Текст книги "Ловушка"
Автор книги: Майте Карранса
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Цицерон
Точно водяной смерч Цицерон ворвался в кабинет отца, пытаясь обнаружить причину катастрофы, и тут же заметил в его руках улику. Эрнесто специально отключил модем, объявив сыну бойкот. К тому же отец был не один. Рядом с ним стояла Леонора, мать Цицерона.
– Подключи его! Подключи его сию же минуту! Речь идет о жизни и смерти! – закричал Цицерон. Он думал о Мириоре и о том, что у того почти нет шансов выстоять перед драконом.
Однако отец резким жестом остановил сына.
– Нам с Леонорой надо с тобой поговорить!
Цицерон вздрогнул. Как могли родители хладнокровно навязывать ему очередную ненавистную семейную сцену в тот момент, когда его друзья сражаются не на жизнь, а на смерть?
– Сейчас не могу, в другой раз. Пожалуйста, подключи модем. Мириор, наверное, уже мертв!
Леонора поднесла руки к лицу, точно стыдясь того, что сказал сын.
– Вот видишь? – с огорчением заметила она. – Об этом я и говорила!
Эрнесто откашлялся и улыбнулся.
Ни кашель, ни улыбка отца не предвещали ничего хорошего. Точнее, кашель предвещал, что он собирается произнести скучную и утомительную проповедь, а улыбка говорила о том, что он считает себя самым добрым на свете человеком, готовым осветить путь неучам и приобщить их к правде. Как это было противно!
– Садись и устраивайся удобнее. Давай пообщаемся…
И одновременно, опровергая свои слова, не дождавшись, пока сын расположится удобнее, отец начал свой монолог:
– Какое-то время назад мы с Леонорой заметили, что ты ведешь себя не совсем адекватно. Надолго запираешься в своей комнате, не гуляешь с друзьями, почти не разговариваешь с нами, а целыми днями и ночами сидишь, подключившись к какой-то игре, которая поглощает все твои мысли. Цицерон, так больше продолжаться не может…
Чего еще можно было ожидать от родителей, которые при крещении дали ему такоеимя?
– Не называйте меня Цицероном! – посмел возразить он, бросая вызов этому потоку слов.
Цицерон сделал это, потому что был крайне раздражен. Ему не следовало вести себя подобным образом, но слова уже слетели с его уст, хотя он тут же пожалел об этом. Ведь онибыли без ума от этого помпезного имени.
– Это твое имя, оно настоящее, зафиксировано в твоем свидетельстве о рождении, оно устанавливает твою личность, и мы выбрали его, мечтая о том…
– Мы тебе уже объясняли, что Марк Туллий Цицерон – великий римский политик, философ и оратор…
– Нам бы хотелось, чтобы ты был столь же смелым, как он в своих «Катилинариях» и «Филиппиках»… [10]10
Собрания речей Цицерона, среди которых основное место занимают его выступления против политических деятелей Древнего Рима – Луция Катилины и Марка Антония.
[Закрыть]
– Вспомни его изречение: «Истину искажает как неправда, так и обман».
– И не забывай, что твой язык говорит о твоем уме. Слово сделает тебя свободным!
Все это произносилось с нарочитым, но искренним пафосом.
Цицерон с детства привык к скучным цитатам и умозаключениям, которыми пичкали его родители. Уже много лет он знал, что Эрнесто и Леонора странные люди. Он обнаружил это не без удивления, узнав, что его друзья называют своих родителей папами и мамами, слушают эстрадные песни и верят, что Цицерон – центральный нападающий команды «Бока Хуниор».
Сначала Цицерон подумал, что это родители его друзей странны. Затем, следуя здравому смыслу, пришел к выводу, что странно ведут себя Эрнесто и Леонора, как они сами просили его себя называть, чтобы их сын чувствовал себя ближе к своему настоящему «я», а не разыгрывал выдуманные роли.
Уже несколько месяцев как они перешли в решительное наступление, неустанно придираясь к нему.
Цицерон избегал родителей и встреч с ними, во время которых Эрнесто и Леонора говорили, говорили и говорили, упиваясь собственным красноречием и подогревая себя надеждой, будто сын следит за ходом их мыслей и разделяет их взгляды.
Цицерон нервничал. Юноша оказался полностью во власти родителей, ибо они держали в своих руках пуповину от мира, в котором он, по существу, жил: кабель от его компьютера. И, чтобы владеть им, ему приходилось переносить множество испытаний. К примеру, слушать, что они говорят.
И все же он терпеть не мог, когда его называли Цицероном. Это имя было непроизносимым, смешным и высокопарным. Точка.
И как только его родители не понимали, что назвав его подобным образом, они сыграли с сыном злую шутку, ведь такое имя стало причиной постоянных подколов и издевательств? Они сделали из него посмешище еще до того, как он пошел в школу!
А как раз в это мгновение Мириор, наверное, уже погиб. Хуже того, Тана и Варлик одни не устоят перед натиском Трамбла и тоже погибнут!
Цицерон впал в полное отчаяние.
– Наверное, Мириор уже погиб, и скоро погибнут Тана и Варлик!
Эрнесто ухватился за соломинку, которую ему преподнесли на блюдечке.
– Это кто такие?
У Цицерона появились две возможности: обмануть родителей или открыть все карты. Учитывая обстоятельство, что Эрнесто и Леонора отличались подозрительностью, обман сам по себе стал бы достаточным поводом, чтобы вооружить их аргументами на всю жизнь. Поэтому намного лучше, в тысячу раз было лучше сказать правду и изобретательно отстаивать ее.
– Мириор – гном-колдун. Тана – девушка-колдунья, а Варлик – карлик-воин. Их силы не безграничны.
Наступила гнетущая тишина.
– Полагаю… они твои друзья, – Леонора пыталась разрядить обстановку.
Однако Цицерон вспомнил, что причиной подобной ситуации стали его родители, и решил все драматизировать.
– Они были моими друзьями еще пять минут назад! Но… по вашей вине они клянут меня на чем свет стоит за то, что я бросил их в беде.
Эрнесто прервал его и заговорил, чеканя фразу по слогам, будто его разум засорился:
– Ты не бросил их! Я отключил твой модем и вернул тебя к действительности! Дошло до тебя? Твои друзья несуществуют, того, другого мира нет, есть только этотмир, в котором мы сейчас живем – Леонора, ты и я.
Свою тираду отец подкрепил жестом. Окажись в его руке кусок мела, он нарисовал бы оба мира, настоящий и воображаемый, и перечеркнул бы воображаемый мир огромным крестом, а внизу подписал бы НЕСУЩЕСТВУЮЩИЙ.
Цицерон сжал кулаки.
«Фантастика! Отец в очередной раз изобрел глупую теорию и облек ее в слова с привычной для себя невыносимой нравоучительностью, уже восторгаясь собственным открытием. „Какой я умный“, – видно, твердил мысленно… А вдруг отец даже вздумает написать об этом книгу? Как это отвратительно!»
Леонора страдала. Возможно, она не была согласна с методами Эрнесто.
И Цицерон как хороший стратег решил воспользоваться этой трещиной и разъединить их.
– Леонора, прошу, мне нужна всего лишь одна минута. Я ведь знаю, что это игра, но не могу же я оставить их в беде. Вы же учили меня быть верным узам товарищества, разве не так?
Леонора не попалась на эту удочку.
– Эрнесто хочет сказать, что игра – это не действительность, твои друзья не погибнут, и ничего не случится. Даже если тебе кажется, что эти приключения захватывают дух.
Цицерон прищелкнул языком.
– Ничего подобного! Расскажите это Херхесу. Если Мириор, Тана и Варлик погибнут, Херхес сочтет меня предателем и выгонит из своего отряда.
– Херхес?
Эрнесто и Леонора недоуменно переглянулись. Цицерон заметил это.
– Херхес – командир.
– Вот как! И командир может судить и наказывать остальных, – насмешливо сказал Эрнесто.
Родителям было все равно. Они были готовы ухватиться за любую отговорку, считая ее достаточной, чтобы досадить ему. Жизнь родителей стала пошлой, скучной, и, чтобы придать ей хоть какой-то смысл, они не сумели придумать ничего лучшего, как изобретать смешные имена и вмешиваться в игры сына.
– Пожалуйста, разрешите мне подключиться на одну минуту, а после этого мы поговорим… – попросил Цицерон и уже более робко добавил: – По правде говоря, я вас понимаю, прекрасно понимаю, что вы думаете, будто я смеюсь…
Леонора поддержала сына.
– Пожалуй, дадим ему попрощаться с друзьями, затем побеседуем.
Но Эрнесто был непреклонен.
– Ни в коем случае! Это значит пойти ему на уступки. Зло необходимо вырывать с корнем!
– Вырывать? – воскликнул испуганный Цицерон.
Отец вынес свой приговор.
– Хватит. Сын, ты зашел слишком далеко!
Цицерон протер глаза и был готов расплакаться, но не из-за того, что услышал, а из-за того, как отец произносит слово сын, что звучало в его устах непривычно.
– Как вы можете такое говорить? Я ведь даже не успел побывать в логове Трамбла!
Что же он ляпнул! Ему было лучше заткнуть свой большой рот. Любая попытка оправдаться будет использована против него.
– Трамбл?
– Изумрудный дракон!
Цицерон не знал, что обвиняемые имеют право на адвоката.
– Скажи на милость, что же ты собирался делать в логове дракона?
Цицерон также не знал, что адвокаты советуют обвиняемым молчать.
– Биться и сразить его, чтобы захватить добычу.
Цицерону хотелось проглотить слова, которые он только что произнес. Если он и хотел извлечь из их беседы небольшую выгоду, то потерял этот шанс полностью. Не подумав, он дал родителям в руки козыри, которые позволят им терзать его всю оставшуюся жизнь.
Эрнесто от удовольствия потирал руки.
– Убивать и грабить!
Леонора была изумлена.
– Так ты этому учишься?
Цицерон начал защищаться глупо, безо всякой стратегии.
– Но я ведь не захватил добычи, не убил дракона и вообще ничего не сделал!
Голос Эрнесто прозвучал сурово:
– Цицерон! Помолчи!
Цицерон умолк. Родителям было безразлично, что он говорит или думает, их не интересовали ни его друзья, ни обязательства, ни даже последствия его действий. Их главным удовольствием было упиваться собственным красноречием.
– Какое твое… другое имя?
Цицерон опустил глаза, не зная, выдавать ли свое тайное «я» или хранить его в секрете.
– Раэйн.
Леонора с легкой дрожью в голосе спросила его:
– И кто ты? То есть я хотела узнать, в кого ты играешь?
Раз они дошли до этого, Цицерону уже было все равно.
– Я эльф-охотник.
– Дневной или ночной?
Эрнесто уставился на жену.
– Какое это имеет значение?
Леонора не к месту вздохнула.
– Оказывается, все не так уж плохо, – прошептала она, – с учетом всех обстоятельств.
Эрнесто не понял, что хотела сказать жена.
– Каких обстоятельств?
Леонора перешла к обороне.
– Эльфы хороши собой. Я хочу сказать, что они не уродливы.
– Все они уродливы! Эта игра сама по себе чудовищна!
Леонора не придерживалась столь радикальных взглядов.
– К сожалению, Эрнесто, нравится тебе или нет, эльфы изящны, особенно ночные.
Цицерон своевременно вставил слово:
– Я ночной эльф.
Однако родители не обратили на него внимания и продолжали спорить между собой.
– Эльфы-охотники изящны? А ты знаешь, сколько у этих изящных существ должно быть ужасного оружия?
– Я знаю, что говорю. Как-то раз я выходила в Интернет, чтобы больше узнать о волшебном мире и тому подобных вещах.
– Ты этим занималась?
– Разумеется, мне нужны были сведения, и я ознакомила тебя с ними. Я же тебе говорила…
– Но я ведь не знал, что ты добыла их из первых рук!
Цицерон хотел улизнуть, воспользовавшись удобным случаем, но его остановили.
– Куда это ты?
– Я… вы спорите… я не хотел мешать. Я только, я…
Цицерон так и не придумал правдоподобной отговорки.
– Садись и слушай, разговор еще не окончен.
Это не предвещало ничего хорошего.
– Чего вам еще надо? Я потерял своих друзей, все считают меня предателем.
– С этим покончено, – изрек Эрнесто.
– С чем покончено?
– С игрой. Caput, finito. [11]11
Конец ( лат.).
[Закрыть]
Цицерон стал задыхаться, чувствуя себя так, будто ему отрубили голову и та покатилась и упала в корзину под гильотиной.
– Вот так сразу!
Леонора, грызя ногти, краем глаза взглянула на палача.
– Иначе нельзя. Если положить этому конец одним махом, будет не столь больно.
– Как это отвратительно!
– Ты должен стать обычным ребенком.
– И заниматься обычными делами, как остальные дети твоего возраста.
Цицерон рвал на себе волосы, думая, что у него остался лишь один выход, который родители сами ему и подсказали. Демагогия.
– Хотите, чтобы я принялся за наркотики? Вы этого хотите?
Родители умолкли и оцепенели.
– Если вы не знаете, то именно такими «обычными» делами занимаются остальные дети моего возраста, когда остаются одни.
Цицерон привел родителей в небольшое замешательство и продолжал в том же духе. Он застиг их врасплох.
– Или вы предпочитаете, чтобы я забухал?
Родители обменялись красноречивыми взглядами.
Цицерон попал в самую точку. В действительности, он был единственным сыном среди их друзей, который не напивался допьяна субботними вечерами.
– Хотите, чтобы я демонстрировал все, на что способен, пил прямо из горла и угодил в полицейский участок? Вы этого хотите?
Тут Цицерону следовало бы придержать язык, однако он, вдохновленный успехом, пошел дальше и перегнул палку.
– Или чтобы я устраивал скандалы, дал кому-нибудь по физиономии и поджигал контейнеры с мусором?
Цицерон распалялся все больше. У него здорово получалось.
У Леоноры сверкали глаза, а Эрнесто поглядывал на него искоса.
Родители ведь этого хотели? Они делали из Цицерона учителя риторики, а он им преподнес хороший урок демагогии. Однако он проявил фатальную нерешительность, раздумывая, не пригрозить ли тем, что он станет бомжом, террористом или самоубийцей.
Они перехватили инициативу и начали бичевать его.
– Нет.
– Не сбивай нас с толку.
– Цицерон, не неси чушь!
– Эта игра высушила у тебя все мозги.
– Скажем откровенно: это ПОРОК.
Цицерон был вне себя от ярости. Им нужны пороки? Они их получат!
Его карающий перст уперся в объемистый карман Эрнесто.
– А ты чем занимаешься? Куришь!
– Он взрослый, – Леонора рьяно бросилась защищать мужа.
Ситуация осложнилась. Цицерону не удалось разобщить их, он не сумел вывести их из себя, и оба родителя дружно набросились на него.
– И что же? Может, я жаловался на Эрнесто за то, что он отравляет мне легкие?
– Да прекрати же!
– А Леонора играет в карты!
Мать не стала дожидаться, когда муж начнет защищать ее. Она тут же перешла в наступление.
– Я играю со своими подругами.
– И что из этого? Это порок, дурной пример. Мне надо было подать на тебя в суд, написав представителю по защите прав несовершеннолетних, что ты подбиваешь меня играть в карты тоже, но я прощаю вас обоих, я ведь не такой злопамятный!
Родители на мгновение умолкли, и им потребовалось целых секунд десять, чтобы возобновить разговор. И они возобновили его в царственном множественном числе.
Родителей не интересовало, кого будут услаждать их голоса. Они были готовы на все. Отвратительно!
– Очень хорошо. До сих пор МЫ держали себя в руках, однако НАШЕ терпение не безгранично. МЫ тебя учили брать на себя ответственность. МЫ с тобой беседовали и решали все вопросы демократично.
Цицерон вставил слово:
– Поэтому вы не можете стать тиранами и просто так запретить мне все. Я имею право играть несколько часов в день. Я веду себя хорошо, я не бездельник, за какого вы меня принимаете. Я получаю хорошие оценки, разве не так?
– Кроме игры, найдется тысяча других дел!
– Вот как? Какие же? Меня устраивает 999.
– Ты мог бы заняться чтением.
Цицерон истерично расхохотался.
– Читать? Вы думаете, что говорите? Кто много читает, тот плохо кончает! Только вспомните Дон Кихота!
Однако он не добился желаемого результата.
– Тогда тебе придется найти другое развлечение, ибо там, куда ты поедешь, не будет ни одного компьютера.
Цицерон захлопал глазами. Может, он ослышался? Его куда-то высылают?
– Куда это я поеду?
Леонора ему все спокойно объяснила.
– Мы хотим, чтобы ты провел фантастические каникулы с ребятами и девушками твоего возраста, без компьютеров и далеко отсюда.
– Вы отсылаете меня в исправительную колонию? Вы стыдитесь меня и хотите отправить меня куда подальше, иначе вас замучает нечистая совесть, если каждый день вы будете видеть меня несчастным, сломленным и морально травмированным?
Эрнесто и не думал подсластить пилюлю.
– Тебя примет одна ирландская семья, ты по пять часов в день будешь изучать английский язык. Подключение к Интернету будет категорически запрещено.
Цицерону стало плохо. Жизнь в реальном мире оказалась более жестокой, нежели смерть в виртуальном. Может, потому что, как хорошо разъяснил ему отец, воображаемого мира не существовало?
Как же, в таком случае, родители могут запрещать ему то, чего нет? Замечательный вопрос, на который не было ответа…
Марина
Вскоре Марина уже стояла у дверей собственного дома, а за короткое время, пока она к нему добиралась, она кое-что поняла. Крохотная фея являлась ей, и только ей. Конечно, эта фея существовала, однако любой ответ о ее природе и причинах ее таинственного появления Марине придется найти самой или с помощью «Гугла». Если она заговорит об этом дома, родители вполне могут захотеть отвести младшую дочь к психиатру. Ясное дело, они бы с удовольствием избавились от нее, поэтому она не доставит им такого удовольствия. Она сделает вид, что такой феи нет, а затем все выяснит с ней с глазу на глаз.
Марина уже собралась открыть дверь, когда обнаружила, что забыла дома ключи (Анхела никогда бы такого не сделала), и ей ничего не оставалось, как позвонить в дверь. Девушка уже обдумывала более-менее убедительную причину, чтобы оправдать свое возвращение раньше положенного времени, как, к ее удивлению, дверь ей открыла мать. С красными глазами и не задавая вопросов, она бросилась к Марине и обняла ее.
Это объятие нельзя было назвать ни ласковым, ни материнским. Оно было напряженным, истеричным, безадресным. Так можно было обнять кого-нибудь из читателей, соседку из ближайшего дома или работника газовой компании. Это было одно из тех объятий, когда распростирают руки в ожидании, что в них бросится первый встречный.
– Когда ты узнала о том, что случилось с Анхелой? – прижимая дочь к себе еще крепче, спросила мать хриплым голосом, в котором звучало непритворное горе.
Марина сглотнула, откашлялась и не дала маху. Если соврать, то все могло кончиться плачевно, ибо мать всегда ее тут же изобличала.
К счастью, фея облетела Маринино ухо и прошептала:
– Энди.
Марина повторила.
– Мне об этом сказал Энди.
Мать разрыдалась, и Марина вдруг испугалась. Возможно, она недостаточно серьезно подошла к своим выдумкам, и ее самые кровожадные предположения осуществились.
Успокоившись, мать вздохнула и отпустила ее. Марине стало легче дышать.
– Все случилось так неожиданно… сегодня утром она чувствовала себя хорошо… мы никак не можем поверить в это. – Мать взяла Марину за руку и по коридору повела в сторону комнаты Анхелы. – Иди, иди, проведай ее, бедняжку. Ты ее не узнаешь.
У Марины задрожали ноги, и она пару раз покачнулась. Должно быть, все гораздо хуже, чем она думала. Анхела… мертва?
Марина остановилась у двери и вздохнула. У нее не хватало духу войти, но мать подтолкнула ее.
– Может, мне лучше… мне лучше не входить к ней, – неуверенно бормотала девушка.
Она не сразу заметила сестру, потому что в сумраке комнаты трудно было различить неясные контуры лежавшего на постели тела.
«Могло быть гораздо хуже», – подумала Марина. Она вполне могла бы натолкнуться на труп сестры, разрубленный на куски, облаченный в белое платье и окруженный траурными свечами. Такое не забывается, даже если этого очень хочется.
– Подойди, ты от нее не заразишься.
– Не заражусь?
– Вот именно, ты переболела этим раньше. Только посмотри, каким стало ее лицо.
Марина хорошенько присмотрелась и различила, что труп сестры дышит, и что Анхела открыла глаза, заблестевшие подобно двум звездам на ее лице, усыпанном отвратительными красными болячками.
«Ветрянка. Анхела подхватила ветрянку».
Это была ветряная оспа, когда температура подскакивает до сорока, все тело пронимает дрожь, а во рту невыносимо жжет. Анхеле было больно, однако она осталась той же белокурой красоткой с глазами еще более голубыми, чем у Камерон Диас.
Анхеле пришлось остричь ногти, чтобы она не чесалась, присыпать ее тело тальком и пригрозить связать ей руки, чтобы она не расковыривала свои болячки.
Марина хотела посочувствовать сестре, но у нее ничего не вышло. Как всегда, она не могла оторваться от фотографии Патрика, которую Анхела разместила вместе со многими другими на стенах своей комнаты.
Сострадание было возможно, но лишь в известных границах. Даже если Анхела умрет, она ведь уже познала счастье в объятиях самого соблазнительного ирландца в мире? Патрик ее целовал (в этом не было сомнений), обнимал (в этом не было ни малейших сомнений), и еще он ей шептал на ухо слова любви (разумеется, на английском языке). После такого не жаль умирать. Разве не так?
Марина ничего не могла с собой сделать: она была безумно влюблена в Патрика. С того самого дня, как Анхела вернулась из Дублина и привезла его фотографию, Марина запала на него окончательно и бесповоротно. Запала на его блестящие глаза, на свойственную только ему манеру держать кружку с пивом, на его беззаботную позу соблазнителя. Как бы то ни было, уже в первую ночь этот парень ей приснился и очень скоро стал главным героем всех ее тайных мечтаний.
Марина уже год грезила о Патрике. Он являлся ей во сне не меньше трех сотен раз, воплощаясь в идеального героя ее любимых романтических историй.
Вариант а)
Она вместе с Патриком совершает опасное путешествие на борту рыболовецкого судна. Они еще не разговаривают, но их влечет друг к другу. В одну бурную ночь волна смывает Марину с палубы. Патрик бросается в пучину, спасает ее, затем страстно целует и признается в любви. Плохо, что вода была очень холодной.
Вариант б)
Патрик и Марина знакомятся во время политической демонстрации против существующей власти и плечом к плечу обличают тех, кто желает восстановить старый порядок. Полиция задерживает Марину и уводит в наручниках. Патрик раскидывает полицейских, освобождает Марину, целует и признается ей в любви. Беда в том, что им не удалось найти ключ от наручников. Она так и осталась с онемевшими руками. Какая досада!
Вариант с)
После кораблекрушения они с Патриком оказываются на необитаемом острове и вынуждены делить на двоих крохотную бревенчатую хижину. Оба безумно влюбляются друг в друга. Плохо только, что она объелась кокосовыми орехами и бананами.
Несмотря на то что Марина часто видела романтические сны и значительно усовершенствовала в них спецэффекты, чтобы те казались явью, она готова была отдать одну руку (или даже две), чтобы поговорить с настоящим Патриком, отправить ему письмо по электронной почте или встретиться «живьем».
Обсуждая тему Патрика с Анхелой, которая ревниво оберегала их отношения, Марина каждый раз все ловко скрывала.
Сейчас Анхела была при смерти и обращалась к ней за помощью.
– Ты должна помочь мне, – прошептала сестра с мольбой в глазах, как только мать оставила их одних.
– Ты просишь меня связать тебе руки, чтобы ты не чесалась? – Марина выпалила первое, что пришло ей в голову.
Анхела покачала головой и хотела встать, но снова упала на постель и театрально поднесла руку к груди.
– Марина, только ты можешь спасти меня!
– Спасти от чего?
– Посмотри, что со мной случилось.
– Я тоже болела ветрянкой.
– Это только похоже на ветрянку. На самом деле, это не ветрянка.
– Что же это?
– Лилиан тебе все объяснит.
– Лилиан? Кто такая Лилиан?
Тут же появилась Лилиан. Она махала маленькими крылышками, одаривая обеих сестер озорной улыбкой.
Марина, не веря своим глазам, указала на нее.
– Ты тоже ее видишь?
– Разумеется, она моя фея.
– Твоя фея?
– Я знаю, это кажется очень странным, но феи действительно существуют. Хотя будет лучше, если ты об этом никому не скажешь. Тебе не поверят.
Иначе говоря, фея по имени Лилиан принадлежала Анхеле. И сейчас Анхела посвятила младшую сестру в тайну, которая строго охранялась. То есть в то, что феи существуют и что Марина была не единственной, кто обладал способностью видеть их.
И как же, черт возьми, Анхела завела себе фею?
Возможно, Марина удивилась, однако эта новость кое-что прояснила для нее относительно старшей сестры.
Знаменитые актрисы ведь не обходятся без телохранителей и личных шоферов? Так что же странного было в том, что у бесподобного создания вроде Анхелы оказалась как минимум одна странная фея? Возможно, некоторые тайны ангельского совершенства Анхелы объясняются именно волшебством?
Сомнений у Марины не было лишь в одном – этот день оказался столь непохожим на действительность, что все было возможно. Она проглотила новую информацию, не пытаясь разобраться в ней, и заботливо спросила сестру:
– И что я должна для тебя сделать?
Анхела и Лилиан быстро переглянулись, затем Анхела обратилась к младшей сестре с мольбой:
– Ты должна согласиться со всем, что мама с папой предложат тебе сделать вместо меня.
Марина нахмурилась.
– Что значит «со всем»? Имей в виду, что мне не все по силам. Например, я не умею играть на скрипке…
Анхела прервала ее.
– Не беспокойся, тебе понравится то, что они предложат, и ты со всем справишься.
– Тогда расскажи мне об этом, чтобы я была готова.
– Нет, этого делать нельзя.
– Почему нельзя?
– Это должно стать для тебя сюрпризом. Если я тебе все расскажу, ты начнешь вести себя не так, а мама с папой подумают, что ты сама все придумала, и откажутся от собственной затеи.
Марина оказалась в затруднительном положении.
– Но они ведь уже все решили!
Анхела подумала, что надо ей хоть что-то объяснить.
– Нет пока. Они еще ничего не знают. У папы с мамой появится одна идея, и оба подумают, что она пришла им в голову в то самое мгновение.
Марина совсем запуталась. Вдруг ей показалось, что заниматься математикой легче, чем говорить с сестрой.
– А откуда ты знаешь, что им в голову придет какая-то идея?
Анхела вздохнула, а Лилиан от нетерпения облетела вокруг голов сестер.
– Лилиан уже сделала им соответствующие внушения. Она кое-что нашептала им на ухо, и родители думают над тем, что услышали. Затем они тебе кое-что предложат. Только согласись, пожалуйста.
– Когда это произойдет?
– За ужином.
Марине пришлось ждать несколько часов, чтобы понять, в чем заключается идея, с которой ей предстояло согласиться.
– Ветрянка не пройдет бесследно, – изрекла мать, нарезая хлеб.
– А как же Дублин? – спросил прагматичный отец, шумно хлебая гаспачо. [12]12
Холодный овощной суп из хлеба, растительного масла, воды, уксуса, помидоров, чеснока и лука.
[Закрыть]
– Деньги нам не вернут. Я узнавала.
Матери обычно всегда все знают и задают вопросы до того, как остальные догадаются, о чем идет речь.
– Как ты сказала? – проворчал отец. Когда разговор заходил о деньгах, у него тут же сильно портилось настроение.
– Я так и сказала. Отказы от полетов и курсов не принимаются за двадцать четыре часа. Я на всякий случай не стала говорить об этом, но мне все объяснили.
– Что значит «на всякий случай»? Как же она поедет в Дублин с таким лицом и температурой?
Марина наседала на тефтели и молчала. При упоминании Дублина у нее сильно защемило сердце. Как раз в Дублине Анхела познакомилась с Патриком, но Марине вряд ли придется ступать по той же земле, что и ее любимый. Родители запретили ей все развлечения из-за проваленного экзамена.
Анхела летала в Дублин каждое лето и проводила там три фантастических недели. Открыто она об этом не говорила, но все и так было понятно. Сестра возвращалась с золотистой кожей, интересной и мерцающей. Она получала тысячи электронных посланий от итальянцев, французов и немцев, от имен которых пестрела ее адресная книга, а в ее «мессенджере» происходило настоящее вавилонское столпотворение.
Фрэнки, Гансы, Марселло, Пьеры и Кристианы… На Марину эти имена не производили никакого впечатления, она мечтала только о Патрике, которого увидела на фотографии с кружкой пива «Гиннес» в руке.
Патрик был высоким и сильным, с огненными волосами и горящими глазами. Руки его были такими огромными, что пивная кружка казалась в них крохотной. Он поднял ее повыше, и под рубашкой с эмблемой команды регби у него обрисовались мышцы. Неужели он действительно существует? Неужели в городе, именуемом Дублином, живет кто-то, кого зовут Патриком?
– А эта?
Марина напрягла слух. Под словом «эта» обычно подразумевалась она сама.
И действительно, отец уставился прямо на нее. Он не имел такого обыкновения, но сейчас изменил своим принципам. Марине не нравилось, когда ее разглядывали, и она занервничала, предпочитая оставаться незаметной.
– А что если мы отправим эту вместо Анхелы? – поинтересовался отец, показывая на Марину ложкой.
Марина подавилась тефтелей. Значит, это и есть та самая идея?
Мать уронила вилку.
– Ты с ума сошел?
– Я это к тому, чтобы не пропала целая куча денег. В конце концов, ведь все уже оплачено.
Марина с посиневшим лицом давилась тефтелей, хватаясь рукой за горло, глаза у нее вылезли из орбит. Она стала центром внимания. Родители уставились на «эту», сидевшую за столом и также приходившуюся им дочерью.
Марина хотела воскликнуть «да! да!», но почти задыхалась.
– Но они отличаются друг от друга как небо от земли, – заключила мать, бросив на нее хмурый взгляд.
Однако не уточнила, кого из «них» имеет в виду под небом, а кого под землей, хотя все и так было ясно.
– Но они ведь сестры, правда? – прочавкал отец без особой уверенности в голосе.
Не успел разговор перейти к опасной и сентиментальной теме о внешности и родстве, как Марина выплюнула тефтелю и прокричала:
– Я согласна!
И она уговорила родителей. Горячо упрашивая, давая страстные клятвенные заверения, обещая вести себя так, что им не придется за нее краснеть, и что никто не догадается о чудовищном обмане – ведь она хотела заменить незаменимую Анхелу…
Марина добилась своего, сумела раздобрить мать и убедить отца в том, что он очень сообразителен.
Вскоре в самочувствии Анхелы наступило заметное ухудшение: она начала бредить и нести вздор. У Марины не было возможности расспросить сестру, дабы извлечь из ее сознания хоть малейшие сведения о Патрике, его жизни, не говоря уже о том, чтобы разузнать, где его искать.
Она стала догадываться, что затея с заменой весьма рискованна. Наверное, Патрик исчез с карты земли, а она может впутаться в неприятности, какие бывают во время похмелья.
Под покровом ночи Марина осмелилась задать фее несколько наводящих вопросов:
– Анхеле очень плохо?
– Очень.
– Насколько плохо?
– Хуже не бывает.
Марина задумалась, не означает ли «хуже не бывает» фатальную развязку? Но это невозможно! Анхела живуча по своей природе. Без нее земля перестала бы вращаться!
Но тут Лилиан трогательно заплакала, как это умеют делать только феи, и Марина встревожилась. Как утешить фею?
– Она поправится, не печалься.
Однако Лилиан покачала своей белокурой головкой.
– Нет.
Марина сглотнула и хотела погладить ее.
– Ладно, будет тебе, не сокрушайся ты так.
Фея выскользнула из-под руки Марины и серьезно погрозила ей пальчиком.
– Все зависит от тебя.
Это уже означало чрезмерную ответственность.
– Что ты хочешь сказать? Я ведь не врач!
Фея насупилась.
– У Анхелы нет никаких болезней. Зато у нее есть враги.