355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Майкл Кокс » Смысл ночи » Текст книги (страница 33)
Смысл ночи
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:07

Текст книги "Смысл ночи"


Автор книги: Майкл Кокс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 40 страниц)

Казалось, Эмили находила неподдельное удовольствие в моем обществе: она неизменно приветствовала меня радостной улыбкой, когда я входил в гостиную дома на Уилкот-Кресент, позволяла мне держать себя под локоть на прогулках и целовать свою руку при встречах и расставаниях.

Она стала для меня приятнейшим из собеседников и самым участливым другом, но теперь я начал замечать в ней признаки, красноречиво свидетельствовавшие о чем-то большем, нежели простая приязнь, – особые жесты и взгляды, особые нотки в голосе… Порой она чуть дольше задерживала мою руку в своей руке и сжимала чуть крепче, чем прежде; и смотрела на меня таким сияющим взглядом; и как бы ненароком прижималась ко мне плечом, когда мы стояли на тротуаре, собираясь перейти улицу. Все это говорило о чем-то большем, гораздо большем, чем дружба, и меня переполняло счастье от сознания, что любовь пришла наконец и к ней, как в свое время пришла ко мне.

Потом, в третью неделю июня, лорд и леди Тансор вернулись из Вест-Индии – без Даунта, который отправился в Нью-Йорк по своим литературным делам. Соответственно, мисс Картерет начала готовиться к переезду из тетушкиного дома в Эвенвуд. Утром накануне ее отбытия мы пошли прогуляться в Гайд-парк. День выдался пасмурный, и уже через час, когда мы находились в одном из глухих уголков парка, внезапно хлынул дождь. В поисках укрытия мы бегом бросились к могучему дубу.

Несколько минут мы стояли, прижимаясь друг другу и хохоча как дети, под раскидистой кроной, в которой стрекотали дождевые струи. Потом с запада донесся глухой раскат грома, заставивший Эмили тревожно оглянуться вокруг.

– Здесь небезопасно, – испуганно промолвила она.

Я сказал, что никакой опасности нет и что гроза слишком далеко, чтобы беспокоиться.

– Но мне все равно страшно.

– Дорогая, для страха нет причин.

Несколько мгновений она молчала, а затем тихо проговорила, опустив глаза:

– Возможно, меня пугает не гроза, а смятение в моей душе.

В следующий миг я порывисто привлек Эмили к себе и почувствовал ароматное теплое дыхание, когда прижался губами к ее губам, сначала нежно, потом настойчиво. Ее тело, которое я некогда считал чуждым всякого желания, сейчас с готовностью, со страстью отозвалось на мое прикосновение и прижалось ко мне с такой силой, что я едва не потерял равновесие. Но она ни на миг не ослабила объятий. Я ощутил себя тонущим человеком, подхваченным бурным потоком, могучим и необратимым, и в считаные секунды вся жизнь пронеслась перед моими глазами, прежде чем я погрузился в блаженное забытье.

Задыхаясь, Эмили прильнула ко мне всем телом, в сбитой на затылок шляпке, с растрепанными волосами, с мокрым от дождя лицом.

– Я полюбил тебя с первого взгляда, – прошептал я.

– И я тебя.

Положив голову мне на плечо, она нежно водила пальцами по моей шее сзади, и мы стояли в молчании, не размыкая объятий, покуда дождь не пошел на убыль.

– Ты будешь любить меня всегда? – чуть слышно проговорила она.

– Нужно ли спрашивать?

40. Nec scire fas est omnia [280]280
  [«Знать все не дозволено» (Гораций, «Оды», IV.IV). (Прим. ред.)]


[Закрыть]

С того дня я воспрянул духом и почувствовал себя бодрее, счастливее и беспечнее, чем когда-либо за все годы, минувшие со студенческой поры в Гейдельберге. Любая цель была мне по плечу теперь, когда я добился любви моей милой девочки! Мы договорились, что я приеду в Эвенвуд, как только она устроится на новом месте, и все остальное казалось отчаянно скучным и неинтересным по сравнению с этой перспективой. Но потом я получил письмо от мистера Тредголда, пристыдившее меня и заставившее вернуться мыслями ко всем заброшенным делам.

Дорогой Эдвард! Я чрезвычайно обеспокоился, когда Вы не приехали в Кентербери, как было условлено. Вот уже много недель от Вас ни слуху ни духу, а сейчас мистер Орр написал мне, что за последний месяц Вы ни разу не появлялись на Патерностер-роу, и я испугался, не приключилось с Вами какой беды. Мне стало гораздо лучше, как Вы видите по моему почерку и как могли бы удостовериться своими глазами. Но я все еще не в состоянии покинуть Кентербери, а потому прошу Вас написать мне по возможности скорее, дабы успокоить меня на Ваш счет.

Не стану упоминать здесь о другом вопросе, не выходящем у меня из головы со времени Вашего последнего визита, – я имею в виду, конечно же, замечание относительно предмета Ваших поисков, сделанное Вами перед самым уходом; скажу лишь, что данный вопрос представляется настолько важным, что с нашей с Вами стороны было бы крайне неразумно доверять бумаге любые соображения, касающиеся его. Надеюсь, Вы безотлагательно уведомите меня, когда мне следует ждать Вас здесь, дабы мы могли обсудить все с глазу на глаз.

Бог да благословит и защитит Вас, мой милый мальчик!

К. Тредголд

Письмо моего работодателя вернуло меня из царства грез к действительности, и я тотчас же отправился поездом в Кентербери.

Мистер Тредголд сидел в плетеном кресле под сиреневым кустом, в солнечном саду позади Марден-хауса. Колени у него были накрыты пледом, и он писал что-то в тетради, переплетенной в кожу. Его исхудалое лицо, затененное широкими полями шляпы, выглядело усталым, но прежняя учтивость манер отчасти вернулась к нему, о чем свидетельствовала лучезарная улыбка, которой он меня приветствовал.

– Эдвард, мой дорогой мальчик! Вы приехали. Присаживайтесь! Присаживайтесь же!

Речь у мистера Тредголда оставалась не совсем внятной, и я заметил, что руки у него слегка дрожали, когда он протирал монокль; но во всех прочих отношениях он производил впечатление вполне дееспособного человека. Не тратя времени на праздную болтовню, он сразу же сообщил мне, что в суд лорда-канцлера подано прошение об отмене ограничительных условий наследования имущества лорда Тансора и что в ожидании судебного решения составлено новое завещание, по которому Феб Даунт станет законным наследником его светлости.

– Лорд Тансор заявил всем заинтересованным лицам о своем желании ускорить дело, – сказал мистер Тредголд, – и хотя Фемиду нельзя поторопить, представляется очевидным, что она сочтет себя обязанной подобрать юбки и прибавить шагу. Ведение дела в суде лорд Тансор поручил сэру Джону Маунтиглу, и он проявит здесь обычное свое усердие, вне всяких сомнений. Думаю, вопрос будет решен к осени. А потому, Эдвард, если мы хотим предотвратить подписание завещания, нам необходимо пустить в ход некое сокрушительное оружие. Вы располагаете таким оружием?

– Я не располагаю ничем, кроме дневников своей приемной матери и письменного свидетельства мистера Картерета – а этого, как вы сказали, недостаточно для того, чтобы доказать законность моих притязаний. Но я твердо уверен, что знаю, где спрятано неоспоримое доказательство, и мне кажется, мистер Картерет разделял мою уверенность.

– И где же оно спрятано?

– В Эвенвудском мавзолее. В гробнице леди Тансор.

Монокль выпал из дрожащих пальцев мистера Тредголда.

– В гробнице леди Тансор! Но какие у вас основания для столь странного заключения?

Я рассказал про слова, которые мисс Имс написала на листке бумаги и прислала мистеру Картерету, – те же самые слова, что высечены на гробнице моей матери.

Мистер Тредголд снял шляпу и обхватил руками голову. После обоюдного продолжительного молчания он поднял на меня печальные голубые глаза.

– Как вы собираетесь поступить?

– С вашего позволения, я хотел бы проверить свое предположение.

– А если я не смогу вам позволить?

– Тогда, разумеется, я не предприму никаких дальнейших шагов.

– Дорогой Эдвард, вы всегда говорите правильные слова. – Лицо мистера Тредголда вновь прояснилось. – Я слишком долго защищал добрую память о ней. Картерет был прав. Она совершила преступление – и я стал ее соучастником. Она не имела права лишать вас принадлежащего вам по праву и отнимать у вас вашу семью. Я буду любить миледи до скончания дней, но пусть мертвые сами заботятся о себе. Я же теперь буду заботиться о вас – живом сыне моей возлюбленной. А потому я разрешаю вам сделать все, что необходимо для торжества правды. Возвращайтесь по возможности скорее, и да простит Бог нас обоих. Что-то мне зябко. Проводите меня в дом, пожалуйста.

Мистер Тредголд оперся на мою руку, и мы медленно двинулись по извилистой песчаной дорожке к дому, продолжая разговаривать.

– Одного я так и не понял, – сказал я, когда мы проходили через перголу, увитую бледно-желтыми розами. – Первопричины всего случившегося, о которой почему-то ни словом не упоминается ни в дневниках моей приемной матери, ни в письменных показаниях мистера Картерета.

– Полагаю, вы говорите об обстоятельствах, толкнувших леди Тансор на столь необычный поступок, – откликнулся мистер Тредголд.

– Да, совершенно верно. Что могло заставить знатную даму вроде леди Тансор отдать своего ребенка, рожденного в законном браке, на попечение другой женщины?

– Все очень просто. Она отказала мужу в том, чего он желал больше всего на свете, поскольку он отказал ей в том, что для нее было равно важно. Quid pro quo. [281]281
  Услуга за услугу, компенсация (лат.). (Прим. перев.)


[Закрыть]
Вот и все дела.

Увидев недоумение на моем лице, он пустился в объяснения.

– Причиной всему стало обращение лорда Тансора с ее отцом. Мисс Фэйрмайл, как она звалась до замужества, отличалась редкостной красотой и происходила из старинного добропорядочного западноанглийского семейства. Но в части богатства и общественного положения Фэйрмайлы были не чета Дюпорам и им подобным. Она познакомилась с лордом Тансором в Лондоне, вскоре после того, как он унаследовал баронский титул. Его светлость был не из дамских угодников, но Лаура Фэйрмайл возбудила в нем интерес, и он принялся настойчиво ухаживать за ней, несмотря на свое невысокое мнение о ее семье. Благосклонности мисс Фэйрмайл добивалось много мужчин привлекательнее лорда Тансора, хотя ни один из них не мог предложить ей того, что мог предложить он. Похоже, как ни трудно представить такое, он питал к ней настоящую привязанность; хотя дело еще и в том, что он, всегда памятуя о своем общественном положении, хотел также обзавестись приятной во всех отношениях женой и послушной спутницей жизни, которая подарит ему желанного наследника… Он сделал предложение и получил согласие. Никто не винил мисс Фэйрмайл. Несходство характеров, неравенство в общественном положении – все казалось несущественным по сравнению с выгодами, извлеченными обоими из этого брачного союза. Ее светлость стала подлинным украшением своего мужа. О Эдвард, если бы вы видели миледи, когда она скакала бок о бок с супругом по Роттен-роу, в амазонке из светло-зеленого шелка и фиолетового бархата, в щегольской шляпке с развевающимися перьями! Она не упускала случая угодить лорду Тансору и во всем поддерживала его; и она пользовалась всеобщей любовью и восхищением в свете, что благоприятно отражалось на милорде… Однако прекрасный плод оказался с червоточиной. Вскоре стала явной роковая несовместимость их характеров и темпераментов. Милорд всегда держался холодно и отчужденно, а его жена оживляла любое общество своими шаловливыми повадками и звонким смехом; он предпочитал хранить свои мнения при себе, а она сплетничала без малейшего зазрения совести; его уважали, порой боялись, но не любили, а она вызывала у всех самое искреннее восхищение; он жил политическими и деловыми интересами, стремлением приумножить свое состояние, она же находила удовольствие в непритязательных развлечениях и обществе друзей, а превыше всего ценила нежную любовь, существовавшую между ней и ее родными, особенно отцом. Довольно скоро все эти расхождения обострились и углубились до такой степени, что в случае размолвок примирение стало невозможным. Взаимная приязнь, скреплявшая брак на первых порах, постепенно остыла, сменившись прохладной учтивостью на людях и ледяным молчанием наедине… Потом события приняли совсем уже неприятный оборот. Выходя замуж, мисс Фэйрмайл рассчитывала поправить отчаянное финансовое положение отца, полагая, что могущественные Дюпоры примут Фэйрмайлов в свои объятия, породнившись с ними через ее брак с лордом Тансором. Однако скоро ее постигло разочарование. Вместо того чтобы покрыть долги сэра Роберта, лорд Тансор просто выкупил закладные на дом и землю своего тестя в Черч-Лэнгтоне и снизил арендную плату за них; но когда сэр Роберт оказался не в состоянии вносить даже урезанные платежи, его светлость совершил единственный шаг, какой может совершить деловой человек в подобной ситуации: лишил своего тестя права пользования имуществом. Леди Тансор была в ярости; она упрашивала, умоляла, грозилась уйти от мужа, чуть не на коленях перед ним стояла – но все без толку. Лорд Тансор не пожелал сделать исключение из незыблемых правил, коими неизменно руководился во всех коммерческих предприятиях. Сэр Роберт не выполнил своих денежных обязательств. Его светлость почитал за непреложное правило в подобных случаях лишать должника права пользования имуществом. Он заявил, что и так проявил щедрость, дав тестю целый год на приведение в порядок своих дел, – в обычных обстоятельствах он не стал бы даже рассматривать такую возможность. Но с него довольно. Долг необходимо погасить… Эта история доконала сэра Роберта, которому пришлось продать дом, где он родился, вместе с жалкими остатками земельных владений и перебраться в тесный домишко в Таунтоне, оставив своего сына без наследства. В скором времени он умер – сломленный духом и убитый горем старик… Ее светлость, как я говорил, обожала своего отца. Она всегда и во всем покорялась воле супруга, но сейчас попросила его сделать одно-единственное исключение из правил, а он отказался. Она терзалась сознанием своего бессилия и полной бесправности. Немного погодя, однако, миледи поняла, что беременна, и в своем великом горе и гневе не удержалась от искушения отомстить мужу. Она решила не сообщать лорду Тансору о своем положении, а завершить месть самым ужасным образом: сговориться со своей ближайшей подругой, чтобы та вырастила ребенка как своего собственного.

Я заметил, что подобное наказание представляется несоразмерным преступлению.

– Возможно, вы правы, – согласился мистер Тредголд. – Но когда натура страстная встречает противодействие своим желаниям, последствия порой бывают самые тяжелые. Леди Тансор попросила мужа об одной-единственной милости. Человеку столь богатому ничего не стоило пойти на маленькую уступку для сохранения согласия в семье и списать долг ради своей жены. Но он не пожелал сделать это для нее, не пожелал даже думать об этом – и он лишь из приличия изобразил сожаление, когда сэр Роберт Фэйрмайл умер. Вероятно, это стало последней каплей.

Мы на минутку остановились перед крыльцом, чтобы мистер Тредголд перевел дыхание.

– Так, значит, то была простая месть?

– Месть? Да, но не простая. После замужества леди Тансор, заботясь о благе своей семьи, отказалась от своих взглядов, отчасти напоминавших якобинские. Она сама однажды сказала мне об этом и добавила, что хотела бы оградить своего ребенка от проклятья наследственного богатства и привилегий, безжалостно отнимающего у человека всякое право на простые человеческие чувства и родственные связи. Несомненно, данное замечание носило отвлеченный характер, но имело вполне конкретный смысл для нее, которая видела, как ее обожаемого отца свел в могилу представитель одного из древнейших и знатнейших родов в Англии, единственно из желания сохранить свое общественное положение. Миледи говорила, что не хочет, чтобы ее сын стал похож на своего отца, – спору нет, она своего добилась. Однако это благоприятное последствие не является оправданием поступку, совершенному ею – при моей помощи. Она понимала, что поступила дурно, но исправлять ошибку было не в ее характере, хотя она и попыталась загладить вину перед мужем единственным доступным ей образом: впоследствии родив ему долгожданного наследника. Но, увы, и этого сына милорд потерял, как вам известно.

Странное дело: чем больше я узнавал про леди Тансор, тем меньше ее понимал. Как непохожа была она на свою тихую, исполненную сознания долга подругу Симону Глайвер! Еще я подумал, что она ведь наказала не только своего мужа, но и меня тоже, когда отняла у меня, ни в чем не виноватого, возможность вести жизнь, предназначенную мне от рождения. Мистер Тредголд любил миледи и натурально был склонен рассматривать ее поступки в щадящем свете, соразмеряя тяжесть содеянного с весомостью полученного повода. Но хотя я страстно желал, чтобы меня признали сыном леди Тансор по имени и положению, я испытывал своего рода мрачное облегчение при мысли, что меня вырастила другая женщина и что теперь мне не придется выяснять, люблю ли я свою настоящую мать, как любил ее подругу.

Когда я помогал мистеру Тредголду подняться по ступенькам в дом, он спросил меня, люблю ли я по-прежнему мисс Картерет.

– Да, – улыбнулся я, – и похоже, буду любить вечно. – Затем я поведал о нашей прогулке в Гайд-парке и взаимном объяснении в любви.

– А вы открыли ей правду про себя? Ага, по лицу вижу, что нет. Как же вы можете быть уверены в чувствах мисс Картерет, если она даже не знает вашего подлинного имени?

– Она любит меня за мои личные качества, – ответил я, – а не за подлинное имя и не за положение, которое я займу, коли достигну своей цели, – ведь она не знает ни о первом, ни о втором. Именно поэтому я готов все рассказать ей.

– Я почти не знаком с леди, – сказал мистер Тредголд, когда мы вошли в дом, – но она, бесспорно, красива и умна. И если она отвечает вам полной взаимностью, вам поистине повезло. Однако я бы посоветовал вам хорошенько подумать, прежде чем доверять правду третьему лицу. Простите меня. Все-таки я адвокат и не могу не предполагать худшее. Осторожность у меня в крови.

– Я понимаю, сэр, что вы печетесь единственно о моих интересах. Но безрассудство мне не свойственно, как вам хорошо известно. Я приступаю к делу, только когда полностью уверен в благоприятном исходе.

– Значит, вы уверены в любви мисс Картерет и всецело ей доверяете?

– Да.

– Ну что ж, я выполнил свой адвокатский долг. Вас не свернуть с избранного пути, это очевидно; а у меня нет достаточно веских доводов, чтобы убедить влюбленного мужчину сохранять благоразумие, – видит Бог, я сам натворил немало глупостей во имя любви. Ладно, ничего не поделаешь. Уверен, вы напишете при первой же возможности. Ну, ступайте с моего благословения. Желаю вам успешно извлечь правду на свет божий, ибо она была скрыта слишком долго.

Я оставил мистера Тредголда у подножья лестницы в сумрачном холле – он схватился за перила одной рукой, а другой слабо помахал мне на прощание. Больше я никогда не видел славного джентльмена.

Моя милая девочка обещала написать мне из Эвенвуда, как только устроится на новом месте; но прошла неделя, потом другая, а весточки от нее все не приходило. Наконец я не выдержал и отправил Эмили короткое письмецо, где справлялся, все ли у нее в порядке, и изъявлял готовность приехать в Нортгемптоншир на следующей неделе. Я не сомневался, что ответ придет с обратной почтой, но меня опять ждало разочарование. Наконец, почти неделю спустя, я получил долгожданное послание.

Любовь моя! Благодарю за милое письмо, которое мне переслали сюда в Шрузбери.

Воображаю, как плохо ты думал обо мне! Но, дорогой мой, две недели назад я письменно уведомила тебя, что путешествую по Уэльсу с лордом и леди Тансор, покуда в Эвенвуде ведутся работы, – его светлость забрал в голову провести отопительные трубы, и легко представить, какие последствия это имело для мира и покоя обитателей дома. Пыль, грязь, шум не поддаются никакому описанию. Куда подевалось мое письмо, ума не приложу, но здешний народ не приучен к порядку, и надо полагать, оно просто где-то затерялось. Мы вернемся еще не скоро – работы закончатся по меньшей мере через месяц, и из Уэльса мы отправимся в какое-то унылое поместье, принадлежащее брату леди Тансор. Как бы мне хотелось сбежать отсюда! Но я пленница и должна беспрекословно выполнять волю своего хозяина – ведь теперь я полностью завишу от него, приютившего меня под своим кровом. Вдобавок он, похоже, находит неподдельное удовольствие в моем обществе (леди Т. ужасно скучная особа – все молчит и никогда не улыбается), а посему у меня действительно нет выбора и приходится справляться со своими чувствами. Они только и говорят, что о некоем господине, чье имя, уверена, мне нет нужды называть! Я жажду поскорее освободиться от своих тягостных обязанностей и вновь оказаться в объятиях мужчины, которого люблю больше всех на свете и буду любить вечно.

Я напишу сразу, как только станет известно, когда мы возвращаемся в Эвенвуд.

Твоя навеки

Э.

По меньшей мере месяц! Но это можно вынести. Я поцеловал слова, начертанные рукой возлюбленной: «Я жажду поскорее освободиться от своих тягостных обязанностей и вновь оказаться в объятиях мужчины, которого люблю больше всех на свете и буду любить вечно».

Как я провел несколько мучительно долгих недель, нет необходимости рассказывать в подробностях. Я вернулся к некоторым прежним своим занятиям – заново ознакомился с сочинениями самых трудных для понимания греческих философов, продолжил изучение алхимии и предался своей библиографической страсти. В лавке мистера Натта на Стрэнде [282]282
  [Книготорговец Дэвид Натт, держал лавку по адресу: Стрэнд, 270 и 271. (Прим. ред.)]


[Закрыть]
я купил экземпляр составленного доктором Даунтом каталога «Bibliotheca Duportiana» и по несколько часов в день просиживал над ним, забыв обо всем на свете. Жадно читая скрупулезные описания томов, я всякий раз с восторгом думал о недалеком будущем, когда вся библиотека перейдет в мое владение. Иногда я совершал ночные вылазки, чтобы унять своих демонов, но от раза к разу испытывал все меньше удовлетворения и вскоре превратился в настоящего отшельника, довольствуясь сугубо интеллектуальными наслаждениями, если не считать редких ужинов с Легрисом в «Корабле и черепахе».

Письмо от моей милой девочки пришло в первую неделю августа, а через несколько недель я получил еще одно, из Линкольншира, куда Тансоры перебрались по приглашению графа Ньюаркского. Сама любовь и нежность, она горько сетовала на обстоятельства, разлучившие ее с самым дорогим на свете человеком, и сердце мое исполнялось ликования при мысли, что она принадлежит мне. «Будь у меня крылья, – писала Эмили во втором письме, – я бы полетела со скоростью ангелов, чтобы оказаться рядом со своим возлюбленным, пусть всего лишь на краткий миг».

Наконец Эвенвудская усадьба была готова вновь принять своего знатного владельца, и во вторую неделю сентября я получил записку с сообщением, что мисс Картерет будет рада видеть меня в Нортгемптоншире в любой удобный мне день и час.

По моем прибытии меня проводили на второй этаж, в длинную комнату с низким потолком, расположенную над библиотекой; в первую очередь внимание здесь привлекали четыре старинных арочных окна, выходящих на террасу внизу. Несколько мгновений я стоял неподвижно, взволнованный мыслью, что некогда в этих вот покоях обитала моя мать, леди Тансор. За приотворенной дверью в дальнем конце комнаты я увидел резную кровать – ту самую кровать, на которую много лет назад отец Джона Брайна положил мою несчастную преступную родительницу, обезумевшую от горя и угрызений совести, и с которой она уже никогда не встала. В следующий миг из этой двери выбежала моя милая девочка, бросилась ко мне и заключила в страстные объятия. После горячечно-нежных словоизлияний мы сели на диванчик у арочного окна, откуда открывался вид на парк, простирающийся за английскими садами до Храма Ветров, озеро и далекие леса.

– Три долгих месяца! Как же я тосковал по тебе! – вскричал я, пылко целуя руку Эмили.

– Разлука с любимым – мучительнейшая пытка, – отвечала она. – Никогда не думала, что буду так страдать. Но все страдания рано или поздно кончаются. Мой возлюбленный снова со мной, и я самая счастливая женщина на свете. С твоего позволения, дорогой, я отлучусь ненадолго? – С этими словами она убежала обратно в спальню и закрыла за собой дверь.

Несколько минут я ждал, чувствуя себя немного глупо и неловко. Наконец Эмили вернулась, слегка раскрасневшаяся и с книгой в руке.

– Я принесла тебе подарок. – Она протянула мне книгу.

Это оказался сборник шекспировских поэм под редакцией Гилдона. [283]283
  [«Сборник поэм» под редакцией Чарльза Гилдона (1665–1724), изданный Бернардом Линтотом в одном томе ин-октаво в 1709 г. (позже переиздавался в двух томах). В него входят «Венера и Адонис», «Обесчещенная Лукреция» и «Сонеты к разным музыкальным нотам». (Прим. ред.)]


[Закрыть]

– В ссылке все мои мысли занимала любовь, – сказала Эмили, – и этот томик служил мне постоянным утешением. Отныне в пору разлуки ты сможешь читать его и находить облегчение в сознании, что здесь на каждой странице мои слезы. Я подчеркнула строки, особенно меня утешавшие. А теперь расскажи, чем ты занимался со времени нашей последней встречи.

Мы продолжали разговаривать, покуда не начал меркнуть свет дня, – тогда моя милая девочка сказала, что должна вызвать служанку и переодеться к ужину.

– К сожалению, я не могу пригласить тебя присоединиться к нам, – со вздохом промолвила она, когда мы направились к двери. – Но ты же понимаешь: теперь я гостья лорда Тансора.

– Разумеется, – ответил я. – Когда мне можно прийти снова?

– Завтра. Приходи завтра.

Спускаясь по лестнице, я столкнулся с Лиззи. Она была с другой служанкой, а потому не попыталась заговорить со мной, лишь слегка присела и прошла мимо. Уже в вестибюле я обернулся и увидел, что она стоит на лестничной площадке и смотрит мне вслед странным встревоженным взглядом, глубоко меня озадачившим.

Я возвратился в гостиницу «Дюпор-армз» в Истоне, хотя совершенно не помню ни как шел обратно, ни что ел на ужин, ни чем занимался вечером.

На следующий день я опять явился в Эвенвуд, согласно договоренности, только на сей раз, следуя указанию моей милой девочки, поднялся к ней сам – по узкой винтовой лестнице, что находилась сразу за дверью, мимо которой пролегала мощеная дорожка, отходящая от Библиотечной террасы и огибающая башню Хэмнита. И снова мы сидели на диванчике у окна, болтая и смеясь, покуда служанка не принесла свечи.

– Сегодня с нами ужинают сэр Хайд Тисдейл и его жеманная дочь, – вздохнула Эмили. – Она глупа как пробка, и ее новоиспеченный муженек ничем не лучше. Право слово, я понятия не имею, о чем с ними разговаривать. Но поскольку леди Тансор совершенно не справляется с ролью хозяйки дома, мне предоставлена высокая честь развлекать гостей ее супруга, и сейчас я должна поспешить прочь, дабы исполнить волю милорда. О Эдвард, если бы только я не была так обязана лорду Тансору! Я чуть не плачу, как подумаю, что мне приходится быть у него на побегушках. А что станется со мной, когда он умрет? Не для такой жизни я родилась, но что я могу поделать? После смерти отца я осталась одна-одинешенька.

Она печально опустила голову, и сердце мое забилось учащенно. Время настало. Сейчас. Откройся ей сейчас.

– Милая моя… – Я нежно погладил Эмили по волосам. – Забудь все свои тревоги. У тебя другое будущее.

– Как тебя понимать?

– Я твое будущее, а ты – мое.

– Эдвард, дорогой, ты говоришь загадками. Объяснись проще, любимый.

– Проще? Хорошо. Вот, пожалуйста, проще некуда. Меня зовут не Эдвард Глэпторн. Мое имя Эдвард Дюпор, и я сын лорда Тансора.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю