Текст книги "Помело для лысой красавицы"

Автор книги: Маша Стрельцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Кокаин, – неодобрительно покосилась она на меня. – Это сейчас так рак лечат?

– Новая методика, – не моргнув глазом сказала я. – Видишь, рака нет? Вылечился!

– Да уж, с этим не поспоришь, – вздохнула она. – Впрочем, это не мое дело, как ты на него подсела, мое дело маленькое. Кольцо принесла?

Я усмехнулась, сняла с руки поддельный перстень Клеопатры и подала его ведьме. Один раз он уже меня выручил, значит выручит и второй.

Грицацуева достала из-под стола корзиночку со сладко спящим черным щеночком и велела:

– Отвернись-ка!

Я послушно отвернулась.

Послышалась какая-то возня, щенок полузадушено всхлипнул и я резко повернулась. Грицацуева уже укладывала обвисшее тельце обратно.

– Ну и нафиг ты это сделала? – заорала я.

– Ну-ка не покрикивай на меня! – строго сказала ведьма. – А ты как хотела? Ты забыла, к кому пришла? Черная магия – она жертв просит.

Открыв щенячью пасть, она вложила туда мое колечко и осторожно сомкнула челюсти. Однако оно не поместилось, и само кольцо так и торчало наружу, да и камень было видно.

– Убери его хотя бы с глаз, – попросила я. Щеночка было жалко до ужаса.

– Хорошо, – кивнула она, сунула корзинку снова под стол и встала. Подошла к полке, сняла с нее банку с водой, пошла к другой полке.

– Что с кольцом будет? – спросила я.

– Так ночь полежит, а утром отнесу на могилу, отдам на откуп. – Грицацуева поставила около меня банку, стакан и сказала:

– Сейчас выпьешь из этой банки, и сразу уходи. Ну все как обычно – не оглядываться, не возвращаться, ни с кем по дороге не говорить. Помнишь, что неделю нельзя принимать наркотики?

– Помню, – буркнула я.

– Водкой запаслась?

– Да у меня и так полный бар всякого пойла, – тяжко вздохнула я.

– Ну, тогда пей! – велела она.

Я нацедила стаканчик и махом его опрокинула. Потом еще… Третий уже дался с трудом. Четвертый совсем не лез. Но баночку я все же допила.

Грицацуиха в этот момент не отрывая глаз от меня шептала свои заклинания, так, что было не разобрать слов. Допив, я тут же встала, пошла в сени, обулась и пошла к машине. Все это время Грицацуева тенью следовала за мной, не переставая шептать. Я села в бээмвушку и поехала домой, отлично зная, что старая ведьма стоит на пустынной дороге и – теперь уже в голос, громко – читает мне вслед.

А дома я с невыразимой мукой вылила в раковину остатки Оксаниного пойла, пошла наверх и выставила у кровати батарею бутылок, подтащила маленький холодильник с припасами – в общем, приготовилась к величайшей пьянке за всю свою жизнь. Начала я с мартини, рассчитывая что в какой-то момент мне станет пофиг что пить, тогда коньяком и упьюсь до беспамятства.

Неделя у меня была адская…

Боль даже через алкоголь находила меня, дробила позвоночник и выламывала руки и ноги. Трясущимися руками я наливала крепчайшее шестидесятиградусное виски, пила его как воду, и трезвела от боли прежде, чем организм успевал его переработать. Однажды я очнулась в кухне – оказывается я, скуля как собачонка, пыталась вылизать языком не очень чистую раковину. Я не понимала, зачем я это сделала – пока не вспомнила, что я сюда вылила зелье. Вот черт! Я уж и забыла – но мое жаждущее дозы тело помнило, и надеялось, что на стенках раковины остался высохший след, содержащий драгоценный кокаин…

Потом я плюнула, оделась и решила ехать за дозой сама. Мало знакомых наркоманов, что? Мигом объяснят, где можно взять!

Мысль о том, что этим я подписываюсь быть навсегда наркоманкой мне даже и в голову не пришла. Меня ЛОМАЛО – это было страшнее всего, что я пережила за свою жизнь. Я готова была сделать все что угодно, лишь бы получить освобождение от этой боли.

В общем, я оделась и поехала добывать дозу.

Вернее я хотела поехать. Но вот незадача – дверь была закрыта на замок. Ключи, разумеется, исчезли.

«Грицацуиха, тварь, с бабкой подстроили мне такую подлянку! » – с лютой злобой подумала я. Ну да ничего! Я ща все устрою!

Я кинулась к телефону, нашла трубку радиотелефона, попыталась набрать номер, но кнопочки мягко проваливались, не издавая при этом характерного писка. Я неверяще посмотрела на нее, понеслась наверх, где стояла база – там лежали только выдернутые провода. Сама база как испарилась.

– Ненавижу! – завизжала я. – Галоши старые, что б вам гореть в огне!

Не видя ничего из-за слез, я нашла кое-как сумку и полезла за сотовым. Я точно помню, как я его сюда ложила. Сотового не было.

Переведя взгляд, я посмотрела на пульт вызова охраны на стене.

Красный огонек не горел…

Я села на пол и громко, в голос завыла.

Твари!!!

Твари!!!

Что они наделали – я же тут помру, они же меня убивают!!! Кое-как я подползла к двери в подъезд и заколотила в нее.

«Господи, – молилась я. – Сделай так, чтобы кто – нибудь прошел и согласился мне помочь! Я бы вызвала ментов, спасателей, они бы срезали двери и я бы была свободна. Господи, помоги мне! Господи, не дай мне тут сдохнуть, пожалуйста, миленький Господь!»

Сосед сбоку иногда, раз в пару лет, но появлялся. Может мне все же повезет?

Так я сидела почти целый день. Выла, как раненая волчица, долбилась в дверь и перемешивала молитвы с проклятиями. А тело мое в это время перемалывала боль…

Пару раз я поднималась, шла в спальню и возвращалась с бутылкой из бара. Я глотала алкоголь прямо из горлышка, не чувствуя вкуса, руки тряслись, жидкость лилась мне по подбородку на грудь – мне на все было пофиг.

Однажды я проснулась и поняла – боль стала гораздо меньше. Она никуда не ушла, она просто снизила интенсивность, словно кто-то прикрутил пламень у газовой горелки. Я мутным взглядом обвела вокруг себя и подумала: «Господи, слава богу что Вишневский этого не видит».

Я лежала у порога на пыльном полу, свернувшись калачиком, вокруг были раскиданы пустые бутылки. Пахло чем-то гадким. Принюхавшись, я поняла – это из подмышек и рта. Моих собственных. Когда я мылась и чистила зубы в последний раз, я уже и не помнила.

Кое-как встав, я подошла к зеркалу. Белое платье, в которое я еле влезла несколько дней назад, теперь болталось на мне как на вешалке. Да и само оно мало походило на эксклюзивную шмотку от Тьерри Мюглера, стоимость 4200 у.е. Теперь им только пол мыть.

А лицо у меня было как у конченой наркоманки. Вы замечали, что есть что-то в лицах у них, позволяющее безошибочно определить это? То ли какой-то специфичный взгляд глубоко ввалившихся глаз, то ли особый цвет кожи, то ли еще что… Во всяком случае, повстречай я себя на улице, я бы сразу поняла что это наркоша.

«Господи, какое счастье что Вишневский меня не видит», – снова вяло подумала я и пошла наверх. Там я притащила из бара еще несколько бутылок, легла на постель как нормальный человек и принялась дальше напиваться. Теперь было легче. Теперь алкоголь заглушал боль.

Но Грицацуиха с бабкой все равно твари.

Выйду – покрошу в капусту старых куриц.

В последующие дни мне становилось все лучше и лучше. Боль уходила, отступая, из моего тела. У меня закончились продукты, остались только мороженые пельмени. Закусывать коньяк пельменями – это, знаете ли, нонсенс какой-то. Но я закусывала, и ничего.

В один из дней я проснулась – двери в спальню были не заперты, и отлично было слышен разговор в холле.

– Развела тут свинарник, тьфу! – глаза бы мои не глядели, – бубнила бабка.

– Тихо, Грапа, – цыкнула на нее Грицацуиха. – Молчи лучше да убирайся потихонечку, она сейчас проснется да задаст нам перцу!

– Перцу? – присмирела бабка. – А за что перцу? Ты ж говорила что она вылечится за неделю.

– Вылечится-то вылечится, да ты не забывай, с какого она перепою! Почитай неделю пила. Ты вон добрая после пьянки?

– Ой и не говори, кума! – воскликнула бабка. – Помню, как-то на майские праздники поспела у меня знатная бражка – пара кастрюлей десятиведерных да один тазик. Мы с дедкой как водится славно погуляли, все как у людев, да только потом-то ему на работу, а у меня отгулов помнится накопилось, вот я и осталась дома – бражку то не выливать же! Это ж считай сколько сахера да дрожжей пошло – удавиться можно!

Я спустила ноги с кровати, накинула халатик и пошла вниз. А бабка тем временем продолжала:

– Вот значится сижу я дома, бражечку-то приходую помаленьку, а дед как придет с работы, так и начинает зудеть – чо корова недоена, чо пол не метен, чо щи не сварены. И знаешь что, я ить так-то добрая баба, да однажды бражка-то кончилась, а тут дед пришел и опять за свое, а у меня голова болит, и похмелиться нечем. И такая, значится, меня злоба взяла – схватила я табуретку, да как дам деду промеж рогов!

Я остановилась на нижней ступени лестницы, посмотрела на ползающих по полу бабок – они, как заправские бомжихи собирали бутылки и складывали их в пакетики.

– Ну что, дорогие мои, вот мы и встретились! – нехорошим голосом сказала я.

Бабки синхронно вздрогнули и развернулись головами ко мне, к двери задами.

– Встала, красавица! – умильно воскликнула Грицацуиха.

– А я, Машенька, тебе блинчиков настряпала, – испуганно сказала бабка.

– Да похрен мне ваши блинчики!!! – заорала я. – Как вы вообще могли со мной так поступить??? Вы ж меня на верную смерть оставили, курицы старые!

Бабка побагровела, открыла рот еще шире меня, собираясь дать отпор, но тут Грицацуиха хорошенько толкнула ее в бок и умильно прощебетала:

– Прости нас, дур старых, по неразумию.

Она вскочила, сбегала в кухню и принесла мне стаканчик с водой:

– На, дитятко, выпей.

Я зло посмотрела на нее, но стакан взяла – сушняк давил по-зверски.

– Сгною! – с ненавистью посмотрела я на бабок.

– Машенька, солнышко, обязательно сгноишь, непременно сгноишь, – снова защебетала Грицацуиха. – Только вот сначала пошли на кухоньку, мы тебе блинчиков принесли, с пылу, с жару, молочко свое, не купленное, вареньице из лесной земляники – сама собирала, ты ж такое любишь, ну пошли, золотая моя…

И хитрая ведьма стала бочком-бочком подпихивать меня в сторону кухни. А я вдруг ощутила что совершенно не злюсь на нее. «Опоила, как пить дать успокоем опоила», – вяло подумала я.

Блинчики и правда были вкусными. Однако первым делом я подскочила к крану, схватила стакан и принялась хлестать холодную воду. Вода, слегка ржавая и мутная от хлорки была удивительно вкусной. Потом уже я подхватила блинчик и вот так, стоя, принялась его жевать.

Грицацуиха, видя что я отошла, принялась оправдываться:

– Ты Марья сама подумай, мы ж для твоей же пользы. Ты ведь забыла про все, как только тебя ломать начало, не так?

– Ну так, – нехотя признала я. Вспоминать мне не хотелось. Я вела себя как какое-то животное, а не человек.

– Ну вот, ты уехала, а я погодила чуток да поехала к Грапе. Давай, говорю, кума, Машку спасать будем. Да если б мы тебя не заперли – ты б не в жисть не удержалась! А второй раз такое не переделывают, ты уж прости, что так пришлось поступить с тобой.

– Ладно, – кивнула я. – Вы уж меня извините, что накричала на вас. Не в себе я была.

– Я так и поняла, – поджала губы моя бабулька и положила мне еще блинов на тарелку: – Ешь давай!

– Не, баб Грап, – помотала я головой. – Первым делом мне в ванную надо, отмочиться хорошенько, а то я бомж бомжом.

– Ну как знаешь, а мы тут уберемся пока, а то развела тут свинарник.

– Сама уберусь, – недовольно буркнула я.

– Иди уж, – махнула она рукой.

– Серега-то как? – максимально ровно спросила я, стараясь не сорваться на крик. Вот уж кому я уши оборву!

– Да кто его, поганца, знает, – как-то жалобно ответила бабка. – Пропал, как пить дать пропал…

Через час я была вымытая, свеженькая и розовенькая, а дома стараниями бабулек установился идеальный порядок. Силком впихнув в меня штук сорок блинчиков, бабульки решили свою миссию выполненной и пошли вниз, к бабе Грапе в квартиру смотреть трансляцию соревнований по фигурному катанию. Почему-то к этому виду спорта они относились так, как мужики к футболу.

Я же маялась от безделья, бродя по комнатам. Чем заняться – не знала совершенно.

И тут в домофон позвонили. Я радостно побежала к двери, сняла трубку и спросила:

– Кто там?

– Открывай, свои, – буркнул мерзкий мужской голос.

Ясно, кто-то из моих уголовников.

Я нажала на кнопку на домофоне, открыла дверь квартиры и уставилась на лифт. Скоро из него появился Зырян.

– Дома кто есть?

– Да не, одна, – честно призналась я.

– Ну пошли тогда, поговорим, – кивнул он и не разуваясь прошлепал в кухню.

Я быстренько налила кофе – как раз перед его приходом от нефиг делать сварила, выставила блюдо с рафаэлками и уселась, ожидая что он мне скажет на этот раз.

– Я это, Марья, извиниться пришел.

Я потрясла головой – мне послышалось? И недоуменно на него воззрилась.

– Олега мы поймали того, деньги с него вытрясли, ты уж извини что так получилось, – как ни в чем ни бывало продолжил он.

– Где хоть поймали-то? – только и смогла сказать я.

– В Германию, козел, свалил, там его и взяли, – пожал он плечами.

– Я же говорила что я не при делах! – зло сказала я.

– Да я и сам сомневался, если честно, что ты тут замешана, – признался Зырян. – Всегда нормальной девкой была, никаких замуток от тебя не было, честно работала, вот только дерешь ты с клиентов много, Марья!

– Ну уж звиняйте! – развела я руками. – После такого я точно тебя скидкой обеспечивать не буду!

– Да, насчет скидок и прочих денег – братец придурочный те полмиллиона отфутболил обратно, не хочу, говорит, чтобы Машенька потом за эти деньги натурой расплачивалась со всякими швейцарскими козлами. Если будет к тебе приставать – так у братца и квиток есть.

Я посмотрела на него и дико заржала! Господи! Да кто хоть за мою натуру пол-лимона зеленью-то даст?

– Чего я смешного сказал? – набычился он.

– Да не, к тебе никакого отношения не имеет, – сразу оборвала я смех.

В дверь позвонили. Видать внизу дверь открыта, и кто – то свой, раз охрана пустила без проблем. Я попросила Зыряна подождать секунду и пошла открывать.

На пороге стояла Ленка.

– Привет, – сказала я.

– Привет! – радостно улыбнулась она. – Я пришла тебя на свадьбу пригласить официально, ну и так поболтать, ничего что я без звонка?

– Заходи конечно, только у меня сейчас гости, так что беги пока ко мне в спальню.

Ленка кивнула, принялась разуваться, при этом без умолку болтала:

– Ой, Машка, ты не представляешь, как я тебе благодарна, что я через тебя с Денисушкой познакомилась! Так что на нашей свадьбе ты самым дорогим гостем будешь!

Я быстренько проводила ее на лестницу вверх и пошла к Зыряну – не дело такого человека заставлять скучать, не дай боже еще обидится, заскучает…

Однако дойти я не успела.

В дверь снова позвонили.

Вот черт!

Я распахнула дверь – на пороге стояла Глашка.

– Машка! – заорала она с порога. – Я к тебе по делу!

– Ну заходи, раз по делу, – посторонилась я, пропуская ее.

Глашка тут же принялась стаскивать с себя пальто, сапожки, при этом рассказывая:

– В общем, приехал тот банкир-то!

– Какой банкир? – не поняла я.

– Ну как какой? – удивилась она. – Помнишь, я у тебя его на сайте знакомств выбрала?

Я что-то такое припомнила.

– Так вот, он сразу приехал – у него как раз отпуск был, уже неделю тут, и мы решили расписаться! Вот я и подумала – раз ты помогла нам найти друг друга – будешь свидетельницей?

– Будет, раз такое дело! – раздался мерзкий голос Зыряна.

Я обернулась – он стоял на пороге кухни и смотрел нехорошим взглядом на меня.

– А я уже, как лох, поверил в то, что ты к этим брачным аферам не имеешь никакого отношения! – его взгляд буквально прожигал.

– Блин, это совсем не то что ты думаешь, – нахмурившись, сказала я.

– Ну да, я слышал вопли благодарных клиенток своими ушами, – ткнул пальцем он в замершую в неудобной позе Глашку. – Говори спасибо что я после бабы в ванночке с тобой связываться не хочу. Тьфу!

И он, смачно сплюнув на вишневый паркет, вышел из квартиры. А я стояла и смотрела ему вслед. Как все нелепо получается…

– Лисонька, а я тебе юбочку принесла, – раздался жалобный голос Глашки, смутно осознающей, что она только что меня по-крупному подставила.

– Юбку? – индифферентно посмотрела я на нее.

– Ага, из питона, помнишь поносить брала! – радостно закивала она и вынула из пакета драную тряпку для пола, в которую превратилась моя любимая юбка на могучих бедрах Глашки.

Дальше жизнь потекла чередом…

Мать моя, оказалось, на меня особо не злилась – она еще «в гостях» поняла из разговоров что я ни за что ни про что попала, как кур в ощип. А звонила она, потому что волновалась – жива ли я после таких потрясений. Все-таки она у меня добрая и хорошая.

Папенька мой снова был матерью прощен, пущен домой, и когда я заехала к матери, он сидел на кухне и трескал пельмени со сметаной. Мать только покачала головой и сказала туманную фразу о том, что на фоне других козлов папенька у нас еще и ничего.

Ленка и Глашка повыходили замуж, я была у них на свадьбе.

А самое странное – придурочный братец, узнав про Ларису, тут же мухой полетел в Екатеринград, сказав что со своей женой он разберется сам. Он орал на врачей, совал им деньги и все-таки Ларису с того света вытащил. Бедняжка так хорошо хлебнула в своей жизни, что я искренне хотела – чтобы она оценила то что сделал теперь для нее братец и они прожили остаток жизни в мире и согласии.

Все это время я много думала об этой истории. О том как я была наркоманкой, и не была в этом виноватой.

О том, что натворила несчастная Лариса, и что у меня язык не поворачивался ее осудить…

О том как я пошла на кражу, потому что не было выхода…

О том, как Зырян своими ушами услышал доказательства того, что я виновна, однако это было не так…

И когда ко мне вернулась Сила – не вся, а лишь слабенький отголосок, я пошла к бабе Грапе и забрала у нее нестиранную Серегину рубаху. Дома я подвесила ее на вбитый в стену крюк и провела обряд на встречу.

И через три дня я увидела его – оборванного, грязного, с каким – то погасшим взглядом из-под бровей. Он сидел на заплеванных ступеньках железнодорожного вокзала, подложив под себя газетку, и на альбомных листах рисовал желающим портреты. Я вздохнула от пронзившей сердце острой жалости, зашла сзади и крепко ухватила его за рукав – как бы не удрал, ищи его опять.

Он попытался, одним движением выскользнув из куртки – я еле успела обеими руками вцепиться ему в джемпер.

– Серега, да не беги ты, дурачок! – заорала я. – Там бабка уже с ума сходит.

Он обмяк, поняв, что ему от меня не вырваться.

– Пошли в машину, полудурок, – вздохнула я.

Люди на вокзале оборачивались на нас, только что пальцами не показывали. Да уж, парочка – дорого одетая дама и опустившийся бомж.

Потом, в машине мы с Серегой долго разговаривали. Сначала он – взахлеб, уставший бояться, уставший жить, как когда-то и я. Вина за то что он меня ограбил и чуть не лишил жизни – пусть и под влиянием Оксаниного колдовства – тяжким грузом лежала на нем.

А потом рассказывала ему я.

Про Вишневского, кольцо и – неожиданно для себя – про Лару.

Я хотела чтобы он понял, почему я ему подчистую прощаю все грехи и не требую ничего в качестве компенсации.

Потому что у каждого – своя грань правды…

Потому что я часто вижу, как Вишневский со своей «Мисс Доярка» идут за ручку по улице и при этом абсолютно счастливы.

И что я завидую этой девчонке.

Мы с ним расчувствовались, поехали ко мне домой, взяли в Каморке гитару и до утра пели грустные песни и болтали о жизни. Поздно ночью я проводила Серегу, достала фотографию Вишневского и долго-долго смотрела на него, прокручивая словно на видеопленке эпизоды – то как он меня целовал и обнимал, словно я самое драгоценное в его жизни, то как он сказал что я – красива. И его взгляд, когда он застал меня на краже.

Он меня не простит…

Это было очевидно.

И тогда я сходила на кухню, взяла острый нож и поднялась в гардеробную.

Роскошное свадебное платье, прекрасное видение, для которого я обещала найти любимого парня…

Особенного парня…

Парня, который стал бы единственным мужчиной в моей жизни на ближайшие лет шестьдесят, а может и дольше – сколько там мне Господь отмерил? Парня, который каждый день моей жизни был бы рядом со мной, и каждый день я бы его любила. И через десять лет, и через пятьдесят… Парня, с которым мы бы растили детей, похожих на нас с ним…

Я печально посмотрела на невесомое нежное платье и решительно принялась резать его на полоски.

«Ты что делаешь???» – завопил внутренний голос.

А я раздирала свою мечту, и слезы медленно капали на лоскуты от нее.

Мне было горько.

Потому что парня, которого я нашла для этого платья – я предала.

Невестой мне и правда не быть.