Текст книги "Мастер икебаны"

Автор книги: Масси Суджата

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

«Красотку толкнув». Звучит угрожающе. Хорошо бы сравнить этот листочек с тем, что прислали раньше. Хотя и так ясно, что корреспондент один и тот же. Я зашла на кухню и подняла крышку маленького погребка-юкасита, в котором оставила первое письмо, прикрыв его коробкой бельгийского шоколада. Отодвинув коробку, я недоуменно уставилась на дно ящика для продуктов. Ящик был начисто вымыт, жирные пятна исчезли, а с ними и конверт со стишком про «опьяненную».

Черт бы побрал мою тетку. Тоже мне гений чистоты. Я сунула листочек с хайку в карман плаща – единственное безопасное место в этом доме, судя по всему, и вышла на улицу. Я брела куда-то, почти бессознательно, по дороге, ведущей через кладбище Янаки, обсаженной вишневыми деревьями, по длинной дороге к моему любимому храму.

Небо наливалось дождем, но мне не хотелось заходить внутрь. Правда, мой спокойный садик возле храмовых ворот выглядел сегодня из рук вон плохо. Пожухлые вишневые лепестки, пустые бутылки из-под саке, пластиковые коробки из-под суши. Я присела на скамейку, вынула бумажки из кармана плаща и развернула. Первой оказалась записка с хайку, второй – листовка группы «Народ против цветов-убийц», которую сунул мне Че возле универмага «Мицутан», напечатанная на трех языках, причем английский вариант был на редкость убедителен.

Колумбия – второй по величине мировой поставщик живых цветов, государство, где на плантациях работают в основном молодые женщины. Цветы обильно опрыскиваются пестицидами, содержащими такие отравляющие вещества, как метилбромид, эндосульфан и парафион, запрещенные в большинстве стран.

Мало того, во время распыления пестицидов работницы в теплицах получают только маски и перчатки, в результате чего многие женщины падают в обморок, заболевают экземой, получают осложнения в виде неврологических болезней и поражений дыхательных путей. У беременных работниц часто случаются выкидыши, рождаются недоношенные дети или дети с врожденными дефектами. Согласно результатам исследований, проведенных среди женщин, работающих на гавайских цветочных плантациях, пестициды также являются стимуляторами онкологических заболеваний, в частности рака груди. Поскольку колумбийские законы предусматривают ответственность за использование пестицидов, активисты охраны окружающей среды заявили протест правительству, пытаясь заставить фермеров соблюдать правила безопасности труда. Но так называемые инспекторы здоровья с трудом проникают на частные территории цветочных плантаций, хозяева последних просто-напросто запрещают какую бы то ни было проверку своих владений.

Я закрыла глаза, пытаясь представить себя на месте колумбийской работницы, срезающей цветы в химическом тумане, в гадких испарениях, ради того, чтобы за океаном другая женщина смогла украсить свой стол искусно подобранными веточками в стильной низенькой вазе.

Этим колумбийкам лет по тридцать, как и мне, но им меньше повезло. От горсточки муравьиного яда мне стало смертельно худо – что же тогда говорить о ядовитом облаке, в котором они простаивают целыми днями?

Среднего возраста парочка приблизилась к храмовому фонтанчику, чтобы омыть руки в бегущей воде, перед тем как войти – символическое очищение перед молитвой, – и мысли мои невольно переключились на другое.

Деньги вот так же, как эта вода, пробегают сквозь мои пальцы, не задерживаясь ни на минуту. С тех пор как я продала позолоченную ширму тому антиквару из Киото, мне не удалось провернуть ни одной мало-мальски приличной сделки. Вместо этого я изрядно потратилась на огромный букет из «Волшебного леса» и розовый сюибан из «Антиквариата Исиды». Если дальше все пойдет в таком духе, то скоро мне придется питаться одним рисом и хранить в сюибане неоплаченные счета за свет и за воду.

Что-то знакомое мелькнуло в фигуре женщины, сполоснувшей руки для молитвы и теперь застывшей в нескольких метрах от храмового здания – деревянной постройки, чьи распахнутые двери открывали взгляду бронзовую статую Будды. Приглядевшись, я узнала ее пальто цвета лаванды.

Тетя Норие! Рядом с ней стоял мужчина с чемоданом, склонивший голову так низко, что можно было видеть намечающуюся лысину на его макушке, такую же, как у моего отца. Это был не кто иной, как мой дядя Хироси, вернувшийся из Осаки. Эти двое только что встретились и, не успев завезти дядин багаж ко мне домой, сразу направились в кумирню – помолиться. Они прошли к дверям храма мимо моей скамейки, не заметив меня, укрытую склоненными вишневыми ветками, и я не стала окликать их, подумав, что после долгой разлуки им хочется побыть вдвоем. Тетя Норие закончила молитву, бросила горсть монет в деревянный ящик для пожертвований и обернулась, наверное почувствовав мой взгляд. Охнув, она произнесла мое имя. Дядя Хироси тоже обернулся и поклонился мне, но не в пояс, как предписывает формальный этикет, а по-родственному – слегка склонив голову.

– Добро пожаловать домой, дядюшка. Так приятно снова вас увидеть. – Мое приветствие прозвучало довольно сухо, но я чувствовала себя немного неловко, встретив его здесь, на кладбище, после двухлетней разлуки. Пребывание в Осаке, вдали от семьи, не пошло ему на пользу: он погрузнел, погрустнел, на лице застыло скорбное выражение... Короче говоря, он выглядел таким усталым и некрасивым, что я невольно подумала: каково тете Норие вспоминать свою борьбу за молодого Хироси во времена их далекой юности.

– Какой хороший знак – моя племянница под сенью вишен в цвету. – Голос дяди Хироси тоже напоминал отцовский, такой же сочный и глубокий. Да и манера говорить – тихо, выдерживая длинные паузы – выдавала в них братьев, несмотря на то, что отец говорил по-английски. Во всяком случае со мной.

Я поторопилась объяснить тете свое присутствие здесь, чтобы она, не дай бог, не подумала, что я за ней слежу.

– Не правда ли, замечательное место? Я иногда прихожу сюда позавтракать.

– Так ты здесь завтракала? – Тетя Норие с неодобрением оглядела разбросанные по поляне пластиковые обертки и кожуру.

– Нет! Это осталось от вечеринки созерцателей вишневого цвета, я полагаю.

– Ужас-ужас! Так замусорить священное место! Этим созерцателям уже не хватает городских улиц! Давайте-ка наведем здесь порядок.

Единственная урна для мусора в скверике была, разумеется, забита до отказа. Здесь могли бы поставить еще парочку, но неписаное правило гласило: каждый забирает свой мусор с собой. Правда, поскольку это правило соблюдалось далеко не всеми, нам с тетей Норие и дядей Хироси пришлось изрядно потрудиться. Собрав препротивнейшую кучу объедков, мы сложили ее в пластиковый мешок и водрузили на груду похожего мусора, давно переполнившую контейнер во дворике за моим домом. Дяде Хироси пришлось несладко: мешок оказался тяжелым, а все мужчины Симура, как я знала, отличаются слабой спиной и хрупким позвоночником. Зато и он, и тетя выглядели такими довольными, как будто разгребли авгиевы конюшни по всему Токио.

– Уходя, оставляй порядок, даже если его не было, когда ты пришел, – поучительно произнесла тетя. – Это должно стать твоим кредо, Рей, детка.

– Да уж. Вы это умеете делать, как никто другой! – заметила я, думая о порядке, который тетя навела в моем погребке, и о пропавшем письме с японскими стихами.

Мы подошли к моей двери, оставили обувь на пороге и, зайдя в квартиру, первым делом тщательно вымыли руки. Затем я поставила чайник и предложила гостям рисовые крекеры.

– Очень милая квартирка, Рей, детка, – огляделся дядя Хироси. – Ты сама ее нашла или кто-нибудь помог?

– Тетушка была так добра, что подписала за меня контракт, – ответила я. – Иностранец не имеет права снять квартиру в Токио, но это может сделать для него местный житель.

– Совершенно идиотский закон, особенно если учесть, как Рей чудесно все тут переделала, – вмешалась тетя. – Когда я впервые увидела это помещение, со стен свисали грязные обои, в татами водились жучки... Что до ванной, то ее вообще не было. Наша племянница вдохнула жизнь в эти руины!

– Да, теперь здесь опрятно и свежо. – Дядя Хироси еще раз огляделся, приняв из моих рук чашку с чаем.

– Это не моя заслуга. Тетушка Норие на днях безупречно вычистила всю квартиру, начиная с окон и кончая моим грязным юкасита. – Тетушке следовало знать, как я оцениваю ее привычку совать нос в чужие погребки.

– Ну да, я слегка прибралась тут... Рей еще не совсем выздоровела, и ей не стоит заниматься физической работой. А в доме столько посетителей! – Голос тети задрожал, она начинала нервничать. – Мне, пожалуй, не стоило позволять Рей участвовать в нашей уборке возле храма. Прости меня, детка!

Не подозревая о подтексте нашего разговора, дядя Хироси отхлебнул еще чая и произнес с блаженным видом:

– Давненько я не пробовал такого изумительного питья. Это перилла, не так ли?

– Именно она. Тетя принесла этот чай, когда я болела. Если бы не ее нежная забота, не знаю, что бы со мною стало. Милая тетушка, я хочу отблагодарить вас за все. У меня есть для вас подарок! – Я протянула ей букет в серебристой бумаге, едва заметно потертой на сгибах. Вот он и пригодился, красавец.

Тетушка ахнула.

– Тебе не следовало так тратиться! – заметила она, разворачивая упаковку. – Это цветы апельсина? Какое продуманное сочетание с листьями лотоса и космеей! – Она лукаво улыбнулась мне. – Твой вкус заметно улучшился, Рей.

– Я подумала, что они подойдут к тем восхитительным фаянсовым вазам, что стоят в вашем доме в Йокохаме, – сказала я скромно.

– Конечно же! И мы составим из них икебану! Рано или поздно тебе придется получать сертификат, не так ли? Вот и привози свой учебник, я заодно проверю твои знания.

Последнее замечание меня не порадовало. Где-где, а в Йокохаме мне делать совершенно нечего. Я собралась с силами и спросила самым сладким из своих голосов:

– Тетушка, вы ведь сегодня возвращаетесь домой? Теперь, когда дядя Хироси вернулся, ему самому нужна ваша забота, верно?

Я поглядела на них обоих умоляющими глазами. Как бы тетя Норие ни переставляла скудную мебель от одной стены к другой, факт оставался фактом: моя квартирка не вынесет троих. «Две комнаты» звучит неплохо, но в этих комнатах умещаются ровно четырнадцать ковриков татами, и ни одним ковриком татами больше.

Тетя Норие со стуком поставила чашку на стол.

– Цутоми говорит, что журналисты оставили наш дом в покое. У нас к тому же есть просторная спальня для гостей. Не сомневаюсь, что ты поедешь с нами. Рей, чтобы провести еще одну ночь под присмотром родственников.

– Но я не смогу! У меня вечером важная встреча с господином Исидой! Вы же знаете, как я в последнее время запустила дела. Отменить встречу – значит выказать неуважение. Кроме того, я не могу пренебрегать работой так долго, а эта встреча касается моего антикварного бизнеса.

Еще бы она не касалась. Розовый сюибан все еще покоился в моем рюкзаке. Но тетя Норие сдаваться не собиралась.

– Что за вздор – назначать деловое свидание после шести вечера! Молодой женщине неприлично расхаживать по ночному городу одной.

– Но господин Исида – учитель Рей. Она права, когда говорит об уважении, – важно изрек дядя Хироси.

– Ну, вы-то меня понимаете, дядюшка, – подхватила я. – Вам тоже хочется жить в Йокохаме с тетей Норие, но бизнес заставляет вас находиться в Осаке почти безотлучно, не правда ли?

В комнате повисло тяжелое молчание. Дядя и тетя как-то странно смотрели друг на друга. Мне стало неловко, как будто я брякнула что-то непристойное.

– Видишь ли... Дядя больше не поедет в Осаку, – наконец произнесла тетя Норие. – Его фирма закрывает тамошнее отделение.

– Так вы теперь вернетесь в Токио! – воскликнула я. – Потрясающая новость!

Через несколько секунд мне стало ясно, что новость не такая уж потрясающая. Дядя Хироси, казалось, еле сдерживался, чтобы не заплакать, тетя Норие задумчиво уставилась в свою чашку и не поднимала глаз.

– Теперь все изменится... – продолжила я неуверенно.

– Мы не хотели расстраивать тебя, Рей, – перебила меня тетя. – У тебя и без того довольно неприятностей.

– Ты ее уже расстроила, – недовольно заметил ей дядя Хироси, но при этом взял ее руку в свою, что я сочла хорошим знаком, как бы то ни было.

– Рей принадлежит к нашей семье. Она имеет право знать правду, – тихо сказала тетя Норие.

– Не делай из этого такой трагедии, – оборвал ее дядя неожиданно высоким голосом. – Я уверен, что найду себе другую работу!

Его интонация напомнила мне разговоры бизнесменов в метро. Они перебрасывались такими же отрывистыми бесстрастными фразами. К тому же до меня стало доходить, что речь идет о дядиной работе. Вероятно, его отозвали в Токио, чтобы понизить в должности. Посадить за стол поближе к окну.

Я посмотрела на дядю вопросительно, но он отвел глаза.

Тетя Норие поднялась и пошла в ванную комнату, кивнув мне на ходу. Я тоже встала и последовала за ней. Войдя в ванную, она закрыла дверь, повернула кран и – под шум льющейся воды – заговорила так тихо, что мне пришлось подойти к ней совсем близко.

– Дядюшка не может произнести этого вслух. Он и мне этого не сказал. Но мне сказал его начальник. Дядин банк закрывается по причине финансовых затруднений. У твоего дяди больше нет работы.

17

Служащий без службы в Японии – это вещь непростительная. Дядя Хироси поступил в свой банк в начале шестидесятых. Отец рассказывал мне, что в те тяжелые времена в домах еще не было приличного отопления и люди грелись у печурок хибачи, а маленькие дети донашивали одежки, перешитые из родительских юката. Для служащего большой компании, новой или восстановленной, не существовало ни дня, ни ночи, только работа, работа, работа. Хироси начал младшим клерком с шестидесятичасовой рабочей неделей, когда же его повысили, работать пришлось и вовсе без продыху. Три года назад компания дала ему хорошую должность, но потребовала перевестись в Осаку, и он поехал.

Теперь же банк, которому он служил верой и правдой, просто вышвырнул его на улицу. В самом увольнении не было ничего постыдного, объяснила мне тетя Норие. Ничего такого, вроде присвоения чужих денежных средств или интрижек с подчиненными. Просто в дядином возрасте – пятьдесят восемь лет – он почти не имел шансов подыскать другую работу.

– Но у вас же есть сбережения? – спросила я тетю. Как большинство японских жен, она занималась оплатой счетов и выдавала мужу деньги на личные расходы.

– Естественно. Я вложила в различные акции часть дядиной зарплаты и свое приданое. Но Азиатская биржа сейчас в плачевном состоянии, и наши бумаги сильно упали в цене, процентов на пятьдесят. Нет смысла продавать их теперь, лучше дождаться повышения.

Когда она обернулась ко мне, я внезапно заметила морщинки у ее рта и гусиные лапки вокруг глаз. А раньше мне казалось, что кожа тети Норие безупречна. Так вот почему они направились к храму сразу, как только дядя Хироси приехал в Токио – оба были напуганы и расстроены до крайности.

– Дядюшка не должен ставить крест на своей карьере. Я уверена, что агентство по трудоустройству подыщет для него что-нибудь подходящее в другом банке...

– Ну да, например, дежурным по этажу, – сказала тетя без всякой иронии. – Но нам пора возвращаться к нему. Постарайся быть оживленной и веселой, как ни в чем не бывало. И не задавай ему лишних вопросов.

Она потянулась к крану, чтобы выключить все еще бегущую воду, но я перехватила ее руку и спросила:

– Тетя, перед тем как мы выйдем отсюда, ответьте на один вопрос. Зачем вы взяли тот конверт с письмом из моего юкасита?

– Это было письмо для меня. – Тетя вздохнула.

– Откуда вы знаете?

– Я получала такие письма в течение многих лет. Все хайку были известными классическими текстами, так что формально я не могла считать их угрожающими. Но их смысл... – Она поежилась.

– Тот текст, который вы взяли, относился ко мне, – продолжала я. – Кто-то желает, чтобы я уснула навеки, напившись пьяной.

– Да, он о смерти. Но не о твоей смерти, не беспокойся.

– Не беспокоиться? Я уже рассказала об этом лейтенанту Хате. Он считает, что это достаточный повод для беспокойства!

– Вот этого не стоило делать! – У тети пресеклось дыхание. – Обещай, что не станешь больше говорить с ним об этом.

– Но ведь это наверняка связано с убийством Сакуры! Это улика...

– Это связано с другим делом, – перебила она меня. – Пойми же наконец, я получила уйму подобных писем задолго до событий, о которых ты говоришь! Это касается только меня! И, разумеется, моей репутации.

– Почему бы вам не показать лейтенанту остальные письма? Он, без сомнения, мог бы установить личность того, кто вам досаждает. Надо прекратить это издевательство раз и навсегда!

– В том-то и дело, что писем у меня нет, – холодно сказала тетя.

– Да вы просто-напросто засунули их в укромное...

– Я спустила их в туалет! – Она не дала мне договорить. – То же самое я сделала с письмом, которое ты пыталась спрятать от меня в юкасита. Это лучший метод избавиться от ненужной бумаги, можешь мне поверить.

«Вода смывает все следы». Ее любимая поговорка зазвенела у меня в ушах. Я так разозлилась, что не могла поднять глаз на тетю Норие. Вместо этого я смотрела на сток моей ванной цвета персика, куда вода сбегала, медленно завихряясь у самого отверстия, и с мягким чмоканьем втягивалась в черную дыру. Мне представилось, как с таким же издевательским звуком в клоаку проваливаются все мои хитроумные выводы и предположения по делу Сакуры Сато.

– Вы обращаетесь со мной как с ребенком, не способным принимать решения! – сказала я, намолчавшись вдоволь. – Не думаю, что вы столь же бесцеремонно обходитесь с собственными детьми. Это потому что я не японка? Чужая, да?

– Не смей так говорить! – Тетя Норие прижалась к двери. Она так дрожала, как будто я собиралась, по меньшей мере, прыгнуть на нее.

– О да! Вам так хочется, чтобы я вообще не говорила. Ни с кем и ни о чем! – Я резко повернула дверную ручку и с шумом распахнула дверь. – Да только ничего у вас не выйдет!

Едва не задев тетю, я вылетела из ванной, схватила свой плащ, потом зонтик и рюкзак и выбежала на улицу, даже не взглянув на дядю Хироси. Дорогие тетушка и дядюшка могли теперь делать все, что им угодно. Меня это больше не касалось.

До назначенного в чайной свидания оставалось еще четыре часа, и, хотя их нужно было куда-то девать, это было к лучшему. Меня всю трясло, и видеть сейчас Такео, господина Исиду или вообще кого-нибудь мне было бы просто не под силу. Найти в Токио местечко, где можно собраться с мыслями и успокоиться, не видя вокруг ни одного человека, это задача не из легких. Такое счастье возможно только в абсолютно темной комнате. И я пошла в кино.

В кинотеатре «Юбису гарден» крутили старый фильм под названием «Мабароси но хикари», которое я перевела как «Призрачный свет». История молодой женщины, оставшейся в одиночестве после того, как муж покончил жизнь самоубийством без видимых причин, и пытающейся выкарабкаться из ямы своими силами. Действие происходило то в депрессивно-серой Осаке, то в живописной рыбацкой деревушке, где героиня постепенно приходила в себя. Когда в зале вспыхнул свет, зрители – в большинстве своем женщины – зашуршали плащами, защелкали застежками сумочек и стали подниматься с кресел. Я сидела, читая бегущие по экрану титры и всячески оттягивая момент, когда придется снова нырнуть в шумные мутные воды города.

Конечно же, мне мало что было известно о старинных японских деревнях, где люди ловили рыбу на обед и сушили водоросли на ужин, но деревушка, которую мне нынче показали в кино, выглядела гораздо привлекательнее города, где я жила уже четвертый год. «Если бы дядя Хироси и тетя Норие махнули рукой на свою жизнь в Йокохаме и переехали в деревню, они, возможно, обрели бы новое счастье, – думала я. – Дядя мог бы рыбачить, а тетя возиться в саду в свое удовольствие. Они ходили бы молиться в крошечную деревенскую кумирню, построенную в саду, где никто не разбрасывает коробки из-под суши и прочий мусор».

А главное, переселившись за город, желательно подальше от Токио, километров на четыреста, они бы оставили меня в покое, и я смогла бы сама принимать решения, сколько моей душе угодно.

Невесело усмехнувшись своим мыслям, я собралась было подняться с кресла, когда мимо меня прошелестела тонкая знакомая фигурка. Девушка слегка сутулилась, как сутулятся слишком высокие или рано созревшие барышни, последние – пытаясь спрятать слишком большую, по их мнению, грудь. Я уже видела эту походку раньше. И этот плащ тоже. Мэри Кумамори, застенчивая Мэри из моего класса в школе Каяма!

Я улыбнулась ей, но она меня не заметила, зато заметили идущие за ней зрители, приняв мою улыбку на свой счет и ответив мне серией коротких поклонов, на которые мне тоже пришлось отвечать. Слегка смутившись, я принялась пробираться к выходу, стараясь держать Мэри в поле зрения.

Я обнаружила ее на улице медленно бредущей по направлению к станции Юбису. Меньше всего мне хотелось напугать девушку, но и упустить ее в густой вечерней толпе тоже не хотелось. Я быстро пошла за ней, потом побежала, не обращая внимания на летящие в лицо капли дождя. Доставать зонтик из рюкзака было некогда, это значило бы остановиться и потерять Мэри из виду. К тому же пробежаться под дождем было приятно. Я уже неделю не бегала, но, догнав Мэри, с удовольствием отметила, что дыхание даже не сбилось.

– Кумамори-сан! – окликнула я, и она обернулась.

– Мисс Симура, – отозвалась она удивленно, без единой нотки приязни в голосе.

– Сдается мне. мы с вами были на одном фильме.

– «Мабароси но хикари»? – Я кивнула, и она продолжила: – Я нынче смотрела три фильма подряд, такой уж выдался день. Сегодня не было занятий по икебане, а возиться в мастерской у меня что-то нет вдохновения.

– О, я понимаю, о чем вы говорите. У меня случаются дни, когда я готова заниматься чем угодно, только бы не торговать антиквариатом. Иногда нужно просто сделать паузу.

– Я подумываю о том, чтобы насовсем оставить это занятие, – сказала она. – Вы же видели, что сделал иемото с моими вазами. Он их разбил! Так следует поступить со всем, что выходит из моей печи. Сакура Сато однажды дала мне совет: разбейте все свои поделки на мелкие-мелкие кусочки, тогда от них будет толк – их можно будет использовать как дренаж, укладывая на дно цветочных горшков.

Я могла бы возразить Мэри, что Сакура просто хотела ее уязвить, но сдержалась. Я уже начала постигать сущность отношений Мэри с остальным миром: ей нравилось чувствовать себя приниженной: ниже травы, да что там – ниже последнего земляного червяка. Поэтому я хорошенько подумала о том, как составить слова в предложение, прежде чем обратилась к ней с просьбой:

– Видите ли, Мэри, мои дела тоже из рук вон плохи. Но вы могли бы помочь мне советом, если бы захотели.

– Не могу поверить, что такому человеку, как вы, понадобился совет такого человека, как я. Но, пожалуйста, скажите мне, в чем дело. – Она внезапно остановилась. Мчавшийся на всех парах прохожий с безумным лицом тут же налетел на нее и больно задел портфелем пониже спины. Я состроила ему противную гримасу, пока Мэри балансировала на одной ноге, пытаясь сохранить равновесие.

– Я была бы страшно благодарна, если бы вы позволили посетить вашу гончарную мастерскую. Дело в том, что я безуспешно пытаюсь продать один старинный сервиз. Зная о вашей компетентности во всем, что касается керамики, я подумала, что, взглянув на коллекцию, которую вы собрали, я могла бы набрести на какую-нибудь идею. Я пыталась искать тарелки такого сорта, как мои, в магазинах, но... – Я безнадежно махнула рукой.

– Тарелки? Какого периода? – заинтересовалась Мэри. Глаза ее расширились и заблестели. Кажется, я нащупала нужную струну.

– Точно не могу определить, – пожала я плечами. – Поэтому я хотела бы привезти их с собой, чтобы вы высказали свое мнение. А если тарелки вам понравятся, можно будет использовать их в качестве моделей.

– Моя коллекция – это собрание пустячков, а мой дом слишком скромен. Я живу в маленьком, никому не известном городке Дзуши, на юге Йокохамы. Боюсь, вам придется проделать слишком длинный путь.

– Дзуши! Разумеется, я слышала об этом городе.

Записав телефонный номер Мэри на театральном билете, завалявшемся у меня в кармане, я нащупала там же листок с хайку и невольно подумала: «Не этот ли стишок был причиной того, что Мэри провела весь день в Токио? Не поплатилась ли Сакура жизнью за свои убийственные отзывы о глиняных горшочках Мэри? И вообще, как она оказалась в этом кинотеатре – на том же месте, в тот же час? И кто сегодня за кем следил: я за Мэри или она за мной?»

У меня мурашки бегали по спине при мысли, что тетя Норие и дядя Хироси до сих пор остаются у меня в квартире, так что я не стала заходить домой, тем более что почти уже опаздывала на свидание в чайной. Я надеялась, что к моему возвращению кузен Том уже погрузит своих родителей в машину вместе с постельным бельем и кухонной утварью и благополучно доставит их в Йокохаму.

Проходя мимо старинных, разделенных на мелкие квадратики окон чайной, я заглянула внутрь и увидела Такео, точнее, часть его точеного профиля, затененную упавшими на лицо волосами. Господин Исида тоже был там, он расположился за соседним столиком, за спиной у Такео. Мой старый друг, не признававший телевидения и газет, не узнал наследника Каяма в лицо, хотя наверняка слышал это имя не в первый раз.

Я быстро подошла к господину Исиде, на ходу бормоча извинения за задержку, хотя появилась ровно в назначенное время. При этом я успела кивнуть Такео, давая ему знак покинуть свое место и присоединиться к нам. Согласно японскому этикету, иначе и быть не могло – Исида был старше, к тому же он оказывал Такео услугу, согласившись встретиться с ним в нерабочее время.

Такео подошел и поклонился господину Исиде вежливо, но не слишком глубоко, точь-в-точь как его отец.

Господин Исида едва заметно склонил голову и плечи. Ему не было нужды вставать, для этого собеседник был слишком молод.

– Прошу прощения за опоздание, – повторила я, на этот раз для Такео.

– Что вы будете пить, Рей? – спросил он. – Здесь подают чай из водорослей. Полагаю, это именно то, что пьет теперь Исида-сэнсэй?

Господин Исида едва заметно поднял бровь, несомненно заметив, как Такео произносит мое имя – без частицы «сан», что означало некоторую степень близкого знакомства.

– Да, именно это я и пью, – произнес он доверительно. – Замечательное в своем роде послеобеденное питье, весьма способствует пищеварению.

– В прошлый раз я пила здесь женьшеневый чай. Сегодня, наверное, обойдусь обыкновенным зеленым, – сказала я, вспомнив, какие страхи терзали меня после здешнего женьшеня.

– Что касается меня, то я в сомнениях, – важно изрек Такео. – И женьшень хорош, и водоросли. Но я, пожалуй, последую выбору досточтимого сэнсэя.

Мне казалось, что в семье Каяма никого не жалуют особо почтительными обращениями, но сегодня их представитель вел себя безупречно. Для разговора с моим наставником он нашел подходящую интонацию. Исида был явно доволен, а я послала Такео одобрительный взгляд. Этому я научилась у тети. Таким же взглядом она тайком от присутствующих награждала меня за хорошее поведение в обществе.

Господин Исида завел долгий разговор о достоинствах различных токийских чайных, и я нетерпеливо заерзала – у нас ведь имелась тема поважнее, но таков уж был его старомодный стиль, и к беседе, ради которой все собрались, мы приступили не раньше, чем пригубили третью чашку чаю.

– По всей видимости, мне следует извиниться перед Каямой-сан, – произнес наконец господин Исида.

Я предупредила его по телефону, о чем пойдет речь, но он даже не удивился. Слова «краденый товар», казалось, не смутили моего друга, он только выразил желание услышать подробности из уст настоящего хозяина керамики.

– Ничего подобного, – быстро возразил Такео. – Вы стали жертвой преступного умысла, как и я сам. Сожалею, что она доставила вам столько хлопот.

«Кто это она? Надеюсь, он имеет в виду таинственную даму с сюибанами», – подумала я.

– Как правило, я не практикую сделок с незнакомцами, – продолжил господин Исида. – Но в этот раз я изменил своим принципам.

– Женщины иногда заставляют нас делать то, чего делать не следует. – Такео сочувственно усмехнулся.

На мой взгляд, замечание было неуместным, и я легонько пнула его ногу под столом. Господин Исида охнул и скривился, из чего можно было сделать вывод, что нога принадлежала вовсе не Такео.

– Ах, простите! – Тут я увидела сувенирную мышку на стойке бара и добавила: – Мне показалось, что-то маленькое прошмыгнуло под столом.

– Мышей не следует бояться, – поучительно произнес Такео. – Они такая же часть экологической системы, как и мы.

– Ну да, бывает даже чай из мышиных костей... – задумчиво протянул господин Исида.

– Что?! – воскликнули мы с Такео, одинаково вздрогнув от отвращения. Это как-то разрядило обстановку, и все рассмеялись.

– Дети мои, я, разумеется, пошутил, – довольно объявил мой старый друг, – но позвольте мне вернуться к нашей беседе. Итак, я нарушил свои правила по двум причинам. Первая причина: леди заявила, что принадлежит к семье Каяма, и я не усомнился в этом ни на минуту, ведь она принесла продавать предметы, находящиеся в семейной собственности. Вторая причина: коллекция сюибанов, которую доставили на следующий день, оказалась невероятно большой – двести предметов. Я предложил хозяйке подать рекламное объявление в журналы «Икебана интернэшнл» и «Дарума» и поделить расходы, но она отказалась. Тогда я подумал, что она не желает тратить лишних денег, а теперь понимаю, что она не хотела лишнего шума.

Покопавшись в рюкзаке, я достала глянцевый журнал, купленный на станции метро, и протянула его господину Исиде.

– Любопытно, сможете ли вы найти здесь женщину, хоть немного похожую на вашу клиентку? Или, на худой конец, показать нам похожую прическу.

– Это типичный женский журнал? – спросил Исида, с недоуменным видом листая пестрые страницы.

– Не совсем. Это журнал для женщин, обдумывающих новую прическу. – Произнеся это, я вспомнила о своей собственной прическе, если так можно было назвать едва просохшие пряди, грустно свисающие вдоль щек. Чего же еще ожидать после сегодняшней беготни под дождем. Я заправила волосы за уши и положилась на судьбу.

– Да, это была классическая прическа, – вспомнил господин Исида. – Вот такая.

Он показал на фотографию женщины, подстриженной под пажа, с гладкими волосами до плеч.

– Моя мать подстригала волосы точно так же, – сказал Такео. – Я видел, как она подвивала кончики перед зеркалом такой специальной раскаленной штукой.

Точно так же подстригали волосы почти все мои знакомые женщины: тетя Норие, Ёрико, Мэри Кумамори. Да и сама Сакура, как ни странно, соответствовала приметам – дама лет пятидесяти двух, с аккуратной стрижкой, блестящей от лака. Ее волосы казались более жесткими, чем у остальных в нашем классе, это я хорошо помнила.