Текст книги "Живи ярко! (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Да!

– А охрана куда смотрела?

– А я в душе не знаю: куда ты смотрел!

– Так я же… вроде… завхоз…

– Поздравляю, у тебя новая должность.

– На зарплате как-то отразится? – Мне невежливо показали фак, я со смеху прыснул, ну не сложились у нас рабочие отношения, сошлись, как старые знакомые.

Вы спросите: какого чёрта я сюда попёрся работать? В сферу, в которой не разбираюсь от слова совсем, да ещё и с кучей народа, которая всё время разбиться норовит? Ещё и в клуб, где Герман, по моим скромным подсчетам – хозяин, правда, он пока этого не знает, да и я не совсем уверен. И вовсе не потому, что будет возможность пересечься с фюрером, совсем нет… хотя немного да, но это опустим. Всё дело в его старом знакомом Иване, который мне с первого взгляда не понравился. Ещё больше стал напрягать, когда приезжал якобы забирать свои вещи от Германа, наивно полагая, что я не в теме. Ключи же я так и не отдал, и его у двери встретил. Разъяснил в двух словах, что хата под видеонаблюдением, Герман уехал, и ловить здесь нечего. Тогда слово за слово чуть не сцепились, соседи не вовремя вышли, но его резкую негативную реакцию я запомнил. Сам не стал говорить, что в квартиру эту иду, мол, просто сосед, а то мало ли… Но с того дня он меня пасёт в клубе, ходит следом и каждый раз, когда с шефом заговорить пытаюсь, встревает, как кость в горле, и перетягивает его внимание на себя. Вот поэтому мы сегодня с Щитковым пьём.

И вот сидим мы после закрытия, я – уже слегка под градусом, и Артемий – почти в ноль. Когда напился, я так и не понял, пили вроде наравне, а этого вынесло, сидит, вон, улыбается, глазки строит, смешной такой, хотя в жизни солидный серьёзный мужик, не понятый, наверно.

– Скажи мне, Артемон…

– Артемий, запомнить бы пора!

– Да не принципиально, хотя кто бы говорил! Какого лешего ты тут сидишь, если по глазам вижу – в горы тянет, а? – плавно подвожу к диалогу, решая, что уже пора копнуть ближе к истине, а то от постоянных размышлений и догадок голова раскалывается. – Бумажки же не по душе?

– Я бы эти бумажки да кому-нибудь в жопу, – признается честно и снова ржёт. Кстати, сидим мы на полу под окном, дымим по-партизански и делаем вид, что нас здесь нет. Иван, сука, уже Артёмке раз шесть позвонил, чего-то опять задумал.

– Больше засунуть, что ли, нечего?

– Проверишь? – поворачивается вполоборота, улыбка исчезает, и на её место приходит вполне себе устрашающий оскал.

– А давай останемся друзьями, а? – начинаем ржать хором, затыкаем друг другу рты и сползаем ещё ниже. – И всё-таки? Неужели некому передать бумажную волокиту? Рули обучением, планируй экскурсии, занимайся любимым делом.

– Думаешь, я не хочу? – выдыхает с хрипом, тянется к моим сигаретам, прикуривает и долго отплёвывается, ну да, нечего без спросу «стрелять» – мои крепче.

– И? – подталкиваю, отбирая пузырь, и сам прикладываюсь к горлышку.

– Я должен, понимаешь? Другу должен.

– А когда в долг взял?

– Не брал. Точнее, не я. Он клуб этот больше себя любил, ну и как я могу всё бросить? А Герман один не потянет, – на знакомом имени я подавился. Артемий похлопал меня по спине, привстав, и я второй раз подавился, теперь ещё чуть лёгкие не выплюнув от его нежного похлопывания. – На меня как на зама оформлена доверенность, поэтому и рулю.

– А по документам хозяин кто?

– Да пёс бы его знал! Андрей мне на словах рассказывал, что на Геру всё отписал, доверял он ему, понимаешь? – Я киваю. – А завещание куда дел – умолчал. Не успел никому сказать. И Герман молчит, даже говорить об этом не хочет. Упрямый… прямо как ты, – пьяно хихикнул и потянулся ко мне. – Айда я тебя поцАлую?!

– По-дружески, я надеюсь? – вижу по глазам, состояние «залюблю до смерти» активизировано.

– Ага, – тянет ручонки, чмокает в небритую щёку и снова смеётся, только теперь невесело.

– Надо с Германом решать вопрос. Если Андрей оставил ему, то придется принимать права или отказываться, желающих на место главы много.

– Ну так вызвони его.

– Как?

– Не напрямую. В лоб не явится. Организуй сбор какой, позови ветеранов и новичков, устрой соревнования… не спи, гад, я с тобой разговариваю!

– И как он про сбор узнает?

– Не переживай, думаю, есть одна личность, которая из этого захочет поиметь прямую для себя выгоду, стоит только подтолкнуть…

Герман

Привычно захожу в квартиру, сначала запустив Арчи. Уже почти месяц как вернулся, а мама ни полбуквы об Анне, словно вообще её в нашей жизни не встречалось. Я, в принципе, убиваться не стал, но был удивлён, куда она могла так бесследно испариться. Надеюсь, что нашла хорошего мужчину и начала строить счастье, чтобы пальцы её перестали быть такими ледяными.

Разобрал закупленное, неторопливо разложив по местам, вспоминая, как Яр бросался всё делать за меня, мягко улыбнулся. Я отправил ему голосовое сообщение, что приехал в Россию с хорошими новостями, но Соколов не ответил. Обвожу глазами квартиру, видя сероватый туман, в котором смутно вырисовываются очертания предметов, то есть на столб уже не налечу, с задумавшимся человеком не столкнусь и дверь любую открою, не ощупывая минут пять, и готовить намного легче. Эскулапы обещали в течение двух недель ещё улучшения, но я уже готов от радости скакать. В универе успел даже лекции почитать и начать подготовку к экзаменам. Догрузился кураторством нескольких дипломных проектов, желая завалить себя работой по самую верхнюю страховку, чтобы тоска не зажимала по углам от избытка свободного времени. Мобильный телефон мелодично отзывается с полочки – принимаю вызов и после первой же фразы чуть напрягаюсь.

– Привет, Германия! – Вано в своём репертуаре – опять изображает внимательного друга. – Не скучаешь в городе безвылазно? – Он не знает, что я недавно из этой самой Германии явился.

Звонит часто, топчется на пороге души, но не входит, просто бдит. Но сегодня явно звонит по делу, больно тон деловой. Тут же интересуется: здоров ли, и чем планирую заняться в выходные. Хотел пошутить в духе Соколова, но вовремя прикрутил ручку газа. Да и о своих сдвигах в лечении я только маме и близким родственникам сказал. Клубным никому ни полслова: меньше знают – крепче сон.

– Иван, я хотел методические материалы аудиокнигой начитать. Ну, правда, прекращайте меня на ваши мероприятия зазывать, я там сижу, как приклеенный…

– Тут другое… Артемий собирает всех, кто стоял у истоков, инструкторов-ветеранов, гости будут. Ты же тоже…

– Ваня, я – слепой, мне в принципе такие мероприятия противопоказаны, если могу оступиться. А вы меня в горы тащите.

– Ты же без них жить не можешь, Германия, давай не исполняй! – голос Ивана стал немного злее и с плохо скрываемым нервом. Меня сразу выхолодило изнутри, я, кажется, даже нахмурился.

– Да. Не могу. От этого в разы больнее, так трудно это понять?

– Гер… – начинает пытаться исправить ситуацию, но меня уже захлёстывает, – я сам за тобой заеду и помогу собраться. Тебе нужно на этот сбор – будут обсуждаться важные вещи. Про наследование «Каган-Климб», Гер. Мы собираем все факты и документы, чтобы определиться, кто станет владельцем клуба, оттягивать нельзя, Щитков уже заколебался быть исполняющим обязанности, а желающие его подвинуть есть.

– Ты? – с нажимом спрашиваю и знаю, что ответит в лоб, не скрывая, ибо это глупо – скрывать очевидное. Он же мне проходу с этими доками не давал, а я реально не знаю, мне Андрей обещал клуб, но толку?

– А хоть бы и я! Я вкалывал наравне с Андреем, пока… – замирает, «ты не появился» – договариваю мысленно за бывшего и вдыхаю всей грудью.

– Хорошо. Я поеду, Вано. Чтобы наконец расставить все точки над «ё», и вы, соискатели, уже от меня отстали, – кусаю заусенец, чего с института не делал, а тут до крови раздираю, шиплю, и уже Иван там ни хрена не понимает.

– Гер, значит… договорились? В пятницу вечером выезжаем. Я за тобой в пять заеду. Или раньше?

– Сам соберусь. В пять нормально! – обрубаю всё сочащееся дружелюбие, нечего тут вводить меня в заблуждение, иными словами – нагло заливать. Вано молчит, потому что темы для разговора закончились.

Клуб. Клуб. И только клуб. Тру лоб, а боль растекается по вискам, даже не боль, а давление, словно обруч с размаху на голову одели. Это должно прекратиться! Всё, что связывало меня с Андреем, надо оборвать, иначе не выберусь – сорвусь, прошлое предательски утянет вниз.

Сижу, туплю в стену, гоняя в ладонях тяжёлый стакан с коньяком, хотя пить не следовало, и матери солгал, что всё в порядке, и Арчи впервые неодобрительно рычит на меня из угла. Накрывает внезапно… сзади… приходной тёмной волной, начинаю задыхаться, мне нужно Его голос услышать, ощутить кольцо рук на торсе, сильный запах сигарет, горячее дыхание в ухо.

«Фюрер!»

Вздрагиваю, и тут же вспоминаю другие объятия, властные и надёжные, низкий голос, который никогда не повышался, кроме того раза… в машине…

Отпускаю. Отставляю коньяк и, откинув голову, смотрю вверх. Андрей, я тебя отпускаю. Я тебя любил. Это правда. Мне нравилось тебе подчиняться, пока не узнал, что можно любить по-другому, что можно так отчаянно привязаться к человеку, прощая ему любое несовершенство, потому что с ним вся жизнь приправлена по иному вкусу.

Яр Соколов.

Тайфун с мужским именем. Вспышка на солнце. Упавший метеорит.

Улыбаюсь бесконтрольно, ведь сам обещал его найти, для этого съездил в травмпункт, но врач лишь руками развёл. Правда, дал адрес, где я лишь порог поцеловал: Соколов съехал, жильцы, купившие квартиру, естественно ничего не знают. Поспрашивал бабушек во дворе, они отвечали недоверчиво, сопоставляя милого интеллигентного мужчину в очках с тем «нелюдимым грубияном в капюшоне, от которого доброго слова не дождёшься». Одна женщина сердобольно дала адрес бывшего участкового, сказав, что он был Ярославу как отец родной, и если бы не он, то плакала бы по засранцу тюрьма.

Антон Сергеевич открыл сам, даже не рассматривая особо, запустил прямо с собакой, познакомил с женой. Детей либо не было, либо выросли, потому что было тихо. Беседовали под чайковского с моим берлинским печеньем. Бывший участковый поведал, что последний раз видел Яра после продажи квартиры, парень забегал попрощаться и обещал потом, как обживётся, дать координаты. Антон Сергеевич осторожно спросил о причине моего интереса, на что я ответил так:

– Друг. Очень хороший друг. Он помогал мне: был глазами и руками. Я прошу, если новости появятся, сообщить мне.

– Если такие хорошие друзья… чего ж так разбежались? – по голосу участкового чувствую профессиональную привычку «расколоть» собеседника на откровение.

– Я лечиться заграницу уезжал, и связь потеряли. Он телефон поменял, а я – растяпа, не помню, куда сохранил. Зная Яра – он мог обидеться, что не звоню, и просто забил на меня.

– На хорошего друга? Забил? – с сомнением переспрашивает Антон Сергеевич. – А собака давно с вами?

– Четыре года.

– Классный пёс. Спокойный и умный. Такой… наверное, просто так на человека не кинется?

– Да что вы! Арчи обучен и только защищать может. Его дети на площадке затискали, он и ухом не повёл! – даже стало обидно за собаку. Участковый миролюбиво хлопает по плечу, просит не серчать, потому что на его веку много случаев было, когда внешне добрейшие собаки рвали собственных хозяев. Я только головой качаю: это что должно произойти, чтобы Арчи озверел? С ножом на него броситься. Похоже, я это вслух сказал, Антон Сергеевич как-то смолкает, и мне в этом молчании ощущается тоска какая-то.

– Яр говорил, что это очень толковый и хороший пёс.

– Ага! Они здорово спелись, – я улыбаюсь, ведь протянулись тоненькие, еле различимые ниточки к любимому человеку. Любимому. Я повторяю это слово каждый день, как мантру, и верю, что наши дороги обязательно должны сойтись. Верю и хочу.

Ваня заехал за мной прямо в универ, перед этим позвонив, но как показалось – просто под дверями караулил до окончания пары. Я покорно сел в его машину, понимая, что это уже на конвой похоже, а не на сопровождение. Надеюсь, что Артемий и Тимур в этом не участвуют. Иван взахлёб рассказывал, что они тендер выиграли и межгородские соревнования по болдерингу. Я молчал, привалившись плечом к двери, до самого дома молчал. У меня почти всё собрано было: мама в обед приехала, оставила полный термос чая, домашние пирожки, немного фруктов, ну и, конечно, забрала Арчи. Судя по собранной в гармошку ковровой дорожке под ногами, хаски уходить не хотел. Я маму специально попросил это сделать без меня, иначе бы пёс точно не отпустил. Вано бросился поправлять, а я допаковал походный рюкзак. Слава богу, вещей минимум, конец мая был уже по-летнему жаркий. Двигался я по квартире медленно и осторожно, не выдавая своих достижений. А взгляд бывшего жёг между лопаток, как лазерный луч.

Внезапно меня чуть прижали к стене в коридоре, вдоль линии шеи скользнули губы, отчего по телу тут же промчался табун мурашек.

– Не надо! – говорю резко и напрягаюсь всем телом.

– Гер… ну чего ты? Мы же это делали и не раз… Тебе же хорошо было? Давааай, а? – зацеловывает шею, руки запуская под рубашку поло до самых сосков, а потом на живот. – Хочешь же? И я хочу… Тебя хочу! – резко разворачивает, но к губам прикоснуться не успевает – бью в скулу кулаком типа наугад, усреднив силу удара, но эффект ошеломляющий.

– Охуел, инвалид?! Ну и спускай в ладошку, если хороший член отталкиваешь.

Потом всю дорогу извинялся как потерпевший, но мне уже глубоко параллельно было, где там у него неудобно было. У меня в местах, где Ваня лапал, кожа словно воспалилась и зудела – помыться хотелось, докрасна растирая кожу грубой мочалкой. Пирожки в глотку не лезли, половину отдал провинившемуся, чтобы не пропал мамин труд.

Доехали до базы с горем пополам, я вылез из машины сам, попадая прямо в руки Щиткова. Тот длинными сильными ручищами облапил-обнял, отбирая рюкзак и вручая какому-то завхозу Славику, пообещав, что вещи в домик отнесут в целости и сохранности. Я лишь проводил туманным взглядом спортивную жилистую фигуру парня, и меня тут же отвлекли на ужин.

Там шумели, пили, ели. Как всегда, шашлык был отменный, а вместо вина безалкогольное пиво: закон постановил ещё Каган – на базе спиртному не место. Хотя ребята, конечно, расслаблялись, но втихаря, премию берегли – Андрей был скор на расправу, хрен потом докажешь, что пипеткой в нос закапали, как лекарство. Иван неизменно отирался рядом, то подавая шампур с мясом и овощами, то печёную картошку, то пластиковый стаканчик с напитком. Скандал не хотелось устраивать и позориться перед «стариками» и новичками, да и Артемий не заслужил – вон какой сбор организовал. Программу озвучили: завтра небольшие соревнования по болдерингу, подъёму со страховкой, подъёму в связке и… я, похоже, прослушал, неделя выдалась напряжённая, спал плохо в преддверии поездки, сейчас после дороги на свежем воздухе развезло не по-детски. Краем глаза вижу, а в сумерках у меня зрение на два порядка лучше, как на Вано вешается какой-то парниша, причём совершенно бессовестно, но очень кстати.

Полусонного меня передают в руки всё тому же Славику, правда, Иван при этом рвался из рук маленькой барракуды и возмущался, но под напором попытки оставил. Меня за рукав выводят на освещённую дорожку, берут под руку. Голова мутная, во рту все пересохло и состояние – словно хорошенько надрался. Ну вот, как перестать посещать психолога, если мне в каждом парне такого роста и телосложения, пахнущего сигаретами, мерещится Яр? С этими думками спотыкаюсь и лечу лицом в грудь завхозу…

– Простите! – шепчу в ужасе от того, что голова реально звенит, как колокол в церкви, а ноги между собой поссорились и разбежались. И все звуки вокруг расплываются, как будто в воду занырнул. Мотаю головой – не помогает, как в болоте тону.

– Не доглядел! – голос завхоза сквозь толщу воды бесполый и негромкий, это при том, что он и так говорит вполголоса и с неохотой, отвечая односложно. Судорожно вцепляюсь в каменное тело, как в родное, и, наплевав на приличие, вжимаюсь в него, только почувствовав неприкрытую силу в держащих меня руках… всё сильнее, и мне горячо… и в паху карнавал начинается… Что со мной?!

– П…простите! – мямлю уже на автопилоте.

– За стояк извиняешься? – почти неразборчиво, и мне показалось, со смешком, но это только показалось.

– П…простите?

– Не прощу! – Меня закидывают на плечо и несут, как ковры выбивать из дома выносят, в рулон свёрнутые. А хороший этот Славик мужик! Не зря его Артемий на работу взял…

Следующая информация, в мозг поступившая: меня к стенке прислонили и раздевают… а, нет, не раздевают, только куртку помогли снять. Уверенно орудуют чужие руки, словно это полжизни делали. Отпихиваю его, удерживаю расстёгнутые джинсы… с ужасом понимая, что сам их только что расстегнул… бормочу про произвол, за что получаю подзатыльник и позорно сдаюсь. Относят на кровать теперь уже как куклу, укладывают и думают, что на этом всё закончится, но фиг бы угадали: крепко обнимаю за шею и тяну, роняя прямо на себя… Это похоже на истерику! В душе все всколыхнулось и начало расти, с каждым вздохом и выдохом, множась как вирус, заражая весь организм. Я хотел чувствовать ЕГО, но вместо этого прижался к незнакомому человеку и… кажется… отрубился… Проснулся с жуткой болью в голове, как с похмелья, хотя во рту ни грамма перегара, только пересохло все. Память вот лучше бы отказала…

====== Глава ХIV ======

Ярослав

Просыпаюсь неожиданно и резко, в последний момент одёргивая себя и плавно стекая с кровати, а не подскакивая, дабы не разбудить спящего. Распиздяй мой лежит. Сопит себе беззаботно, уткнувшись помятой мордой в угол подушки, одеяло под себя подобрал, укутался, и стоило мне только встать, перекатывается на моё нагретое место и сопит ещё слаще.

Так в бубен ему дать хочется, аж руки чешутся. Нет, я, конечно, потом пожалею, успокою, возможно, даже извинюсь, но сейчас так хочется, от всех щедрот, прицельным!

Чудище белобрысое! Явилось вчера в скверном расположении духа, прошло мимо и хоть бы, сука, обернулось! Я его когда увидел, от счастья чуть не описался, даже улыбку сдержать не смог, Артемий аж шарахнулся в сторону и посоветовал меньше дышать свежим воздухом. Да какой там! Бабочки уже давно сдохли, там черти в животе завелись, пляшут себе и вилами размахивают, щекотят всё. А он идёт. А я стою. Топает – гад, гордый весь из себя, в джинсах ещё этих блядских, что с жопы с трудом взгляд снял. Шагает. Мимо! И в упор не видит. Меня не видит! А в целом, сукан, ориентируется. Мне ли не знать, как он углы сшибал, а тут строит из себя святую и слепую простоту, а сам через камни перешагивает.

Я за ним весь день по следам хожу. Вдвоём ходим, я да Ваня. Только тот не стремается к нему подходить, а я пока себя рассекретить не могу. Во-первых, я обещал к нему не приближаться, а во-вторых, для его же безопасности. Не думаю, что он одобрил бы охоту на живца, хотя… зная, как он любит перенимать мои вредные привычки, не мудрено, что согласился бы.

Ванька окучивает без перерыва, то поесть принесёт, то попить, и больно подозрительно у фюрера глаза косеть стали, как из тумана вышел, залипает и с трудом ориентируется. Пришлось дать подсказку начальнику, ну, а тот, как друг, сам меня и попросил присмотреть, взамен на мои охи-вздохи «чего я с ним возиться должен» – обещал нейтрализовать Вано, что с успехом и сделал. Ночь прошла спокойно, хотя я и не решился оставить Германа. Его выходку с обжиманиями запомнил и злость затаил, взял моду на мужиков кидаться, одичал вкрай. Я ему это ещё припомню, выдеру так, что сидеть не сможет неделю, чтобы впредь уроком было!

И вот сижу я теперь, смотрю, как плод моих фантазий, просыпаясь, жопу чешет, и думаю… От паха его взгляд отрываю, и думаю… думаю… в голове только свист и ни единой мысли. И как одно такое милое существо может так встревать, а?.. Его же порвут за этот клуб. На куски. Вот надо оно ему, или меня достаточно?..

Встаю и потихоньку ухожу, слыша ровное дыхание, а не болезненные стоны. Улыбка всё же не сходит с губ. Ночью же не сдержался, поцеловал. Да не по-детски, а засосал, как хотелось давно, языком имея в рот, и эмоции были даже сильнее, чем если бы сзади… пока стон его не услышал… а потом как водой ледяной обдало: «Что я творю?!»

Умываюсь быстро, боясь отходить дальше, чем на пару шагов, пока его коллеги бывшие не окружат. На Ваньку смотреть страшно, он – серый лицом, губы искусанные высохли и кровоточат, самого его дёргает, словно удары током не прекращаются. Нет, пора с этим завязывать.

Герка появляется бодрый и чересчур жизнерадостный, будто и не он вчера обдолбался. Идёт сам за мной, хотя стараюсь прятаться, чуйка у него или по запаху сигарет, но прёт, как танк… в дерево. Вы когда-нибудь видели, чтобы шли именно в дерево? Не правее-левее, а чётко посередине! Хватаю за шиворот и отдергиваю в сторону, едва не сбивая с ног. Надо было всё-таки ночью его отлюбить, так бодро бы не гонял! Чего он лыбится?..

– Здравствуйте, Станислав, – кивает в знак приветствия и забавно втягивает воздух носом. Прячу сигарету за спину – точно крот, по запаху пришёл.

– Что надо? – говорю на пару тонов ниже и медленнее, пока рано раскрывать карты.

– Э… просто, поздоровался. Вы Артемия не видели?

– А вы? – прикусываю язык и чуть не взвизгиваю от боли. Так и не разучился его подъёбывать.

– Э… – я ему так всю систему снесу подчистую.

– Артём! – машу рукой, одновременно разворачивая Герку за плечи. – Забери, а? Мне некогда, – подпихиваю в спину, придавая скорости, а самому обратно притянуть хочется, к себе прижать и держать так, пока рёбра не захрустят.

В круговерти событий замотался и упустил из виду обоих. Минут через сорок вернулся со склада – на Германе лица нет, весь в себе, а Ванька ещё злее стал, только теперь рожа красная, словно его вот-вот разорвёт, как давно закипевший и надрывающийся от свиста чайник. И что я упустил?..

Герман

Странный завхоз, ломающий голос и дымящий сигаретами, как паровоз, вроде бы и нагрубил, но я почему-то не обиделся, словно привитый уже от такого отношения, и мне его не хватало до чёртиков. Артемий меня подводит к молодняку и просит рассказать про местные горы и их категорию сложности: ведь я же педагог и могу это сделать профессионально. Похоже, я в раж вошёл, воздух свежий, что ли, на меня подействовал, но тараторю без умолку уже полчаса, румянец на щеках горит, руками жестикулирую, объясняя хваты на пальцах. Меня слушают открывши рот… по крайней мере, молча и с восторгом. Я много чего могу про «Каган-Климб» рассказать. И про гордость клуба – огромный модифицированный скалодром на три категории сложности до 7 С, его лично Андрей и Артемий прорабатывали до мелочей, и, помнится, на дружеском чемпионате хвалёные иностранные климберы, сразу заявившие «он-сайд» – проход с первого раза, – позорно пообрывались. А про эти горы, у подножия которых была отстроена база, вообще можно часами говорить: на них более 50 подъёмов, от самых простых до отвесного пятитысячника, который не каждый кмс осилит, из-за высокого угла наклона и осыпающейся породы. В общем, лекцию мою прервал Иван, сухо извинившись перед группой, оттащил в сторону и завёл старую шарманку. Он даже не поленился адвоката и нотариуса привести в клуб, якобы они тоже члены, и можно совместить приятное с полезным. Его десятиминутный прессинг выносит моё отличное настроение к такой-то матери, и уже хочется либо нагрубить, либо… Прошу оставить меня в покое, стараюсь держать себя в руках, отчаянно матерю эту свою затею приехать сюда – ведь знал же! Вано хватает за руку, тянет к себе, пытаясь напомнить, что это он меня когда-то ебал как хотел. Вырываюсь с рычанием на губах и хочу утворить что-то из ряда вон, чтобы выплеснуть всю скопившуюся ярость и тоску. Подхожу ко второму тренировочному стенду на две дуэльные полосы. 6С. Помню. Тело просыпается. Шевелятся пальцы, словно уже растирают скрипучий порошок, иссушающий кожу, ноздри вздрагивают от предчувствия напряжения, мышцы ног начинают сокращаться до самых ягодичных. Совсем не просто. Тут используется нижняя страховка. И там, на пятом метре, есть опасный зацеп… с него срываются пальцы, если не… Мой мозг отчаянно работает, вспоминая маршрут… и я вижу каждую зацепку, почти ощущая её форму. Даже не сомневаюсь, что Щитков и Ваня стоят сзади:

– Артемий, я хочу попробовать. Застрахуешь меня снизу и сверху. Уверен, что смогу! – произношу резко, а значит, отговаривать бесполезно. Слышу судорожный выдох за спиной и хриплый голос завхоза:

– Васильич, только через мой труп. Нам что, проблем мало?

– Он – почти кмс…

– Да хоть Гермес! Сандалий с крылышками на нём, сука, сейчас не наблюдается. А белые – будут обеспечены и точно впору.

– Славик… он на память весь маршрут по номерам расписывал в инструкциях.

– Ебать я хотел ваши инструкции в экзотической позе!

Оборачиваюсь и иду на сердитый злой голос, вижу очертания фигуры, а завхоз пятится, как потерпевший.

– Обещаю, что всё будет хорошо, – говорю именно Станиславу, мысленно благодаря за оправданные страхи и ответственное поведение, я бы и за руку его взял, если бы дался, а так словно обжечься боится. Странный.

Ваня с усмешкой цыкает:

– Да что за детский сад на утреннике! Хочет. Уверен. Пусть поднимается. Будет яркий пример торжества разума над немощью тела.

– Яркий след будет, а не пример… – очень невежливо бурчит Ивану завхоз, тот шипеть начинает, в результате на размытой картинке вижу, как Щитков их за шкирки, словно котов, растаскивает.

Программа начинается с пробных подъёмов хорошо подготовленных новичков двух возрастных групп. Юниоры, судя по комментариям и оценкам судей, не просто радуют, а делают серьёзные заявки. Ветераны, старшему из которых почти шестьдесят, дядя Паша, погрузневший после травмы и длительной реабилитации, тоже неплохо справляется с маршрутом. Пыхтя и радуясь, подходит ко мне и воодушевлённо сильно жмёт руку, пачкая магнезией, хвалит за решимость.

Наступает моя очередь. Переодеваюсь прямо у стенда: старенькие велошорты и счастливая застиранная футболка – не изменяю себе. Сзади визг девчат и шелест мужских голосов – согласен, у инвалида прекрасная спортивная форма и фигура что надо. Её всегда скрывает строгий наряд скромного интеллигентного препода, а сейчас видны тренированные сильные ноги и руки с красивым рисунком мускулов. Я разогреваюсь, делаю несколько упражнений на растяжку, сажусь на шпагат. Это привычная утренняя зарядка, и меня уже на иную орбиту выносит. Щитков сам одевает на меня пояс, проверяет страховку, щупает пульс и трогает лоб.

– Германия, всё норм? Помни, крыльев нет. Не рвись сильно. Будет трудно – спускайся, – он сам кладёт в мою руку контрольный конец верёвки, – все поймут, Гер.

– Хорошо! – восторг переполняет и бесит, что во мне сомневается человек, не раз разводящий руками от моих подвигов. – Артемий, только спину не крести! – я улыбаюсь, пусть всем станет спокойнее и теплее.

– С богом! – меня хлопают по плечу, и тут же между лопаток вонзается что-то колкое. Понять не могу что. Догадываюсь. Но времени анализировать нет.

Поднимаю руку и под тихий возглас кладу пальцы на первый нужный зацеп, ощупываю, привыкаю, вспоминаю. Никто мне, естественно, секундомер не включает, но один из судей-фанатиков – это точно сделает. Он всегда ищет сенсации, ибо блоггер-обозреватель и спортивный журналист.

Раз, два. Нога. И тут же вверх идёт вторая рука, и дальше останавливаться и сомневаться могут зрители, от которых я удаляюсь всё выше и выше. Запрокинуто лицо, напряжения нет, есть экстаз, он бродит в крови смесью эритроцитов с адреналином, а страховка просто ненужный атавизм, который меня удерживает от толчка и взлёта…

Не помню, как достиг высшей точки и дотронулся до сенсора. Снизу всё потонуло в крике, наверное, показал неплохое время. Радуюсь и плавно спускаюсь, не торопясь, толкаясь скальными туфлями в стенд. На земле меня тут же хватают руки. Много рук. Они обнимают, хлопают по плечам, снимают приспособы, напиток суют, в ухо целуют. Дядя Паша орёт, что хоть сейчас готов со мной пойти первым в связке, да фигня война, и вторым – рискнёт. Я головой качаю, на такое точно не решусь, хотя аж под ложечкой засосало от желания ощутить коленом и животом твёрдую скальную породу с прогретой солнцем поверхностью. Артемий что-то там вещает про седьмое чувство. Блоггер поздравляет всех с фантастически растущим количеством просмотров уже запущенного в прямой эфир ролика – всё на благо и процветание любимого клуба. На меня снова набрасываются, такое чувство, что обнимать было некого, а тут дорвались до бесплатного.

Ярослав

Я молча смотрел, как это чудовище карабкается вверх. Не осталось сил даже на протесты и крики, и маты кончились, и полный пиздец. Безусловно – мужик. Горжусь, ценю, но… вот это, сука, НО – не дает мне покоя! Какого черта?! Кому что доказать хочет? Себе?! Так доказал уже, не сдался, молодец, всё прошёл. Или этим людям, которые завтра и не вспомнят? Только если убьёшься – один на один с собой останешься!

Меня в этот момент как оглушило, даже пошевелиться не мог. Спасибо шефу, сам страховал, от подъема не отходил ни на шаг и напряжён был похлеще, чем я.

Очнулся уже, когда это создание вниз спустилось, лыбится, хорошо ему. До тех пор пока не подхожу, схватив за плечи и отдёрнув от склона. Мог бы – засунул в багажник и отправил домой. Но я не могу. Во-первых, меня только что носом натыкали, что передо мной не дитё малое, а вполне себе личность, и с этим придётся мириться, хоть я и против. А во-вторых – УК против.

Руки убираю сразу, когда вместо положенного нервяка этот успокаивается, только озирается напряжённо. Чуешь, зараза белобрысая, как крылья за спиной горят?! Это я тут стою, весь не в себе!!!

– Славка, – тянет меня Артёмка в сторону, и вид у него болезненный, – сейчас что-то будет.

Пока моё чудо отряхивает руки и принимает поздравления, мы в два лица уставились на Вано, и подкинуло нас одновременно. Тут всё сразу: и ярость, и зависть, и отчаяние…

– Молодец, Герман, – Ванька хлопает Геру по плечу, приобнимая и сжимая сильнее, чем положено, Герман скривился, но слабость показывать не стал, – и не скажешь, что инвалид! – Теперь уже Артемий меня придерживал за шкварник, почти ласково. – Может даже когда-нибудь и по настоящему склону пройдёшься… – зацепил. Настолько глубоко, что лучше бы так не надо. Герман ухмыльнулся моей фирменной усмешкой, почти отзеркалил.

– Почему бы и нет? Хоть сейчас.

– Да брось, ещё поранишься, кто о тебе заботиться будет, ты же один… – второй тычок, снова прицельно. Знает, сука, куда бить.