Текст книги "Смысл ночи"

Автор книги: Майкл Кокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)

Брайн заметно смутился и принялся сбивчиво извиняться за свою вспышку, но я остановил его и поведал о своем разговоре со служанкой Мэри Бейкер, хотя, разумеется, не стал распространяться о своем давнем знакомстве с нашим другом Плакроузом.

Потом Брайн сообщил мне – тихим, прочувствованным голосом, почти растрогавшим меня, – что некогда он «питал привязанность» к Агнес Бейкер. Как понимать данное выражение, он предоставил решать мне.

– Похоже, Брайн, – сказал я, когда мы проходили под аркой сторожевого дома, – мы с тобой занимаем одну позицию по отношению к Джосае Плакроузу. Но мне особенно интересно знать, – продолжал я, чувствуя потребность выкурить еще одну сигару, но не имея при себе больше, – каким образом столь мерзкий тип заделался приятелем мистера Феба Даунта. Определенно, я не единственный, кто видит разительную несовместимость двух этих людей. Ты не знаешь, часом, как относился мистер Картерет к столь странному знакомству?

– Как и подобает любому здравомыслящему джентльмену, – несколько уклончиво ответил Брайн. – Я знаю, поскольку сам слышал, как он говорил мисс Эмили.

– Что именно он говорил, Брайн? Ну же, скажи мне, между нами не должно быть секретов.

– Извините, сэр, но передавать чужие частные разговоры никак негоже.

Я мысленно обругал малого за щепетильность. Хороший же шпион из него получится! Я довольно резко напомнил ему об условиях нашего соглашения, и после минутного колебания он неохотно начал излагать содержание случайно услышанного разговора мистера Картерета с дочерью.

– Его светлость давал обед по случаю своего дня рождения, а после мне пришлось отвозить хозяина и мисс Эмили обратно домой в ландо – оно старое, прежде принадлежало матери мистера Картерета, но служит исправно и…

– Брайн. Факты, пожалуйста.

– Конечно, сэр. В общем, я приехал, чтобы забрать хозяина и мисс Эмили из усадьбы, и тотчас понял, что между ними творится неладное. Госпожа была мрачнее тучи, когда садилась в ландо, да и мистер Картерет выглядел немногим лучше.

– Продолжай.

– Тем вечером задувал жуткий ветрище, как сейчас помню, и нас изрядно потрепало на обратном пути, скажу я вам, особенно на подъеме от реки. Но хотя ветер свистел у меня в ушах, до меня изредка долетали обрывки разговора, что вели хозяин и мисс.

– Тогда-то мистер Картерет и заговорил о Плакроузе?

– Имени он не называл, но я сразу понял, о ком идет речь. Тем вечером Плакроуз привез в карете мистера Феба Даунта и другого джентльмена – тем самым проклятым вечером, когда он положил глаз на Агнес. В столовой у слуг вышла какая-то свара – Плакроуз ужинал там, а два других джентльмена наверху, с господами, и он угрожал мистеру Крэншоу, дворецкому его светлости. Мне про заваруху рассказал Джон Хупер, который все видел. В общем, мы добрались до дома, и я помог ей выйти из коляски, в смысле мисс Эмили, – и она вихрем пронеслась в дом, а отец последовал за ней, призывая остановиться. Ну, я откатил ландо во двор, поставил лошадей в конюшню, а потом пошел на кухню – ночь, как я сказал, выдалась холодная да ненастная, а у Сюзан Роуторн всегда найдется глоточек горячительного для меня в собачью погоду. «Тут у нас такой тарарам поднялся, – говорит она, когда я вхожу. – Хозяин и мисс бранятся на чем свет стоит». Она так и сказала: бранятся на чем свет стоит. Госпожа у нас с норовом, мы все знаем. Но Сюзан говорит, она ни разу не слыхала ничего подобного: крики, хлопанье дверей и не знаю что еще.

– У тебя есть какие-нибудь догадки насчет причины ссоры?

– О, тут гадать нечего, сэр. Я знаю все наверное со слов Сюзан. Она подслушивала и подглядывала, по своему обыкновению. Право дело, сэр, вам следовало бы заключить соглашение с ней, а не со мной.

Он глупо ухмыльнулся, и я снова мысленно обругал деревенского дурня с его жалкими потугами взять шутливый тон.

– Продолжай, Брайн, да поживее, – нетерпеливо велел я. – Что тебе рассказала домоправительница?

А сейчас, чтобы избавить вас от бессвязной болтовни Джона Брайна, я поведаю своими словами о событиях знаменательного вечера, когда Джосая Плакроуз приехал в Эвенвуд вместе с Фебом Даунтом, а мистер Картерет и его дочь впервые в жизни поссорились. Мой рассказ построен на показаниях миссис Сюзан Роуторн, Джона Брайна и Лиззи Брайн.

Возвратившись домой после тряской поездки по лютому ветру, мисс Картерет вбежала в дом, не обращая внимания на оклики отца, сразу же поднялась в свою спальню и с грохотом захлопнула дверь. Она едва успела позвонить своей горничной, Лиззи Брайн, как раздался короткий стук в дверь и вошел мистер Картерет, все еще в пальто и все еще взволнованный до чрезвычайности.

– Так не годится, Эмили. Решительно не годится. Ты должна рассказать мне все, иначе нашей с тобой дружбе конец. Такие вот дела.

– Как я могу рассказать тебе все, если мне нечего рассказать?

Мисс Картерет стояла у окна, с перекинутым через руку плащом, с растрепанными волосами, приведенными в беспорядок ветром, что по-прежнему завывал снаружи. Расстроенная и рассерженная поворотом событий, обиженная на отца, она была не расположена к примирению.

– Нечего рассказать! Ты уверена? Прекрасно. Значит, так. Ты прекратишь всякое общение с этим господином – слышишь меня? Разумеется, мы должны соблюдать светские приличия в отношениях с нашими соседями – но не более того. Надеюсь, я ясно выразился?

– Нет, сэр, не ясно. – Она уже не сдерживала негодования. – Позвольте спросить, о ком вы говорите?

– О мистере Фебе Даунте, конечно же.

– Но это нелепо! Я знаю мистера Феба Даунта с шести лет, а его отец – один из самых дорогих и преданных твоих друзей. Я знаю, что ты держишься о Фебе не столь высокого мнения, как все остальные, но, честное слово, меня изумляет, что ты настроен к нему столь враждебно.

– Но я видел за обедом. Он наклонился к тебе самым что ни на есть… – Мистер Картерет сделал паузу. – Самым что ни на есть интимным образом. Ага! Ты молчишь! Впрочем, зачем тебе пускаться в объяснения? Своим оскорбленным молчанием ты пытаешься отвести мне глаза.

– Он наклонился ко мне?Ты в этом меня обвиняешь?

– Значит, ты отрицаешь, что тайно поощряла его… его ухаживания?

Мистер Картерет засунул руки в карманы и покачивался на пятках, всем своим видом словно говоря: «Ну давай! Скажи мне, что я заблуждаюсь, коли можешь!»

Но мисс Картерет так и сказала – причем с холодной яростью в голосе, хотя и отвернув лицо в сторону.

– Не понимаю, почему ты так обращаешься со мной, – продолжала она, сердито бросая плащ на кровать. – Мне кажется, я всегда уважала твои желания. Я уже достигла совершеннолетия, и ты прекрасно знаешь, что я могу хоть завтра покинуть твой дом и выйти замуж за кого пожелаю.

– Только не за него, только не за него! – почти простонал мистер Картерет, ероша волосы пятерней.

– Почему не за него, если мне так угодно?

– Еще раз прошу тебя: суди о нем по компании, с которой он водится.

Мисс Картерет вопросительно уставилась на отца – не пояснит ли он наконец свой загадочный призыв. Тут в дверь постучали, и вошла Лиззи Брайн.

– Что-нибудь стряслось, мисс?

Она посмотрела на госпожу, потом на мистера Картерета – они двое так и стояли молча друг против друга. Разумеется, горничная слышала грохот захлопнутой двери и раздраженные голоса. Собственно говоря, она с минуту подслушивала в коридоре, прежде чем дать знать о своем присутствии. И не одна она: домоправительница Сюзан Роуторн, по обыкновению ревностно исполнявшая свои обязанности, уже нашла неотложный повод взбежать по лестнице со всей скоростью, какую ей позволяли развить короткие ноги, и зайти по важной надобности в комнату, соседнюю со спальней мисс Картерет. Там имелась смежная дверь, к замочной скважине которой миссис Роуторн сочла нужным припасть глазом – несомненно, по веским причинам, имеющим прямое отношение к управлению домашним хозяйством.

– Нет, Лиззи, ничего не стряслось, – ответила мисс Картерет. – Ты мне сегодня больше не понадобишься. Можешь идти домой. Но завтра приди с утра пораньше.

Лиззи сделала книксен и вышла, медленно затворив дверь за собой. Но она не отправилась домой тотчас же, а на цыпочках проследовала в соседнюю комнату, чтобы присоединиться к подглядывающей в замочную скважину миссис Роуторн – последняя быстро оглянулась и прижала палец к губам при ее появлении.

Снова оставшись наедине (как они полагали), отец и дочь с минуту стояли в неловком молчании. Первой заговорила мисс Картерет:

– Отец, если ты любишь меня, будь со мной откровенен. Кто из знакомых мистера Феба Даунта вызывает у тебя столь сильное отвращение? Ты ведь не мистера Петтингейла имеешь в виду?

– Нет, не мистера Петтингейла. Хотя я не знаю этого джентльмена, у меня нет оснований думать о нем дурно.

– Тогда о ком ты говоришь?

– О другом… субъекте. Гнуснее и подлее которого я в жизни не встречал. И он называет себя приятелем мистера Феба Даунта! Представляешь! Этот самодовольный негодяй, этот… этот Молох в человеческом обличье приезжает в Эвенвуд в обществе мистера Даунта. Нет, ну что ты на это скажешь?

– Что я могу сказать? – Мисс Картерет, уже овладевшая собой, стояла у зашторенного окна в своей характерной позе: руки скрещены на груди, подбородок вскинут, голова чуть наклонена вбок, лицо лишено всякого выражения. – Я не знаю описанного тобой господина. Но если он действительно знакомый мистера Феба Даунта, что ж, это дело мистера Даунта, но никак не наше. Видимо, у него есть веские причины, вынуждающие к общению – возможно, временному – с человеком, о котором ты говоришь. Ты должен понимать: это не нашего ума дело. Что же касается до самого мистера Даунта, клянусь памятью моей любимой матушки, перед Богом клянусь, что у меня нет ни малейших оснований корить себя за небрежение дочерним долгом перед отцом.

Хотя она не сказала ничего особенного, ее невозмутимый вид и решительный тон, похоже, подействовали на мистера Картерета успокоительно – он перестал поминутно сдергивать с носа и нервно протирать очки и теперь убрал платок обратно в карман.

– Так, значит, я действительно не прав, дорогая? – тихо, почти жалобно спросил он.

– Не прав, отец?

– Не прав, подозревая тебя в тайной сердечной приязни к мистеру Фебу Даунту?

– Милый папа… – Мисс Картерет шагнула вперед и ласково взяла отца за руку. – Я отношусь к нему как относилась всегда. Он наш сосед и мой друг детства. Вот и все. А если ты требуешь от меня полной откровенности, я скажу, что мистер Даунт мне не нравится, но я всегда буду держаться с ним учтиво, из уважения к его отцу. Коли ты принял мою учтивость за нежные чувства, мне, право, очень жаль, но моей вины здесь нет.

Теперь мисс Эмили улыбалась – а какой отец в силах устоять против столь очаровательной улыбки? Мистер Картерет поцеловал дочь и обозвал себя глупым стариком: мол, как он мог подумать, что она когда-нибудь пойдет против его воли.

Потом, однако, ему в голову пришла какая-то мысль.

– Но, дорогая моя, – с беспокойством промолвил он, – ведь ты, полагаю, захочешь выйти замуж в не очень отдаленном будущем?

– Вероятно, – мягко ответила она. – Но не сейчас, папа, не сейчас.

– И не за него, дорогая.

– Нет, папа, не за него.

Мистер Картерет удовлетворенно кивнул, еще раз поцеловал дочь и пожелал ей доброй ночи. Когда он скрылся за углом коридора, ведущего к его спальне, миссис Роуторн и Лиззи Брайн тихонько вернулись на кухню.

Вот правдивый и точный рассказ о ссоре, произошедшей тем вечером между мистером Полом Картеретом и его дочерью. Во всяком случае, я постарался изложить известные мне факты предельно правдиво и точно.

Но все ли они сказали друг другу? Не осталось ли в сердце каждого из них секретов, которые они не могли открыть друг другу?

27. Sub rosa [193]193
  [Буквально: «под розой», т. е. тайно, втайне. (Прим. ред.)]


[Закрыть]

Я вернулся на конюшенный двор и через заднюю дверь вошел в кухню. Там я застал Сюзан Роуторн, поглощенную разговором с кухаркой миссис Барнс. В ходе своей профессиональной деятельности я всегда стараюсь сблизиться со слугами, и сейчас мне представился удобный случай.

– Угодно ли вам поужинать в вашей комнате, сэр? – спросила домоправительница.

– Поужинать мне угодно, – ответил я. – Но я поем здесь с вами, если вы позволите.

Произведя желаемое впечатление своей учтивостью, я оставил двух женщин собирать на стол, а сам направился в свою комнату с намерением пополнить запас сигар, что всегда держу при себе.

У подножья лестницы я остановился.

В вестибюле у передней двери стоял дорожный сундук, обтянутый черной кожей, и три или четыре сумки. Кто-то собирается уезжать? Или кто-то приехал? На крышке сундука я разглядел инициалы «м. МБ». Гость, заключил я. Еще один вопрос к миссис Роуторн.

Взяв несколько сигар из своего саквояжа, я пошел обратно на кухню и по пути обратил внимание, что дверь гостиной, которая была закрыта минуту назад, когда я рассматривал сундук, теперь отворена. Натурально, я заглянул в комнату – там никого не было, но мой нос, весьма чувствительный к подобным запахам, почуял слабый интригующий аромат лаванды, еще витавший в воздухе.

Миссис Барнс приготовила сытный ужин, пришедшийся как нельзя кстати после моей пешей прогулки к Храму и обратной поездки в ландо с мисс Картерет. Час или даже больше я просидел у камина, предоставив слово миссис Роуторн. Я внимательно слушал, сперва уплетая отбивную котлету с жареными почками и обильно запивая джин-пуншем, а потом уплетая превосходнейший яблочный пирог. Все поведанное почтенной дамой я описал в предыдущей главе. У меня остался лишь один вопрос.

– Полагаю, мисс Картерет занята со своими гостями?

– О, там только одна гостья, сэр, – сказала миссис Роуторн. – Мисс Буиссон.

– Ах, вот как. Родственница, наверное?

– Нет, сэр, подруга. С парижских времен. Брайн только что понес вещи мисс Буиссон в ее комнату. Какой удар для бедняжки – проделать такой пути и застать всех нас в таком расстройстве.

Я спросил, хорошо ли мисс Буиссон знала мистера Картерета, и миссис Роуторн ответила, что барышня много раз приезжала в Англию и пользовалась особым расположением покойного хозяина.

– Надо думать, у мисс Картерет много подруг в округе, – предположил я.

– Подруг? Ну да, можно и так сказать. Мисс Лангэм и дочь сэра Гранвилля Лоримера. Но чудное дело – мисс Буиссон у нее одна такая.

– Что вы имеете в виду?

– Они неразлучны, сэр. Да, другого слова не подобрать. Прям как сестры, хотя они такие разные по внешности и характеру. – Она потрясла головой. – Нет. У мисс нет настоящих подруг, кроме мисс Буиссон.

Когда я уже собирался уходить, в кухню вошел Джон Брайн. При виде меня он слегка покраснел, но я быстро отвлек внимание женщин, опрокинув на стол свой третий (или четвертый?) стакан джин-пунша. Извинившись за свою неловкость, я благополучно улизнул.

Вернувшись в свою комнату, я закурил очередную сигару, сбросил башмаки и улегся на кровать.

Меня мутило и подташнивало – сказывался излишек вина и сигар. Несмотря на крайнюю усталость, в уме моем царило тревожное возбуждение, и о сне не могло идти и речи. Завтра я вернусь в Лондон, зная об открытии мистера Картерета не больше, чем в день приезда в Нортгемптоншир, но не сомневаясь, что именно оно стало причиной его смерти. А если дело касается родового наследования Тансоров, выходит, я тоже оказался причастен к заговору, приведшему к убийству секретаря его светлости.

Я попытался заставить себя думать о другом – о Белле и о том, чем она сейчас занимается. Сегодня, я знал, в Блайт-Лодж дают обед в честь одного из самых именитых членов «Академии», герцога Б. Стол сервируют лучшим серебром, и миссис Ди будет блистать в своем гранатово-жемчужном гарнитуре и роскошном головном уборе с павлиньими перьями, который она всегда надевает по особо торжественным случаям как символ своей власти в государстве под названием «Академия». Я представил Беллу в голубом шелковом платье, с любимым колье работы Кастеллани [194]194
  [Итальянский ювелир Фортунатто Пио Кастеллани (1793–1865) специализировался в изготовлении украшений, имитирующих работы древних этрусских мастеров. (Прим. ред.)]


[Закрыть]на прелестной шее, с венком из искусственных белых роз в густых черных волосах. Ее непременно попросят сыграть на фортепиано и спеть, и, конечно же, она очарует всех до единого присутствующих мужчин. Иные даже вообразят, будто влюблены в нее.

Я закрыл глаза, но желанный сон все не шел. В такой полудреме я пролежал около часа, покуда бой часов на сторожевом доме не вернул меня к действительности. Окончательно потеряв всякий сон, я принялся размышлять, что же мне теперь делать, и вдруг до моего слуха донесся странный звук. Поначалу я решил, что это ветер, но, выглянув в окно, увидел, что ветви деревьев в роще едва колышутся. Снова воцарилась тишина, но немного погодя звук повторился – жалобное постанывание, точно собака скулит во сне.

Я встал и надел башмаки. Взяв свечу, я отворил дверь.

В коридоре стояла кромешная тьма, в доме – гробовая тишина. Справа от меня находилась главная лестница, спускавшаяся в вестибюль; слева я разглядел две двери, ведущие в комнаты, которые выходили на лужайку, как и моя спальня; комната напротив – кабинет мистера Картерета, как я узнал позже, – по всей видимости, выходила в задний сад. Медленно двинувшись по коридору, я увидел, что впереди он поворачивает направо и тянется в глубину дома.

Я остановился и несколько мгновений стоял неподвижно, напрягая слух, но не услышал ни звука, а потому пошел обратно, чуть быстрее. Я прикрыл ладонью трепещущее пламя свечи, чтобы не погасло, и громадные тени от пальцев бесшумно заскользили по стенам и дверям с обеих сторон от меня. Поравнявшись со второй из дверей в передней части дома, я снова услышал тихий сдавленный стон. Я поставил подсвечник на пол и опустился на колени, слабо скрипнув башмаками. Язычок замочной скважины не отодвигался, а потому я прижался ухом к двери.

Тишина. Я ждал, затаив дыхание. Что это? Шорох, словно шелковое платье упало на пол. Мгновенье спустя до меня долетел невнятный шепот. Я напряженно прищурился и плотнее прижался ухом к закрытой двери, силясь разобрать слова, но у меня ничего не получалось, покуда…

– Mais il est mort. Mort! [195]195
  [«Но он умер. Умер!» (Прим. ред.)]


[Закрыть]

Уже не шепот, но страдальческий крик – еекрик! Потом раздался другой голос, настойчивый и ласковый:

– Sois calme, топ ange! Personne ne sait. [196]196
  [«Успокойся, ангел мой! Никто не знает». (Прим. ред.)]


[Закрыть]

Обе женщины снова перешли на шепот, и лишь изредка, когда одна или другая чуть повышали голос, я улавливал обрывки фраз.

– Il ne devrait pas s ’etre produit…

– Qu’a-t-il dit?..

– Qu’est-ce que jepourrais faire?.. Je ne pourrais pas lui dire la vérité…

– Mais que fera-t-il?..

– Il dit qu’il le trouvera…

– Mon Dieu, qu’est-ce que с’est que çа? [197]197
  [«– Этого не должно было случиться…
  – Что он сказал?..
  – Что я могла поделать?.. Я не могла сказать ему правду…
  – Но что он станет делать?..
  – Он говорит, что найдет его…
  – Боже мой, что это?» (Прим. ред.)]


[Закрыть]

Слегка пошевелив затекшей ногой, я случайно опрокинул подсвечник, и тотчас услышал быстрые шаги, направлявшиеся к двери. Вернуться в свою комнату я бы не успел, а потому, проворно схватив подсвечник, я бегом бросился назад по коридору и завернул за угол как раз в тот момент, когда дверь открылась.

Я не видел девушек, но живо представил, как они испуганно выглядывают в темный коридор и озираются по сторонам. Наконец я услышал, как дверь затворилась, и через минуту отважился высунуться из-за угла, дабы удостовериться, что путь свободен.

Возвратившись в свою комнату, я тотчас же сел и записал все, что запомнил из разговора мисс Картерет с подругой. Словно ученый, работающий с фрагментами некоего древнего текста, я попытался восполнить пропуски, чтобы понять смысл услышанного, но безуспешно: обрывочные, несвязные фразы, приведенные выше, не поддавались расшифровке. Решив в конечном счете, что мне мерещатся тайны и заговоры там, где их нет и в помине, я подошел к окну и снова выглянул в залитый лунным светом сад.

Мисс Картерет, мисс Картерет! Я был совершенно очарован, околдован своей троюродной сестрой, хотя и ненавидел себя за нелепую слабость. Все случилось за два дня – за каких-то два дня! Это просто минутное увлечение, в очередной раз повторил я себе. Забудь о ней. У тебя есть Белла, и она – все, что тебе нужно. Зачем терять драгоценное время на эту холодную куклу – время, которое следует потратить на достижение твоей великой цели?

Но кто внемлет голосу рассудка, когда в другое ухо нежно и настойчиво нашептывает любовь?

Рано утром меня разбудил стук в дверь – миссис Роуторн принесла поднос с завтраком, как я просил.

Спустившись в вестибюль получасом позже, я заглянул в гостиную, потом в другие две комнаты в передней части дома, но не обнаружил там ни мисс Картерет, ни ее подруги мадемуазель Буиссон. Маленькие французские часы на каминной полке пробили половину восьмого, когда я открыл парадную дверь и вышел в холодное пасмурное утро.

Когда Брайн привел мою лошадь с конюшенного двора, я глубоко затягивался первой за день сигарой в надежде, что крепкий табак окажет на меня необходимое бодрящее действие. Он пожелал мне доброго пути, а я спросил, видел ли он мисс Картерет с утра.

– Нет, сэр, – ответил Брайн. – Сегодня еще не видел. Она вчера сказала моей сестре, что встанет поздно, и велела ее не беспокоить.

– Пожалуйста, засвидетельствуй мисс Картерет мое почтение.

– Будет сделано, сэр.

– Ты не потеряешь адрес, что я тебе дал?

– Никак нет, сэр.

Я сел в седло и уже когда проезжал под темной гулкой аркой шотландского сторожевого дома, резко натянул поводья, развернул лошадь и во весь опор поскакал обратно в парк.

Поднявшись по длинному склону и промчавшись галопом по дубовой аллее на вершине холма, я остановился и устремил взор за подернутую туманом реку, на Эвенвуд.

По небу плыли хмурые свинцово-серые облака, холодный восточный ветер свистел в безлистых кронах деревьев, но даже в такой непогожий день у меня зашлось сердце от красоты величественного здания – обители земных радостей и наслаждений. Скоро ли наступит день, когда я войду в Эвенвуд хозяином и прочно обоснуюсь за его воротами?

Проезжая мимо пастората, я увидел доктора и миссис Даунт, они шли под руку по узкой улочке от церкви. Заметив меня, преподобный остановился и приветственно приподнял шляпу, на каковой жест я ответил таким же манером. Его жена, однако, тотчас высвободила свою руку и зашагала по улице одна.

В следующую минуту Эвенвуд и мисс Эмили Картерет остались позади.

По холодной промозглой погоде я добрался до Стамфорда и свернул на Хай-стрит незадолго до девяти часов. Возвратив лошадь гостиничному конюху, я велел портье отослать мой багаж на железнодорожную станцию к следующему поезду на Питерборо. После верховой поездки по свежему воздуху в голове у меня прояснилось, настроение поднялось и аппетит разгулялся, а поскольку до поезда оставался еще час, я заказал отбивные котлеты, бекон, яичницу, котелок горячего кофия и устроился у камина в одной из общих комнат, чтобы скоротать время за чтением газет.

Я входил в первоклассный зал ожидания за десять минут до прибытия поезда, когда вдруг у меня в голове всплыло кое-что, сказанное доктором Даунтом на обратном пути из Эвенвудской библиотеки. Он упомянул о прежнем желании своего сына стать юристом по примеру его ближайшего друга в Кембридже. Тогда я не обратил внимания на слова пастора, но сейчас, стоя в зале ожидания стамфордского вокзала, вспомнил их до странного отчетливо.

Знаете, я очень верю в интуицию – в способность постигать истину без помощи рассудка и без всякого размышления. У меня сильно развитая интуиция, она почти никогда меня не подводила, и я научился доверять ее голосу. Вы никогда не знаете, куда интуиция может привести вас. Я, собственно, вот о чем: не знаю почему, я вдруг исполнился уверенности, что мне необходимо выяснить имя университетского товарища Даунта. Посему, движимый внутренним побуждением, я немедленно изменил свои планы и, заглянув в своего Брэдшоу, [198]198
  [Ежемесячный железнодорожный справочник, выпускавшийся Джорджем Брэдшоу (1801–1853). Первое издание – в желтой обложке, впоследствии ставшей традиционной, – вышло в декабре 1841 г. (Прим. ред.)]


[Закрыть]решил отправиться в Кембридж.

Поезд до Ярмута, на котором я намеревался доехать до Или, прибыл к платформе. Я уже собрался взять саквояж и двинуться на посадку, когда ко мне подбежал запыхавшийся гостиничный слуга и сунул мне в руку толстый конверт, почти пакет.

– Что это?

– Прошу прощения, сэр, портье говорит, это пришло на ваше имя.

Ах да, сообразил я. Перевод Ямвлиха, выполненный доктором Даунтом. Профессор Слейк прислал мне гранки, согласно договоренности. Поскольку до отхода поезда оставались считаные секунды, у меня не было времени выговаривать тупому красномордому малому за оплошность гостиничных служащих, не отдавших мне пакет раньше. Я молча отодвинул его в сторону, затолкал гранки в карман сюртука и успел занять свое место в вагоне за мгновение до свистка станционного начальника.

К моему ужасу, выбранный мной вагон оказался битком набит, и я провел пренеприятные два с четвертью часа, тесно зажатый между дородной и весьма враждебно настроенной дамой, державшей на коленях корзину со щенком спаниеля, и непоседливым, вертлявым мальчишкой лет тринадцати, проявлявшим повышенный интерес к щенку. Саквояж стоял у меня между ног, так как на багажных полках не нашлось свободного места.

Я высадился в Или – с огромным облегчением – и успел на поезд до Кембриджа, отходивший от платформы буквально через несколько секунд. Прибыв наконец в пункт назначения, я взял кеб до города и вышел у ворот колледжа Святой Катарины.