Текст книги "История царствования Екатерины"

Автор книги: Матвей Любавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Депутаты от казацких войск,Донского, Чугуевского и Яицкого, просили, чтобы и казацким старшинам разрешено было иметь крепостных крестьян.

Однодворцыиз служилых людей, почти те же мужики, просили снять с них ограничения по владению крепостными. (Однодворцы имели право продавать и покупать крепостных только в пределах своего сословия.) Солдаты,отслужившие свой срок, просили себе права иметь крепостных.

Таким образом, почти ото всех сословий слышатся просьбыне о раскрепощении крестьян, а о распространении на них права владеть крепостными.

Раз это было так, то Екатерина и думать не могла об освобождении крепостныхи принуждена была направить законодательство в сторону улучшенияправового и экономического бытакрестьян.

Как на эту сторону крестьянского вопроса смотрело русское общество, что выражали дворяне в своих наказах и что говорили по этому вопросу депутаты в комиссии?

Многие дворянские наказы требуют запрещения торговли крепостными и обуздания жестоких помещиков. Но в этом сказалось не гуманное чувство, а простой хозяйственный расчет. Эта торговля крепостными и неистовства владельцев порождали восстания крестьян, поэтому дворяне и требуют прекратить торговлю крепостными и жестокость помещиков как причину восстаний. Михайловские дворяне (Рязанской губернии) просили ограничить продажу крестьян без земли пределами уезда, чтобы проданные крестьяне оказались недалеко от своих родных. Решительнее были настроены шлиссельбургские дворяне: они потребовали совершенно запретить продажу крепостных и дворовых людей без земли. Кинешемские дворяне (Костромской губернии) просили запретить торговлю крепостными на три месяца в году во время рекрутского набора. О том же просили тамбовские дворяне. Но это требование совершенно непрактичное, оно ни к чему не вело, ибо если торговля будет запрещена на три месяца, то помещики будут совершать нужные сделки за неделю до этого срока. Костромской наказ требовал накладывать опеку на тех, „кто неистово своими деревнями владеет и подданных мучает“. Некоторые говорят, что опеку следует накладывать и на жадных, кто своих подданных поборами разоряет.

Дальше опеки дворянские наказы не шли и не говорили о том, что следует наказывать помещиков за жадность и за жестокость.

Только юстиц-коллегия поручила своему депутату добиться ответа на вопрос, какое наказание следует налагать на дворянина, забившего своего крепостного насмерть. Да еще депутат главной полиции заявил, что надлежит разрешить дворовым и крепостным жаловаться на своих господ, и спрашивал, что делать с теми дворянами, на которых принесена жалоба.

Юстиц-коллегия и главная полиция потому подняли этот вопрос, что сама жизнь указывала им на него: в своей практике им приходилось наблюдать неистовства и жестокость дворян, которые сплошь и рядом посылали своих крепостных в участок, чтобы их там наказали кнутом. Своеволие, каприз порой были слишком очевидны, а не исполнить приказания было нельзя.

Итак, высшее начальство подумывало о смягчении участи крестьян, но мысли его по этой части отличались неопределенностью и ни на чем не сосредоточивались. Что касается опеки над жестокими помещиками, то она была введена еще Петром Великим теперь высказывалось только пожелание о ее введении, которое так и осталось пожеланием.

Вопрос об ограничении крепостного права сделался предметом горячих споров в заседаниях комиссии.Прения эти продолжались больше месяца и в них участвовало 20 ораторов, из которых 8 высказались за улучшение крестьянского быта и 12 против. Прения приняли особенно страстный характер после речи Коробьина, депутата от козловских дворян, произнесенной 5 мая 1768 года, Рассуждая о причинах побегов крестьян за границу, Коробьин сказал, что в них виновны сами помещики, которые сверх обычных работ заставляют крестьян отрабатывать свои долги, удаляют их от семейства, и что всего хуже – когда крестьянин накапливает известный достаток, они разоряют его, увеличивая с него оброки. Коробьин предлагал учинить „благоразумные и человеческие законы“: надо, чтобы помещик считал своей только часть своего имения, а остальную предоставил крестьянам, дав им свободу распоряжаться ею, закладывать, продавать, делить и дарить по своему усмотрению. Коробьин стоял за то, чтобы законом были точно определены все повинности крестьян. Коробьина поддержал Чупров, депутат от северных черносошных крестьян, депутат от однодворцев Маслов, депутат от Казанской губернии Кибенский и другие; но больше всех высказался депутат от Екатеринославской провинции Козельский.

На обвинения крестьян в лени и пьянстве Козельский возражал, что и самый трудолюбивый человек сделается пьяницей, если он будет в вечном насилии; причина этого зла заключается в самих помещиках. Дворянство просит, говорил Козельский, учредить опеку над жестокими помещиками, разоряющими своих крестьян, но зачем это делать, когда крестьяне уже разорятся, лучше предупредить их разорение: следует определить число барщинных дней в неделю и количество оброка сообразно с местными условиями. Нельзя, говорят, продолжал оратор, ограничивать власть дворян, но ведь и самодержавная власть не требует от служащих ей людей всейих службы, так как же давать помещикам власть большую, чем самодержавная? По предложению Козельского, крестьянин должен 2 дня работать на себя, 2 дня на помещика и 2 дня на государство, на подати, а 7-й день должен быть посвящен Богу. Годовой оброк Козельский предлагал установить с крестьянского двора в 10 рублей, ценя рабочий день в среднем в 10 копеек, а население двора в 3–4 души, этот оброк приблизительно соответствовал подушной подати в 2–3 рубля, которую платили крестьяне. Для того чтобы оградить крестьян от злоупотреблений помещика, следует выделить им землю из имения помещика, чтобы крестьяне могли основательнее обзавестись. Крестьянин должен обладать неотъемлемой землей, хотя Козельский и не предлагал их освобождать. Его предложение было одним из лучших проектов временных улучшений.

Все эти заявления Коробьина и его единомышленников вызвали бурные протесты со стороны многих депутатов. Коробьин и другие ораторы подверглись целому потоку личных нападок и оскорблений. Но дело не ограничилось личными нападками, Коробьину был высказан целый ряд принципиальных возражений, к которым мы не можем относиться только отрицательно. Это возбуждение мысли, вызванное постановкой крестьянского вопроса, напоминает аналогичное возбуждение мысли в 1861 году, оно дало ряд ценных показаний со стороны тех, кого можно назвать консерваторами, в них указывалось на различные неудобства, которые могут возникнуть в разных сторонах жизни при решении крестьянского вопроса.

Консерваторы приводили ряд возражений по существу вопроса, из них некоторые имеют существенное значение. Коробьин указывал на побеги крепостных как на следствие чрезмерного их обременения помещиками. На это консерваторы справедливо указывали ему, что бегут за границу не только крепостные, но и государственные, экономические, то есть церковные, крестьяне и даже купцы от своей торговли. Раз это так, то следовательно виной тому не помещики, а общее развращение нравов. Один из видных вождей консервативной партии, историк князь Михаил Михайлович Щербатов, говорил, что причина побегов чисто физическая – он указывал на разность и жестокость климатов в России (которых он насчитывал 8), на разность в почве и т. п.; немудрено поэтому, что люди ищут более удобных мест для жительства. Кроме того, по Щербатову, имели значение и рекрутские наборы, обленивание населения и ухудшение нравов.

Затем дворяне отрицали сам факт экономического угнетения крестьян. „Помещики, – говорили они, – не только не разоряют крестьян, но кормят их в голодные годы, платят за них подушную, пекутся, как о детях“. Ораторы не ограничились одной защитой крепостного права, но подвергли критике все требования либералов. Либералы требовали определения размеров повинностей, на что консерваторы им указывали, что этого сделать невозможно вследствие крайнего разнообразия местных условий. Затем, говорили они, нельзя обеспечить крестьянину право собственности, оставляя его личность в зависимости от помещика. „Тщетно им собственность давать, когда тело их принадлежит другим“, – говорил Щербатов. Крестьяне могут жаловаться на притеснения господ, для чего надо устроить суды, предлагали либералы; консерваторы возражали им, что это только приведет к разрушению добрых отношений, увеличит количество судебных дел, возникнут бунты, подстрекательства, убийства. В этих словах есть доля правды, такие суды вводить было рискованно: весь трагизм крестьянского вопроса в том и заключался, что положение крепостных крестьян нельзя было улучшить, можно было только уничтожить крепостное право или не сделать ничего. Либералы предлагают наделить крестьян землей, но и у этого есть своя теневая сторона. Теперь, говорит Щербатов, помещики заботятся, чтобы крестьяне не страдали от недостатка или плохого качества земли, а с нарезкой земли эта забота прекратится и положение крестьян только ухудшится. Предоставление крестьянам в собственность земли приведет только к ее дроблению, что крайне вредно; как на поучительный в этом отношении пример консерваторы указывали на быт однодворцев: „Не можно хозяйство вести там, где крестьяне поделят землю на лоскутья“. От раздела земли произойдет еще новое неудобство – чересполосица, а она вызывает драки, ссоры, поджоги, убийства. Наконец, будет еще новая беда – крестьяне будут продавать свои земли и переходить таким образом в разряд безземельных рабов; но, возразят либералы, их можно будет наделять казенной землей, но тогда разорится дворянство, а если не наделять, то разорятся крестьяне.

Отвергая все предложения либералов, дворяне соглашались лишь на отдачу под опеку всех владельцев, мучающих своих людей и, кроме того, все соглашались на запрещение торговли людьми в розницу.

В доводах, выставленных консерваторами, было много меткого и верного. Этот обмен мыслей приводил к доказательству несостоятельности попытки улучшить быт крепостных крестьян при сохранении крепостного права. Господствующее течение было неблагоприятно настроено к проектам разрешить крепостное право или улучшить его даже в таком размере, в каком предлагала это Екатерина.

После этого совершенно неожиданно выплыл проект освобождения крестьян. В половине 1768 года, уже по окончании прений, комиссия о разборе родов государственных жителей выработала проект прав благородных. В нем говорилось: „Благородные могут, если пожелают, право владения крепостными деревнями переменить на право деревень свободных, но право деревень свободных на право деревень крепостных переменить не могут“. Для того чтобы понять это предложение, надо указать, что в России в то время в некоторых местностях (например, в Малороссии, в Эстляндии, на некоторых островах Балтийского моря) существовали еще свободные крестьяне. Эти свободные крестьяне имели право переходить с одного места на другое, они брали у помещиков столько земли, сколько могли обработать, обыкновенно на несколько лет на определенных условиях. Теперь мы можем понять, что проект этот предлагал освобождение крестьян без земли и их юридическую зависимость от помещика превратить б экономическую. Проект предлагал создать такие законы, которые в дальнейшем обеспечивали бы возрастание количества свободного населения. Для этого он советовал запретить наследовать крепостные деревни, с тем чтобы по наследству переходили только свободные деревни. Этот закон заставил бы помещиков перед смертью освобождать своих крестьян, так как иначе они все равно будут свободны. Чтобы поощрить переход крепостных деревень в свободные, проект предлагал освободить покупку и продажу свободных деревень от всяких пошлин.

При обсуждении этого проекта в общем собрании произошла целая буря. Особенно горячо возражал Щербатов, он стал на ту точку зрения, что освобождение крестьян дело невыполнимое и несвоевременное. „Еще российский народ требует много просвещения, которое крестьяне только от господ получить могут. Единым словом свободы не произведешь“. Освобожденные крестьяне всегда будут подозревать своих господ, что они берут с них свыше должного. От освобожденных крестьян будут заражаться соседние крепостные деревни. Далее Щербатов высказывал мнение, что под властью помещика крестьяне становятся только сильнее и зажиточнее: это видно из жалоб купцов, что крестьяне забивают их на всех рынках. Освобождение крестьян от зависимости разорит их; пострадает не только их нравственность, но и материальное положение, начнутся разбои, грабежи, недоимки. Придерживаясь учения о влиянии климата на нравы, Щербатов говорил, что при холодном климате России земледельца необходимо понуждать, а так как правительство не может этого выполнить, то лучше надзор за крестьянами поручить дворянам. Так Щербатов предвосхитил мысль, высказанную потом императором Павлом, что в России столько полицейских, сколько помещиков.

В общих заседаниях дело и ограничилось этими спорами. Общей постановки вопроса сделано не было, голосования не происходили ни по каким вопросам. Общая комиссия дожидалась проектов от частных комиссий. Больше всего ждали от комиссии по разбору родов государственных жителей, которая должна была разработать вопрос о правах третьего рода людей (крестьян). Эта комиссия осенью 1770 года,когда общих собраний уже не было, выработала проект по крестьянскому вопросу.Содержание этого проекта показывает, до каких высот подымалась тогдашняя политическая мысль.

В этом проекте в отделе о личных правах крестьян на первом плане стоял вопрос о подсудности. Комиссия предлагала, что крестьяне в гражданских делах должны судиться в учрежденных из них же помещиком судах. Если одна из тяжущихся сторон состояла не из крестьян, то дело должно разбираться в обыкновенном земском суде, а уголовные дела разбирались в нем обязательно. Вторая статья трактовала о наказаниях. Проект признает за помещиками право наказывать крестьян за непослушание, но умеренно, без членовредительства и тем паче убийства. Третья статья говорит, что помещик не властен продать жену от мужа, мужа ст жены и от родителей детей моложе 7 лет. Четвертая статья говорит, что крепостной крестьянин, если помещик начнет отнимать у него землю, имеет право защищаться в „учрежденных местах“, но в каких именно, проект не определяет. Что касается имущественных прав, то вся движимость принадлежит крестьянину, и он имеет право свободно продавать ее; спрашивать разрешение у помещика он должен лишь на продажу хлеба и рабочего скота. Земля принадлежит помещику, но посеянные крестьянином растения принадлежат ему самому. В случае, если в оброке окажется недоимка, то помещик может продать часть движимости крестьянина, но не в большем размере, чем нужно для покрытия недоимки. Размер оброка определен не был, его должна была определить другая комиссия – комиссия о земледелии.

Я нарочно остановился на этих деталях, потому что здесь кроется вся программа преобразований, которая развивалась в царствование Павла I, Александра I и Николая I. Затем, говоря о праве крестьянина располагать своим трудом, проект говорит, что крестьянин имеет право наниматься для отработки оброка, причем помещик не имеет права отнимать его заработной платы. Женятся крестьяне по собственному желанию, причем в пределах одного имения безденежно, а если берут жену со стороны, то только при наличии отпуска от помещика. Крестьяне из лесов помещика могут брать с его разрешения бревна и дрова для своего потребления, они могут ловить рыбу из вод помещика удочками, наметками, вершами и т. д., только не неводом.

Этот проект, собственно говоря, санкционировал то, что было, но его нельзя не признать шагом вперед, так как он хотел законодательным путем подтвердить и очертить крепостное право.

Комиссия земледелия должна была определить размер крестьянских повинностей. В ней работал депутат Титов, который и выработал специальный законопроект, который ценен как проект разрешения крестьянского вопроса. Титов предлагал дать крестьянам земли по 9 десятин на работника, ибо он предполагал, что один работник может обработать 3 десятины в поле и скосить до 500 пудов сена. По сравнению с этим наделом крестьянский надел по Положению 1861 года представляется мизерным. Но Титов неспроста предлагал дать большой надел, ибо треть урожая он предлагал назначить помещику; для барщины он предлагал установить один день в неделю в летнее время и два дня в зимнее. Это улучшение в сравнении с обычным порядком, так как обыкновенно полагалось ходить на барщину три дня в неделю, но оно объясняется тем, что часть урожая с земель крестьянина идет помещику. Чтобы можно было учесть урожай, крестьяне должны работать сообща, весь собираемый хлеб должен складываться в одно место; третью часть из него получает помещик, две пятидесятых отделяется для бесприютных, а остальное делится по числу работников. Потом с крестьян собирают пятую часть приплода скота (пятого теленка, пятого жеребенка, пятый рой пчел и т. д.) и кроме того сбор с холста, пятую часть, и пятую часть с хмеля. Крестьяне должны кормить помещичьих коров, за это они берут себе молоко и приплод (кроме обычной пятой части), а помещику дают в год 20 фунтов масла. Если земли будет недостаточно, то устанавливается оброк по 2 рубля 50 копеек с души (обычный) и пятую часть с домашнего производства. Землю неисправных крестьян проект предлагал отдавать другим крестьянам, а их самих отдавать к ним работниками, чтобы помещик не терпел убытка. По расчету, приложенному в конце системы Титова, выходит, что доход с одного крестьянина равнялся 3 рублям при оброке и 4 при барщине. Тут проект узаконивал среднюю норму повинностей. Это опять-таки было полезно, ибо ограничивало требования помещика и разрастание оброков.

Но это было лишь благим пожеланием, которыми, как говорится, ад полон, а как выполнить его, указано не было. В этом отношении все проекты были сделаны неудовлетворительно, так как они разрабатывали вопрос теоретически, а не практически.

Что жев конце концов Екатерина получила от общества. Часто в литературе и в учебниках до сих пор высказывается мнение, что Екатерина не нашла в обществе, а особенно в дворянстве, сочувствия своим либеральным взглядам, и поэтому-то она и оставила свою мысль об улучшении крепостного права.

Это рассуждение не совсем правильно и нуждается в поправке. Правда, мысль об уничтожении крепостного права не встретила сочувствия, но все же и здесь вышли проекты добровольного освобождения крестьян от помещичьей власти при моральной поддержке государственной власти. Вы помните, как обстоял этот вопрос у Биарде де ля Виля и что говорилось по нему в комиссии: ведь они допускали постепенное освобождение крестьян, и даже Щербатов говорил, что следует освобождать крестьян при смерти их помещика, если они должны перейти к его наследникам, расточительным и жестоким.

Еще большую поддержку встретила мысль об ограничении крепостного права и об определении повинностей крестьян. Почти все лица, обсуждавшие проекты, соглашались на запрещение торговли людьми в розницу и на другие ограничения. Все соглашались на принятие мер к обузданию жестоких помещиков и представили комиссии проект о личных правах крестьян. Затем большое сочувствие встретила мысль укрепить за крестьянами их движимое имущество. Ведь и консерваторы указывали на то, что у крестьян должно быть движимое имущество, они его признавали, не желали лишь санкционировать его и возражали не по существу, а с точки прения тактики. О том, что движимое имущество должно принадлежать крестьянам, писалось и в проектах, поданных в Вольное экономическое общество, говорил и Коробьин, предлагала и комиссия по разбору родов государственных жителей. Немало голосов раздалось и за земельное обеспечение крестьян. За него высказывались Биарде де ля Виль, Поленов и Расле в своих проектах, за него говорил в комиссии Козельский, его предлагал в своем проекте даже Титов, и в большом размере. Идея определения закона крестьянских повинностей нашла поборников в авторах проектов, поданных в Вольное экономическое общество, а в комиссии в лице Коробьина, Козельского и Титова, причем ими были приведены детальные, соображения. Нашла сочувствие и мысль об ограждении прав крепостных крестьян независимым сословным и коронным судом.

Правда, в комиссии раздавалось немало голосов и против всякого ограничения крепостного права, но ведь окончательного подсчета голосов не было и, может быть, большинство голосов оказалось бы за улучшение. Но если Ом даже большинство комиссии и оказалось бы против всяких ограничений, то это не имело бы ровно никакого значения, важно было то, что Екатерина не оказалась одинокой, что она встретила сочувствие в лучшей части общества, а это, как показывает пример Александра II, довольно для проведения реформ. Поэтому ясно, что мнение, будто Екатерина не встретила поддержки в обществе, нуждается в сильном ограничении.

Что же сделала Екатерина в действительности для улучшения быта крестьян?Ведь многие из перечисленных проектов шли навстречу ее желаниям, выраженным в Наказе.

Все мечты Екатерины свелись к изданию законов, которые полагали предел дальнейшему закреплению крестьян. 17 марта 1775 года был издан манифест, который дозволял всем крестьянам, отпущенным от помещиков, как ныне, так и впредь, не записываться в оклад, а при ревизии заявлять, запишутся ли они в службу, или в цехи, или в купцы. Раньше ревизия была роковым временем для отпущенных крестьян: закон не признавал таких отпущенных, и им приходилось опять записываться за какого-нибудь помещика. Мало того, указом в апреля того же года в виде общей меры Сенат запрещал вольноотпущенным записываться в оклад. Сенатский указ шел дальше манифеста. В виде премии манифест 28 июня 1777 года уничтожал сбор с явки освобождаемых крестьян; явочные деньги теперь перестали взимать. Затем указом 1783 года Екатерина от себя уже, подтверждая указ Сената, запретила впредь закрепощаться всем свободным людям.

Положив предел дальнейшему закрепощению, Екатерина не сделала ничего, чтобы освободить крестьян. Правда, к мерам, освобождающим крестьян, можно отнести манифест 1777 года о невзимании явочных денег, но эта ничтожная мера не могла дать никаких ощутимых результатов.

Очень мало, или почти ничего Екатерина не сделала для запрещения торговли людьми. Правда, вначале она думала об этом и в 1766 году издала закон, запрещающий совершать купчие на крепостных за 3 месяца до рекрутского набора, но этот закон очень легко можно было обойти. Указ 5 августа 1771 года запрещал продавать крестьян с молотка на аукционах. Но этот указ щадил не крестьян, а нервы сентиментальных помещиков, так как в том же указе было разъяснено, что продавать крепостных без земли можно, лишь бы не было этого стука молотком.

Никаких других ограничений, хотя бы тех, которых желала комиссия 1766 года, Екатериной сделано не было, и торговля людьми продолжала процветать: их продавали на рынках, нередки были и такие объявления в газетах: „продается портной, башмачник, повар, коляска и выездная лошадь“, или „продается девка и кобыла, видеть можно их там-то“, или „продаются 4 пары борзых кобелей, 15 щенят и 2 девки, цена такая-то“. Цена крепостного была тогда 70-100 рублей за душу, а в одиночку цена крепостного увеличивалась, смотря по его личным качествам, или уменьшалась. В 1766 году за рекрута платили от 120 рублей, а через 20 лет до 300 рублей. Ремесленники и артисты стоили от 300 рублей, а актрисы по несколько тысяч, обыкновенная прислуга 5080 рублей, дети от 3 до 20 рублей.

Екатерина не только не ограничивала торговлю людьми, но даже способствовала ее развитию. Указом 1779 года она предписала Сенату принимать рекрутов от помещиков во всякое время для зачета их за будущих, то есть Екатерина в 1779 году фактически разрешила то, что запрещала в 1766 году.

Все дворяне соглашались на учреждение опеки над помещиками, мучающими своих крестьян. В 1769 году Екатерина запретила крестьянам подавать жалобы на помещиков, а затем по Учреждениям 1775 года возложила обязанность на наместников пресекать мотовство, тиранство и жестокость помещиков. Отдел об опеке в Учреждении о губерниях был разработан. Опекунами не могли назначаться люди жестокие, суровые поступки которых известны дворянству. Опекун, назначенный над каким-либо помещиком, не мог налагать на его крестьян новых налогов; наказывать телесным наказанием крестьян опекун своей властью не мог; за большие преступления он должен посылать провинившихся в суд или к городничему, за меньшие преступления должен отсылать к старосте или приказчикам.

Затем были попытки смягчить наказания, налагаемые помещиками на крестьян. В 1773 году, после доклада Сената о частой ссылке помещиками крестьян на каторгу, Екатерина велела ее приостановить, но через полтора года разрешила ее. Наконец, в 1775 году был издан указ, разрешавший крепостным крестьянам вступать в винные откупа за поручительством их помещиков. В 1782 году были изданы 2 указа – о недопущении крепостных к прошению милостыни (что практиковалось помещиками) и о разрешении отпускать старых крестьян на свободу.

Вот и все, что сделала Екатерина для осуществления своих гуманных стремлений: сделала она меньше по сравнению даже с тем, что указало ей общество в лице депутатов комиссии 1767 года Екатерина не издала такого положения, которое заметно бы облегчало быт крепостных крестьян, не выработала никаких гарантий личных прав крепостных, не определила отношений между крестьянами и их владельцами. Разрешение всех этих задач она оставила сыну Павлу I и внукам Александру I и Николаю I. Павел I и его сыновья как бы выполняли то, что предстояло сделать Екатерине и чего она не сделала. Правда, меры, принимаемые этими государями относительно крестьян, не были разрешением крестьянского вопроса, так как его могло разрешить только полное уничтожение его; но меры этих государей были исторически необходимы, так как прежде чем дойти до 19 февраля 1861 года, надо было убедиться на деле в бесполезности одних улучшений, и с этой стороны можно рассматривать эти меры как стадию крепостного права.

Итак, Екатерина не привела в исполнение многих возможных улучшений в крестьянском быту. Чем же это объясняется?

Обыкновенно указывают на Пугачевский бунткак на первую и начальную причину охлаждения Екатерины к крестьянскому вопросу.

Известно, что Пугачевский бунт был прежде всего антидворянским.Главной его целью было „истребление проклятого рода дворянского, который не насытился крестьянами в России, но и вольные казачьи войска подчинить себе желает“. „Всему миру известно, – писалось в одной прокламации, – сколь российские дворяне обладают крестьянами, и хотя в Законе Божием сказано, что с крестьянами надо обходиться, как с детьми, они обращаются с ними хуже, чем с собаками своими“. В Саратове Пугачев сказал толпе: „Я вам император; жена моя далась дворянству, и я поклялся именем Бога истребить их. Они склонили ее отдать вас им в рабство. Я восстал за вас против них“. Здесь уже дворянство ставилось вместе с правительством Екатерины. В своем манифесте от 31 августа 1774 года Пугачев жаловал всех крестьян – „вольностью и свободой вечных казаков“, жаловал им помещичьи земли, луга, выгоны, сенные покосы, леса „без покупки и без оброков“ и освобождение давал „от градских мздоимцев судей“. В конце концов движение приняло не только антидворянский, но и антигосударственный характер. Общая опасность сблизила Екатерину с дворянством. Когда казанское дворянство решило выставить корпус для борьбы с мятежниками, Екатерина заявила им, что она свою целость и безопасность не отличает от их целости и безопасности, а так как она сама считает себя помещицей той губернии, то приказала набирать ратников в дворянский корпус и из своих дворянских сел. На этот факт обыкновенно указывают, желая объяснить, почему Екатерина охладела к крестьянскому вопросу.

Но из этого временного сближения Екатерины с дворянством нельзя заключать, что она поддалась той реакции, которая распространилась среди дворян после Пугачевского бунта. Не надо забывать, что мы имеем дело с человеком, который был на голову выше окружающих современников. У нас есть доказательства, что Екатерина не поддалась реакции, что после Пугачевского бунта она не охладела к крестьянскому вопросу и что после него она думала о нем и даже строила планы, но все же закончила свое царствование, почти ничего не сделав для крестьян.

Екатерина не поддалась реакции. После усмирения мятежа Сенат предлагал, жестоко расправиться с его участниками, прямо террористически, одинаково наказывая смертью как активных участников мятежа, так и тех крестьян, которые не защищали своих помещиков. Возражая Сенату, Екатерина доказывала, что если за жизнь одного помещика истреблять целую деревню, то возникнет новый и еще более ужасный бунт. Екатерина предлагала гуманное отношение к крестьянам, говоря, что если не уменьшить жестокостей, то они против нашей воли восстанут и рано или поздно возьмут себе свободу. Из этого видно, что Екатерина не озлобилась, как дворяне, а продолжала понимать суть дела.

До конца 70-х годов Екатерина не оставляла намерения ограничить крепостное право, о чем и говорила приближенным; поэтому продолжали составляться и соответствующие законопроекты для осуществления ее намерений. Любопытны проекты, составленные в 1778 и в 1780 годах.

Проект 1778 года прямо указывает, что „Высочайшее Ея Императорского Величества соизволение таково, чтобы найти средства уравнять владельцев и крестьян, найти средства к пресечению чрезмерных работ и непослушания“. Таким образом, сам проект указывает, что благие намерения Екатерины к тому времени еще не иссякли. Автор проекта предлагает, чтобы крестьянин 3 дня в неделю работал на себя, 3 дня на помещика, а по воскресеньям и праздникам был бы свободен. В воскресные и праздничные дни крестьяне должны делать только легкие работы и не допускающие перерыва, как то: кормить скот, сторожить огороды и т. п. Работать на помещика должны крестьяне не моложе 15 лет и не старше 60. Касаясь вопроса о земельном обеспечении крестьян, автор полагает, что им нужно дать 2 десятины в поле и сенокос. Там, где не хватит такого количества земли, автор предлагает делить землю пополам между помещиком и крестьянами, но во всяком случае на одно тягло давать не меньше 1 десятины. Этот проект не высоко поднимался над действительностью, он регулировал только то, что было на самом деле.