Текст книги "Конан-варвар (ЛП)"
Автор книги: Майкл А. Стэкпол
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 11
За три года, что Конан прожил со своим дедом, имя «Кларзин» почти полностью стерлось из памяти молодого киммерийца. Также как постепенно забывались те чудовищные действия, которые разрушили его деревню и убили его отца. Иногда воспоминания возвращались к нему непроизвольно, но чаще всего в ночных кошмарах. В последний раз они пришли в виде смутных картинок, составленных из событий того дня, и смягчили самые острые моменты. Если бы не оставшиеся на руках следы от цепей, то он, возможно, забыл бы практически все эти ужасы.
В свою очередь Коннахт не давал мальчику времени предаваться воспоминаниям. Он, не жалея сил, занимался с Конаном, потому что гордился успехами внука, и отчасти потому что чувствовал себя виновным в смерти Корина, убитого пришлыми людьми. Главным виновником старик считал Луциуса, поскольку аквилонцы были знакомыми врагами. Из-за близости аквилонской границы, шансы свершить месть значительно возрастали.
Будучи мужчинами и киммерийцами, ни Конан, ни Коннахт не говорили вслух об их чувствах, мечтах, или опасениях. Они отрицали бы страх, с неохотой признавая лишь остальное. Однако, по мнению Коннахта, Конан действительно верил, что его отец когда-то любил и предполагал, что дед видит у него самого подобную предрасположенность. Сам Коннахт винил бы, наверное, себя, если мальчик оказался бы не в состоянии усвоить урок. Когда это случилось, старик повторял множество раз, пока Конан не овладевал всеми навыками, а уж потом переходил к следующему заданию.
Другой подросток, разделяя общество с дедом – отшельником, наверняка бы заскучал. Большинство юнцов после неотвратимых наказаний за промахи выло бы от боли или затаили злобу на старика. К Конану все это не относилось. Тот, кто родился на поле битвы – никогда не отступит! Настоящему киммерийцу не страшна любая боль! Лишенный семьи и спокойной жизни, Конан старался изо всех сил, чтобы не разочаровывать погибших. Ведь в случае его неудачи, их надежды на отмщение рухнут. Пожелания отца и матери никогда не воплотятся в жизнь. Чтобы не слишком долго горевать над случайными ошибками, Конан вместо этого с еще большим рвением постигал смертоносное искусство.
Коннахт работал с удовольствием и оказался превосходным учителем. Искатель рискованных приключений, он давно был изолирован от соплеменников. Обучив Конана, старик мог гарантировать две вещи. Во-первых – его род не угаснет просто так. Во-вторых – те, кто забыл, кем и чем он когда-то был, вспомнят о нем, благодаря деяниям его внука. В то время как даже сторонние наблюдатели, возможно, признавали, что Конан в будущим станет хорошим киммерийским воином, Коннахт готовил его так, чтобы тот превратился в самого лучшеговоина Киммерии. В человека, на которого будут равняться все остальные.
Довольно часто Коннахт рассказывал мальчику о своих похождениях. Как-то уже поздней ночью, дед заканчивал очередную историю о своем бегстве из плена или о том, как он пережил тяжелое сражение. Конан восхищенно смотрел на него широко открытыми глазами, с любовью, словно сын на отца или мать, и бормотал:
– Когда-нибудь, я стану таким же, каким ты был, дедушка.
– Нет, парень, ты будешь лучше. В прежние времена люди запомнили меня как киммерийца. Они и тебя будут помнить как воина из Киммерии.
Поначалу подобное заявление показалась смешным, но позже это превратилось в цель. Оно удивительным образом переплелось с судьбой, которую пророчили ему с рождения, и надеждой родителей на то, что их сын познает нечто большее, чем кровь и огонь. Если он рожден киммерийцем, то должен превзойти обычного бойца. Конан затруднялся дать этому точное определение, но был решительно настроен разобраться в этом.
И в четвертое лето своего проживания у Коннахта, после своего пятнадцатилетия, он получил первую и реальную возможность стать киммерийским воином.
* * *
Аквилонцы издавна жаждали прибрать к рукам киммерийские земли. Каждое новое поколение южан пыталось украсть у соседей, сколько представлялось возможным. Вторгшись в Киммерию, они построили форт, известный как Венариум. Пока крепость была лишь немногим больше обычной торговой фактории, киммерийцы терпели ее существование. Однако когда подтянулись войска, когда каменные стены сменили деревянные, и когда карательные отряды начали совершать вылазки, чтобы наказать местных жителей за прошлые набеги… тогда растущий город превратился в язву, которую было необходимо иссечь.
Киммерийские старейшины долго совещались между собой. Они посылали воззвания племенам и кланам. Даже изолированным деревням и отдельным фермам, заверив людей, что прежних обид больше нет и о любой вражде необходимо забыть перед лицом общей для всей Киммерии угрозы. Не остались в стороне и Конан с Коннахтом Они покинули хозяйство и двинулись в путь, чтобы присоединиться к другим в лагерной стоянке, что возникла на северо-востоке от поселения аквилонцев.
Конан никогда не задумывался о том, какие с ним произошли изменения с момента его прибытия к деду. Он измерял свой рост не в футах или дюймах, а в приобретенных навыках. Тем не менее, то, какими глазами другие мужчины смотрели на него, узнав, что ему всего лишь пятнадцать лет, не оставляло сомнений, что мальчик сильно возмужал. Даже не добрав своей полной стати, он стал человеком шести футов роста, поджарым как волк, но с хорошо развитой мускулатурой, и мог дать фору воину более ста восьмидесяти фунтов веса. Некоторые утверждали, что видят в нем Корина, и его сердце наполнялось гордостью. Он никогда не улыбался и почти всегда держал язык за зубами, поскольку и отец и дед ему говорили: «Лучше пусть молчун считается дураком, чем, открывая рот, устраняет все сомнения».
Пусть и взволнованный тем, что находится в настоящем военном лагере, Конан хотел добиться многого. Да, он не был самым молодым. Другие подростки там также присутствовали. Они составляли резерв и проходили ежедневные, изнурительные тренировки. Каждый из них знал, что, если удача отвернется от воинов в предстоящем сражении, то в бой вступит молодежь, чтобы бороться до победы или умереть. Но из-за внушительных габаритов и обладания отличными боевыми навыками Конан мало общался со своими сверстниками.
Компании взрослых мужчин в свою очередь избегали его самого. Хотя существовал запрет на межплеменные распри, и было объявлено всеобщее прощение, представители южных кланов, узнаваемые по характерной раскраске, явно считали Конана слишком юным. Северные племена также не слишком доверяли Конану. Отчасти, потому что парень был южанином… ну и, конечно, из-за его возраста.
В конце концов, дед и внук влились в разношерстное собрание воинов, которых остальные называли «Бродягами». Хотя старик никого из них не знал, эти люди слышали о нем. Подобно ему, они отважились странствовать далеко за границами Киммерии. Их приключения происходили порой в тех же отдаленных местах, что посещал когда-то Коннахт. Когда вожди обсуждали и планировали боевые действия, Бродяги делились своими мыслями. Все эти воины попадали в похожие, тяжелые ситуации и были готовы к еще более тяжелым. Не один из Бродяг не сомневался, что старейшины сформируют из них отдельный отряд и бросят в самую гущу сражения. Скорее всего, вожди ценили их как искусных воинов, нежели потому что их гибель стала бы для прочих киммерийцев наименьшей потерей.
Кирнан (самый близкий из Бродяг по возрасту) был старше Конана на десять лет. Может, и не такой высокий, он обладал завидной скоростью, сравнимой только с той быстротой, с которой отпускал ответные насмешки товарищам. Однажды, прихватив лук, сохранившийся со времени службы в рядах шемитских наемников, Кирнан пригласил Конана прогуляться с ним и поглядеть издали на Венариум прежде, чем на него двинутся объединенные силы племен.
Два киммерийца, проскользнув по краю горной гряды, нашли площадку для обзора высоко над долиной, где был построен Венариум. Долина расширялась к югу. Река, которая делила ее на две половины, текла к равнинам центральной Аквилонии, являясь по сути притоком Ширки. Вокруг поселения чужаков пространство давно уже очистили от леса. На полях колосилась пшеница. Посевов хватало, чтобы сверх меры обеспечить потребности Венариума в зерне и сене.
Несмотря на то, что Коннахт не скупился на описания городов юга, рассказы деда все равно не подготовили Конана к его первому восприятию одного из них. Торговые поселки, в которых ему доводилось бывать раньше, не сильно отличались от обычных деревень. Но Венариум подавлял своими размерами, нависая над равниной. По периметру его опоясывали каменные стены, к главным воротам вела насыпная дамба. За внутренним кольцом стен стояла крепость с высокой башней, над которой гордо реяло с полдюжины вымпелов.
– Заметил ли ты, Конан, – Кирнан указал в сторону крепости, – что ворота крепости выходят к югу, тогда как главные ворота смотрят на восток?
Его младший товарищ кивнул.
– Когда мы разрушим главные ворота, нам придется огибать крепость, чтобы пробиться к южной стороне. Прольются реки киммерийской крови.”
– И аквилонской, конечно.
– Хотелось бы, – невысокий воин потер подбородок. – Вожди надеются, что аквилонцы выйдут и станут сражаться как мужчины. Но это не в их правилах. В общем, мы, штурмуя ворота, докажем свою храбрость, а они, тем временем, будут сверху нас обстреливать и поливать кипящим маслом.
– Коннахт что-то говорил об осадных машинах…
– О, да, есть такие, – усмехнулся Кирнан. – Безусловно, мы можем нарубить достаточно древесных стволов и связать их вместе, сделав несколько подобий. Только будет ли это работать должным образом? На стенах, на вершине башни у аквилонцев имеются катапульты и онагры. За стенами расположены требучеты. Все это будет варьироваться в зависимости от наших действий.
Конан помрачнел. Он не находил походящих слов для ответа.
– Ели бы у старейшин в свое время хватило ума просто сжечь строящийся Венариум, забросав его факелами, то теперь никакой проблемы не стояло бы. Правда, аквилонцы всячески, в основном играя на жадности отдельных вождей, гасили пыл киммерийцев. Так или иначе, но когда уже выросли каменные стены, нам придется заплатить за победу гораздо большую цену.
– Лучше было заплатить огнем, – Конан посмотрел на свои обожженные ладони. – Сейчас это будет огромный долг крови.
Кирнан улыбнулся.
– Есть другая монета для расчета, парень. Нужно всегда предполагать, что твой враг – умен. Но также помнить, что он всего лишь человек. И у него в подчинении обычные люди, и некоторые умом не отличаются. Значит, следует использовать это против них. В противном случае, даже самые умные из нас будут мертвы… и следом погибнет Киммерия.
– Мы не можем бездействовать, – молодой киммериец нахмурился.
– Согласен. Однако то, что мы должны будем изменить в некоторых умах – не работа для воинов и не дело для киммерийцев, – старший воин пожал плечами. – Хотя я подозреваю, что при сложении легенды о победе, отдельные детали упоминаться не будут. Что-то забудется, и мало кто над этим задумается, чтобы потом выразить недовольство.
* * *
Разведчики вернулись в лагерь и поделились соображениями с другими Бродягами. Хотя мужество любого киммерийского воина не подвергалась сомнению, но Бродяги имели опыт осады и штурма укрепленных городов, тогда как самая большая победа большинства их соплеменников сводилась к удачному набегу с угоном скота. После обсуждения был составлен план, который поручили предложить старейшинам Кирнану и Коннахту. Конан взялся сопровождать деда, и вожди не возмущались по поводу его присутствия, поскольку план действительно оказался мудрым. К тому же в случае неудачи с них снималась всякая ответственность.
Киммерийское воинство разбилось на две части. Один отряд, состоящий из жителей севера, расположился прямо напротив главных ворот Венариума. Воины южных кланов вошел в долину с противоположной стороны, и заняли свое место на расстоянии трехсот ярдов от соплеменников. Киммерийцы не предпринимали никаких попыток окружить город. Они лишь выставили несколько пикетов за пределами досягаемости аквилонских лучников и камнеметных машин. В обоих лагерях наблюдалась слабая организация и почти полное отсутствие дисциплины. На пространстве между ними то и дело вспыхивала очередная драка.
Наконец, представители северян приблизились к воротам, где встретились с посланником аквилонцев. Среди прочих вещей, варвары потребовали демонтаж стен, и дань в виде… трех сотен кошек. Чтобы не отстать от сородичей, лидеры южан запросили себе четыреста крыс и пятьсот летучих мышей. Аквилонцы, пославшие на юг гонцов за подмогой, согласились выполнить эти требования, и обязались в недельный срок выплатить дань варварам.
Многие киммерийцы считали подобные переговоры ерундой, однако Конан был полностью на стороне своего деда и Кирнана. Между тем, командующий аквилонским гарнизоном, наблюдая из башни, мог видеть два равнозначных, но разъединенных лагеря противников. Например, если б войско южан пожелало вернуться домой, то ему пришлось бы пройти через палатки жителей севера. Постоянные стычки служили доказательством, что обе эти группы не испытывали большой любви друг к другу. Варвары пытались изготовить осадные механизмы, вот только их творения были слишком маломощными, и не успели бы разрушить городские стены до прихода подкрепления. Так или иначе, но аквилонскому генералу оставалось лишь внимательно следить за дикарями и ждать прибытия войск, которые устранят его проблему.
Наступило время безлунных ночей.
Население Венариума зависело от колодцев, из которых брали воду для питья и смыва отходов. Коллекторы тянулись на юг, там они соединялись с сетью оросительных каналов, которые несли на поля и воду из реки и удобрения. Аквилонцы держали коллекторы под охраной, закрытыми от посторонних людей, но такая предосторожность не могла остановить кошек, крыс или летучих мышей. Особенно, когда эту мелкую живность варвары отпустили с привязанными к хвостам и лапам корзинками с тлеющими углями.
Перепуганные твари кинулись к Венариуму, проникая в город по канализационным стокам, перелетая через стены, чтобы укрыться в башнях или на чердаках домов. Первые пожары начались после того, как животным удалось избавиться от опасного груза. Была объявлена тревога, и даже не относящиеся к регулярным войскам охранники коллекторов оставили свои посты и поспешили на помощь в борьбе с огнем. Бродягам потребовалось совсем немного усилий, чтобы вскрыть двери коллектора и пробраться в город, почти незамеченные во всеобщем хаосе. Дойди они до главных ворот и открой их, тогда киммерийская ярость начала бы распространяться по городу более стремительно, чем огонь.
Командующий гарнизоном был не глупым человеком, и при этом не страдал от недостатка в храбрости. Независимо от того, видел ли он, что врагам удалось открыть ворота, или же предполагал, что это никак не должно было произойти, аквилонский генерал облачился в латы и повел свою личную когорту сквозь дым по улицам Венариума. Его воины, прикрытые высокими щитами и ощетинившиеся копьями, врезавшись во фланг дикарей, заставили их развернуться спиной к воротом, которые до этого они так отчаянно желали открыть.
Многие из Бродяг попятились, надеясь выиграть время и дождаться помощи, но Конана среди таковых не было. Одетый в почерневшие кожаные доспехи и короткую кольчугу, он вырвался вперед. Тут же двуручным ударом меча молодой киммериец расколол щит ближайшего солдата, отсекая заодно руку его держащую. Пока аквилонец с ужасом разглядывал брызжущий кровью обрубок, Конан снес ему голову.
Он прорубился в самый центр строя аквилонцев. Возможно, в тот момент Конан представлял себя в родной деревне, уничтожая тех, кто убил его отца и односельчан. Добротная киммерийская сталь крушила кости врагов. Во все стороны разлетались кровавые ошметки и мозговое вещество. Прерванные крики и мольбы о милосердии заполнили ночь, то стихая, а то и заглушая лязг металла. Конан сражался, использую все освоенные у Коннахта приемы, которые позволяли ему справиться с любым противником. Копья пробили бреши в кожаной кирасе, короткие мечи разбивали кольца кольчуги и рвали плоть, но ничто не могло сдержать напора юного киммерийского воина. Каждое выпад возвращался врагу стократно. За каждую каплю его пролитой крови аквилонцы платили галлонами своей.
Скоро волна киммерийцев хлынула в ворота и захлестнула стены города.
Венариум пал, еще долго стеная под холодным, бесчувственным небом, на котором, подобно льдинкам, блестели звезды.
* * *
Утром нового дня Конан стоял рядом с Кирнаном и Коннахтом на той удобной позиции, откуда впервые увидел Венариум. То, что казалось когда-то великим, теперь представляло собой дымящиеся руинами, над которыми кружили вороны и другие любители падали. Киммерийцы до сих пор занимали долину. Кто-то грузил на телеги награбленное добро. Кто-то сковывал цепями рабов в длинные вереницы. А некоторые делали насыпи из черепов на южной стороне, в качестве назидания и насмешки над аквилонцами.
Но среди них не было ни одного Бродяги.
– Разве они не понимают, что тем самым поощряют аквилонцев на новое вторжение? – нахмурившись, спросил Конан.
Коннахт пожал плечами.
– Похоже, им все равно.
– Да, – покачал головой Кирнан, – Должно быть, это проклятие всех Бродяг. Увидев однажды большой мир, мы можем видеть будущие, чего другие не в состоянии даже вообразить. Наши соплеменники думают, что Киммерия будет существовать вечно. Только бессмертна она не боле чем Атлантида, Ахерон или любая из забытых империй, дремлющих ныне где-то под толстым слоем песка. Я уверен, что Киммерия останется в памяти людей, но это не то же самое, что бессмертие.
Опершись на меч, вдоволь напившийся аквилонской крови, Конан слушал и кивал. Он любил свою страну, любил ее жителей. Тем не менее, судьба готовила ему жизнь вдали от заснеженных киммерийских гор. И после того, как он покинул родную землю, его возвращение домой стало делом очень долгого времени.
Глава 12
Караван медленно тащился по жаре вдоль зингарского побережья. Направляясь в Мессантию, купцы выбрали сухопутный маршрут, поскольку хищнические рейды пиратов сделали доставку товара слишком опасным занятием. Хотя Белит, прозванная Королевой Черного Побережья, погибла, но ее ближайший помощник Конан не остался без дела. Вместе с Артусом и бандой головорезов они нападали на любые суда, осмелившиеся плыть вниз по береговой линии.
Хозяин каравана Наварус еще раз посмотрел в сторону моря. Дорога петляла мимо прибрежных холмов. Отступившая вода создала плоское, песчаное пространство между волнобоем и склоном, тянущимся до дороги. Аргосский торговец не сомневался, что пляж, представляющий собой зыбучие пески, может послужить достаточно хорошей преградой от мародерствующих пиратов. Однако отсутствие в этой местности морских разбойников и даже одинокого паруса на горизонте не сделало его состояние более комфортным, не добавив уверенности в благополучном исходе.
Путешествие посуху грозило растянуться на неделю, тогда как на судне можно было бы уложиться в двухдневный срок. Тем не менее, это давало купцу большую возможность насладиться прелестями заключенных в клетках рабынь. Огорчало лишь то, что пришлось загружать фургоны и вьючных животных провизией для человеческого товара. К мужчинам подобная забота едва ли имела отношение. Рабам предстояло тянуть фургоны до Мессантии, где они все будут проданы Луциусу для работы в шахтах. Из практики выходило, что жизнь таких рабов заканчивалась весьма быстро, а значит, никто не видел смысла откармливать их по дороге.
В то же время женщины требовали более деликатного обращения. Наварус велел задрапировать клетки таким образом, чтобы неласковые поцелуи солнца не оставили волдырей на нежной плоти пленниц. Он даже запасся бочонками ароматических масел для смазывания их кожи. Фрукты и разбавленное водой вино должны были поддерживать здоровье рабынь, а злобная, старая карга, служившая поваром каравана, варила им бульон, чтобы они сохранили гибкость и цветущий вид. К наиболее красивым женщинам торгаш приставил учителя, для обучения изящной словесности, принятой в Аргосе, и стихосложению шемитов. Таким образом, рабыни могли бы скрасить досуг знатных людей и, следовательно, принести купцу большую прибыль.
Один из наемников, охранявших караван, подбежал к хозяину.
– Путь свободен, мастер Наварус.
– Очень хорошо, капитан, – торгаш наморщил нос. Ему в ноздри ударил запах пота, исходивший от доспехов человека. – Как долго нам идти, пока не достигнем места для стоянки?
– Мы движемся хорошим темпом. Думаю, около двух часов и два часа осталось до наступления сумерек. Конечно, мы могли бы пройти и дальше, но там есть пресная вода…
– Да, да, – аргосец прихлопнул муху плеткой из конского волоса, – останемся там до рассвета.
– И скроемся подальше от глаз пиратов, господин.
* * *
Укрывшись в тени одного из холмов, Конан и Артус наблюдали за приближением каравана.
– Клянусь Белом, ты оказался прав, киммериец! Этот Наварус, очевидно, рассчитывал избежать встречи с нами, путешествуя по суше.
Конан, оставивший родину более десятка лет назад, оскалился по-волчьи. Артус не нуждался в ответе, поскольку понимал товарища без слов. Сам он родился от кушитской рабыни в Зингаре среди виноградников Громовой реки, которую киммериец пересекал неоднократно за время своих странствий. Они никогда прежде не враждовали, но и друзьями не считались. Поначалу их связывало взаимное уважение и участие в различных авантюрах. По возвращению с Черного Побережья, Конан обнаружил, что общество Артуса его менее раздражает, чем одиночество, и постепенно между ними расцвела крепкая дружба. У темнокожего разбойника, с прической в виде множества длинных, черных косичек, оказался иммунитет на некоторые не слишком приятные черты характера северянина.
Синие глаза Конана сузились. Томно развалившись на кушетке, установленной в открытой телеге, Наварус ехал во главе каравана. Зонтик, из такого же зеленого шелка, как и просторное одеяние торговца, защищал его от палящих лучей. Коротышка пристроил свое тело так, чтобы было удобнее наблюдать за морской гладью. Конан очень бы хотел видеть выражение лица этого человека, когда произойдет нападение пиратов.
– Ну что? – Артус пихнул приятеля локтем. – Позволим ему жить на сей раз, или прикончим?
– Пусть боги решают, – Конана не заботило, останется ли в живых Наварус или умрет. Но пока работорговец жив, варвар мог бы от души его помучить. Однажды один из агентов Наваруса подмешал сонное зелье в вино киммерийца, намереваясь потом продать северянина какому-либо аристократу в качестве гладиатора. К счастью, могучее телосложение варвара и опыт снятия кандалов, переданный ему Коннахтом, помешали воплощению этого гнусного плана. Расправившись со своим похитителем, Конан не оставил надежду когда-нибудь свернуть тощую шею Наварусу.
– Тогда нам лучше всего побыстрее добраться до наших лошадей.
Конан кивнул и исчез в полумраке с грацией большого кота. Став выше ростом и сильнее, чем был в Венариуме, украсив свою плоть большим количеством шрамов и пережив множество приключений, киммерийский воин не знал себе равных в бою. Поправив доспехи, седевшие на нем как легкая шелковая накидка на юной деве, он вскочил на коня и вытащил меч из ножен. Варвар поднял лезвие, и это послужило сигналом для прячущихся на холме зингарских пиратов.
Меч опустился.
Морские разбойники, которые всю ночь занимались тем, что выкапывали и поднимали рычагами огромные валуны на нужную высоту, выбив удерживающие подпорки, столкнули каменные глыбы вниз. Набирая скорость, камни загрохотали по склону. Некоторые подпрыгивали. Один продолговатый булыжник застрял. Некоторые из катящихся следом обломков ударились в его концы и, подпрыгнув, обрушились на землю, словно снаряды катапульты.
Большинство камней попало в фургоны, перевозившие фрукты и разные безделушки. Корзины с апельсинами взлетели в воздух. Лопнувшие гранаты извергали блестящие семена. Из треснувших кувшинов ручьем текло оливковое масло, а черствые буханки хлеба кувыркались в пыли.
Еще до того, как камнепадом накрыло караван, киммериец пришпорил лошадь и направил ее к подножию холма. За ним, сотрясая воздух громоподобным военным кличем, последовал Артус. Конан сразу же сломал челюсть первому, подвернувшемуся под руку наемнику, а затем круговым ударом меча отправил к праотцам его товарища. Тем временем, Артус скрестил свой клинок с другим охранником. Быстрым поворотом запястья пират выбил оружие из рук противника, чтобы вторым молниеносным движением пронзить ему горло.
В караване воцарился хаос. Отдельные глыбы прошли стороной, сметя со своего пути следящих за побережьем воинов. Те, кто остался в живых, оказались перед лицом испускавших воинственные крики пиратов и разгневанных рабов. Неважно, сколько платил им Наварус. Все равно этого теперь было недостаточно, чтобы идти на верную гибель. Стремясь запутать преследователей, наемники разбились на группы и поспешно отступили. Кто-то побежал к океану, кто-то искал спасение в северо-западном направлении.
– Вернитесь и сражайтесь как мужчины! – кричал им вслед Артус, стоя в стременах и размахивая над головой мечом. – Вы, порождения свиньи, любители сношаться с козами!
Конан осадил коня рядом.
– Ты их оскорбляешь, – сказал он, растянув рот до ушей.
– Кого? – брови у уроженца Зингары изумленно поползли вверх. – Работорговцев?
– Нет. Любителей коз.
Артус расхохотался. И тут раздались другие звуки, совершенно безрадостные, которым вторили испуганные крики невольников. Один из наемников потрясал окровавленным копьем. Возле копыт его лошади лежали тела шестерых рабов и двоих пиратов. Этот человек с лохматыми бровями и вздувшимися на волосатой груди мускулами, криво усмехался. По выражению лица можно было понять, что он уже считает себя мертвецом, и его единственная цель состоит в том, чтобы взять с собой на тот как можно больше народа.
– Наверное, его разозлила твоя шутка, – обратился к Артусу киммериец.
– Но парень смотрит на тебя.
– Он твой по праву.
– Я уступаю его тебе, Конан.
– Ты уверен?
– Я настаиваю, – улыбнулся зингарец.
Варвар ударил пятками в бока лошади. Животное понеслось в бой, громко стуча копытами по дороге. В свою очередь конь наемника, почти с изяществом переступив через трупы, раздувая ноздри, поскакал навстречу. Наемник, оценив противника, поудобнее перехватил древко. Когда лошади сблизились, он прицельно ткнул копьем в лицо врага.
Конан повернул голову ровно настолько, чтобы избежать острия, и все же наконечник окрасил кровью его ухо. Правая рука киммерийца взметнулась вверх. Затем молния сверкающей стали ударила наискось вниз.
Лошади разминулись, и оба всадника оставались все еще в седлах. Но в воздухе кружилась голова наемника с моментально посеревшей кожей, с глазами, затянутыми молочной пеленой. Успев несколько раз кувыркнуться по земле, она остановилась на левом ухе прежде, чем туловище воина упало в пыль.
Конан гарцевал вокруг и удивленно хмыкал, так как обезглавленное тело его противника продолжало дергаться.
Спешившись, Артус поддел голову носком сапога.
– Самая чистая работа, проделанная тобой за последние месяцы.
Киммериец также соскользнул с седла и вытер лезвие о штаны мертвого наемника.
– Бывало и чище.
– И в дальнейшем так будет, друг мой, – вложив меч в ножны, Артус похлопал Конана по плечу. – Ну, а теперь нам следует обратить внимание еще на кое-кого.
Пока основная масса пиратов занималась разграблением повозок и освобождением невольников, два предводителя направились прямо в головную часть каравана. Телега хозяина была разбита вдребезги, однако сам Наварус ухитрился избежать смерти. Сидя с перепачканным кровью и грязью лицом за опрокинутой кушеткой, он прикрылся своим зонтиком, как щитом, и махал по сторонам кухонным тесаком.
– Отойдите все от меня. Я вас предупреждаю.
– Значит, боги должны решать? – Артус подмигнул киммерийцу.
Киммериец ухмыльнулся.
Аргосский купец оглядел двух нависших над ним гигантов, затем плюхнулся на землю и разрыдался.
– Вы грабите меня на море. Вы грабите меня на земле. Почему нельзя оставить меня в покое?
Артус присел на одно колено.
– Все просто, мастер Наварус. Ты ведь такой умный и такой старательный. Если б не ты, нас бы одолела тоска смертная.
Хозяин каравана вытаращил на него глаза.
– Вы делаете это ради развлечения?
– Ну, – повел плечами темнокожий зингарец, – обычно мы извлекаем выгоду из этого. Однако в твоем случае, прежде всего, имеет место скука. Не так ли, Конан?
– Да, – коротко кивнул киммериец. – Ты нас веселишь.
– Веселю? Я заставляю вас смеяться, – Наварус выронил тесак. Слезы прочертили борозды на его грязном лице. – Я не могу… Я не способен…
Артус поднялся, и оба морских разбойника громко рассмеялись. Только это отнюдь не прояснило дальнейшую судьбу работорговца. Остальная часть пиратской команды открыто поддержала веселье, а освобожденные рабы – осторожно. Множество последних, с булыжниками в руках, с налитыми кровью глазами, пробивалось к Наварасу.
Конан остановил их взмахом руки.
– На все воля богов.
Если даже кто-то из рабов подумал, что пираты таким образом хотят сохранить жизнь Наварусу, то все равно промолчал. Не выразив никаких протестов, бывшие невольники принялись помогать своим освободителям в сборе добычи и по возможности в ремонте телег. Горстка пиратов снова поднялась на холм и разожгла сигнальный костер. Заметив в синем небе столб черного дыма, оставшаяся часть команды «Шершня» привела бы судно в бухту напротив дороги.
– Хорошо, что ты вернулся, Конан, – удовлетворенно окинув взглядом место событий, сказал Артус.
Киммериец повернул к нему совершенно бесстрастное лицо.
– У тебя и без того отличная команда.
– Это у насотличная команда, друг мой, – расплылся в улыбке зингарец. – Не думаешь же ты, что я не разбираюсь в людях? Надеюсь, те, кто сейчас составляют экипаж «Шершня», мне преданы. Каждого из них я в свое время спас от виселицы до того, как палач затянул на его шеи веревку. Конечно, все они больше головорезы, чем моряки, но тем не менее… Кстати, именно ты превратил их в отряд воинов, способных сражаться плечом к плечу.
Он кивнул в сторону холма.
– Ты подготовил нападение на суше, тогда как торгаш ожидал, что нынче мы охотимся на море. Эти морские псы наверняка бы взбунтовались, предложи я им подобный план. Но за тобой они готовы следовать даже в глубины стигийской преисподней. Ты – особенный, и парни это знали еще до того, как имели честь увидеть тебя в бою, размахивающим мечом.