Текст книги "Мотылек (СИ)"

Автор книги: Марьяна Сурикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

   – Хозяин...

   Джаральд ничего не ответил. Он поднёс к глазам пачку с моими рисунками и медленно, будто преодолевая жестокое внутреннее сопротивление, один за другим стал бросать их в огонь. Он сжигал в камине себя, меня и чудесные признания в любви. Джаральд! Я беззвучно плакала, прижимая руки ко рту, наблюдая за тем, как горят мои рисунки. Как же я не поняла после слов Изабеллы, что он не просто задумал удалить меня от себя, оставив здесь, в замке, граф принял решение вырвать меня из своего сердца, навсегда.

   В его руках остался последний листок. Он бросил на него взгляд и замер на несколько мгновений. Джим вдруг выпрямился, подскочил к хозяину и ухватил того за руку.

   – Один хоть оставьте, ну что же так душу терзать?!

   – Уймись! – Джаральд вырвал руку, занёс её над огнём, и мне показалось, что вот ещё секунда и моя жизнь оборвётся прямо здесь, на этом самом месте. Сердце отсчитывало последние удары до того, как он разорвёт последнюю связь между нами. Я закрыла глаза, чтобы не видеть, но его полное боли проклятие коснулось слуха, заставило вновь распахнуть ресницы. Джаральд выругался, скомкал тонкий лист и зашвырнул его в угол. Отвернувшись от камина, граф пересёк комнату широкими шагами и стремительно вышел наружу, громко хлопнув дверью.

   Джим подбежал к стене и, опустившись на корточки, поднял рисунок, расправил осторожно и положил обратно на стол. Постоял, повздыхал, пробормотал что-то, а потом снова обернулся к полуразломанной картине.

   – Эх, топором оно сподручнее, – с этими словами камердинер открыл дверь и вышел из мастерской, а я выбралась из своего укрытия. Ноги стали как ватные, и, опираясь рукой о стену, я дошла до стола, склонилась над рисунком и снова заплакала: это был тот самый, который поразил меня больше всех. Стерев с лица слезы, я взяла лист, сложила аккуратно и спрятала у себя на груди. Если он не смог сжечь этот последний, значит, у меня есть шанс. Выйдя из комнаты, я поспешила по лестнице к потайному проходу.

   Я вошла в кабинет без стука. Джаральд стоял у стола, заваленного документами, все остальные вещи уже вынесли. Он поднял голову, взглянул на меня и снова опустил взгляд.

   – Можно поговорить с тобой?

   Рисунок на груди грел сердце, дарил мне слабый лучик надежды.

   – О чём?

   – О твоём отъезде.

   – Говори, – кивнул он и снова сосредоточился на бумагах.

   – Удели мне хотя бы несколько минут.

   – Не могу отказать прелестной даме, – Джаральд отложил документы, прошёл к камину и опустился в кресло, указав мне на соседнее. Садиться я не стала, а заняла место напротив мужа, облокотившись спиной о каминную полку и чувствуя жар от пылающего огня.

   – Я хотела объяснить, почему уехала к Люси. Ты мог подумать, будто я оставила тебя одного после прилюдного признания и общественного возмущения, но это не так. Люсинда сообщила, что смертельно больна.

   – И как её здоровье? – вежливо поинтересовался граф.

   – Мучается, но состояние легко объяснимо, она ждёт ребёнка.

   – Какая удивительная болезнь.

   – Джаральд...

   – Да?

   – В тот вечер на балу я все рассказала маркизе Клиффорд сама, ещё до твоего объявления.

   – Хм, занятно.

   – О чём ты?

   – У маркизы актёрский талант, она так замечательно сыграла недоумение и гнев.

   – Но я не обманываю, ты можешь спросить у неё.

   – Непременно спрошу, как только вернусь.

   – А когда ты вернёшься?

   – Год, полтора. Столько дел накопилось, необходимо все привести в порядок.

   Год, полтора? Я не увижу его все это время? Господи, да я же умру здесь без него!

   – Я поеду с тобой.

   – Будешь жить в замке, с тобой останется часть слуг и охрана.

   – Но...

   – Нет! – отрезал он, пресекая дальнейшие уговоры. Джаральд даже слабой надежды не оставил, что смогу заставить его переменить решение. Надумай я отправиться за его каретой пешком, и то, наверное, охранники не пустят.

   – Ты хотела сказать что-то ещё?

   Сглотнула вставший в горле комок и продолжила через силу:

   – Я всегда полагала, будто ты не любишь меня, что я для тебя забава, развлечение, и когда надоем, отшвырнёшь прочь, как использованную вещь. До последнего не могла поверить в твои поступки, слишком подвластна была своему страху. Я сбежала с Алексом, желая спастись, но не делила с ним постель. Тот раз, что ты видел, был единственным, когда баронет не сдержался и поцеловал меня. Ничего больше он бы не получил, потому что я этого не хотела.

   Однако потом, когда вы сошлись в поединке, я по-настоящему испугалась. Ты уже почти одержал верх, и мне показалось, что если не образумить тебя, Александр умрёт. Я наставила пистолет с целью пробудить твой разум, который затуманила злость, чтобы ты остановился хоть на секунду, тогда бы смогла отговорить. Когда ты бросился мне навстречу, я ничего не успела сообразить, даже не помню, как нажала на курок. Я никогда, никогда не хотела причинить тебе вред, я бы лучше собой пожертвовала, чем стала причиной твоего несчастья.

   Ты пробудил чувства настолько сильные, что я прежде даже не подозревала об их существовании. Джаральд, меня с самого детства учили совершенно иному: вести себя достойно, следовать заученным правилам, а, достигнув определённого возраста, выйти замуж, быть преданной женой, стать хорошей хозяйкой и растить детей. Ты весь мой мир перевернул. То, что ты делал со мной, какие чувства вызывал... все это совершенно не вписывалось в мои представления, ни во что, о чём знала, чему училась. В этом кроется причина, почему всегда бежала от тебя – я пыталась отвоевать жизнь, которую считала достойной и правильной.

   – Милая, – Джаральд поднялся, глядя на меня сверху вниз, – как я уже говорил, все это у тебя теперь есть. Живи спокойно, достойно и правильно. Даже чересчур настойчивый супруг отныне перестанет докучать. Замок в твоём полном распоряжении.

   Он хотел отойти, а я поймала его за руку.

   – Нет, Джаральд, нет. Только когда убежала, поняла, что без тебя мне никакой жизни не надо. Ты самое главное, основа моего существования, я не смогу без тебя, я тебя люблю больше всего на свете.

   – Любишь? – он грустно усмехнулся, коснулся кончиками пальцев моей щеки, а когда хотела прижаться к его ладони, убрал руку.

   – Это очень красивые слова, моя родная, но только слова. Ты, как и прочие женщины, готова любить за определённую плату. Твоей платой было замужество, и после моего публичного признания, ты вдруг решила ответить на мои чувства? Теперь тебе захотелось супружеской идиллии, поэтому пытаешься уверить меня в своей любви.

   – Джаральд, поверь мне! Поверь ещё раз! Я совершила ошибку, я не идеальна, признаю. Ты разочарован, потому что я оказалась не ангелом, а обычной женщиной. Но ведь даже после этого разочарования твои чувства не угасли, они все ещё живут в твоём сердце, значит, они настоящие.

   Я достала из-за корсажа смятый листок, протянула ему.

   – Я нашла рисунок, Джаральд. Давай начнём все сначала, перепишем нашу историю, забудем и простим друг другу все ошибки. Не уничтожай, не губи это чувство в себе. Мы можем быть счастливы.

   Он повернулся, задумчиво взглянул на рисунок, взял его кончиками пальцев.

   – Я ждал Розалинда, ждал и хотел забыть. Простить и то, что выбрала не меня и готова была убить. Достаточно было одного намёка с твоей стороны, намёка без фальши, что ты можешь полюбить, а не платить любовью взамен. Я не увидел ничего, кроме тонкого расчёта и стремления к достойной жизни, так получи её теперь и наслаждайся, а я устал ждать, с меня довольно!

   Одним коротким движением он отправил рисунок в огонь.

   Помню, что выбросила руку, пытаясь поймать, схватила только воздух и увидела, как огонь накинулся на тонкий лист. Тонкий жалобный крик прозвучал вдруг в огромном кабинете, похожий на стон маленького смертельно-раненого зверька. Я смотрела в прожорливое пламя, в котором скукоживались изящные линии, чернели нежные краски, и сердце обугливалось и превращалось в золу. Отвернулась от камина, пошла к двери, все убыстряя шаг, не видя ничего вокруг.

   – Рози, – его оклик долетел вослед, но я не обернулась. Так желанное когда-то онемение снизошло наконец, чувства притупились, я побежала куда-то, не разбирая дороги, пока не очнулась на краю высокого стрельчатого окна. Западная башня. Почему-то все дороги приводят сюда. Наверное, это особенное место для мечущихся душ, место скорби и отчаяния.

   Я смотрела вниз, там далеко была земля, а над головой бескрайнее синее небо. Помню, граница между ним и землёй расплывалась перед глазами, я не видела чёткой картины, только знала, что если вот так качнусь вперёд, раскину руки, то полечу, полечу, а потом забудусь навсегда и мне больше не будет больно.

   Сделать шаг и конец. Я качнулась, но пальцы вдруг вцепились в каменные стены, чувствительные кончики ощущали каждую щель, каждую выбоину в старых камнях. Боже! Что я делаю? Нельзя так, нельзя! Почему я сдаюсь? Потому что не смогу без него. Что же ещё остаётся? Какой смысл теперь в том, чтобы дышать, открывать глаза и проживать день за днём, если он никогда меня не простит?

   Я снова посмотрела вниз, так просто и так сложно сделать один шаг, единственный шаг длиною и ценностью в целую человеческую жизнь. Просто – потому, что это кажется решением всех проблем, сложно – потому, что обрывать жизнь, свою ли, чужую, – это преступление.

   Я ощутила странный холод, он пробежался морозной дорожкой вдоль позвоночника, гнетущая, тяжёлая тоска заполнила сердце, я повернула голову. Едва заметное мерцание совсем неподалёку, на расстоянии вытянутой руки, чуть более сгустившийся воздух, лёгкое марево, приобретшее очертания женской фигуры, прозрачное лицо и пустые безжизненные глаза. Неуловимые смазанные движения будто призрак плавно перетекал из одного места в другое, но мне показалось, что она протянула ко мне руки, и холод прошёл насквозь через все тело, заморозив меня на долю секунды, и я шагнула за край, край времени.

   Мир вдруг завращался перед глазами, и я увидела замок откуда-то сверху. На краткий миг померещилась мне картинка двух неподвижных тел у подножия старой башни, а потом меня потянуло куда-то вверх, и я полетела среди серых голых камней, обозревая унылый пейзаж, очутилась внутри мрачных пустых коридоров заброшенного древнего замка. Казалось, жизнь давно покинула его. Здесь было пусто и холодно, только тоскливый ветер гонял пожухлые листья по чёрному каменному полу. Комнаты без мебели, голодные зевы каминов, которые не топились много лет подряд. Лишь пронзительная тоска и одиночество обитали здесь.

   Я вздрогнула от пробежавших по телу мурашек и очнулась. И словно увидела жизнь заново. Там, вдалеке, среди облаков летали птицы. Вокруг был живой мир, и солнце касалось ласковыми лучами кожи. Чувства окружали меня со всех сторон во всём своём многообразии. Боль была лишь частью, малой частью их проявления. Пока я живу, ничего не потеряно.

   Я отступила назад, чтобы спуститься с подоконника, но каблук туфли попал в выбоину между камнями, я запнулась и качнулась вперёд, руки прошлись по камням, соскальзывая, сорвались со своей опоры, взмахнули в воздухе подобно двум крыльям, и вся прошедшая жизнь вдруг уместилась в один миг, промелькнувший передо мной до того, как я полетела к подножию башни. И последнее, что помню, прежде чем погрузилась в темноту, это лицо моего Джаральда, и тепло его рук вокруг своего тела.

   Я возвращалась в сознание медленно, выплывая из вязкого серого тумана, раскрыла глаза, обнаружив себя на каменном полу, возле окна, и увидела Его.

   Бледное почти восковое лицо, безумный взгляд, лихорадочный огонь, горящий в синей глубине. Дрожащие пальцы ощупывали мою шею, плечи, руки, а шальной взор метался по лицу, с жадностью всматриваясь в каждую чёрточку. Рядом раздавался тихий рык взъерошенного Рика.

   – Жива, – выдохнул, будто не веря самому себе или отчаянно страшась услышать отрицательный ответ.

   – Да.

   Он сжал за плечи, привлекая к себе, до хруста тонких костей, до пронзительной боли в сердце.

   – Не смей, никогда больше не смей, слышишь!

   Я обняла его плечи, прижалась щекой к его щеке, чувствуя холодные капли, может мои, может его слезы.

   – Почему, Джаральд, почему не хочешь, чтобы избавила тебя от себя? Ты будешь свободен.

   – Нет! – он сжал ещё крепче.

   – Почему не хочешь, чтобы я спрыгнула? – прошептала тихо-тихо, больше всего желая сейчас услышать его ответ.

   – Потому что я прыгну следом.

ЭПИЛОГ

   Мой мотылек, лети к свободе,

   Огонь не может слабо тлеть,

   Способен опалить на взлете,

   В нем суждено тебе гореть.

   

   О мой огонь, уж выбор сделан,

   Лететь на волю не могу,

   Я променяю свои крылья,

   Чтоб быть с тобой пока дышу.

   Как больно любить, как страшно любить и какое великое счастье любить. Бесконечное время назад, в нашу первую встречу, когда с первого взгляда я потеряла сердце, еще не знала, сколь высокую цену придется заплатить за свои безумные чувства. Тогда я не была готова к этому, сейчас отдала бы все, не задумываясь.

   Солнечный свет лился сквозь окна, и я очнулась от сладкой дремы, но не шевельнулась, наслаждаясь ощущением чудесной близости. Под пальцами мерно вздымалась обнаженная грудь моего графа, а моя голова покоилась на его плече. Я так и уснула вчера, утомленная, в его объятиях, зато как сладко было просыпаться сейчас. За окном властвовало морозное утро, а я нежилась в лучах расцветающей в душе весны. Так зеленая травка робко пробивает себе путь к яркому солнцу, раскрывает хрупкие листочки, чтобы со временем окрепнуть.

   Это было наше первое утро после сказанных у окна западной башни решающих слов, после сделанного нами обоими выбора. Мне не забыть искаженных болью черт Его лица, Его взгляда и ужаса, заставлявшего дрожать пальцы, гладившие мои скулы. Рядом тихо рычал взъерошенный Рик, благодаря которому Джаральд и успел отыскать и поймать меня перед падением. Только на пса я не смотрела, я не могла отвести взора от мужа. Это созерцание доставляло истинное наслаждение, пусть и через боль, оно насыщало его впервые обнаженными предо мной чувствами, настолько сильными, что сложно было до конца осознать их глубину.

   – Рози... – он сжал меня снова, потом встряхнул, потом поцеловал.

   Бывают поцелуи, что святое причастие, они освобождают душу, благословляют ее светлым ликованием, наполняют самыми ясными эмоциями. Бывают поцелуи, грешнее порочной ночи, они отравляют, губят и дарят самое низменное, самое испорченное удовольствие. А бывают поцелуи, чудесно соединившие в себе все. Они заставляют тебя по-настоящему умирать от прикосновений другого человека, а потом возносят к бесконечно высоким, светлым вершинам. Так целовал меня Джаральд. Он давал отведать горькой отравы, чтобы после своей гибели я могла познать настоящий рай. Рай на земле рядом с обольстительным, удивительным, непостижимым мужчиной.

   После его поцелуев я почти лишилась сознания и очень смутно помню, как он снес меня вниз, в кабинет. Вспоминаю, что сидела на его коленях, прижатая к широкой груди и слушала биение сильного сердца, покрытого белесыми полосками шрамов. О них я узнала гораздо позже, а в тот момент замерла в его руках, ощущая удивительное таинство между нами, словно на исповеди.

   – Джаральд, – я чуточку отодвинулась, – я передумала прыгать, но нога подвернулась, когда попыталась сойти с окна.

   Он оторвал взгляд от камина, снова посмотрел на меня, потом осторожно обхватил ладонями мое лицо, приблизил к себе.

   – Я думал, что могу отказаться от тебя. – Голос звучал спокойно, но глубокие нотки, еще хранящие толику отчаяния, проникали в самую душу. – Если бы не поймал на краю окна, поймал бы с той стороны.

   Мы уехали в Шотландию вместе в то чудесное утро новой жизни, когда я проснулась в его объятиях. Впереди лежал долгий путь не только в иную страну, но и друг к другу. Нам предстояло заново узнавать себя, научиться быть вместе без масок и щитов.

   Это было удивительное путешествие и самое захватывающее в моей жизни. Прежде никогда не удалялась от дома так далеко. Нашу поездку с Александром на север Англии едва ли можно назвать благополучной, тогда я мало что замечала вокруг себя, зато теперь вовсю наслаждалась новыми открытиями. С Джаральдом ехать вместе через всю страну было невероятно занимательно. Он оказался опытным путешественником, и я только диву давалась, откуда у утонченного светского ловеласа такой опыт. Очень любопытно было узнать о его жизни до того, как он женился на моей мачехе. И однажды я подступилась к супругу с расспросами, а он отмахнулся, заверив, что ранняя седина меня не украсит. Тогда я предложила ему написать дневник как тот, который когда-то составил мой отец и, показалось, будто эта мысль запала графу в душу.

   Жизнь в старом шотландском замке – это период, который я со счастливой грустью вспоминала позже, после возвращения в Англию.

   Это было сказочное место. Со скалистого холма, на котором построили замковые башни, открывалось чудесное зрелище: прелестная небольшая бухта и блестящая гладь бескрайнего моря. Несмотря на то что не весь замок сохранился в первоначальном виде и какие-то части строения были снесены по причине ветхости, я находила его очень красивым. Он отличался от большинства подобных сооружений еще и тем, что был сложен из красного песчаника.

   Время, проведенное в Шотландии, осталось в моей памяти как самое удивительное. Может быть потому, что сразу по приезде мне был предложен выбор.

   – Поехали в Эдинбург, Рози, я представлю тебя высшему обществу, – сказал супруг.

   Не знаю отчего, но это предложение не нашло отклика в моей душе.

   – Если задержимся в замке, родная, мне придется подолгу оставлять тебя одну. Основной доход с этих владений приходится на торговлю шерстью, которое мы сбываем производителям шотландского сукна, и поэтому я намерен объездить все удаленные пастбища. Поместье находится в более запущенном состоянии, чем замок Рокон, и я хочу привести его в порядок.

   Я ответила тогда, что не поеду в Эдинбург, а два дня спустя, когда супруг заглянул в гостиную, чтобы попрощаться, его ждал сюрприз. Граф остановился в дверях, изумленно изогнул бровь и окинул меня заинтересованным взглядом.

   – Леди Розалинда? – с усмешкой уточнил он, разглядывая свою похожую на мальчика супругу в просторных шерстяных штанах, теплой крестьянской рубахе и скрепленном на плече шотландском пледе. Свернутую на затылке косу я спрятала под клетчатым беретом.

   – Ваш верный слуга, граф, – я низко поклонилась, – готов услужить господину всем, чем пожелаете, в долгой дороге.

   Он улыбнулся и переспросил:

   – Действительно всем?

   – Без сомнений, ваша светлость.

   – Такой слуга мне пригодится, – с дьявольской усмешкой парировал супруг, – что же ты замер, как вкопанный, нам пора отправляться в дорогу.

   Недели изнурительных путешествий и ни одного развлечения, иная леди пришла бы в ужас. Наверное, спроси меня кто-нибудь, что бы я предпочла: жить в довольстве и достатке, ведя жизнь благородной графини, с балами, светскими раутами и поездкой по магазинам и театрам, или же терпеть все неудобства путешествий и переездов, – я бы выбрала последнее. Ехать день за днем по бесконечной дороге рядом с Джаральдом, ощущать ни с чем не сравнимую свободу, без рамок и ограничений, сидеть с ним у костра и слушать интересные рассказы или же вступать в жаркие споры и засыпать мужа вопросами, а по ночам чувствовать, как бьется рядом сердце любимого человека. Это была иная сторона жизни, совершенно отличная от той, к которой я привыкла с детства, и она привлекала меня намного больше.

   Кем я стала для своего мужа за то долгое время, что мы провели бок о бок? Наверное, мягким воском, обнимающим тонкий фитилек, на конце которого ровным пламенем горит огонь. Он освещает другим путь, он бросает пятна яркого света на древние страницы книг, он мягко ласкает тела любовников, слившихся в чувственном экстазе. Но без воска огонек погаснет, а без огня воск застынет твердой бесформенной массой, не узнав, что значит таять от счастья в жарких ласковых объятиях своего пламени.

   Платой за мой выбор стала твердая уверенность в том, что, взбираясь следом за Джаральдом по горной тропинке, задыхаясь от недостатка кислорода и сбивая ноги об острые камни, в любой момент, когда оступлюсь, меня поймают его сильные пальцы, удержат над любой горной бездной. А когда совсем не смогу идти, то невзирая на больную ногу, на рану, нанесенную моей рукой, муж взвалит к себе на плечи и понесет вперед.

   А еще у него на груди, в потайном кармане, хранится маленькая миниатюра Мадонны. Джаральд купил ее у старого мастера в крошечной шотландской деревушке по совершенно невероятной для такой мелочи цене. Когда я удивленно спросила, зачем, граф ответил, что нашел образ идеальной женщины и отныне это его талисман. А потом спрятал картину в карман и не давал мне смотреть, пока я сама не вытащила миниатюру тайком.

   Ничего особенного на первый взгляд: потемневшее дерево, которое следовало заново покрыть лаком, местами облупившиеся кусочки краски и очень необычное изображение Пресвятой Девы не в виде ангельского высшего создания, а в облике земной женщины с нежной улыбкой на губах. И лишь только внимательно взглянув в ее лицо, я увидела сходство в наших чертах. На обратной стороне картины, знакомым почерком были выведены слова: «Мы погибаем16, когда наше божество падает с небес, попадая к нам в руки»

   ГЛОССАРИЙ

   1 Доезжачий – старший псарь, занимающийся обучением борзых и гончих собак и распоряжающийся ими на охоте.

   2 Днёвка – дневной отдых, сон (птиц, животных). Дикий кабан питается в основном ночью, а днём предпочитает где-то отлёживаться. Он никогда не отдыхает в местах ночной кормёжки. При загоне кабана необходимо точно знать, в каких местах кабаны останавливаются на днёвку.

   3 Барбакан – открытое пространство между внешними и внутренними воротами, окружённое стенами и служившее ловушкой для врага.

   4 Донжон – укреплённая главная башня замка, окружённая стенами с бойницами.

   5 Какелон – котелок или глубокая чашка на ножках для приготовления фондю. Ножки нужны для того чтобы под котелком можно было расположить газовую горелку или свечу. Какелон может быть керамическим или из глины, металла.

   6 В XI-XII веках в английской литературе преобладали церковно-дидактические произведения («Ормулум», «Ода Морали»).

   7 В XVI веке Генрих VIII начал процесс ликвидации монастырей и передачи монастырского имущества в собственность королевского дома Тюдоров. Ликвидации подлежали все монастыри с ежегодным доходом менее 200 фунтов стерлингов. К 1540 году около 800 монастырей в Англии были закрыты. Монастыри Ирландии и Уэльса также пострадали, но в меньшей степени, а Шотландия в то время была отдельным королевством.

   8 Месса – центральное богослужение Римско-католической церкви, католическая литургия, в xоде кoторой хлеб и вино, используемые в богослужении, пресуществляются в Тело и Кровь Иисусa. Текст мессы oбычнo поется, в некоторыx случаяx читается

   9 Капитул – общее собpание членов какого-нибудь ордена.

   10 Клеймо распутницы в виде трёх лепестков лилии (цветок считался символом Девы Марии) выжигали на теле проституток (распутниц), а также воровок, дабы духовной чистотой цветка очистить грешное тело. Клеймо ставили не на лбу, руке или другой открытой части тела, а там, где его можно было скрыть (чаще на плече).

   11 Гретна-Грин – небольшая деревня на юге Шотландии, с 1753 года на целых два столетия ставшая популярным местом среди влюбленных, которые не могли пожениться из-за ужесточения положения о браке в Англии и Уэльсе. В Шотландии ограничения не имели силы, а деревня Гретна-Грин была первым населенным пунктом по ту сторону границы на дороге из Лондона. Здесь юноши и девушки могли вступать в брак, не спрашивая ни у кого разрешения, соответственно с 14 лет и 12 лет. Для этого было достаточно в присутствии свидетеля назвать друг друга супругами.

   12 Криббедж – карточная игра для двоих игроков. Для игры используется полная колода – пятьдесят две карты. Старшинство карт – от туза до короля. Козырей нет. Цель игры – раньше противника набрать сто двадцать одно очко, составляя различные комбинации с помощью своих карт и карт соперника.

   13 Предметы дамского туалета, похожие на современные трусики, появились только в конце 19-го века. Первыми их начали носить куртизанки, и прошло немало времени, пока их признали аристократки. Но даже в конце 19-го века эта интимная часть гардероба была далека от современного прообраза. Штанины между собой не сшивали из гигиенических соображений. Верх панталон прижимался к телу корсетом, из-за этого справить естественные потребности одетой женщине было весьма проблематично. Сшили штанины только в конце 19-го века, но консервативные дамы продолжали носить панталоны без шва, заявляя, что молодёжь распустилась до безобразия.

   14 Монокль – один из видов оптических приборов для коррекции или улучшения зрения. Состоит из линзы, как правило с оправой, к которой может быть прикреплена цепочка для закрепления на одежде, во избежание потери монокля.

   15 Африканская ассоциация – ассоциация по продвижению открытия внутренних областей Африки, была основана Сэром Джозефом Банксом в 1788 году, позже в 1830 году вошла в состав Королевского географического общества.

   16 Английское слово «be lost» можно также перевести, как теряем себя, пропадаем. Здесь очевидна игра слов, использованная графом, и намек на их с Рози историю.