Текст книги "Иерусалим правит"

Автор книги: Майкл Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц)

Глава шестая

Я согласен, есть куда более унизительные судьбы, нежели изгнание в Египет, даже при участии feigling[164]164
  Трус (нем.).


[Закрыть] вроде Хевера; но я ни за что не выбрал бы эту страдавшую от турецкого ига страну, если б мог определять свое будущее. Я с удовольствием признаю богатейшую историю Египта, его древнюю славу, его изобретения и другие, не столь практические достижения. Я сомневаюсь, однако, что Рамзес II, попав в современный Луксор, нашел бы много такого, что могло ему понравиться. Я должен был уехать. Меня больше не ждали на Гауэр-Галч, а Симэн сумел заинтересовать Голдфиша проектом египетского фильма, «снятого прямо на месте событий, у могил Тутанхамона и его предков!». Мы могли привлечь огромное внимание, особенно если бы заявили, например, что некоторые члены нашей съемочной группы умерли при таинственных обстоятельствах. Вдобавок, судя по поведению Голдфиша, я был уверен, что он ничего не знает о назревавшем скандале. Он только недавно женился. Еще одно преимущество заключалось в том, что потенциал проекта увидел Рональд Уилсон, знаменитый начальник рекламного отдела Голдфиша. Миссис Корнелиус заверила меня, что и она готова вступить в бой с Хевером; и в то же время египетский фильм станет ее самой важной работой – как исполнительницы роли царицы Тий, вдовы юного царя (картину следовало начать со сцены его смерти) и возлюбленной верховного жреца. Голдфиш перекупил ее контракт у ПЗФ и называл ее второй Мэдж Норман. По слухам, это вызвало недовольство у Фрэнсис Фармер[165]165
  Пьят, как обычно, путает. Фрэнсис Елена Фармер (1913–1970) – американская актриса и телеведущая. Известна несколькими принудительными госпитализациями в психиатрическую клинику. Фрэнсис Ховард (1903–1976) – актриса, вторая жена Сэмюэла Голдвина. Норма Толмедж была замужем за влиятельным американским продюсером Джозефом Шенком. К концу жизни зависела от обезболивающих препаратов.


[Закрыть] (миссис Голдфиш), которая знала о страсти мужа к погубленной наркотиками звезде, что не могло не беспокоить продюсера. Я со своей стороны сделал наброски большей части сцен, почти покадровые, и уже мог представить, как Глория Корниш, поражая аудиторию, с грацией львицы приближается к огромному окну, украшенному варварской драпировкой, и протягивает прекрасную руку к восходящему солнцу, как будто считая светило своей диадемой. Фильм увлек всех нас, даже Эсме и мистера Микса. Наверное, они увидели для себя подходящие роли. Теперь я содержал их обоих. Джейкоб Микс отличался независимостью суждений, зачастую довольно неуместной, но я объяснял это затаенными обидами и конфликтностью, свойственной даже лучшим представителям его породы. Вообще говоря, он оставался добрым, и его проницательные наблюдения могли бы сорваться с губ самого образованного белого. Я во многих отношениях считал его равным себе. В свободные минуты мы продолжали заниматься танцами.

Эсме отнеслась к египетскому фильму с особым интересом.

– Пусть я буду красивой рабыней, Макс! Представь меня в этих чудных костюмах!

Я честно признался, что меня подобное зрелище по-настоящему возбуждает, но мне не хотелось бы разделять такое возбуждение с несколькими миллионами мужчин.

Она гримасничала, обнимала меня и говорила, что для нее я навсегда останусь единственным настоящим зрителем – и неважно, в каком виде она появится на экране. Меня зачастую привлекала подобная верность женщин (иногда и мужчин), но это – великое бремя. Я чувствовал огромную ответственность за свою странную маленькую семью и, разумеется, честно старался исполнить долг. Именно об этом я думал, покидая офис Хевера. Конечно, я не обеднел и для всего мира кино по-прежнему оставался человеком, наделенным творческой энергией и талантом, человеком, способным соперничать с великими артистами, живописцами Возрождения, человеком, обладавшим средствами, добрым именем и значением… Но я, без сомнения, мог почти мгновенно утратить всякое влияние и репутацию, если бы Хевер начал печатать свои разоблачения в газетах Лос-Анджелеса. Быстрое падение толстяка Арбакля меня многому научило. Комика полностью реабилитировал суд присяжных, который однозначно заявил в своем вердикте, что Арбакль невиновен в смерти девушки и что он стал жертвой гнусного сговора шантажистов. Сговор этот соперничал с худшими в стране, где искусство шантажа и краж достигло невероятного совершенства, благодаря опыту неких сицилийцев, которых терпимые американцы допустили в Нью-Йорк, Сан-Франциско и Чикаго. Там, в трущобах, негодяи добились процветания.

Откройте католику или еврею привилегии протестантского сообщества и можете быть уверены: он примется вредить, а затем угрожать тем самым учреждениям, которые созданы, чтобы приносить пользу страдающим и угнетенным. С исламом все точно так же. Я не имел бы ни единого шанса в этом новом Голливуде, который прикидывался истинным воплощением респектабельности среднего класса. Арбакль был мировой звездой с огромным доходом и значительными связями. Его уничтожили за несколько часов. Если бы Хевер осуществил свои угрозы, у меня осталось бы совсем мало надежды. У нас с миссис Корнелиус потом будет много времени, чтобы оправдаться по поводу любых обвинений, особенно если за границей мы сможем получить визы и новые паспорта. Смирившись с временным, «стратегическим» изгнанием, я запер дом и закрыл мебель пылезащитными чехлами, объяснив в банке, что я некоторое время проведу в Европе и на Ближнем Востоке. Все причитающиеся мне выплаты будут поступать прямо на счет. Я, конечно, не хотел брать на себя какие-то новые обязательства в связи с этими переменами, но был благодарен за время, которое выиграю. Когда мы с Хевером встретимся в следующий раз, я стану майором Максимом Артуровичем Пятницким, донским казаком, – и смогу сражаться с ним на равных. В моей победоносной руке будут документы, доказывающие мою невиновность и справедливость моих слов. Хевер нахмурится, прикусит губу и съежится, побежденный, а я выйду из его офиса, открыв дверь навстречу солнечному свету, где будут ждать моя Эсме и моя миссис Корнелиус, готовые обнять меня, их героя и спасителя. Меня полностью оправдают! Реабилитируют!

Теперь я мог так легко превращать свои фантазии в реальность, что был совершенно уверен в окончательном исходе ситуации. Оказавшись за пределами страны, я свяжусь со множеством друзей и попрошу их представить подробные сведения о моей личности. Я найду Колю Петрова. Мы сможем поручиться друг за друга. У меня были мои дипломы, мои грузинские пистолеты, мои проекты. У меня были средства и семья в Англии. Англия управляла Египтом. Возможно, я смогу наконец посетить страну, которой восхищался более всех прочих (исключая мою родину). Я начал обнаруживать в своем положении множество преимуществ. Судьба не собиралась наносить мне предательский удар. Она решила пробудить меня от бессмысленной эйфории так, чтобы я смог вернуться к исполнению великой миссии. Я вознес благодарности тем богам, имена которых тогда употреблял вместо имени Самого Бога. Я теперь все понимаю гораздо лучше, но нельзя изменить ошибки и безумства, совершенные в молодости. Ir tut mir vey! Ma yelzim an te’mal da Uskut! Uskut! Ighsilu ayadikum…[166]166
  Вы делаете мне больно! (идиш) Не надо этого делать, молчи, молчи, помойте руки… (араб.)


[Закрыть] Однако все можно вынести.

Это было не трусливое бегство прочь от моей Земли Обетованной, der Heim[167]167
  Дом (нем.).


[Закрыть], но экспедиция на новую территорию, экспедиция, цель которой состояла в том, чтобы расширить и упрочить мою мудрость. Когда мы возвратимся с триумфом и великой славой, мы обретем всемирную известность. Нас будут превозносить как создателей первого египетского фильма, действительно снятого в Египте. Масштабность такого предприятия, учитывая количество оборудования и людей, которых требовалось перевезти, была несомненна. Но у Голдфиша оказалось готовое решение проблемы. У него имелся собственный пароход. Этот корабль был частью безнадежного долга, как я понял, взысканного Голдфишем на раннем этапе независимой деятельности. Корабль играл роль залога за большое количество фильмов, увезенных в Южную Америку неким уже свергнутым президентом, который собирался разбогатеть, став основным прокатчиком лент Голдфиша в Латинской Америке. Голдфиш владел кораблем в течение некоторого времени, и я слышал, что его недавно появившуюся супругу (не еврейку) сильно смущало множество скандалов, связанных с этим транспортным средством. Даже я знал о «Надежде Демпси»[168]168
  «Надежда Демпси» – название космического корабля в романе Муркока «Черный коридор» (1969).


[Закрыть] и легендарных «ромовых круизах». Увековеченный в стихах и рассказах корабль всегда на пару корпусов опережал таможенников, перевозя груз контрабандного виски, бакарди и джина из Панамы, с Кубы и Бермуд. Я слышал, как знаменитые кинозвезды извинялись за пустоту в барах и винных погребах, потому что «„Надежда Демпси“ на денек запоздал». По общему мнению, Голдфиша не раз навещали федеральные агенты, и его жена, зная, как важен для финансового процветания образ законопослушного протестанта-англосакса, помогла ему наконец постичь истинный смысл их бизнеса – самой прибыльной в мире отрасли. Пока старая гвардия ссорилась из-за репараций и расположения боевых кораблей, новые иммигранты, обученные тонким приемам Востока, завладели подлинными рычагами власти. Я никак не мог отказать им в хитрости и прозорливости. Они знали, как и Голдфиш, когда следует выйти из дела. Мое мнение подтвердил шкипер судна, капитан Квелч, который командовал броненосцами в Первой мировой войне, принимал участие в Ютландской битве[169]169
  Ютландское сражение (31 мая – 1 июня 1916) – крупнейшее морское сражение Первой мировой войны, в котором сошлись германский и британский флоты. Произошло в Северном море близ датского полуострова Ютландия.


[Закрыть], происходил из очень известной английской семьи и все еще сохранял привычки джентльмена.

Я впервые встретился с ним у Вольфа Симэна; печальный швед пригласил Квелча, чтобы обсудить профессиональные вопросы. Симэн желал убедиться в том, что наш капитан хорошо знает Восток. И, как он говорил, очень важно, чтобы у нас был капитан, сочувствующий особым художественным потребностям. Опоздав из-за Эсме, которая расхворалась и не смогла поехать, но не пожелала об этом сообщить до самой последней минуты, я прибыл как раз вовремя, чтобы услышать, как бывалый моряк с некоторой ностальгией вспоминает о Танжере и Порт-Саиде. Он водил корабли в Средиземноморье и Персидском заливе, прежде чем попытать счастья в Рио-де-Жанейро, где у него были кузены. В Рио он оказался в команде «Надежды Демпси», якобы принадлежавшей компании «Панамиан», но фактически перешедшей в собственность президента Берторелли, краткое правление которого (вроде бы в Парагвае) принесло ему достаточно средств, чтобы удалиться на юг Франции и купить там виллу рядом с виллами многих его друзей и сторонников. «Он совершил ошибку, связавшись с кинобизнесом, – говорил Квелч. – Это не самый типичный вариант поведения южноамериканского диктатора, но он был настолько очарован экраном, он считал кино, мне кажется, чем-то вроде нового ultium ratio regum[170]170
  Последний довод королей (лат.).


[Закрыть]. Но мы оказались для него единственной статьей убытка. Некомпетентность, знаете ли». Он легкомысленно пожал плечами.

Квелч был высоким англосаксом, очень худым, с выступающей нижней челюстью и тяжелыми бровями, которые подчеркивали его происхождение; длинный нос моряка испещряли синие жилки, а щеки покрылись вечным румянцем от ветров и вод Семи Морей. Он одевался весьма небрежно, при этом демонстрируя идеальный вкус, и говорил на том ленивом, почти вялом английском, который я считал совершенным. Я вновь услышал чистую литературную речь из «Пирсонса», «Лондона» и «Стрэнда»[171]171
  Перечисляются самые популярные английские журналы конца XIX – начала XX века.


[Закрыть]! Как же мне это нравилось! Даже латинские слова в его устах звучали экзотично и внушительно. Когда он предложил мне попробовать кларет из бутылки, которую принес с собой, – вино, конечно, оказалось первоклассным, – я заметил, что не пил такого хорошего вина с самого отъезда из Парижа. Я начал вспоминать, каким должен быть образованный, космополитичный европеец; я словно ожил, испытав возрождение забытых чувств.

– Париж? – отмахнулся Квелч. – Разве он теперь не совершенно vieux jeu[172]172
  Старомодный (фр.).


[Закрыть]? Со всеми этими американцами!

Мы сидели при свечах в полутьме, которую Симэн очень ценил, считая ключом к успеху своих картин; только при слабом освещении некоторые сцены соответствовали стандартам благопристойности. Миссис Корнелиус слушала радио, наушники лишь подчеркивали изысканную прическу: она уложила волосы в восточном стиле. Свободное ее шелковое платье идеально сочеталось с обстановкой. Мы курили сигары и наслаждались коньяком из другой бутылки, которую тоже принес Квелч. Я сказал доброму старому морскому волку, что узнаю истинный благородный вкус английского джентльмена, и он скромно улыбнулся.

– Увы, только вкус, но не карман, дружище. Любовь к шампанскому и фуа-гра в конце концов и погубила меня. Женщины тут ни при чем.

Вольфи спросил о его семье, и Квелч ответил, что у него есть брат-близнец в Англии.

– Но мы не идентичные близнецы. А всего нас трое. Мать подарила нам младшего брата ровно год спустя после нашего рождения. Горацио – ныне очень успешный ученый. Он – мой близнец. Наш семейный девиз, знаете ли: «Aut non tentaris aut perfice!»[173]173
  Взявшись за дело – иди до конца! (лат.) Публий Овидий Назон. Наука любви. I. 389. Пер. Михаила Гаспарова.


[Закрыть] Вот Малкольм вас бы заинтересовал, сэр.

– Египтолог? – От коньяка голос Симэна стал невнятным.

Он не был вполне уверен, что правильно произнес слово, и повторил его еще менее успешно, но Квелч все понял.

– Да, именно он. Самый мозговитый парень в семье. Avito vivet honore![174]174
  Правильно: Avito viret honore. Процветает родовой честью (лат.).


[Закрыть] По некоторым причинам он предпочитает Восток. Таков уж его темперамент, да и мой тоже. Как только узнаю наши планы, я напишу ему в Александрию и сообщу, когда мы прибудем. Он решительный, наш Малкольм, и как раз тот парень, который может предоставить вам всю информацию о Египте. Primus inter pares[175]175
  Первый среди равных (лат.).


[Закрыть] – так вам скажут в Британском музее. К западу и к востоку от Суэца вы не сыщете другого человека с такими связями.

Все это лишь усилило энтузиазм Вольфа Симэна. Очевидно, его успокоили опыт и образованность Квелча, и он на свой лад начал расслабляться. Это означало, что он похлопал нас с Квелчем по плечам. Когда миссис Корнелиус сняла наушники и недовольно проворчала, что слушала словно не оркестр, а сборище фрицев, страдающих вздутием живота после тяжелой ночи с пивом и колбасками, капитан Квелч предположил: «Тогда они, наверное, играли Моцперда», – и все мы чуть не померли со смеху. И миссис Корнелиус велела мне принести кокаин, раз уж мы все стали друзьями. Попробовав порошок, опытный старый моряк сказал, что мой «снежок» уровня его «sangue de vie»[176]176
  Кровь жизни (искаж. фр.).


[Закрыть], и поздравил меня, в свой черед, с отменным вкусом. Мы с Квелчем очень быстро достигли взаимопонимания, хотя я еще инстинктивно опасался Симэна. Поскольку Квелч уже назвал своих братьев, я спросил, как же зовут его. После некоторых колебаний он признался, что его имя Морис, и миссис Корнелиус захихикала. В перерывах между приступами смеха она проговорила:

– Ты Морис, твой близнец Горатсио – Хорас, а третий брат Малкольм! Ну, твои мамаша и папаша могли б назвать его хоть Борис, по крайней мере!

Капитан Квелч склонился над своим стаканом с мрачным и серьезным видом. Он был немногим трезвее Вольфа Симэна и меня.

– Я уверен, что они пали духом, – печально ответил ей морской волк. – Видите ли, мисс Корниш, я скорее думаю, что они хотели Дорис…

Больше мы ничего об этом не узнали – миссис Корнелиус начала задыхаться и поспешно удалилась в ванную комнату.

И так, в атмосфере веселого ожидания, с нетерпением предвкушая хорошее общество и создание изумительного художественного шедевра среди песков пустыни, я подготовился ненадолго покинуть Соединенные Штаты. Капитан Квелч плохо относился к египтянам и еще хуже – к другим народам и религиям в той части света. Он говорил, что египетской расы как таковой уже не существует. Вместо нее теперь – смесь выродков разных рас, наглядный пример катастрофы, которая происходит, когда белые, коричневые, желтые, черные и оливковые вступают в браки, особенно в тех местах, где преобладают негритянские и семитские элементы. «Омар Шариф Брэдли», я думаю, – это не реклама для будущего! Мое уважение к Джули Кристи[177]177
  Омар Шариф (урожденный Мишель Демитри Шальхуб, 1932–2015) – египетский актер, известный по работам в американском и европейском кино. Выбрал псевдоним в честь Омара Брэдли, американского генерала. Джули Кристи (род. 1940) – британская актриса, лауреат премий «Оскар», BAFTA и «Золотой глобус». Вместе они снимались в «Докторе Живаго» Дэвида Лина (1965), где Комаровского играл американский актер Род Стайгер (1925–2002). Но Пьят имеет в виду другую его известную работу – роль еврея Сола Назермана в психологической драме «Ростовщик» (1964).


[Закрыть], конечно, очень сильно уменьшилось после того, как я увидел ее в объятиях сначала американского еврея, притворявшегося русским, а потом и египетского копта, который – ну и ну! – выдавал себя за славянина! Я могу сказать, что ни капли славянской крови не было во всем этом киномусоре. Фильм снял Лин, коммунист, который сделал себе имя на романах Чарльза Диккенса и Грэма Грина, прежде чем получил миллионы на создание постыдной, искаженной версии истории Лоуренса[178]178
  Видимо, Пьят путает писателя Дэвида Герберта Лоуренса (1885–1930) и офицера и путешественника Томаса Эдварда Лоуренса (1888–1935). Первый родился в семье шахтера и действительно подвергался нападкам за откровенные сцены в произведениях. О втором Дэвид Лин снял фильм «Лоуренс Аравийский» (1962).


[Закрыть]. Я не раз встречал Лоуренса. Он был скромным человеком – таким же провидцем, как я, предупреждения которого также остались неуслышанными. Он говорил мне, что, если бы не происки британского Верховного командования, он не стал бы работать простым шахтером и добывать себе хлеб порнографией. Конечно, он приобрел подобные привычки в Порт-Саиде, в этой сточной канаве.

Несмотря на все такого рода соображения, признаюсь, некоторые романтичные ожидания, которые переполняли других, затронули и меня. Я уступил соблазну Востока, по крайней мере в воображении. В воображении, конечно, никакого вреда в соблазне Востока нет. Но грубая реальность – дело другое. Hadol el-’arab haramiye[179]179
  Эти арабы воры (араб).


[Закрыть].

Я проводил в обществе Симэна куда больше времени, чем мне хотелось бы, в основном потому, что я надеялся убедить его: Эсме станет идеальной актрисой второго плана, а мистер Микс, мой слуга и помощник, исключительно необходим везде, куда бы я ни направился. Конечно, никто не понимал отчаянной сложности нашего положения, так что, с одной стороны, я упирал на случайность, а с другой – на профессиональную гордость. Несколько раз мне угрожала опасность распрощаться с Симэном или, гораздо важнее, с Голдфишем и с «Метро-Голдвин-Майер»; я только что доработал для студии гигантский поворотный механизм, который отметили все после выпуска «Шоу». Мое устройство создало репутацию Браунинга задолго до того, как он предложил жадной до острых ощущений публике своих непристойных «Уродцев»[180]180
  «Уродцы» (также «Уроды», 1932) – художественный фильм Тода Браунинга, драма с элементами фильма ужасов. Вольная экранизация рассказа Тода Роббинса «Шпоры». В титрах картины Том Питерс не появляется.


[Закрыть]. Под именем Тома Питерса я исполнил в фильме небольшую роль: в знаменитой сцене «Танец Саломеи» я был клоуном, который изображал Ирода. В то время я сыграл и другие значительные роли: Распутина в «Последних днях Романовых», кардинала Ришелье в «Королеве греха» Симэна и Джона Оукхерста в «Изгнанниках Покер-Флэта» Ингрэма (именно оттуда Форд позаимствовал сюжет «Дилижанса»)[181]181
  Фильм «Последние дни Романовых» неизвестен; популярностью пользовалась картина «Падение Романовых» (1917) – американский фильм-биография, снятый между Февральской и Октябрьской революциями. Роль Распутина сыграл Эдвард Коннелли (1859–1928). Рассказ Фрэнсиса Брета Гарта «Изгнанники Покер-Флэта» экранизировался в 1919, 1937 и 1952 годах. Первый фильм снял Джон Форд (в титрах обозначен как Джек Форд). Эта мелодрама очень мало напоминает его «Дилижанс» (1939).


[Закрыть]. Я так никогда и не смог посмотреть большинство своих голливудских фильмов в том городе, где их снимали. Нет, я смотрел их в самых отвратительных условиях, в худших копиях, в разных захудалых киношках, где показывали немые ленты, пока их окончательно не уничтожили звуковые. Многие прекрасные фильмы теперь утрачены навсегда, включая и мои собственные; выцветающая хрупкая пленка трескается и крошится в металлических коробках. Как будто некие значительные книги в истории литературы сгорели на костре – и больше их уже никто не прочтет. Я иногда думаю, существует ли рай, где эти фильмы по-прежнему реальны, где звезды и съемочные группы по-прежнему переживают былые испытания и триумфы. Сталин, который воевал со словами, не добился такого успеха, какого добилось Время, стеревшее старые кинопленки в порошок. Я читал только рецензии – к примеру, на «Шоу», – потому что копий фильмов не сохранилось. Ко мне приехал какой-то человек из Национального дома кино после того, как я написал о своем голливудском прошлом в «Кенсингтон таймс». Как обычно, эти люди вытянули из меня информацию и ничего не дали взамен; меня едва упомянули в программе. Как я мог довериться человеку по фамилии Браунширт[182]182
  Букв. «коричневорубашечник», перен. – фашист.


[Закрыть]? Но я все же посмотрел отдельные картины, над которыми работал вместе с миссис Корнелиус. Мы с ней ходили на «Бен-Гура».

Как и наши египетские картины, он был частично снят на натуре, хотя по политическим причинам заканчивали работу в Америке. Некоторые эскизы, приписанные Мастрочинкве[183]183
  Камилло Мастрочинкве (1901–1969) – итальянский режиссер и сценарист. Был художником-постановщиком фильма «Бен-Гур», в титрах не упомянут.


[Закрыть], – на самом деле мои. А миссис Корнелиус в окончательном варианте фильма появилась всего на несколько секунд в роли жрицы.

Я всегда удивляюсь предположениям этих молодых экспертов, которые объясняют, как снимались такие-то и такие-то сцены, как использовалось то-то и то-то, как создавались разные декорации! Каждый раз, когда я говорю им, кто есть кто и что есть что, они утверждают, будто я неправ! То же самое касается и нравственных принципов. Кажется, опыт ни на что не годен! Они считают меня старым «boltun», который притворяется значительным человеком; а ведь все, что я описываю, я видел собственными глазами. То же относится к Египту и Насеру[184]184
  Гамаль Абдель Насер Хусейн (1918–1970) – египетский государственный и политический деятель, второй президент страны (1956–1970). Начал карьеру в армии, где во время Второй мировой войны были сильны пронацистские настроения. Возглавил свержение монархии в Египте, был сторонником укрепления арабской идентичности, панарабизма, национализма. Остался культовой фигурой в арабском мире. На посту президента Насера сменил Анвар Садат (1918–1981), во время войны действительно сотрудничавший с Германией и Италией.


[Закрыть]. Те же самые дети, которые поддержали его в 1956‑м, теперь называют меня нацистом! И все же Насер был не просто добрым другом Гитлера, он считал фюрера образцом для подражания, человеком, которым следовало восхищаться! То же касается и Садата, который поддерживал национал-социалистов (это документально подтвержденный факт) и вел переговоры о мире с Израилем, хотя следовал совсем другой линии в сороковых и пятидесятых! Но теперь дела обстоят именно так. Я ничего не должен говорить в пользу Третьего рейха, но должен считать братьями пронацистски настроенных представителей третьего мира. Я напоминаю, что «социализм» – не синоним «гуманизма». Нельзя доверять какому-то смуглому властолюбцу просто потому, что он именует себя социалистом: с тем же успехом диктатор может объявить, что его руку направляет Бог, а Хью Хефнер[185]185
  Хью Марстон Хефнер (1926–2017) – американский издатель, основатель и шеф-редактор журнала «Плейбой».


[Закрыть] – провозгласить себя феминистом.

Я упоминаю об этом, если речь заходит о Вьетнаме, но мне всегда затыкают рот. Я никогда не мог до конца понять, почему «левая» диктатура с нравственной точки зрения лучше любой другой. Но простота – вот чего требуют эти дети; и они хотят сделать мир простым, даже если факты не согласуются с их теориями. Почему молодые люди так часто отвергают прелесть сложности и разнообразия? Только самый безумный из юных Корнелиусов, кажется, похож в этом отношении на мать; я склонен предположить, что он теперь постоянно находится под действием наркотиков. Сегодняшние дети даже не знают, как следует использовать наркотики. Я за это их не очень виню. Качество сильно ухудшилось. Все как с путешествиями по воздуху – едва что-то становится доступным для масс, тут же начинается снижение качества. Кокаин, который я иногда покупаю сегодня, настолько разбавлен, что я с тем же успехом мог бы засовывать в нос «Вим» и «Лемсип»[186]186
  «Вим» – чистящий порошок, «Лемсип» – аналог парацетамола.


[Закрыть]! Ничего подобного нельзя сказать о египтских снадобьях, по крайней мере в 1926‑м.

Интерес Голдфиша к нашему фильму подогревало еще и желание увидеть, как «Надежда Демпси» и ее капитан стремительно покидают американские воды, а миссис Голдфиш, со своей стороны, надеялась увидеть спину Глории Корниш.

Судно, груз, команда и пассажиры – все было хорошо застраховано. Если бы мы пошли ко дну, оставшиеся на берегу получили бы неплохую прибыль. Несмотря на опыт «Бен-Гура», Голдфиш чувствовал, что наш фильм станет успешным. Интерес к Тутанхамону оживился, когда появились новые истории о проклятии и сокровищах. Голдфиш оценил внимание публики и поэтому дал нам благословение, но пока еще при условии, что фильм будет сделан так, чтобы Валентино мог заменить меня, если сочтет отснятый материал достаточно хорошим. Когда я начал возражать, Голдфиш отвел меня в сторону и тихо сказал на идише:

– Послушайте, Макс. Это может стать вашим лучшим шансом добиться всего, чего вы хотите. Вы понимаете меня?

Возможно, ответил я, но нет никаких причин, чтобы Валентино меня заменял.

– Макс. Вы – профессионал. Нужно ли что-то добавлять?

Я признался, что не оценил всех предстоящих трудностей, и мы пожали друг другу руки. Голдфиш всегда умел успокаивать меня. В конце встречи он объявил, что выделил нам на всю картину достаточно значительный, но не избыточный бюджет. Его можно будет увеличить, если нам после возвращения понадобятся новые декорации. Мне предстояло сыграть несколько важных сцен с миссис Корнелиус, и, даже если этот итальянский красавчик потом заменит меня, мы все равно чудесно проведем время. Зашел разговор и о том, что Валентино приедет в Египет, если у нас будет достаточно отснятого материала, а он закончит съемки в «Сыне шейха»[187]187
  «Сын шейха» (1926) – немая приключенческая драма Джона Фицмориса. Последняя картина Рудольфа Валентино.


[Закрыть]. Само собой разумеется, такая перспектива больше взволновала не меня, а миссис Корнелиус. Мы встретились с этим бесцеремонным маленьким олухом; он за короткое время выкурил очень много ароматизированных сигарет, при этом постоянно говоря о себе в третьем лице. Он уже тогда казался больным, но по-прежнему хвастался, его переполняли амбиции и ложные надежды. У нас с ним не было ничего общего, и мы с первого взгляда возненавидели друг друга! Мне не польстило заявление Голдфиша, что я был хорошим дублером для Валентино, который смотрелся вдвое старше меня. Он уже разрушил свое здоровье всяческими излишествами. Но всплеск энтузиазма продюсера позволил мне получить документ, в котором говорилось, что Эсме и Джейкоб Микс мне необходимы. Я рассчитывал на большее, но Голдфиш смог предложить только это. Официально Эсме оставалась костюмершей миссис Корнелиус, пока мы не достигнем Александрии; потом, если Симэн согласится, она могла бы сыграть роль в фильме. Мистер Микс, который считался моим камердинером, в документах был записан вторым киномехаником; он кое-что знал об этой работе. Я поручил ему те пленки, которые удалось спасти с погибшей студии «Делюкс». Он мог показывать фильмы на борту. Мне еще не предоставилась возможность посмотреть эти ленты, и я планировал насладиться ими, коротая дни во время морского путешествия. Я возвратился в наш маленький дом, упиваясь собственным успехом, но ответы друзей меня разочаровали. Эсме и мистер Микс ничуть не обрадовались своим назначениям, хотя я ожидал обратного; в конце концов негр признался, что он тоже хотел профессионально заняться актерским ремеслом. Я счел это забавным и похлопал его по широкому плечу.

– Хорошо, старина, я уверен, что у нас найдется пара ролей нубийцев, когда начнутся съемки!

Оставшаяся часть нашей команды – оператор, технические работники и пожилой гример, которого звали Грэйс, – была не слишком велика. В те дни профсоюзы еще не ввели свои смехотворные ограничения, и мы могли, если понадобится, нанимать местных жителей. Симэн предпочитал работать с небольшой группой. Главный оператор, маленький мрачный серб с огромным носом, именовался «О. К.» Радонич: в течение долгих лет по-английски он мог выговорить только одно слово. Он работал над многими престижными картинами и считался в Югославии пионером документального фильма. Радонич и Симэн уже сделали вместе «Признание княгини» и «Осаду»[188]188
  «Признание княгини» и «Осада» – сведений об этих фильмах в энциклопедиях нет.


[Закрыть], но остались недовольны своими голливудскими работами.

– Камера, – сказал мне Радонич, – инструмент чувствительный и тонкий. А эти собаки превращают ее в игрушку для шоуменов. Они несправедливы к своим же людям. – Потом он добавил по-английски: – ОК?

Я не мог полностью с ним согласиться, но испытывал симпатию к этому человеку: он тоже искал возможности раскрыть свои творческие таланты. Я знал, что такое усталость от легкого успеха. «Королева Нила» (так теперь назывался фильм) станет для меня шансом сравниться с великим Гриффитом. Сюжет оставался моим, и за выбор фона кадра в значительной степени отвечал я. И я чувствовал: если мне никогда не случится сделать еще один фильм, именно этот должен стать моим шедевром! Я буду художником и сценаристом и совершу настоящий прорыв – как в собственной карьере, так и в истории кино. Реализовав это стремление, я мог бы обратиться к режиссуре, а потом вернуться к своему призванию, посвятив все время техническим достижениям, необходимым для наступления новой эры.

Разве удивительно, что я чувствовал прилив оптимизма, словно в моем теле зажегся чудесный огонь? Я серьезно относился к угрозам Хевера, но по-прежнему знал: в конце концов я буду оправдан. Мне не придется надолго покидать свой новый дом. Мои дела в порядке. Все утихнет к моему возвращению… Я никогда не чувствовал себя в такой безопасности. Но История всегда была мне враждебна. В следующие месяцы все, чего я добился, исчезло. Только теперь, достигнув спокойствия и мудрости, которые приходят с годами, я понял: у Бога были особые планы на мой счет. Die Fledermausen in der Turm? Der Dampf in der Darm? Das Haupt is Hauen! Sie brechen ihr Wort[189]189
  Летучие мыши в башне? Пар в кишечнике? Голова болит! Они нарушают слово (нем.).


[Закрыть]. Разве это моя вина?

¡Tengo fiebre! ¡Estoy mareado! ¡De’jeme tranquila![190]190
  У меня лихорадка! У меня кружится голова! Оставь меня в покое! (искаж. исп.)


[Закрыть]