Текст книги "Жизнь на кончиках пальцев - 3 (СИ)"
Автор книги: Маруся Новка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава восьмая
Милочка, успевшая принять душ и переодеться в пеньюар, сидела в кресле у столика в углу спальни Тимура, ожидая, когда придёт владелец дома.
Халфин, едва выйдя из машины, сообщил, что ему нужно уладить кое-какие вопросы, и, доведя любовницу до лестницы, быстро удалился в левое крыло здания. Велел дождаться его обязательно.
Последнего он мог не говорить. Людмила и без напоминания не смогла бы уснуть. О чем хочет рассказать Тимур? Какая у него к ней просьба? Вопросы, на которые не было даже приблизительных ответов, явно не способствовали желанию отдаться во власть Морфея.
В дни, когда в его доме гостила любовница, разговаривать с кем-то из своего кабинета Халфин не мог. Впрочем, особой нужды в том не было. Людмила приезжала вечером, и уезжала ранним утром. Обычно, случалось это не чаще двух раз в неделю. За исключением того времени, когда три недели подряд Тимур привозил её каждый вечер, чтобы поддержать выздоравливающую ученицу.
Но сегодня ему нужно было срочно позвонить. Потому как он все еще надеялся, что не придётся выполнять приказ. Что руководство сменит планы относительно его дочери. По поводу Людмилы решение принимать предстояло самостоятельно.
Тимур быстро поднялся по лестнице на третий этаж, набрал код на панели одной из дверей, не обремененной ни замком, ни дверной ручкой, толкнул её и вошел в комнату, освещенную мерцанием мониторов, стоявших на столах.
– Что там? – спросил у молодого мужчины, сидевшего перед одним из экранов.
– Все так же, – мужчина не вскочил с места, только сменил позу.
– Он кому-то звонил?
– Да. Своему коллеге, – усмехнулся наблюдающий. – Радостно сообщил, что пост губернатора у него в кармане.
– Понятно, – кивнул Халфин. – Можешь оставить меня одного? Поставь на запись и отдохни.
Пальцы наблюдателя забегали по клавиатуре, набирая одному ему известный код. Экраны зарябили. Видеть то, что на них отображалось до этого момента, Тимуру было не положено.
– Я вернусь через четверть часа, – сообщил мужчина, выходя из комнаты.
– Хорошо, – кивнул Тимур, – этого времени мне более чем достаточно.
* * *
– Для меня здесь нет работы, – сообщил Халфин собеседнику, который отозвался на ночной звонок, словно только и ждал его. – Гассерт подойдет как нельзя лучше. Он неглуп, амбициозен, но при этом нуждается в деньгах, им будет легко управлять. Край возглавит человек, удобный для Организации.
– Ты дождешься выборов, – велел голос в телефоне. – После этого можешь возвращаться. Отдохнешь и получишь новое задание.
– У меня еще один вопрос! – казалось, Тимур испугался, что собеседник отобьется, посчитав разговор законченным. – Моя дочь? В отношении неё решение не изменилось?
– Нет, – ответил скрипучий голос. – Все остается в силе. Жаль, конечно, что ты не можешь все сделать сам, но девочка должна покинуть страну вместе с тобой. Покинуть по доброй воле.
– Я понял, – Халфин едва сдержался, чтобы не вздохнуть. – До связи, – нажал клавишу отбоя и положил телефон в небольшой сейф, вмурованный в стену.
* * *
Тимур стоял на пороге комнаты, заложив руки за спину, и смотрел на Милочку, вскинувшую голову, едва он вошел.
– Ты должна мне помочь, – сообщил не терпящим возражения голосом. – Должна кое-что для меня сделать.
Людмила молчала, ожидая продолжения.
Тимур сделал несколько шагов. Оказался прямо перед любовницей. Только сейчас он разжал руки, до этого скрещенные за спиной. Положил на стол небольшой пакетик. Людмила увидела, что в пакетике лежит какая-то пилюля.
– Это нужно растворить в воде или в соке и дать выпить моей дочери, не позже, чем через четверть часа после того, как пилюля окажется в жидкости.
– Зачем? – прошептала Милочка. – Что это? И что ты задумал? Надеюсь, ты не собираешься отравить Леночку?!
– Не говори глупости, – поморщился Халфин. – Это эндокринный препарат, которые перезапустит гормональную систему Лены.
– Ничего не понимаю, – Милочка сжала виски ладонями. – Что значит – перезапустит?! Что произойдет с Леной?!
– Она начнет полнеть. Оставаясь при этом, здоровой, – казалось, что Халфин с трудом выдавливает из себя слова. – Через два месяца ей нужно принять еще одну пилюлю. И её снова дашь Лене ты.
– Зачем тебе это?! – воскликнула Людмила. – Лена – будущая балерина! Ей нельзя полнеть!
– С мечтой о балете, как мне не жаль, дочери придется распрощаться. И, поверь, если бы был другой способ, я бы им воспользовался, – немного помолчав, продолжил: – Через полгода я покину этот город. И Лена должна уехать со мной.
– Ты жесток! – Милочка кричала, не собираясь сдерживать эмоции. – Ты не думаешь о дочери!
– Как раз о ней-то я и думаю, – Тимур опустился в кресло, стоявшее напротив. – Я не могу оставить Лену здесь. И я вывезу дочь любым способом. Я не оставлю девочку здесь одну. И не хочу, чтобы её ждала весьма незавидная участь.
– Почему незавидная? – растерялась Людмила. – Лена талантлива. И она станет прекрасной балериной! Зачем ломать ей жизнь?
– Ты забыла о том, что Лене всего пятнадцать, – Халфин смотрел куда-то мимо лица любовницы, словно не мог встретиться с нею взглядом. – Ты забыла о характере девочки. Ты не учитываешь того, что по окончании училища её отправят в интернат, где она и останется до совершеннолетия. И ты даже не представляешь, во что все это может вылиться. А я представляю. Потому что, глядя на дочь – узнаю себя. Необузданного, не умеющего держать себя в руках, не знающего, как управлять эмоциями.
– Так не уезжай никуда! – воскликнула Милочка. – Оставайся рядом с дочерью! Помоги ей! Научи её!
– Я не могу, – вздохнул Халфин. – У меня есть долг перед Организацией. И нарушить его я не намерен.
– Кто ты, Тимур Халфин? – Милочке наконец удалось перехватить взгляд любовника, и теперь они смотрели друг другу в глаза. – О какой организации ты говоришь?
– О той, которая радеет о судьбах не отдельных стран, а всего мира. О той, в чьих рядах мне повезло оказаться. О той, которая помогла мне не только стать тем, кто я есть, но и понять свое предназначение.
– И какую же роль отвели тебе? – Людмила попыталась усмехнуться. – Кто ты?
– Я – ликвидатор, – ответил Халфин. – Надеюсь, не нужно расшифровывать значение этого слова?
– Не нужно, – пробормотала Милочка. – И так понятно, что ты – наемный убийца. Только не понимаю, зачем ты явился в Южную Пальмиру и зачем тебе Лена?
– Ты ничего не знаешь, а уже пытаешься меня оскорбить, – криво усмехнулся Тимур. – К ликвидации прибегают только в том случае, когда оказались испробованными и не увенчались успехом все другие методы. Если объект ликвидации опасен не только для Организации, но и для всего мира. Ликвидация – это крайняя мера и прибегают к ней очень редко. Есть много способов добиться цели, не убивая неугодного.
– Но зачем тогда приехал ты? – Милочка все еще не могла уловить суть рассказываемого.
– Не я один, – голос Тимура был тих и спокоен. – Для выполнения задания готовится группа. У каждого свои цели и задачи, но итог один – решение Организации должно быть выполнено!
– И вот эта, – Людмила замялась, – Эмилия-Миля? Она тоже? – не закончив вопрос, замолчала.
– Да, – кивнул Тимур. – И Миля, и её муж, и их дочь.
– Но ведь Маша еще ребенок! – Милочка удивлено вскинула брови.
– Ну и что? – пожал плечами Халфин. – Она родилась в семье членов Организации и с детства знает, кем являются её родители. Обучение Маши направлено на получение знаний и навыков, нужных для нашего дела.
– Натаскиваете, значит, – горько усмехнулась Людмила.
– Конечно, – Тимур не понимал её возмущения. – А разве не этим вы занимаетесь в балетном училище? Натаскиваете способных детей на выполнение одной-единственной функции – красиво танцевать на сцене! На все остальное вам наплевать! Посмотри на мою дочь! Она не воспитана и не образована! Её знания замерли на уровне третьего класса общеобразовательной школы!
– Но кто хочет – учится! – возражала Милочка. – Вспомни хотя бы Диану!
– Мне плевать на Диану, – спокойно ответил Халфин. – В свое время она сделала выбор, отказавшись от моей опеки. Да и потом, у Дианы есть мать и брат. О ней, в отличие от моей дочери, есть кому позаботиться, – внимательно посмотрел на любовницу: – Ты должна понять только одно: Лену я увезу в любом случае! С твоей ли помощью или без неё – итог один! Просто, если ты выполнишь мою просьбу, девочка сможет избежать многих психологических проблем, решить которые наши специалисты, конечно, сумеют, но лучше обойтись без них.
Людмила сжалась в кресле, вспомнив требование Тимура всегда безоговорочно подчиняться ему. Уже сам факт того, что он решился на объяснение, говорит о том, что Халфин действительно не хочет травмировать дочь сверх меры. В том, что Тимур увезет Лену – Милочка не сомневалась. Как он это сделает? Лучше даже не спрашивать.
– Что там? – Людмила кивнула на пакетик с пилюлей.
– Если тебя интересует состав – я его не знаю, – спокойно ответил Халфин. – Но, как я уже сказал, вреда Лене это не причинит. Да и сам препарат выведется из организма ровно через год. Этого времени будет достаточно, чтобы понять есть ли необходимость в следующей дозе или нет. Главное, чтобы сейчас дочь приняла ровно три дозы с интервалом в два месяца.
– Три? – удивилась Милочка. – Но ведь ты сказал, что кроме этой, – кивок на пилюлю, – я должна дать её еще одну.
– Все верно, – продолжил объяснять. – Первую дозу Лена приняла, когда была у меня во время болезни. Механизм запущен. И если не продолжить вводить препарат по схеме, её гормональная система может взбунтоваться, и тогда результат непредсказуем.
– И какая же это схема? – Людмила и сама не понимала, с какой целью продолжает расспрашивать. Но Тимур, словно не задумываясь, ответил:
– Первый прием. Через месяц, плюс минус три дня – второй. И через два месяца – третий. Заключительный. На этом все.
– А что бы было с девушкой, если бы я отказалась? – Милочка почувствовала, как внутри все сжалось от страха.
– Я знал, что ты не откажешься, – едва заметно усмехнулся Тимур.
– По-твоему, я такая тряпка?! – вознегодовала Людмила.
– Нет, – покачал головой. – Я знал, что сумею тебя убедить. Так же знал, что ты любишь мою дочь и поймешь, что я прав в отношении её будущего.
«А какую роль отвел ты мне?» – подумала Людмила. – «Кроме того, что я должна уничтожить мечту Лены о сцене? Где в твоем будущем я? И есть ли я там, в принципе?!» – но озвучивать вопрос она не стала, а только вздохнула. Что толку спрашивать и напрашиваться? Ведь она сама еще весной сказала себе, что нет смысла строить планы. Нужно просто насладиться моментами близости с этим великолепным самцом. Усмехнулась: «Ликвидатор?» – спросила:
– Как ты попал в Организацию? Мы-то знаем, что ты загремел в тюрьму, убив жену. Или все было не так?
– Именно так и было, – кивнул Халфин.
– Расскажи мне о себе. Расскажи о том, что было до тюрьмы и в ней. Я не стану выпытывать секреты твоей Организации, но о прошлом ты ведь можешь говорить? – попросила, даже не рассчитывая на ответ.
Немного помолчав, словно собираясь с мыслями, Тимур откинулся на спинку кресла и прикрыл веками глаза. Казалось, он погрузился в воспоминания. Людмила вздрогнула, года он начал говорить.
– Знаешь, когда я изучал труды Карла Маркса, то не сразу оценил всю мощь и правильность фразы: бытиё определяет сознание. Ну а когда мой тогдашний наставник всё разложил, что называется, по полочкам, согласился и с тех пор неоднократно убеждался в истинности сказанного великим философом и основателем нового, пусть и ложного, течения.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь? – Милочка не хотела перебивать любовника, но в данный момент её совершенно не интересовали философствования какого-то Карла.
Но Халфин словно не услышал её реплику. Он все так же сидел, положив руки на подлокотники кресла. И даже не взглянув на Милочку, продолжил свой рассказ.
* * *
Своих родителей Тимур не знал.
Как только мать закончила кормить его грудью, мальчика отдали на воспитание бабке, крымской татарке, которая двадцать лет назад перебралась на жительство в Южную Пальмиру со своим единственным сыном Айдаром.
Бабушка не любила ни вспоминать, ни рассказывать о причинах, сорвавших её с насиженного места, ни о судьбе мужа, отца Айдара. Но Тимур быстро понял, что ничего хорошего произойти не могло, а потому расспросами не донимал.
Единственным местом, где могла поселиться семья из двух человек, оказался рабочий район Заставы. Там можно было получить клочок земли и выстроить какое-то подобие дома.
Мать Айдара вздыхала, понимая, какую непосильную ношу взвалила на свои плечи. Но, к счастью, золотых украшений, полученных ею в приданное и спрятанных во время бегства с полуострова, бывшей крымчанке как раз хватило, чтобы оплатить и возведение стен дома, и крышу над этим домом. Дальше предстояло справляться самой. Но даже не это печалило женщину больше всего, а отсутствие в городе мечети, куда могла бы пойти со своими бедами мусульманка. Невозможность открыто отпраздновать Рамадан. Следовать установкам своей религии. Впрочем, христианские праздники в то время были под таким же запретом, а потому считать себя ущемленной больше, чем другие, у женщины не было повода.
Зато Айдар, которому едва исполнилось десять лет, почувствовал вольницу и целыми днями где-то пропадал с такими же мальчишками-ровесниками, для которых ни национальная, ни религиозная принадлежность не имели ни малейшего значения.
* * *
Айдар женился на соседской девушке, едва ему исполнилось восемнадцать. Его призвали в армию, и он ушел отдавать долг Родине в далёкий Красноярский край, оставив молодую супругу уже беременной на попечении своей матери.
Солдат-первогодок не стал терпеть издевательства старослужащих. Которые, в свою очередь, не простили отпора «татарчонку».
Ровно через три месяца после призыва, мать Айдара получила похоронку, в которой сообщалось, что её сын погиб, выполняя воинский долг, и похоронен на одном из кладбищ Абакана.
А спустя полгода жена Айдара куда-то пропала, оставив одних свекровь, в чьем доме жила, и трехмесячного сына Тимура.
Ни горевать о пропавшей невестке, ни выяснять, куда она уехала и почему оставила сына, женщина не стала. Не до того ей было, да и что изменило бы это знание. На руках остался маленький внук, на котором сосредоточилось все внимание.
* * *
Мальчик рос точной копией отца. И не только внешне, но и по характеру.
Уже в тринадцать лет он был признанным заводилой в компании таких же, как и сам, малолетних правонарушителей, не загудевших до сих пор в тюрьму только ввиду возраста.
Все попытки бабушки вразумить внука, отскакивали, как от стенки горох. Он выслушивал нотации молча, насупив густые брови, и заканчивал разговор фразой:
– Ну, я пошел? – и исчезал из дома. Иногда, на целую неделю.
Бабушка ходила к участковому, плакала и умоляла не быть строгим к её внуку, выросшему сиротой при живой, как она надеялась, матери от которой, по-прежнему, не было ни слуху, ни духу.
Участковый, прекрасно знающий реалии посёлка, советовал любым способом «дотянуть» внука до совершеннолетия и отправить в армию, где ему «вставят мозги на место».
Женщина брела домой, понурив голову, и думала о советах участкового. Не понимая, о чем он говорит. Какая армия? Та, где убили её сына? Отца Тимурчика?
Но, когда встал выбор между службой в рядах вооруженных сил и тюрьмой, она сама провела Тимура на призывной пункт.
К счастью, политика распределения призывников к этому времени претерпела некоторые изменения и юношу не отправили в далёкую холодную Сибирь. Его ждала десантная часть в соседней Молдавии, откуда он вернулся в родной посёлок, спустя два года.
* * *
В тесный дом набились дружки «служивого», многие из которых успели «оттянуть срок по-малолетке» и гордо демонстрировали руки и спины, разукрашенные наколками. Приветствовали своего «дружбана» и строили далеко идущие планы по быстрому обогащению путём грабежей и воровства.
В компании юных «бандюков» было несколько девушек, выполнявших строго отведенные им функции по «ублажению и расслаблению» вернувшихся после очередного дела «добытчиков».
К девицам этим отношение сложилось своеобразное. Впрочем, другого они не заслуживали.
При малейшей попытке чему-то воспротивиться, возразить, их избивали и тут же снова укладывали в постель, велев держать ноги раздвинутыми, как можно шире. «Пользовали» девок по очереди, «пускали на круг». Особенно это касалось тех, кто примкнул к банде недавно.
Если какому-то из молодчиков удавалось познакомиться с девушкой и прельстить её побрякушками и тряпками, для начала, уложить в постель самому, а потом и заманить в банду, судьба её была предрешена. Правда, «общественным достоянием» девушка становилась только после того, как успевала надоесть своему «первенькому».
Девушки старались не афишировать свое истинное положение и то, как с ними обращаются. Хвалиться было нечем. Зато можно покрасоваться на танцах в новом платье, посверкать новым колечком или сережками. То, что к этому прибавлялось сверкание синяком на скуле или под глазом – никого не касается! Бьёт – значит любит!
И пусть заткнутся все завистницы!
* * *
Когда подельники впервые увидели рядом с Тимуром маленькую, тоненькую, как тростиночка, Валюшу, то не оценили выбор главаря.
Ну а что там ценить? Росточком невеличка. Тощая – соплёй перешибёшь. Жиденькие пепельные волосёнки. Вот разве что глаза: огромные, голубые. Взирающие на мир доверчиво и с испугом.
– И зачем тебе такая? – полюбопытствовал однажды первый после Тимура. – Да её наши пацаны в голодный год пользовать не станут!
– Кто сказал, что я отдам её кому-то? – насупился Тимур. – Это моя бикса! И моей останется!
– Та ты шо?! – удивился кореш, – Как наших баб топтать, первый в очереди! А как свою подставить – накося выкуси?! Не будет такого! Братва дает тебе еще месяц на личное пользование, а потом, как и всех, на круг! – и заулыбался, сверкая вставным передним зубом.
Тимур и сам не мог понять, что с ним происходит. Его словно привязала, словно прилепила к себе эта малявка.
Он начинал думать о ней, едва успевал провести девушку до общежития камвольного комбината.
Не помогало ничего! Ни алкогольные возлияния, которым он начал предаваться все чаще не смотря на мольбы бабушки, в чьем доме продолжал жить. Ни попытка утешиться в постелях «общих» девок, пышногрудых, крепкозадых и густоволосых, готовых ублажить главаря любым способом по первому требованию.
Его непреодолимо тянуло к Валюше.
И он понимал, что объяснение с дружками приближается неотвратимо. Что им не так нужна девушка (своих в достатке), как хочется показать ему, что незаменимых в банде нет! Что если он пойдет «против закона», то и «на перо могут поставить». Причем, не только его, но и девку с бабкой.
Зачем? А для устрашения тех, кому еще может взбрести в голову мысль о том, что он не такой, как все.
* * *
– Тебе нужно уехать, – Тимур старался не смотреть Вале в глаза. – Увольняйся и уезжай из города.
– Зачем? – пролепетала девушка. – Я не хочу никуда ехать.
– Так нужно! – упорствовал Тимур. – Ты ведь ничего не знаешь обо мне! И даже не представляешь, что тебя ждет!
– Я не хочу ничего знать, – замотала головой девушка. – Мне достаточно того, что ты меня любишь, а я люблю тебя! И я уверена, что ты не позволишь, чтобы с нами случилось что-то плохое!
– Ты что, совсем дура?! – Тимур крепко сжал руку девушки выше локтя. – Убирайся! Я больше не хочу тебя видеть!
– Я не могу, – на глазах Валюши выступили слёзы. – Мне некуда ехать. И потом – я беременна.
– Только этого не хватало, – пробормотал Халфин, разжимая хватку и понимая, что причиняет боль. – Хорошо. Сегодня оставайся в общаге. Мне нужно подумать, кое с кем переговорить. Собери вещи. Я приду за тобой завтра утром.
Девушка кивнула и скрылась в общежитии.
Тимур шел домой. Единственным человеком, с которым он мог посоветоваться, была его бабушка. Нужно поговорить с нею. Хотя бы поставить в известность, и только после этого начинать действовать.
* * *
Отблески пожара Тимур увидел издалека.
Он побежал к дому, где прожил всю жизнь. Хотел ворваться внутрь. Ведь там была его бабушка! Больше ей быть негде!
Но дом полыхал, как свеча, а Тимура крепко держали двое дюжих пожарных, чья машина даже не пыталась погасить огонь на его доме, а поливала землю вокруг, дабы упредить распространение пожара.
Халфин не знал, что стало причиной возгорания. Неисправная старая проводка? Уголёк, выпавший из печи, которую топила бабушка в еще теплые октябрьские ночи? Или поджог?! О последнем думать не хотелось. Но если все вот это было демонстрацией намерений банды, значит, следующая на очереди Валюша!
Поняв, что тело его бабушки погребено под догорающими бревнами, Тимур рванул обратно к общежитию, в котором оставил любимую.
Он оттолкнул в сторону старенькую вахтершу, попытавшуюся воспрепятствовать проникновению в женское общежитие во внеурочное время. Перепрыгивая через ступеньку, взлетел на второй этаж. Рванул на себя дверь комнаты, где жила девушка вместе с четырьмя такими же, как и она, прядильщицами камвольного комбината.
Валюша стояла у открытого чемодана, брошенного на кровать, и складывала в него свой небогатый гардероб.
Она не хотела слушать подружек, которые давно предупреждали, что с Тимуром лучше не связываться. Что эти отношения не доведут до добра. А вот, поди ж ты. Подруги оказались правы. Что там натворил Тимур? Отчего велел ей немедленно покинуть город? Этого девушка не знала.
В два прыжка оказавшись рядом с любимой, Халфин захлопнул крышку чемодана, одной рукой схватил его, не замечая, что из неплотно закрытого вместилища торчит край платья.
– Пошли, – исподлобья посмотрел на девушку, двинулся к выходу.
– До свиданья, девочки, – пробормотала Валюша, чуть ли не бегом последовав за Халфиным.
Они успели запрыгнуть в последний автобус, идущий в центр.
Подтолкнув девушку к окну, Тимур, на лице которого оставались следы гари, сел у прохода, словно огораживая от возможного нападения. Но к счастью, кроме них в автобусе была только одна пара, целовавшаяся на виду у всех и ни на кого не обращающая внимания, да двое мужичков, бывших явно навеселе, и что-то доказывавших друг другу.
Все произошло настолько быстро, что Халфин не имел представления о том, что будет дальше.
Нужно где-то переночевать. Отсидеться, хотя бы пару дней.
У него не было с собой ничего. Ни вещей, ни денег, ни документов. Все сгорело в огне вместе с единственным родным человеком.
Тимур напряжено думал о том, куда он может отправиться. И вспомнил о юноше, с которым служил в одной части.
Юноше из хорошей семьи, живущей в престижном районе.
Халфин так и не понял, почему, за какие грехи, родители не «отмазали» его от армии.
Еще в первые месяцы службы Тимур вступился за зеленого солдатика, не дал «дедам» всласть поизмываться над ним. Они так и держались вместе два года. Уходя на дембель, товарищ вписал в альбом адрес своего проживания. Альбом остался под развалинами, но запомнить несложный адрес не составило труда: Седьмая станция Большого Фонтана, улица Петрашевского, дом семь, квартира семь.
– Быстрее, – Тимур схватил Валюшу за руку и побежал к трамваю, стоявшему на кругу у вокзала.
Через сорок минут он нажимал кнопку квартирного звонка.
* * *
– Ну и видок у тебя, – пробормотал бывший сослуживец, рассматривая Халфина через дверную цепочку.
– Откроешь, или нам лучше уйти? – Тимур не собирался обсуждать свой внешний вид, стоя на лестничной площадке.
– Входи, – дверь закрылась, послышался лязг снимаемой цепочки, распахнулась снова, впуская стоявшую за нею пару.
Валюше постелили с маленькой спальне и она, утомленная событиями, вскоре уснула.
Мужчины отправились на кухню.
– Выпить есть? – поинтересовался Тимур.
– Найдется, – кивнул сослуживец, водружая на стол початую бутылку водки. – Может, просветишь, какими судьбами оказался в нашем районе? Вроде, от Заставы далековато.
Халфин налил полный стакан и выпил залпом. Не вдаваясь в подробности, быстро пересказал события последних дней.
– Вот такие дела, дружище, – с тоской посмотрел на пустую бутылку. – Ни денег, ни документов, ни дома. Только беременная баба на руках да кореша, которые не преминут воспользоваться случаем, чтобы всадить перо в бок для острастки оставшимся. Но делать нечего. Если не выгонишь мою Валю, завтра съезжу на Заставу. Узнаю что там и почем. Бабушка хранила документы в жестяной коробке в шкафу. Может, хоть они уцелели.
– Вряд ли, – пожал плечами сослуживец. – Если был такой пожар, как ты описываешь, то и коробка расплавилась, и все содержимое сгорело.
– Но нужно ведь что-то делать! – Тимур сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
– Нужно, – кивнул хозяин квартиры. – Завтра приедут родители. Я им о тебе рассказывал, когда демобилизовался. Отец что-то подскажет. Так что иди, ложись спать. Только душ прими вначале, а то выглядишь, как черт, которого изгнали из преисподней.
* * *
Тимур проснулся от голосов, едва различимых за стеной спальни. Увидел, что Валюша давно не спит. Успела одеться и причесаться и тихо смотрит в окно, стараясь не разбудить его.
Он встал, быстро натянул джинсы и рубашку. Посмотрел на куртку в пятнах гари и отбросил её в сторону.
– Побудь пока здесь, – велел девушке. – Мне поговорить нужно.
– Добрый день, Тимур, – из-за стола встал мужчина и протянул Халфину руку. – Сын рассказал мне о ваших злоключениях. О том, как вы поддержали его в армии, я знаю. Долг платежом красен, а потому хочу предложить вам вот какой вариант для, так сказать, легализации.
– Я слушаю, – Тимур, пожав руку мужчины, сел напротив.
– Вам нужно жилье, – начал говорить мужчина. Продолжил, увидев кивок Халфина. – Вам нужна работа. И вам нужно время, чтобы восстановить документы. При этом, возвращаться в свою клоаку, – Тимур поморщился, услышав, как назвали его родной район, – вам нежелательно.
– Вы повторяете то, о чем я и сам знаю! – начал злиться Халфин.
– А вы, молодой человек, научитесь не перебивать, а слушать! – голос отца сослуживца стал властным и не терпящим возражений. Но мужчина тотчас улыбнулся. Добродушно и открыто: – Ваша спутница, у которой, как я понял, паспорт на руках, устроится на работу дворником. Вам предоставят ведомственное жилье, ну и, конечно, зарплату.
– Валюша не сможет мести улицы, – попытался протестовать Тимур. – Она маленькая и слабенькая. Да еще и беременная. Куда ей с метлой управляться?
– А вы на что? – удивился собеседник. – Или только детей делать умеете, да гоп-стопом промышлять?
* * *
Через три дня Тимур и Валя въехали в крохотную полуподвальную квартирку в старом доме на Молдаванке.
Через месяц Халфин получил новый паспорт и официально устроился на работу в тот же ЖЭК, в котором трудилась его жена.
Еще через неделю они расписались.
Тимур угрюмо сгребал лопатой снег, которого в эту зиму выпало немеряно. Он думал о том, что будет дальше? Ведь работа дворником явно не то, о чем он мечтал. И тут же одергивал самого себя: «А о чем ты мечтал? Воровать и грабить? Греби лопатой, мечтатель, и будь счастлив тому, что у твоей жены есть крыша над головой и деньги на колбасу и хлеб!»
Валюша родила первого апреля. Девочку назвали Еленой.
* * *
Все чаще в день получки или аванса Тимур покупал в гастрономе бутылку водки для себя и вино для Валюши. Жена не протестовала. Уложив Леночку спать, с удовольствием присоединялась к мужу.
Правда, веселили и расслабляли Тимура только пара первых рюмок. Выпивая очередную, он становился все угрюмее и агрессивнее. Видел в жене причину своего незавидного положения и, непонятно от чего, поднимал на Валюшу руку.
Если бы она дала ему отпор в первый раз!
Если бы изначально не простила побои!
Но Тимур сгребал в охапку свою крохотную жену, уносил её в постель, осыпал поцелуями и просил прощения.
Наутро соседи любовались свежим синяком на лице дворнички и уговаривали её написать заявление на узурпатора мужа.
Валюша отмахивалась, отшучивалась, говорила: если бьет – значит любит. Румянилась лицом и смущено признавалась соседкам: «Ох, бабоньки. Если бы вы знали, как он любит меня после того, как побьет».
Соседки недоумевали, но, чужая семья – потёмки.
И не вмешивались ровно до того дня, когда двор огласил крик пенсионерки, присматривавшей за трехлетней Леночкой в ночь очередной попойки:
– Люди! Выходите! Посмотрите, что это изверг учинил! Ухайдохал таки свою бабу!
Наряд милиции забрал Тимура, который сидел на полу и держал на коленях окровавленную голову жены.
Халфина отправили в КПЗ, где он и оставался в ожидании суда, а его дочь, Леночку, оформили в детский дом, так и не найдя родственников, которые взяли бы на себя заботу о малышке.
