Текст книги "Прощай, Алиса! (СИ)"

Автор книги: Маша Ловыгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

20 Двое

Около часа назад за окнами мелькнула синяя вывеска-указатель, теперь уже Воронежской области. Широко раскрыв глаза, Алиса следила за трассой, впитывая в себя любые подробности, начиная от растянувшихся вдоль дорог деревень и поселков, работающих на полях людей и сельхозмашин, и заканчивая придорожными кафе. Рядом с одним из них, с вывеской «Вкусно как у мамы», они остановились буквально на десять минут. Пока Алиса ходила в туалет, Андрей накупил пирогов и сосисок в тесте. Ему не было нужды объяснять ей что-либо, а ей было достаточно одного взгляда на него, чтобы понять – дорога каждая минута и опасность сама по себе никуда не денется.

Когда в поле зрения появлялся очередной пост ГАИ, воздух в салоне словно сгущался. Теперь Алиса безошибочно определяла, насколько напряжен ее попутчик, по изменившемуся ритму его дыхания. Это занимало лишь долю секунды, но когда ты всю дорогу только и делаешь, что прислушиваешься к сидящему рядом человеку и пытаешься угадать ход его мыслей, то поневоле начинаешь реагировать на малейшую смену его настроения, а еще на полутона и интонации голоса. Она и сама замирала каждый раз, ощущая, как сердце ухает вниз, и оба синхронно выдыхали, когда сине-голубая будка или прогуливавшиеся по обочине тучные «стражи дорог» оставались позади.

– Скоро выедем на платную трассу, – Дмитрий сел за руль, сунул пакет с едой ей в руки и с силой потер лицо. Его глаза покраснели и слезились, и этот факт очевидно не на шутку досаждал ему.

Алиса заглянула внутрь пакета, но к еде не притронулась, хотя желудок ныл с самого утра. Сама она ни за что бы не попросила его об остановке и, тем более, об обеде. От одной мысли о том, что с ней будет дальше, у нее начисто попадал аппетит и тоскливо сжимало грудь. После того, что произошло у реки, между ними воцарилось тревожное молчание, что, однако, вовсе не означало потерю интереса. Она ловила на себе его быстрые взгляды, и сама не могла избавиться от желания вновь и вновь рассматривать его.

Она видела, что Дмитрий очень устал. Иногда он вздрагивал, словно опомнившись, и большой мощный автомобиль чуть уводило в сторону. Липкая волна страха моментально пронизывала тело и приподнимала волосы на ее затылке.

Вот и сейчас, выезжая со стоянки, он чуть резче вывернул руль, и громкий предупреждающий гудок встречного автомобиля заставил его ударить по тормозам.

Алиса прижала пакет к груди и порывисто сказала:

– Нужно поспать… Хотя бы час, иначе мы просто разобьемся.

– Боишься? – криво усмехнулся Дмитрий и откинулся на спинку кресла.

– Боюсь, – выдохнула Алиса и заметила, как сузились его глаза. Каждое ее движение, вздох или слово вызывали в нем вполне понятную для нее реакцию раздражения. Она трактовала ее именно так, вполне осознавая, во что его втянула.

Некоторое время Дмитрий разглядывал неослабевающий поток машин, а затем решительно развернул и направил автомобиль к двухэтажному строению – мотелю, стилизованному под деревенский домик. При ближайшем рассмотрении становилось понятно, что весь он отделан пластиком. Дмитрий поставил машину таким образом, чтобы оказаться в тени огромной фуры с залепленными фольгой стеклами, но полностью скрыть внедорожник, разумеется, не удалось бы при всем желании. Алиса было решила, что сейчас молодой человек просто закроет глаза, чтобы подремать, и поэтому отстегнула ремень, намереваясь сторожить его сон и следить за происходящим вокруг, но он заявил:

– Пойдем. Если уж отдыхать, то в нормальных условиях. – Оглядев Алису пристально-насмешливым взглядом, Дмитрий взял с заднего сидения сумку. – Кто знает, может это единственная возможность решить все наши проблемы раз и навсегда. Или… – он поморщился и покачал головой. – Видишь остановку?

Алиса растерянно кивнула.

– Здесь останавливается много транспорта. Маршрутки, автобусы. Через километр есть развилка, то есть, выбрать направление тоже можно. Понимаешь меня?

Она неопределенно пожала плечами, смутно догадываясь, что он имеет в виду.

– Небольшая фора у нас есть, потому что удалось проскочить посты ГАИ, но… – Дмитрий умолк, подбирая слова. – Я не знаю, как поступит твой отец и какие у него возможности. В общем, надо что-то решать. Куда ты хочешь, и вообще… Я дам тебе денег, чтобы…

Алиса задержала дыхание и уставилась на бившуюся жилку на его шее, а затем медленно скользнула взглядом по его голой груди, видневшейся из пиджака. Вид у Дмитрия был, конечно, странный, но она не могла не признать, что даже так он продолжал выглядеть привлекательно не только в ее глазах. Когда до нее дошел наконец смысл его фразы, глаза защипало.

– Я не… – облизала она сухие губы, – я не смогу…

– Что не сможешь?

Стоять на солнцепеке становилось невмоготу. Пакет с пирогами оттягивал руки, будто был наполнен кирпичами.

Неподалеку раздался женский смех. Алиса повернула голову и увидела двух девиц в коротких шортах и блестящих майках. Раскачиваясь на высоченных платформах, они курили и переговаривались с сидящими в красной «Ниве-Шевроле» парнями. Одна из девушек наклонилась к пассажирскому окну, и мужчина демонстративно оттянул вырез ее майки.

– Или как-то так… – тихий голос Дмитрия застал ее врасплох.

Она с секунду пристально смотрела в его глаза, а потом быстро пошла прочь к остановке. Но через несколько шагов остановилась и обернулась. Мысли ее пришли в такой беспорядок, что она не могла ничего сообразить, кроме одного – уйти значило пропасть, потому что как бы она ни пыталась придумать, куда и зачем ехать, сейчас она была к этому совершенно не готова. И дело заключалось даже не в деньгах, хотя они имели огромное значение, что-то внутри нее отчаянно сопротивлялось тому, чтобы заставить себя сделать еще один шаг.

Дмитрий нарочито медленно развернулся и направился к мотелю. Раздался автомобильный сигнал, отчетливо прозвучавший среди дорожного шума. Стоило ей обернуться, как фары красной «Нивы» мигнули. Девицы наблюдали за ней с таким выражением, что Алиса шарахнулась в сторону, а затем торопливо зашагала вслед за Дмитрием. Отчаяние захлестнуло ее с головой – сейчас она отчетливо осознала, что одна ни за что не справится. И даже если это было не так, единственный, с кем она почему-то чувствовала себя в безопасности, был именно Дмитрий.

21 Андрей

Дорога вымотала и физически, и душевно. Черт, когда я думаю о душе, становится еще поганее. Совесть, что ли, мать ее, никак не может смириться с доводами разума? Все мои попытки примирить их сводятся к нулю. Нет, даже не так, все они сводятся к Алисе. Будь мне шестнадцать, уверовал бы в чистую любовь, но… я и тогда не особо верил в нее, а уж теперь и подавно.

Все время тянет сделать что-то эдакое – пошлое, грязное и обидное, чтобы Алиса узрела меня другими глазами. Видит бог, я стараюсь! А получается все с точностью наоборот – она продолжает излучать какой-то невероятный свет, в лучах которого я совершенно размокаю и плыву, как сопливый подросток. Мне хочется крикнуть ей в лицо: смотри, жизнь груба и черства, как засохшая корка! Тебе и самой она не по нраву. Ты бежишь, но куда? Разуй глаза, Алиса! Я не тот, кто тебе нужен…

В моменты, когда наши взгляды пересекаются, выражение ее лица неуловимо меняется, и на ее губах я вижу робкую улыбку. Да, я смешон, и мне хочется хохотать во все горло, попутно изрыгая проклятья. Какая же ты, Алиса, прости за честность, еще глупая… Впрочем, по моему самоощущению, я и сам не далеко ушел от этого определения.

Несмотря на то, что произошло между нами там, на реке, Алиса продолжает быть рядом. А я продолжаю выискивать возможность расстаться с ней. Умом понимаю, что без меня она пропадет, но самое поганое в том, что с ней пропадаю и я сам. Сказать ей правду? Несколько раз я был близок к этому, но останавливался в самый последний момент. Несколько раз специально пугаю ее, выезжая на встречку. Мои чувства оголены, как провода под током. Не знаю, кому из нас важнее сейчас выплеснуть все наружу.

Мы вместе. Дышим в унисон, но думаем о разном. Вернее, я понятия не имею, о чем думает Алиса, и, по правде говоря, испытываю невероятный дискомфорт, потому что не могу разгадать ее.

Наконец она сама предлагает сделать остановку. Это отличный повод, чтобы понять ее намерения. Мне нужны ее эмоции, слова, мысли, ведь я наполнен чем угодно, только не желанием раскрасить ее жизнь радужными красками.

– Нужно поспать. Иначе мы просто разобьемся, – говорит она, и голос ее дрожит.

– Боишься? – произношу вслух, но думаю совсем о других вещах. О том, что ее жизнь и так разбита, а я собираюсь станцевать босиком на ее осколках.

Вокруг нас привычный дорожный пейзаж, но, кажется, все это ей в диковинку. Алиса и сама диковинка – в ее зеленых глазах отражается вся изнанка не только моих истинных намерений, но и несоответствие нашего с ней притяжения. По сравнению с ней я глубокий старик, всю жизнь проведший в разврате и пошлых пирах. Пытаюсь найти подтверждение того, что и она не святой агнец, потому что в этом случае все стало бы на свои места. Пожалуй, это единственное, что мне необходимо – знать, что это всего лишь игра. Тонкая, хитрая игра. Ведь если это не так, то я даже не знаю, что нас ждет.

– Пойдем. Если уж отдыхать, то в нормальных условиях, – предлагаю единственное, что приходит в голову.

Она стоит передо мной с пакетом пирогов как долбаная Красная Шапочка посреди леса, полного волков. Ее хочется обнять и плакать, но я лишь усмехаюсь, глядя на то, как расширяются ее зрачки. Да уж, отдыхать в моем понимании – это совсем не то, о чем ты подумала, Алиса.

– Кто знает, может, это единственная возможность решить наши проблемы раз и навсегда, – говорю я, чтобы еще больше сгустить темные краски. И тут же решаю: – Или… Видишь остановку?

Через пять минут окончательно и бесповоротно становится ясно, что она никуда, ни-ку-да! от меня не денется. Дыхание перехватывает, будто я залпом выпиваю стакан ледяной водки – еще немного, и меня понесет как тунгусский метеорит через тьму и расстояния. Чтобы потом, разумеется, шваркнуть со всей дури о мерзлую землю.

Мне нравится то, что она слушается меня, и в то же время бесит это обстоятельство. С самого начала Алиса вызывает во мне внутренний протест, который мешает принимать четкие и выверенные решения.

Слышу ее шаги за своей спиной.

В мотеле воняет краской и китайской лапшой. Алиса останавливается в дверях. Я слышу ее судорожный вздох.

Подхожу к стойке и беру номер на сутки. Здесь все по-простому, без записей и за наличку. Следующая моя просьба звучит не менее буднично:

– Скажите, где тут у вас можно приобрести пачку презервативов?

Женщина за стойкой бросает едкий взгляд на Алису, и меня раздирает от желания увидеть ее лицо в этот момент. Но я спокойно жду. Такие вопросы здесь в порядке вещей. А интерес дежурной, вероятнее всего, вызван тем, что всех местных проституток она знает в лицо.

– На заправке, – цедит регистраторша, хотя я уверен, что у нее под столом их целый ящик.

– У меня к вам просьба – не беспокоить нас до завтра, – отвечаю с самой милой своей улыбкой и протягиваю Алисе ключ с пластиковым квадратом, на котором обозначен номер. – Я быстро. Туда и обратно.

От прикосновения к ее прохладным пальцам меня простреливает насквозь.

Я хочу, чтобы Алиса использовала свой последний шанс, чтобы уйти. Господи, сколько раз мне еще придется думать и говорить об этом?!

За своими мыслями я даже не замечаю, ни как оказался на заправке, ни как вернулся в мотель.

Алиса в номере – сидит на краешке дивана, со сложенными на коленях руками и прямой спиной.

Включаю дешевый кондиционер, в номере душно, потому что солнце жарит в окна с самого утра. Бросаю пачку презервативов на стол и сразу же иду в душ.

Глаза наконец получают долгожданную свободу от линз, а я наслаждением промокаю лицо полотенцем. Выхожу и смотрю на подрагивающие изящные пальцы Алисы:

– Раздевайся.

Едва заметное движение ее головы в мою сторону убеждает, что она услышала и поняла меня. Она встает. Ничто не выдает ее волнение или страх.

Как бы я ни старался, вывести из себя Алису просто невозможно. Тут в лепешку расшибаешься, а она продолжает парить в туманах, едва касаясь земли, погруженная в собственные мысли.

Фея с Кассиопеи, блин…

Все время думаю о том, что влезаю во что-то настолько гиблое, что впору позаботиться о собственной панихиде и завещании.

Я бы завещал тебе себя, Алиса.

Потому что быть рядом с тобой смертельно опасно.

И лучше бы тебе уйти прямо сейчас. Пока я еще в состоянии закрыть за тобой дверь.

– Я жду, Алиса.

Она отворачивается и приподнимает нижний край майки.

Брюки немного великоваты, поэтому резинка свободно лежит на ее бедрах. Я вижу тонкие косточки и плоский, даже чуть впалый живот. Она тянет одежду вверх вместе с волосами. Яркий солнечный свет золотит тонкую кожу на проступающем рельефе ребер.

Я делаю осторожный шаг, чтобы получше рассмотреть ее. Пока Алиса путается в рукавах, успеваю разглядеть короткий черный трикотажный топ, плотно облегающий грудь. Одна лямка съезжает с ее плеча, и я с шумом втягиваю воздух. Затем медленно выдыхаю и нагибаюсь к дорожной сумке. Порывшись, вынимаю чистую футболку, которую взял на всякий случай и не успел воспользоваться.

– Вот, надень, – протягиваю и с трудом сдерживаю усмешку, глядя в распахнутые зеленые глаза.

Ее ресницы взлетают вверх, а щеки заливает румянец. Словно она не дочь своего отца, а тургеневская девушка со страниц романа девятнадцатого века.

Типа, она Маша, а я Дубровский.

За последние дни я вспомнил херову тучу литературных героинь, начиная с Алисы в Стране Чудес.

Ну не книжки же мы будем с тобой читать, Алиса…

22 Гинта

Издав короткое «ух!», Бражников ухватился одной рукой за перила. Все произошло так быстро, что его вторая рука со скрюченными пальцами так и осталась висеть в воздухе. Он и сам не понял, как получилось, что добыча выскользнула из его цепкой хватки, и от ощущения не завершенного дела ярость внутри него превратилась в огненную лаву. Выпучив полные бешенства глаза, Бражников смотрел на распростертое внизу тело и тяжело дышал.

Гинта стояла всего в паре метров от Альбины. Ее худое, с высокими острыми скулами лицо на глазах наливалось мертвенной бледностью. Бросив короткий взгляд на хозяина дома, Гинта подошла к Альбине и опустилась на колени. Приложив узловатый длинный палец к ее шее, женщина наклонилась, и Бражников содрогнулся и помотал головой при виде этой картины.

«Будто смерть явилась…» – подумалось ему, когда сгорбленная фигура в черном скрыла от него лицо Альбины.

– Что там? – процедил он и вытер взмокшую шею.

Гинта отняла пальцы и легонько похлопала Альбину по щеке. Женщина издала едва различимый стон.

Бражников криво усмехнулся:

– Ты подумай, ничего ее не берет… – И тут же велел: – Вот что, ты ей рюмку-другую в пасть влей.

Гинта сдвинула брови и непонимающе покачала головой.

– Сама она с лестницы упала, – весомо заявил Бражников. – Потому что пьяная. Чуешь? Делай, что говорю. Баблом не обижу. А там разберемся… С винища-то она быстрее оклемается.

Сказав это, он вдруг отвлекся и прислушался. Затем обернулся и сделал шаг в направлении комнаты Алисы, но в этот момент раздались шаги на крыльце.

– Виктор Алексеевич, а… – Гоча замер, глядя на Альбину и Гинту. Ему потребовалось всего пара секунд, чтобы оценить обстановку и прикрыть за собой дверь.

Гинта поправила распахнувшийся на груди Альбины халат и тяжело приподнялась, продолжая нависать над ней и растопырив тощие руки, словно черная ворона.

– В общем так, – голос Бражникова, скрипучий и не терпящий возражений, припечатал ее и Гочу к месту. – Оттащите-ка ее в комнату.

– Так, а если перелом или… – возразил Гоча и почесал затылок. – Врача бы надо.

Бражников поморщился, всем своим видом показывая, что его мнение ему не интересно, и тот умолк, преданно глядя на него и ожидая дальнейших указаний.

– Врача… – сказал как плюнул Бражников и по его лицу пронеслась хмурая тень.

Сейчас он не чувствовал ничего, кроме раздражения. Эта тупая корова, лежащая у его ног, словно специально испытывала его на прочность. Давно следовало бы избавиться от нее, как от ненужного старого хлама. Да только не спишешь со счетов, что лишь она и смогла от него родить, и поэтому он столько лет терпит ее рядом. На мнение окружающих ему было глубоко насрать, но все же, присутствие Альбины доказывало, что он, Витька Бражников, не только крутой бизнесмен, большой человек и крепко стоящий на ногах мужик, но и достойный семьянин.

Времена нынче такие, типа правильные. Все хотят выглядеть святее папы Римского и при этом не отказываться от своих привычек. В 90-е попроще народ был. Особо не кочевряжился. Кто первым встал, того и тапки. Или, как он сам любил приговаривать, кто первым наебал, тому и бабки. Где бы он был, если бы не следовал своим принципам? Эх, золотое было время!

Вот только Альбина так и не поняла своего счастья. Как была дурой, так и осталась. Хорошо, хоть Алиску родила, все какой-то прок с глупой бабы. Алиска получилась ладная, пусть и дикая. Да с той дикости у него самого скулы сводило и сладко ныло в паху, а что уж говорить об остальных? Карапетян вон весь слюной изошел. Такие деньги за девчонку предлагает, что только идиот откажется. Самое время решить свои проблемы. И чинушу московского под уздцы взять, пока тепленький.

– В комнату ее, – отрезал Бражников и пожевал губами. Затем зыркнул на Гинту и наставил на нее указательный палец: – Сделай так, как я сказал, все поняла?

На лице Гинты не отобразилось никаких эмоций. Она коротко кивнула, и Бражников самодовольно осклабился. Бабы дуры, не потому что они дуры, а потому что бабы. К ним только так – кулаком да окриком, чтобы место свое не забывали.

Вызвать врача? Как бы не так! Чтобы, не дай бог, Альбина сболтнула что-то? С нее станется… Ничего, жить захочет, выкарабкается, а нет, так и…

Кажется, из его груди вырвался смешок, потому что Гинта подняла глаза и теперь смотрела на него в упор. А когда их взгляды пересеклись, она тут же поникла головой и опять присела возле Альбины, а Гоча засучил рукава.

Бражников удовлетворенно хмыкнул, однако его царапнула беспокойная мысль. Странно, что Алиса не выскочила на звуки скандала, как делала всегда, потому что крики и грохот падения и мертвого могли разбудить. Он направился к ее комнате и одним ударом вышиб незапертую дверь. В зашторенном полумраке уставился на кровать, разглядывая абрис тела под покрывалом. Повисла гнетущая тишина, которую не могла нарушить даже возня на лестнице. Бражников принюхался, будто лесной зверь, а затем ринулся к кровати и одним рывком стащил покрывало.

Громкий рык огласил комнату и заставил Гинту и Гочу застыть на месте.

Гинта бросила на парня полный тревоги взгляд и указала подбородком на Альбину. Тот нагнулся, собираясь ухватиться за женские лодыжки, но в этот момент Бражников, с дико вращающимися глазами и перекошенным ртом, показался на верхней ступеньке.

– С-сука! – свистяще произнес он и заскрипел зубами.

Гинта шумно выдохнула и, оттолкнув ногой осколки посуды, потащила Альбину в ближайшую от кухни комнатёнку. Там находилось что-то вроде подсобки, где хранились ведра, средства для уборки и стоял диван.

– Гоча, – рявкнул Бражников, – куда это Алиска уперлась с утра пораньше? Я же велел ни на шаг от нее не отходить! Найди ее! Срочно!

23

Тело Альбины было не столько тяжелым, сколько рыхлым и неповоротливым. Гинта взмокла, пока затаскивала ее в комнатушку, а затем взваливала на диван. Отдышавшись и проверив у Альбины пульс, она приподняла бровь и кривовато усмехнулась. Рухнуть и скатиться вниз, пересчитав все ступеньки, чтобы потом до кучи еще и приложиться головой об пол – да, это верный способ отдать богу душу. Впрочем, Альбине было явно не привыкать к подобным ударам судьбы.

Гинта сдвинула ее к спинке дивана и прикрыла дверь, оставив достаточную щель, чтобы слышать все, что происходит снаружи. Разумеется, она не могла отследить каждое слово и действие, но за полгода работы в доме Бражникова Гинта научилась состыковывать и приобщать каждую мелочь, чтобы картина становилась объемной и понятной. Молчаливая прислуга, тень, ничтожество – вот кто она. А еще – уши и глаза. Никто и никогда не признал бы в ней человека с докторской степенью и колоссальным опытом. Жизнь Гинты Ковач последний год текла совсем по другому руслу, нежели до этого.

Альбина застонала, и Гинта быстро подошла к ней, едва удержавшись, чтобы не зажать ей рот. Вместо этого она наклонилась и тихо прошептала:

– Слышишь меня? Я помогу. Только молчи.

Вряд ли Альбина могла адекватно воспринимать ее слова, и все же, Гинта почувствовала некоторое облегчение, когда она затихла Эта женщина осталась жива, хотя могла сломать себе шею или позвоночник. Редкостная живучесть в тех условиях, в которых она находится уже много лет. Гинта смотрела на нее с долей неподдельного интереса, не испытывая при этом жалости или трепета. Ее знания и умения были гораздо важнее эмоций. Она оттянула веки Альбины и внимательно проследила за реакцией зрачков. Потом ощупала шею, ключицы и плечи, скользнула вниз по бокам, прижимая ладони к горячему телу под халатом.

Она видела, как Бражников ударил ее в живот и заломил руку. Слышала, как Альбина закричала от боли. Гинта дотронулась до распухших запястий и покачала головой.

– Zvijer… cudovistе… – процедила она и обернулась, бросив тяжелый взгляд на дверь. Зверь и чудовище на ее родном хорватском языке звучали и обозначали то же, что и на русском. Лишь акцент придавал им немного иную звуковую окраску, и именно поэтому Гинта старалась молчать, чтобы не выдать себя.

Пусть думают, что она ведьма или цыганка, ей все равно. Главное, чтобы не догадались об истинных причинах ее появления в городе. Первое время она еще верила в то, что разберется во всем, опираясь на помощь окружавших ее людей, но потом поняла, что это ей не удается. Не станешь ведь подходить к каждому и выспрашивать о человеке, который пропал восемь лет назад, не вызывая при этом взаимный интерес к собственной персоне. Она не работник полиции и не частный детектив, уполномоченный заниматься пропавшими, так что стоило прислушаться к голосу разума и пойти совершенно другим путем. Ассимилироваться, стать «своей», то есть той, на кого уже не смотрят как на чужака. А ведьма или цыганка, без разницы. Что ж поделать, если внешность у нее такая, своеобразная. Он ведь так и говорил ей когда-то: что с той красоты, Гинтуся? А вот мозги – это сила! Тебе их бог половником отмерил!

Она потом долго представляла, как бог открывает крышечку в ее черепной коробке и наливает туда белое, похожее на желе вещество. До этого Гинта Ковач видела только как мозги разлетаются в разные стороны, когда в голову попадает разрывная пуля.

Нет, Альбине определенно повезло, что она все еще жива. Гинта разглядывала свежие и успевшие уже потемнеть синяки и ссадины, отмечала шрамы и следы от сигаретных ожогов. Широкий атласный халат с яркими цветами будто был предназначен для того, чтобы отвлекать на себя внимание от рукоприкладства и насилия. Дорогая ткань стала упаковкой для уставшего измученного тела.

За те полгода, которые она работала здесь, они с Альбиной не перекинулись и словом. Гинта быстро сообразила, что к чему, и первое время всячески старалась каким-то образом сблизиться с ней. Но то ли Альбина не замечала ее попыток, то ли специально держала дистанцию. Через некоторое время стало понятно, что рядом с Бражниковым в принципе невозможно было что-то утаить. Словно зверь, он моментально вставал в стойку, когда чувствовал, что за его спиной что-то замышляется.

Их дочь Алиса казалась Гинте слишком юной. К тому же она была очень замкнутой девочкой, которая, приходя домой, сразу же убегала к себе и появлялась только на зов отца. Пожалуй, именно по причине того, что Альбина родила ее от такого человека, как Бражников, Гинта никак не могла понять, что же на самом деле представляет из себя эта женщина. То, что она видела, вызывало в ней невероятное чувство брезгливости и отторжения.

Однако сейчас, когда бледная до синевы Альбина вытянулась на диване, Гинта думала, что ее мнение оказалось ошибочным. То, с какой яростью та бросилась на своего мужа, и то, как пылало ее лицо и горели глаза, раскрыло перед Гинтой давно скрываемую ненависть. Словно подземные воды, эта ненависть подтачивала Альбину изнутри, пока не рухнули опоры.

– Потерпи, – пробормотала Гинта и задумчиво погладила несчастную по колену.

Она могла бы вызвать скорую, но прекрасно понимала, что тогда не только лишилась бы возможности сделать то, к чему так долго шла, но и подставила бы Альбину. От Бражникова можно было ожидать чего угодно, так что следовало быть очень осторожной. Она сможет достать необходимые лекарства, чтобы помочь Альбине. Главное, чтобы ей никто не мешал.

Гинта кивнула собственным мыслям. В России говорят, что долг платежом красен, а у нее на родине: кто злым прощает, тот добрым вредит. Кажется, обе пословицы теперь обрели для нее гораздо более глубокий смысл.

Однажды один хороший человек помог ей, тощей девчонке из-под Косово поверить в то, что она станет кем-то, несмотря на войну и смерть. Он был русским военным. Тем, кого она должна была ненавидеть и бояться. Но к тому времени она боялась любого, кто оказывался рядом.

Ее и еще несколько подростков, оставшихся без родственников, вывезли с территории, кишащей мародерами и насильниками. Любая война раскрывает в людях не только патриотизм, но и самые низменные и порочные страсти. Гинта оказалась в России, в интернациональном детском доме. Выучилась, стала врачом. Хорошим врачом. Вышла замуж, родила двух сыновей. С мужем они развелись два года назад, как только мальчишки поступили в университет. Они остались друзьями. Наверное, Гинта просто не была создана для семейной жизни. Работа стала для нее всем. В горячих точках она провела гораздо больше времени, чем со своей семьей. После ранения находилась на волосок от смерти. Именно тогда она решила, что должна найти того военного, чтобы сказать ему все, что по юности не могла. Он вытащил ее из темного сырого подвала, где она пряталась, голодная и напуганная, несколько недель, заставил ее поверить ему, обогрел и вселил надежду, и благодарность за это жила в ней долгие годы и наконец вырвалась наружу.

Гинта долго искала и обнаружила следы Тимофея Ильича в Тимашаевске, куда тот переехал из северного городка поближе к теплу. Но когда добралась сюда, то выяснилось, что следы эти опять затерялись. Уехал – такой версии придерживались жители города. Уехал – пожимали плечами те, кто по долгу службы должен был знать это точно. Однако Гинта почему-то не могла отделаться от острого чувства потери и осознания, что произошло что-то по-настоящему страшное. И поэтому не могла и не хотела оставить этот вопрос нерешенным.

Гинта подошла к двери и прислушалась к громкому голосу в гостиной. Бражников разговаривал по телефону. Требовал подняться в номер и передать какому-то Головастому, чтобы тот ехал сразу на производство, где они и пересекутся через час-другой. Гинта слушала спокойно, запоминая детали, но не принимая их близко к сердцу. Головастый – пришлый человек, не имеющий к ее делу никакого отношения. Однако она несколько оживилась, когда речь зашла об Алисе.

Ее искали и не могли найти. Бледные губы Гинты разошлись в удивленной улыбке. Неужели дочь Бражникова решила сбежать? И как она себе это представляет? Ее отец уже отдал приказ проверить вокзалы и пробить ее телефон. Словно это он начальник городской полиции.

Он считает, что обладает исключительной властью. Что мимо него и мышь не проскочит. А Тимофей Ильич не мышь. И в городе знали, какого он был мнения о Бражникове. Знали, но предпочитали молчать. Потому что боялись и продолжают бояться.