Текст книги "На острие"

Автор книги: Майкл Ридпат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Алекс всегда считал своего отца самым честным человеком из всех, кого он знал, но оказалось, что доктор был столь же лжив, как и все другие. Это открытие его потрясло. Строгие моральные принципы, с юных лет казавшиеся ему незыблемым гранитным фундаментом мира, на самом деле зиждились на песке. Как мог отец, которого он считал высокоморальным и мудрым, оказаться столь слабым? Во время полета домой над северо-восточным побережьем Англии он раз за разом задавал себе этот вопрос, но ответа на него не находил.

Мартель, укрывшись в своем кабинете, размышлял о том, почему он, человек, у которого есть все, чувствует себя таким несчастным. За два последних торговых дня января японский рынок резко пошел вверх, и потери Мартеля – оставаясь, естественно, огромными – снизились до одного миллиарда по сравнению с двумя миллиардами за неделю до этого. Радовало то, что рынок развивался в нужном для него направлении. Сокращение потерь означало, что он сможет выплатить коллатерали своим брокерам. Кроме того, к его великому облегчению, «Блумфилд-Вайс», несмотря на исчезновение Перумаля, произвел переоценку облигаций «ДЖАСТИС» по очень выгодному для него курсу. Цены «Блумфилд-Вайс» оказались всего на несколько пунктов выше тех, которые, исходя из своей модели, предсказывал Викрам.

Облигации «ДЖАСТИС» были тесно связаны с активами японско-американского треста международных инвестиций и считались весьма сложным зверем. Они были бивалютными, их цена регулировалась уровнем цен на бирже «Никкей», и в них была встроена, если так можно выразиться, система тревожных сигналов. Облигации первоначально размешались в долларах, но в дальнейшем их можно было продавать и покупать по выбору инвестора как в долларах, так и в иенах. Индекс «Никкей» базируется на цене двухсот двадцати пяти наиболее значительных активов, имеющих хождение на Токийской фондовой бирже. Если индекс «Никкей» переваливал за десять тысяч пунктов, доходы инвестора в пять раз превышали прирост. Если же индекс опускался ниже семи тысяч, инвестор терял сумму, в пять раз превышавшую разницу цен. В момент закрытия биржи индекс находился на уровне восьми тысяч пятисот пунктов. Рынок Японии с полным правом можно было назвать турбореактивным. Мартель начал с того, что инвестировал в облигации «ДЖАСТИС» пятьсот миллионов долларов. Сейчас объем его вложений достиг уже двух миллиардов. «Блумфилд-Вайс» снова согласился кредитовать фонд «Тетон», и этот кредит покрывал восемьдесят процентов цены облигаций. Поначалу «Блумфилд-Вайс» сильно сомневался, стоит ли идти на эту сделку, но шестьдесят миллионов комиссионных, получаемых банком в результате этой транзакции, послужили весомым аргументом. Мартель и Викрам прекрасно знали, что состояние, которое «Тетон» заработал в прошлом году на ИГЛОО, не нанесло ущерба «Блумфилд-Вайс». Кроме того, инвестиционный банк тогда застраховался от всех рисков в одной из крупнейших страховых компаний, и теперь с облигациями «ДЖАСТИС» он поступит точно так же. Таким образом, банк «Блумфилд» останется с весьма весомым вознаграждением и, конечно, с кредитом, предоставленным им фонду «Тетон».

Однако несмотря на благоприятное состояние рынка, Мартель чувствовал себя отвратительно. Одной из причин этого была статья в «Форчун». В глубине души он постоянно опасался, что его объявят самозванцем. И вот это произошло. Подобные заявления казались особенно несправедливыми именно сейчас. Да, возможно, ему действительно повезло, когда он пережил потрясение прошлого года. Так же как повезло недавно, когда он оказался в центре шторма, обрушившегося на японский рынок. Но каждый, если так можно выразиться, кузнец своего везения. Разве это не было озарением гения, когда он решил, что существует реальная возможность выхода Италии из зоны евро? «Форчун», конечно, может утверждать, что не он несет ответственность за это событие, но мало кто знает, что Мартель негласно перевел кое-какие опционы фонда «Тетон» на имя Гвидо Галлотти в качестве щедрой оплаты за консультационные услуги. Одно это свидетельствовало о том, что он может влиять на ход событий.

Он посмотрел на украшавший стену портрет: на нем был изображен он сам, и именно в этом помещении. Полотно оказалось не таким плохим, как он опасался. Грязнуле художнику удалось передать грубоватую привлекательность Мартеля и выражение предельного внимания, с которым он изучал состояние рынка на стоящем перед ним мониторе. Временами Мартелю чудилось, что портретист уловил намек на страх, таящийся в карих глазах натуры. Жан-Люк подробнейшим образом изучал работу кисти художника, пытаясь определить, какие именно мазки передают этот скрытый страх. Но что-либо обнаружить ему так и не удалось. Возможно, это было лишь плодом его воображения и никто ничего подобного не замечал. Все, кто видел картину, выражали восхищение мастерством художника. Схваченная им энергия Мартеля контрастировала со спокойной уверенностью его красавицы супруги, портрет которой висел чуть дальше на той же стене.

Но по-настоящему Жан-Люка Мартеля тревожила только Черил. Присутствовал ли тогда в их нью-йоркской квартире мужчина? Подозрения разъедали его, словно червоточина. Он слышал всего лишь кашель, продолжавшийся не более двух секунд, но этого было вполне достаточно. На то, чтобы поговорить с Черил напрямую, ему не хватало смелости. Но он должен все узнать.

Естественным решением проблемы могло бы стать обращение к услугам частного детектива. Однако Мартель не знал, с какого конца к этому подступиться. Он понятия не имел, как найти нужного человека. Ему не хотелось вступать в контакт с нью-йоркским сыскным агентством, к услугам которого время от времени прибегала его фирма. Местных сыщиков он тоже не желал привлекать. Не было никого, кому бы он мог доверять настолько, чтобы попросить о рекомендации. Вдруг его знакомые догадаются, почему он к ним обратился. Даже мысль об этом казалось ему отвратительной. О том, чтобы в поисках ему помог секретарь, вообще не могло быть речи. Мартель включил компьютер и обратился к поисковой системе. Потратив полчаса, он нашел в Денвере подходящего, как ему показалось, типа. Денвер после Солт-Лейк-Сити был ближайшим к Джексон-Холл крупным городом, но и до него было около пятисот километров. Детектива звали Рей Поэк, и он согласился встретиться с Мартелем в Джексон-Холл через два дня. Сыщик не увидел ничего странного в том, что Мартель назначил ему свидание на заброшенной дороге в пятнадцати километрах от города.

Когда Мартель положил трубку, раздался стук в дверь – Энди и Викрам хотели потолковать с ним о приглашении на работу нового трейдера. Энди нуждался в помощи, и у Викрама имелось конкретное предложение. Они несколько минут обсуждали кандидатуру, после чего Энди вернулся к своему столу, а Викрам задержался.

Он не сводил взгляд с монитора, на котором еще был открыт сайт Поэка. Мартель взглянул на него, вышел из сети и сказал:

– Итак, я весь внимание.

Викрам оторвал взгляд от экрана.

– Ты видел, что индекс «Никкей» сегодня поднялся еще на три пункта?

– Да, – ответил Мартель. – Рынок наконец стал вести себя разумно.

– Не стоит ли нам воспользоваться случаем и слегка снизить нашу задолженность? Я мог бы связаться с «Блумфилд-Вайс» и поторговаться с ними в связи с облигациями «ДЖАСТИС». Теперь, когда там нет Перумаля, эта идея представляется мне удачной.

– Переоценка, которую они провели, была вполне достойной. Ты с этим согласен?

– Да. Но кто знает, как поведет себя рынок в следующем месяце?

Мартель в негодовании вскочил на ноги.

– Кто знает? Мы знаем. Я знаю! – Для вящей убедительности он ударил себя кулаком в грудь. – В этом вся суть. Ради этого мы прошли через все муки. Индекс «Никкей» за следующие двенадцать месяцев удвоится, и мы будем играть на повышение. На максимально большое повышение. Используя рычаги, которыми мы располагаем, я рассчитываю на двести процентов прибыли. Как минимум. Это будет грандиозный успех хеджевых фондов. Самый грандиозный за всю их историю.

– Но если индекс снова упадет…

– Мы переживем. Нам всегда это удавалось. – Мартель покачал головой и закончил: – Ты толковый парень, Викрам, но иногда мне кажется, что ты берешь не все, что можешь взять.

Лицо Викрама залилось краской, и он, не говоря ни слова, вышел из кабинета. Мартель знал, что ранил гордость подчиненного. Возможно, он требовал слишком многого, ожидая, что Викрам проявит такие же, как и у него, способности видеть картину в целом, но все же Мартель был разочарован. Викрам ему нравился. Жан-Люк ощущал эмоциональную потребность в протеже, ученике, наследнике, и Викрам больше всех подходил на эту роль. Мартель знал, что тот им восхищается и даже завидует ему. Этот человек, подобно своему боссу, хотел стать одним из величайших воротил хеджевых фондов.

Но для этого ему не хватит духу.

18

Разговор с детективом-констеблем Невилл Кальдер отложил на конец недели. Он позвонил ей из своего крошечного офиса в летной школе. Прежде чем его соединили, ему пришлось три раза набирать ее номер. Судя по тону Невилл, она куда-то спешила.

– Простите, что я вам не позвонила, мистер Кальдер. Здесь у нас все идет кувырком.

– Вам удалось что-нибудь узнать об исчезновении Перумаля?

– Боюсь, что нет. Я связывалась с «Блумфилд-Вайс». Там полагают, что между двумя смертями нет никакой связи.

– С кем вы говорили?

– С неким мистером Дэвисом. Да, с Бентоном Дэвисом.

– Ну конечно. Я вовсе не удивлен, что вы никуда не продвинулись. Он был бы страшно рад, если бы все удалось замести под ковер и там оставить.

– Не исключено.

В голосе детектива Кальдер уловил нотку сомнения.

– Что вам Бентон сказал обо мне?

Детектив-констебль ответила не сразу. Немного подумав, она произнесла:

– Он поставил под сомнение вашу объективность. Сказал, что вы все это восприняли слишком лично, так как между вами и Дженнифер Тан существовала эмоциональная связь. В силу этого вы не могли спокойно воспринять ее гибель.

– В его словах есть доля правды, – признался Кальдер. – Но я не могу воспринять смерть Джен спокойно потому, что она вызывает подозрение. Вам удалось поговорить с американской полицией?

– Да, я связывалась с офисом шерифа округа Тетон в Джексон-Холл.

– И у них там имеется настоящий шериф?

– Видимо, да. Я говорила с одним из его помощников, но он оказался каким-то нетипичным, так как не спросил: «Ты как?» А я не поинтересовалась, есть ли у него лошадь.

– Они не видят ничего подозрительного?

– Нет, не видят. Эти парни считают, что Перумаль вел себя очень глупо. У него не было опыта езды на снегоходах. Практиковался он только один раз, за день до гибели. Несмотря на это, чудак отправился в одиночку, сбился с проторенного пути и заблудился. Кончилось тем, что он оказался на лавиноопасном склоне. Лавина не заставила себя долго ждать. Человек, с которым я говорила, думает, что скорее всего ее сход спровоцировал сам Перумаль. Они нашли только снегоход. Чтобы найти тело, придется ждать прихода весны. Так, во всяком случае, считает помощник шерифа.

– Выходит, они не считают, что его кто-то убил?

– Он там был один. Совсем один.

– О…

– На этом, как мне кажется, мы можем закрыть дело.

– Но вам не кажется, что слишком много странных совпадений? Перумаль является ко мне, чтобы поделиться своими подозрениями в связи со смертью Джен, и всего несколько дней спустя гибнет при странных обстоятельствах. В этом есть что-то подозрительное, согласитесь.

– Да, это стоило проверить. Что мы и сделали.

– Выходит – это все?

– Боюсь, что так.

– Но это недопустимо, – запротестовал Кальдер. – Вы не можете так запросто бросить расследование!

Если до этого Невилл говорила дружеским тоном, то теперь ее голос зазвучал весьма жестко.

– Боюсь, что мы обязаны так поступить, сэр. У нас масса других важных дел. И не в Америке, а значительно ближе к дому.

– Я хочу поговорить с вашим начальством.

– Конечно, сэр. Это детектив-инспектор Прайс. Я доложу ему, что вы позвоните. – Затем тон ее голоса снова изменился, и она продолжила: – Поверьте, мистер Кальдер, я прекрасно понимаю ваши чувства, Мне тоже кажется, что осталась пара неувязок. Но удалось выкроить время только на то, что я уже сделала. Мы по уши заняты розыском двух пропавших школьниц. Вы, конечно, можете ему позвонить, если хотите, однако у нас нет никаких шансов, что старик позволит тратить время на это дело. Простите, но это так.

Кальдер вздохнул. Он прекрасно понимал, что спорить бессмысленно.

– Да, я понимаю. Спасибо вам за то, что вы сделали.

Кальдер, продолжая кипеть гневом, положил трубку. Карр-Джонсу снова удастся выйти сухим из воды. На сей раз он сможет отвертеться от ответа за убийство. Бентон Дэвис и другие бесхребетные типы из «Блумфилд-Вайс» встанут на его защиту. Из-за него погибли два человека – молодые, обладавшие блестящими способностями. Кальдер изо всех сил стукнул кулаком по столу.

Он всегда верил, что в Сити есть порядочные, цельные люди, которым можно доверять и которые всегда готовы бороться за правое дело. Алекс надеялся, что тоже принадлежит к этой когорте. И его самого в прошлом не раз вытаскивали из беды друзья, когда у него возникали серьезные проколы на рынке. Одним из таких друзей он считал Тарека, но тот, как и другие боссы «Блумфилд-Вайс», предпочел повернуться спиной к происходящему. Кальдер не сомневался, что Бентон Дэвис, Линда Стаббс и другие начинали карьеру порядочными людьми… И взгляните, какими они теперь стали. Год назад он твердо решил, что ни с одним из них больше не будет иметь дела, и до этого момента ни разу не пожалел об этом решении. Так с какой же стати все это его тревожит? Ему следует не отступать от своих планов, которые так успешно реализовались после его переезда в Норфолк. Он исполнил свой долг, обратившись в полицию. Если их это не интересует, то он ничего больше сделать не может.

Кальдер снова вспомнил о полете в Келсо на прошлой неделе. Он до сих пор не оправился от шока и разочарования, которые испытал, узнав, что отец оказался вовсе не тем человеком, которым он привык его считать. Алекс чувствовал себя очень скверно. Отец, как это ни странно, продолжал влиять на него даже в момент своего позора. Год назад Алекс вынужден был признать, что учреждение, которому он столько лет служил верой и правдой, совершенно разложилось под влиянием алчных, скользких и чрезмерно амбициозных людей. Уже это было достаточно плохо. И вот теперь вдобавок к этому разочарованию он узнал, что отец оказался похожим на тех трейдеров, от которых сбежал его сын, – людей, готовых пожертвовать своей цельностью и чистотой ради того чтобы сорвать крупный куш.

Кальдер только что выписал букмекерам три чека на общую сумму сто шестьдесят тысяч фунтов. Бонусы «Блумфилд-Вайс» позволили ему накопить внушительные средства, но сто шестьдесят тысяч были и для него большими деньгами. Будет прекрасно, если эти затраты позволят разрешить проблему и папаша не просадит в долг еще сотню тысяч. Можно ли ему доверять? Но Кальдер понимал, что вряд ли когда-нибудь решится задать этот вопрос отцу.

Он подошел к окну и посмотрел на взлетную полосу. Взревел мотор, и «пайпер-воитель» пошел на взлет. Кальдер поднял глаза и увидел, что там, где полчаса назад были мрак и дождь, сияет голубое небо с белыми комками редких облаков.

Сидеть в кабинете, предаваясь размышлениям, он больше не мог. Ему нужен был свежий воздух.

Взглянув на письменный стол и убедившись, что следующий ученик отказался от урока, Кальдер решил слегка проветрить свой «питтс». Через десять минут он уже был в воздухе. Пролетев на высоте тысяча двести метров через облако и оказавшись в голубом чистом небе, Кальдер в порядке тренировки проделал ленивые восьмерки. После этого он совершил несколько медленных переворотов через крыло, постоянно поглядывая на альтиметр, дабы убедиться, что не теряет высоту. Прекрасно. Стрелка замерла на делении «тысяча двести».

Ему определенно удалось улучшить свою летную технику. Теперь он ощущал непреодолимое желание проверить себя по-настоящему, сделать что-то действительно трудное или даже опасное. Летая на «питтсе», он ни разу не проделывал фигуры высшего пилотажа на бреющем полете. Прошло уже девять долгих лет с той поры, когда он проносился на «торнадо» над горами Уэльса на высоте семьдесят пять метров. Еще с мальчишеских времен он мечтал о том, чтобы пролететь над аэродромом на низкой высоте вверх колесами. Только один раз. И только для того, чтобы убедиться, что на это у него хватит духа.

Он сделал крутой вираж и полетел к аэродрому.

Это было определенно против правил. Джерри убьет его. Но Алекс знал, что Джерри отправился вместе с учеником в Элай на урок навигации, а все другие инструкторы были свободны. Одним словом, самолетов над полем не было.

Черт с ним! Ведь, в конце концов, это его аэроплан, его аэродром и его жизнь!

Всего только раз.

Лангторп приближался. Кальдер радировал Анжеле и сообщил о своих намерениях – по крайней мере некоторых. О пилотировании вверх брюхом он не сказал ни слова. На последний заход он вышел при скорости сто узлов. Снизившись до высоты тридцать с половиной метров, Кальдер перешел в горизонтальный полет. Когда под ним промелькнула граница посадочный полосы, он взял ручку на себя и привел в действие правый элерон. Машина перевернулась, и он сразу ощутил, как возросло давление на плечевые ремни. Земля проносилась назад над его головой совсем близко. Затем, завершая вторую часть переворота, он слишком резко снял напряжение с ручки управления и сразу почувствовал, что теряет высоту. Потеря составила всего несколько метров, но на такой высоте каждый метр имел жизненно важное значение. Под ним медленно поворачивался кончик крыла. На какой-то страшный миг Кальдеру показалось, что крыло заденет за землю, но оно все же возникло в поле зрения на противоположной стороне. Теперь, когда горизонт вернулся на свое обычное место, он увидел, что летит на высоте семь метров – и это в лучшем случае. Кальдер резко добавил газ и, взяв ручку на себя, взмыл вверх.

Адреналин бурлил в его жилах, а сердце колотилось в бешеном ритме. Ладони, лежавшие на рычагах управления, покрылись потом. Ему удалось это сделать. Но, честно говоря, едва-едва. Каким-то образом он ухитрился потерять почти двадцать пять метров. Если бы это было не двадцать пять, а тридцать пять, то все бы закончилось. Заходя на посадку, он уже знал, что совершил чудовищную глупость, которую никогда больше не повторит.

Но в то же время он был страшно рад, что сделал это. Пусть только один раз.

– Оскар к Ромео: а я-то думала, что шасси при посадке должны быть обращены к земле, а не к небу, – пошутила Анжела, но голос ее при этом звучал довольно напряженно.

– В следующий раз я попытаюсь сделать именно так, – ответил Кальдер.

Он увидел приземляющегося за его спиной «воителя», когда уже рулил к месту, где обычно стоял его «питтс». «Воитель» подкатил к месту стоянки, и из кабины выпрыгнул Джерри. Он был отличным парнем, проявлявшим ангельское терпение по отношению к ученикам, но сейчас не был похож на самого себя. Он решительно направился к партнеру, который, повернувшись к нему лицом, ждал неминуемого возмездия.

– Как это, черт побери, понимать?! – выкрикнул Джерри.

– Я хотел просто немного потренироваться, пока на аэродроме затишье. Кроме меня, в воздухе никого не было.

– «Просто немного потренироваться!» Это был самый идиотский трюк из всех тех, что мне довелось видеть в жизни! Если тебе взбрело в голову покончить с собой, проглоти таблетки, но не размазывай вполне исправный самолет по всей посадочной полосе. Серьезно, Алекс, о чем ты думал?

– Прости, Джерри, это никогда больше не повторится.

– То, что ты натворил, нарушает все существующие правила. Ты наплевал на все, что мы стараемся вдолбить в головы наших учеников. Как ты можешь обучать безопасным полетам, если сам выкидываешь подобные фокусы?

– О'кей. – Кальдер чувствовал себя очень скверно. – Поверь, это никогда не повторится.

– Ты говоришь, что это никогда не повторится! Я главный летный инструктор, и ты не сядешь в кресло пилота до тех пор, пока не докажешь, что относишься к машине с должным почтением. Мне плевать на то, что это твой личный самолет и что ты владелец аэродрома.

Уши Кальдера полыхали огнем. Он и не пытался спорить, понимая, что Джерри совершенно прав. Не говоря ни слова, он побрел к автомобилю, чтобы уехать домой. В тот вечер Кальдер отправился в Хэнхэм-стейт, в «Адмирал Нельсон». В воздухе царил ледяной холод, но в пабе было тепло, атмосфера гостеприимная, а в камине полыхало яркое пламя. Кальдер обменялся несколькими словами с местным ветеринаром Стюартом и его супругой Джесс, а так же с Арчи – художником, обитавшим в стоящем в протоке ветхом катере. В обычном состоянии Алекс с ними охотно бы поболтал, но этим вечером ему хотелось побыть одному. Стюарт, Джесс и Арчи были достаточно тонкими людьми, чтобы понять его состояние. Они очень дружелюбно относились к приезжему из Лондона, который в их краях жил круглый год.

Кальдер взял пинту пива и заказал мясной сандвич. Усевшись у окна, он уставился в темноту. В его памяти снова возник вечер, когда они с Джен выпили бутылку шампанского в «Корни и Бэрроу». Они наблюдали, как люди катаются на коньках, и Джен бросила ему вызов. В то время он искренне верил, что из нее получится прекрасный трейдер. Оказалось, что он ошибся. Все это было год назад, в полутора сотнях километрах отсюда и в другой жизни. И вот теперь та жизнь снова звала его к себе.

Конечно, можно было бы попытаться полностью забыть прошлое, но он не привык пасовать перед трудностями. Любая капитуляция была противна его натуре. Он пытался помочь Джен, но сделал для этого явно недостаточно. А если посмотреть правде в глаза, то он даже не очень выкладывался. Если сейчас ничего не предпринять, то «Блумфилд-Вайс» заметет все следы и мысли о несправедливости случившегося будут преследовать его всю оставшуюся жизнь. Сегодня он чуть было не угробил себя в приступе нелепой, вызванной бессильной яростью бравады. Кальдер знал, что утром его настроение не изменится. Он должен принять вызов. Принять немедленно.

Он не знал, виновен ли Карр-Джонс в смерти Джен и Перумаля, но был уверен, что обязан это выяснить. А затем можно будет решать, что следует сделать.