Текст книги "Помело для лысой красавицы"

Автор книги: Маша Стрельцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Несколько раз я пыталась позвонить ему. Возможно, он и не бросит трубку. Возможно, он выслушает меня. Но в любом случае – я услышу его голос.

Домашний телефон он не брал, а сотовый был отключен. А я все набирала и набирала – зачем? Кто знает. Я маленькая и глупая.

В шесть утра я решила сдаться. К чему все это? Кольцо у меня – чего еще мне в самом деле надо? Я хлебнула настоя для бодрости, почистила зубки и пошла завтракать.

Я даже смогла напевать песенку, пока готовила тосты с йогуртом.

– Привет! – раздалось от двери, я подпрыгнула с перепугу, и сердце уже привычно ухнуло вниз.

В дверях стояла Ленка, сонно щуря заспанные глаза.

– Блин, ты хоть предупреждай! – с досадой проговорила я.

– Вот я и предупреждаю, – мирно отозвалась она. – Ты чего готовишь?

– Ничего я не готовлю, – буркнула я. – Хлеб в тостер засунула, потом йогуртом помажу и привет.

– Гробишь с малолетства желудок, – неодобрительно покачала она головой.

– Хм, – я в изумлении посмотрела на нее. – Нашла малолетку! Да ты, Ленка, никак забыла, что я с тобой в одном классе училась?

– Я замужем была и вообще, у меня сын, – с непререкаемым авторитетом возразила она. – А у тебя – ни ребенка ни котенка. Так что иди, заправляй кровать, умывайся и чисти зубы, а я пока нормальный завтрак сделаю.

Почему-то я не нашлась, что ей ответить. И поплелась к себе на третий этаж. Там я послушно заправила кровать, достала кошелек и пошла вниз. Явственно хлопнула входная дверь.

«Не понял», – озадачилась я, ускорила шаг и повернула с лестницы в холл. Дверь была заперта. Пожав плечами, я пошла на кухню.

– Быстро ты, – Ленка ловко пекла блинчики на маленькой сковородке.

– Так а чего кота за хвост тянуть? – отозвалась я, потом достала из кошелька стодолларовую бумажку и протянула ей. – Это ваша зарплата, леди.

Ленка оторвалась на секунду от сковородки, сунула деньги в карман халата и с чувством сказала:

– Лисонька, ты не представляешь, как же ты вовремя подвернулась! Я как раз голову ломала, на что Лешке ботинки купить. Детки – на них как на огне все горит, никогда не заводи ребенка, никаких денег на них не напасешься!

– Учту, – кивнула я. Ребенка я и вправду никогда уже не заведу.

– Тебе блинчики со сгущенкой или с вареньем? – озабоченно спросила она.

– А варенье какое? – задумалась я.

– Здравствуйте, – всплеснула она руками. – Хозяйка! У тебя в холодильнике один – единственный сорт – из земляники!

– Тогда с вареньем! И со сгущенкой! – решила я.

– Определись, чего тебе на тарелку накапать!

– Накапай с одной стороны сгущенки, а с другой – варенья, – предложила я.

– Извращенка, – покачала она головой, но сделала как я попросила.

Я же в это время приготовила чай.

– Ленка, – сказала я, жуя блинчик, – чего-то ты сегодня хорошенькая до невозможности! Каким кремом фейс мазала, признавайся?

Кремами у меня были уставлены все шкафчики в ванной, и частично – холодильник. Многие из них я не пробовала, но мне жутко интересно было, какой же из них дал такой эффект. Ленкино личико было свеженькое, упругое, словно наливное яблочко.

– Никаким кремом я не мазалась, – озадаченно уставилась она на меня. И вдруг порозовела и опустила глаза. – Я выспалась просто.

– Мда? – задумалась я.

В общем-то Ленка дело говорила. Недаром же все модели в голос утверждают что нормальный долгий сон абсолютно необходим для красоты, и перед съемками в восемь часов вечера отбывают в кровать. Опять же английские красотки считают что лишь сон до полуночи способствует красоте, так его и назвали – «beauty sleep». Национальный английский обычай – перед балом – трава не расти – но поспать немного надо! Не то потенциальные женихи разбегутся.

Я покосилась на зеркало в стене и вздохнула. Под глазами черные круги, губы синие, щеки ввалившиеся. Понятно, откуда у меня чего возьмется, если сплю мало, и спать ложусь под утро. А Ленка – Ленка молодец. Спать легла наверняка в девять вечера, как путняя, и вот результат.

– Ладно, Лисонька, с тобой хорошо, однако если я тебе не нужна, то я отчаливаю на работу, – Ленка встала из-за стола, оставив недоеденный блинчик и пошла к себе в комнату.

– Куда торопишься-то? Времени еще полседьмого! – посмотрела я на часы.

– Лешку забрать надо от матери, – крикнула она уже с лестницы.

Вот так…

У людей у всех свой мирок.

Дети, матери.

А у меня мать в заложниках по моей вине, я же все страдаю по мертвому возлюбленному.

«Страдалица», – до ужаса ехидно прокомментировал внутренний голос. Я его издевки не поняла.

Ленка ушла, а я все сидела в задумчивости над блинчиками. Мне было интересно, что понравилось бы Сашке – с вареньем или со сгущенкой? И ведь не позвонить, не спросить…

Кстати, насчет позвонить!

Я достала из кармана Сашкиной рубашки крохотную трубку телефона и набрала Оксанин номер.

– Алло, – вымученным голосом произнесла она.

– Это я, Мария, с тобой все в порядке? – встревожилась я.

– Да приболела, кости ломит, зубы болят так, что хоть на стенку лезь! – со слезами в голосе сказала она.

– Бог ты мой!!! Ты хоть таблетку выпей, Оксаночка!

– Уже, жду, пока подействует, – еле проговорила она.

– Зая моя, – с состраданием сказала я. – Кольцо я тебе достала. Давай привезу, да обезболивающего захвачу.

– Достала? – неверяще прошептала она.

– Я же поклялась, – горько усмехнулась я.

– Родная ты моя! – голос ее подозрительно задрожал. – Я уже и надежду потеряла…

– Ложись в постельку, я приеду сейчас, – велела я.

– Мария, – вздохнула она. – Давай по-другому сделаем. Шабаш сегодня за Колосовкой – помнишь? Можешь туда перстень привезти, а то я весь день буду болеть сегодня?

– Вообще-то я не собиралась на шабаш, чего мне там теперь делать, – подняла я бровь.

– Уважь уж меня, – вздохнула она. – Мне перстень сегодня ночью потребуется, да вот видишь, не смогу я его у тебя раньше забрать. Одной мне надо сейчас побыть, уж не обижайся на старуху. А так – приехала бы туда на часишко раньше, да и передала бы колечко. Я костер там раскладываю в этот раз, так что буду раньше всех остальных, не хочешь с бабами встречаться – не надо.

Я помолчала, раздумывая. Против – я не считаю нужным больше появляться на ведьминском профсобрании – что с меня взять, какая я теперь ведьма? За – я смогу поспать. А спать хотелось ужасно, если честно. Шутка ли – восьмой час утра, а я опять сутки на ногах.

– Хорошо, – наконец сказала я. В конце концов, как сказала Оксана, встречи с коллегами можно избежать. Ну не хотела я показываться им в столь жалком виде!

– Тогда – до встречи, золотая моя, – сказала Оксана.

– До встречи, – кивнула я.

После чего встала из-за стола, вымыла посуду и пошла в спальню. Там с наслаждением упала на мягкий матрас, укрылась легчайшим пуховым одеялком и провалилась в сон.

Сон мне снился не к добру. Прехорошенькая кошечка терлась об мои ноги, а я гладила ее, брала на руки и играла с ней. Черт возьми! Потом, когда я проснусь, я обольюсь холодным потом – ведь кошка во сне – это вернейший признак беды. Да-да, мелкие котята – к мелким неприятностям, большая кошка – к катастрофе. И единственный способ избежать их – во сне убить этих милых зверушек.

И видимо, мое подсознание все же это вспомнило. И я, которая во сне, взяла кошку за шкирку, решительно пошла в туалет и стала топить ее в унитазе. Почему именно там? А кто знает. Сон – он сценария не спрашивает.

Я не смогла.

Я вытащила ее, мокрую, несчастную и полумертвую.

Больше мне снов до утра не снилось.

Я сказала до утра?

Привычка, не более того. На самом деле проснулась я в девять часов вечера. Я проспала одиннадцать часов. Встала, протерла глаза и пошла варить кофе. По пути взглянула в зеркало – черные круги у глаз меньше не стали, сон красы мне не прибавил. Да и с чего бы она взялась, beauty sleep – только до полуночи!

На кухне включила кофеварку, сунула ломтик хлеба в тостер, и тут на глаза попался отрывной численник. Мимоходом оборвала вчерашний листик и взглянула на сегодняшний.

Был обычный день, ничто не предвещало неприятностей – пятница, тринадцатое, Луна в Козероге, полнолуние. Еще бы мне кошки не снились.

Я быстренько сжевала тосты с кофе, глотнула настоя, умылась и надела парик. Кольцо в кармане куртки – я готова! Сумку я брать не стала – больше я никуда не планировала заезжать.

К Колосовке я подъехала уже ночью. В декабре одиннадцать вечера – глубокая ночь. Я катила по замерзшим лужам, вспоминая дорогу. Осторожно проехала насквозь деревеньку, разбудив местных собак, которые тут же слаженным воем меня облаяли. Потом въехала в лес, начинающийся сразу за околицей и мысленно застонала – лужи на дороге были – моей машинке по крышу. Одна надежда – что они промерзли и выдержат, иначе никакая техпомощь не спасет, не поедут они из города сюда меня вытаскивать.

Бог миловал. Я осторожненько проползла с пяток километров, бросила машину около кривой сосны и свернула на неприметную тропинку между елок. Ноздреватый декабрьский снег тут же забился мне в ботинки, а потревоженные елки кинули мне за шиворот приличный сугробик. Я спохватилась, достала фонарик и посветила вокруг. Так и есть – дарственный пенек был в двух шагах, на нем уже был расстелен чистый платок и положены ватрушки с творогом и яичко. Оксана значит уже на месте. Я порылась в сумке и положила на платок свое угощение – для лешего я запекла в духовке бутерброды с сыром и колбасой.

– Будь лес не серым волком, ни черным вороном, ни елью седой, а доброй тропой, – пробормотала я негромко. Запирать заклинание словами-замком я не решилась, для этого требовалась Сила. Смешно, но я дико боялась своей собственной Силы – слишком живо было воспоминание о том, как я корчилась в своей спальне от боли.

В общем-то обряд на вход в лес я провела машинально – я же не собиралась тут задерживаться. Пойду по протоптанной Оксаной тропинке, отдам ей кольцо, и обратно.

Ночью в лесу было страшно. Раньше я на шабаш никогда не приходила одна – с первого раза повелось, что я привозила безлошадную Пелагею. Тогда я даже не думала бояться – в тихой беседе долгая дорога по лесу неизменно пролетала как один миг. Старая ведьма мудра, и я слушала ее всегда очень внимательно, боясь упустить хоть слово. Теперь же я обратила внимание – насколько жутко в лесу – что – то потрескивает, постанывает, вздыхает. Я поражалась тому, насколько в лесу темно – не видно не зги. Вытяни руку – и я бы ее не увидела. В городе ночь совсем другая. Здесь же без фонарика было жутко и темно. С фонариком было еще страшнее – слабый круг света хоть и показывал тропинку, не давая сбиться, однако там, за кругом, тьма была еще плотнее чем раньше. Лес, особенно ночной – недоброе место для одиночки. Все какие есть неупокоенные души в черте леса – все они с наступлением темноты начинают бродить кругами – и зачем, спрашивается? Легче-то им от того не станет. Причем от недоброй смерти – кого зверь задрал, кто заблудился да выйти не смог, или еще как, – у всех них характер от этого здорово испортился. На нескольких людей они никогда не нападают, а вот на одиночек – почему бы и нет?

Я поежилась и ускорила шаг, весьма некстати вспомнив что местная братва повадилась в этом леске закапывать свои проблемы – очень удобно, никаких свидетелей. Раньше – то тела на кладбище первым слоем в свежие могилы ложили, чтобы потом сверху его прикрыл официальный усопший, да в прошлом году скандал случился. Собрались хоронить какого – то чиновника, приехали на кладбище, а там со дна могилы рука торчит. Могильщики видать не доглядели да схалтурили. Скандал был огромный, понятно, и с тех пор на кладбище братва не совалась.

Тем не менее километра три по следам Оксаны я отмахала без проблем. Не зря я бутерброды готовила, видимо. С облегчением я наконец увидела сквозь сосны желтые язычки пламени и бегом побежала туда.

Оксана бодро махала метлой, заканчивая расчищать круг, в центре которого уже был разложен костер. Лицо у нее было в пятнах зеленки. Поодаль валялась деревянная лопата и большая пластиковая лоханка. Заслышав шаги, она остановилась и оперлась на метлу, поджидая меня.

– Ку-ку, – бодро выкрикнула я.

– Приветствую тебя, Мария, – улыбнулась она.

– Приветствую и тебя, Оксана, – отозвалась я. – Что с лицом?

– Да вот, видать сглазил кто, – расстроено сказала она. – Утром встаю – на щеках волдыри, все болит.

А мне некстати вспомнилась искорка Силы, сорвавшаяся в небо с моих пальцев. Обычно – это знак совершенного колдовства. Однако же – я тогда просто пожелала Оксане здоровья!

– Нормально дошла? – озабоченно спросила она.

– Страшновато одной по лесу, – поежилась я и подошла к костру поближе, вытягивая озябшие ладошки.

– Надо было отчитать страх-то, – рассеянно ответила она, втыкая метлу в огромный вал снега по краю круга.

– Отчитать, – вздохнула я. – Силы-то у меня нет, забыла что ли?

– Извини, – пробормотала она. – Колечко принесла?

– Конечно принесла, – улыбнулась я. Пошарила в кармане куртки и достала бумажный комочек.

Оксана большими глазами следила за моими движениями.

– Оно? – неверяще прошептала она, не отрывая взгляда от моих рук.

– Оно, – улыбнулась я, начиная разматывать бумагу.

– Не прикасайся к нему, – закричала Оксана, бросаясь ко мне и выхватывая кольцо с ладони.

Слегка трясущимися пальцами она развернула кольцо и благоговейно на него воззрилась.

Мдаа… У нас конечно запрещено проявлять любопытство в таких случаях, но до смерти хотелось узнать, зачем же оно так нужно было Оксане? Русская магия – она вообще с артефактами не работает. Ну да ладно. Главное Оксаночка рада до ужаса – вон как на колечко смотрит, глаза сияют, вертит его перед огнем, разглядывая со всех сторон.

– Ладно, Окси, – сказала я. – Побегу я, не буду вам мешать, скоро уж наши начнут подтягиваться.

Я замерзла и хотела есть.

Оксана повернулась ко мне, пристально на меня посмотрела, улыбнулась и махнула в меня рукой. Я непонимающе смотрела, как призрачный, невидимый обычному человеку голубоватый шарик сорвался с кончиков ее пальцев и молнией ударил в меня. Соприкоснулся со щекой, и я почувствовала как обжигающе – морозная пленка за доли секунды заковала в лед всю кожу.

Я ничего не смогла даже понять сначала. Только что была одна ситуация. Миг – и все встало с ног на голову. Я в недоумении моргнула глазами – и не смогла. Веки просто не смогли опуститься. Я попробовала шагнуть, еще не веря в то, что случилось, и не смогла. Было ощущение, что я заперта внутри каменной статуи.

Я отлично знала, что это, только отказывалась в это верить. Фриз – это мое изобретение. Пару лет назад, когда я работала над ним, я экспериментировала, замораживая себя и канарейку чуть ли не каждый день. Так вот, сначала фриз действовал пару минут, под конец я добилась восьми часов. Дольше – начинали замораживаться жидкости в организме. Канарейка тогда померла, а я не смогла сделать вскрытие – ее тельце было плотным куском льда, хоть гвозди им забивай. И тогда же я абсолютно случайно выяснила, что алкоголь снимает фриз. Папенька, болтавшийся на кухне, нечаянно пролил на канарейку стакан водки, и ее тельце тут же обмякло. Жертву эксперимента я тогда зарыла в красивой коробке под яблоней, и тут же растрепала всем ведьмам о фризе.

– Дура ты, Машка. Кто ж в декабре шабаши проводит? – сказала Оксана и обернулась к лесу. – Выходи, Сереженька.

Голос ее был странно нежен, а за моей спиной послышался скрип снега под чьими-то шагами, и я увидела как невысокий худенький парень, обойдя меня подошел к Оксане. Темные, коротко подстриженные волосы не скрывали трогательно торчащих ушей, и был он весь как нахохлившийся цыпленок. А еще на нем была куртка – темно – синяя, как раз такую я привезла из Швейцарии Сереге – художнику, моему давнему поклоннику, который писал портреты с меня, и на них я была удивительно прекрасной – такой он меня видел.

Сереге?

Она сказала «Выходи, Сереженька» ???

– Положи ее у костра, и руки раскинь в обе стороны, – велела Оксана парню. А я во все глаза смотрела на куртку, дожидаясь пока он обернется и я увижу его лицо.

Парень молча кивнул и пошел ко мне.

И все же это был он. Серега. Мой сосед. Который с первой встречи меня обожал.

Вот только глядел он на меня совершенно спокойно, как на чужого человека. Вернее, как на вещь – абсолютно бесстрастно, ни тени эмоции на лице. Еще бы – на парня была наложена Петля рабства. Почти зомбирование – разница только в том что это не навсегда. Завтра Серега проснется и вспомнит все. А сейчас он ворочал меня, словно куль с мукой, укладывая у костра, и даже не помышлял о том, чтобы помочь мне.

– У нее руки не гнутся, – обратился он к Оксане.

– Возьми в сумке бутылку с водкой и покапай ей на руки, только немного, буквально с чайную ложечку, – ответила ему она.

Серега бесстрастно растер мои руки, Оксана в это время поставила лоханку слева от меня и положила мою руку на бортик. И полоснула по ней атаме – ножом для церемоний. Он острее битвы, острее хирургического скальпеля. И я увидела, как брызнула освобожденная кровь из вен, как капельки дождем забарабанили по пустому пока дну.

«Оказывается, под фризом не чувствуешь боли», – отстраненно подумала я.

«Думай скорее как спастись, чего разлеглась!» – заверещал внутренний голос.

– Ох и дурная же ты, Машка, – бормотала все это время Оксана. – Другая бы уже давно догадалась, что к чему, а ты все за чистую монету принимала. Нельзя ведь так, люди злые, только и ждут как бы чьей доверчивостью воспользоваться.

Я молчала, бессильно глядя на нее, не обращая внимания на вопивший у меня в мозгу голос. Я понимала только одно – я попалась. Глупо и бездарно. Даже самая дурная овечка не прибежит на бойню, виляя хвостиком и неся в зубах нож – прирежьте меня, вот она я.

Даже если бы я смогла разомкнуть каменные уста, ничего конструктивного я бы ей не сказала. Я бы наверно взывала к ее совести, мол, как ты могла. А по сути – она была права. Дураков учить надо.

Оксана тем временем опорожнила в лоханку пятилитровую пластиковую бутыль с водой – видимо чтобы не дать загустеть крови, помяла вены на моей руке и сделала еще один надрез.

«Меня сейчас убьют», – вдруг отчетливо поняла я. До меня дошло, что собиралась сделать Оксана. Паззл сложился.

Ей требовался перстень Клеопатры. Как я не догадалась раньше – ведь Клеопатра была о-го-го какой ведьмой! Нет, она не гоняла тучи по небу, и не поворачивала реки вспять. Она просто без всяких пластических операций всегда выглядела на восемнадцать и могла приворожить насмерть любого мужчину. Даже того, которого никак не приворожить. И оставила она после себя простенький ритуал – Ветер Клеопатры. Про который уже и не помнит никто, а бабуля моя мне про него рассказала, когда мы сидели с ней на лавочке и лузгали семечки.

Приворот – он ведь срабатывает только тогда, когда девушка действительно любит парня. Ведьмы, зарабатывающие приворотом, сначала делают расклад по картам, смотрят, сердце девушки – действительно ли она любит. И смотрят сердце парня – можно ли его приворожить. Потому как если его сердце уже наполнено любовью к другой – тут хоть на церквах отчитывай, хоть на похоронах – толку не будет. Нельзя в стакан, до краев полный молоком, налить такое же количество вина.

Опять же из шалости или по злобе человека не приворожить – потому что один из законов физики гласит – чтобы где-то прибыло, надо чтобы где-то убыло. Вот и получается – девушка приворожит парня, то есть передаст ему свою любовь – ибо жить без него не может. И остается с пустым сердцем, где нет ни любви, ни ненависти к только что любимому больше жизни парню. Делить чувства поровну приворот не умеет, либо все либо ничего.

Потому мы, ведьмы, если влюбляемся без взаимности, истинной любовью, а не мимолетной влюбленностью, то понимаем, что тут магией не помочь. Только что если себе отворот сделать – да только как же можно сознательно отказаться от любимого? Не у всех на то сил хватает.

Вот тут-то как раз и мог помочь лишь Ветер Клеопатры. Забудет любимый про мать и отца, про свою любимую и про все на свете, будет смотреть на тебя как на солнышко красное. Но для этого надо убить девушку – ту которую любит любимый, забрать у нее душу, которую так любит любимый и годы. Кровь ее, словно CTRL на клавиатуре сделает ему копию твоих чувств, ничего не убавив у тебя. И на крови ее, словно на плодородной пашне, взрастут и приумножатся ваши чувства.

Если не вспоминать о загубленном для этого человеке.

Можно просто получить этим обрядом молодость – для этого достаточно немного изменить слова и принести ранним утром в жертву человека, в объятиях которого провела эту ночь. Клеопатра такое проделывала постоянно, и настолько она была хороша, что люди знали – но шли на эту последнюю для них ночь.

Слава богу, что приворот этот давно утерян. Во всяком случае, даже моя бабушка, которая мне про это рассказывала, Царствие ей небесное, никогда не слышала о том, чтобы его кто-то делал. Что якобы для этой басурманской магии много чего надо, чего на Руси нет.

И сквозь ворох мыслей, беспорядочных, как броуновское движение, пробилась одна. Что я знаю, чего не хватало для обряда.

Кольца.

Которое я сама добыла.

Украла.

У Сашки…

– Сереженька, подержи шубку, – попросила Оксана. – Я как выйду из ванны – сразу укутывай меня в нее, холодно ведь.

… чтобы меня убили.

Дура!!!

Серега кивнул, а Оксана поболтала рукой кровь с водой в ванночке, недовольно цокнула языком и, достав атаме сделала мне на руке еще один надрез.

– Что – то мало с тебя течет, – укоризненно сказала она.

Она снова положила мою руку на ботик ванны и стала раздеваться.

Видимо она очень любила Серегу, раз не колеблясь осталась голой на трескучем морозе.

Смотрелась она просто отвратительно. Недостатки свои, разумеется, следует скрывать, нагота идет только юным девушкам. Белое, рыхлое тело, словно перекисшее тесто, давно потерявшее стройность, изъеденное годами и целлюлитом. Ужасно. Живот вздувшимся бурдюком нависал над землей и жирным лобком. Грудь, когда-то наверняка пышная и красивая, теперь провисала двумя пустыми тряпочками, и соски ее болтались около пупа. Хотелось бы мне посмотреть на парня, который посмотрит на это с восхищением.

Оксана же, нисколько не стеснялась своего тела. И то правда. Я – скоро умру. Серега скоро это тело будет боготворить. Перед кем комплексовать?

Я плакала, глядя на это. С ужасающей ясностью я осознала, насколько я хочу жить. Что? Я недавно желала смерти? Какой бред, я еще молода, у меня впереди лет пятьдесят жизни, рак я вылечу, не может быть чтобы я его не вылечила, я просто раньше этого не особо хотела! А теперь – теперь хочу, страстно хочу жить, и у меня все получится! Вот только бы убраться с этой поляны, где из моего тела вытекает жизнь вместе с кровью, и где Серега полностью подчинен той, что меня убивает.

«Что делать????» – набатом пульсировала в голове мысль. Только насколько не была я глупа, но понимала – ночь, до деревни несколько километров, и никто не знает что я тут. Меня никто не спасет, а сама я спастись не в силах.

Оксана же тем временем взяла в левую руку зажженную свечу, встала в лоханку и одела на правую руку кольцо Клеопатры. Окунув его в мою кровь, она поцеловала его и произнесла окровавленными губами:

– Призываю кольцом Свидетеля, что взяла через кровь девы ее время, ее душу, все, за что её любимый мой любит, – голос ее звучал властно и строго, она зачерпнула ладонью в лоханке и щедро плеснула моей кровью себе на лицо. Мне стало дурно при виде того, как тягучие капли повисли кровавыми слезинками с ресниц и закапали с подбородка.

Легкое дуновение пронеслось над поляной. Свеча в ее руке мигнула, затухла, так что лишь крошечный огонек чудом держался на воске. За деревьями в непроглядном небе здорово громыхнуло. Я затаив дыхание смотрела на свечку – ну же, гасни, и обряд не состоится!!!

Огонек безнадежно колебался, становясь все меньше, и тут над поляной пронесся еще один порыв ветра. И свеча победно взметнула своей пламя. Духи, похоже, благословили Оксанино колдовство.

Она не позволила себе остановиться все это время. Так же кружилась со свечой, уже успела обмазать кровью колени и теперь плескала ей на дряблый живот. Потом она жестом подозвала Серегу, помазала его руки и губы моей кровью и произнесла:

– Кровью связаны, кровью развязаны, отныне ее кровь – моя кровь, мое тело – храм твой, поклоняйся мне лишь одной.

Серега моргнул, сделал движение вытереть губы, но потом не решился. Ветер над поляной усилился, он зябко поежился, но с места не сдвинулся.

– Я, Оксана, вышла на свет из крови, так благослови же меня, Свидетель, на новое время.

Она взяла атаме, полоснула себя по руке и смешала нашу кровь. После чего Оксана соединила наши взрезанные запястья – рана к ране – и продолжила заклинание. Ветер уже вовсю носился над поляной, Оксана стала синей от холода, однако голос ее не дрожал ни на йоту. Мастер! Кое-где над поляной зазмеились фиолетовые молнии.

– Кровь и тело на кровь и тело. Снимаю я с себя шкуру старую и годы прожитые, взамен беру младость …

Я не слушала ее. Я в ужасе смотрела на свою руку, из которой капала кровь. Мне казалось – или она на глазах становилась дряблой старческой клешней???

Грозовой рокот и свист ветра над поляной нарастали.

«Это – все», – отрешенно подумала я, обратила взор в себя и принялась молиться. Больше я сделать ничего не могла. Ветер Клеопатры требует человеческой жертвы, а не просто кровопускания.

«Господь, Отец мой всемогущий, – устало начала разговаривать я с Богом. – Всякое у нас с тобой было, и я тебя не слушалась, и ты меня забывал, только вот он, пришел мой смертный час. Не баловал ты меня в последнее время, столько проблем послал, что удавиться было впору, но сейчас, именем Сына твоего, Иисуса Христа я тебя молю – прости мне грехи, оскорбляющие тебя, вольные и невольные, через слово и через дело».

Я сбилась – ветер еще усилился, стал задувать мне на открытые глаза колючие снежинки, а я не могла под фризом их прикрыть веками. Сполохи молний слепили глаза.

«И спасибо что послал мне хоть и ужасную, но безболезненную смерть», – добавила я. Боли я всегда жутко боялась.

Вой ветра меня отвлекал. Оксана властно и уверенно читала заклинание, но я была уже спокойна. Самое главное – прощение я автоматом получила. Господь – он в общем – то гордец, смотрит на нас как на букашек, за что я с ним и была постоянно в неладах – терпеть не могу высокомерия. Но одного у него не отнимешь – не врет никогда. А в Библии сказано, что если покаяться да еще именем Христа попросить о чем—то – простится все что угодно.

Посмотрим, каковы небеса.

Посмотрим, каков Господь.

Я отчетливо чувствовала, что жизни во мне осталось немного.

«Господи, все в воле твоей, и раз я умираю так не вовремя, то позаботься о матери – я уже не могу. И благослови Сашку, пошли ему здоровья и удачи»

Тут мысли спутались, и глаза почему-то налились слезами.

«Пусть он меня за кольцо простит», – тоскливо попросила я.

Сашка…

Что-то он там делает? Читает книжку, или в гостях, или спит? Спит – с кем?

И тут дикий крик пронзил тишину леса. Я в изумлении уставилась на Оксану – она, стоя в ванночке, тряслась, словно через нее пропустили ток. Ветер бешенным вращающимся коконом обнял ее, все плотнее и плотнее сжимаясь около нее.

– Что это с тобой? – ошеломленно воскликнул Серега и кинулся к ней.

– Не … подходи, – прохрипела Оксана, похоже что из последних сил.

Серега остановился, а она тяжело упала на колени, взметнув со дна лоханки кровавые брызги, ее выгибало, корчило под немыслимыми углами, словно она была без костей. Крик ее в какой – то момент прервался, через мелькающие в бешеной свистопляске снежинки я видела, как она широко разевает рот, пытаясь вздохнуть, однако ветер сгустился и стал вязким и плотным, не давая ей сделать вдох.

И тут маленькая, но весомая молния пронизала Оксанин кокон наискосок, вошла тяжелым тупым наконечником под левую грудь и зазмеилась за ее спиной.

Дернувшись, Оксана бесформенной массой осела в лоханку, теперь и вовсе напоминая перекисшее тесто, которое у нерадивой хозяйки тяжело переваливается через верх кастрюльки и устремляет свои потоки вниз, на радость тараканам.

Все это заняло буквально секунды.

Пока я в шоке соображала, что это было, на поляне все стихло.

Последняя молния лениво ударила в Оксанин беззащитный живот. Она не пошевелилась.

Последний ветерок вздыбил струйку поземки, уносясь за круг.

Я встала, кое-как собрала конечности и зажала раны на руке.

С исчезновением фриза пришла боль, и я чуть не завыла.

– Магдалиночка? – непонимающе сказал Серега.

– Все восторги потом, – проворчала я. – Оторви от ее юбки полосу, надо руку перевязать, а то еще доброго и правда сдохну.

Серега суетливо забегал, пряча глаза, тщательно перебинтовал мне руку и затих, встав у костра.

– Господи, ну чего ты стоишь, как на параде? – поморщилась я. – Пошли убираться отсюда!

– А она? – показал он глазами на Оксану.

– Что она? – не поняла я.

– Ну, может милицию или скорую надо вызвать.

– Какая скорая? – закричала я. Нервы у меня вообще ни к черту стали. – Ты что, не видишь, что я могу двигаться? Не чувствуешь, что ты расколдован? Мертва она, вот ее чары и спали!!!

– Точно мертва?

– Сходи, пульс пощупай, – зло предложила я. За последний час у меня здорово испортился характер. Да и то – понятно, что он был зомбирован, но мне сложно было забыть, как он помогал Оксане меня убивать. Интересно, что он сейчас об этом думает – он ведь все помнит!

Серега смешался, уставился себе под ноги и ничего на это не ответил. Я же, опомнившись, подошла к Оксане, с трудом преодолевая брезгливость вытянула из-под ее тела руку и сняла кольцо Клеопатры. Оксана, Оксана, сильный ты Мастер, слов нет, да вот только что – то пошло не так. А с духами не шутят.

Кольцо я сунула в карман куртки, повернулась к Сереге и спросила:

– Вы на чьей машине сюда приехали?

– На ее, – кивнул он на лоханку с Оксаной, избегая смотреть на труп.

– Тогда пошли к моей машине, домой поедем.

И уверенно шагнула на тропинку, ведущую в темный лес. Странно – но на этот раз мне не было страшно. Вот ну нисколько. После того что я пережила на поляне мне плевать было на всех неупокоенных этого леса. Позади мерно топал Серега.

– Магдалин, – позвал он.

– Что тебе?

– Поговорить хочу. Я же хотел тебе все рассказать, помнишь, когда у тебя полный дом ухажеров собрался, а ты…

– В машине поговорим, – отрезала я.

После этого мы молча дошли до кривой сосны, сели в бээмвушку и я посмотрела на часы. Нормально – третий час ночи. Добрые люди спят уже давно, а я…

А я завела машину, с горем пополам развернулась и поехала в город.