Текст книги "Смысл ночи"
Автор книги: Майкл Кокс
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)
[Мститель, или каратель. (Прим. ред.)]
[Закрыть]
Под дождем, в темноте я шел из Эвенвуда в последний раз – и лишь на миг остановился у Западных ворот, чтобы оглянуться на многобашенный дворец, владельцем которого я еще недавно мечтал стать.
Фонари на Библиотечной террасе горели – лорд Тансор издавна имел обыкновение прогуливаться там со своей собакой, при любой погоде. Окна бывших покоев моей матери слабо светились. Она была там – моя обожаемая возлюбленная была там! Невыразимая тяжесть навалилась на душу, истребляя во мне последние остатки надежды. Я бросил последний долгий взгляд на Эвенвуд, ставший причиной моего безысходного отчаяния, а потом навсегда повернулся к нему спиной. У меня отняли все, что принадлежало мне по праву рождения. Лишь одного у меня было не отнять: страстного желания свести счеты с Фебом Даунтом. Достижению этой цели я теперь посвящу все свои силы без остатка.
У меня началась новая жизнь.
Первым делом требовалось составить представление обо всех перемещениях Даунта. Для этого я наряжался в молескиновые штаны, грубую рубаху без пуговиц, засаленный черный сюртук, картуз и грязный шарф, купленные у еврея старьевщика на Холиуэлл-стрит, и проводил по несколько малоприятных часов в день, околачиваясь поблизости от Мекленбург-сквер и следуя по пятам за своим врагом, когда он выходил из дома. Распорядок дня у него почти не менялся. Обычно он выходил из дома около часа и, если погода позволяла, шел пешком в «Атенеум» на Пэлл-Мэлл; ровно в три часа он садился в кеб и возвращался на Мекленбург-сквер; в пять или шесть он опять выходил из дома и шел или ехал в кебе поужинать куда-нибудь – иногда в таверну «Диван» на Стрэнде, иногда в ресторацию Веррея или Жаке. [296]296
[На Риджент-стрит (угол с Ганновер-стрит) и в Клэр-Корт, Друри-лейн соответственно. (Прим. ред.)]
[Закрыть]Обычно он ужинал один и никогда не возвращался домой позже десяти. В одной из верхних комнат за полночь горел свет – полагаю, там рождалась очередная скучная эпическая поэма. Я ни разу не видел, чтобы в дом заходили какие-нибудь визитеры, и, к несказанному моему облегчению, мисс Картерет тоже не появлялась.
Несколько дней я продолжал терпеть холод и голод – а равно унижение от своего наружного сходства с лондонским бродягой, какие живут и умирают на улицах столицы. Наконец на пятый день, около шести часов, когда я уже собирался покинуть свой пост и вернуться на Темпл-стрит, моя жертва вышла из дома и направилась на запад к Ганновер-стрит. Нахлобучив картуз, я последовал за ним.
Я держался близко от Даунта – так близко, что видел черную бороду и блеск шелкового цилиндра, когда он проходил под фонарями. Он шагал с решительно-самоуверенным видом, небрежно помахивая тростью, и полы длинного плаща развевались у него за спиной, точно королевская мантия. Прошло четыре с лишним года со дня, когда я увидел Даунта в Эвенвуде играющим в крокет с высокой темноволосой дамой. О господи! Я остановился как вкопанный, только сейчас сообразив, что в тот жаркий июньский день в 1850 году все было перед моими глазами, а я ничего не увидел и не понял: Феб Даунт и его прекрасная партнерша по крокету – мой враг и моя обожаемая возлюбленная. Кипя яростью, я зашагал дальше, не сводя глаз с удаляющейся фигуры.
Он повернул на юг, к Белфорд-сквер, потом по Сент-Мартинс-лейн дошел до таверны Бертолини на Сент-Мартинс-стрит, Лестер-сквер, и вошел туда. Я занял позицию на противоположной стороне улицы. Два карманных пистолета работы месье Оноре из Льежа, сопровождавшие меня во всех моих ночных прогулках по городу, были наготове. Ночь стояла безлунная и достаточно туманная, чтобы улизнуть с места преступления незамеченным.
Через два часа Даунт снова вышел на улицу, с каким-то мужчиной. Они обменялись рукопожатием, и знакомый Даунта зашагал в сторону Пэлл-Мэлл, а сам он двинулся на север. На Броуд-стрит он свернул в узкий переулок, освещенный единственным газовым фонарем.
Я держался всего в шести-семи футах позади него, но он даже не догадывался о моем близком присутствии – за годы работы частным агентом мистера Тредголда я научился вести слежку совершенно незаметно для объектов наблюдения и сейчас был уверен, что остаюсь невидимым для своего врага. Кроме нас, в переулке не было ни души. Еще несколько шагов. Мои башмаки, обмотанные тряпьем, ступали бесшумно. Даунт остановился прямо под фонарем, чтобы зажечь сигару, – превосходно освещенная мишень. Отступив в тень дверного проема, я поднял пистолет и прицелился ему в затылок, прямо над воротником плаща.
Но ничего не произошло. Рука у меня тряслась. Почему я не смог спустить курок? Я снова прицелился, но Даунт уже вышел из желтого круга света и мгновенно растворился в темноте.
Я еще несколько минут стоял в дверном проеме с пистолетом в руке, дрожа всем телом.
В своей жизни я совершил много поступков, за которые мне, видит Бог, было стыдно, но я еще ни разу не убивал человека. Однако по глупости своей я воображал, что мне, видевшему столько жестокого насилия за годы работы у Тредголдов, не составит труда поднять пистолет и вышибить Даунту мозги под побудительным влиянием ненависти и гнева. Неужели я настолько слаб? Неужели совесть возобладала над моей волей? Я оказался с ним, с моим заклятым врагом, наедине в безлюдном месте, как и хотел, – но в последний момент что-то удержало меня, хотя жажда мести пылала в моей груди с прежней силой. Потом я сказал себе, что почти всему в этой жизни можно научиться посредством практического опыта – а научиться убийству, вероятно, проще всего, если ты оскорблен достаточно сильно и обладаешь достаточно крепкой волей. Совесть – если это она остановила мою руку – необходимо безжалостно подавить.
Я убрал пистолет в карман и поплелся обратно на Темпл-стрит, в полном смятении чувств. Я снова задался вопросом, способен ли я вообще на такой поступок. Не смалодушничаю ли опять, когда настанет момент нанести решающий удар? От одних этих мыслей по сердцу пробежал холодок сомнения. Нет, нет, в следующий раз я точно не дрогну! И опять – легкий укол опасения.
До глубины души потрясенный своей неспособностью сделать то, что я хотел сделать больше всего на свете, я побрел дальше и в конечном счете оказался перед дверью опиумного притона в Блюгейт-Филдс.
О боже, какие видения являлись мне той ночью – видения столь ужасные, что я не в силах описать их здесь! Под конец я впал в продолжительное буйство, и пришлось вызвать врача, который дал мне сильное снотворное. По пробуждении мне показалось, будто я лежу на мягкой постели. Свежий соленый ветер овевал мое лицо, и я слышал крики морских птиц и плеск волн. Где я? Конечно же, в своей старой кровати в сэндчерчском доме, и в маленькое круглое окошко задувает утренний ветерок с Пролива. Я медленно открыл глаза.
Нет, я лежал не в кровати, а в вязкой, липкой грязи на берегу реки, по-прежнему в своей рабочей одежде. Как я там очутился, мне до сих пор непонятно. Мало-помалу сознание стало возвращаться ко мне, и в уме моем зазвучал голос, нашептывавший мне тихо, но отчетливо. Я медленно повернулся на своем слякотном ложе, чтобы посмотреть, кто находится рядом. Но поблизости никого не было. Я лежал один на унылом пустынном берегу, над которым тянулся ряд высоких темных зданий. В следующий миг внутренний голос зазвучал снова, теперь громче и настойчивее, – он говорил мне, что я должен сделать.
Я пишу сии строки в дни спокойного раздумья, но тогда я был на грани помешательства, доведенный до такого состояния предательством возлюбленной, отчаянием, гневом и дурманным зельем опиумного мастера. Почти полностью потеряв человеческий облик, я лежал между миром людей и миром монстров; надо мной простиралось странное серо-бурое небо в ярко-красных потеках и кляксах, подо мной хлюпал черный липкий ил; и настойчивый шепот, похожий на шум стремительного потока, неумолчно звучал в моих ушах.
– Я слышу тебя! – услышал я свой голос. – Я выполню твою волю!
Потом я вскочил на ноги и, испуская нечленораздельные вопли, принялся метаться взад-вперед по берегу, точно буйный почитатель Бахуса. [297]297
[То есть хмельной поклонник бога вина, Бахуса. (Прим. ред.)]
[Закрыть]Но не вино привело меня в такое состояние, а благословенный опиум, открывший передо мной громадные черные ворота, за которыми стояло другое, более ужасное божество.
Спустя какое-то время – не знаю, минуты прошли или часы – я снова вернулся в мир людей, но не одним из них. Весь измазанный в грязи, я брел тяжкой поступью по Дорсет-стрит, [298]298
[Улица в районе Смитфилдс, пользовавшаяся дурной славой из-за высокого уровня преступности и нищеты. (Прим. ред.)]
[Закрыть]и даже обитатели этого Богом проклятого квартала расступались передо мной, увидев дикое выражение моих глаз. И голос все нашептывал, нашептывал мне, пока я шел на запад.
Наконец я поднялся по темной лестнице в свои комнаты, глубоко подавленный и промерзший до костей. Скинув мокрую, грязную одежду, я вымылся и надел все чистое. Потом я лежал на кровати, тяжело дыша, и смотрел в световое окошко на одинокую звезду, слабо мерцавшую, словно хрупкая надежда, в бледной безбрежности утра.
В следующей попытке убить Феба Даунта я не потерплю неудачи. Внутренний голос подсказал, как мне проверить свою решимость стать убийцей. Другой человек должен умереть, прежде чем я снова встречусь с врагом; только тогда я буду знать, что у меня хватит воли исполнить задуманное. «Умение приходит с опытом», – снова и снова шептал я. Божество справедливого возмездия требует двух жертв, дабы малое деяние стало залогом успеха деяния великого.
23 октября 1854 г., понедельник [299]299
[Нижеследующие фрагменты написаны на листках нелинованной бумаги и вклеены в рукопись. Почерк местами неразборчивый, предположительные варианты не поддающихся прочтению слов заключены в квадратные скобки. (Прим. ред.)]
[Закрыть]
Я проснулся, дрожа всем телом, и около часа лежал, слушая шум ветра и воображая, будто снова нахожусь в своей кровати в Сэндчерче. На стене – тени непонятного происхождения. Женщина с [клыками?]. Король с огромной кривой саблей. Ужасная когтистая рука ползет по стеганому покрывалу.
Я прикладываюсь к бутылке с настойкой Далби. Уже третий раз за ночь.
* * *
В десять часов в дверь постучала миссис Грейнджер. Я снова отослал ее прочь, сославшись на нездоровье.
Сегодня я останусь дома.
24 октября 1854 г., вторник
Бутылка с настойкой Далби пуста. Пытаясь вытрясти из нее несколько последних капель в бокал, я разрыдался.
Это произойдет сегодня вечером.
Я дошел до реки и перешел Саутворкский мост, чтобы пообедать в Боро. В гостинице «Кэтринс-Вил» было темно и людно, никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Я заказал два [бифштекса?] и стал наблюдать за официантом, выполняющим заказ. Нож, которым он пользовался, был тусклый и зазубренный, но резал красное мясо с легкостью. Такой отлично подойдет. Гораздо лучше, чем пистолет.
Потом – к месье [Корбин [300]300
[Корбин, Бомон, Стейси и Мессер, известные фармацевты и аптекари, державшие лавку по адресу Хай-Холборн, 300. (Прим. ред.)]
[Закрыть]] на Хай-Холборн. «Постоянная головная боль, сэр? Нет ничего хуже. Мы рекомендуем препарат [Годфри]. Вы предпочитаете Далби? Конечно, сэр».
* * *
Куранты церкви Темпл отбивают пять. Надеваю пальто. Кладу нож в карман. Натягиваю перчатки – новая пара, не запачкать бы.
Я вышел на улицу. Холодный ветреный вечер, начинал сгущаться туман.
Собор Святого Павла вздымался темной громадой во мраке. [Светового фонаря] не было видно, как и Золотой галереи, где мы с моей милой девочкой стояли вечность назад.
На восток по Чипсайду до Корнхилла, церковные колокола в Сити отбивают шесть. Я пробродил по улицам уже час. Он? Или он? Парень, что околачивается у церкви Сент-Мэри-ле-Боу? Или пожилой господин, выходящий из ресторанчика Неда на Финч-лейн? Я пребывал в замешательстве. Так много черных пальто, так много черных цилиндров. Так много жизней. Как же мне выбрать?
Наконец я оказался на Треднидл-стрит, прямо напротив Банка Англии.
Потом я увидел его, и сердце забилось учащенно. Он был одет так же, как остальные, но чем-то выделялся из толпы. Он стоял, озираясь по сторонам. Перейдет ли он через улицу? Возможно, он собирается сесть в подъезжающий омнибус. Но потом он натянул перчатки и быстро зашагал в сторону Полтри.
Я ни на секунду не упускал его из виду, пока мы двигались на запад: назад по Чипсайду, снова мимо собора Святого Павла, по Лудгейт-хилл до Флит-стрит и Темпл-Бар. Потом он повернул на север, прошел по Уич-стрит до Мейден-лейн, где перекусил и с полчаса читал газету в кофейном доме. В самом начале восьмого он вышел, несколько мгновений стоял на тротуаре в [клубящемся] тумане, поправляя шарф, а затем продолжил путь.
Мы прошли по улице чуть дальше, потом он свернул в узкий переулок, который я не замечал никогда раньше. Остановившись у входа в него, я окинул взглядом высокие глухие стены, густые тени и посмотрел на одинокую фигуру моей жертвы, шагавшую к короткой каменной лестнице, что спускалась к Стрэнду. Шипящий газовый фонарь над верхней ступенькой отбрасывал тусклый луч грязно-желтого света в туманной мгле. Что за место такое? Я поднял глаза на адресную табличку.
Каин-Корт, У.
Он уже приближался к ступенькам в дальнем конце переулка, но я быстро и бесшумно нагнал его.
Мои пальцы сомкнулись на рукояти ножа.
Ну вот, наконец я дошел в своей исповеди до места, с которого начал: убийство Лукаса Трендла, рыжеволосого незнакомца, совершенное 24 октября 1854 года. Он умер тем вечером, чтобы Феб Даунт тоже умер, как требовала справедливость, – ибо без убийства невинного Лукаса Трендла я мог бы и не справиться с более важным делом. Но теперь, после прискорбной смерти бедняги, убитого быстро и без малейших угрызений совести, я знал наверное, что способен на столь ужасное деяние. Подобная логика свойственна безумцам, но мне тогда так не казалось. Напротив, мне в тогдашнем моем душевном расстройстве представлялось вполне естественным убить невинного человека, чтобы гарантировать смерть виновного. Сейчас, когда я вторично признаюсь в своем преступлении, меня терзают угрызения совести за содеянное с бедным Лукасом Трендлом; но я не могу и никогда не стану раскаиваться в чувствах, подвигших меня на такой поступок.
События, последовавшие за тем знаменательным вечером, я уже описывал вам: потрясение, испытанное мной, когда я узнал имя своей жертвы; записка от шантажиста, полученная Беллой; карточка с приглашением на похороны Лукаса Трендла в Стоук-Ньюингтоне, подсунутая мне под дверь; расставание с Беллой в гостинице «Кларендон» на следующий вечер, когда она справедливо обвинила меня в том, что я скрываю от нее правду о себе; столкновение с Фордайсом Джуксом, заподозренным мной в шантаже; наконец, таинственное похлопывание по плечу, которое я почувствовал сначала у Диорамы, потом в Стоук-Ньюингтоне, и зловещая фигура, следовавшая за нами с Легрисом во время нашей лодочной прогулки до Хангерфордского моста.
Сейчас 13 ноября 1854 года. Место: комнаты Легриса в «Олбани». Время: спустя час после рассвета.
Легрис подошел к окну и раздвинул портьеры, впустив в душную комнату бледно-жемчужный свет. Ночь после нашего ужина в гостинице Милварта прошла за разговором, и я изложил своему дорогому другу подлинную историю Эдварда Глайвера, умолчав лишь о убийстве Лукаса Трендла и своем твердом намерении предать смерти и Феба Даунта. Сейчас передо мной стояла задача выяснить личность шантажиста и разобраться с ним, а потом я переведу все свое внимание на Феба Рейнсфорда Даунта.
Легрис смотрел на меня с таким напряженно-серьезным видом, что я начал жалеть, что открыл ему всю правду.
– Ну что ж, – проговорил он наконец, – я думал, ты в беде, и оказался прав. Бог знает, Джи, почему ты молчал раньше. Я хочу сказать, старина, ты мог бы дать другу возможность помочь тебе. Но теперь это дело прошлое. – Он потряс головой, словно обдумывая какую-то поразительную мысль. – Старый лорд Тансор, ну надо же. Тяжело тебе пришлось, Джи. Чертовски тяжело. Даже не представляю, что бы я чувствовал на твоем месте. Подумать только, родной отец! – Он снова потряс головой, потом продолжил более бодрым и решительным тоном: – Но вот Даунт – совсем другое дело. С ним надо разобраться. – Он немного помолчал, явно задаваясь каким-то вопросом. – Чего я не возьму в толк, так это почему Даунт прислал мне свою книжку с просьбой передать тебе. Разве мисс Картерет не сказала бы ему, где тебя найти?
– Могу лишь предположить, что он ведет со мной какую-то игру, – ответил я. – Вероятно, хотел таким образом предупредить меня, чтобы я оставил попытки расквитаться с ним; хотел дать понять, что легко может добраться до меня.
На лице Легриса отразилось сомнение. Потом он вдруг резко повернулся ко мне, с возбужденно горящими глазами:
– Слушай! Копии! У тебя же остались копии письменного показания и всего прочего, которые ты отослал старине Тредголду!
– Они пропали.
– Как так?
– По возвращении из Эвенвуда, после встречи с мисс Картерет, я нашел дома письмо от мистера Тредголда. Там произошла кража со взломом – брат и сестра повели его в церковь, и дома никого не осталось. Полагаю, это Плакроуз постарался. Ничего ценного не пропало, только бумаги и документы. Они в любом случае не имели законной силы: все написаны моей рукой. Я сделал еще одну копию письменного свидетельства мистера Картерета, но она теперь не поможет. У меня нет ровным счетом ничего.
Разочарованный, Легрис откинулся на спинку кресла. Но после минутного молчания он хлопнул ладонью по подлокотнику.
– Завтрак, вот что нам сейчас нужно.
И мы отправились в таверну «Лондон», чтобы съесть яичницу с беконом и подрумяненные хлебцы с устрицами, а потом обильно запить все кофием.
– Не вижу смысла ходить вокруг да около, старина, – сказал Легрис, когда мы вышли из таверны. – Твое дело гиблое. Вот и все, что тут можно сказать.
– Похоже на то, – уныло согласился я.
– Еще у нас имеется наш друг с реки. Веселый лодочник. Думаю, он сообщник Даунта, приставленный следить за тобой. Как нам быть с ним, интересно знать?
Поистине удивительно, как одно-единственное слово или фраза, произнесенные другим человеком, порой проливают свет на загадку, над которой мы долго и безуспешно ломали голову. Неужто моя тупость безгранична? Сообщник Даунта? Я знал только об одном сообщнике: Джосае Плакроузе. Далее последовала быстрая и, на мой взгляд, убедительная цепочка рассуждений. Если Плакроуз был человеком в лодке, значит, он же был человеком, похлопавшим меня по плечу на выходе с кладбища Эбни после похорон Лукаса Трендла и возле Диорамы после прогулки с Беллой в Риджентс-парке. В конце концов, мисс Картерет обмолвилась, что Плакроуз следил за мной до Стамфорда. Давно ли за мной велось наблюдение? Потом мысль перескочила на другое. «Конец пришел, пришел конец, подстерегает тебя; вот дошла, дошла напасть». В уме моем снова прозвучал зловещий стих из Иезекииля, к которому отсылали цифры, выколотые иголкой на первой записке шантажиста. Шантаж? Нет, то было предостережение – от моего врага.Джукс, теперь понял я, здесь совершенно ни при чем. Записки посылал Даунт.
– Что пригорюнился, доблестный рыцарь? – Легрис сердечно хлопнул меня по спине. – Выглядишь ты паршиво, но оно и не удивительно. Вот уж поистине – мистер Темная Лошадка! Но не беспокойся. Лучший из Легрисов на твоей стороне, что бы ни случилось. Теперь ты сражаешься не один. У меня еще осталось время до отъезда в полк, и я полностью в твоем распоряжении. А потом, возможно, ты отправишься путешествовать до моего возвращения. Что скажешь?
Я пожал Легрису руку и поблагодарил от всей души, хотя думал я совсем о другом: о выводах, следующих из моей запоздалой догадки.
– Куда теперь? – спросил он, сжимая трубку в зубах.
– Я домой спать.
– Я провожу тебя.
Я разоблачил своего шантажиста, хотя мой враг замышлял вовсе не шантаж, теперь я был уверен в этом. У меня не осталось ничего, чтобы отдать ему, а он при желании мог пойти в полицию и обвинить меня в убийстве Лукаса Трендла. Может, он просто показывал свою власть надо мной? Поразмыслив над этим вопросом, я пришел к выводу, что подобный поступок вполне в духе Даунта, этого злобного ничтожного выскочки; но теперь я начал чувствовать другую, более грозную опасность, скрытую за этой милой проделкой, – опасность, которую видел мистер Тредголд, но о которой я до сих пор не задумывался. Даунт приставил Плакроуза следить за мной, и теперь он знал про Лукаса Трендла. Записка Белле и приглашение на похороны моей жертвы были просто шуткой. Но какую цель он преследовал в действительности?
Потом все стало ясно. Он отнял у меня все, но не удовлетворился этим. Покуда я жив, я представлял для него постоянную угрозу – ведь существовала вероятность, что обнаружатся еще какие-нибудь свидетельства, подтверждающие мои притязания на звание законного наследника лорда Тансора, и тогда все его планы на будущее рухнут. У него не остается выбора. Для полной и окончательной победы он должен убить меня.
Я слишком долго просидел сложа руки. Теперь необходимо действовать, быстро и решительно. Я должен наконец нанести первый – и последний – удар по своему врагу.
Вечером следующего дня пришло письмо от мистера Тредголда с настойчивой просьбой приехать в Кентербери по возможности скорее. Но чем мне мог помочь мистер Тредголд? Без документов, украденных у меня, мне никогда не доказать, что я являюсь сыном лорда Тансора. «Ваше долгое молчание очень тревожит меня», – писал он.
Я не сумею толком помочь Вам, коли Вы не сообщите мне о нынешних Ваших обстоятельствах. Разумеется, Вы понимаете, что я не могу обсуждать Ваше дело непосредственно с лордом Тансором. Если станет известно о моем соучастии в тайном деянии, осуществленном покойной супругой его светлости, последуют неприятности самого серьезного свойства. Ни за себя, ни за свою репутацию я уже не беспокоюсь, но вот репутация фирмы – совсем другое дело. Однако еще большее значение имеет для меня торжественная клятва не предавать Вашу мать, данная мной в Темплской церкви. Эту клятву я никогдадобровольно не нарушу. Когда правда откроется (как может произойти в скором времени), я с готовностью приму неизбежное, ради Вас. Но я не могу рассказать все лорду Тансору по собственной воле. Это должны сделать Вы, дорогой Эдвард, и никто больше. Но я очень, очень хочу подробно обсудить все с Вами: узнать, когда и как Вы намерены снестись с его светлостью, и могу ли я помочь чем-нибудь в меру своих сил. Приезжайте поскорее, мой дорогой мальчик.
На обороте страницы был постскриптум:
Должен поблагодарить Вас (ибо я уверен, что сей знак внимания оказан мне Вами) за экземпляр «К. ш. В.», [301]301
[«Книжный шкаф Венеры», см. в конце главы «I. Книжный шкаф мистера Тредголда». (Прим. ред.)]
[Закрыть]пришедший с почтой вчера. В сопроводительной записке книготорговца говорилось, что он раздобыл книгу для меня, после долгих поисков, по распоряжению одного своего ценного клиента, пожелавшего остаться неизвестным. Мне нет нужды говорить, как глубоко признателен я Вам за то, что теперь в моем книжном шкафу содержится столь превосходное издание этого интереснейшего сочинения, и как мне не хватает наших регулярных бесед на библиографические темы. Теперь мне не с кем делиться моими маленькими книжными радостями, не с кем доверительно переглянуться в предвкушении восторга. Все это осталось в прошлом, более счастливом, чем настоящее.
Со вздохом я положил письмо на стол. Мне было нечего сказать на это, а потому оно так и останется без ответа. Даже если бы я по-прежнему располагал доказательствами своей подлинной личности, похищенными у меня через вероломство мисс Картерет, я бы не захотел просить мистера Тредголда ходатайствовать за меня перед лордом Тансором. Я слишком ясно понимал, что в таком случае он поставил бы под удар репутацию своей фирмы, а равно свою профессиональную и личную репутацию; и я ни за что на свете – даже ради возможности вернуть все, что я потерял, – не попросил бы славного джентльмена предать любимую женщину. А теперь уже слишком поздно. Доказательства уничтожены, и мне не на что рассчитывать. Внезапно охваченный глубоким отчаянием, я лег спать.
Я проснулся незадолго до полуночи. Последние две ночи мне снова снился самый жуткий мой сон: я стою один посреди огромного подземного зала с колоннами, в мерцающем свете моей свечи не видно ничего, кроме бескрайней стигийской тьмы повсюду вокруг; потом, как всегда, я вдруг сознаю, задохнувшись от ужаса, что я здесь не один. Объятый диким страхом, я каждую секунду ожидаю почувствовать легкое прикосновение к плечу и пробегающую по щеке струйку теплого воздуха, которая гасит свечу.
Испугавшись опять увидеть кошмарный сон, я встал с постели и попробовал разжечь камин в гостиной, но огонь толком не разгорался и вскоре совсем потух. Закутавшись в одеяло, я взял третий том «Bibliotheca Duportiana» и уселся перед мертвой черной пастью камина.
Я уже дошел до буквы Н: Нэббс, «Microcosmus: образ нравственности» (1637); произведения Томаса Нэша; «Natura Brevium», напечатанная Пинсоном в 1494 году; трактат Фридерика Носие «Обо всех блистающих звездах», изданный на английском Вудкоком в 1577 году; сочинение Неттера «Sacramentalia» (Париж, Франсуа Рено, 1523 [302]302
[См. сноску [34]. (Прим. ред.)]
[Закрыть]). Я немного задержался на комментариях доктора Даунта к этому редкому, исключительно редкому изданию знаменитого богословского трактата – изданию, которое явно не по карману адвокатскому клерку на жалованье в восемьдесят фунтов в год.
Назавтра в восемь часов утра я стоял на верхней лестничной площадке, напряженно прислушиваясь. Наконец я услышал его: стук захлопнутой двери Фордайса Джукса. Я быстро спустился вниз и несколько секунд помедлил, вдыхая холодный влажный воздух, проникавший на лестницу с улицы. Дверь оказалась запертой, как и следовало ожидать, но я прихватил с собой набор отмычек, которым обзавелся за годы работы на мистера Тредголда, и вскоре вошел в комнаты Джукса.
Гостиная выглядела так же, как в прошлый мой незваный визит: опрятная и уютная, тщательно подметенная и сверкающая чистотой, полная изящных и ценных предметов. Но в тот момент меня интересовал лишь один из них.
Открыть замок книжного шкафа не составило труда. Я протянул руку и взял с полки то, что искал: «Sacramentalia» Томаса Неттера – ин-фолио, Париж, Рено, 1523. На книге стоял такой же экслибрис, как на первом издании фелтемовских «Суждений», спрятанном мисс Имс в погребальной камере леди Тансор. В шкафу находилось еще около дюжины исключительно редких томов – все с тем же экслибрисом. Книги, картины и гравюры на стенах, изысканные вещицы в стеклянных шкафчиках – все высочайшего качества, все удобные для переноски в силу небольшого размера и все, несомненно, украденные из Эвенвуда. Я аккуратно поставил книгу на место, запер шкаф, а потом и входную дверь.
Вот, значит, о каком «новом источнике дохода», появившемся у Даунта, говорил мне Петтингейл. Неблагодарный мерзавец вынес эти редкие и чрезвычайно ценные предметы из дома своего покровителя и спрятал здесь, в комнатах своего прихвостня Фордайса Джукса, до времени, когда в них возникнет необходимость. Как вышло, что он привлек Фордайса Джукса к укрывательству краденого, меня не интересовало, но теперь мне стало ясно, откуда мой враг знал обо всех моих перемещениях. К Даунту не ведет никаких нитей, разумеется. Но Джукс – безусловно, еще и приставленный следить за мной, – это совсем другое дело.
Вернувшись в свои комнаты, я написал короткое письмо – левой рукой, печатными буквами.
Глубокоуважаемый лорд Тансор! Хочу обратить Ваше внимание на чрезвычайно важное дело, касаемое ряда ценных предметов, незаконно вынесенных из Вашего загородного дома. Упомянутые предметы, в том числе несколько исключительно редких книг, открыто хранятся в комнатах некоего Ф. Джукса, адвокатского клерка, по адресу Темпл-стрит, № 1, Уайтфрайарс, первый этаж.
Уверяю Вас, милорд, что данные сведения абсолютно достоверны и что единственным мотивом, побуждающим меня сообщить их Вам, является искреннее уважение к Вам, представителю старинного и знатного рода, а равно страстное желание посодействовать восстановлению справедливости.
За сим остаюсь, сэр, Ваш покорный слуга
Так, с Фордайсом Джуксом покончено.
Виндмилл-стрит, сумерки.
Публичные женщины, нарумяненные и разодетые, уже повалили толпами на улицы из окрестных дворов. Я немного посидел в кофейне Рамсдена, а потом неторопливо направился к «Трем соглядатаям». [304]304
[Публичный дом по адресу Виндмилл-стрит, 11, Хеймаркет. (Прим. ред.)]
[Закрыть]Грязный малолетний воришка попытался залезть ко мне в карман, когда я остановился зажечь сигару, но я вовремя обернулся и сбил его с ног крепкой оплеухой, ко всеобщему удовольствию окружающих.
Несколько проституток зазывно подмигнули мне, но ни одна из них не пришлась мне по вкусу. Потом, когда я уже вознамерился двинуться прочь, из «Трех соглядатаев» вышла девушка с зонтиком. Она взглянула на небо и собралась пройти мимо меня, когда я заступил ей путь.
– Прошу прощения. Ну да, точно! Мейбел, так ведь?
Она смерила меня взглядом.
– С кем имею дело, позвольте поинтересоваться? – В следующий миг девушка улыбнулась, признав меня. – Мистер Глэпторн, кажется. Как поживаете?
И самым милым образом чмокнула меня в щеку. От нее пахло душистым мылом и одеколоном.
Я ответил, что поживаю превосходно, особенно сейчас, когда повстречался с ней; а потом спросил, где сейчас ее работодательница, предприимчивая мадам Матильда, и ее сестра Сисси – ибо мне вдруг страшно захотелось возобновить свое знакомство с этими в высшей степени услужливыми soeurs de joie.
Мейбел сказала, что Сисси сейчас на Геррард-стрит, и мы, легко перекусив в таверне «Опера», направились под дождем туда. Поднявшись по лестнице, мы застали мисс Сисси у камина, где она грела свои прелестные ножки.
– Ну-с, дамы, – весело промолвил я, снимая шляпу и перчатки, – вот мы и снова вместе.
По выходе из заведения мадам Матильды я зашагал к Лестер-сквер. Решив поужинать, я свернул на Касл-стрит и зашел в ресторацию Роже, en routeбегло обозрев витрину мистера Кворича. [305]305
[Книготорговец Бернард Кворич, Касл-стрит, 16, Лестер-сквер. (Прим. ред.)]
[Закрыть]Я уселся у окна и заказал ужин – суп жюльен, pâté d’Italieи бутылку красного вина. Час или дольше я сидел, уныло размышляя о своем одиночестве, а потом велел подать еще одну бутылку.
В половине двенадцатого официант распахнул передо мной дверь и протянул мне руку, чтобы помочь подняться по ступенькам, но я, выругавшись, оттолкнул его в сторону. Я не сразу вспомнил, где нахожусь. Ко мне приблизилась группа уличных грабителей, которые оценивающе осмотрели меня, вероятно, предполагая во мне легкую жертву. Но я с вызывающим видом выплюнул окурок сигары и сумел-таки взглядом заставить их отступить. Они пошли своей дорогой.
– Не желаете ли развлечься, сэр?
Черт побери. Заняться мне нечем, а мисс Мейбел и мисс Сисси уже превратились в далекое воспоминание. Она – молоденькая, довольно опрятная, с очаровательной улыбкой.
– Всегда желаю, голубушка.
Что это? Я резко обернулся, но, в своем не вполне трезвом состоянии, потерял равновесие и стал падать на девицу. Она попыталась удержать меня, но я был слишком тяжелым, и мы оба повалились на грязный тротуар.
– Эй, что за шутки? – возмущенно спросила она.
Но дешевая шлюшка меня больше не интересовала. Это похлопывание по плечу разом отрезвило меня.
