Текст книги "Избранница"

Автор книги: Майте Карранса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Цицерон

Цицерон должен был обнять своих спасительниц, но он этого не сделал.

Без них он бы умер от удушья. В узкой клетке, куда он угодил, следуя по туннелям, ведшим под землю, почти не осталось воздуха. Цицерон хотел успокоить сильно бьющееся сердце и унять душевные волнения, но добился обратного: тревога вызвала тахикардию, и все закончилось приступом паники, после чего его дыхание стало отрывистым.

Цицерон узнал, что такое клаустрофобия [7]7
  Клаустрофобия – боязнь замкнутого, ограниченного пространства.


[Закрыть]и полная отчаяния уверенность, что ты окончательно заблудился. Первый раз в своей человеческой жизни он подумал, что умрет не виртуально, а на самом деле. И осознал, что в реальности у него всего однажизнь. Злая шутка. Если он ее лишится, то от него ничего не останется.

Эта не очень радостная мысль еще больше обострила его тревогу, он стал еще больше задыхаться. Единственное, чего ему удалось добиться – использовать небольшое количество воздуха, которое ему еще осталось, чтобы разрушить кусок стены.

Вот тогда-то Цицерон услышал над своей головой шаги и женские голоса. Он кричал как сумасшедший, пока его не вытащили.

Его спасали не очень осторожно. Цицерону чуть не раскроили голову – кирка прошла в считаных миллиметрах от нее. Однако самое удивительное, что он меньше всего желал встречи со своими спасительницами в этом отдаленном и неведомом месте, с Луси и Антавианой.

– Что вы здесь делаете? – задал он первый пришедший ему в голову вопрос, вместо того чтобы обнять девушек, расцеловать и поблагодарить за спасение.

– Спасаем тебя, – ответила назойливая карлица. – А ты не собираешься сказать нам «спасибо»?

Цицерон тер глаза и удивлялся ее наглости. Еще несколько часов назад Антавиана обвиняла его перед полицейским в краже, которую он не совершал, а теперь хотела, чтобы он целовал ей руки?

– Мы хотели отвести опасности, которые тебе угрожают, – пробормотала Луси, покраснев при этом как помидор.

Цицерон не знал, скрывается ли в ее словах еще какой-то смысл.

– Спасибо, очень любезно, что вы взяли на себя труд прийти и предупредить меня, что я могу отдать концы, но я и сам об этом догадался.

Луси поправила его:

– Я говорю о том, какую опасность представляет Анхела.

Цицерон насторожился.

– Это Анхеле угрожает опасность. Она попала в руки Туата Де Дананн, – не очень уверенно сказал он.

– Она убийца, – прошептала Луси.

– Серийная убийца, – добавила Антавиана, которая всегда пользовалась возможностью подбросить какую-нибудь утку, вызывающую панику.

– Она прикончила Патрика и, похоже, поступит так со всеми, кто ее окружает, – продолжила Луси, которая все еще не могла опомниться после того, как они нашли одежду бедного Патрика.

Цицерон собрался было опровергнуть ее утверждение, но не был уверен в своей правоте. То, что они говорили, вполне могло оказаться правдой.

– Она одна из них, – таинственно добавила Луси.

Цицерон занервничал еще больше:

– Из них? Кто они такие?

– Разве ты не слышал о «заколдованных»?

Цицерон сглотнул:

– О похищенных девушках, которых воспитывают феи?

Луси согласно кивнула:

– Анхела – явно такая заколдованная. Поэтому она вернулась к своим и изменила внешность. Поэтому она отправила Патрика на тот свет и хотела так же поступить с тобой. Она жестока, бессердечна и бесчеловечна. К тому же Анхела тебя околдовала. Разве ты не видишь, что, едва добившись своей цели, она изменила тебя, сделав колдуном?!

Цицерону хотелось закрыть уши, чтобы не слышать, как закрывают глаза, чтобы не видеть, но он не мог не слушать обвинений Луси. Хуже всего, что все почти сходилось. Было обидно признать, что единственная девушка, которая его целовала по-настоящему, была заколдованной, бессердечной… ему захотелось плакать.

Луси нежно взяла его за руку:

– Я сниму с тебя чары, я добьюсь, что ты ее забудешь. Идем.

Луси была Мириором, Луси была хуже Анхелы, но Цицерон чувствовал себя таким одиноким и расстроенным, что ему не хватило сил вырваться.

– Куда?

– В наш мир. Подальше отсюда.

Однако Антавиана думала иначе.

– Я не уйду без Фиалковой феи.

Луси хотела успокоить ее:

– Прошу тебя, Антавиана, идем же, нам грозит опасность.

– Ха, так я тебе и поверила, ни за что. Я ни за что не уйду без своей феи.

Антавиана надулась и злорадно ухмыльнулась:

– Без меня вы не сможете выйти отсюда.

Луси побледнела, и Цицерон догадался, что только Антавиана знает, как выбраться отсюда.

Цицерон открыл свои карты, погрозив обличающим пальцем жалкой маленькой доносчице.

– Мне все равно. Я могу остаться здесь. Ты донесла на меня полицейскому. Если я вернусь, меня посадят в тюрьму.

У Луси, миролюбивой Луси, глаза метали громы и молнии.

– Ты это сделала?

Антавиана вздрогнула и съежилась. Луси крепко схватила ее за плечи, и Цицерон испугался, как бы она не переломала ей кости.

– У меня не было другого выхода. Меня пытали, – завизжала Антавиана.

Луси встряхнула ее:

– Предательница. Ничтожество.

Цицерон встал между ними.

– Ты сделаешь оправдательное заявление, и этого достаточно.

– Оправдатель… что это? – удивилась Антавиана.

Луси взяла быка за рога:

– Этого не потребуется. Я тоже там была и готова заявить в твою пользу против нее.

Антавиана возразила:

– Ты так не поступишь, ты не сможешь!

– Нет, смогу, – резко сказала Луси. Затем театрально посмотрела Цицерону в глаза: – Я тебе нужна.

Цицерон сглотнул два раза. Он оказался в очень и очень сложном положении. Луси ему была нужна, ибо могла выступить за него, Антавиана ему была нужна, чтобы выбраться из этого заколдованного холма, но больше всего ему нужна была Анхела, егоАнхела, и эта последняя необходимость оказалась выше двух остальных.

Цицерон уцепился за соломинку.

– Хорошо, – обратился он к Антавиане. – Мы тебе раздобудем фею, а ты должна сказать, как нам выбраться отсюда. Идет?

Несказанно обрадованная, Антавиана раскрыла рот до ушей:

– Ты ее видел?

– Конечно.

Антавиана запрыгала и хлопала в ладоши, как маленькая девочка. Затем она взяла Цицерона за руку и потянула за собой:

– Идем, идем, быстрей.

– Куда?

– Скоро увидишь.

Под сопровождение трелей ночных птиц Антавиана стала прыгать по тропе, покрытой переплетающимися корнями, инстинктивно находя каждый поворот, обходя каждый ручеек, каждую рытвину.

– Давайте, идите за мной! – ясным голосом скомандовала она.

Цицерон был ошарашен. Как это возможно, что Антавиана умеет ориентироваться в лиственном лабиринте лучше, чем он, ночной эльф двадцатого уровня? Сомнений нет, это чистая случайность.

Цицерон это знал, нерасторопные и безрассудные обычно выходят победителями из самых трудных испытаний, если на их пути не возникает опасностей или удается миновать их. Но все было не так. Антавиана тут же остановилась перед совершенно незаметной опасностью, которую обнаружила только она.

– Осторожно, – предупредила она.

И показала перед собой. Там ничего не было. Однако, немного приблизившись, все увидели огромную золотистую паутину, преградившую им путь. Паутина держалась на стволах гигантских ив, ее липкие нити были тонко сработаны ловкими руками, знавшими толк в сочетаниях самых изысканных геометрических фигур.

Цицерону стало не по себе. Какая восьминогая ткачиха сумела сотворить такое чудо?

По тончайшей нити действительно спустилась гигантская паучиха и застыла перед ними.

Цицерон, испугавшись, стал рукой нащупывать мышь. Где же, черт подери, клавиша, отменяющая команду?

Антавиана же пришла в восторг и подошла к паучихе с улыбкой на устах.

– Привет, сеньора Хорхел. Я со своими друзьями хотела пройти по твоему саду.

Цицерон, совершая набеги в роли охотника, слышал, как говорят с драконами, однако Хорхел была первой паучихой, и его удивила ее болтливость.

– Какая удача, чужестранцы. Вот скажите, объясните мне. Говорят, с Финваной покончено, правление короля пришло в такой упадок, что даже конь не слушается его, а Оонаг собирается бросить ему вызов сегодня вечером во время конного выезда.

Антавиана раскрыла глаза:

– Сегодня вечером? Конный выезд состоится сегодня вечером?

– Ну конечно же, дорогая. Ты откуда явилась? Уже семь лет только и говорят об этом.

Антавиана зажала рот рукой.

– Ясно. Поэтому в лесу никого нет.

Сеньора Хорхел обиделась:

– А я? Разве я никто?

Антавиана тут же исправила свою ошибку:

– Нет никого, кто поднимает большой шум и мошенничает.

– Пикси, низкорослые, привидения и пуки [8]8
  Пуки – в ирландской мифологии оборотни с козлиными рогами и копытами, способные превращаться в осла, летучую мышь, орла. Ради шутки похищают людей.


[Закрыть]ушли смотреть конный выезд и оставили меня одну.

В разговор вступила Луси:

– Нам туда не пройти, возвращаемся обратно.

Сеньора Хорхел забеспокоилась:

– Наверно, я тебе не очень нравлюсь, милая девочка? Может, тебе противны мои волосатые ноги и глаза навыкате? Тогда я, к сожалению, должна сказать, что мне противна твоя розовая и рыхлая плоть, грязные растрепанные густые волосы и то, что ты умничаешь этой круглой уродливой штукой, которую вы именуете головой.

Луси инстинктивно отступила на шаг и вцепилась в Цицерона, заставив того сойти с места.

Сеньора Хорхел сделала восемь шагов вперед. Она была такой же высокой, как Луси, и сильной, как вол.

Цицерон восемь раз протер глаза и был так удивлен, будто его укололи, а он не обнаружил ни капли крови. Неужели он действительно находился в волшебном царстве, где животные говорят, а обитатели заколдованного леса наблюдают за конным выездом, который устраивают короли, изгнанные из собственной земли и правившие фантастическими существами?

Сеньора Хорхел приблизила одну из своих волосатых лап к лицу Цицерона и коснулась его.

– У этого человека цвет лучше, чем у остальных. Он более коричневат. Как тебя зовут, сынок?

– Цицерон.

– Какое странное имя. Ответь мне лишь на один вопрос, и я тебя пропущу.

Антавиана рассердилась:

– Не надо, пожалуйста, сеньора Хорхел, у нас нет времени разгадывать загадки, мы спешим и хотим посмотреть конный выезд.

– Уходите, только оставьте мне этого парня. Он составит мне компанию.

Цицерон решил, что он погиб, и выпятил грудь.

– Хорошо, я отвечу на ваш вопрос.

– Обещаешь мне говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды? – отчетливо произнесла страшная паучиха.

– Обещаю.

– А ну-ка, дорогой, расскажи мне об ирландской королевской семье. Каково приданое дочери короля. Она уже стала невестой?

Цицерон чувствовал, как по его лбу струятся капли пота. Если он скажет правду, она рассердится. Если он соврет, будет еще хуже.

– С сожалением должен сказать, сеньора Хорхел, что Ирландия – республика и там нет королевской семьи.

Он посматривал на паучиху краем глаза, думая, не пора ли уносить ноги. Однако сеньора Хорхел радостно захлопала всеми восьмью лапами.

– Великолепно, очень хорошо, честный ответ. Ты думал, что я рассержусь на тебя, если ты меня обманешь, однако тебе хватило смелости взглянуть правде в глаза. Проходи. Мне нравятся решительные люди, которые не лезут за словом в карман.

Антавиана тут же убежала от них, стоило только сеньоре Хорхел открыть дверь в своей паутине и пригласить их войти.

Она сделала резкий прыжок в другое измерение. Изменился свет, растительность и аромат цветов.

– Это кратчайший путь, – призналась Антавиана.

И действительно, они за считаные секунды оказались у края леса, в котором звучали голоса, крики, смех и песни.

Луси и Цицерон побледнели, однако Антавиана подбодрила их и велела смело идти вперед:

– Никто вам ничего не сделает. Идемте со мной.

Все послушно следовали за Антавианой и, несмотря на подозрения, поверили ей, и все закончилось благополучно. Вскоре они, точно приток, устремились вперед по главному руслу другой, до отказа забитой дороги.

Перед ними сотни волшебных существ разных цветов и размеров направлялись к одному и тому же месту, напевая песни, не отказывая себе в еде и напитках. Все шли довольные, шутили, блистали своими волшебными способностями. Никто из этих эксцентричных существ не обращал на них внимания.

Ребята столкнулись с группой дряхлых и жилистых домовых, те шли спотыкаясь, один из них растянулся посреди дороги и остался там спать, а тем временем приближалась толпа пикси, нетерпеливых и изменчивых как хризалиды.

Пикси играли, превращаясь в змей и белок. Змеи извивались у них среди ног, а белки прыгали по головам и бежали впереди.

– Прошу вас, идемте отсюда, – взмолилась Луси, держась за Цицерона.

Как это ни странно, прогулка Цицерону стала нравиться.

– Они безобидны.

Луси держалась иного мнения и краем глаза следила за армией шумных карликов с недружелюбными лицами, вооруженных деревянными молотами, которыми те время от времени безо всякой причины стучали по земле, отчего в ней образовывались трещины.

– Это ты так думаешь. Они все вместе могут в любой миг ополчиться против нас.

Цицерон удивился, как это Мириор может вести себя столь трусливо.

– Почему их так много? – спросила Луси.

Ее охватил страх, она намеревалась остаться незамеченной среди шумной толпы, которая то расталкивала троицу, то тащила ее за собой.

– Они приглашены на конный выезд. Все хотят поглазеть на это представление, они ждали его семь лет, – просветила их Антавиана.

Цицерон все бы отдал за фотоаппарат. Это явь или сон? Он считал себя оптимистом. Цицерон переживал самый волнующий момент в своей жизни: он бы не увидел всего этого, если бы не познакомился с самой фантастической девушкой в мире.

– Смотри! – Луси указала на мерцающий силуэт замка, окруженный толстой стеной с восемью зубчатыми башнями.

– Замок Кнокма! – пробормотал Цицерон.

– Идем быстрее, конный выезд скоро начнется, – поторопила их Антавиана.

Цицерон представил себе волшебную королевскую кавалькаду, пересекающую подъемный мост замка.

– А это не опасно? – прошептала Луси.

Антавиана заметила, что ее спутники не следуют за ней.

– Давайте, идем же, мы станем такими, как они, и никто нас не узнает!

Марина

В замке царило оживление. Из королевских покоев, куда церемониймейстер Дианкехт провел Марину, она с любопытством взирала через оконные решетки на пеструю толпу, что собралась в стенах замка.

По оружейному двору расхаживали не только дамы и придворные, вассалы и воины, оруженосцы и слуги, но также самые разные существа: уродливые карлики, зеленые пикси, покрытые плесенью, симпатичные лепреконы, ужасные тролли, загадочные эльфы, феи – особи всех цветов, форм и размеров. Они жестикулировали, весело смеялись и с нетерпением наблюдали за тем, как идет подготовка к конному выезду.

Трубадуры и фокусники рассказами и музыкой оживляли томительное ожидание, уличные гимнасты и акробаты доставляли радость самым молодым. Некоторые семейства провели здесь не одну неделю, расположившись лагерем у ворот замка, чтобы не упустить появление всадников.

При свете факелов королевская гвардия сверкала начищенными до блеска доспехами, а глашатаи без устали торжественно сообщали о том, что прибыли дамы и кавалеры-знаменосцы. Все всадники были сыновьями короля и являлись сюда из отдаленных мест, чтобы воссоединиться с Дэйон Сайд. Их встречали восторженными возгласами и каждый новый скакун, который вливался в свиту, был прекраснее прежнего.

Скакуны, с изогнутыми шеями, широкими плечами и трепещущими ноздрями, казались легкими как ветер, они были словно огонь и пламень, сверкая серебряными подковами и золотыми поводьями.

– Идем, не удивляйся ты так, – поторопил Марину Дианкехт.

Марина спустилась с сундука, на который забралась, чтобы полюбоваться забавным спектаклем.

– Простите меня за дерзость. Какие изумительные скакуны, – заметила она с робкой улыбкой, которая получилась очень соблазнительной.

– Ты прощена, – поторопился ответить Дианкехт. – Наша порода скакунов не имеет себе равных, мы выращиваем их в пустотах наших холмов и каждые семь лет на праздник сбора урожая устраиваем конный выезд. Король Финвана выбрал для вас молодую и стремительную буланую кобылицу, вы ее узнаете по золотым копытам.

– Я испытаю большое удовольствие, когда поеду на столь благородном животном, – ответила Марина.

Марина была искренне удивлена. Слова и жесты у нее получались сами собой, их не надо было искать, к тому же они всегда были элегантны и к месту. Никогда до этого вечера она столь часто не делала реверансы, не улыбалась столь выразительно и не опускала ресницы столь изящно.

Стук копий о землю возвестил о прибытии короля.

– Финвана! – воскликнул Дианкехт.

– Финвана! – объявили глашатаи.

– Дорогу Финване! – властно потребовали королевские гвардейцы и глашатай.

– Склонитесь перед Финваной, монархом Туата Де Дананн, – приказал гофмейстер.

Марина почти коснулась лицом земли в столь замысловатом реверансе, будто ее вынудили к этому. Никто ей не говорил, как следует делать этот реверанс, но у нее он получился с первого раза. Чары Лилиан обладали великой силой.

– Встаньте, прелестная милеза, – раздался громкий голос короля.

Марина быстро встала, но не подняла взгляда, уставившись на ковры, устилавшие каменные плиты. Марина видела лишь королевские сапоги из кожи лани, и потому заметила, что у короля огромные ноги.

– Посмотрите на меня! – приказал Финвана.

Марина медленно подняла голову, точно проделывала это всю жизнь, и наконец, устремив взгляд вверх, очаровательно улыбнулась и обратилась к королю, глядя тому в глаза:

– Ваше величество, я перед вами.

Марина заметила во взгляде Финваны эффект, какой производит масло, подлитое в огонь. Король был повержен. Таково было неотразимое действие взглядов и улыбок Анхелы.

Дианкехт тут же обратился к королю:

– Она пришлась вам по вкусу?

Марина не нуждалась в королевском одобрении. Она отлично знала, что тот в ее власти. Как здорово быть Анхелой – все благоговейно падали к ее ногам!

Однако вместо того, чтобы хвалить ее красоту, манеры и обаяние, король выдал довольно банальную похвалу:

– Она фантастична, очаровательна. Оонаг позеленеет от зависти!

И хотя похвала Финваны прозвучала жалко, Марина-Анхела улыбнулась, сделав вид, будто слова короля ей лестны. Она сама устыдилась своего двуличия, когда сказала:

– Повелитель, я не заслуживаю таких похвал.

– Заслуживаете, заслуживаете, мы не напрасно ждали вас так долго. Лилиан получит свое вознаграждение. А ну-ка, покажите мне эти зубки.

Марина, чувствуя себя точно лошадь, открыла рот и ослепила его величество безупречно белым рядом зубов. Возможно, сама она не допустила бы, чтобы с ней обращались как с товаром, но ведь Анхела вела себя безропотно.

– Само совершенство. А сейчас, если не возражаете, порепетируем движения танца.

– С превеликим удовольствием, ваше величество.

И Марина, никогда не ступавшая на паркет танцевального зала, не отличавшая вальс от ча-ча-ча, предложила свою руку Финване, завращалась, точно волчок, не испытывая головокружения, и принялась импровизировать чрезвычайно сложные танцевальные па, в которые вплетались пируэты и множество учтивых реверансов. Все получалось гладко, причем Марина ни разу не перепутала правую сторону с левой и не наступила на ногу королю.

Финвана улыбался во весь рот, он был очарован.

– Она чудесна, она танцует лучше всех при дворе. Оонаг умрет от злости!

Взволнованный Дианкехт спешил прервать монарха, чтобы уточнить протокол:

– Хорошо, а сейчас выслушайте меня. Все подготовлено для вашего приезда. У вас осталось мало времени. Вам придется выйти через парадную дверь, пройти по зеленому ковру, который приведет к вашим скакунам, и сесть на них при поддержке оруженосцев. Затем при звуке рожков вы возглавите конный выезд.

Марина не вздрогнула, не испугалась, не почувствовала удушья или паники. Она не отказалась от столь большой ответственности, а, наоборот, взяла руку, предложенную Финваной, другой рукой приподняла юбку и элегантно спустилась по крутым ступеням, не упав и не споткнувшись.

Вступив на оружейную площадь, Марина была поражена радостным приемом толпы, которая там собралась. Их восторженно приветствовали, осыпали лепестками цветов и горстями риса. Оруженосцы держали под уздцы двух скакунов, которые должны были открыть процессию.

На мгновение, лишь на мгновение Марина вспомнила, что никогда не ездила верхом на коне, и испугалась свалиться ничком, однако мгновенно в ее сознание проникла белая рука и тут же стерла эту отрицательную мысль.

Ловко, точно амазонка, Марина села на буланую кобылу с золотыми подковами, изящно взяла вожжи, потянув их правой рукой, чтобы подчинить себе животное, а левой нежно погладила животное по шее и прошептала ему на ухо:

– Веди себя смирно, красавица.

Скорее всего, если бы Марина увидела себя со стороны, она бы собой восхитилась, как это сделали тысячи зрителей, встретившие ее бурными возгласами.

Под звуки рожков величественная пара – Финвана и Марина – чуть пришпорили скакунов, чтобы те перешли на легкую рысь.

И в это мгновение появилась королева Оонаг.

Рожки умолкли, толпа затаила дыхание, и все взоры устремились к белокурой властительнице, чьи прекрасные, очень длинные волосы ниспадали на бока Айрмид, ее белой кобылы, в гриву которой были вплетены цветы.

Оонаг была надменна и горда, ее голову непререкаемой повелительницы ночи венчала сверкающая диадема из белоснежных лепестков.

Все умолкли после того, как увидели спутника королевы. На белом как снег коне сидел молодой человек с огненно-рыжими волосами и голубыми глазами, напоминавшими горные озера.

Финвана резко остановил своего черного коня. Марина едва не потеряла равновесие, чуть не став самым ужасным посмешищем в своей жизни. Она не могла оторвать взгляд от спутника королевы Оонаг, который с таким же надменным выражением смотрел на нее и Финвану.

Это был Патрик.

– С какой стати вы прервали мой конный выезд? – недовольно спросил Финвана.

–  Нашконный выезд, дорогой супруг. Позвольте напомнить, что вы король, а я королева, – уточнила Оонаг.

– А этот? – с презрением указал Финвана, разумеется, имея в виду Патрика.

– Этот человек?

– Да.

– Он сопровождает меня, он поедет рядом со мной и будет моим кавалером на балу.

– Я возражаю! – крикнул Финвана, разгневанный дерзостью королевы.

– Тем хуже для вас. Я напомню, что рядом с вами тоже едет милеза, – возразила Оонаг, не теряя спокойствия и презрительно указывая на Анхелу.

– Такова традиция, – защищался Финвана.

– Я введу другую традицию: королева также поедет в сопровождении человека, – супруга короля перешла в контрнаступление.

– Никоим образом! Я этого не позволю! – сопротивлялся Финвана, не давая себя в обиду.

Марина отвела взгляд от королевской четы, и тут чья-то рука начала щекотать ей ногу. Это была рука Патрика, тот лицемерно наклонился к девушке и прошептал:

– Ты светишься, точно пшеничное зерно среди навоза. Хорошо бы мне стать дикой птичкой, чтобы поклевать тебя!

У Марины закружилась голова. Она не ослышалась? Словом, поняла ли она правильно то, что только что заявил Патрик? Ей так послышалось или же она не разобралась в иностранном языке, хотя смысл сказанного, пожалуй, был довольно понятным?

Патрик ей улыбнулся и, опустив глаза с достоинством кавалера прошлого века, насмешливо добавил:

– Ты мой желанный лимонный пирожок.

Да, Марина его хорошо расслышала.

Патрик произносил банальности размером в грузовик с прицепом. Если бы Робертито, первый мальчик, с которым они ходили в кино, говорил бы такие пошлости, Марина бы размазывала по его лицу шоколадный бутерброд, пока у того не пошла бы кровь из носа.

Однако Марина сохранила ангельское выражение лица.

– Ты восхитителен, как десерт из взбитых яиц, молока и сахара, – ответила она, храня благоразумие предков, что диктовалось чарами, под влиянием которых она пребывала.

Патрик вдруг смутился и задумался над тайным и метафорическим смыслом такого сравнения, однако не лишился наглости.

– Признаюсь, рядом с тобой я трепещу и подрагиваю, точно желе.

Марина чуть не расхохоталась, однако лицемерие Патрика заставило ее произнести слова, которые вызвали недоразумение:

– Я сгораю от желания узнать твой рецепт.

Патрик был готов броситься на нее.

Анхела предусмотрительно остановила его:

– Веди себя прилично, мы гости королевской четы и обязаны хранить им верность и уважение.

Действительно, если королевская чета перестанет вздорить и найдет общий язык, то она вполне может обезглавить Марину и Патрика. Хотя Патрик вел себя несносно, но он не был дураком и сдержался.

Тем временем гофмейстер Дианкехт все расставил по местам.

– Выезд должна возглавить королевская чета!

– Как? – громогласно спросил разгневанный Финвана, а Оонаг улыбалась, уверенная в своей победе.

– Ваше величество, проявите сдержанность. Все королевство под холмами надеется на вас.

– Тем более. Я не поеду вместе с ЭТОЙ!

Дианкехт отвел короля в сторону и стал шептаться с ним.

– Это важнейший государственный вопрос.

Финвана приподнял брови:

– Вы меня не убедите!

– У королевы есть сторонники, которые начинают проявлять недовольство.

– Это не совсем так, – ответил Финвана.

– Посмотрите, посмотрите на гвардию королевы!

И действительно. Выражение лиц оскорбленных гвардейцев Оонаг не предвещало ничего хорошего.

– Ты ведь не думаешь, что я поверю, будто Оонаг задумала свергнуть меня с престола?

Дианкехт молчал и опустил глаза. Иногда молчание красноречивее тысячи слов. Финвана занервничал.

– Я – король!

Дианкехт кивнул без большой уверенности, и Финвана почувствовал себя неловко.

– Я ведь король, не так ли?

Дианкехт стоял, точно каменная стена.

В голову короля закралось сомнение.

– Ладно, известно, что Оонаг действует тайком и располагает камарильей льстецов, но не она носит корону…

Дианкехт не ответил ни утвердительно, ни отрицательно, после чего Финвана тяжело вздохнул и прошептал:

– Речь идет лишь о том, чтобы Оонаг ехала рядом со мной. Так?

– Да, ваше величество.

– Хорошо, но я хочу, чтобы она убрала этого танцора!

– Думаю, она не станет убирать его, не поставив определенных условий.

– Каких, например?

– Она захочет, чтобы вы поступили так же со своей спутницей.

– Ни в коем случае!

– В таком случае… пусть эта девушка и парень из людского рода едут вместе во втором ряду! – провозгласил немного уставший Дианкехт.

Оонаг, терпение которой иссякло, заявила:

– Я согласна.

Финвана в конце концов неохотно согласился.

– Однако предупреждаю, что я открою бал с милезой!

Торжествующая Оонаг гордо приблизилась к супругу и, сверкнув глазами, встала рядом с ним.

Дианкехт отдал соответствующие распоряжения Марине и Патрику:

– Ни в коем случае не опережайте их величеств, соблюдайте дистанцию.

Затем он дал команду трубачам.

И с новой энергией длинный строй всадников тронулся с места, понемногу оставляя позади себя стены крепости.

Тысяча четыреста скакунов шли рысью, их головы украшали драгоценные камни, сверкавшие точно звезды. На них восседали тысяча четыреста прекрасных всадников в зеленых плащах, окаймленных золотом, в золотистых шлемах на головах, в золотистых поножах, каждый держал в руке золотистое копье.

Марина ехала в паре с Патриком, элегантно улыбаясь ему; она была спокойна и очаровательна. Всякий раз, когда Марина проезжала мимо толпы, та встречала ее восторженными возгласами. Все приветствовали милезу и молодого человека.

Патрик не мог скрыть своего удовольствия и робко признался ей:

– Я счастлив, как ласточка, вернувшаяся в родное гнездо.

У Марины появился позыв к рвоте, однако Анхела – само лицемерие – радостно улыбнулась и произнесла:

– Какая чувствительность! От твоих слов у меня мурашки по коже забегали.

Марина продолжала улыбаться и махать рукой, приветствуя своих поклонников.

По мере того как кавалькада углублялась в лес, чтобы начать долгий ночной поход, Марина начала понимать, какую ответственность возлагает на нее совершенство.

Она не могла сказать то, что думала, она не могла позволить себе сделать неверный шаг, ни в коем случае не могла позволить себе беспечность…

– Ты само совершенство. Ты так же совершенна, как снежинка, – шептал Патрик.

Марина подняла глаза, собираясь воздать лицемерную благодарность за столь лестные слова, но тут взглянула в сторону и заметила стройного пажа, который пристально наблюдал за ней из-за ветвей дерева. Его черные глаза горели, он пристально следил за ней.

Марине померещилось… Нет, это ведь не Цицерон!