Текст книги "Живи ярко! (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Однажды Андрей выбрал дождливый день, самый пасмурный в сентябре. Я открыл дверь, за которой стоял мокрый Каган с курткой в руках. Тявкнул щенок, и спустя минуту неуклюжий Арчи уже петлял по незнакомой территории, оставляя первую лужицу на полу, а мои губы жадно хватали в поцелуе… Андрей был первым мужчиной, с которым я начал что-то серьёзное.

К чему я это начал вспоминать? Душу погреть. Или поразиться самому себе? Я не сразу подпускаю людей, не потому, что боюсь. Доверять тяжело. Многие из моих знакомых изволили отвернуться, узнав, что я, такой интеллигентный, из «таких». Один даже попытался нагадить своеобразно, написав анонимку начальнику. А сейчас… что происходит сейчас? Протянул руку незнакомцу, лица которого даже не представляю. Едем ко мне. Я терплю грубые нагловатые выходки и стёб, и меня это… хоть и раздражает немного, но как-то заводит не по-детски, словно вышел к самому опасному и крутому подъёму и бросаю ему вызов. Ему?.. Или себе?.. Хочу… Надо что-то поменять. Яркости прибавить, что ли.

Яр. Яркость. Яркий. Блин, понеслооо.

Ярослав.

В лес его, что ли, отвезти? Чтобы не садился с кем попало в машины. Вроде взрослый мужик, а ведётся на провокации как пацан. Или остопиздела ему осторожность, как и мне до блевоты… скорее всего, так и есть. Не скажу, что особо люблю помогать людям, были в жизни периоды, когда от меня отворачивались и свои, и чужие, с тех времен выработалось стойкое противоядие к любого рода обидам и претензиям, наверно поэтому чужое мнение мне, примерно, по колено, и плевать я на него хотел, если это не несёт урон моей репутации или не ставит под сомнение воспитание. Бабушка не виновата, что готовила меня к лучшей жизни, а я в армию неудачно сходил, потом в институт, потом на работу… Вообще не в своё время родился, как видно. Так чего я прицепился к этому парню?.. Наверное потому, что он первый за долгое время, к кому не чувствую жалости.

– Супермаркет на углу подойдёт? – притормаживаю возле входа, скидывая «удавку» и оборачиваясь к пассажиру. – Или тебе элитный какой подавай?

– Мне обычный, пожалуйста.

– Вот и здорово… закрой, бля, дверь! Не видишь – велосипедист, СУКА, – это я уже в окно заорал, ездят где ни попадя, – едет.

– Не поверишь, не увидел, – психанув, убирает руку от двери и сидит, насупился.

– А… ну да, тупанул, – почесав загривок, делаю выводы. Велосипедист скатился с велика и идёт пешком, хорошо идёт, быстро. – Ну, двинули?

До магазина доходим без происшествий. Откуда бы им взяться, когда я каждый шаг комментирую вплоть до собачьего дерьма, и в тот момент, когда у Геры сдают нервы, я… блин, ну отвлёкся, там коньяк был по акции… он наорал на незнакомого мужика, который оказался рядом. В итоге он перестал со мной разговаривать, упёрся в холодильник и стоял там, выбирая на ощупь курицу. Могу признать, что действия его были мягкие и плавные, не угловатые и резкие, как обычно, скорее всего, память рефлекторная и привычки делают свое дело.

– Картошку брать?

– Отвали.

– Возьму две.

– Картошины?

– Сетки, балда. Рыбу брать?

– Нет.

– Тогда красную.

– Вот угораздило… – по Гере вижу, знал бы где стена, побился бы об нее головой.

– Яйца брать? Или свои ещё не сносил?..

– Брать. Чего ржёшь?

– Да не, просто.

– Масло, сыр, майонез, прокладки, кофе…

– Прокладки зачем?!

– Да это я перечисляю, что у женщины рядом в тележке, может, что пригодится.

– Особенно прокладки.

– Тебе тоже на «пять капель»?

– ПРИДУРКИ! – взвилась бабёнка и уцокала в сторону кассы.

– Я с ней согласен, ты, Ярослав, слегка того… умеешь перегнуть.

– Это ты на меня так влияешь.

– Освободить тебя от своего влияния?

– Нет. Ты мне обещал торт.

– Когда?

– О, смотри, один берёшь, чай в подарок…

– Зачем тебе чай?

– Твои же деньги экономлю.

– Я ещё и платить должен?

– Можешь натурой рассчитаться на кассе, там на тебя кассирша слюни пускает уже час.

– Мы здесь уже час?!

– Почти.

– Бери уже долбаный торт, какой любишь, и пошли быстрей!

– Не кричи, мой фюрер, я пока не определился. Зато выбрал коньяк.

– Как?.. Винно-водочный в другом конце магазина…

– Ну… сходил, пока ты тут стоял…

Когда мы вывалились из магазина, степень терпения Геры была проверена – сработаемся. Обычно стараюсь вообще не вступать в переговоры с людьми, прячась под капюшоном и за выставленным внутренним щитом, но этого кадра хотелось сломать, чтобы узнать что внутри. А он, сука, бронированный, хотя на вид мягкий, как воск. Вот что тянет… узнать, где у него эта кнопка беспомощности и паники, чтобы сам ткнулся мне носом в грудь… Ведь Гер теряться должен постоянно, а он словно через сцепление с землёй получает в мозг необходимую инфу. И не боится же… Один раз прошёл и словно все щербины на дороге по шагам пересчитал. Мистика какая-то.

– Дерьмо всё ещё лежит? – интересуется, не убирая руки с изгиба моего локтя, и на всякий случай перешагивает. Бля, только сейчас понял, как мы со стороны для обычного несведущего обывателя смотримся.

Оказывается, супермаркет рядом с Тумановской высоткой. И мой «крот» внезапно самовольно и уверенно отрывается от меня и, весёло постукивая тростью по бордюрам и оградкам, топает к своему дому. Я с куевой хучей пакетов прусь за ним. А Гер тортик несёт. А если наеб… преграду не преодолеет? А это любимый «Наполеон». Туманов демонстрирует настоящие чудеса перемещения, даже головой успевает крутить, ловит звуки вокруг себя: остановился перед тронувшейся машиной, пропустил бегущего малыша… Я зато следом чуть «Ауди» в бортину не боднул, ребёнка сумкой не зацепил, о ступеньку не запнулся. Может, напиздел, что слепой? Может… я ему понравился?

Герман

В своём районе совсем успокоился: всё привычное и знакомое. За спиной пыхтит помощник, не видит моей загадочной улыбки. Через эту коварную ступеньку летят все зрячие. Тихий мат портит благозвучную тишину двора. Если бы запахал сильнее, было бы громче? Улыбка уже превращается в оскал: сейчас Сенька на трехколёсном велосипеде. Этот четырёхлетний экстремал всегда думает, что проедет рядышком, и всякий раз получается по ногам.

Снова мат. Есть контакт!

– Дядя, плости!

– Купишь мне новые пальцы, мелкий! – рычит Яр, но тон его довольно миролюбив. Голову пацану отвинчивать не бросается, всю брань тщательно проглотил. Опять шуршит за мной, через заслон входной двери с магнитным замком.

– Ты на каком этаже обитаешь?

– На десятом. Не бойся, у нас лифт… не работает! – ощупываю табличку на воротах. – Прочитай, как надолго ремонт!

– До ишачьей Пасхи!

– Ой, как неудобно! – почти вспархиваю на лестницу. Для меня пройтись пешком по ступеням – своеобразная тренировка, нагрузка минимальная, как нечего делать. Но Яру, несущему килограммов десять, наверное, немного некомфортно. Пикироваться начинаем примерно через пролёт:

– Ты мне мстишь, да? – пыхтит шумно за спиной и бьёт меня по заднице пакетом. – А я-то думал, ты порядочный, благовоспитанный гражданин…

– Не лишённый чувства юмора.

– Короче, злопамятный, – поднявшись на нужный этаж, с психу бросает пакеты, пока я ловко с первого раза попадаю ключами в скважины и открываю дверь.

Оба слышим жалобное «чпок».

– Яйки всмятку, – дельное замечание. – Значит, на ужин будет омлет, – оптимист, однако, хотя по манере поведения так и не скажешь. – Признайся, сейчас на меня накинется твой… собакен! – по интонации понимаю, что Арчи мой кусать его резко перехотел.

У Яра, вообще, уровень счастья заоблачный, будто он псов отродясь не видел. Бред какой-то! Арчи чужих недолюбливает, а этого тем более должен был, если чувствует моё напряжение… а кстати, где моё напряжение?

– Какой хороший… – на губы выплывает наивнейшая улыбка. – Сколько котлет получится… – А вот это уже не хорошо.

Протягиваю ладонь, жду, когда влажный нос ткнётся в неё. Это правило: значит, со мной всё действительно в порядке. А мужик рядом – суперсложный квест. В тесноватой прихожей не развернуться. Совершаю изящный поворот вокруг своей оси и грудью сталкиваюсь с Яром… Обе ладони непроизвольно выбрасываются вперёд, в порыве отстраниться, потому что его дыхание мне в лицо обезоружило и заставило позабыть все слова. Близко! Очень близко… Толкаю руками от себя нерезко, несильно, просто чтобы понял меня.

Ярослав

Только зайдя внутрь, чувствую, как каждый миллиметр пространства им пропитан. У каждой квартиры свой запах, а здесь все, буквально все пахнет ИМ, сластит на кончике языка, что начинает кружиться голова. Но, сука, тесно. С Герой сталкиваемся после его неудачных манёвров, и оба поднимаем руки вверх. Если бы он мог, то увидел бы, как отзеркалили движения друг друга, только он упёрся ладонями мне в грудь, а я успел отдёрнуть свои, чтобы он не заметил, как такая же нервозность и настороженность передалась и мне.

– Как тебе моя грудь? – надо срочно разрядить обстановку, а то мужик и так порядком натерпелся. Для пущего эффекта приподнял сначала одну грудь, потом вторую, эффект налицо, Гера с звучным «вот кабздец» убрал руки, причём сразу в карманы. Я заржал. По-свински, признаю, но сдержаться не смог.

– Так где тут чай наливают? – разглядываю в упор мужчину, пока он сбрасывает туфли и ставит их аккуратно на полочку.

– Тут сначала моют руки и продукты разбирают, – двигается Гер по квартире как танцует, лёгкими касаниями рук отлавливает стены и косяки, углы шкафов и межкомнатные двери. А я им засматриваюсь и уже слишком опасно. Смог бы я так? Особенно, если помнить свою полноценную жизнь. А этот «крот»-оптимист так просто крушит мою беспристрастность.

Несу тяжеленные пакеты на кухню. Эм… он слепой, или где? Где срач, щербатые от постоянного падения чашки без ручек, эмалированные миски, уделанная плита и крошки на столе и полу?! У меня данное помещение в разы грязнее.

– С матерью живёшь? – приходит на ум рациональное решение.

– Нет. Один. А что?

– До неприличия чисто.

– А так бывает?

– Скорее, не бывает. Хочешь у меня домохозяином работать?

– Нет!

Я выкладываю продукты на стол по одному, громко объявляя, как на кастинге. Гер улыбается и рассовывает провиант по местам. На меня пристальным взглядом неподкупного прокурора смотрит здоровый хаски. Вот что бы не завести хомячка или рыбок? Нас не спеша представляют друг другу. Арчи. Вот бы я удивился, если бы Трезор оказался. Подходит, обнюхивает от колена до щиколотки, потом двигает к своему драгоценному хозяину. Лапой толкает нижний выдвижной ящик, чтобы ненароком не зацепился и штаны не рванул. Охереваю… с таким надзирателем зачем ещё тратиться?

– Права есть, умеет водить?

– А? – Гера оборачивается на мой голос и зря, тянет по инерции на себя какую-то коробку.

– Воздух! – рявкаю, как выстреливаю… он резко хватается за голову, улыбка словно застывает, делаясь искусственной. И я слышу мерзкий скрежет металла, который забыть уже не смогу, пока лоботомию не сделают или… Но сейчас не обо мне песня.

Подхватываю коробку, отбрасываю на стол, муторно долго перевожу дыхание.

– Сам разложу, – не к месту завожусь и, убрав собачий хвост, переступаю ближе к шкафам, а Геру за шиворот оттаскиваю чуть в сторону. Настроение резко падает ниже плинтуса, а наклониться и поднять его нет никаких моральных сил, поэтому чай мы пьём молча. Я тупо разглядываю своего нового знакомого, и он это чувствует, вертится на стуле и норовит отвернуться. Здоровый меховой сожитель прибился к его ногам, но одну из лап уложил мне на ступню, это, видно, чтобы я не сбежал. К моему удивлению, бежать не хочется. Хочется тупо молчать ни о чём, и самое смешное, что в воцарившейся тишине чувствую себя комфортно. Постепенно отступает суета этого дня и возвращается реальность.

Гера ест торт. Ест аккуратно, не давая даже возможности подъебнуть. Сам сладкое не перевариваю ни в каком виде, но кусок съедаю, чтобы не обидеть хозяина.

– Слушай, – начинаю говорить первый, когда всё отчетливее читается на его лице усталость. – Я понял, что ты не пропадёшь. Даже тортом, вон, не засрался… Навязываться никогда не умел, да и не вижу в этом смысла, ты мне никто, как и я тебе. Если помощь понадобится – наберёшь, чем смогу.

– Хорошо.

Провожая меня, он всё время «смотрит» в пол и не поднимает взгляда. Обидеть я его не мог, по сути, ничего ему не должен, тогда чего такая кислая мина?.. Напрягает.

– Я свой номер на листке записал, там, на тумбе.

– Ага, – нервно усмехается и трёт нос, пряча улыбку. – Потом в телефон внесу. Удачи, Яр! – и протягивает руку, на которую смотрю, как будто он мне сделку совестью предлагает. Цепляю, прощаюсь, отпускаю. Не нужен я ему, Гер в гармонии с собой, а Соколов ещё ни себя, ни мир вокруг не простил. Бубню под нос «досвидос» и шагаю из чужой квартиры назад в реальность, знаю, не позвонит… не будет необходимости…

Возвращайся, Яркий… Ненадолго отпустило душу в рай – и ладно!..

====== Глава III ======

Ярослав

Суета захлестнула с головой. Всего за час. Пока доехал до дома, чуть не встрял в жопу «Мерину» – это я задумался, – потом на перекрёстке меня чуть не догнал «Ниссан» – это он, козёл, водить не умеет, – переполнился, в общем, радостных впечатлений. Домой шёл через винно-водочный. Коньяк у Германа забирать не стал, неудобно вроде как, вдруг сам бухнуть захочет. Пока раздевался и споласкивался, дошёл до мысли, что я клинический идиот. Каким местом он должен мой номер увидеть, если он не видит – вопрос риторический. Поржал. Расстроился. Снова поржал. Пришёл к выводу, что это Герман во всем виноват – стало полегче.

Алкоголь плавно покачивал меня на волнах бессознанки, когда бутылка приличной водки опустела на одну треть. Не было желания напиться, была жизненная необходимость отключиться. Сегодня не помог даже душ, этот проклятый день не хотел смываться, пропитав меня запахами и эмоциями посторонних людей насквозь, даже когда растирал кожу до красноты жёсткой мочалкой. Ныли старые шрамы. Всё время тянуло грудь, и я понимал мозгом, что боль фантомная, что не болит уже, а только со мной существуют старые метки, но тот день возвращался наплывами снова и снова. Я, как и тогда, чувствовал, как битое стекло разрезает на лице кожу, и из раны начинает сочиться липкая, тёплая кровь, заливая распахнутые от ужаса глаза. Как ломается сразу два ребра от удара, а порванное железо раздирает грудину, врезаясь в мясо. И свой крик я тоже слышу. От него звенит в ушах и не стихает головная боль, словно дятел-трудяга долбит без остановки в затылок. А потом темнота, больница, реанимация, недельная кома…

Соседи снова колотят по батарее, и я устал с ними ораться, что это не я слушаю музыку, а квартирой правее. Поэтому просто стекаю на пол, прижимаясь к нагретому чугуну, и делаю долгий глубокий тяжок. Дым горчит на губах и языке, «кусает» лёгкие и с неохотой покидает мой организм. Такое чувство, что не могу вдохнуть полной грудью, словно что-то или кто-то заполнил лёгкие собой. Улыбчивое лицо Германа стоит перед глазами, даже когда закрываю их. Я, когда в себя пришёл и понял, что произошло, так не улыбался, я на хуй слал даже самых близких, с врачом принципиально отказывался общаться после его «всё будет хорошо». Куда хорошо?.. У кого?! Я мёртвые лица забыть не могу. И людей подпускать к себе тоже отказываюсь.

Стянув с рук напульсники, растираю грубые шрамы, эти – заработал сам. За них не стыдно. Стыдно было, что соседку до инфаркта довёл, когда нашла, и сына её малолетнего, ревущего надо мной, как над родным. Это, пожалуй, единственное, о чём жалею.

Протянув ноги и поморщившись от того, что заныли отсиженные конечности, с неприязнью кошусь на бутылку. На сегодня хватит. Достаточно поднял градус, чтобы уснуть. Но не хватает ещё одной детали. Набираю номер по памяти, диктую адрес и жду минут пятнадцать. На вызов приезжает миловидный, хотя на вид и слишком простоватый парень, сегодня – блондин… в очках. Захотелось именно парня, хотя обычно предпочитаю женщин. За что я его так жёстко выдрал – сам не понял, списал всё на стресс, хотя, наоборот, хотелось ласки. Эмоции перекрыло, башню снесло, ещё и взгляд его покорный из-под полуприкрытых век, ну, меня и понесло…

Ещё один день прошёл… прошёл по мне. Посмотрим, что принесёт следующий.

Герман

Он ушёл. И когда дверь хлопнула и резко щёлкнул замок, я вздрогнул. Богатая палитра мыслей ворвалась в мозг, словно меня бросили. Ну не ерунда? Окружила тишина. Вообще-то, засоряющие звуки в эфире были, но хотелось не их. А глубокое дыхание… рядом… у виска, на шее, скользящее по коже…

Как давно у меня не было секса?

Через год после аварии довольно часто приезжала последняя бывшая, настойчиво ухаживала и задерживалась на неделю. Обидно, что она знала про Андрея и представляла, как у нас всё это происходило. Её интерес сквозил в вопросах и мыслях, в предложениях анала… хотя раньше стыдливо отказывалась. Я попросил уйти, когда зашёл разговор про страпон. Если бы хотел, чтобы меня поимели в зад, я бы предпочёл… Потёр лоб, стало на минуту стыдно. Напился и вызвал актива. Хорошо пронесло, и попался нормальный мужик. Сделал дело на отлично, даже презерватив выкинул, сгрёб деньги со щедрыми чаевыми с полки и тщательно захлопнул входную дверь. Тоска нахлынула жгучая и злость на самого себя. Почти полчаса из себя вымучивал оргазм, в сумраке едва различая мускулистую фигуру мужчины у себя между ног. Кончил судорожно, с криком, обжигая пальцы, перетерпел ласки и вылизывание. Решил, что не просто есть с чем сравнивать, а даже не тянет это делать.

Протянул руку почти наугад, взял с тумбы бумажку, провёл по ней пальцами, желая ощутить шероховатость написанных букв… Он писал с нажимом, продавив поверхность. Гордый и сильный человек… но очень одинокий. Блин… у него же… Вот я кретин! Топаю к соседу, настойчиво вызванивая, очевидно, прерываю весьма приятный процесс, потому что капризный женский голос зовёт его назад, а я прошу мне прочитать телефонный номер и внести в «Контакты». Номер запоминаю практически сразу, набираю голосовым поиском… жду… Минута, две, пять… Абонент не отвечает… Оставьте сообщение… Ну пусть ответит! Не должен человек в такой праздник оставаться один. Пробую ещё раз. Нет результата. Значит, так…

Суета накрыла с головой. Знал – легко не будет, но чтобы настолько... В универ так же добирался без проблем, а вот переехать в училище оказалось напряжно. Переход через дорогу, случайные перекладные, просьбы подвезти, напрягающие друзей. На такси раскошеливаться часто – так вроде я же не миллионер. А тут подошло время медкомиссии. Растерявшись в очередной раз из-за сильного шума в промышленном районе, где располагалось училище, даже не смог сориентироваться по направлению пути – пришлось звонить Тимуру и соглашаться на водителя-студента. Парень, вежливый и вроде расторопный, но, как выяснилось позже, рассеянный, появился уже на следующий день. Оформили доверенность, думаете, я стал ездить с комфортом и везде успевать? Через раз. Сплошные приключения. То застрял в пробке, то сосчитал все выбоины на дороге. Хотел отказаться от его услуг – почти упал в ноги и уговорил. Вот чего я такой?

Опоздав к неврологу и окончательно рассердившись (в регистратуре переписали визит аж на «через две недели»), сообщил Павлу о расторжении договора. Тот вспылил, как раз готовясь перейти дорогу… дёрнул плечом, сбрасывая мою руку. Там было низкое ограждение. Резко потеряв опору, я оступился и сделал шаг назад. Когда понял, что заваливаюсь спиной на соседнюю дорожную полосу, меня, помимо сирен, оглушил громогласный крик. Следом хватка на пояснице стала ощутимой и даже болезненной, но равновесие мне вернули. А дальше вполне резонный вопрос: «Ты, что ли, провожающий?», голос Павла, больше похожий на невнятное оправдательное бормотание, и глухой удар.

Ярослав

– Я смотрю, приключения и твоя жопа неразделимы, – говорить спокойно не получается: во-первых, стойкое желание догнать парня, что кровью только умылся и сейчас сидит на обочине, подтирая сопли, не проходит; во-вторых… неважно, что во-вторых, первое сильнее, и оно отчаянно туманит мозг, предлагая положить хуй на уголовный кодекс.

– Привет, – отвечает едва слышно, вставая на ноги и одёргивая куртку вниз. – Ещё раз поднимешь меня – применю болевой приём.

– А ты сначала найди, – не без подъёбки, оттаскивая его подальше от дороги. Какого опять схватил… да кто бы знал, рефлекс сработал, а объяснять, что стоять посреди дороги неудобно, оказалось сложнее, чем перенести его в безопасное место.

– Кстати, у меня для тебя хорошая новость!

– Удиви меня, – хмурится и нервно поправляет очки на носу.

– Ты стал меньше весить… – на меня уставились самые обалдевшие… или обалденные… глаза на свете. – Худеешь? Или в туалет сходил на дорожку?..

Хрюкнул. Засмеялся. Спрятал улыбку в узле шарфа.

– Что ты тут делаешь? – убрав холодные руки в карманы греться, внимательно на меня смотрит, не глазами, а душой, что ли, словно сканирует. Во всяком случае, тепло пошло по телу.

– Мимо проходил… – с другого конца города, совершенно случайно, тут второй день отираюсь. Чуйка меня ещё ни разу в жизни не подводила. – Короче, – резко выдыхаю, он напрягается, – не знаю, что это был за имбецил, и каким местом думает твоё руководство, но тебе нужен или нормальный сопровождающий, или никто тебе не нужен, потому что от таких вреда больше, чем пользы! – сам поражаюсь, как пламенно прозвучала моя речь.

– Ты предлагаешь свои услуги?

– Ага, как проститутка, оплата почасовая, всё понимаю, всё умею, но в губы не целуюсь. А что, – пихнув его локтём, меняю тон на игривый, – уже соскучился по мне, чертяка?..

– Не успел! – долгожданная улыбка, и новая тёплая волна по нутру. – С прошедшим, кстати, прости, что так вышло.

– Было бы за что извиняться, – отмахиваюсь и прицениваюсь, чтобы рядом было поменьше свободных ушей. – Слушай, я не особо добрый человек…

– Я слышал удар. Ты ударил студента?

– Нет, – вру внаглую, – тебе показалось.

– Ты. Ударил. Моего. Студента.

– Сам видел?

– Издеваешься?

– Нет. Хотя да. В любом случае я предлагаю свою помощь, работой это все равно не назовешь. В данный момент я свободен, – сорвал ещё два собеседования, просто психанув, хотя меня уже утвердили. – Не очень хочется, чтобы тебя размазало по асфальту.

– У меня такие же желания.

– Тоже хочешь пивка с воблой?

– Жить я хочу, – звучит ярко и выразительно – верю. – И пива. И рыбу. Чистить будешь ты. И только попробуй мне что-нибудь подсунуть.

– Я понимаю всю ответственность, мой фюрер.

– Заметно. Так и веет от тебя серьёзностью.

– А если скажу, что ты в какаху наступил, вера усилится?

– Ярослав!

– Да я пошутил, – обнимаю его за плечи, разворачивая к тачке. – Со мной не вляпаешься. Я – надёжный.

– Я на это очень надеюсь.

– А можно вопрос?

– Твои вопросы мне боком выходят.

– Мне с тобой и жить надо?..

– Эээ… жить не обязательно, ты чего. Вот только… как бы ты не стартанул с этой службы, даже не начав её.

– Это с какого ляда?! – видел бы Герыч сейчас выражение моего лица.

– Мне нужно помочь… собрать анализы, – мне определённо нравится смотреть, как этот мужчина краснеет и глаза опускает.

– Надо так надо! Подержу, подрочу, нагребу, кровь сдать не смогу за тебя, я желтухой в детстве болел, мазок из задницы возьму. Чего ещё?

– Ой, всё! – атмосферно вскрикивает Туманов и закрывает лицо ладонью. – Закрой рот, а? Мне так стыдно никогда не было.

– Надо же когда-то начинать.

Сажаю Германа в машину, ликуя, как идиот, будто бы выигравший очень редкое и ценное, что уже почти не встречается в живой природе.

Герман

Ехали в училище под Linkin Park и ещё что-то – был почти в прострации. Двигались мягко – я дорогу не узнавал. И ещё чувствовал, что спокоен, что меня с яростными матами извлекут из любого варианта попадалова и практически на руках вынесут.

– Ты сколько в ПТУшке проторчишь? Я тут живу недалеко, мне бы за сменкой заехать.

– Около двух часов точно буду. Зачем сменка?

– А ты «по-большому» запланированно ходишь, или как приспичит? – спрашивает Яр, а я, блин… кусаю губу. Обещал же себе, что никого не буду напрягать. У меня всё хорошо получается… Вспомнил обожжённые и порезанные пальцы… вздохнул. Сейчас готовлю на автомате, и результат просто падает в желудок. – Меня тут на плов приглашали. Может, вместе?

– Не могу. Арчи, – напоминаю, а сам словно прячусь за ответственностью, потому даже от голоса Яра сердце начинает стучать сильнее. Он отмычки, что ли, к моему моторчику подбирал?

– Ладно. Попрошу на вынос, – сам принимает решение и выворачивает с основной дороги в промышленный район. Меня мягко заносит вправо, чуть не завалился. Нащупываю рукой за что уцепиться.

– Спасибо, Яр.

– Было бы за что. Вот если бы я тебе жизнь спас… например, уже дважды…

– Все, понял, плачу я, – улыбаюсь, пора бы и мне что-то дать взамен.

Уже неделю Яр напоминает мою тень. Он не просто сопровождающий, парень на раз-два запоминает весь распорядок по дням недели и, как настырный секретарь от генерального директора, отгоняет от меня и преподавателей, и нерадивых студентов. Документы на медкомиссию я подал практически молниеносно, потратив меньше недели. Был поражён до глубины души: подозреваю, что Яр подключился и к этому процессу. А перечить ему – это всё равно что просить асфальтовый каток объехать. Раскатает, и по фиг, на каком ухе тюбетейка.

Не успеваю даже перекинуться парой слов со своим будущим дипломником, который отправляется на недельную практику – звонок на мобильный.

– Мой фюрер, батальоны просят огня! Мы опоздаем, там в центре пробень уже два часа копится, а надо ещё пожрать. Кстати, вечером у твоего пса прививка, помнишь?

– С тобой забудешь.

Через три часа матеря меня до пятого колена… хотя нет… до того питекантропа, который первым улыбнулся и одел очки, Яр вёз меня в травмпункт.

Угораздило же спросить, есть ли в таком старом профтехучилище настоящий бункер, бомбоубежище. На самом деле проболтался один из старых преподов. На фиг мне оно упало? Я же всё равно не увижу. Наверное, захотелось этого ощущения, когда под землёй чуть поджимаются лёгкие, и планета давит сверху, напоминая, кто тут старше и главнее. Только в стране непуганых идиотов пожарные выходы и тамбуры в такие бункеры захламляются ненужными вещами. Болезнь в крови. Поставили пластиковые окна – зачем хранить вынесенные рамы и фрамуги с грязными стеклами? Для парников себе на дачу? У тебя уже и дача продана, но выбросить хлам такие вилы. В тамбуре проблемы со светом. Меня это не волнует, но у завхоза начинается возня, толкает меня ненароком, и я, чтобы не упасть, с силой упираюсь ладонью в батарею выстроенных вдоль стен рам. Хруст. Продавливаю рукой стекло из выгнившего дерева. Или трещина там уже была – неважно! Меня пронзает резкая боль: кисть попала в оскаленную пасть стеклянного пролома. Шиплю, как кот, осторожно вынимая конечность, добавляю парочку порезов. Завхоз вскрикивает совершенно по-бабски, он и крови, судя по всему, боится. И про моего «смотрящего» наслышан.

Кто кого из бомбоубежища вывел – непонятно. Я только понимаю, что меня за локоть берут, с нажимом так, опаливают дыханием прерывисто и оооочень нехорошо. Хочется, как в детстве, когда влипал в неприятности, задницу руками прикрыть и зажмуриться. Какого цвета у Яра глаза – не знаю, только седалищным нервом чувствую, что сейчас они на два порядка темнее, губы плотно сжаты, медленно гасят мат за матом, и под скулами гуляют желваки.

– Это вообще как?! – больше ни звука, видимо, чтобы не делать мне ещё больнее. – Как вообще такое возможно?!

– Яр… спокойно. Это стечение обстоятельств. Я чувствую… сильного кровотечения нет, – но, по-моему, легче утихомирить просыпающийся вулкан, чем этого человека.

– Зато рука есть. Хуйня, что покоцанная, но есть же! Можно ее ещё куда-нибудь засунуть, например, в ЖОПУ ВАШЕМУ ЗАВХОЗУ!..

Потом до меня доходит – Яру тоже больно. Что-то из глубины. Личное. Дрожь от сильного тела волнами расходится в пространстве. Здоровой рукой хватаю наобум и попадаю. Сжал предплечье с каменными от напряжения мускулами.

– Яр?

Вздрагивает, словно оторопь стряхнул. Поглаживаю пальцами через ткань куртки.

– Отвези меня в травму, пожалуйста. Пусть там глянут. – добавляю преподавательского тона, чтобы он вынырнул окончательно и полноценно вдохнул. Я почему-то даже не сомневаюсь, что ему хорошо знакомо, где ближайшее из этих мест. Сейчас надо успокоиться и успокоить. Тяну к себе за край куртки. Правой обнимаю.

– Можно я всё-таки ему втащу? – спрашивает сквозь зубы, стряхивая мою руку, словно ласки боится больше, чем огня. – Сам же сказал, не сильно истекаешь, подождёшь, да?

– Нет. Я при смерти. Мне плохо.

– Врать ты не научился, – выдыхает сквозь зубы и нечленораздельно матерится. – Погнали.

– Ты успокоился?

– Ага…

– И ты не поедешь сюда потом один на разборки. Это не просьба, а приказ.

– Так точно, мой фюрер, как прикажете.

В травмпункте Яр таскает меня за руку по приёмному покою, сам предъявляет документы и заполняет бланки, показав меня сначала дежурному врачу, потом сопроводив в смотровую. Запах этого помещения выхолаживает нутро: пахнет кровью, болью и дешёвой дезинфекцией. Врач, закрывающий следом дверь, моет руки и давит сквозь зубы:

– А, Соколов? Очередного суицидника приволок? Вот сейчас вызову милицию…

– Он – другой. Это бытовая травма, Павел Леонтьевич, – я слышу, как скрипят зубы Яра, – он не видит ничего, вот старое стекло и продавил.

– Ясно, – обрубает врач. – А носишься с ним так чего? Словно он сват или брат? Ладно, не сопи. Сейчас подлатаем. И в руки себя возьми, белый весь, вон, хлебни спирта.

– За рулем. Обойдусь.

Яра выпирают из процедурной, несмотря на протест. Мне обрабатывают раны, извлекая осколки стекла, особенно глубокий порез зашивают. Молча терплю – эта не та боль, которая способна вызвать у меня скулёж. Врач своё дело знает, действует отлаженно и чётко, грубее, чем я привык, но это его профессионализма не умаляет.

– Как он вообще? – вдруг спрашивает меня мужчина, накладывая на руку повязку. – Самому не снимать, не мочить. С моей выпиской завтра в поликлинику по месту жительства или сюда ко мне. Проверь – будет нагноение или нет. Так как он?

Я растерянно хлопаю глазами: понимаю, что дверь в мир Яра начинает приоткрываться, а я не готов, да и права не имею увидеть, что там за ней. Больше всего задевало прозвучавшее «очередной суицидник», аж кишки скрутило в жгут. Хотелось бы пропустить слова доктора мимо ушей, но…

– Я его за три года после аварии никогда ни с кем не видел. А тут просто гиперзабота какая-то.

У меня на горле затягивается петля. Три года назад… Авария…

Мы едем достаточно быстро на «крузаке» Андрея, продолжая переругиваться. Отчётливо помню, почему взорвался от негодования и вспылил. Никогда обычно не отвлекаю водителя от дороги, даже когда кровь закипает. А тут… не сдержался, выпустил пар и обозлился, потому что он не признал своей неправоты.