Текст книги "Конан-варвар (ЛП)"

Автор книги: Майкл А. Стэкпол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 3

Притаившись в вечнозеленых кустарниках, Конан наблюдал за «вражеским отрядом», который пробирался через лес. На левом бедре чувствовалась тяжесть меча. Его покрытые мозолями ладони саднили от постоянной работы с оружием. Он старался дышать через раз и, таким образом, морозная дымка от выдоха успевала рассеиваться среди ветвей. Конан перемещался крайне осторожно, чтобы любое неловкое движение или звук не выдали его позицию.

Ардел вел по лесу других молодых людей. Их послали на патрулирование, но это было несколько более серьезным занятием, нежели игра. Зима окутала Киммерию плотным снежным покровом. Теперь даже самому решительному захватчику пришлось бы ждать схождения снега, прежде чем отправиться в поход на север. Патрулирование считалось поручением для простаков, однако Ардел вел свою группу с видом короля, намеревающегося раздавить орды врагов. Каждый из парней нес с собой клинок в полтора раза больше, чем у Конана. Но мальчик успокаивал себя тем, что любой из них вряд ли сравнится с ним в умении обращаться с оружием.

* * *

В ту суровую зиму, которая для всех была в тягость, Конан отнюдь не страдал, а скорее радовался. Из-за снегопадов некоторые хозяйственные работы стали попросту невозможными и, соответственно, у него появилось намного больше времени для занятий с мечом. Он старался проводить с ним каждую свободную минуту, и первая кровь, появившаяся на руках, являлась следствием лопнувших волдырей на ладонях.

Кузнец разработал для сына особый тренировочный режим. Конан ожидал, что это выльется в то, что другие воины включат его в отряд Ардела. Но такого не случилось, и у Конана закралось сомнение, что отец просто решил испытать стойкость сына. Так или иначе, рутина начала надоедать. Это приводило к невнимательности, а значит, могло иметь в будущем печальные последствия. Некоторые из упражнений вызывали неприязнь, однако когда Конан достигал наивысшей точки отвращения, отец давал ему другое задание…

И все же юный киммериец постепенно начал понимать смысл в действиях отца. Как-то в середине зимы Корин заставил его тащить от соседнего водоема здоровенную глыбу льда, а после дробить ее на части, не превышающие размер пальца. Конан колол лед в течение многих часов, добившись вначале приличных успехов, но потом все больше замедляясь, поскольку натруженные мышцы стало сводить. В конце концов, отец приказал собрать все ледяное крошево, насыпать в корыто и залить водой.

На следующее утро, когда лед застыл, Корин велел сыну проделать то же самое вновь. Так продолжалось три дня подряд. На четвертый день Конан оставил свой меч в ножнах и принес из кузницы молот.

Высокий кузнец, скрестив на груди могучие руки, наблюдал за мальчиком.

– И что ты собрался делать?

– Это лучший инструмент для подобной работы, – Конан помахал молотком.

– Но я хочу, чтобы ты пользовался мечом.

– Почему?

– Да потому что, – глаза отца сузились, – в бою не окажется под рукой молотка. Если тебе кажется, что у клинка края и острие – единственные полезные части, то можешь отправляться на войну вообще без оружия.

Конан отбросил молот и вытащил меч. На сей раз, он бил по льду навершием, сосредоточив внимание не на размерах отлетающих осколков, а на трещины, появляющиеся в глыбе. Вот он обстучал трещину с разных концов, и большой кусок отвалился. Затем опять ударил, и, таким образом, уже через час разделался с ледяным блоком, как того требовало задание.

– Все готово, отец, – доложил подросток, зайдя в кузницу.

– И что ты узнал нового?

– Одни инструменты бывают лучше других для определенной работы. А также то, что лезвие не единственная и даже не лучшая часть меча, для использования в некоторых ситуациях.

На лице кузнеца играли красноватые отблески пламени.

– Ну, а еще? Почему получилось быстрее?

– Я постиг сущность противника, – после минутного раздумия сказал мальчик. – Я узнал его слабые стороны и поражал в уязвимые места.

– Замечательно, сынок. Ты делаешь успехи.

– А теперь ты будешь со мной бороться? – спросил польщенный Конан.

Корин смерил сына взглядом и усмехнулся.

– Не сейчас. Ты узнал достаточно за сегодняшний день. К тому же, тебя ждут кое-какие дела.

– Отец!

– Лухлан принес топор для заточки, – кузнец указал на точильный круг в дальнем углу. – Вот и наточи его.

– Да отец. А можно потом я заострю свой меч?

Корин вздохнул.

– Ты только что усвоил, что можно сделать тупым оружием. Но только когда ты узнаешь о мече столько, сколько орел знает о своих когтях, я разрешу тебе его наточить. А пока займись заточкой кромки топора и совершенствуйся, чтобы не опозорить свой клинок, когда придет время.

Конан хотел было возразить, но напоминание отца о бережном отношении с лезвием, заставило его закрыть рот. Оно послужило причиной запастись терпением. Да, он будет выполнять каждое упражнение сто, двести, тысячу раз, лишь бы стать великим воином! И пусть Корин, удовлетворившись сноровкой сына, предложит перейти к следующему приему, Конан перед этим еще повторит предыдущее действие!

Некоторые вещи, которые требовал от него отец, казались диковинными. К примеру, Корин приделал свинцовые грузила к кончику ножен меча, тем самым значительно утяжеляя клинок и изменяя баланс. Или по его распоряжению сын купался в дыму. Порой, он заставлял мальчика рубить на лету искры, вылетающие из очага. От подобных упражнений Конан истекал потом, а когда падал от усталости, сажа и пыль на теле быстро превращались в твердую корку. Тем не менее, юный киммериец всегда доводил занятие до конца и не останавливался, пока отец не объявлял передышку.

Однажды подросток попробовал пожаловаться на тщетность своих попыток, но Корин лишь скомандовал:

– Ну-ка еще раз.

Мальчик вытер запястьем пот с бровей, размазав по лицу черную сажу. Его отец качал меха и из горна полетели искры. Меч засвистел, поражая огненных мух одну за другой. Стальное лезвие превратилось в продолжение руки Конана. Оно кружилось и взметалось то вверх – то вниз, нанося хлесткие удары. Даже оступившись, Конан успел полоснуть по искре. Он перекатился через голову и встал, чтобы тут же рассечь другую.

Наконец, прозвучало:

– Хватит, сынок.

День за днем, длинными зимними вечерами Конан оттачивал мастерство. Каждый новый прием вытекал из предыдущих. Но, как только он начинать выполнять что-нибудь хорошо, ножны незамедлительно возрастали в весе, или же отец сковывал его лодыжки короткой цепью, требуя при этом сохранять равновесие. Пока еще не достаточно сильный, чтобы разрушить хорошую защиту противника, он усвоил, что быстрый, короткий тычок бывает не менее смертоносным, чем сокрушительный удар.

Конан ставил перед собой две основные цели. Во-первых, нужно было обязательно добиться разрешения на заточку меча. За реакцией Конана мало кто смог бы уследить, и его лезвие молниеносно поразило бы любую часть тела, которую враги оставили неприкрытой. Будь то горло, живот или бедро. Безусловно, он вырастит могучим воином, но с острым мечом в руке можно чувствовать себя уверенно уже сейчас. Во-вторых (а он допускал, что это свершится раньше, чем первое), ему очень хотелось, чтобы отец начал фехтовать с ним в паре. Отказ Корина не был продиктован опасением. Кузнец не ведал страха. Но для Конана каждая отговорка означала то, что он по мнению отца не достоин называться воином. Юный киммериец всей душой желал своего признания и не остановился бы ни перед чем, чтобы его заслужить.

* * *

– Я должен показать ему, – прошептал Конан, вновь выглядывая из-за дерева, тогда как Ардел сотоварищи продолжали плестись, утопая в снегу. Мальчик улыбнулся и снял с плеча сумку с тетеревом, пойманным в западню. Закрепив петлю ремешка на нижней ветке, он зачерпнул горсть снега и слепил из него плотный шарик. Затем скатав еще парочку, выскользнул из своего укрытия.

Пригнувшись, он быстро переместился к россыпи валунов, которые находились как раз на пути отряда, направлявшегося в ущелье. Камни хорошо скрывали его от посторонних глаз. Как только Ардел оказался на расстоянии броска, Конан высунулся и швырнул первый снежок. Снаряд попал точно в цель, Ардел подскочил на месте и стал озираться по сторонам. С его лица мгновенно исчезло самодовольное выражение.

– Это пикты! – завопил он. – Нас обстреливают!

Конан поднялся и снова бросил. Второй снежный комок угодил другому парню в голову. Юноша попятился. Потеряв равновесие, он сбил с ног одного из своих товарищей. Два тела, переплетенных между собой, скатились с тропы в овраг.

– Пикты! Пикты! – в рядах отряда Ардела, ранее организованного, возникла паника и он рассыпался в мгновение ока.

Давясь от смеха, Конан присел обратно за валун, чтобы тут же издать карканье ворона, используемое одним из пиктских кланов, как боевой клич. Эти звуки слились с воплями ужаса, которые постепенно стихали, поскольку перепуганная молодежь бросилась бежать обратно в деревню. Конан послал им вслед еще один подобный «клич». А после, плюхнувшись в снег, уже позволил себе от души посмеяться.

Веселье продолжалось, пока до него не донесся настоящий вороний крик.

Мальчик замер, прижавшись спиной к камню. Его напряженный взгляд скользил по прилегающей к убежищу территории. Однако никакого движения замечено не было. Морозный воздух сохранял безмятежность. Солнечный свет, проникающий сквозь ветви деревьев, рисовал на снегу полосы и круги. Чужих следов, кроме тех, что оставил отряд Ардела, также не наблюдалось.

Тем не менее, все это вовсе не означало, что в окрестностях никого нет. Посему сидящий на корточках Конан, не снимал руки с рукояти меча. Ему хотелось вернуться за тетеревом, но, таким образом, можно было бы попасть в засаду. И все-таки он принял решение. Сглотнув слюну, юный киммериец сделал шаг вперед.

Снова раздалось карканье.

Конан взглянул направо. Большая черная птица с ветки следила за ним.

– Ты просто обычный ворон, или боги послали тебя за мной наблюдать? – мальчик произнес эти слова, чтобы затушить в груди искру страха, понимая, что сейчас подражает манере деда, когда тот рассказывал свои истории. – Так кто ты?

Птице, или посланцу богов, зрелище, по-видимому, наскучило. Каркнув напоследок, ворон расправил черные крылья и взмыл к небесам.

Все еще сохраняя осторожность, несмотря на то, что теперь был уверен в своем одиночестве, Конан направился к дереву, где оставил подвешенного тетерева. Потом он спустился по склону холма, шагая вдоль тропы, вытоптанной в снегу парнями Ардела. Мальчика радовало, что ему удалось их так легко напугать. Вместе с тем, Конан не мог скрыть отвращение от того, что они даже не попытались скрыть свои следы или хоть как-то обмануть вражеских лазутчиков. Их следы вели прямо в деревню.

Конан шел домой, часто останавливаясь, чтобы удостовериться в отсутствии возможной слежки. На выходе из леса он услышал звуки тревожного набата со стороны деревни. Когда же мальчик достиг последнего пригорка, то увидел группу воинов, ведомых Арделом. И главное, среди них был его отец!

Заметив сына, спускающегося с пригорка, Корин упал на колени.

– Хвала Крому, что оставил тебя невредимым! Ты ведь, правда, не пострадал, Конан?

– Со мной все в порядке, отец.

Корин поднялся с колен.

– Ардел, отведи Конана в деревню. Думаю, мы сможем теперь самостоятельно найти пиктов.

Конан засмеялся.

– Нет в лесу никаких пиктов, отец.

– Они там были, – сверкнул маленькими поросячьими глазками Ардел. – Военный отряд, численностью не меньше дюжины. Из клана Ворона. Они заманили нас в ловушку.

Корин схватил сына за плечи.

– Что тебе известно об этом?

– Я видел, как наши парни крались по лесу. Я забросал их снежками, каркая по-вороньи. Они испугались и убежали.

– Он лжет. Я знаю, что видел пиктов, – Ардел стукнул себя в грудь кулаком. – Я ни за что не побежал бы от ребенка.

Кузнец отпустил плечо Конана.

– Следы расскажут нам, что произошло в действительности. Махон и Сенан сходят на разведку. Ты же, Ардел, можешь со своими товарищами вернуться в деревню. Остальные будут дожидаться разведчиков здесь.

Конан ухмыльнулся, глядя как юноши уходят в сторону деревни. Их отослали домой, но его-то оставили с отцом и другими воинами ждать вестей. Наверное, так и должно быть.

– Конан.

– Да, отец? – мальчик покосился на двоих разведчиков. – Я ведь не солгал.

– Я не ожидал другого, – кивнул кузнец. – Но какое задание тебе было дано нынешним утром?

– Проверить силки…

– А разве это подразумевает также слежку и сеяние паники среди старших товарищей?

– Нет, отец.

– Этого мало, – Корин скорбно покачал головой, его плечи поникли. – Оглянись вокруг, Конан. Два десятка воинов отправляются в лес сдержать передовой отряд пиктов, чтобы остальные смогли подготовиться к защите нашей деревни. И все потому, что тебе вздумалось выкинуть шутку.

– Да, но…

– В общем так. Ты немедленно пойдешь в деревню. Будешь заходить в каждый дом и выполнять любую работу, которую тебе поручат в наказание за твою глупость. Ты будешь чистить нужники, колоть дрова, таскать воду. Будешь делать все, что людям необходимо.

Корин помолчал, потом вскинул голову и обратился к воинам:

– Не нужно его жалеть. Мой сын добровольно отказался от детства, желая стать мужчиной. Поэтому ему не удастся избежать наказания, только из-за того, что по годам он еще ребенок. Вы понимаете?

Каждый из воинов угрюмо кивнул. Конан чувствовал себя ничтожным, стоя в круге суровых людей. Он так хотел исполнить свое предназначение, как мужчина, как киммериец, а вместо этого принизил себя в их глазах. К горлу подкатил комок, живот свело. Уголки глаз наполнились слезами, рожденными стыдом и разочарованием. Однако мальчик не позволил упасть ни одной.

– Теперь иди, приступай к своим обязанностям, – сказал Корин.

– Хорошо, отец, – произнес он глухим, хриплым голосом.

– И еще, Конан… – кузнец протянул руку. – Твой меч.

* * *

Когда Конан добрался до дома, солнце уже закатилось, как минимум, часа три назад. Отец сидел за столом. Миска с остывшей тушеной олениной ждала мальчика, но тот совсем не чувствовал голода. Тогда от холма он летел, как на крыльях, и благодарил Крома за то, что никто не видел его слез. Он лишь однажды позволил себе упасть, чтобы снегом стереть их следы со своего лица. Потом он сделал все дела и даже больше, надеясь, что его усилия не помогут вернуть назад меч. Однако в глубине души, подросток опасался, что оружие потеряно навсегда.

– Садись, Конан.

Мальчик присел возле дверии принялся изучать половицы.

– Я не голоден, отец.

– Можешь не есть, а только слушать.

– Я осознал то, что произошло. И понимаю, почему ты меня наказал.

– Тебе предстоит понять нечто большее, если ты хочешь когда-либо снова владеть мечом.

– Я выполнил все требования, – Конан встал на ноги и поплелся к скамье.

– Знаю, знаю. И даже сверх того, – Корин кивал, поглаживая бороду. – Я не сомневался. И ты должен знать, что там не было ни единого человека, не упрекнувшего меня в излишней строгости. Только вдумайся, это говорили киммерийцы!

Конан попробовал улыбнуться, но радость ускользала от него.

– А знаешь, сынок, почему они так поступили?

Мальчик отрицательно помотал головой.

– Они ожидают от тебя, родившегося на поле битвы, многого. Тебя считают предназначенным для великих дел, – Корин наклонялся вперед, положа локти на стол. – А почему я тебя постоянно к этому подталкиваю?

– Потому что я родился на поле битвы?

– Нет. Потому что твоя мать видела в своем сыне человека, которого ждут великие свершения.

Глава 4

Встав из-за стола, Корин вылил мясное рагу обратно в котел, перемешал и зачерпнул новую порцию.

– Ты родился во время боя. Когда-нибудь ты поймешь, что каждый родитель ждет первого крика своего новорожденного младенца. С тобой это было вдвойне долгожданно. И означало, что ты был жив. Твой крик на мгновение заглушил стоны умирающих.

Кузнец поставил миску на стол, отошел и начал мерить шагами комнату. Свет камина предал лицу Корина золотистого оттенка. Его взгляд стал отстраненным, как у Коннахта, когда старик готовился к рассказу очередной истории.

– Тот бой мы вели с ванирами. Подлыми рыжими псами, которые периодически тревожат наши земли. По правде сказать, сейчас я уже не могу припомнить, зачем они заявились тогда. Жадность, жажда наживы… Возможно, кто-то из нашего народа убил одного из их сородичей. Причина той войны, да и многих других, была едва ли важней результата. Если бы они одержали верх, то уже какой-то ванир рассказывал бы нынешней ночью своему сыну о славной победе.

Корин посмотрел на сына, его рука легла на плечо Конана.

– Поешь, мальчик, мой рассказ будет долгим.

Конан кивнул, но в этот момент он устыдился своего чувства голода.

– Мы имели мало сведений, – сказал кузнец. – Даже меньше, чем Ардел предоставил нам после твоей выходки. Враги напали сразу с двух сторон, северной и южной. Я держал оборону на юге. Будь твой дед там, в тот день, он бы мог сказать, чей топор отличился, и чье именно копье пронзило конкретного противника. Он наверняка вел бы счет павшим от его руки врагам, но это – не мой удел, Я никогда не стремился к подобным вещам, и мне запомнился только лязг оружия. Однако твой отец гордился фактом, что выкованный им собственноручно меч рубил ванирскую сталь, отсекал черенки копий вместе с пальцами. Мой меч тогда сразил много вражеских воинов.

Корин подошел к очагу, оперся о него обеими руками, глядя в огонь… Кузнец молчал какое-то время, глядя в огонь. Конан чувствовал стеснение в горле, и причине своего состояния он не мог найти объяснения. Когда отец заговорил вновь, его голос стал хриплым и приглушенным:

– Твоя мать, Конан… твоя мать была истинной киммерийкой. У тебя ее синие глаза, правда, твоя черная грива досталась в наследство от моего рода. Но ее род столь же силен и отважен. Несмотря на то, что у нее в чреве находился ребенок, женщина вышла навстречу прорвавшимся с севера ванирам. Она пронзила одного человека острием копья, а затем тупым концом сбила с ног другого. Если бы наши воины продолжали драться рядом с ней, то она бы выстояла. Однако они бежали, позволив ваниру нанести ей в живот смертельную рану, тем самым чуть не убив тебя.

– Твоя мать даже не вскрикнула, – продолжил Корин после короткой паузы. – Не издала ни звука, не доставила ваниру радость победы. Я только видел, как она осела, обхватив одной рукой живот, чтобы удержать внутри плод. Другой же рукой твоя мать потянулась за мечом, а убийца спокойно стоял над ней. Этот глупец колебался, – Корин фыркнул. – Почему? Не знаю и мне все равно. Вот только его нерешительность дала время женщине поднять тот меч и нанести удар ему в брюхо. А прежде, чем он смог ее прикончить, я развалил ванира на две половины.

Руки кузнеца сжали каминную полку. Его плечи сотрясались. Конан был уверен, что это следствие ярости, ведь его отец не способен плакать. Но вместе с тем, по щеке самого мальчика скатилась слеза.

– Твоя мать была при смерти и это понимала, – Корин, наконец, обратил к Конану потемневшее лицо. – Достав из-за пояса кинжал, она вложила лезвие в мои руки со словами: «Возьми своего сына».

Кузнец опустил взгляд на свои ладони.

– Я пытался перечить, хотя раньше никогда ей не отказывал, но она была непреклонна. «Я должна увидеть ребенка прежде, чем умру». И она смотрела мне в глаза, направляя мою руку, пока я делал то, что не закончил ванир. Я вырезал тебя из чрева своей жены и положил ей на грудь. Она поцеловала тебя. Так ты попробовал вкус крови своей матери, но плача ее ты никогда не слышал, – Корин сцепил пальцы рук. – Перед самой смертью она сказала мне: «Увидишь, в его жизни будет присутствовать нечто большее, чем огонь и кровь». А затем дала тебе имя – Конан и испустила последний вздох.

Мальчик отложил ложку. Корин повернулся лицом к двери и указал в сторону деревни:

– Они помнят то, что твое рождение произошло в день великой победы. Появившийся на свет на поле битвы рожден для славы. Вскормленный кровью, а не молоком. Волк, не собака, которому сопутствуют чудеса и знамения. Вспомни истории деда о героях и королях, где их летописцы утверждали, что они были рождены девственницами или же задушили при рождении какое-нибудь чудовище. В общем, породили огромное количество легенд, чтобы эти люди казались более значимыми, чем являлись на самом деле. Вот и наши соплеменники поступили примерно так с правдой о твоем рождении. И все же, если бы я тогда не взял жизнь еще одного ванира, намеревавшегося убить меня, когда я держал на руках младенца, то сейчас никто бы и не вспомнил о чудесах и знамениях. Судьба великого человека не может быть ни чем иным как жизнью, которая позволяет избежать череды бед, – Корин вздохнул. – Но мне день твоего рождения видится по-другому. Я стоял на коленях в снегу. Моя возлюбленная Фиолла мертва. Ее столь хрупкий, голый ребенок в моих руках, покрытых кровью ванира и твоей матери, а может быть, даже моей собственной. Я стоял на коленях посреди поля боя, где умирающие воины вопили будто дети, взывая к своим матерям. Ты же молчал, но в любом случае твоя мать не смогла бы откликнуться на крик своего сына. Потом я слышал, как наши люди приветствовали победу и благодарили богов за сохранение их жизней. Однако в моей голове звучали последние слова твоей матери, которые не давали покоя. Тебе предназначено что-то большее, нежели просто огонь и кровь.

Сбитый с толку Конан нахмурил брови.

– Очевидно, ты имеешь в виду, что она не хотела, чтобы я стал великим воином?

Корин усмехнулся и приобнял сына за плечи.

– Находясь при смерти, она как раз знала, что этого никак не избежать, но чувствовала в тебе потенциал для большего. И я с ней согласен. Ты можешь превзойти своих сверстников и стать лучшим воином нашей деревни. Даже заставить людей забыть, что Коннахт когда-либо существовал. Тем не менее, это все предгорья, а тебя, Конан, ждут горы и звезды. Другие видят в тебе человека, рожденного для больших свершений. А я считаю так же, что ты рожден, чтобы принять на себя большую ответственность.

– Какую ответственность, отец?

– Обязанности, которые ты приобретешь, когда повзрослеешь. Ничего страшного в данный момент, но придет время…

Корин присел за стол, вытянул ноги и посмотрел сыну в глаза.

– Сегодня ты поступил безответственно. Твоя шалость вызвала панику, и некоторые из тех парней, поскольку страх был их первой реакцией, теперь всегда будут реагировать подобным образом. Мы, конечно, постараемся из них это искоренить, но ты очень осложнил нам задачу.

– Да, отец, я виноват.

– Первое правило вождя – не ждать от последователей того, что он может сделать сам, однако изучать способности своих людей и всячески их развивать. Ты пристыдил тех юношей, и поэтому они, скорее всего, будут стараться исправиться. Но это их дело, а ты будешь продолжать безропотно выполнять хозяйственные работы для меня и жителей деревни. Если тебя начнут дразнить, ты будешь держать язык за зубами и сдерживать кулаки. Ты унизил парней, посчитав себя лучше других, поэтому стерпишь их насмешки.

– Хорошо, отец, – хмуро пробормотал Конан, смотря исподлобья.

Корин рассмеялся, хлопая рукой по столу.

– У твоей матери был такой же взгляд. Правда, она одарила меня им лишь однажды, но я поклялся, что больше никогда не удостоюсь его повторно. Ограничение себя в чем-то это не самая трудная в жизни вещь, которую приходиться делать. Просто ты раньше еще не сталкивался с подобными трудностями. Агрессия – достоинство воина, сдержанность – вождя. Ты должен мне обещать, что умеришь свой пыл.

– Я обещаю, отец.

– Вот и замечательно, – кивнул кузнец. – Теперь ты имеешь половину договора, которую выполнишь, а я предложу тебе другую половину. Завтра утром ты найдешь в кузнице свой меч. Можешь наточить его, только начнешь заострять края лезвия на расстоянии ладони от кончика.

Лицо мальчика просветлело, сердце учащенно забилось.

– Значит, ты обучишь меня, мы будем бороться?

– Обязательно будем. Я собираюсь многому тебя научить, но не сразу.

– Почему так? – плечи Конана поникли.

– Все очень просто, сынок, – Корин посмотрел прямо в синие глаза сына. – Ты растешь, и скоро эта аквилонская игрушка станет для тебя мала. Хорошо бы тебе научиться изготавливать настоящие киммерийские клинки.

– Кром дал мне жизнь, чтобы обладать мечами, а не ковать их, – вскинулся подросток.

– Кром дал жизнь и волю всем киммерийцам, – ответил Корин и покачал головой. – Но если хочешь, чтобы лезвие было частью тебя, чтобы оно жило в твоих руках, тогда сначала помоги ему появиться на свет.

* * *

На протяжении следующих шести недель Корин не переставал поражаться тому, что его сын не ощетинился, не сломался, не плакал и не жаловался. Кузнец не хотел давать ему никаких поблажек, и при этом его не удивляло, когда Конан проявлял изобретательность. Мальчик быстро учился. Пусть мелкие ошибки порой огорчали его, но он всегда возвращался к их исправлению с таким упорством, которого кузнец не наблюдал даже у взрослых.

Корин не отказался от замысла научить сына кузнечному делу. Как-то он послал Конана к ближайшему отвалу, чтобы тот собрал для выплавки клинков железную руду и позаимствовал для этих целей мула. Конан вернулся с двумя корзинами руды, навьюченными на спину животного, и еще одной, меньшей, на своих плечах.

Мальчик измельчил породу, готовя ее к плавлению, затем принялся раздувать меха до того момента, пока железо не превратилось в золотисто-красную реку расплавленного металла.

Глядя на Конана, который выливал металл в форму, Корин отметил на его покрасневшем лице чувство гордости. Пока сталь охлаждалась, мальчик занялся дубовой рукоятью и выбрал кожу для обтяжки. Вместе с отцом они отлили из бронзы крестовину и навершие. Потом юный киммериец погрузил остывшую заготовку в пылающие угли и вновь качал меха, а после отнес раскаленное лезвие к наковальне, чтобы начать формирование.

Здесь Конан столкнулся с самой большой проблемой, и сердце у наблюдавшего за ним Корина сжалось. Его сын стремился сделать меч совершенным, однако не имел представления, сколько труда нужно положить на это.

Ковка каждой стороны должна происходить практически одновременно. Растяжка металла слишком истончала лезвие. Появлялись трещины, заготовка разваливалась на части. И тогда, как металл всегда можно повторно разогреть и сварить все части, то разочарование от неудачной попытки приводило к последующим грубым ударам там, где требовалась тонкая работа. А тонкая работа, всегда казалось, отнимает очень много времени…

«Мальчик кует оружие мужчины» – подумал Корин и улыбнулся, вспомнив свои первые неуклюжие усилия. Коннахт не отличался особым терпением относительно него. Но это было связано с предположением отца, что молодой Корин непременно отправится в странствия по миру. Хотя сам Коннахт не раз называл кучу причин, побуждающих его остаться в Киммерии навсегда, но Корин не сомневался: его отец снова покинул бы дом, выпади ему малейший шанс.

Коннахт несказанно удивился, когда узнал, к чему стремится сын. А именно: не создавать меч, который он мог взять с собою в бой, но создавать мечи, которые предназначены для сражений. Коннахт так до конца и не понял своего сына, но, по крайней мере, уважал его и гордился изделиями Корина, как собственными подвигами в полной приключениями юности.

Между тем, Конан опустил меч в корыто. Вода запузырилась, поднялся пар. Он вытащил лезвие, с которого стекали ручейки, и Корин укрепился во мнении, что мальчик в тот миг видит кровь врагов.

– Ты закончил?

Конан перевел взгляд на отца и кивнул.

Корин приблизился к наковальне. Кузнец взял клинок у сына и перевернул. Мальчик неплохо сформировал лезвие. Не испортил сильными ударами. Основание тяжеловато, но не настолько, чтобы нарушить баланс. Кончик сужен в меру.

– Сделано красиво, мальчик.

Лицо Конана, покрытое сажей с дорожками от пота, расплылось в улыбке.

– Однако позволь мне спросить у тебя: Что является самым важным, при ковке лезвия? Огонь или лед?

– Огонь, – хмыкнул подросток.

Корин поднял бровь, продолжая изучать работу сына.

– Тогда лед?

– Ты уверен?

Конан кивал, но нерешительно.

Кузнец размахнулся и ударил клинком по наковальне. Жалобно звякнув, лезвие разлетелось на куски. Конан опешил, его смущенное лицо отразилось в металлических осколках. Расстроенный, он повернулся к Корину.

– Этот урок лучше всего усвоить прямо сейчас, сынок. Мы начнем все заново, – кузнец опустился на колени и начал собирать осколки. – Ты узнаешь то, как настоящий меч делает человека великим воином. И к тому времени ты будешь готов владеть лезвием, которое мы сделаем вместе.