге они нашли общий язык и между ними завязались приятельские отношения.

– Невероятно. Но должно быть это потому, что некромант изменил свой образ жизни и покончил с убийствами?

Рихтер расхохотался. Он дружески похлопал монаха по плечу и сказал сквозь смех:

– Ты такой наивный… Спасибо, что развеселил меня. Давно я так не смеялся. Для меня это неслыханная роскошь.

– Что смешного в моем вопросе?

– Я не могу тебе этого объяснить.

– Ты очень странный. И сложный.

– Ты меня просто не знаешь, – пожал плечами Рихтер. – Во мне нет ничего сложного. Невероятного много, но сложного – нет.

– Я не хочу об этом ничего знать, – Клемент нахмурился. – Твоя речь полна загадок, недомолвок, и я считаю, что тот, кто не выражает свои мысли прямо, замышляет недоброе.

– Я понял, что ты имеешь в виду. Выходит, я – Зло? Ты слишком категоричен. – Рихтер подошел к одному из бандитов и коснулся его тела носком сапога. – Этот человек не скрывал своих мыслей. Он прямо говорил, что у него на уме.

– Я не это хотел сказать…

– Значит, ты тоже не выражаешь свои мысли прямо и тоже замышляешь недоброе? Клемент, слова всегда врут, потому что они никогда в полной мере не отражают наши чувства и мысли. Они всего лишь жалкая бледная кривая тень на стене.

– Ты специально путаешь меня, – монах, приняв решение, гордо выпрямился. – Если ты ни Свет, и ни его посланник, то мне незачем иметь с тобой дело. Ты принадлежишь Тьме, как бы ты себя не называл. У Лжи много имен.

– Ты отрицаешь существование середины? Или черное или белое? Только так?

– Да, отрицаю, – отрезал Клемент. – Уходи, и оставь меня в покое. Твои разговоры ни к чему не приведут. Я все равно не отдам тебе свою душу.

– Мне нравиться твоя уверенность, но боюсь, что тут ты не прав. – Рихтер немного наклонил голову.

– Я предан Свету навечно. Уходи! Не хочу иметь с тобой ничего общего.

– Как пожелаешь, – Рихтер пожал плечами. – Мне и, правда, пора. У меня много работы, которую не переложить на чужие плечи. Но когда ты снова захочешь меня увидеть, только позови – и я приду.

– Не захочу! – ответил Клемент, надеясь, что его голос звучит достаточно твердо. Говоря это, он не чувствовал себя настолько уверенно, как ему бы хотелось.

– Не зарекайся.

Слова Рихтера утонули и затерялись в шуме ветра, что трепал листья.

Он исчез, а Клемента скрутила нахлынувшая волна боли. От неожиданности монах упал на колени. Закусив губу, он невольно застонал. Его лицо горело, каждый сантиметр избитого тела громогласно заявлял о себе. Он не мог глубоко вздохнуть – ребра отзывались острой болью. Только бы он не сломал их. Когда он боролся с Рафом, ненависть придавала ему силы, но сейчас ее не стало, и он лишился своей единственной поддержки.

Мирра подбежала к нему и испуганно дотронулась до щеки. Девочка не знала, как ему помочь. Клемент взял себя в руки и посмотрел на нее:

– Как ты, родная? Этот… негодяй тебе ничего не сделал?

– Нет. Я только колено разодрала. Клемент, тебе очень больно?

– Пустяки, – сказал монах, делая безуспешную попытку подняться. – Я полежу пару минут, и стану как новенький. Главное, что с тобой все в порядке.

– Я испугалась, что они тебя убьют, – сказала Мирра, прижимаясь к его боку, не замечая, что этим она делает ему только хуже.

– Как видишь, это не так-то просто сделать…

– У тебя же есть лекарства! Давай я принесу твою сумку, и ты их примешь.

– Неужели я настолько плохо выгляжу? – Клемент на мгновение закрыл глаза.

– Да, не очень хорошо, – согласилась Мирра.

Она вскочила и направилась к Каштану, который все это время невозмутимо стоял неподалеку и щипал какую-то травку. Поравнявшись с телом одного из бандитов, девочка резко остановилась.

– Ты убил его? – спросила она пораженная.

– Да. Боюсь, что это так, – ответил Клемент. – Я подорвал твое доверие? Позор. Выходит, что я такой же, как и остальные, а ряса для меня – это всего лишь шерстяная тряпка.

Не сводя глаз с убитого, девочка сделал несколько шагов, но тут же натолкнулась на второго обидчика. Она испугано посмотрела на нож, торчащий из его горла, на свежую кровь и стеклянные глаза покойного, но теперь он был мертв, и не смог больше никому навредить. Переведя дух, она справилась со своим страхом и спокойно переступила через его труп.

Мирра отмахнулась от мешавшего Каштана, который норовил уткнуться ей в плечо, и достала сумку. В одном из ее отделений были разные лечебные порошки и бутылочка с бальзамом.

– Держи, – Мирра протянула ему свою нелегкую ношу, но, видя, что каждое движение для него сопровождается новой болью, открыла ее сама. – Что тебе дать?

– Ты не ответила на мой вопрос. – Монах сел, осторожно опершись спиной на ствол дерева. – Ты больше не будешь доверять мне как раньше?

– Понимаешь, я испугалась, что ты его только оглушил, и он еще может очнуться. Но я не стала о тебе хуже думать.

– Спасибо. Твое мнение для меня очень важно. Слово ребенка – капля правды в море лжи. Я убил этих людей и с этим ничего не поделаешь. Если бы мне представился шанс, я бы убил их снова, но не дал им над тобой издеваться. – Клемент принялся стягивать с себя рясу. – Не время заниматься рассуждениями. Надо лечиться.

– Чем я могу тебе помочь?

– Найди какой-нибудь кусочек чего-нибудь тряпичного и смочи бальзамом. Посмотри на меня, – он приподнял лицо девочки, коснувшись ее подбородка. – Ты точно в порядке?

Мирра утвердительно закивала. Она отделалась разорванным воротом, несколькими синяками и разбитым коленом. Ее ушибы не шли ни в какое сравнение с теми побоями, что получил Клемент.

Монах, шипя от боли, снял рубашку, и остался в одних холщовых брюках. Оба его бока и спина были покрыты красными, уже успевшими опухнуть, ссадинами и кровоподтеками. Девочка, увидев во что превратилось его тело, охнула и едва не выронила бутылку с лекарством.

– Сейчас должно быть холодно, но я совсем не чувствую этого. Моя кожа и внутренности горят как в огне, – с виноватым видом сказал он ей. – Но главное, что кости целы. Давай сюда бальзам.

Он принялся методично протирать им все свои ушибы и ссадины. Сначала руки, от кистей до плеч, потом ребра. Тут он вспомнил о колене девочки и занялся им.

– Ай! – воскликнула Мирра. – Жжет!

– А ты как думала? – проворчал монах. – Потерпи, это будет недолго.

– Тебе хватит бальзама для всей спины? Он уже на самом донышке.

– Значит, спина в нем тоже нуждается? – с тоской спросил Клемент.

– Я намажу тебя сама, – предложила, кивая, Мирра. – Ты ведь не дотянешься.

– Садистка, – беззлобно сказал монах, закусывая губу.

Бальзам медленно растекался и впитывался в кожу, которую он обжигал просто немыслимо, и если бы не его несомненная польза, Клемент бы не решился им воспользоваться. Нужно иметь немало мужества, чтобы заниматься лечением, применяя подобные лекарства. Когда спина монаха превратилась в раскаленную жаровню, он посыпал наиболее пораженные участки порошком, в который входили измельченные стебли пяти диких трав.

Служба у Перроу не прошла зря. Уезжая от него, они увозили внушительный запас лекарств, на все случаи жизни. Лекарь не поскупился и снабдил их порошками наилучшего качества.

– Слишком много всего… И порошка и бальзама, – сказал мужчина, – доза превышает допустимую, но я выдержу.

Клемент лег на одеяло, которое расстелила для него Мирра, и попытался расслабиться. Это было необходимо, если он хотел, чтобы лекарство действовало эффективнее. Так как сегодня он еще собирается садиться на лошадь, то это в его же интересах.

Монах закрыл глаза и выровнял дыхание, стараясь дышать неглубоко, но часто. Девочка замерла подле него, прислушиваясь к звукам леса.

Ветер, оборвавший с деревьев листья, уже успокоился, и в лесу стояла относительная тишина. Только где-то вдалеке затрещала сорока.

Уже смеркалось, а они все еще никак не могли выбраться из леса. Надежда на то, что они успеют заночевать в таверне, развеялась как дым. Клемент не мог ехать быстрее. Только он знал, каких усилий ему стоит держаться в седле. Мирра то и дело бросала обеспокоенные взгляды в его сторону, но помочь ничем не могла. Наконец Клемент остановил коня и сказал:

– Бесполезно. Мы опоздали. Дальше продолжать езду нет смысла.

– Будем ночевать под деревом?

– Да, придется. Надеюсь, что здесь больше нет любителей чужого добра, потому что боец сейчас из меня неважный. Я тебя не пугаю, но всякое может случиться. Возьми мой нож, только обращайся с ним осторожно – он очень острый, и держи его под рукой. Если что не так – беги что есть духу в лес. Прямо в чащу, где тебя не найдут.

– А как же ты?

– Что-нибудь придумаю, – отмахнулся Клемент. – Зачем им бедный монах? Тем более в таком виде…

– Мы будем разводить костер? – Мирра поежилась под порывом холодного ветра.

– Нет, не хочу привлекать к нам внимания. Эта ночь будет не самой комфортной, но обещаю: как только мы доберемся до таверны, то остановимся в ней на целый день, если захочешь. – Он неловко слез с коня и поморщился.

– Конечно, остановимся, – согласилась девочка. – Тебе ведь нужен отдых.

– А тебе разве нет?

– Я очень выносливая, – с гордостью сообщила она.

– Молись Свету, чтобы не пошел дождь, – Клемент затянул пояс. – Погода осенью так непостоянна.

Монах свернул с дороги в лес, выбирая, где остановиться на ночлег. Складывалось впечатление, что это не он ведет коня под уздцы, а конь его. Впрочем, так оно и было.

С помощью Мирры Клемент расседлал лошадей и со стоном повалился на землю, прямо на кучу сухих листьев. Его сильно мутило, и последний час он мечтал о том, чтобы поскорее лечь и больше не двигаться. Руки и ноги стали такими тяжелыми, будто бы изнутри налились свинцом. В голове стоял беспрестанный гул. У монаха поднялась температура, его охватил озноб.

Мирра, как могла, пристроила лошадей. После захода солнца сильно похолодало, и она с сожалением подумывала о костре, но ослушаться Клемента не решалась. Девочка тоже устала и переволновалась, но сейчас ее больше всего пугал тот факт, что Клемент может не дожить до утра. Ее опасения были ненапрасными, его состояние и впрямь было тяжелым. Остаться без своего единственного защитника и друга было для нее самым страшным.

Прошло около часа, и на лес опустилась глубокая ночь. Мужчина пылал и метался в бреду, выкрикивая бессвязные слова. Лекарство ускоряло его выздоровление, но для неподготовленного организма, его доза была слишком велика.

Девочка расположилась рядом с монахом и укрыла его одеялом. Лежать на земле было не слишком хорошей идей, но она не могла разбудить Клемента и заставить его перебраться в другое место.

На севере послышался протяжный волчий вой, а затем еще один. Животные вздрогнули, услышав волков, Каштан испуганно заржал, но хищники были слишком далеко, чтобы представлять реальную угрозу.

Мирра закрыла глаза и попыталась уснуть. Это было нелегко: она слышала неровное дыхание монаха, и воображение рисовало ей страшные картины завтрашнего утра. Она не знала, насколько сильно он пострадал. Клемент был склонен преуменьшать свои мучения.

Перед глазами появились лица мертвых бандитов, но Мирра только крепче зажмурилась. Эти лица были такие ненастоящие, словно вылепленные из воска. Они пришли в темноте ночи, чтобы напомнить о себе и испугать ее, но она не станет бояться. В последнее время ей слишком часто приходилось сталкиваться с покойниками. Мертвецы напоминают ей, что она тоже смертна.

Монах тихонько застонал, что-то пробормотал, и неожиданно внятно попросил пить. Девочка вскочила и через минуту принесла ему флягу с водой. Он был так слаб, что даже не мог самостоятельно напиться, и ей пришлось поддерживать его голову. Мужчина сделал несколько жадных глотков и уснул.

Ему снилось будто бы он стоит над облаками, такими плотными, что они скрывают от него землю. Небо синее-синее, облака белоснежные, а он находится на границе между ними. И дышится так легко и свободно, как никогда раньше. Он ничего не помнит, ничего не знает… Он не знает кто он, и что ему делать. У него нет будущего и прошлого…

Только здесь возможно чувство беззаботности, возведенное в абсолют. Странное дело – солнце никогда не появляется в этой части неба, но облака освещены. Здесь день, здесь всегда полдень. Клемент понимает, что это спокойствие кажущееся, оно не будет вечным, и у него становится тревожно на душе.

– Клемент, – раздался мягкий шепот. – Посмотри на меня. Посмотри и тебе станет легче.

– Кто здесь?

– Мы такие разные. Я – единое целое, совершенство, – продолжал голос. – А ты – один. На протяжении всей жизни ты мечешься в поисках меня, но я всегда был с тобой, а ответа нет… Знать путь, по которому следует идти, и суметь пройти его – это не одно и тоже. То, что любишь ты, и то, что любит тебя, никогда не бывает одним и тем же.

Мужчина огляделся, но рядом с ним не было ни единого живого существа: его окружали только бездонное небо и облака.

– Не туда смотришь. Как всегда… – прошептал кто-то. – Чувства подводят нас. И разум подводит. Оставь бесполезные попытки понять мою сущность.

– Я брежу, – сказал Клемент, хватаясь за голову.

– Ты бы узнал бога, если бы он явился к тебе? Нет, не узнал бы. Боги проходят мимо людей, но их не узнают. Они могу быть то тут, то там – но всегда остаются не узнанными. А все потому, что люди слишком заняты своими делами, чтобы остановиться и внимательно посмотреть на своего соседа.

– Где же ты? – со страхом спросил он.

– В твоем сердце.

Монах невольно прикоснулся к груди и вдруг обнаружил, что на нем нет его привычной одежды: ни рясы, ни рубашки, а на коже проступил странный знак в виде широко раскрытого глаза. Он был одет в грубую серую мешковину с широким воротом, который к тому же был сильно порван. Клемент с изумлением провел по знаку рукой и стер его. Знак был очерчен пеплом от костра и легко смазался. Кожа на груди стала серой.

– Что все это значит? – спросил он, не очень-то надеясь на ответ.

– Я думал, что раз ты любишь рассуждать об абстрактных понятиях, то поймешь мой намек.

– Это мой сон, – рассержено сказал Клемент. – Оставь меня в покое.

В ответ раздался оглушительный смех, который становился громче и громче, пока не превратился в обычные громовые раскаты.

– Ты сам не знаешь, о чем просишь! – закричал голос. – Для тебя это было бы самым большим наказанием, но ты все-таки попросил меня об этом! Твои мысли мечутся как лесные звери во время пожара, поэтому ты не понимаешь меня. Только обретя покой, можно понять смысл слов, что исходят из твоего сердца.

Клемент решил сделать вид, что он вообще ничего не слышит.

– И это один из лучших… – с сожалением сказал голос. – Посмотри на свои руки, человек.

Монах послушно перевел взгляд на руки и обнаружил, что они у него в крови по локоть, но это нисколько не тронуло его.

– Вот и ответ на твой вопрос, – сказал голос. – Ты считаешь свои действия правильными, зачем же продолжать мучить себя? Какой в этом смысл?

Высокий человек, неопределенного пола и возраста, возник рядом с ним. Вместо лица у него было расплывчатое пятно, которое с каждой секундой неуловимо менялось. Клемент отвернулся, ему было неприятно на него смотреть.

– Если бы мы знали, что нас ожидает, то никогда не рождались бы на свет. Нас спасает только неведенье. С каждым новым рождением появляется новая надежда. Но когда ты узнаешь все, и в твоей жизни будет поставлена последняя точка, что останется? – человек сделал шаг, потом еще один и стал медленно приближаться к Клементу.

Монах невольно попятился назад. Он не выдержал жуткого вида постоянно изменчивого лица и побежал. Гладкое, скользкое облако, по которому он несся, издавало звуки, словно паркет, натертый воском. Неизвестное существо прикоснулось к монаху, и он увидел, что его старания ни к чему не привели. Расстояние между ними не сокращалось.

– Что останется? – снова спросило существо и жалобно застонало. – Пустота, и лишь тени былых иллюзий будут нашими спутниками. Мне так жаль, что одиночество во вселенной – это норма. От этого нет лекарства, нет лечения. Ты никогда не задумывался, почему твоя жизнь проходит в поисках Света? Проходит мимо тебя. Ты ищешь его, ищешь самого себя, ищешь вторую половину – душу, которая принесет тебе успокоение.

Клемент по грудь провалился в облако, до крови разодрав кожу. В спину словно вонзились тысячи невидимых иголок.

– От меня не убежишь. – Существо наклонилось к нему ближе и приняло облик Мирры. Девочка улыбнулась и нежно погладила его по волосам. – Я всегда с тобой, как вот эти змеи.

– Какие змеи?! – воскликнул он, и тут почувствовал укус, за которым сразу же последовал второй. – Что это?

Облако исчезло, и теперь он лежал в клубке извивающихся ядовитых змей. Клемент закричал от ужаса, дернулся, но вырваться не мог. Постепенно он погружался все глубже и глубже в этот клубок, и змеи принялись кусать его лицо. Капли мутного яда стекали по подбородку точно обычная вода.

– Отпусти меня! Убери их! – крикнул он из последних сил. – Мирра!

Лицо девочки принялось стремительно стареть. Будто бы кто-то взялся переводить вперед стрелки ее личных часов, где минуты приравнены к годам. Лоб девочки, нет, уже женщины, покрылся морщинами, щеки впали, нос заострился, у губ пролегли глубокие складки. Кожа пожелтела и покрылась темными пятнами. Глаза закатились, но неумолимое время на этом не остановилось. Монах не мог оторваться от этого кошмарного зрелища. Он смотрел и смотрел до тех пор, пока то, что некогда было лицом, не развалилось на куски, и под ним не обнажился череп. В оцепенении монах стремительно полетел вниз.