Текст книги "Мастер икебаны"

Автор книги: Масси Суджата

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

22

К чаю госпожи Коды я даже не притронулась, но, выходя от нее, чувствовала себя отравленной и напряженной. Мне хотелось позвонить Мэри и раскрыть страшную тайну ее переэкзаменовок, но тут подошел мой поезд и я решила сделать это позже, позвонив из дома. Усевшись поудобнее и скрестив усталые ноги, я разглядывала заполняющую вагон публику: те же клерки по дороге домой, пытающиеся читать газету, но газета выпадает из сонных рук, и, откинув назад голову, сараримен засыпает и видит, быть может, свою семью, оставшуюся в другом городе, как это случилось с дядей Хироси.

«Интересно, что он и тетя Норие делают сегодня вечером?» – подумала я, почувствовав легкий укол совести. Тетя возилась с моим бесчувственным телом три дня, а я, не успев выздороветь, выставила ее за дверь, толком даже не попрощавшись. Позвонить ей и извиниться? Теперь сделать это будет труднее: в ушах у меня еще звучала история Такео о любовной связи тети с его отцом, с иемото.

Добравшись до дома, я позвонила Мэри Кумамори и рассказала все, что узнала об интригах Сакуры. Мэри, казалось, ничему не удивилась:

– Я попробую еще раз, Симура-сан. Не правда ли, странно, что трагедия в школе может обернуться выгодой для меня одной. Не наведет ли это полицию на подозрения?

– Я так не думаю.

И правда – что за пустяковый мотив для убийства: месть за классическое корпоративное вставление палок в колеса. Или не пустяковый?

Все еще думая о Мэри, я набрала номер тети Норие в Йокохаме, но кузен Том тихо сообщил мне, что родители отправились в постель.

– Но сейчас только полдесятого! – В японской семье мало кто способен улечься спать до полуночи, так уж заведено. Дети и мужья возвращаются домой между десятью и одиннадцатью.

– Они теперь часто так делают. – Том перешел на шепот. – Это очень хорошо и правильно.

– Ты хочешь сказать, что они... – Я запнулась. Даже не знаю почему, но я не могла представить себе тетю и дядю в объятиях друг друга.

– Не будь такой циничной! Они просто разговаривают. Ему необходимо выговориться. Беда в том, что мать совершенно забросила и дом, и меня. Мне приходиться стряпать самому, пока они ведут беседы в уединении.

– Зато ты научишься готовить и тем обрадуешь свою будущую жену, – поддела я его. – Ты сейчас далеко от них, они могут тебя слышать?

– Не могут, я в гостиной, а они наверху, в спальне.

– Я хочу кое-что у тебя спросить. Твоя мама упоминала об анонимных письмах, которые она получала в течение многих лет. В письмах были хайку известных поэтов. В этих хайку зашифрованы некие сообщения. Тебе что-нибудь об этом известно?

– Первый раз слышу. Мама никогда об этом не говорила. Правда, в прошлом году я застал ее плачущей в комнате, где у нас стиральная машина, со смятым письмом в руке. Я спросил, в чем дело, и она наскоро сочинила историю о слишком большом счете за какие-то домашние покупки. При этом я успел заметить, что на конверте не было ни названия компании, ни даже почтовой марки.

– И что же? Ты сделал вид, что поверил, и оставил ее в покое?

– Мне и в голову не пришло, что она мне лжет. В тот момент я думал только о том, что ланч запаздывает, а мне нужно идти на работу. Пожалуй, это было эгоистично, да?

– Приходилось ли тебе слышать, как она говорит о иемото? – поменяла я тему.

– Почти никогда. Подробности своей жизни в мире икебаны мать всегда держала при себе. К тому же эта жизнь стала такой активной, только когда Чика поступила в колледж и уехала из дома.

Ну да, Чика. Моя кузина Чика. Ее рождение, воспитание и связанные с этим обязанности довольно долго удерживали тетю вдалеке от школы Каяма.

– А что, иемото имеет отношение к этим письмам с хайку? – насторожился Том.

– Думаю, что да, – ответила я. – Как бы там ни было, тебе следует присмотреть за матерью. Я за нее волнуюсь.

– А я волнуюсь за тебя, Рей. Похоже, ты снова вышла на тропу войны. Что там, кстати, с этим «Нолвадексом»?

– Ты оказался прав. Я спросила у госпожи Коды, и она подтвердила, что лекарство ей прописали после того, как диагностировали рак груди. Я, разумеется, пообещала, что сохраню все в секрете, но ведь ты все равно уже знаешь...

– Насчет меня можно не беспокоиться. Я умею хранить врачебную тайну. Нет ли у нее рецидива? Я мог бы помочь ей, устроив консультацию с хорошим врачом в онкологической клинике.

– За ней есть кому присмотреть. Но с врачом-онкологом я сама хотела бы побеседовать. У меня есть вопрос: существует ли связь между раком груди и пестицидами.

– Вот как? Ты работаешь рука об руку с этими экологическими зилотами, напавшими на мою мать? – ужаснулся Том.

– Нет, но подумай: это ведь может повредить и твоей матери, да и не только ей. Женщины, имеющие дело с цветами...

– Послушай, Рей, – перебил он меня, – существует множество вещей, способных повредить моей матери. Погоди, кто-то открывает дверь наверху. – Он понизил голос. – Они спускаются. Я должен буду положить трубку...

И он ее тут же положил.

Всю ночь мне снились непомерно разросшиеся цветы, источающие ядовитый аромат, так что я проснулась слишком рано. Досматривать этот сон у меня не было ни сил, ни желания. На часах было всего семь утра, на календаре суббота, так что моя традиционная пробежка обещала оказаться приятной. Ни тебе бензинового смога, ни утреннего трафика, ни спешащих прохожих, можно пробежаться от Янаки до самого Очаномидзу как по гладкой парковой тропинке.

Я бежала по аллее, под сенью вишневых деревьев, размышляя о том, как люди – сознательно или бессознательно – делят опадающий вишневый мусор на листья и лепестки, когда подметают дорожки. Листья были сметены и собраны в аккуратные кучки на обочинах, лепестки же никто не трогал, они по-прежнему покрывали асфальт тонким шуршащим слоем. Мои кроссовки безжалостно вминали лепестки в землю, я бежала по аллее, а за мной тянулось серое полотно в розовый горошек.

«Том застал Норие в слезах над стихотворным посланием», – думала я. То есть я думала, что это было именно хайку. Такое же загадочное, как и те, что получила я.

Мне не терпелось рассказать обо всем Такео, но что-то меня удерживало. Я была в нем не слишком уверена, вот что. Хотел ли он найти убийцу Сакуры и тем самым снять обвинение с моей тети? Или сам пробирался ощупью в потемках, толком не зная своей цели? «Не ищет ли он черную кошку там, где ее вовсе нет», – думала я.

Я думала обо всех мужчинах, что окружали меня: о кузене Томе с его вечными медицинскими советами, надежном, как настоящий старший брат; о господине Ваке с его сплетнями и лакрицей; об учителе Исиде с его мудрыми рассуждениями; о моем лучшем друге Ричарде, которого я впутала в историю с Че Фуджисавой. Надо с ним поговорить об этом откровенно и как можно скорее. Думая о Ричарде, я заметила, что пробегаю мимо школы, где он работал в последнее время.

«It's happening! Школа английского языка» – гласило объявление на окне второго этажа. Было еще слишком рано, но несколько сотрудников уже пришли на работу, так что у меня был шанс оставить Ричарду предостерегающую записку. Я нажала на кнопку звонка, пытаясь привести дыхание в норму.

– Да? – услышала я усталый мужской голос.

– У меня записка для одного из учителей. Могу я подняться к вам и оставить ее? – Я сказала это, представляя себя ученицей, забежавшей в школу по дороге на работу.

– Рей?

В этом здании мог быть только один человек, способный опознать мой голос, на такое везение я даже не надеялась.

– Рэндалл-сэнсэй, неужели это вы? – спросила я, все еще говоря по-японски.

– А кто же еще? Давай поднимайся сюда.

Я бегом поднялась на второй этаж, проскользнув в дверь офиса, которую Ричард придержал для меня. На нем были те же рубашка и брюки, что и вчера вечером, через плечо перекинут пиджак, за рукав которого я вчера так отчаянно цеплялась.

Он выглядел взъерошенным и помятым, отчего смахивал на клерка, опоздавшего на полуночный поезд и ночевавшего на вокзальной скамейке.

– Ричард! – Я потянулась к нему, чтобы обнять, но он оттолкнул меня.

– Ты такая потная! – Он взял со стола стаканчик с кофе, сделал долгий глоток и уставился на меня с подозрением.

– Кофе горячий? – спросила я.

– Относительно. Он из автомата в вестибюле. Будешь пить?

– У меня ни копейки. Бедная девушка на беговой дорожке. – В доказательство я вывернула карманы шорт.

– Ладно, ладно. Так и быть, разорюсь на стаканчик. Я все еще должен тебе за ту кайпиринъю в «Сальса-сальса».

– Спасибо. – Я отхлебнула кофе, усевшись прямо на пол, чтобы не оставлять влажных следов на офисных стульях. – Я ужас как сожалею, что втянула тебя в эту историю. Мне и в голову не пришло, что все может так обернуться и тебе придется прятаться от Че Фуджисавы и ночевать в школьном классе.

– Да не в этом дело... – Ричард зевнул, блеснув продетым в язык колечком. Я и не знала, что он до сих пор его носит. – Я прячусь тут от этого зануды Энрике. Он на днях переехал в мою квартиру, и это сводит меня сума.

– Ты хочешь сказать, что с Че у тебя все в порядке?

– Почему бы нет? Я даже получаю удовольствие... в каком-то смысле... А вот ты чуть не угробила мою легенду, когда набросилась на меня там, на станции!

– Прости. Но со спины он так похож на Энрике...

– Забудь про Энрике! – Он оборвал меня резко и с явной неприязнью.

– Надо же, как все быстро поменялось. Ты ведь, кажется, упоминал слово «любовь»...

– Мы поссорились, – произнес он нехотя. – Ему, представь себе, не нравится мое увлечение защитой окружающей среды. Он предпочитает плясать и тусоваться, нежели тратить время на спасение человеческих жизней.

Я посмотрела на Ричарда с изумлением. Откуда этот пафос? Он что, шутки со мной шутит с утра пораньше?

– Ладно, я больше не стану произносить запретное имя, которое начинается на букву «Э». Но расскажи мне, как проходит твоя бондиана в тылу Фуджисавы? Что-нибудь новенькое?

– О новеньком они лопочут по-испански, и это здорово затрудняет мою задачу. Но несколько японских фраз я уловил и расшифровал. Готовится нечто величественное и грозное, некая акция... После этого все газеты забудут о сезонной лихорадке и начнут кричать о Че и его славных соратниках! – Тут Ричард замолчал, любуясь произведенным эффектом.

– Ты хотел сказать: они забудут о вишневых лепестках?

– Они забудут обо всем!

– Как мило. Мотивы этих ребят мне понятны. Но, надеюсь, они не перейдут черту и не прибегнут к слишком убедительным мерам.

– Ну, что тебе сказать? – Ричард загадочно выгнул бровь. – Их мирные протесты никого особенно не трогают, пресса почти не откликается, японский импорт знай себе импортируется. На этот раз они устроят настоящую заварушку. Вот увидишь, это будет во всех воскресных газетах.

– Ты шутишь? Об этом надо немедленно сообщить лейтенанту Хате! Ты ведь можешь оказаться в гуще этой заварушки, и что тогда? Тебя арестуют! – Я так разволновалась, что стаканчик, стоявший у меня на коленях, дрогнул. Горячий кофе расплескался, оставив на светлом ковре предательскую полосу.

– Попробуй только! – Ричард схватил со стола салфетки и, скомкав их, прижал к коричневому пятну. – Ты такая мамочка, Рей! Так за всех беспокоишься, что даже руки трясутся. Я хотел тебе рассказать, но теперь не стану, не то ты натащишь в мою финальную сцену целую ораву эпизодических полицейских!

Мамочка! Нет, он заслуживает порки, этот сыночек. Я постаралась не показывать, что уязвлена до глубины души, и спокойно сказала:

– Раз уж они тебя так приручили, подумай об ответственности. Кто, по-твоему, в ответе за то, что отучилось вчера со знакомым тебе господином Исидой и Такео, до которого тебе, разумеется, и вовсе дела нет? А может, ты и сам принимал участие в этой акции? Очень мило. Учитель английского постигает азы терроризма.

– Да, я слышал об этой аварии, Че рассказал мне вчера вечером. Но мы здесь ни при чем, – сказал Ричард и добавил с важностью: – С какой стати нам подкладывать свинью – а тем более кнопки! – человеку, который стоит на страже наших интересов.

– На чем, на чем он стоит? – Меня рассмешил этот неуместный пафос. – Такео что же, вступил в «Народ против цветов-убийц»?

– Вступить не вступил, но поливать – поливает! Он пожертвовал нам кое-какие деньги. Че говорит, что молодой Каяма не может присоединиться к нам по семейным обстоятельствам.

Да, это похоже на Такео, противоречивого Такео, которого я уже начинала понимать. Как, впрочем, и мотивы организации Че Фуджисавы. Оставалось выяснить, участвует ли наследник иемото в таинственной акции, намеченной на воскресенье.

– Разумеется, нет! – самодовольно заявил Ричард. – Это развлечение только для членов клуба!

– Вон оно что. – Наверное, я должна была обрадоваться, но меня угнетало еще кое-что. Если Ричард не расскажет мне, что они там затеяли, это будет означать не только тот факт, что я не смогу предупредить лейтенанта Хату. Это будет означать, что я потеряла лучшего друга. Из-за мелочи, если уж на то пошло.

– Я всегда знал, что ты считаешь меня радостным кретином, начисто лишенным социальных амбиций, – заявил мой лучший друг, – но кое-что изменилось, видишь ли. «Народ против цветов-убийц» открыл мне глаза на многое. Но ничего из этого многого я тебе не расскажу, потому что я не стукач.

– С чем тебя и поздравляю, – сказала я, бросая прощальный взгляд на его упрямое точеное лицо в венчике белокурых волос.

Мой маленький падший ангел, позаботься о себе сам. И помни, что произошло в середине девяностых, когда мальчики и девочки из хороших семей на глазах превращались в демонов, распыляющих в подземке убийственный газ[23]23
  Рей имеет в виду события, произошедшие в марте 1995 г., когда от распыленного под землей адептами секты «Аум Синрикё» отравляющего газа погибли двенадцать человек, более семи тысяч были ранены.


[Закрыть]. Надеюсь, подобный метод борьбы за экологию во всем мире тебя не прельщает. А коли прельщает, то окстись.

23

Остаток утра я провела в разнообразной административной суете, которая была просто необходима, чтобы мой дебют на барахолке состоялся. Похоже, в Японии и шага ступить нельзя без бумажки. Затем я позвонила господину Исиде в магазин. Он поблагодарил меня за цветы и дал несколько советов касательно того, что лучше продавать в таком экзотическом месте, как блошиный рынок. Поскольку его зрение не позволяло ему садиться за руль, он любезно одолжил мне свой фургончик. Я припарковалась неподалеку от своей квартиры и целых два часа перетаскивала аккуратно запакованные коробки с керамикой, укладывая их в машину. Затем я загнала фургон в подземный гараж, который находился в двух милях от моего дома, что обошлось мне в четыре тысячи иен за ночную парковку.

Вернувшись домой, я вспомнила, что забыла показать господину Исиде фотографию матери Такео. Я достала ее и переложила в пояс для денег, который собиралась надеть завтра на блошиный рынок. Господин Исида обещал посетить меня там всенепременно.

Я принялась разбирать свою воскресную почту. В основном это были счета за газ, заставившие меня пожалеть о том, что в весенние дни я все еще пользуюсь отоплением. Неожиданно из пачки счетов выпал квадратный кремового цвета конверт с обратным адресом школы Каяма.

Я распечатала конверт и прочитала письмо, которое было набрано претенциозным каллиграфическим шрифтом по-английски; впрочем, на другой стороне листа был и японский вариант:

Иемото Масанобу будет счастлив насладиться Вашим обществом на вечере, посвященном созерцанию цветения вишни в саду камней, в воскресенье 7 апреля. Мы будем благодарны, если Вы подтвердите свое участие до 5 апреля.

Пятое апреля было вчера. Госпожа Кода могла бы и упомянуть об этом вечере, когда я ее посещала, но она почему-то этого не сделала. Не исключено, что она не хочет, чтобы я пошла. Мне вспомнилось хайку, которое я получила недавно, где говорилось о вишневых лепестках, укрывающих мертвые кости. Не намекал ли его отправитель на то, что затевается какая-то гадость, и не где-нибудь, а на вечеринке у Каяма?

Неожиданно зазвонил телефон, и я услышала в трубке голос тети Норие.

– Рей, детка, извини, что я перезвонила тебе не сразу. Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. Но я очень сожалею о том, что произошло между нами. Простите меня, тетя.

– Тебе не за что извиняться, – сказала Норие примирительно. – Я звоню справиться о твоем здоровье, а кроме того, чтобы узнать, найдется ли у тебя что-нибудь приличное из одежды для вечера созерцания вишневых цветов. Он состоится в саду камней, в загородном доме семьи Каяма.

– Вы получили приглашение только сегодня? – спросила я, предполагая, что ей, так же как и мне, вчерашнюю почту доставили нынче утром. – Вам не кажется странным, что вечер назначен на завтра?

– Ну да, приглашение немного опоздало, но все это потому, что очень трудно поймать момент, когда цветы вишни раскроются во всей своей красе. Видишь ли, климат на полуострове Идзу сильно отличается от нашего, токийского.

– Полуостров Идзу? Вы уверены, что стоит тащиться в такую даль?

– Теперь, когда Хироси вернулся, он с удовольствием нас отвезет. Загородный дом Каяма стоит того, чтобы на него взглянуть.

– И все-таки не думаю, что нам следует ехать. Мне снова подсунули под дверь письмо. И снова хайку! На этот раз про мертвые кости, тетя. Похоже, в нем есть намек на завтрашнюю вечеринку. Сдается мне, это плохой знак.

Тетя Норие притихла. Я ожидала подробных расспросов, но вместо этого она угрюмо сказала:

– Если я не появлюсь на этом вечере, то другие женщины будут думать, что меня выкинули из школы. Они подумают, что я сдалась и сижу взаперти. Это недостойное поведение.

Черт бы побрал эту пресловутую честь семьи Симура. Как бы там ни было, я не могла отпустить ее одну.

– Ладно, поехали, – согласилась я скрепя сердце.

– Вот и чудненько, – сказала тетя, будто не сомневалась в моем согласии. – А сейчас мы должны обсудить, что ты наденешь. У меня есть одно кимоно, в самый раз для юной девушки. Я для него слишком стара. Надеюсь, у тебя найдется пара дзори[24]24
  Дзори – плетеные сандалии без каблука, непременный атрибут национального парадного костюма. В отличие от деревянных гэта, дзори чаще делаются из кожи.


[Закрыть] для твоих немаленьких американских ножек. Еще понадобятся таби... Но таби-то у тебя есть?

– У меня все есть, тетя, не сомневайтесь. Но следует ли нам брать с собой дядю Хироси? Ему наверняка будет там скучно.

Я предпочла бы поехать с Томом. Неизвестно, что нас ожидает. Молодой и сильный попутчик в таких обстоятельствах всегда пригодится.

– Твой дядя спит и видит эту поездку. За последние несколько лет он уже успел соскучиться по таким вечеринкам. Цутоми тоже поедет с нами. Надеюсь представить его дочерям некоторых наших учителей. Я уже сообщила устроителям, что мы прибудем в полном составе: Хироси, Цутоми, ты и я. Вся семья Симура!

Снова Норие втянула меня во что-то такое, чего мне вовсе делать не хотелось. Сомнения раздирали меня. С одной стороны, было бы лучше остаться в Токио и понаблюдать, как продвигаются дела у Ричарда с организацией Че, но с другой – чувство ответственности не позволяло мне оставить тетю. Хотя все могло обернуться так, что Ричард и моя тетя оба окажутся в саду камней, только с разными намерениями.

Размышляя над этой проблемой, я открыла сундучок, где хранились мои самые ценные кимоно. У меня их больше двадцати. Есть из чего выбрать. Но сделать это было непросто. Некоторые из них сводили с ума драгоценной вышивкой и нежным цветом испода. Я перебрала груду скользкого шелка, прежде чем отложила несколько нарядов свежих, весенних оттенков.

Прием был назначен на вечер, и цвет кимоно должен быть достаточно ярким, чтобы не затеряться среди вечерних теней.

Остановив свой выбор на кимоно цвета персика с узором из зеленых листочков, я накинула его прямо поверх пижамных штанов, которые носила дома, и принялась размышлять над второй проблемой: какой оби будет здесь наиболее уместен. Не успела я поглядеться в зеркало, как в дверь позвонили. Я слегка раздвинула сёдзи, но ничего не смогла разглядеть. Правда, внушительный «рейндж-ровер», перегородивший всю улицу, говорил сам за себя.

Меньше всего я хотела, чтобы Такео увидел меня полураздетой, как только что проснувшуюся гейшу. Через дверь я крикнула ему, чтобы он немного подождал, а сама начала разматывать пояс, который уже успела обмотать вокруг талии. Потом я застегнула рубашку на все пуговицы, поправила волосы и направилась к двери.

Но у дверей меня ждал вовсе не Такео, а его сестра Нацуми.

– Вы спали? – Нацуми критически меня оглядела, и я поняла, что выгляжу довольно нелепо в пижамных штанах и застегнутой на все пуговицы рубашке. Впрочем, для меня это было вполне обычным облачением. Нацуми выглядела роскошно: блестящее кожаное пальто, лайковые брюки, легкие туфли от Гуччи на наборных каблуках. На лоб была надвинута черная фуражка с золотыми позументами. Ни дать ни взять эсэсовский офицер из фильма про войну или хозяйка садомазохистского салона для преуспевающих бизнесменов, любителей сомнительных развлечений.

– Ну, можно сказать, что я отдыхала. – Я старалась выглядеть приветливой, хотя была несколько растеряна. Теперь она будет думать, что этот неряшливый наряд – моя любимая домашняя одежда. И уж тем более мне не хотелось, чтобы она знала, что я только что любовалась собой, примеряя кимоно, в котором намерена красоваться на их приеме. Внезапно мне пришло в голову, что Такео прислал ее вместо себя, потому что не желает меня видеть. Чтобы как-то прояснить ситуацию, я спросила: – Это ваш «рейндж-ровер» у меня под окнами? Лучше бы не оставлять его на пути соседских машин, а то его могут отбуксировать.

– Агентство по продаже автомобилей дало мне его во временное пользование, поэтому это меня не особенно волнует. К тому же эта машина больше буксировочных и потребуются специальные усилия, чтобы ее оттащить. Когда Такео несколько дней тому назад разбил свою машину, полиции пришлось найти специальный грузовик, чтобы ее увезти.

Итак, несмотря на то что Такео надеялся сохранить инцидент в тайне, Нацуми была в курсе. Осталось понять, хорошо это или плохо?

– Что же вы не проходите? – сказала я ей.

– Не слишком много женщин вашего возраста имеют собственные квартиры, – заметила Нацуми, разувшись и проходя в комнату. – Ваши родители вас поддерживают?

– Я научилась обеспечивать себя сама. К тому же это не такое уж прекрасное место.

– Да бросьте. Мы, японцы, всегда говорим о своих квартирах в таком духе: они, мол, у нас некрасивые, бедно обставленные, но ваша студия – это что-то особенное. Вы определенно имеете склонность к оформлению интерьера.

– Зато с цветами у меня ничего не получается, – сказала я, увидев, что она разглядывает композицию, составленную из паслена, принесенного ее братом.

– Чтобы изучить искусство икебаны, нужны годы. Посмотрите на вашу тетю и ее подруг. Они занимаются этим почти сорок лет.

– А как давно вы этим занимаетесь? – спросила я, проходя на кухню и включая маленький кипятильник, чтобы приготовить чай.

– С шестнадцати лет. А Такео вообще начал заниматься с десяти, потому что именно он должен унаследовать школу.

Кожаные штаны Нацуми заскрипели, когда она присела на низенький стульчик у моего газового обогревателя, пылающего синим искусственным огнем.

– Я им сказала, что собираюсь замуж, и нет никакого смысла учить меня икебане. Но мой отец заявил, что ни один молодой человек из приличной семьи не женится на Каяме, которая не умеет собирать цветочные композиции. Мне пришлось попробовать, и это оказалось даже забавно. Я составляю витринные композиции в токийских бутиках, – гордо добавила она. – По крайней мере, это веселее, чем вечно торчать в Каяма Каикан. – Нацуми помахала своей тонкой ручкой с ногтями, покрытыми лаком цвета крови: – Пожалуйста, никакого чая. Я от него пухну. У вас нет содовой с женьшенем?

– К сожалению, нет. Могу предложить просто воды или грейпфрутового соку.

– Может, у вас есть «Эвиан»?

Я отрицательно покачала головой, и Нацуми сказала:

– Ладно, тогда ничего не нужно. Никак не могу перестать осторожничать.

Несмотря на то что я сама вела себя подобным образом в гостях у госпожи Коды, меня задело ее поведение. Можно подумать, я собираюсь ее отравить. Сидеть рядом с Нацуми и пить чай было бы невежливо, поэтому я отставила в сторону чашку и устроилась напротив нее, подвинув кимоно, второпях брошенное на стул. Шелк зашуршал и сверкающим водопадом стек на пол.

– Идете на костюмированный вечер? – спросила Нацуми.

– Не совсем, – ответила я. Мне не хотелось, чтобы она знала, к чему я готовлюсь: с нее станется заявить, что кимоно никуда не годится. – Может, вам интересно: в прошлом году в Лондоне в музее Виктории и Альберта проходила большая выставка средневековых кимоно. В других странах проявляют к нашим кимоно больший интерес, чем мы сами.

– Вообще-то я пришла к вам не для того, чтобы обсуждать тряпки, – сказала Нацуми, забыв, что о тряпках она заговорила первой. – Я хотела бы предупредить вас о своем братце. Между нами девочками.

– Что такое? – Должно быть, она знала, что несколько дней назад я была вместе с Такео в его офисе. Что еще, интересно, она услышала через закрытые двери?

– Тебе будет больно, очень больно. Он будет играть с тобой как кошка с мышкой, но до серьезного дело не дойдет.

Я почувствовала, как мое лицо заливается румянцем. Она знала. Ужас какой стыд, как сказала бы тетя Норие. И с какой стати она перешла со мной на «ты»?

– О, конечно, я понимаю твои намерения. Он богат, у него никого нет, и возраст вполне соответствует, пока ты не нашла себе кого-нибудь помоложе. – Нацуми ухмыльнулась из-под козырька своей фуражки, став похожей на самого противного полицейского чиновника, какого мне только приходилось встречать здесь, в Японии.

– Я такого же возраста, как вы и Такео. И все мы в равной степени подходим для брака, но хочу вас заверить, что у меня нет никаких видов на вашего брата.

– Как же ты смеешь мне лгать?! – Голос Нацуми зазвенел.

Наверное, ей хотелось бы, чтобы я в раскаянии бросилась к ней в ноги и с просьбой о прощении начала биться головой о татами, но этого от меня дождаться трудно.

– Такео – ваш брат, а не муж, – сказала я. – И если он проводит время с другой женщиной, это не значит, что он вас обманывает, просто у него своя жизнь. А вас он любит по-другому.

– Да что ты знаешь о любви?! И что ты знаешь о семье?! Ты даже не живешь со своими родителями – наверняка они тебя выгнали! Да, ты определенно одной крови со своей теткой. – Нацуми была в страшном возбуждении.

– Никто не выгонял из дома мою тетю. И я должна сказать вам, что по крови мы даже не родственники. Ее муж – брат моего отца.

– Отец-японец еще не делает японкой тебя саму. Мой отец никогда не примет тебя, а это означает, что Такео никогда не женится на тебе.

Я несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться:

– Это только у вас свадьбы-женитьбы на уме. А у меня есть о чем подумать и без этого.

– Ну да, небось о твоей блестящей карьере. – Она вызывающе посмотрела на меня. – Зачем ты притворяешься, что тебя интересует икебана? Впрочем, ты совершенно права: у тебя действительно ничего не получается! У кого-то есть к этому призвание, а у кого-то нет. Если говорить о тебе, то ты совершенно безнадежна, занимайся хоть каждый день.

Пока Нацуми источала свой яд, я одним ухом прислушивалась к суматохе, начавшейся на улице. Подойдя к окну, я отодвинула сёдзи и выглянула наружу. Стоя к Нацуми спиной, я спросила:

– Вы уверены, что не хотите чаю? Горло-то наверняка пересохло?

– Нет. Я уверена, что ты подсыпала туда яду! Ты, должно быть, хорошо знаешь, как с ним обращаться, раз сумела разыграть легкое отравление на выставке в «Мицутане». Ты можешь одурачить Коду-сан или моего брата, но не меня! – Нацуми вскочила со стула и пнула ногой мой газовый обогреватель. Она выругалась, и я почувствовала в воздухе едкий запах горелой резины.

– С вами все в порядке? Мне бы не хотелось, чтобы на вас загорелась одежда, – сказала я.

– Я сейчас расплавлюсь, – завизжала Нацуми, в отчаянии хватаясь за свою затянутую в лакированную кожу ногу. Я позволила себе улыбнуться не раньше, чем убедилась, что ей ничего не угрожает.

– Вы слишком горячитесь, Нацуми-сан.

Бросив на меня взгляд, полный злобы, она сорвалась с места и кинулась к двери, спотыкаясь в своих слишком узких туфлях. Когда дверь за ней захлопнулась, я отодвинула сёдзи, чтобы понаблюдать, как брат господина Ваки на тягаче начинает оттаскивать «рейндж-ровер» Нацуми. Когда тягач натужно загудел, поднимая огромную машину, Нацуми закричала. Водитель не обратил на нее никакого внимания, и тягач двинулся вперед. Нацуми, подворачивая ноги на высоких каблуках, побежала за ним, расточая проклятия, которые я никак не ожидала услышать из уст наследницы цветочного короля.

– Мой брат оттащил эту машину на свою собственную стоянку. Злобной принцессе придется заплатить сорок тысяч иен для того, чтобы снова оказаться на колесах, – сказал господин Вака, когда часом позже я зашла в «Фэмили Март».

– Откуда вы узнали, что ко мне приезжала именно Нацуми Каяма?

– Она заходила сюда, чтобы купить сигарет, и спрашивала ваш адрес. Она знала номер дома, но не знала названия улицы.

– И вслед за ней вы нарочно отправили своего брата на тягаче?

– Да ничего подобного. Я просто прозрачно намекнул ей, что машины таких размеров часто оказываются на наших улицах в довольно невыгодном положении. Я сказал ей, что на вашей улице нет места, где можно было бы запарковать «рейндж-ровер», а она назвала меня назойливым старым конем. Тогда-то я и позвонил Юджи, и... – Он весело захихикал. – Мой брат сказал, что Кооперативное сообщество по благоустройству Янаки беспощадно к неправильно запаркованным автомобилям. Произошло то, что должно было произойти.

– Надеюсь, она не вернется сюда устраивать скандал.

– Да, эта молодая леди – одно сплошное беспокойство. – Господин Вака вынужден был отвлечься от разговора, потому что в магазин вошел средних лет мужчина и попросил чашечку оден – густой, обжигающей рыбной похлебки, которая была фирменным блюдом «Фэмили Март». Господин Вака налил клиенту супа и с улыбкой выбил чек, не забыв сдобрить блюдо комплиментами в адрес сына клиента, который так вежливо вел себя вчера, когда заходил в магазин.

После того как дверной звонок возвестил о том, что мужчина вышел, господин Вака вернулся к разговору:

– Нацуми Каяма вполне могла убить Сакуру Сато. Она была в школе в тот вечер, когда все произошло, и, более того, она была на выставке в тот день, когда вас пытались отравить.

– Откуда вы знаете об отравлении? Я вам ничего не говорила.

– Ваша тетя мне рассказала, когда заходила купить яйца. Она вскользь упомянула о случившемся, рассуждая о том, что для восстановления вашего здоровья необходимы самые свежайшие продукты.

– А вы рассказывали кому-нибудь, что меня пытались отравить?

– Зачем? Если уж кто-то нечисто играет, то это прекрасное доказательство вины. Человеку, совершившему такое преступление, нельзя позволить остаться на свободе!