Текст книги "Ловушка"

Автор книги: Майте Карранса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Возможно, он упустил что-то по-настоящему хорошее.

Пожалуй, его родители немного правы и ему стоит обратить внимание на реальную жизнь.

Пока Цицерон впитывал в себя множество миров, которые вмещал наш мир, как и множество еще не раскрытых тайн, он почувствовал, что по штанине его брюк течет что-то влажное и горячее.

Он поднял глаза и ужаснулся – на него с близкого расстояния смотрели большие глаза. Вскоре под глазами, сиявшими всеми цветами радуги, открылась огромная пасть, обнажившая ряд зубов. Из глотки бестии вырвался свирепый лай.

Цицерон выскочил из своего укрытия и закричал. Собака залаяла еще оглушительнее. Ее хозяин произнес что-то оскорбительное по-английски.

Бедный Цицерон бросился прочь и столкнулся с удивленной Анхелой. Той пришлось прервать разговор с Лилиан, недоумевая, чем в кустах, черт подери, занимался этот больной на всю голову тип, дерущийся с собакой.

Столкнувшись, оба упали на землю, начали потирать лбы, с трудом поднялись и были вынуждены заговорить.

Анхела, как обычно, возмутилась:

– Что ты здесь делаешь?

– Проходил мимо, а ты?

Однако она не ответила на его вопрос и, как это обычно делают девушки, перешла в контрнаступление, задав встречный вопрос:

– А это что такое?

Цицерон вспомнил горячую влагу.

– Похоже, собака…

– Тфу!! Она описала твою штанину.

– Ну и что я…

– Я сейчас сдохну от этой вони!

– Я ведь не могу отрезать себе ногу!

– Окуни ее в озеро!

– Сама окуни!

Цицерон ненавидел воду и страшно боялся любых водоемов, кроме бассейнов с цветной мозаикой. Мрачное озеро, где обитали опасные для жизни водоросли и глубоководные чудовища, вряд ли годилось для того, чтобы в нем…

Анхела стояла на своем.

– Я ухожу!

Вместе с Анхелой уходило его евро и возможность подключиться к счастью.

– Подожди, подожди!

Цицерону пришлось набраться храбрости, чтобы окунуть ногу в подозрительную жижу – будь что будет, – а потом вытащить ее, покрытую темной и подозрительной субстанцией.

– Видишь?

– Да, вижу, промокла еще сильнее, чем прежде.

– И стала грязнее.

– Это сейчас, а до этого ее описали.

И тут Анхела с привычным для себя нахальством задала дерзкий вопрос:

– Почему ты здесь оказался? Только не говори, что проходил мимо. Меня не проведешь.

Цицерон не хотел, чтобы у него выбили почву под ногами. Обстреливать вопросами – это тактика девчонок. Но он решил воспользоваться этим приемом.

– А ты? Что ты делала здесь, в парке?

Анхела не поддавалась.

– Я первая спросила.

– Я искал свое евро. А теперь говори, чем ты тут занималась.

Анхела усмехнулась.

– Ха, это евро, оказывается, странствует! Оно само пришло из моего дома в этот парк. Ха!

Цицерон обиделся. Больше всего девушки раздражали его тем, что не говорили ни прямо, ни понятно, а ходили кругами и добивались своей цели. Он решил рискнуть еще раз.

– Ладно, твоя взяла. Я его потерял, когда ты выбиралась из дома. И пошел за тобой, потому что мне стало интересно.

Анхела была хитра.

– Ты его потратил, признайся, потратил, и начал демонстративно искать, чтобы я дала тебе еще одно.

Цицерон растерялся.

– Почему ты не можешь поверить, что я просто не смог его найти? Это очень просто. Обязательно надо все усложнить!

– Как скажешь!

Анхела смутилась и даже подумала, что он прав.

– Ясно, что ты все выдумал. Ты идешь за мной, рассчитывая, что я приглашу тебя подключиться к Интернету.

Цицерон согласно кивнул. Это был верный подход.

– Вот именно.

Марина огляделась вокруг. Они были одни. В такое время никто не выходил на улицу, кроме любителей прогулок с собаками.

Цицерон почувствовал в руках легкую дрожь.

– Пошли.

Цицерон не мог поверить своим ушам.

– Куда?

Анхела неожиданно предложила ему ключи от рая.

– В Интернет-кафе, там подключимся к Сети.

Ему хотелось обнять ее за эту счастливую весть, но он сдержался.

Но радость просто струилась из его пор. Цицерон не мог скрыть ее.

Они тронулись в путь.

Цицерон подумал, что Анхеле он требуется лишь в качестве охранника, и что ей надо попасть в Интернет-кафе, чтобы связаться с Патриком, но вскоре понял, что блондинка совсем не ориентируется на местности.

– Какая мрачная улица!

– Ты ведь живешь на ней.

– Неужели?

– Да, вон в том доме.

Анхела не помнила ни дверь, через которую входила, ни даже окно, через которое выбиралась.

– Ты уверен?

– Совершенно.

– Откуда ты это знаешь?

– Я запомнил.

– Что?

– Детали. Видишь этот сорванный со стены почтовый ящик?

– Да.

– Я запомнил, как он выглядит.

– Где ты его запомнил?

– Где-то. На жестком диске. Подключая к нему память, я знаю, что если возвращаться через парк, справа от меня будет улица с оторванным почтовым ящиком, и где мне надо свернуть налево.

Анхела ничего не ответила. Цицерон подумал, что она принимает его за болвана, но это было не так.

– Мне это не по силам.

– Это легко, – заявил он великодушно.

– Как сказать, – возразила Анхела. – Я не отличаю правую руку от левой.

Цицерон изумился. Разве еще существуют люди, которые не знают, где правая, а где левая рука?

– Не может быть!

– Раньше я всегда носила на левой руке перстень, и это помогало, но два года назад у меня опух палец, и его распилили.

– Палец?

– Нет, осел, перстень.

– Вот как!

– Так что теперь я не знаю, какая моя рука левая.

Цицерон не сразу смог воспринять такой вздор.

– А в какой руке ты держишь ложку?

– Все зависит от того, к какой руке она ближе.

– Я тебя спрашиваю, какой рукой ты подносишь ложку ко рту.

Анхела была странной девушкой.

– А я тебе отвечаю, что все зависит от того, какая рука окажется ближе ко рту. Мне здесь без разницы.

– Ты… тебе все равно, какой рукой пользоваться?

– Вот именно. Я пишу одинаково плохо обеими, плохо режу обеими и ни одной из них не умею причесываться.

– А как ты аплодируешь?

– Никогда не обращала на это внимания.

– А если бы у тебя был пистолет?

– Ты хочешь спросить, с какой руки я стала бы стрелять?

– Да.

– Откуда мне знать! Я бы промахнулась с обеих, это точно.

Цицерон никогда еще не встречал столь скромной девушки. Она ему нравилась.

– Хватай пистолет! – крикнул он, вытаскивая из кармана руку, сложенную в форме пистолета.

К его удивлению, Анхела взяла его руку одновременно своими двумя.

– Значит, ты не шутишь…

– Конечно, нет.

– Ты играешь в теннис?

– Пробовала в детстве, но рассекла бровь своей лучшей подруге, после чего та уже не была моей лучшей подругой.

Удрученный Цицерон признал, что у него получился самый долгий за последние три года разговор с существом из невиртуального мира. Неплохо. Его даже заинтересовала эта тема. И дело не в том, что умение одинаково действовать двумя руками вызывало у него восторг, оно просто показалось ему необычным. Он почувствовал прилив безграничного великодушия.

– Я могу тебя научить.

– Играть в теннис?

– Сражаться двумя руками. Обращаться со шпагой, кинжалом и саблей.

Анхела смотрела на него глазами, сделавшимися большими, как тарелки.

– Парень, ты меня пугаешь. Ты не из тех шутников, которые нападают на родителей, когда их не пускают в кино?

Цицерон немного осмелел. Мысль о том, что он кому-то страшен, придавала ему сил. Никто никогда не говорил ему столь ободряющих слов.

– Пока я на них не нападал, но об этом стоит подумать!

– Не удивительно, что тебя задержали.

– Меня задержали из-за кровяной колбасы!

Что было очень трогательно.

– Не напоминай мне об этом! Я больше никогда не дотронусь до колбасы, – заявила Анхела с ухмылкой.

Цицерон обнаружил, что чувствует себя неожиданно бодро и оптимистично, и даже с удовольствием смотрит на уличные фонари, мимо которых они проходили.

Он не собирался объяснять Анхеле, что в действительности никогда не держал в руках шпагу, не говоря уже о кинжале, и что у него нет ни малейшего понятия, сколько весит сабля, и он совершенно не знает, какое движение надо делать рукой, чтобы отрубить голову врагу или остановить его. Зато он ловко орудовал мышью!

Цицерон был виртуальным бойцом 20-го уровня. Жаль, что Анхела сейчас не на экране монитора. Она могла бы принести ему много пользы, став его надежной спутницей во время набегов. Он представил, как Анхела размахивает двумя саблями, по одной в каждой руке, и наводит ужас на врагов своими двухцветными глазами.

К сожалению, она была настоящей…

Так же, как настоящими были Антавиана и Луси, которые, к его удивлению, сидели в Интернет-кафе каждая перед своим монитором.

Обе страшно обрадовались при их появлении. Но радость Цицерона была обратно пропорциональна их радости. Ему хотелось завязать более близкие отношения с Анхелой. Они уже начали доверять друг другу, и та могла бы рассказать ему о своих волшебных связях, а теперь эти двое путались у них под ногами.

Цицерон остался доволен, убедившись, что Анхела испытывает то же самое.

– Чем вы тут занимаетесь?

Антавиана улыбнулась во весь рот.

– Потом скажете, что вы незнакомы. Вы сбежали через окно, в одиночестве прогулялись по парку, а теперь пришли сюда немного побродить по Интернету!

Цицерон с ужасом взглянул на Анхелу, заметив подобные эмоции и в ее глазах. Оба принялись энергично опровергать столь наглое обвинение чересчур любопытной коротышки.

– Ты ошибаешься!

– Никто не видел, как она вылезла в окно.

– В парке была собака и какой-то ирландец.

И вдруг Анхела произнесла противным голосом, словно речь шла о совершенно незнакомом человеке, погрозив Антавиане указательным пальцем:

– И он вовсе не мой дружок!

– Вот как? И поэтому вы совершенно неразлучны?

Цицерон собирался вырвать зло с корнем, но Анхела опередила его.

– Этот тип мне совершенно не нравится!

Цицерону тоже не понравилось, что эта наглая девица стыдится его дружбы, называя его, как ей вздумается. Хотя что оскорбительного в том, что они вроде как подружились?

Он обиделся. К тому же его унизили. Однако Анхела явно так не считала и подбросила дров в огонь.

– Он слишком тощий, слишком смуглый и слишком странный.

Цицерон рассердился. Разве нельзя быть смуглым, тощим и странным? Каким же должен быть ее эталон? Ростом два метра, с волосами цвета жареных помидоров, ртом акулы и руками гориллы?

– Ты мне тоже не нравишься со своими плохо прокрашенными волосами и примитивной внешностью! И как тебе не надоело!

Цицерон заметил, что глаза Анхелы, точно ножи, разрезают его на кусочки. Ей совсем не понравились его слова, как и ему не понравилось ни единое произнесенное ею слово. Все это случилось, потому что он доверился ей, утратил бдительность, поверил лживым признаниям девицы, которой захотелось сойти за несовершенство! Все эти рассказы об умении одинаково действовать обеими руками – чистая выдумка. А все ее робкие слова – ложь!

– Если вы оба друг другу так не нравитесь, то почему пришли сюда, смеясь? Над чем вы смеялись?

– А тебе какое дело?

– У нас с Анхелой деловые отношения и ничего больше.

Луси тотчас прервала их:

– Антавиана, к чему сеять раздор? Ясно, что они друг другу не нравятся. Ты же не собираешься выводить их на чистую воду?

Цицерон и Анхела вздохнули с облегчением. Луси точно обладала даром примирять людей.

Антавиана пожала плечами.

– Тогда я вам не скажу, что вы, скорее всего, угодили в переделку, вас повсюду ищут и в любой момент могут вызвать полицию!

Цицерон согласился с ее подозрениями, решив уйти. Анхела мудро последовала его примеру.

Антавиана не заслуживала их внимания.

«В жизни много гораздо более интересных вещей», – подумали оба.

Как ни странно, их мнения совпали, вопреки тому, что они недолюбливали друг друга.

Оонаг

Дама в капюшоне остановилась и щелкнула пальцами. Следовавшие за ней камеристки смазали дегтем факелы, и языки пламени тут же принялись весело потрескивать, осветив мрачную темницу замка.

– Отодвиньте каменную плиту, – приказала хозяйка, снимая капюшон.

Ее золотистые волосы сверкали в красноватых всполохах огня.

Девушки привели в действие рычаг, и каменная плита сдвинулась, обнажив темную щель, уходившую в недра земли. Дама сняла тунику и опустила белые руки в темный сырой колодец.

– Оонаг, королева двора Туата Де Дананн, кланяется вам, король Ада, правящий в Царстве Тьмы. Ваша покорная слуга предлагает вам дары земли и фрукты.

Миа и Эмер, камеристки, подали королеве корзинку с цветами и фруктами, которую Оонаг с присущей ей грацией бросила в бездну.

– Наслаждайтесь ароматом жасмина и гардений моих садов, созерцайте колорит сезама и бабочек моих лугов, утолите ваш голод малиной, яблоками и сливами моих садов, примите мою песню как дар и воздаяние за вашу дружбу! – и Оонаг запела нежную песню, которая осушила влажные стены подземелья замка.

Миа и Эмер подпевали королеве, и их голоса слились в один, способный растопить самое ледяное сердце. Во время песнопения по их щекам текли крупные слезы, падая в колодец.

Наконец чей-то глухой голос поднялся из глубин:

– Приветствую вас, Оонаг, наш прекрасный друг. Я с нетерпением ожидал, когда получу вашу дань и подарки, как это бывает каждые семь лет. По-прежнему на это время вы останетесь моей союзницей, и я оберегу вашу жизнь своим волшебством. Скажите, вы уже раздобыли свежую и молодую кровь?

Оонаг поспешила с ответом.

– Самую красивую, самую нежную, самую чистую. Вы получите образованную милезу с Иберийского полуострова. Ее кровь принесет вам удовольствие.

Хриплый голос, казалось, прозвучал более взволнованно:

– Я сгораю от желания отведать ваш подарок, прекрасная королева.

Оонаг улыбнулась.

– В таком случае вам не следует ждать королевского конного выезда. Я принесу вам дань до нашего праздника, чтобы вы разделили с двором Туата нашу радость по поводу нового урожая. Вас это устроит?

– Еще как устроит!

Оонаг белыми руками обняла Эмер и, парализовав ту взглядом, притянула ее к отверстию колодца.

– Скажите мне, что вы видите? – задала она вопрос Повелителю Тьмы.

– Камеристку.

Оонаг легко подтолкнула девушку, та повисла над пустотой, а потом рухнула вниз.

– Она ваша, считайте ее моим подарком. Она будет служить вам от моего имени.

Эмер падала, не издав ни возгласа и не дыша.

Испуганная Миа отступила назад, а Оонаг, не обратив внимания на ее испуг, снова наклонилась над пропастью.

– Повелитель Тьмы, вы считаете меня достойной проскакать рядом с моим королем?

– Вы, вне всякого сомнения, самая красивая и самая могущественная.

Оонаг гордо подняла голову.

– В таком случае я поеду рядом со своим супругом, как это велит мое достоинство.

– Я из глубин отмечу вашу храбрость, вызвав на дуэль Финвану, толстого короля, который не почитает меня так, как это делаете вы.

Оонаг довольно улыбнулась.

– Я не заслуживаю вашего красноречия!

– Прекрасная Оонаг, вы бесспорная королева Туата Де Дананн, и ни один смертный не может оспорить ваше право владычествовать вечно!

Оонаг с облегчением вздохнула и в покорном поклоне простилась с Повелителем Тьмы. Затем сама вернула каменную плиту на место и погасила факелы.

Юная Миа, вся дрожа, протянула ей одежду, помогая надеть тунику и накрыть голову капюшоном.

Прежде чем вернуться в свои покои, королева остановилась и предупредила испуганную придворную даму:

– Итак, Миа, ты видела, что ожидает тех, кто мне изменяет?

– Да, ваше величество.

– Эмер дурачилась с Дианкехтом. Тебе это известно?

– Нет, ваше величество.

– Никому ни слова.

– Буду молчать как могила.

– Дианкехт намеревался втереться в доверие к Эмер. Я надеюсь, ты устоишь перед его чарами.

Камеристка вздрогнула.

– Я ваша, навеки ваша.

– Тем лучше, если не хочешь стать следующей жертвой Царства Тьмы. Ты уже слышала, какая судьба уготована милезе, и ты приведешь ее к этому месту.

– Когда, ваше величество?

– В эту же ночь.

Напуганная Миа присела перед королевой в реверансе.

– Ваши приказания будут исполнены.

Марина

«Мессенджер» Марины был глух как могила. Она этого ожидала. Однако прежде чем взяться за телефон – что было гораздо быстрее и проще, – ей захотелось все обдумать.

Ее не очень-то тянуло звонить домой, говорить с Анхелой и нагло просить у нее адрес Патрика. Слишком это было дерзко – выяснять у сестры, как связаться с ее парнем, чтобы потом самой связаться с ним.

Хотя делалось это ради самой Анхелы, ибо от этого контакта зависело ее исцеление (сама Лилиан напомнила Марине об этом), старшая сестра, узнав о темных намерениях младшей относительно Патрика, захворала бы еще больше, а та почувствовала бы себя еще более виноватой.

Как поступила бы Анхела на ее месте? Марине хотелось разобраться в характере сестры. Она закрыла глаза и задумалась.

Марина мысленно представила себе сестру, настроилась на нее, почти коснувшись ее ауры, и услышала ее нежный голос и слова, вылетавшие точно мячи из-под рук баскетболистов и легко попадавшие в корзину.

Все стало яснее ясного.

Анхела вела бы себя искренне. Анхела ничего не стала бы скрывать и призналась, что не желает ни причинить боль, ни обманывать ее с Патриком. Ей только необходимо уладить с ним одно дело. Она действовала как бы мимоходом, ничего не уточняя, не вдаваясь в подробности (никакой речи о поцелуях, объятиях, ласках, игривых взглядах и словах любви). Она сказала бы, что им следует… (Марина ломала голову, ища подходящий глагол)… поближе познакомиться? Нет. Войти в контакт? Еще хуже. Подружиться? Да, это подойдет.

Анхела сказала бы, что им следует подружиться, и ее слова никого никогда не обидели бы, ибо она выразилась бы очень изящно и с большим тактом. После чего обладала бы мощнейшим оружием: правдой.

Анхела всегда говорила правду. А вот трусость Марины и недооценка ее самой себя вынуждали последнюю рассчитывать на гнусную ложь. В данном случае, правда, которой Анхела пользовалась столь ловко, служила превосходным оправданием двуличия Марины.

Много не раздумывая – на тот случай, если начнет волноваться, – она достала мобильный. Звонок был уместен. Она прибыла на место, и настал удобный случай сообщить об этом родителям.

Марина решительно набрала номер.

– Слушаю?

– Привет, это Марина, – тихо пробормотала она, стараясь, чтобы ее никто не расслышал.

– Марина? – удивилась ее мать.

Какой ужас, родители забыли ее имя!

– Да, твоя дочь. Помнишь?

Мать продолжала удивляться.

– Почему ты звонишь в такое время?

– Хочу сообщить вам, что я прилетела.

– Я так и думала.

– И что у меня все в порядке.

– Об этом можно было бы и не говорить.

Марина обиделась.

– А если бы произошел несчастный случай?

– Тогда мы бы точно узнали об этом.

Марина так рассердилась, что решила непременно озадачить мать.

– Меня поселили в доме, где живут двое мужчин.

– В твоей комнате? – тут же спросила та.

– Нет, – призналась Марина, хотя тут же добавила, чтобы придать своим словам мрачный привкус:

– Они взрослые и итальянцы.

– Разумеется, это естественно. Если они иностранцы, то должны были приехать из какой-то страны.

Равнодушие матери оскорбляло. Разве ей все равно, что вместо английского языка вокруг дочери говорят по-итальянски? И что вместо приветливого семейства та угодила в мафиозный клан?

– Дело в том, что это как раз неестественно. Никакая это не семья. В доме два подозрительных типа и ворчливая старуха, которая морит меня голодом.

Марина попала в точку.

– Тебя морят голодом?

Это вывело мать из себя, что в подобной ситуации случилось бы с каждой матерью в мире, ведь она заплатила кучу денег за содержание дочери.

– На ужин я съела всего один холодный сандвич, – Марина сделала первый выстрел.

В голосе матери прозвучала неподдельная тревога:

– На ужин совсем не было горячего?

– Нет, – ответила Марина с удовольствием.

– Даже омлета? Сосисок? Жареной картошки?

Марина потирала руки.

– Один сандвич и больше ничего. Ни десерта, ничего.

Мать молчала, наверное, вычисляя, какое расстояние от Барселоны до Дублина, чтобы запустить сюда ракету.

– Быть такого не может!

– Однако это так.

– Я поговорю с твоим отцом.

Только не это! Это ни к чему. Положение может осложниться, и тогда Марине не расхлебать эту кашу. Не следовало заходить так далеко. Дочь решила успокоить мать.

– Не волнуйся. Сандвич оказался очень вкусным. Правда, он был холодным, но очень аппетитным.

Однако мать уже завелась, и ее было не остановить.

– Что было внутри?

– Конечно, сыр.

– И больше ничего?

Марина решила подсластить этот сыр.

– Еще там было немного ветчины.

Мать зарычала:

– Значит, тебе даже фруктов не дали? А молока?

– Нет, нет, молоком меня напоили до отвала.

В действительности она врала, чтобы избежать четвертой мировой войны. Испанская мать способна поразить ракетой дублинский парламент за то, что ее юную дочь морят голодом, и это хорошо известно всем государственным деятелям и политикам. Настало время менять тему.

– А как Анхела?

– Плохо.

– Я хочу поговорить с ней.

– Нет, это будет дорого.

Этого Марина и боялась. Семейная жадность давала о себе знать, о деньгах нечего было и мечтать. Надо бы попросить, чтобы ей оплатили карточку.

– Пожалуйста, – умоляла Марина, жалея о том, что много говорила о сандвиче, растрачивая драгоценное время и рискуя не узнать адрес Патрика.

– Она отдыхает.

– Я хочу передать ей хорошие новости.

– Ты не можешь подождать до завтра?

Марине захотелось заплакать.

– Мама, я ведь хочу ободрить ее… Здесь все ее очень любят и помнят.

Эта фраза у нее получилась с изяществом, достойным Анхелы. Такие слова могла сказать лишь хорошая старшая сестра, желающая добра своей заболевшей младшей, желая обрадовать ее и поднять ей настроение.

Мать, тронутая ее добротой, прошла по коридору, стуча каблуками, до комнаты больной.

Послышался загробный голос Анхелы:

– Марина?

– Анхела, я уже знаю, что тебе совсем плохо, что у тебя выпадают волосы и лопаются гнойники, я тебе очень сочувствую, но ты должна дать мне адрес Патрика.

– Патрика?

– Да, он и есть контакт, то есть я хочу сказать, твое излечение в его руках, и я должна близко подружиться с ним.

– Что значит «близко подружиться»?

– Войти к нему в доверие.

– Стать любовниками? – совершенно неверно поняла Анхела.

– Нет, только близкими друзьями. Я должна обмануть его и заставить поверить, что я – это ты.

В голосе Анхелы промелькнула тревога:

– Но ведь мы любим друг друга.

Для Марины это не было секретом.

– Не волнуйся, даже если он захочет целовать меня, я не поддамся, – кротко соврала она.

Однако это не привело к желаемому результату. На другом конце послышались рыдания. Неужели она вела себя грубо?

– Анхела, Анхела, клянусь, между нами ничего не будет!

Анхела высморкалась.

– Нам было так хорошо вместе. Не хотелось бы омрачить свои воспоминания.

Марине стало совсем плохо. ОНА могла испортить воспоминания Анхелы одним своим присутствием. Она была вредной сестрой.

– Это приказ Лилиан.

Анхела согласилась не сразу.

– Ты будешь думать обо мне рядом с Патриком?

– Конечно. Я буду думать только о тебе, – поклялась Марина с наглостью, свойственной неисправимым лгуньям.

– Не забывай о том, что он любит МЕНЯ, – сказала Анхела, внося полную ясность, чтобы дать Марине почувствовать себя гусеницей, позарившейся на чужое.

– Это и так понятно.

– Его адрес: Ги Фоус Роуд, 79, а его телефон…

Марина едва успевала записывать. Он у нее есть!

Он у нее есть!

– А его электронная почта?

– Его электронная почта… Извини, придется повесить трубку, мама не разрешает мне больше говорить.

Связь прервалась. Разговор закончился. Маринино счастье повисло на волоске. Закончилось время, определенное матерью, лишь случайно осталось еще несколько секунд.

Однако Марина получила, что хотела. Адрес и телефон Патрика.

– С кем ты разговаривала?

Антавиана, навострив уши, вертелась прямо у нее под носом.

– С сестрой.

– У тебя есть сестра?

– Да, ее зовут Марина. Бедняжка уродлива, приносит домой плохие оценки и болеет.

– И почему же у Марины есть адрес Патрика, а у тебя нет?

– Откуда ты знаешь?

– У меня есть глаза и уши. Тебе только что продиктовали его, смотри, вот здесь записано… Роуд…

Марина забыла о роли, какую должна играть, забыла, что ей следует проявлять уступчивость, быть любезной и великодушной. Она не могла изменить своему характеру.

– Чтобы ты сдохла!

Коротышка улыбнулась, довольная таким ответом.

– Вот вернешься домой, увидишь, какую головомойку устроит тебе сеньора Хиггинс!

Марина мгновенно поверила, что мерзавка говорит правду.