Текст книги "Ловушка"
Автор книги: Майте Карранса
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Лилиан
Наступила ночь, всю долину окутали тени.
Здесь они были одни, если не считать взмыленного после сумасшедшей скачки коня.
Похоже, Лилиан изменилась.
– Наверно, мы опоздаем, – заметила она как бы невзначай.
Дианкехт, гофмейстер двора, поднял брови, услышав от нее такие слова.
– Извини, дорогая, точность является обязательной добродетелью королевства Дананн.
Лилиан захлопала глазками перед особой, отвечавшей за королевский протокол. Он был так строг…
– Вы должны понимать, что людьми управлять не так просто, – поспешила оправдаться она.
Дианкехт отбросил назад свои светлые волосы, не скрывая нетерпения.
– Ты должна привести девушку на конный выезд до полуночи; в противном случае с плеч покатится чья-то голова, причем необязательно моя, ведь она, как ты могла убедиться, сидит на них довольно крепко.
Дианкехт кокетливо наклонил голову на тонкой шее, и его светлые волосы рассыпались волнами.
Поговаривали, что Дианкехт, несмотря на свою импозантность, был обязан положению гофмейстера темному прошлому своего предка, от которого он унаследовал имя. В недобрый час его мать решила отдать должное легендарному Дианкехту, который навсегда оставил в ее душе след своей непристойной ревности.
Лилиан побледнела.
Она знала, что слова Дианкехта не пустое бахвальство. Его долгий опыт в ранге гофмейстера сделал его вершителем мести, убийств и других кровавых дел.
– Вы ведь знаете, Дианкехт, что люди несовершенны, они спят, часто все забывают и пропадают.
– Меня-то тебе не нужно убеждать в том, сколько головной боли причиняют их недостатки; я прекрасно знаю это, мне приходится иметь дело с капризами Его величества Финваны. Но это тебя не оправдывает, дорогая. Ты и только ты отвечаешь за порядок и за исполнение заранее оговоренного расписания. Не забывай об этом!
Лилиан нервно потерла руки.
– В последнее время что-то происходит, – заявила она.
– Что именно? – с любопытством поинтересовался заносчивый гофмейстер.
Лилиан пристально посмотрела на силуэт замка, возвышавшегося позади них, оглядела холм. Похоже, кругом не было ни души. Зубцы стен были пустынны, потому что гвардия репетировала торжественный королевский выезд.
Черный скакун Дианкехта нетерпеливо забил копытом.
– Здесь никого нет, если это тебя волнует, – сказал гофмейстер и добавил: – Расскажи мне, что происходит.
– Появились лазутчики, они вмешиваются в мою операцию, – прошептала Лилиан.
Дианкехт поежился.
– Ты в этом уверена?
Лилиан решительно кивнула.
– Оонаг знает и хочет все сорвать.
На этот раз побледнел Дианкехт.
– Ты ведь знаешь, что по положению я не имею права обвинять королеву, это могут счесть очень большой дерзостью.
Лилиан это знала.
– А оскорбить короля – значит потерять голову. Я знаю.
Дианкехт посмотрел на хорошенькую фею, обремененную ответственностью за удачный исход ее поручения и, как и он, оказавшуюся пленницей протокола. Он ей посочувствовал:
– Ладно, я этого и опасался. Я отдам в твое распоряжение своих лепреконов, [37]37
В ирландском фольклоре маленькие башмачники, которых никому не удается обмануть.
[Закрыть]только смотри, не ври мне.
Лилиан поблагодарила гофмейстера, почтительно поморгав глазами и сделав перед ним реверанс.
– Я вам не вру. На этот раз Оонаг настороже.
Дианкехт почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Подозрения – его семейное проклятие. Подозрения предка Дианкехта, позавидовавшего способностям своего сына-целителя, дискредитировали его на всю жизнь.
И именно по вине этого предка-лекаря Дианкехт не смог избрать военную карьеру и всю жизнь служил королю, угождая которому он маскировал свои несчастья.
– Полагаю, эта девушка умеет держаться в седле… – наконец нерешительно поинтересовался гофмейстер.
Лилиан ответила без малейшего сомнения.
– Естественно.
Дианкехт протянул ей серебряные уздцы.
– Она получит собственного скакуна и присоединится к королевскому выезду, когда я дам сигнал в согласованном порядке, ни раньше, ни позже. Помни, протокол на первом месте. Если совершишь хоть одну ошибку, твоей голове грозят неприятности. Было бы очень жаль, – добавил он, подмигнув Лилиан, – ибо она хорошо работает на том месте, где находится.
Лилиан взглянула на Дианкехта. Он говорит серьезно или смеется над ней?
Дианкехт снял легкий ларец со спины своего скакуна.
– Здесь ее одежда. Ей надо будет переодеться к банкету. Через час до начала торжества она сойдет вниз вместе с остальными придворными и примет участие в празднестве.
Лилиан осторожно открыла ларец и взглянула на наряд из золота и серебра. Когда она закрыла его, у нее чуть подрагивали руки.
– Не забудь, что ей предстоит открыть бал. Она хорошо танцует?
– Просто изумительно.
Дианкехт, вопреки своей надменности, на мгновение уступил слабости, показав, что тоже может чувствовать.
– Я хочу, чтобы ты знала, несмотря ни на что… я сожалею о том, что случилось.
Лилиан промолчала.
– Все, что касается судьбы твоей подопечной, заслуживает сожаления.
Гофмейстер чувствовал себя неуютно, как все, кто хотел проявить сочувствие к Лилиан или протянуть ей руку помощи.
– Тут нет ничего неожиданного, я знала, что так произойдет.
– Если хочешь… я замолвлю за тебя словечко перед Финваной.
Лилиан тут же окаменела.
– Может, он станет добрее?
Дианкехт отрицательно покачал головой.
– Власть ожесточила его. Он лишен чувств.
У Лилиан еще оставалась надежда.
– Всегда найдется какой-нибудь выход.
Дианкехт посмотрел на нее с любопытством.
– Я восхищен тобой. Я всегда восхищался твоим мужеством.
Лилиан притворилась глупой, что она всегда успешно проделывала, когда кто-то смущал ее. А гофмейстер начинал смущать ее.
– И фиалковый цвет тебе так идет… – добавил галантный придворный с медовой улыбкой.
– Спасибо, – пробормотала фея, опуская голову перед льстивым аристократом.
Однако стыдливость феи не заставила гофмейстера молчать, наоборот, она окрылила его.
– Наверно, мы могли бы лучше узнать друг друга. Ты откровенна, я тоже откровенен, у нас есть все причины, чтобы утешить друг друга.
Лилиан с трудом сглотнула. Чем дальше она от излияния чувств гофмейстера, тем лучше. Ведь он такой сердцеед!
– Сейчас я не могу, меня обременяет печаль, как вы понимаете…
Дианкехт отреагировал на дерзкую выходку Лилиан, произнеся хрипловатым голосом:
– Ты права, сейчас не лучшее время…
Лилиан нужен был нестандартный ход. Ей не следовало наживать новых врагов. Она подняла голову, моргнула раз, еще раз и как бы невзначай произнесла:
– Хотя, быть может, на балу…
Дианкехт затаил дыхание.
– Да?
– Я сохраню для вас танец.
Гофмейстер улыбнулся во весь рот.
– Это доставило бы мне удовольствие.
Фиалковая фея быстро стала крохотной и исчезла до того, как он высказал свое пожелание:
– Первый вальс!
Марина
Что-то влажное, горячее и липкое скользнуло по ее лицу. Открыв глаза, Марина мгновенно заметила рядом со своей подушкой огромную жабу. Крик девушки прозвучал на всю улицу и разбудил Цицерона, который жил в трех кварталах от ее дома.
Оба сицилийца тут же начали колотить в дверь, пока до смерти перепуганная Марина не открыла ее и не указала рукой на кровать, закрыв глаза.
– Жаба!!! – воскликнула она, дрожа от отвращения.
– Где? – в один голос спросили итальянцы.
Повернувшись, Марина обнаружила, что никакой жабы нет, и хотя искала она ее изо всех сил, та словно испарилась, а Марина предстала в глазах окружающих отъявленной лгуньей.
Но ведь она видела жабу, та была зеленой, липкой и отвратительной. Но куда-то делась.
Марина коснулась своего лица, еще покрытого беловатой слизью.
– Смотрите, это от нее.
Салваторе погрозил девушке указательным пальцем.
– Если ты из-за такой глупости разбудила бедную миссис Хиггинс, тебе это дорого обойдется!
Марина молчала и молилась, чтобы противная миссис Хиггинс оказалась еще и глуховатой.
– Ты можешь быстренько приготовить нам завтрак, – заявил Пепиньо.
– Сначала я должна принять душ и одеться! – перешла к обороне Марина.
– Принять душ? – удивились итальянцы, которые, видно, не знали, что такое вода, судя по коричневатому оттенку их кожи.
– Мы, испанки, всегда принимаем душ, – очень гордо заявила Марина, защищая известную национальную особенность, которую она разделяла в полной мере.
А поскольку сейчас на Марине осталась слюна жабы, то, конечно, она забыла о лени, спеша ее смыть.
Она снова закричала от боли, когда вода перескочила от ста градусов – точки кипения – до нуля – точки замерзания. Марина почти все время то обжигалась, то замерзала.
Она завернула кран, и когда стала искать полотенце, обнаружила, что оно исчезло.
На этом утреннее безумие не закончилось. Ее одежда покинула чемодан и расползлась по всему дому. Завернувшись в вышитое цветами постельное покрывало, девушка обнаружила свои туфли в холодильнике, шорты в микроволновой печи, брюки на вешалке у входа, а нижние рубашки в чулане.
От изумления Марина лишилась дара речи. Это дело рук пикси? Лилиан и не думала отвечать на ее вопросы. Так что под градом упреков двух подозрительных голодных постояльцев, ожидавших в столовой, Марина собрала свои вещи и заперлась в комнате, предварительно осмотрев все отверстия, шкафы и углы.
Но ей уже не было страшно.
При тусклом свете дня ее страхи рассеялись. Тревоги и жуткие предчувствия, державшие ее в страхе предыдущим вечером, растаяли точно мрак. Похоже, она вообразила то, чего не было, что, скорее всего, было вызвано утомительным путешествием и переменой места жительства.
Истина заключалась в том, что Пепиньо и Салваторе обожали миссис Хиггинс. Просто они отличались очень вспыльчивым нравом и хотели нагнать на Марину страху. Да, они, несомненно, хотели напугать ее, подбросив ей жабу и устроив злую шутку с водой и одеждой.
А теперь ей было необходимо встретиться с Патриком, чтобы спасти Анхелу. И это было самым главным.
Марина решила не жалеть времени, чтобы одеться кокетливо, предвкушая свидание с ирландцем. Она решила, что если не сможет договориться о свидании по телефону – на случай, если ей не удастся вернуть мобильный телефон – то сама явится к нему домой и скажет «hello!».
На самом деле она больше ничего и не могла сказать, да ей было и нечего. Просто Марина хотела его видеть и поцеловать еще раз. В конце концов, ради этого она прибыла в столь далекие места.
Однако поиски Патрика были не самым трудным испытанием этого дня. В это самое утро ей предстояло выдать себя за Анхелу в школе, где та учила английский. Удастся ли Марине притвориться шестнадцатилетней студенткой? На какой курс ее определят? Вспомнят ли ее преподаватели? Заметят ли в ней перемены прежние друзья?
Терзаясь сомнениями, Марина забраковала пятнадцать облегающих блузок и три коротких юбки. Она каменела при мысли, что девушка по имени Анхела могла владеть такой горой одежды, и уже собралась быть просто Мариной, надев потертые джинсы, а сверху рубашку с короткими рукавами. Но не поддалась соблазну.
Ведь теперь она была высокой голубоглазой блондинкой. Она была Анхелой, а та не одевалась, как бог на душу положит, и нисколько не боялась перемен.
Анхела тщательно подбирала одежду, чтобы, видя ее, все оборачивались, выдыхая короткое «ох!!!».
Это спонтанное восклицание, невольно срывавшееся с уст прохожих, являло миру, насколько неожиданной и неотразимой может быть Анхела, но никто не подозревал, что ради такого эффекта она каждый день тратила пятнадцать часов на то, чтобы подобрать себе очередной наряд.
Умение Анхелы сочетать отдельные его составляющие поражало. Марине же ничего не стоило сочетать зеленый цвет и голубой, фиолетовый и желтый. Хотя она была уверена, что одно из этих трех сочетаний является святотатством.
Марина еще не успела подобрать подходящей одежды, как выглянуло солнце (если это робкое сияние можно было назвать солнцем), а значит, она уже опаздывала. Наконец она выбрала мини-юбку, золотистого цвета сандалии и короткую телесного цвета блузку на тесемках – хотя у нее не было загара сестры, а потому такая блузка никак не могла придать ей сходство с Анхелой.
Марина все еще чувствовала себя очень странно в новой шкуре и с новой внешностью. Она никак не могла привыкнуть ни к своему веселому желтому цвету волос, ни к голубым линзам Однако неудобнее всего были головокружительной высоты каблуки, которые таили в себе опасность вывиха и множественных переломов щиколотки, большой берцовой кости и малой берцовой кости, а также набитый чулками лифчик девяносто пятого размера на поролоне и с косточками.
Но если все это способно было вернуть нежность Патрика, она была готова страдать.
Марина тщательно накрасилась бежевым тоном (реклама превозносила его как золотистый), после чего ее кожа обрела пшеничный оттенок, как у шведки, загоравшей под ультрафиолетовыми лучами. Марина не отличалась естественной пляжной смуглостью, которой хвасталась Анхела, однако ей весьма успешно удалась подделка под цвет бледного вампира, удачно сохранившего его после долгой зимы без единого солнечного дня.
Но ей не хватало терпения смотреться часами в зеркало, чтобы нанести удачный мазок на веки, темную полоску подводки на ресницы или придать блеск губам. Марине это казалось настоящей пыткой. Когда дело дошло до глаз, она так устала, что чуть не сошла с ума.
Интересно, Патрик заметит, что она не накрасила глаза? Ему это понравится? Иначе говоря, она ему не разонравится? Он поцелует ее снова, когда увидит?
Стоило Марине только представить его губы, напоминавшие гамбургеры, и сверхмощные руки, как у нее кружилась голова.
Пепиньо и Салваторе не были ни красивыми, ни симпатичными. Их сердила неаккуратность и безответственность испанки. Своими громкими криками они напомнили Марине, что она должна приготовить им завтрак и до своего ухода прибрать комнаты, если хочет получить назад свой мобильный телефон. Таков был уговор с сеньорой Хиггинс.
Лилиан оказалась права, сбежав отсюда.
Случилось то, чего избежать было нельзя – подгоревшие гренки (расплавился тостер); растекшиеся яйца (ведь она впервые в жизни жарила яичницу); несносный кофе (она не нашла слов в свое оправдание). Но Марина и не думала поддаваться отчаянию. Она ведь Анхела, она умеет сопереживать, она красива, умна и добра, она ведь не кричала, не плакала, не швырнула тостер на землю и не обозвала итальянцев придурками.
Однако те не стали ждать, сложа руки. Убедившись в полной непригодности испанки к роли хозяйки дома, оба вынесли ей ужасный приговор:
– Ты никуда не пойдешь.
– Мы не вернем тебе мобильный телефон.
– Что?! – воскликнула Марина, готовая стереть их в порошок.
Салваторе взял ключ от двери ее комнаты и угрожающим жестом дал Марине понять, что она должна вернуться к себе.
– Будешь сидеть взаперти до нового приказания.
Марина не могла поверить своим ушам. Это невозможно! Они не могли с ней так поступать!
– Но… вы не имеете права запирать меня, я не могу остаться здесь. Это похищение!
В действительности так оно и было. Теперь она уже не сомневалась, что с обоими итальянцами что-то нечисто и ее положение в этом доме опасно.
– Good morning! [38]38
Доброе утро! ( англ.).
[Закрыть] – раздался голос на кухне.
Это певучее «good morning» произнесла совсем другая миссис Хиггинс. Угроза постояльцев рассеялась, точно облако под натиском ветра.
Симпатичнейшая миссис Хиггинс нашла свой кофе отличным, яйца что надо, еще теплые гренки хрустели так, как ей пришлось по вкусу, все было чисто и сверкало, точно золото.
Марина подняла взгляд и догадалась, о чем та говорит. Девушка потерла глаза и посмотрела на сверкающие полы, чистую кухню, нерасплывшиеся яйца и белые гренки, дымящийся кофе, который источал аромат, какой встречается лишь в кофейне.
Настоящее чудо.
Вид у итальянцев был недовольный, но им пришлось смириться.
Миссис Хиггинс своим жарким пышным телом проводила Марину до двери и спасла ее от этих двух сумасшедших.
Марина получила назад свой мобильный, попрощалась самым вежливым «bye-bye» [39]39
Пока (англ).
[Закрыть]и ушла, улыбнувшись и дружелюбно помахав всем рукой, найдя ласковые слова даже для неприятных постояльцев.
Невероятно. Она уже второй раз отделалась от мафиози, гнев которых не знал границ. Кто они такие? Чего они добиваются? Почему считают ее своим заклятым врагом? Кто привел дом в порядок и исправил ее промахи?
Наверное, тут не обошлось без Лилиан. Ведь она была феей и обладала волшебными силами, как ей и полагалось.
На улице, вымершей от холода, Марина подумала, что ее положение не столь уж скверно. Она «winner» [40]40
Победительница ( англ.).
[Закрыть]и не боится неприятностей. Она не собиралась унывать из-за каких-то ворчливых постояльцев и проказливых пикси (пусть будет так). Как и не собиралась без боя отступать перед скверным климатом. Разве ее может испугать холод?
Она страдала ради благородной цели, ради спасения сестры. А ради свидания с Патриком можно и ангиной переболеть!
Постепенно до Марины дошло, что утро сумрачное: небо хмурое, густой туман и слегка веет осенью. Таков ирландский август?
Ей хотелось верить, что еще лето, и она крайне удивилась, обнаружив, пока мерзла на стоянке автобуса, поджидая своих спутников, что у нее стучат зубы.
Какой-то житель Дублина с раскрасневшимися щеками встал рядом с ней. Он ел огромное земляничное мороженое, отчего у нее по коже пробежали мурашки.
Марине вдруг захотелось горячих каштанов.
Прибывшие на остановку Луси и Антавиана оделись получше: в сапоги, джинсы и куртки-плащевки, а Цицерон без тени смущения явился в теплой куртке на «молнии» с капюшоном, широком теплом шарфе и перчатках.
– Вот это да, ты, наверное, собрался в Бакейру покататься на лыжах, – ехидно заметила Марина, но уже через десять секунд позавидовала ему.
Войдя в автобус, она обнаружила, что у нее посинели губы и пальцы. Признавшись самой себе, что оделась не по сезону, она решила отбросить стыдливость.
– Ты можешь одолжить мне свои перчатки и шарф… ненадолго? – Марина обратилась к Цицерону, изобразив самую очаровательную улыбку.
– Два евро.
– Как это так?
– Одно евро за шарф и пятьдесят сантимов за каждую перчатку. А за теплую куртку еще два евро.
Марина была ошеломлена. Этот чудак – настоящий хапуга!
– Эй, приятель, мне холодно, я не думала, что здесь такая погода.
– Со мной тоже случаются неожиданности, только более важные, чем твои.
Стало ясно, что он не в настроении и не изменит своего решения. Марина с неохотой решила заплатить, чтобы взять, что ей было нужно, «напрокат», но решила извлечь выгоду из своего положения.
– Ты дашь мне все это на одну неделю.
– На один день.
– На пять дней.
– На четыре.
– Договорились.
Когда она надела куртку, перчатки и шарф, по ее телу снова побежала кровь. Марина почувствовала себя как в раю и тут же решила, что все это ей подарили. А ведь ей самой стоило задуматься и положить в чемодан зимнюю одежду!
– Наверно, сегодняшняя погода исключение, – заметила она, не веря своим словам.
– Да, исключение заключается в том, что не идет дождь. Обычно в такое время тут здорово сыро.
Марина побледнела. Она не взяла зонтик. Точнее, перед отъездом она его вытащила из чемодана. Зонтик ей показался бесполезным приспособлением, потому что в Сант-Фелиу уже три месяца как не выпало ни капли влаги.
Откуда ей было знать, что в Ирландии идут дожди? Почему она не взглянула на карту и не послушала метеорологическую сводку? Почему она прогуливала уроки по географии?
В языковой школе от Лилиан не было ни следа. Марина искала ее повсюду, убедившись лишь в одном – другие ученики были экипированы лучше ее самой.
Школа была большой, кругом царила неразбериха, везде были вывески, повсюду ходили испанцы. Здесь все без труда понимали друг друга. Марина тут же сообразила, что английский язык, или так называемый «английский», наверное, не очень здесь в ходу, и ее канарский, андалузский, баскский, мадридский и даже каталонский акценты значительно улучшились.
– Тебя определили в четвертый уровень? – удивилась Антавиана, проверяя списки на стенде.
– А ты думаешь, что меня определят во второй, как тебя? – надменно спросила Марина.
– Только не зазнавайся, – возразила коротышка.
Через час преподаватель четвертого уровня пришел к такому же мнению, и Анхела, опустив голову, собрала свои пожитки и перешла на третий уровень.
Еще через два часа Анхела, блестящая ученица четвертого уровня, постучала костяшками пальцев в дверь второго уровня и скромно села рядом с понятливой Луси, избегая насмешек Антавианы, которая все же прислала ей клочок, в котором значилось:
«Ха-ха-ха. Ха в кубе, ха со знаком бесконечности!»
Марина смяла бумажку и поклялась отомстить коротышке-насмешнице, несмотря на то, что была обязана ей жизнью.
– Тсиксеррон, – вызвал преподаватель, испытывая большие трудности.
Похоже, Цицерон переселился на другую планету.
– Тсиксаррон, – повторил преподаватель снова, меняя свое сомнительное произношение.
– Как его зовут? – спросила Луси Марину на ухо. – Чичаррон?
Марина даже не задавалась таким вопросом.
– Не называйте меня Чичарроном, меня зовут Цицерон, – поправил раздраженный Цицерон.
Весь класс расхохотался. Все стали смеяться, за исключением преподавателя, серьезного и сдержанного молодого человека в очках, который не понимал ни слова по-испански.
Марина очень жалела Цицерона. С таким именем любой станет чудиком. Однако Луси так не думала и выразила недовольство реакцией одноклассников:
– Не знаю, чего они смеются. Это очень оригинальное имя!
Марина взглянула на нее внимательнее и увидела то, чего не заметила предыдущим днем.
Луси сняла очки, сильно наложила на ресницы тушь «Римель», а также накрасила лицо, чтобы скрыть прыщи. И это еще не все. Марине даже показалось, что она заметила на ее губах неприятное лилово-фосфорное мерцание.
– А где очки?
– Ах, очки? Мне в них неудобно.
– Ты близорука, – напомнила ей Марина.
– Да, но я и так вижу.
Но Луси не видела. Она была жалкой лгуньей.
Луси совсем не различала, что преподаватель писал на доске, и, не желая надоедать Марине, зарылась носом в свою тетрадку, выводя буквы. Из-за этого она все утро приставала к Цицерону, злоупотребляя его терпением.
А Марина с каждым часом чувствовала, что все больше нервничает из-за отсутствия Лилиан, и теряла терпение. Когда и как она встретится с Патриком? Где? Что ей делать, если Лилиан не даст ей более четких наставлений?
– А это какая буква?
– Это «е».
– Она похожа на «а».
– Но это все же «е».
– Тебе придется научиться писать лучше.
Ответить колкостью или не обратить внимания?
Марина решила ответить что-то умное, но тут же забыла обо всем, увидев, как Лилиан влетает через окно, подавая ей знаки, чтобы Марина вышла из класса. Наконец-то!
– Angela, please, repeat after me. Would you like a cup o tea? [41]41
Анхела, пожалуйста, повторяй за мной. Не хочешь выпить чашку чая? ( англ.)
[Закрыть] – вдруг набросился на нее преподаватель, говоривший монотонным голосом.
Марине захотелось бросить ручку на пол и выбежать из класса. Нет, чай ей не нравился, и у нее не было никакой охоты заливать в себя целую чашку этого напитка. Однако она опасалась, что ее переведут на первый уровень, если она откроет рот, и это станет катастрофой.
Поэтому вместо того, чтобы проявить невежливость – как поступила бы Марина – она решила улыбнуться и попросить разрешения выйти в туалет – как бы поступила Анхела – и как бы мимоходом не ответить на вопрос, притворяясь сумасшедшей.
Марина неторопливо вышла из кабинета, стараясь сохранять достоинство и равновесие, причем последнее из-за ужасно высоких каблуков оказалось неимоверно трудной задачей.
Она покинула класс с улыбкой на устах, чувствуя, как болит от этого ее лицо. Прежде ей никогда не пришло бы в голову, что для того чтобы слыть приятной девушкой, следует научиться терпеть боль в челюстях.
Марина твердила себе, что должна смотреть на все положительно. Она так и намеревалась поступать, но у нее больше не было сил. Еще немного, и она совсем сникнет.
Она шла по неприглядному саду, и по мере того, как ее тело покрывалось гусиной кожей, присутствие духа ее покидало.
Разве это те чудесные каникулы, о которых она мечтала? Пять навевающих сон уроков, несносные подруги, чудик, вымогающий деньги, дурно обращавшаяся с ней хозяйка, опасные постояльцы, пикси и невыносимый климат. Но все могло обернуться гораздо хуже.
Лилиан сильно испугалась, услышав от Марины рассказ о всаднике и скакуне.
– Говоришь, конь был белым, а на голове всадника развевались белокурые волосы?
– Похоже, на нем был капюшон. Он зажег фонарь.
– И этот фонарь манил тебя к себе, правда?
– Откуда ты это знаешь?
– Тебе грозила опасность!
Лилиан перепугалась, ее паника передалась Марине.
– Тут не обошлось без сицилийцев, в этом нет сомнений. Это они, злодеи, решили нагнать на меня страха, – беспечно пожала плечами Марина, забыв об ужасе, какой пережила предыдущей ночью.
– Да нет же, все, о чем ты мне говоришь, дело рук пикси. Они преследуют тебя. Они тебя обнаружили. Ты должна вести себя крайне осмотрительно и слушаться меня.
Марине стало не по себе.
– Я им ничего не сделала.
– Но ты же не ты!
– Они считают, что я Анхела?
– Конечно!
Марине стало плохо, она вспомнила о своей двойной игре. В своей подлинной шкуре она даже врагов не заслужила! Ее, как всегда, игнорировали, она не существовала! И еще ей пришло в голову, что она понятия не имеет, какие цели преследуют пикси и какие у них нерешенные дела с Анхелой.
– Почему они преследуют Анхелу? Что она им сделала?
– Если ты об этом узнаешь, это ничем нам не поможет. Остается только действовать.
– Как?
Лилиан начала терять терпение.
– Ты назначила Патрику свидание?
Марина призналась, что нет.
– Миссис Хиггинс забрала мой мобильный и вернула его только сегодня утром.
– В твоем распоряжении было целых пять часов!
– Я не умею говорить по-английски, я боюсь.
– И что ты собираешься делать?
– Я собираюсь пойти к нему домой.
– А если его нет дома?
Марина даже не допускала такой возможности.
– Я ждала тебя, чтобы перезвонить ему. Вчера итальянцы вырвали у меня телефон, когда я говорила с ним, и что-то ему сказали. Он неравнодушен ко мне.
Лилиан сразу нашла выход.
– Пошли ему SMS.
– Я боюсь наделать орфографических ошибок.
– Я тебе помогу.
– Правда?
– Приступим, не будем терять времени.
– И что мне написать?
Лилиан все предусмотрела.
– Назначь ему свидание на четыре часа.
– А вдруг я приду гораздо позже! Я не могу твердо обещать.
Лилиан взорвалась.
– Как же я смогу прибыть вовремя на конный выезд Туата Де Дананн, если мне приходится иметь дело с такими людьми, как ты!
– Конный выезд Туата Де Дананн? Я там должна назначить свидание? Это народный праздник?
Лилиан тут же заметила, что совершила оплошность.
– Забудь об этом. Встреться с ним в четыре в Башне замка.
– Почему?
– В четыре уроки уже закончатся, и все знают, где находится Башня, так что ты не заблудишься.
Марина не знала, входит ли она в число этих «всех». Она понятия не имела, где находится эта знаменитая башня, и не сомневалась, что заблудится.
– А не лучше ли встретиться на выезде? Это звучит веселее.
– Помолчи, пожалуйста, – сказала Лилиан, вдруг занервничав.
Марина обнаружила, что фее очень хочется переменить тему разговора. Она принимает ее за идиотку?
– Ты обманываешь меня. Ты сама заговорила о выезде, а теперь делаешь вид, что это не имеет никакого отношения ни к Патрику, ни ко мне. Я не собираюсь прятаться за чужой спиной. Мне надо знать все. Кто такие Туата Де Дананн?
Лилиан опустила маленькую головку.
– Туата Де Дананн очень важные особы, но сейчас, в этот момент, они нас не интересуют. Я хочу, чтобы ты встретилась с Патриком в Башне замка.
– Кто эти Туата? – не отступала Марина, вдруг заинтересовавшись темой, которая показалась ей поэтичной и волнующей.
– О них я расскажу тебе потом.
Марина не дала сбить себя с толку.
– Я сыта по горло тем, что ничего не знаю. Пока ты мне не скажешь четыре вещи об этих Туата Де Дананн, я тебя и слушать не стану.
Лилиан вздохнула.
– Хорошо. Они наши древние боги, сокрушенные милезами, то есть людьми. Они скрылись среди холмов, спустились вниз и сохранили свое волшебное королевство.
Марина заволновалась.
– И они устраивают конный выезд?
– Иногда.
– Это имеет какое-то отношение к Анхеле?
– Может быть.
– Отвечай мне – да или нет.
– Да, но больше я ничего не могу тебе сказать.
Из этого решительного ответа Марина поняла, что больше ничего не узнает. Она узнает от Лилиан больше другими способами.
– Ладно, я встречусь с Патриком в Башне. И что мне говорить, когда я увижусь с ним?
– Встретившись с ним, позволь любить себя и жди, пока не появлюсь я и не скажу, куда тебе идти. Тебе нужно добраться до одного особенного места.
В том, чтобы дать себя любить, не было ничего плохого. Это Марине нравилось. Она достала мобильный телефон и написала.
– I’m Angela. I’ll be in the Tower of the Castle at four o’clock. [42]42
Я Анхела. Я буду в Башне замка в четыре часа ( англ.).
[Закрыть]Как спросить, ты придешь?
– Are you coming?
Марина в ужасе подняла глаза. Это сказала не Лилиан. Ей ответила противная коротышка.
– Что ты здесь делаешь?
– А ты что здесь делаешь? Ты сказала преподавателю, что идешь в туалет, и исчезла.
– Я заблудилась.
– А с кем ты разговаривала?
У Марины не было настроения играть с врединой в кошки-мышки. Ей очень не нравилось отвечать на ее оплеухи, подставляя другую щеку. Ей это смертельно надоело.
– Давай, проваливай, красотка.
– Are you coming? Ладно, пиши уж, – прошипела Антавиана и удалилась.
К счастью, Луси без очков только что прислонилась к колонне, и Марина поспешила к ней за помощью и как бы невзначай попросила ее написать послание.
– Давай, одень же очки.
– Нет необходимости, я, правда, отлично вижу, – соврала Луси, потирая нос.
– Я хочу, чтобы ты исправила ошибки в SMS на английском.
Луси огляделась кругом и тихо спросила:
– Здесь рядом кто-нибудь есть?
Они стояли в уединенном саду при температуре десять градусов (температура упала, это было ужасно), даже птицы не пели.
– Никого в радиусе одного километра.
Люси тут же достала из сумки очки, надела их и любезно исправила ее маленькое послание.
– Four пишется с «и», в слове coming всего одно «g».
– Спасибо, – от всего сердца поблагодарила ее Марина.
– Не за что, для второго уровня ты пишешь довольно плохо.
Марина предпочла не ответить и отправила послание Патрику. После этого она твердила себе, что не злопамятна, и решила быть любезной с Луси.
– Честное слово, тебе не надо снимать очки… совсем не надо…
Луси молчала, и Марина сообразила, что сказала не то. Ее желание сопереживать обернулось провалом.
Но тут у нее затуманился взгляд, когда из кармана донесся знакомый вибрирующий звук, говоривший о том, что пришел ответ. Мобильный телефон просигналил один раз, затем второй.
Дрожащими руками Марина удостоверилась, что на экране действительно только что появилось сообщение, и оно пришло от Патрика.
Она нерешительно раскрыла мобильный телефон. А вдруг она ничего не поймет?
– OK! See you later. I love you. [43]43
Согласен! До встречи. Я люблю тебя ( англ.).
[Закрыть]