Текст книги "Помело для лысой красавицы"

Автор книги: Маша Стрельцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Я отложила первую фотографию и всмотрелась во вторую. Лицо оставляло странное впечатление. Он был некрасив. И при этом каждая отдельная черта лица была выписана идеально, если присмотреться. Глаза Синди Кроуфорд – миндалевидные, опушенные длиннющими ресницами. Нос римского патриция. Скулы, за какие полжизни отдаст любая модель. Губы – отличной формы, не тоненькие, в ниточку, и не раскатанные блином по всему лицу. Отличные губы, которые хочется целовать. Пока не посмотришь на все это в комплексе. А в комплексе – лошадь в том же кадре была гораздо симпатичнее.

Отложив фоты, я прочитала пару страничек в клетку, заполненных нервным, надо полагать Оксаниным, почерком. Из этого я вынесла, что субъекта зовут Вишневским Александром Павловичем, ему тридцать один год, владелец сети навороченных компьютерных магазинов и сотовой компании, абонентом которой я как раз и числилась. Подруги около него не замечали, но и в гомосексуализме уличен не был. Ну с этим ясно, проституток вызывает, бизнес крутится, не до постоянных отношений. Хобби, вернее страсть одна – парень убивался по всякой рухляди. Ну там типа многовековой бритвы, которой Ван Гог оттяпал себе ухо, или чашки, из которой пили сифилитичные французские короли. Особняком в коллекции стоит перстень Клеопатры. Его он официально привез из Египта, с кучей сертификатов, купив за двести тысяч долларов. Тут же был и рисунок того перстня. Овальный молочно—белый камень – лунный, как следовало из описания, был цепко схвачен серебряными короткими усиками. Неширокое серебряное же кольцо – и все. Я б за него больше пяти долларов с учетом древности не дала.

Я задумалась.

Красть – это точно не вариант. Красть я не буду – у меня нет ни навыков, ни сноровки, не желания. Я тут же засыплюсь, и тогда – просто прощай все. Никаких баночек с отваром, и когда я помру, моя мать будет доживать свои дни в позоре. Дочь-воровку ей будет припоминать всяк кому не лень.

Вот черт! Но как же мне достать тот перстень – то? Раз он его не продает ни за какие коврижки, наивно будет думать что он его мне и подарит. А больше честных способов завладеть кольцом – в голову не приходило. Было бы у меня побольше времени – я бы попыталась его соблазнить и все же уговорить мне сделать такой царский подарок. Однако и времени не было, и то что я смогу в нем такие чувства вызвать – было под сомнением.

Задачка, однако.

Ну да ладно. Посмотрим, как еще Оксанино лекарство будет действовать! Может и не придется мне над этим думать. Я натянула старенькие позорные джинсики, позорную коричневую водолазку со спущенными петлями и принялась за генеральную уборку.

Однако подумать мне все же пришлось. Одна из подлянок моего недуга была страшная слабость. Энглман напоследок выписал мне кучу энергетиков, и я пригоршнями пила их, дабы иметь возможность вести нормальный образ жизни. Я хотела умереть веселой, с бокальчиком мартини и в окружении поклонников, а никак не немощной рухлядью. Так вот… Через пару часов после того как я выпила отвар, я поняла, что давно пропустила прием экстракта гуараны и прочего, однако проклятая слабость так и не появилась. Напротив, я чувствовала себя великолепно, энергия так и хлестала через край.

«Здорово!» – подумала я. Если я даже и не выживу, то хотя бы напоследок отлично проведу время!

И с этими мыслями я пошла в прихожую, открыла сумку и достала документы из Swiss Post по всем пяти счетам, на которые я распихала полученные доллары. Счета я сделала анонимными, не дай бог меня накроют с этими баксами – отмажусь влегкую! Правда, грыз меня червячок сомнений, нашептывающий, что если я спалюсь – Зырян мои отмазки слушать не станет. И только я села в креслице и приготовилась их внимательно перечитать и прикинуть как жить дальше, как в дверь позвонили.

– Кто? – настороженно спросила я.

– Свои! – гаркнули за дверью, и я немедленно открыла. На пороге стояли Серега, ставший недавно моим соседом, и баба Грапа с тарелкой ватрушек в руках.

– А где волосы? – диким взглядом парень уставился на мою лысинку.

– Сереженька! – взвизгнула я, повисая у него на шее.

Он же, давно в меня влюбленный, тут же забыл про волосы и счастливо тискал мое метастазное тело под деланно – строгим взглядом нашей бабуськи.

– Ну будя, будя, – довольно оборвала излияния она. – На пороге держать будешь аль в дом пустишь?

– Да конечно заходите! – засуетилась я, оторвавшись от Сереги.

– Ты хоть вылечилась? – тихо спросил парень.

– Нет, – честно ответила я. – Но тут есть один вариант, возможно и вылечусь, так что не переживай.

– А если вариант не поможет?

– Значит готовься носить мне на Текутьевское кладбище цветочки по субботам, – улыбнулась я.

– Ну вы там где застряли? – наша бабуська, которая у меня чувствует себя как дома, уже давно хозяйничала на кухне.

– Идем, вишь, баб Грапа нервничает, – подтолкнула я Серегу.

– Погоди, – ухватил он меня за рукав халата. – Сколько врачи вообще обещают времени? Ну, если вариант не прокатит?

– Двадцать пять дней, – раздельно проговорила я. – И попробуй мне только истерику устроить! Не первый день в курсе о моей болезни!

Развернувшись, я пошла в кухню. Серега задержался в прихожей – снимал обувь. А может, приходил в себя от такой вести.

– Я тута ватрушек напекла, как знала что ты, сердешная, приедешь! – наша бабулька уже выставила блюдо на стол, споро вскипятила чай и нимало смущаясь долила кипяточек в чайничек с прежней заваркой.

– Баба Грапа! – закатила я глаза, – ну что ж вы чай-то портите, новый заварить что, не судьба?

– Молчи уж, – велела бабулька. – Ты видать в войну не жила, экономить надо!

Против такого убийственного аргумента я спорить не стала, все равно бабуська сделает все по-своему. Баба Грапа нам с Серегой досталась от вероломной Маруськи, моей подружки детства, в наследство. Я посчитала такой обмен весьма выгодным – куча резаной бумаги под видом долларов за отличную хозяйственную и уютную бабульку. Официально она жила у Сереги, как бывшего Маруськиного супружника, однако и у меня она чувствовала себя как дома.

Бабулька налила нам светло-желтого жидкого чайку, положила перед каждым по ватрушке и велела:

– Ну, рассказывай, чаво врачи-то? Вылечили?

– Вылечили, разумеется, – уверенно соврала я и украдкой посмотрела на Серегу – не дай бог сдаст меня! Бабулька у нас в летах, ее беречь надо.

При ярком кухонном свете было видно, что глаза у парня покраснели (неужто ревел? – удивилась я), и он беспрестанно шмыгал носом. Ну точно ревел. Но тем не менее при моей лжи он и ухом не повел.

– Ну слава те, Господи, – истово перекрестилась бабуська. – А я ведь и в церкву ходила, свечечки за тебя, сердешную, ставила Богородице. Видать, помогла все ж царица небесная.

«Как же, дождешься сочувствия от начальства», – буркнула я про себя, а вслух сказала:

– Да ладно вы обо мне. У вас-то тут как дела?

– Да чаво рассказывать? – баба Грапа степенно закусила чай ватрушкой и поведала: – Теленок у деда мово в деревне сдох, я все сокрушалась, что тебя нет, ты б мне ево мигом на ноги поставила, а так – пропал! – огорченно махнула она рукой.

За месячишко до болезни я с бабулькой ездила к ней в деревню, забрали ее немудреные вещички, да она своего деда чуть до инфаркта не довела пространными ЦэУ. Я же, пока она деда на ум наставляла, прошлась по хозяйству и подлечила живность, за что заслужила бабкину и дедкину вкупе горячую любовь.

– Ну что ищщо? Картошку выкопали, Серега подмог, соленья – варенья, все как у людёв сделала. Да и обратно вот в город к вам приехала, доглядывать за вами.

– Ну а ты, Серый, что скажешь, как дела?

Он посмотрел на меня красными глазами и сказал:

– А что я? Все нормально.

– Вот и поговорили, – пожала я плечами. – Давай хоть друзей позовем, пивко попьем, песенки под гитару попоем.

– Не, я не могу, – отказался он.

Я чуть в осадок не выпала. Чтобы Серый отказался от моего общества – это было на моей памяти впервые.

– Ну как хочешь, – ошарашено произнесла я.

«На лысинку свою в зеркало глядела? – ехидно вылез внутренний голос. – Ну так чего удивляешься?»

«Завтра куплю парик, – мрачно осадила я его».

«А как же последний писк и тату – салон?» – невинно осведомился он.

«Сгинь, а ?» – попросила я его по-хорошему.

Как не странно, он послушался.

Посидев и поболтав часика два, бабулька пошла смотреть перед сном новости, Серега тоже потянулся за ней, даже не попытавшись задержаться. Я решительно его не узнавала. Если я ему не нравлюсь настолько, что он не хочет со мной оставаться наедине, то почему у него глаза – то на мокром месте?

Закрыв за ними дверь, я пошла в кухню, выпила оставшийся отвар, перемыла посуду и решила что хватит с меня на сегодня. Времени – девятый час, пора мыть ноги и ложиться спать. И только я приняла такое решение, как странные звуки привлекли мое внимание. Кто-то возился у моей двери, негромко при этом матерясь. Я прошла в прихожую, приложила ухо к двери и заинтересованно прислушалась.

– Вот холллера! Ты, …, я тя научу советскую власть любить! …! Ну, …, кому говорю, лезь!

И все в таком духе. Голос был мужским, нетерпеливым, и явно нетрезвым. При этом обладатель голоса интенсивно возился около моей двери. Не выдержав, я открыла дверь и наткнулась на мужичка в фуфайке, кроличьей ушанке с оторванным ухом и замасленных штанах, который усердно пихал картонную телефонную карточку в прорезь для магнитной карты – ключа.

– Чем занимаемся? – полюбопытствовала я.

Мужичонка поднял на меня пьяненькие голубые глаза, и внезапно дернул меня за руку, вытащив на лестничную площадку.

– Ты что, ворюга, тут делаешь? – заорал он, обдавая меня запахом свеженькой водки. Я чихнула, основательно прокашлялась и признала своего папеньку в мужичонке.

– Я не ворюга, ты чего? – удивилась я.

Папенька шумно привалился к двери, закрыв ее и заорал:

– Не войдешь сюда, ворюга! Милиция! Грабють!!!

– Пап, ты чего? – недоуменно воззрилась я на него. – Это ж я, Магдалина.

– Магдалина? Ха! – пьяно рассмеялся папенька. – Неужто я свою дочь не признаю! Доча-то у меня красотка! Фотомодель! Ноги – во! – он растопырил руки на всю ширину, – коса – во! А не ты, чмо лысое! Милиция! – завопил он пуще прежнего.

Прислушавшись, я обнаружила что по лестнице кто-то снизу несется. Не прошло и мгновения, как бравый секьюрити явился пред наши очи.

– Что за шум? – осведомился он, брезгливо оглядывая нас. Я некстати вспомнила о своих позорных джинсиках и свитерке со спущенными петлями. Про папенькин вид я уж молчу. Ну никак мы не походили на населяющих дом представителей элиты.

– Семейное дело, сами разберемся, – спокойно отозвалась я.

– Чего? – возмутился папенька, и, брызжа слюной, обратился к парню за справедливостью. – Вот, мил человек, жинка-то меня из дому турнула, говорит, иди отсюдова, пьянь такая! А какая я пьянь, ну выпил с мужиками для сугрева. А она, … такая, меня из собственного дома! – он в сердцах стащил с себя ушанку и хватил ею по коленке. Я отметила, что маменька похоже совсем за ним не следит – мало того что волосы давно нестрижены, так еще и немытые, колом торчат у него на голове прической «а-ля воронье гнездо».

– А вы, собственно, к кому? – нахмурился секьюрити. – Что-то я не видел, чтобы вы проходили.

– Так я в прошлый раз сунулся, так вы меня выкинули, – злопамятно припомнил ему папенька. – Так что я чичас умный – подождал, пока вы в свою комнатенку стеклянную оба зашли да отвернулись, ну и птичкой – шмыг!

– Ну-ка, птичка, пошли-ка на выход, – решительно двинулся к нему парень. – Тут тебе не вокзал, тут солидные люди живут.

– Ты погоди, – сурово одернул его папик. – Вот значится, шмыгнул я сюда, потому как жинка меня выгнала. Решил до дочери идти. Туточки доча-то живет! – ткнул он на мою дверь.

– Ага, значит, дочь, – кивнул парень, с насмешкой глядя на папика.

– Дочь, ты что, не веришь? – обиделся он. – Вона, и карточку дала мне от дверей-то! – и папик, порывшись в фуфайке, извлек на свет божий ту самую телефонную карточку из мятого картона. – Вот видишь! – победно заключил он, вертя картой под носом у парня.

Тот посмотрел на карту долгим взглядом и насмотревшись, без долгих разговоров схватил папика и поволок его к лестнице.

– Ты куда, ты куда? – закудахтал папик. – Меня так выкидывать! А ворюгу так оставляешь!

– Какого ворюгу? – лениво поинтересовался страж, подпинывая папика для скорости.

– А глаза разуй, девку лысую видишь?

Парень остановился, и не выпуская папаню внимательно посмотрел на меня. Я поежилась под его рентгеновским взглядом, и опасливо призналась:

– Я хозяйка, живу я тут.

– Фамилия как?

– Потёмкина.

– От бестия, и фамилию знает! – возмутился отец.

Секьюрити же достал телефон и быстренько натыкал номер.

– Саша, погляди, кто тут у нас в шестой живет? Да ситуация непонятная… Да… Нет… Говоришь, хозяйки нет давно? – он значительно посмотрел при этом на меня.

– Я в Швейцарии была два месяца! – возмутилась я под его нехорошим взглядом. – И вообще, что вы за охрана, жильцов не знаете!

Парень послушал еще трубку, буркнул пару невразумительных фраз и наконец, положив телефон в нагрудный карман, подозрительно вежливо попросил:

– Пройдемте вниз, там разберемся.

– Никуда я не пойду! – отчеканила я.

Он посмотрел на меня и внезапно предложил:

– Ну что ж, раз вы хозяйка квартиры Магдалина Потёмкина, тогда пройдемте в квартиру, покажите мне документы и я принесу вам извинения.

Я метнула на него яростный взгляд – меня! Подозревать! В ограблении собственной квартиры – это уж слишком!!! И я строевым шагом направилась к двери, мысленно планируя, что я сделаю с папенькой, когда отвяжусь от охранника.

Дверь осталась неподвижна, когда я дернула ее за хромированную стильную ручку. Я дернула еще раз и поняла, что мой милый папенька ничтоже сумнящеся захлопнул дверь, обороняя ее от меня. И пластиковая карта, открывающая дверь – в квартире.

– Попытки оставьте и пройдемте вниз, – ледяным тоном приказал секьюрити.

– Юноша, не торопитесь, – спокойно сказала я. – Да, я вышла из квартиры без ключа и дверь захлопнулась. Внизу, как раз подо мной у соседей есть ключ от этой квартиры и они меня великолепно знают. Давайте спустимся к ним и недоразумение прояснится.

– Девушка, мне по два раза повторять? – так же равнодушно сказал он и цепко ухватил меня за руку.

Увидев мелькнувшие наручники, я прошипела:

– Ты что делаешь?

– Там разберемся, – так же бесстрастно сказал он и стальные браслеты клацнули на моих запястьях.

Я чуть не плакала он бессильной злобы.

– А все ты, ты! – с ненавистью смотрела я на папеньку, пока мы по лестнице шагали вниз. – Ну какой черт тебя принес на мою голову!

– Но-но! – задиристо посмотрел он на меня снизу вверх. – Дочино добро не дам расхищать!

– Залил глаза водкой, и родную дочь не признает! – завопила я.

– Это ты что ли родная дочь? – снисходительно оглядел он меня, дыхнув на меня так, что меня чуть не вывернуло – терпеть не могу запаха водки. – У меня доча – во! Ноги – во! Косища – во! А ты чмо болотное, – припечатал он и отвернулся с видом превосходства.

Внизу меня бесцеремонно затолкали в какую – то стеклянную будочку для охранников.

– Наряд вызвал? – буднично поинтересовался мой страж у своего напарника.

– Да, сказали – будут через семь минут, а что у тебя ? полюбопытствовал второй охранник. Парня этого я знала – он тут и раньше работал. Напрягшись, я вспомнила и его имя. Я аж улыбнулась от облегчения, ну уж он – то меня знает, и недоразумение сейчас прояснится.

– Саша, – укоризненно сказала я. – Я Маша Потёмкина, неужто вы меня не узнаете? Меня ваш напарник задержал за попытку проникновения в свою же квартиру.

– Потёмкина? – недоуменно посмотрел он на меня. – Девушка, вы на Потёмкину только ростом походите. Она тоже высокая.

– Ты меня что, не узнаешь? – ошалело переспросила я. Сговорились все сегодня, что ли?

– Наряд приедет, разберутся, кто вы такая, – отрезал он.

– Я вам говорю, сходите в десятую квартиру к Куценко, у него ключи от моей квартиры и он меня знает, – потребовала я.

Секьюрити снисходительно на меня посмотрели и занялись обсуждением последнего футбольного матча. Я сидела и медленно зверела.

– Ребята, – негромко сказала я, – зачем вы милицию-то вызвали? Не проще ли сделать так как я сказала?

– Девушка, помолчите, – поморщился Саша, – сейчас приедет милиция и во всем разберется.

– В десятую квартиру, черт возьми, сложно зайти, что ли? – разбушевалась наконец я. Вот черт! Так хотела соблюдать спокойствие!

– Из десятой квартиры жильцы ушли, полчаса назад, и не буянь мне тут, – прикрикнул на меня второй охранник.

– Мы с вами на «ты» не переходили! – отчеканила я, злая до невозможности. Вот история, черт возьми!

– Поговори у меня тут, – лениво сказал Саша, – давно по почкам не получала? – и он выразительно кивнул на свою дубинку.

Я аж задохнулась от возмущения.

– Меня тут весь дом знает! Августа Никифоровна! – закричала я, увидев через стеклянную перегородку знакомую бабульку.

Та только что вошла с улицы и степенно двигалась к лифту. Услышав мой вопль, старушка обернулась, внимательно посмотрела на меня сквозь очки и равнодушно отвернулась, продолжая путь.

Я чуть не заревела с досады. Почему – то люди сплошь отказываются признавать во мне меня без моей косы!

– Девушка, я в последний раз предупреждаю, сидите тихо, не пугайте жильцов! – злобно прикрикнул на меня старший.

– Бомж вон и тот сидит тихо, не буянит, место свое осознает, – назидательно сказал Саня. – Попалась, так не трепыхайся, хуже будет.

Тут дверь на улицу открылась и в наш холл ввалилась парочка румяных, с морозца, ментов.

– Здоров, Димка, – поручкались они с первым стражем, который меня и схватил.

– Здоров, Сашок! – поручкались они и со вторым.

«Имена знаю, выпутаюсь – я вам такую импотенцию наведу!» – мстительно подумала я.

Стражи коротко ввели ментов в обстоятельство моего дела, дали сравнительно положительную характеристику папеньке «сильно его не прессуйте, он безобидный» и меня, в одном свитерке, вывели на улицу. Налетевший студеный ветер тут же бросил горсть снега мне в лицо и ледяными иглами прошил мое тело до костей. Я зябко обхватила себя за плечи и вперед ментов побежала к их уазику.

– Куда? – заорал на меня толстый неповоротливый мент, который меня конвоировал.

– В маш-шину, – стуча зубами от холода, призналась я.

– Иди смирно, – грозно буркнул он, огрел меня дубинкой и неторопясь продолжил путь.

В общем в отделение приехала не я. Приехала квинтэссенция всего черного, грязного и нехорошего, что есть в моей душе.

Мои менты сдали нас с папиком с рук на руки молодому белобрысому коллеге в отделении и откланялись. Я хищно оглядела бедного парня, села нога на ногу на стул и заявила:

– В общем так… Меня, Потёмкину Магдалину Константиновну, задержали по подозрению в проникновении в собственную квартиру. При этом у меня имеется тяжелая форма рака и связи наверху. А так же большое горячее желание устроить вам неприятности.

– Документы, – скучно потребовал мент. Видно было, что парню вся эта возня не представляется чем – то волнующим.

– Помолчи, какая из тебя Маня, – пьяно вякнул папенька и, повалившись вбок, устроился на моих коленях поспать.

– Документы в квартире остались, – холодно призналась я, – готова сдать отпечатки пальцев, они у вас в картотеке есть.

– Ну сдать конечно придется, – чуть ли не зевнул мент, вытащил какой-то бланк и принялся его споро заполнять, изредка интересуясь моими анкетными данными. Через пять минут он мне его протянул и так же равнодушно велел :

– Подпишите.

Я подписывать нечитанное не привыкла, взяла цидульку, звякнув наручниками и принялась тщательно проводить ознакомление. «Я, называющая себя Потёмкиной Магдалиной Константиновной, 1976 года рождения… быр-быр…»

– Это какое слово тут написано? – поманила я пальцем мента и ткнула в область не поддающегося расшифровке «быр-быр».

– Подписывайте, гражданка, – мент одарил меня мимолетным ничего не выражающим взором с признаками нетерпения. «Быр-быр» расшифровывать он не посчитал нужным.

Тут папенька приподнял голову с моих колен и, бросив пьяный рассеянный взгляд на цидульку, произнес:

– В нетрезвом состоянии, чего тут не понять.

– Чего-чего? – не поняла я.

– Тут написано « … находясь в нетрезвом состоянии», – пояснил папик и снова отключился.

Я снова впилась взглядом в бумажку. Ну точно! После папенькиных слов буквы, еще недавно намертво сплетенные, как узлы макраме, выстроились в вышеозначенную надпись.

– Это значит я – задержана в нетрезвом состоянии? – нехорошо посмотрела я на мента.

– Вы мне тут что порядки устанавливать будете??? – рассвирепел вдруг он – А ну, подписывай, или в обезьянник ща отправлю.

– Как, простите, ваше имя и звание? – осведомилась я, внутренне кипя от ярости.

Мент быстрым движением вынул корочки, раскрыл и поднес к моим глазам. Ровно на одну секунду.

– Посмотрела? – нагло усмехнулся он.

– Позвонить можно? – спросила я как можно спокойнее. – Мать-о волнуется, время позднее.

– Можно, чего нельзя, – неожиданно согласился мент.

Я прямо обомлела от такой доброты. Быстренько схватив телефон, я натыкала номер Корабельникова и продержала трубку, выслушав ровно одиннадцать длинных гудков.

– Ну все, дамочка, хватит линию мне занимать, – выразил нетерпение мент.

– Еще немного, – хмуро буркнула я и, схватив другой, внутренний телефон, натыкала на нем три цифры.

– Корабельников, – недовольно отозвалась трубка.

– Это Лисёночек, я у вас в отделении сижу в сто пятнадцатом кабинете, недоразумение вышло. Немедленно меня спасай, – выпалила я.

– Ну-ка трубочку положите! – пришел в себя мент и выхватил у меня телефон. – Подписывай! – и сунул мне в руки ручку.

Я посмотрела на него долгим взглядом и открыла рот на 56 сантиметров, собираясь сказать все, что я о нем думаю.

«Ты что, сдурела? – возопил внутренний голос, – оскорбление при исполнении обязанностей – это же статья!!! Хочешь из одной истории в другую попасть???»

«В кои-о веки ты двинул здравую мысль», – холодно признала я, закрыла рот и уставилась в цидульку.

«… Находясь в нетрезвом состоянии проникла в квартиру по адресу такому-то с целью ограбления, где и была задержана охраной дома».

«Молчи!» – истерично заверещал голос.

«Да мне пофиг, что статья!», – ответила я в ярости и открыла рот. Этот бред он меня заставлял подписать!!!!!

Дверь отворилась и вошел Корабельников.

– Здоров, Андрюха! – сказал он моему менту. – Ты что ж мою любимую девушку прессуешь тут?

– Витенька! – чуть не заплакала я от счастья и, скинув голову папеньки с колен, кинулась ему на шею. – Это я, Лисёночек, только я без волос, и меня поэтому никто не узнает!

– Да вижу я, что ты без волос, – Корабельников нисколько не удивился и сразу меня признал, что странно. – Зачем обстригла такую красоту-о?

– Так я же раком болею, скоро помру! – радостно оповестила я, – вот от химиотерапии и выпали.

Корабельников крякнул и посмотрел на мента нехорошим взглядом.

– Что натворила – то она?

– Вот, смотри, – я подхватила со стола бумажку и сунула ее Витьке. Тот ее внимательно почитал и недоуменно уставился на меня.

– Так это ж твоя квартира.

– Именно! – возмущенно подтвердила я. – И меня за ее якобы ограбление и задержали!

– Вот что, Андрюха, – решительно велел Корабельников, – пиши освобождение.

– А личность устанавливать? – вякнул он.

Корабельников на него посмотрел нехорошим взглядом и тот сразу заткнулся, достал бланк и принялся строчить.

– И папеньку тоже эээ… в смысле его я тоже забрать хотела бы, – кивнула я на сладко дремлющего отца.

– И на отца освобождение, – велел он менту.

– Ну все, Машка, я пошел, еще дел полно, – хлопнул он меня по плечу и сделал попытку уйти.

– Вить, погоди! – вцепилась я в него. – Во-первых, меня прямо в свитере и повезли и у меня с собой денег нет, так что я пока до дому дойду пешком, замерзну до смерти! А во вторых – меня охрана моего же дома сдала, и наверно меня домой не пустят!

– Ну, Лис, ты даешь! – восхитился Витька. – Проводить тебя, что ли?

– Проводить, проводить, – усиленно закивала я головой.

– Ну, если б не твои прошлые передо мной заслуги…, – покачал он головой. – Занятого человека отвлекать.

Я промолчала. Главное, что Витька четко помнит про мои заслуги, в результате которых ему на погоны упала с неба звездочка и он стал занятым человеком.

– Пойдем, чадо, – покровительственно похлопал он меня по плечу. И я пошла, подхватив предварительно папеньку, пребывающего в блаженной отключке. Витька привел нас в свой кабинет и начал громогласно вызывать машину по телефону. Я же лихорадочно думала, где брать ключ. Вариантов было два – или у матери (упаси Господь попадаться ей на глаза в таком виде, нотация до конца жизни мне обеспечена стопроцентно), или у бабы Грапы, но охранники говорили, что Куценки все ушли. Подумав, я все же набрала номер Сереги, чем черт не шутит, уж больно к матери ехать не хотелось. Трубку держала долго, на восьмом гудке счастье мне улыбнулось.

– Алё! – недовольно буркнула баба Грапа.

– Бабуленька, – возопила я, – это Марья, я дверь захлопнула и войти не могу, можно я к вам за ключом зайду?

– Не спится тебе, – осуждающе буркнула она, – добрых людёв будишь!

– Ну бабуленька! – взмолилась я. К матери мне не хотелось. – Ты-то спи, пусть Серый мне откроет да ключ даст!

– Да нету его, шляется как всегда где-то, – сонно буркнула она, – а ты заходи, что я, зверь какой.

– Минут через десять буду!

Я положила трубку и уставилась на Витьку.

– Ну что смотришь? Пошли вниз, машина с минуту на минуту будет.

Машина оказалась тем самым уазиком, что меня и привез сюда. И менты в ней были те же самые. Мы с Витькой и папаней уселись на заднем сидении, сделав попытку размазать по стенке тонким слоем того самого вредного мента, что огрел меня дубинкой. Мент крякнул, но промолчал.

Охранники в холле моего дома как по команде на меня уставились, когда мы зашли.

– Идите, идите, – подтолкнул он нас с отцом. – А я тут с ними потолкую.

Я обожгла охранников ненавидящим взглядом, подхватила папеньку и направилась к лифту.

– Постойте, – приподнялись оба охранника.

– Спокойно, ребята, – краем глаза я увидела, как Корабельников пошел к ним, доставая корочки.

Мы загрузились в лифт, тормознулась на четвертом этаже и я забрала ключ-карту от своей квартирки у бабы Грапы. После чего снова подхватила папеньку и поднялась на свой этаж.

Не передать, какое счастье охватило меня, когда я наконец-то попала к себе в квартиру. Черт возьми, приехала, называется из Швейцарии! Здравствуй, родной город, блин! Хорошо ж меня тут встретили! Не успела явиться – в ментовку замели!

Папеньку я со зла разместила на неудобной раскладушке в Каморке – будет знать, как собственную дочь так подставлять. После чего почистила зубы и умылась, собираясь в кроватку, поспать.

И тут в дверь позвонили.

Зверея, я пошла открывать. Посещение ментовки в качестве потенциального кандидата на нары никого еще в пасторально – просветленное состояние не привело.

На пороге стояли охранники. Оба.

– Магдалина Константиновна, мы пришли принести свои извинения, – хмуро сказал Саня.

– А нафиг мне ваши извинения? То, что я по вашей милости пережила, не изменится, – резонно заметила я.

– Простите нас. Пожалуйста, – глядя в пол, буркнул второй.

– А зачем? – страшно удивилась я. – Вы причинили больной девушке большие неприятности, и я вас же и должна простить, чтобы у вас не было неприятностей с начальством и неприятного осадка на душе?

– Да что неприятности с начальством… – тихо сказал Дима, не поднимая глаз.

– А чего же вы боитесь? Только не говорите что совесть замучила.

– Да про вас тут всякое говорят, – честно признался Саня.

– А, что я ведьма? – буднично сказала я. – Так я и правда собираюсь на вас импотенцию наслать. Я думаю, это справедливо – за мою прогулку по такой погоде в одном свитерке. Меня там, кстати, еще и били.

У парней в глазах одновременно мелькнул неприкрытый ужас, они переглянулись и Саня, схватив мою руку, страстно заговорил:

– Не губите, Магдалина Константиновна, все для вас сделаем, клянемся!

Я подумала и царственно кивнула.

– Хорошо. Если вы понадобитесь, я вам скажу. И папеньку ко мне пропускать без проблем – в любом виде.

У парней снова синхронно мелькнуло на лицах – теперь уже облегчение, они начали меня горячо благодарить, но я невежливо закрыла дверь. После чего сходила на кухню, залила кипяточком Колдрекс и выпила его для профилактики – не дай бог простужусь. Подумала об этом – и смешно стало. Все равно скоро помирать.

Последнее что я перед сном сделала – это взяла остатки отвара и поставила его на прикроватную тумбочку. Помирать мне решительно не хотелось.

Снилась мне какая-то хрень, честное слово. Словно я – я! – танцую самбу на широкой, высокой тумбе, разодетая в невероятный костюм – крохотные трусики и корону на голове из гигантских разноцветных перьев – и все! – а у подножия бурлит поток людей. Причем таких тумб полно, и на них на всех девицы интересного вида, прям как и я. Немножко посоображав, я успокоилась. Карнавал в Рио, подумаешь! Около подножия моей тумбы стояла группка итальянцев, изо всех сил выражающая свои восторги. Мною, между прочим. Горячая южная кровь, что поделаешь. Я им благосклонно улыбалась, сама же мучительно припоминала – не входит ли, упаси Боже, в обязанности танцовщиц и оказание секс-услуг желающим? Это было бы досадно. Итальянцы были не в моем вкусе.

А они тянули руки ко мне, швыряли монетки, а один исхитрился дотянуться до моей ноги. Тогда – то я его и заметила. На фоне темной мужской руки, обхватившей мою лодыжку, странно сиял матовым светом белый камень.

«Господи», – поразилась я, стряхивая руку и хорошенечко припечатав ее острым каблучком. Конечно же, я сбилась с ритма. Тут же на сцену вскочила другая девушка, и помахала мне ручкой, мол, освобождай место. На руке ее белой искоркой мелькнул проклятый камень. Я спустилась вниз, в толпу, почему-то уже в нормальной одежде, – и тут же бесцеремонно схватила за руку первую попавшуюся тетку. И на ее руке красовался перстень Клеопатры.

Какие-то мужчины хватали меня за руки, приглашали куда-то, и у каждого на руке тускло мерцало серебряное колечко с лунным камнем. А я ходила в толпе и рассматривала руки людей. Подобные кольца были практически на всех.

Что за глюк? – ошеломленно подумала я и проснулась. В темноте мерно тикали часики. Я с минуту непонимающе пялилась в направлении потолка, после чего перевернулась на другой бок и закуталась в одеяло. Приснится ж такая фигня.

А еще через минуту меня осенило.

Я подскочила на кровати включила свет и подбежала к компу. Пока он загружался, я чуть не померла от нетерпения. Наконец, я нажала на ярлычок адресной книги и быстренько найдя нужный телефон, набрала его. Краем глаза я посмотрела в правый нижний угол монитора – черт возьми, было три часа ночи! Ну что ж, не так уж и поздно, это уже скорее слишком рано. Я отсчитала одиннадцать гудков, когда наконец трубку взяли.