Текст книги "Прощай, Алиса! (СИ)"

Автор книги: Маша Ловыгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

61

– Ой, мамочки! А это еще кто?! – заверещала Таня, когда увидела незнакомого плечистого парня с перекошенным лицом и взъерошенными волосами.

Тот уже сидел верхом на Гоче, прижимая его к полу, но поверженный враг не желал сдаваться: он извивался всем телом и пытался стащить его с себя, громко матерясь внутри ведра.

– Что сделать, Андрей?! – с горящими глазами Алиса металась вокруг них с диванной подушкой в руках, размахивая ею как пращой и тем самым вызывая у Андрея какой-то ненормальный, нервный гомерический смех.

– Найди что-нибудь руки ему связать! – подавив истерический всхлип, велел он, и Алиса, недолго думая, выдернула ремень из собственных брюк.

– Режут! Убивают! – взвыла Таня, но сообразив, что лично ей уже ничто не угрожает, немного сбавила тон, все еще продолжая взывать о помощи: – Спасите! Помогите!

– Руками нож не трогай! – рявкнул Андрей, когда Алиса кинулась к «бабочке». Он навалился на Гочу, сгреб его руки и затянул ремень на его запястьях.

Грохнула входная дверь, что-то повалилось, а следом в комнату ворвался еще один мужчина.

– Ольховский? Что здесь происходит?! – Олег замер, выставив руку с зажатым пистолетом и пытаясь оценить обстановку. Это ему удалось с трудом, потому что полная девушка металась и повизгивала на диване, другая – худенькая, с белокурыми волосами носилась вокруг двух мужчин, одним из которых и был Андрей.

– Вот вам… – наконец выдохнул и обернулся Андрей, еще раз хорошенько стукнув по днищу цинкового ведра, – Это Гоча – верный пёс Бражникова. – Уверен, когда откатаете его пальчики и сравните их с теми, что окажутся на лопатах и в машине, то поймете, кто был рядом с Брагой, когда он труп пытался вывезти.

– Вы хозяйка дома? – спросил Олег, обращаясь к девушке на диване. Теперь она сидела с раскрасневшимся лицом и выпученными глазами, шевеля губами и тыча пальцем в плененного.

– Я… мы с мамой… – проблеяла она, отвечая на вопрос и натягивая подол на покрытые пупырышками ляжки. – Меня Таня зовут.

– Понятно. Вызываю опергруппу, пусть разбираются. – Он подошел ближе и обратился к Андрею: – Ты так и будешь его в ведре держать?

– Пусть посидит! Забрало ему к лицу! – тяжело дыша, фыркнул Андрей. – Он же у нас рыцарь. Пришел за прекрасной дамой.

– А дама, я так понимаю… – Олег окинул Алису заинтересованным взглядом. – Вы?

Она сдунула упавшие на глаза волосы и передернула плечами:

– Никакая я не дама! Я – Алиса Бражникова.

– Ах, вон оно что, – протянул Олег и поднес телефон к уху. Назвав адрес, он убрал аппарат в карман, а пистолет в кобуру. – Наслышан про вас. Так что же здесь у вас происходит?

– Я к подруге пришла, хотела узнать о том, что случилось. То есть, я знала, но… – Алиса перевела дыхание и продолжила: – Он появился внезапно и стал нести какую-то чушь про то, что я должна уехать с ним!

Гоча снова заерзал и затряс головой, пытаясь избавиться от ведра. Олег махнул рукой, и Андрей нехотя освободил парня.

– Ах ты сука! – оскалившись, тут же зашипел тот, с ненавистью глядя на Алису. – Обманула меня!

– Я сука? – Алиса сузила глаза и присела на корточки в метре от него. – Обманула? – она с презрением покачала головой. – Если бы ты только знал, чего мне стоило притворяться все это время, улыбаться и разговаривать с тобой! Неужели ты и правда думал, что такого как ты можно полюбить? – она поднялась и с горечью сказала: – Это какая-то ирония судьбы, что именно я стала дочерью Бражникова! Ты гораздо больше подходишь на роль его сына. Такой же… – она сжала кулаки и стиснула зубы.

Андрей отпихнул от себя Гочу, встал и подошел к Алисе. Обняв за плечи, он прижал ее к своей груди, чтобы потом вновь оторвать от себя и посмотреть ей в глаза:

– Я горжусь тобой, Лисёнок! Ты даже не представляешь, как все правильно сделала! Скажи ты ему то, что чувствуешь на самом деле…

– Когда я тебя в окне увидела, то едва сознание не потеряла! Все, что я говорила тогда, это про тебя! Самым сложным было произнести его имя. Андрей, – она провела ладонью по его щеке. Губы ее задрожали. – Ты снова спас меня!

– Потому что тебя ни на минуту нельзя оставить! – с заметным облегчением произнес он, но при этом сурово нахмурил брови. – Теперь я понимаю, почему принцесс принято запирать в башнях. Для того, чтобы они дров не наломали!

– Ломать дрова, вообще-то, мое любимое занятие!

– Я тебе для этого дела специальную поленницу организую. И даже топор дам. Чтобы ты прям с утра пар выпускала, а потом становилась белая и пушистая.

– Топор – это хорошо, – согласилась Алиса и окинула Гочу насмешливым взглядом. – Будет чем от незваных гостей обороняться!

Олег кашлянул, прерывая их разговор.

– Документики у вас с собой, молодой человек? – спросил он почти ласково, обращаясь к Гоче.

Тот набычился, вращая покрасневшими глазами и распространяя вокруг себя мерзковатый запах.

Олег поморщился, с подозрением принюхиваясь и потирая кончик носа. Алиса фыркнула:

– Это от него куриным пометом пахнет. Ты что, в курятнике отсиживался? – не дождавшись ответа, она пояснила для Олега: – Он через несколько домов отсюда живет, за перекрестком. Получается, видел меня и пошел следом, да?

– Я тебе, дуре, красивую жизнь хотел подарить, а ты… – Гоча попытался сплюнуть, но вязкая слюна повисла на его подбородке, и он никак не мог извернуться, чтобы вытереть его.

– Красивую жизнь я уже видела, Гоча, – объявила Алиса твердо. – И знаешь, что, – она глубоко вздохнула, – это не одно и то же, что быть счастливой. Впрочем, ты вряд ли меня поймешь.

За окнами послышался шум подъехавшей машины, и через минуту в комнате стало не протолкнуться от прибывшей оперативной бригады.

– На каком основании задерживаем? – спросил один из оперов. – Вроде морда знакомая?

– Пока за хулиганство. Свидетели есть, – потер ладони Олег и, остановив возмущение Андрея коротким жестом, добавил: – Нож на экспертизу, но я и отсюда вижу, что лезвие длиннее дозволенного. А этого куриного бога в предварительную камеру, я лично поприсутствую на допросе. И пальчики сразу откатать. Думаю, Гоча нам много чего расскажет. А если не захочет, так мы уговаривать умеем. Я тут, кстати, подумал, а не он ли и Бражникова замочил? – изобразив задумчивость, вскинул он густую бровь.

Гоча оторопело ахнул и, захлебываясь словами, затараторил:

– Товарищ начальник, да вы что! Да я бы никогда! Мамой клянусь! Это он меня заставил труп этот выкапывать! Отвезем, говорит, подальше и схороним! Давно, типа, надо было сделать! Да кто ж знал, что его искать будут?

– А ты, смотрю, прям ходячая энциклопедия, все про всех знаешь.

– Я?! Нет! Ничего не знаю! Как стрелять начали, Брага, значит, того, а я…

– А ты?

– А я убежал! Мне зачем за чужие грехи жизнь свою отдавать? Меня ведь грохнуть ни за что могли, начальник! Пуля прям мимо моего носа пролетела, я чутка в штаны не наложил!

– Вот пуля просвистела и… ага… – напел Олег и коротко скомандовал: – Уводите задержанного.

Гочу подняли и потащили. Он еще что-то кричал, взывал к Олегу, равнодушно взиравшему на его потуги, но скоро его голос затерялся в шуме мотора, и оперативная машина отъехала от дома.

– Ну что, господин Ольховский, – Олег склонил голову и пристально посмотрел на Андрея, – как видите, история вырисовывается нехорошая. Но есть в этом и хороший момент. Ну да вы уже в курсе. Ладно, в городе вам придется еще пробыть какое-то время. И вам, Алиса Викторовна, тоже.

– Надо значит надо, – кивнула она. – Я еще маму не видела. Вы знаете, что с ней?

– Она в городской больнице. Там же, где и ваш отец.

Алиса дернулась и закусила губу:

– Не называйте его моим отцом. Он убийца, и я не хочу иметь с ним ничего общего. В другой ситуации, возможно, я поступила бы иначе, но вы должны знать, что он издевался над нами. Особенно над моей матерью. Мне нужно к ней попасть. Прямо сейчас. Вы можете сделать так, чтобы меня пустили?

Олег вскинул запястье и взглянул на часы:

– Боюсь, это даже мне не под силу. В больнице свои правила. Давайте-ка сначала протокол оформим, а потом я им позвоню. Таня, вы как? В состоянии?

– Да! Все что угодно! Я на все согласная!

У Тани горели глаза. О пережитом испуге напоминали только два ярких пятна на щеках, по форме и цвету схожие с цветущими маками. Ее грудь вздымалась и норовила выскочить из выреза платья, что заставило Олега задержать на ней заинтересованный взгляд.

– Тогда присаживайтесь поближе, – усмехнулся он.

– Ага… – прошептала Таня. – Офигеть! Как в кино!..

62 Утро новой жизни

Альбина открыла глаза и зажмурилась, не сразу сообразив, где находится. Но уже через мгновение пришло понимание, что она в больничной палате, а еще через секунду ее захлестнуло жаркой волной воспоминаний. Наверное, она застонала, потому что ее тут же окликнула соседка слева:

– Что, болит? Позвать медсестру?

– Нет, спасибо, – Альбина повернула голову и повторила: – Разбудила я вас?

– Да что ты, – отмахнулась женщина и указала на подвешенную к вытяжке ногу. – Ноет зараза. Ночью спать не дает. А днем – пожалуйста. И ведь именно тогда, когда врачебный обход начинается. Еле держусь, чтобы не захрапеть.

– Сколько сейчас?

– Рано еще. Спи. Устала поди.

Альбина вздрогнула, вдруг подумав о том, что эта женщина что-то про нее знает. Про ее никчемную жизнь и про то, чем не принято делиться даже с друзьями и близкими, которых у нее и нет вовсе. Но потом до нее дошло, что ее соседка имеет в виду. Ведь когда Альбину доставили в больницу, как есть – без личных вещей и сменной одежды, – и стали дотошно проверять, исследовать и выспрашивать, ей казалось, что это никогда не закончится. Поначалу ее мучил стыд за свое состояние, но потом все стерлось и превратилось в тупое равнодушие. Ей хотелось только одного – закрыться с головой одеялом и отгородиться от всего мира. А еще очень не хватало Гинты. Во время врачебных манипуляций Альбина представляла ее руки и тихий голос, и именно это помогло ей оставаться в сознании и не поддаться истерике или панике.

Она действительно смертельно устала, и даже сейчас отголоски этого состояния пронизывали все ее тело. Но чуть потянувшись под тонким больничным одеялом, Альбина вдруг с удивлением ощутила новое для себя чувство, которое мягким перышком коснулось ее сердца и разлилось по венам. Она замерла, прислушиваясь к себе и пытаясь дать определение своему ощущению.

– …и полезла в погреб… – донеслось с соседней койки.

– Что? – переспросила Альбина.

– Говорю, третьего дня отмечали юбилей у зятя. Я за огурцами в подпол полезла, а выпила-то ведь не малеха, ну и… кувырнулась мимо ступенечки-то! – рассмеялась женщина. – И главное, догуляла еще потом! И плясала ведь! Вот что деревенский самогон с людьми делает! – она шмыгнула носом и вытерла выступившие от смеха слезы. – А у тебя что?

– У меня… – Альбина замешкалась, подтянула одеяло повыше и посмотрела на зарождающийся розовато-золотой рассвет за окном. – А меня муж с лестницы спустил и в доме подыхать оставил.

– Ой… – соседка покачала головой. – Пьяный, что ли, был?

Альбина заворочалась, приподнялась и, опершись на локоть, в упор посмотрела на нее.

– Вы что, разве не в Тимашаевске живете? – спросила со злостью, чтобы разом пресечь глупые и ядовитые вопросы. Потому что все знали Бражникова. А теперь, когда слухи о покушении на него разнеслись по всему Тимашаевску, любой мог рассказать свою интерпретацию и произошедшего этой ночью, и ее, Альбининой, жизни во всех красках.

– Не, я из Новощербиновской. Семьдесят километров отсюда. А дочка с зятем в Краснодаре живут. Ближайшая больница от нас как раз в Тимашаевске, вот зятёк и привез. Как протрезвел, конечно. Что толку скорую вызывать? Фельдшерица наша сразу сказала: вези, мол, тещу свою сам. Ну и повез! Хороший он у меня, Валерка-то. Справный. А у вас дети есть?

– Есть. Дочь… – Альбина покрутила уголок пододеяльника и несколько раз сглотнула, чтобы подавить закипающие в уголках глаз слёзы.

– Сколько ей? – не унималась соседка. Видать, очень ей хотелось поговорить, да и что еще делать в больнице, лежа на соседних койках? Только о жизни и перетирать.

– Школу только закончила, – отвела глаза Альбина.

– Ох, значит, уже заневестилась! Моя-то через год, как выпускной отгуляла, замуж выскочила! А я и рада! Внучок родился. Она потом на заочном на агронома выучилась. Или нет? Как его… ну, в общем, клумбы и кусты разные сажает, объясняет людям, где грядки лучше встанут. Ей заказывают, а она, значит, подбирает по цвету да по выносливости.

– Ландшафтный дизайнер? – подсказала Альбина.

– Во, точно! Название такое – на языке вертится, а никак вспомнить не могу. Видать, последствия еще сказываются, – хихикнула она, легко хлопнув себя по лбу, и тут же серьезно спросила: – Говоришь, бил тебя муж твой?

– Бил… – глухо ответила Альбина.

– И что же, ты с ним и дальше жить собираешься?

Вопрос прозвучал в лоб, и в груди Альбины полыхнуло.

– Нет! – резко ответила она.

– И правильно, – кивнула соседка. – Я от своего ушла, когда старшему сыну семь было. И ведь любила, а он все одно – водку жаловал больше. Как напьется, будто и не человек, а макака – все скачет по друзьям да бабам. Зачем мне такой зоопарк? Второй раз замуж вышла. Дочку родила. Заново все начала и ни о чем не жалею. Конечно, так как в юности-то уже не таращило меня от мужика. Но, видать, мозги на место встали, а с ними и уважение пришло. И к себе, и ко второму мужу. Сердечник он у меня, в санатории сейчас. Мы ему ничего и не сказали про больницу. Сейчас заживет, тогда уж. А то ведь кинется домой, все лечение профукает. Так что, найдешь себе еще.

– Не хочу больше никого, – замотала головой Альбина. – Нажилась…

– Тю! – отмахнулась соседка. – Вон ты какая! Красивая! Какие твои годы! Вот он как к тебе придет, так сразу и скажи: ухожу от тебя, ирод проклятый!

– Не придет он, – сказала Альбина, вдруг снова ощутив это странное покалывание внутри. Наверное, она могла бы рассказать сейчас этой простой женщине о том, что произошло, но не хотелось ей портить приятную беседу своим горем. Да ведь и шила в мешке не утаишь. Или кто-то из медперсонала что ляпнет, или полицейские придут прямо в палату. Достаточно уже того, что вылезло наружу. Альбина вздохнула и попросила: – Расскажите мне про зятя вашего еще что-нибудь.

– Ой, какой он у меня! – тут же расплылась в улыбке женщина. – Рукастый, головастый! Как сына собственного люблю! Они и по возрасту-то близкие, а как за одним столом рядышком сядут да запоют, стены дрожат, веришь?

– Верю, – улыбнулась в ответ Альбина. – Повезло вам.

– И тебе повезет! Дочка-то когда придет?

Альбина закусила губу и отвела глаза:

– В отъезде она. Не знает ничего…

– Ну, ты вроде пооклемалась уже немного. Позвонишь, скажешь ей, что да как. А сейчас поспи, поспи! Завтрак понесут, так я тебя разбужу.

Альбина послушно закрыла глаза и стала медленно проваливаться в беспокойную дремоту.

«Он не придет… не придет… не придет…» – стучало у нее в голове.

И как усмешка – из темноты вдруг появилось лицо Бражникова. Оно выглядело так, будто было вытесано из серого камня, но глаза его – мутные, полные яростной злобы, – буравили и прожигали ее насквозь.

«Уходи! Нет тебе места рядом с нами! И нет тебе места на земле! Господи, прости меня грешную… прости, господи! Спаси и сохрани!» – отбивалась она, выставив руки перед собой и захлебываясь в яростном крике.

Альбина вскинулась и села на кровати, обливаясь потом. Палату заливало утреннее солнце. Соседка, приоткрыв рот, похрапывала, издавая в конце протяжный свист.

Сердце билось с такой силой, что, казалось, казенная ночная рубашка на груди шевелится от его ударов. Сглотнув вязкий ком в горле, Альбина поискала глазами графин с водой. Сделав несколько жадных глотков, она поставила его на прикроватную тумбочку и стала потихоньку сползать на пол.

У стены стояли металлические ходунки, и Альбина вознамерилась во что бы то ни стало добраться до них.

* * *

Андрей проснулся от того, что Алиса всхлипнула во сне. Он осторожно приподнялся, стараясь не шевелить рукой, на которой лежала ее голова, и некоторое время смотрел, как подрагивают ее ресницы.

Они легли поздно, потому что почти два часа провели в отделении вместе с Олегом. Пили крепчайший чай и говорили обо всем, что случилось, не как чужие люди, а как… Андрею пока никак не удавалось придумать названия их тандему. Не потому, что дружбы как таковой между ними не могло быть, а скорее, лишь по причине нехватки времени для того, чтобы узнать друг друга лучше. Однако Андрей ни на минуту не забывал о предостережении Матвея, и как бы ему не нравился Олег, старался придерживаться лишь основной темы разговора.

На обратном пути Алиса храбрилась, но отчаянно зевала и клевала носом. Когда они добрались до дома, то сразу упали в кровать.

– Как ты, моя отчаянная девочка? – прошептал Андрей, прижимая ее к себе.

– Уплываю…

– Поплывем вместе?

– Ага… – Засыпая, она улыбалась. Ее дыхание становилось все тише и спокойнее.

– Я люблю тебя, – прошептал он, зарываясь носом в ее волосы и ощущая себя абсолютно и бесповоротно счастливым.

…Она вздрогнула и ухватилась за его запястье.

– Тш… – прошептал Андрей.

– Андрей! – пробормотала она и уставилась на ковер. – Где… О, господи! – развернувшись, она выдохнула. – Сон какой-то странный приснился. Не помню, про что, но… – она замерла, когда его руки ласково прошлись по ее спине и затылку. – Голос мамы услышала, такой, знаешь… как никогда раньше…

– Все наладится, – успокоил он ее. – Я все для этого сделаю. Ты как? Еще полежим или будем вставать?

Алиса потерлась носом о его грудь и снова вздохнула:

– Мне нужно убедиться в том, что с ней все хорошо, понимаешь?

– Конечно!

– И потом… я не знаю, как будет потом?

– Я все решу, – твердо ответил он. В этот момент, несмотря на скопище противоречивых мыслей, Андрей был уверен в том, что сможет защитить не только Алису, но и ее мать, о которой у него и мнения-то еще никакого не было. Важно было то, как сама Алиса относится к ней, а она ее любила и переживала. А значит, как бы ни сложились обстоятельства, эта женщина заслуживала того, чтобы к ней отнеслись по-человечески.

Они позавтракали домашними пельменями, которые лежали в хозяйском холодильнике, и отправились в городскую больницу.

* * *

Альбина медленно шла по больничному коридору, толкая перед собой ходунки. Словно маленький ребенок, впервые вставший на ноги, она ощущала себя слабой и беспомощной, держалась поближе к стене, но упрямо шла вперед, радуясь каждому отвоеванному у судьбы шагу.

За то время, пока накануне ее возили из кабинета в кабинет на каталке, она несколько раз видела вывеску «реанимация» и точно знала, что ее муж, вернее, человек, считавший себя ее мужем, а на деле являвшийся тюремщиком, находится именно там. В каком состоянии, она не догадывалась, а спрашивать медсестер и врачей не стала. Наверное, потому что боялась, что не сможет скрыть эмоций и выдаст свою радость, что кто-то наконец пристрелил его.

Оттянув дверь, она с трудом удержала ее и просунула ходунки внутрь коридора реанимационного отделения. Ее неповоротливое тело, больше похожее на квашню, невыносимо раздражало, и Альбина дала себе слово, что приведет себя в порядок. Не для какого-то эфемерного мужа, который теперь вряд ли когда-нибудь появится, а для себя. И для Алисы. Чтобы ее девочка могла гордиться ею. Если, конечно, сможет и захочет…

«Что же ты со мной сделал… – думала она, глядя через стеклянную дверь на лежавшего в палате Бражникова. – Зверь, которому место в клетке. Ты меня не слышишь и не видишь, но знай – больше ты никогда не прикоснешься ко мне! Будь ты проклят!»

– Вы что здесь?

Альбина вздрогнула, когда на ее плечо легла чья-то рука. Это была медсестра, и сейчас она хмурила брови, глядя на нее.

– Можно еще пять минут? – попросила Альбина и перехватила покрепче поручень ходунков.

– А вам можно вставать? – уточнила та. – Вы из какой палаты? Скоро врачебный обход.

– Да-да, я сейчас…

Альбина следила за мигающими огоньками на аппарате и старалась дышать ровно.

«Ты думал, что все можешь. Что твоя власть безмерна. Что ж, есть кое-что, чего ты не в силах изменить. Алиса не твоя дочь. И единственное, о чем я жалею, что не смогла сказать тебе об этом в лицо. Это не месть, Витя. Это судьба…»

Внезапно огоньки забегали быстрее, раздался какой-то резкий звук. Медсестра вскочила и заглянула в палату через стекло.

– Идите, идите, женщина! Пациенту плохо! – выкрикнула она.

Альбина прижалась к стене и облизала сухие губы.

– Господи… – прошептала она и заковыляла прочь, ощущая, как встали дыбом волосы на ее затылке.