Текст книги "Прощай, Алиса! (СИ)"

Автор книги: Маша Ловыгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

50 Бражников

В комнате было темно и удушливо воняло табаком. Одна из штор провисла, оголяя часть окна, и через дыру поступал солнечный свет, в полосе которого кружились мелкие пылинки.

Виктор Алексеевич Бражников сидел в кресле и держал в руках бутылку водки. Все эти дни после побега дочери он пил, но спиртное его не брало. Пустые бутылки стояли на столе и валялись в углах, издавая резкий запах и покрываясь той же пылью, что витала в воздухе.

Бражников ждал. Его уверенность в том, что все сложится так, как он хочет, была непоколебима. Ничто не могло низвергнуть Брагу с его трона, даже тот факт, что отношения с Карапетяном несколько напряглись за это время. Пришлось сказать ему, что Алиса уехала к дальней родственнице, чтобы выбрать платье, но, кажется, тот уже начал что-то подозревать.

Сжав бутылку, Бражников поднес ее к губам и сделал большой глоток. Даже не поморщившись, он вытер рот ладонью и с трудом подвигал тяжелой челюстью. Язык его распух, в горле пересохло. Он сделал еще один глоток и обвел гостиную мутноватым взглядом.

– Я тебя, с-сучку, удавлю… своими же руками придушу… – хрипло пробормотал он.

В том, что Алису найдут и вернут домой, он не сомневался. Как и в том, что того самого Головастого, посмевшего обвести его вокруг пальца, тоже. Теперь, когда стало понятно, что к настоящему столичному чиновнику этот молодой хлыщ, неизвестно откуда появившийся в Тимашаевске, не имеет отношения, злость Бражникова достигла предела. Да и был ли предел у того чувства, которое он испытывал? С каждым глотком водки внутри него вскипала такая ярость, что казалось, – сделай надрез на руке или ноге – и она хлынет черным кипящим потоком, сжигая все на своем пути, будто кислота. Она разъедала и его самого, но Браге это даже нравилось. Криво ощерившись, он представлял картины того, что он сделает с этим заезжим.

– Тварь безродная… ублюдок… Я тебе яйца оторву и своим псам скормлю! – рявкнул он и швырнул бутылку. Та глухо ударилась о стену и упала, развалившись на насколько осколков и залив водкой дорогой узбекский ковер. И, словно вторя его мыслям, во дворе надсадно залаяли собаки.

Бражников вцепился в подлокотники и попытался встать, но потом грузно осел и стал дожидаться гостей. Собаки на пустом месте брехать не станут, подумал он, и это было правдой. К тому же Гоча на улице, и раз заскрипели ворота, значит, явился кто-то из своих. Через пару минут в прихожей хлопнула дверь и появились полковник Рузаев и Гантемиров.

– Алик!.. – Бражников приподнялся, протягивая руку, но полковник, не заметив его жеста, лишь брезгливо огляделся.

– Вить, поговорить надо, – Гантемиров развернул к себе ближайший стул и оседлал его, обхватив за спинку. – Обсудить кое-что… – он скосил глаза на Рузаева, будто ожидая его приказа.

Тот прошелся по гостиной и весь сморщился, когда наступил ботинком на влажный окурок. Тряхнув ногой, он достал из кармана платок и основательно вытер руки.

– Ну извиняйте, господа хорошие, – осклабился Бражников и даже как-то повеселел. – Уж не побрезгуйте моим гостеприимством, – стал он кривляться, кланяясь и разводя руки в стороны.

– Ну что ты, Вить, – напряженно улыбнулся Гантемиров. – Кончай, а?

– Сейчас все устроим в лучшем виде, – икнул Бражников и проорал: – Гинта!

Женщина появилась и замерла в дверях, опустив голову.

– Прибери тут, – велел Бражников, – и на стол накрой!

Гинта кивнула.

– Мне у тебя рассиживаться некогда, – весомо заявил Рузаев. – У меня еще дел до…

– Какие мы ва-ажные! – выпятил грудь Бражников. – Давно ли морду кривить начал, а, Алик? Или в Москву наметился? Так ты для той Москвы ни мордой, ни заслугами не вышел! Привык здесь с рук жрать, вот и жри!

– Твою же, Витя! – крякнул Гантемиров и проводил глазами вновь появившуюся Гинту. Затем, моментально потеряв интерес к сгорбленной женской фигуре с веником и совком, он нервно забарабанил ладонями по спинке стула. – К тебе уважаемый человек пришел, а ты его так встречаешь! Не хорошо, Вить!

– Да пошел ты… – отмахнулся Бражников и сложил руки на животе. – Горе у меня, дочь пропала…

– Кстати, о дочери, – Рузаев подошел к окну и одернул штору, впуская побольше света. – Запеленговали сигнал ее телефона.

– Что-о? – подался к нему Бражников. – Где она?

– Судя по всему, еще вчера вечером была в Москве, на Ленинградском вокзале.

У Бражникова отвисла челюсть, и выглядело это так глупо, что Рузаев приподнял бровь и ухмыльнулся.

– Я… я не понял, – затряс головой Бражников. – На Ленинградском вокзале? А как она туда попала?

Рузаев отошел от окна. Перешагнув через женскую руку, собиравшую осколки стекла, он оправил манжеты кителя:

– Как она попала в Москву, ты хотел спросить?

– А… – Бражников завращал выпученными глазами. – В Москву… я понял! Это же он! Падла! Это же с ним она уехала!

– С кем? – перебил его Гантемиров.

– С сучочком этим! С Головастым!

– Вполне возможно, – пожал мощными плечами Рузаев. – Очень даже может быть.

– Так чего ты тогда здесь стоишь и морду свою лыбишь?! – зашипел на него Бражников. – Давай, узнавай там по своим каналам, где она теперь!

– Экий ты быстрый, Витя, – медленно выговаривая слова, прищурился полковник. – Прям на блюдечке я тебе сейчас все принесу. – Хочешь быстро, плати! По-твоему, я московским коллегам за спасибо предложу твою девку искать?

– Что-о? – окончательно рассвирепел Бражников.

– А то, что если хочешь, чтобы все по уму было, пиши заявление. А я его рассмотрю. Тогда и делу официальный ход дам.

– Какой ход? Что ты заладил, гребаный ты попугай! Ты мне Алиску найди!

– А я нашел. В направлении Москва – Мурманск. Тебе все остановки перечислить, или ты сам не дурак? И каждую станцию проверишь? Билеты она не покупала. Значит, на лапу проводнику дала. Телефонный сигнал пропал быстро. Видать, отключила. Ищи теперь ветра в поле.

Бражников вскочил, зашатался, но устоял на ногах.

– А этот прыщ, кто он, ты узнал?

– Пиши заявление, Витя, – отчеканил полковник, – если не готов бабло вливать. Или детектива найми, – не удержался он от смешка. – Шерлока, мать его, Холмса.

– Да я тебя…

– Алик, ты же видишь, он не в себе, – постарался успокоить их Гантемиров. – Ему бы проспаться, а там и…

– Тебя не спросил, что мне делать! – окрысился Бражников.

– А ты бы спросил! Давайте-ка выпьем, поговорим спокойно, обмозгуем…

– Я по утрам не пью, – сплюнул Рузаев. – У меня, кроме твоих, других дел еще куча! – зыркнул он на Бражникова. – Запрос вон пришел. На этого, как его… Гос-споди, – он несколько раз ударил кулаком по ладони. – Был тут у нас один лет восемь назад. Бывший военный… в школе работал, вроде. И чего спохватились? Изо всех инстанций пишут, телефон оборвали, бумажками закидали! Сегодня из Главного военного следственного управления приедут. Хрень одним словом!

Бражников замер, поднес руку к щетинистому подбородку, но тут же опустил ее.

– А чего вдруг? – вполне спокойно поинтересовался он. – Он же, поговаривали, уехал.

– Видать, кому-то понадобился, – ткнул пальцем вверх полковник, – этот Полуянов Тимофей Ильич. Кстати, слушок прошел, что ты его тоже знаешь. И вроде как был он у тебя перед тем, как…

Под столом раздался какой-то звук. Через мгновение, прижимая ко рту окровавленный палец, поднялась Гинта. В другой руке она держала совок с осколками. Быстро перебирая ногами, женщина засеменила к выходу, а Рузаев поморщился.

– Короче, вы тут решайте, а мне пора.

– Погоди, Алик, – попытался остановить его Бражников. – Сейчас поедим. Не хочешь, не пей. Просто поговорим, обсудим…

– Некогда мне из пустого в порожнее переливать, Витя. Времени тебе час. Или заяву пиши, или… Я свои деньги тратить не собираюсь.

– Мы же друзья, Алик! – едко заметил Бражников.

– А я тебе все по-дружески объяснил.

– Ладно, – облизал губы Бражников, – я понял. Слушай, а этот Полуянов…

– Что Полуянов?

– Нет, ничего… Я позвоню, Алик.

Гантемиров и Рузаев ушли, а Бражников подошел к окну и пошире раздвинул занавески. Взгляд его уперся в стену сарая, на дверях которого висел кодовый замок.

51 Гинта

Гинта подставила руку под холодную струю и смотрела, как та превращает ее темную кровь в розоватую, похожую на нежно-розовую акварель, водицу. Рана оказалась глубокая, но женщина не чувствовала боли. Когда палец достаточно онемел, она обмотала его несколькими слоями бумажной салфетки и подошла к двери, прислушиваясь к тому, что происходит в гостиной. Она и дальше продолжала бы ползать под столом, но стоило толстобрюхому полковнику упомянуть о Тимофее Ильиче, рука ее предательски дернулась, и осколок порезал ее аккурат под сгибом правого указательного пальца.

– Nе mоzе biti… – одними губами произнесла Гинта и покачала головой.

Поверить в то, что через столько времени она окажется так близко к той тайне, которая так долго мучила ее и не давала спать, было просто невозможно. И в то же время, вполне предсказуемо. За все дни, которые она провела рядом с Альбиной, когда слушала ее рассказы о своей жизни, ставила ей уколы, кормила и обтирала влажной тряпкой, стараясь делать это как можно незаметнее, чтобы не попасться хозяину на глаза, она продолжала верить, что среди потока жалоб и слез обнаружится хоть что-то, касающееся и ее дела.

«Почти как на войне, – отрешенно думала она, – Вот он враг – ходит, говорит, пьет водку. И никто не знает, даже он сам, чего ждать от него в следующую минуту…»

Конечно, истинным врагом Бражников был именно для Альбины. На себе Гинте не пришлось испытать ни крепость его кулаков, ни явных угроз, ни удушливого внимания. Но ей и не нужно было доказывать это опытным путем. Выбранная ею роль оказалась пророчески верна – для Бражникова и его так называемых друзей худая странноватая Гинта являлась пустым местом, не заслуживающим и толики внимания. И это было правильно, а учитывая ее терпеливость и уверенную сосредоточенность, принесло свои плоды.

Рузаев и его вертлявый сотоварищ Гантемиров пробыли в доме совсем недолго. Гинта проводила их равнодушным взглядом и перевела его на раскрытые двери гостиной. Полосу света, разделяющую комнату напополам, внезапно прорезала темная тень. Скрип половиц резанул по ушам, и Гинта отклонилась чуть в сторону, зажимая в кулак замотанный в салфетку палец. Ни Гантемиров, ни Рузаев, судя по всему, не заметили того, что не укрылось от ее глаз – для Бражникова известие о Полуянове стало не просто неожиданностью. Он был сражен. Так реагировать мог только тот, кто имеет непосредственное отношение к тому, о чем говорил полковник, а именно, к исчезновению Тимофея Ильича.

Теперь, когда Гинта знала это со всей уверенностью охотника, не только почуявшего дикого зверя, но и нашедшего его лежбище, ей следовало быть не куда более осторожной и внимательной. И играть наверняка, чтобы вывести Бражникова из состояния глухой сосредоточенности и не дать ему уйти от мести. А то, что он захочет запутать следы и воспользоваться для этого всеми доступными ему средствами, которых у него предостаточно, было так же верно, как и предсказуемо.

Гинта вышла с кухни и, задержавшись посреди широкого холла, повернула голову, глядя на Бражникова. Тот стоял к ней спиной, приподняв плечи и что-то высматривая в окне. В кладовке брякнула ложка – тело Гинты прошило нервной волной, но Бражников даже не обернулся. Гинта попятилась в комнату, где находилась Альбина и, толкнув задом дверь, вошла внутрь.

Альбина полулежала на диване, прижав ладонь к губам, и виновато вытаращив глаза. Ложка в желтоватой лужице лежала на полу. Чашка с бульоном стояла на табурете среди салфеток и блистеров с таблетками.

Гинта сделала успокаивающий жест рукой и слабо улыбнулась. Мысли ее были заняты совсем другим, но, глядя на Альбину, она опять ощутила предательскую жалость. Той приходилось не только терпеть физические муки. Ожидание того, что ее муж вспомнит и решит вновь отыграться на ней, не уходило даже во сне. Альбина искренне недоумевала, как Гинте удается спать сидя, проводя ночи с ней в этой комнатушке. И была благодарна ей до такой степени за все то, что она для нее делает, что целовала ее костлявые руки каждый раз, когда Гинта садилась рядом.

Они почти не разговаривали, это Альбина вела свой бесконечный монолог по кругу, а Гинта лишь слушала, прикрыв глаза, и иногда кивала. «Ешь, пей, повернись, спи» – вот, пожалуй, и все, что произносила она вслух. Но ее руки творили чудеса, и Альбина следила за тем, как они пользуют шприц, разминают и поглаживают ее запястья, с восхищением маленького ребенка, впервые увидевшего, как из шляпы появляется кролик.

Гинта присела на край дивана и взяла чашку. Поднесла ее к губам Альбины со словами:

– Твоя дочь уехала.

Альбина вздрогнула и жадно припала к чашке.

– Он хочет ее найти, но… – Гинта умолкла, когда в холле раздались тяжелые шаги.

Отставив чашку и прижав палец к губам, она встала и напряженно замерла, словно птица, готовая защитить своего птенца.

Бражников остановился. Гинта слышала хриплое дыхание и неясное бормотание за дверью.

Она подошла ближе и напрягла слух.

– Деньги, деньги! Будут вам деньги. На всех хватит… Кто же эта гнида? Кто мог… – в конце Бражников глухо выматерился, и скоро стукнула входная дверь.

– Ушел, – усмехнулась Гинта и обернулась. Без паузы продолжила: – Ты знаешь, кто такой Полуянов? – Акцент стал ярче, но сейчас это ее совсем не беспокоило.

– Нет, – нахмурилась Альбина.

– Знаешь!

– Нет! Кто это?

– Он работал в школе, где училась твоя дочь.

– Учителем?

– Нет. Дворником.

– А… – Альбина попыталась приподняться, но лишь устало, с болезненной гримасой на лице, опустила руки. – Да, видела пару раз… – она сглотнула и облизала губы.

Гинта знала, что Альбине хочется выпить, и это только добавляло нервозности к ее состоянию. Глаза ее начинали бегать, на лице появлялась испарина, а руки предательски тряслись. Но первое, что Гинта сказала ей, начиная лечение, было то, что она не выживет, если будет продолжать пить. А ей нужны силы, чтобы сопротивляться и остаться человеком. Ради дочери и ради себя.

Гинта вышла. В гостиной она огляделась, восстанавливая в памяти недавнюю картину, а затем приблизилась к окну. В воздухе почти на физическом уровне ощущалось дикое напряжение. Гинта на мгновение закрыла глаза, впитывая его всем телом, а потом резко открыла и посмотрела перед собой.

Обложенная плиткой мангальная зона с небольшой открытой печью, гриль и стол. Здесь не было ничего такого, на что она могла бы зациклить свое внимание. Но дальше… Гинта прищурилась и подалась вперед. Кирпичный сарай без окон и запертая дверь. Уж не на него ли смотрел Бражников?

– Что в сарае за мангальной? – спросила она, вернувшись в кладовку.

– Я не знаю. Никогда там не была. Ключи только у него, – сжалась Альбина.

– А Гоча знает?

Альбина пожала плечами.

– Ничего, он сам расскажет… – усмехнулась Гинта, и в ее глазах мелькнуло странное выражение, то которого у Альбины похолодело внутри.

* * *

Гинта умела ждать. За те несколько часов, пока Бражников отсутствовал, она вела себя ровно так, как и должна была: накормила Альбину, вынесла горшок, припрятала лекарства и шприцы, как делала каждый раз после процедур, и сварила еду для собак. Гоча находился во дворе, но время от времени появлялся в доме и, натыкаясь на нее, брезгливо косился, словно на таракана. Гинта собрала бутылки, а затем взялась за пылесос. Заметив, что парень развалился на уличной скамье, она стала неспешно убираться, ожидая прибытия хозяина.

Когда тот появился, да не один, а с двумя мужиками в рабочей одежде, она как раз находилась на втором этаже. Отставив пылесос, женщина кинулась было к лестнице, но потом вернулась в пустующую комнату и уже оттуда стала наблюдать за тем, что происходит во дворе.

Бражников подозвал Гочу, что-то сказал ему, а потом указал на сарай. Парень кивнул и остался с мужиками, а Бражников вернулся в дом. Гинта заметалась, не зная, как поступить: то ли продолжать следить за Гочей, то ли спуститься. Мозг подсказывал ей, что важнее было бы остаться наверху и продолжить обзор, но страх за Альбину пересилил. Она не могла объяснить себе, почему вдруг подумала о ней, но сердце вдруг заколотилось, как сумасшедшее, и погнало ее вниз по лестнице.

Дверь в кладовку была открыта. Спустившись, Гинта замерла, прислушиваясь к тому, что там происходит, и когда раздался приглушенный вскрик, кинулась в комнату, пытаясь сообразить, как поступить.

– Ты что, спала с ним, тварь? Спала? – шипел Бражников, вцепившись в Альбину.

– Н-нет! Я н-не понимаю… – давилась словами Альбина, задыхаясь от ужаса и извиваясь в его руках. – К-кто, Ви-и-тя?… О ком ты?…

– Не понимает она… – с каждым мгновением все больше свирепел Бражников. – Я из тебя кишки выпущу, когда дознаюсь! Ты у меня землю жрать будешь! Под забором сдохнешь…

Гинта вцепилась в дверь и сжала челюсти.

Почувствовав ее присутствие, мужчина обернулся и уставился на нее налившимися кровью глазами.

– Ты… – он выпрямился, тяжело дыша, и сплюнул. – Чего зенки вылупила?!

Гинта покорно опустила голову, комкая край фартука.

– Пожрать дай чего-нибудь. И водки! – велел он, вытирая руки о штаны. Затем, оглядев Альбину, опять нагнулся и пятерней обхватил ее лицо. – Я тебя зарою, если что-нибудь пикнешь, поняла?

Женщина быстро закивала. Бражников сжал пальцы с такой силой, что кожа на лице Альбины покраснела. Оттолкнув ее голову так, что она ударилась о подлокотник, он вышел из кладовки и направился в гостиную. Гинта посторонилась, почти слившись со стеной, а потом бросила на Альбину быстрый пронзительный взгляд. Та ответила ей таким же взглядом, будто сообщая ей что-то конкретное и важное. Но Гинте было достаточно того, что она увидела. И то, как вела себя Альбина, и что последовало за этим, произвело на нее сильное впечатление – глаза ее были широко открыты и полны решимости. Разумеется, неожиданное появление Бражникова напугало ее, но что-то неуловимо изменилось в самой Альбине, отчего стало понятно, что она только что с блеском сыграла новую для себя роль.

Гинта покачала головой и закрыла дверь. «Хуже дурака может быть только смелый и решительный дурак», подумала она. Как бы не получилось, что своими действиями жена Бражникова только все не испортила. Но вставать сама Альбина еще не могла, каждое движение причиняло ей боль, а лишний вес, который она набрала за годы своего вынужденного «замужества», лишь усугублял ее положение. И все же она шла на поправку, судя по тому, что начала более или менее сносно соображать. Это радовало Гинту как врача, но напрягало как человека, вынужденного прятаться за личиной прислуги.

Быстро сложив два и два и оценивая услышанное, Гинта сразу же отмела мысль о том, что Бражников ревновал Альбину. Нет, он хотел знать лишь одно, кто мог донести о том, что Полуянов заходил к нему. «А действительно, кто?» – нарезая запеченное мясо и овощи, размышляла Гинта.

Гочу тоже пришлось исключить, потому что восемь лет назад тот был еще подростком и не работал на Бражникова. Возможно, это был кто-то из соседей. Но тогда почему этот кто-то рассказал обо всем только сейчас?

Гинта опустила взгляд – салфетка прилипла к пальцу и промокла от крови, когда она нажимала на нож. Намочив руки, женщина сняла импровизированную повязку и, взяв блюдо таким образом, чтобы не выпячивать палец, отнесла его в гостиную.

Бражников опять стоял у окна. Поставив тарелку, Гинта не спеша разложила столовые приборы. Она прекрасно знала, что Бражников есть подобно зверю – разрывает руками куски мяса и жадно запихивает их в рот, наплевав на все приличия. Но его требования, разнящиеся по смыслу, выполняла досконально, хоть это и выглядело по меньшей мере смешно. Она принесла из морозилки новую бутылку, продолжая наблюдать за мужчиной. Но тот был настолько поглощен своими мыслями, что не обращал на нее внимания. Пустое место, вот кем была Гинта, и ей это было на руку.

Когда за воротами раздался автомобильный сигнал, Бражников быстро прошел мимо нее, обдав густым запахом пота и перегара. Гинта до боли прикусила внутреннюю часть щеки, так ей хотелось последовать за ним. Но максимум, что она могла сделать, это укрыться за шторой и выглянуть в окно.

От увиденного она обомлела. Мужики с помощью ломов и перфораторов ломали стену сарая. По двору заметалась красно-серая пыль. Прикрывая нижнюю часть лица рукавом, Бражников стоял поодаль и смотрел, как обваливается кирпич и оголяются стыки крыши, а Гоча показывал работягам, где следует сделать еще один проем.

– Stо si smislio?[4]4
  Что ты придумал? (перевод с хорватского яз.)


[Закрыть] – пробормотала она, ощущая, как щеки обдало жаром, а спину – ледяным холодом.