Текст книги "Без лица"

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Может быть, вы пройдете со мной, мы вместе выпьем по чашечке чая или кофе? Я почту за честь побыть в вашей компании.

Луиза быстренько собрала все принадлежности и гордо пошла рядом с ним по направлению к ризнице. Всю дорогу она не переставая жаловалась, а он вежливо слушал, как и всегда. Да, ему следует поговорить с Кевином Картером. Этой женщине необходима помощь психиатра, и как можно скорее. Слушать ее было равносильно тому, что слушать умалишенную, которая беспрерывно сетует на то, что все эти плохие дети живы, в то время как ее собственный сын лежит на кладбище.

Отец Бойд тяжело вздохнул. Он закурил сигарету, хотя уже неоднократно пытался расстаться с этой пагубной привычкой. Когда Луиза находилась рядом с ним, ему всегда требовалась какая-то дополнительная опора. А никотин как будто давал эти силы. Хотя, если говорить начистоту, он бы предпочел хорошую порцию виски.

Он оглянулся и увидел, что Карен Блэк наконец-то ушла. У отца Бойда появилось ощущение, что замышляется что-то нехорошее и что никто не сможет помешать этому.

Глава 10

Всю последнюю неделю Мария чувствовала, что начинает наконец налаживать свою жизнь. Она с головой ушла в работу, которая помогала ей отвлечься от собственных мыслей. А вот у Алана Джарвиса были какие-то проблемы. Он ничего не говорил, но она видела, что он постоянно нервничает. Ее отец тоже был для нее большой поддержкой. Сейчас, сидя вместе с ним в итальянском ресторанчике, она чувствовала себя более уверенно. Они не торопясь, со вкусом ели. После выхода из тюрьмы Мария любила побаловать себя едой, иногда даже ела слишком много.

– Что ты теперь будешь делать, Мария? – спросил отец. – Извини, что не смог достать адрес, но этот социальный работник оказался крепким орешком.

Она пожала плечами:

– Тиффани знает, где Джейсон. Я снова к ней отправлюсь. Хочешь со мной?

Это был напрасный вопрос, и они оба это понимали. Но Кевин подумал, прежде чем ответить.

– Судя по тому, что ты рассказала, Мария, если я туда отправлюсь, я только все испорчу. Ты меня знаешь, дорогая, я как тот упертый бык.

Она не ответила. Она помнила, как много лет назад он охотился за ней повсюду. Разыскивал ее в трущобах, на грязных квартирах, в кабаках. Дрался со всяким, кто мешал ему добраться до дочери. Сколько же времени и сил он на нее потратил!

Мария закрыла глаза. Не в ее силах было изменить прошлое, и ей есть чем заняться помимо воспоминаний о давно ушедших временах. Она должна сосредоточиться на настоящем.

– Она так на тебя похожа, Мария, – задумчиво произнес отец.

В голосе отца была такая грусть, что ей стало нестерпимо жаль его. Она знала, сколько разочарований причинила своим родителям.

– Полагаю, она пошла по твоей дорожке, – снова заговорил Кевин. – Все это мы уже проходили. Может быть, тебе лучше не вмешиваться, дать ей возможность справиться с этим самой. Мне пришлось тогда отступиться от тебя, как ни ужасно это звучит. Твоя мать больше не могла этого выносить, и, честно говоря, я тоже.

Мария уставилась в тарелку, глаза ее переполнились слезами.

– Прости меня, папа. Прости за все, – сказала Мария, сжимая его руку. – Я каждый день думаю о Каролине и Бетани. Я знаю, что сейчас они могли бы ходить по этой земле и наслаждаться жизнью, если бы не я. Я по-прежнему ничего не помню. Может, оно и к лучшему? По крайней мере, я вижу их только мертвыми. Я не вижу, как они, съежившись от страха, умоляют меня сохранить им жизнь… – Мария запнулась, но потом продолжила: – Я все еще не могу понять, как это могло случиться, папа. Как я могла убить своих подруг и бросить своих детей. И провести двенадцать лет в тюрьме, день за днем проживая с ощущением, что жизнь моя остановилась, и пытаясь заставить себя перестать думать о детях… детях, на которых мне когда-то было наплевать, потому что все, к чему я стремилась, – это постоянно находиться под кайфом. Детях, которых я любила и при этом совершенно о них не заботилась, потому что мне казалось, что они никуда не денутся. Я боюсь встречи с Джейсоном, папа. Боюсь, что он тоже отвернется от меня, как отвернулась Тиффани. Я знаю, что заслужила это, но не уверена, что смогу это вынести. Сначала я бросила его, потом Патрик его бросил. Должно быть, он знает об этом. У его сестры ребенок от его отца. Моя внучка и мой сын – брат и сестра. Я всем им жизнь испортила, папа, всем нам испортила жизнь. Себе, тебе, маме, Люси – всем нам, но в особенности своим детям. Своим бедным детям.

Теперь Мария плакала не скрываясь, и люди в ресторане наблюдали за ними с жадным любопытством.

– Как мне справиться со всем этим, папа? – снова заговорила Мария. – Меня даже на выходные оттуда не выпускали, а потом просто выбросили в большой мир – место, которое я покинула, когда люди еще носили лакированные туфли и пачка сигарет стоила один фунт. Мне все здесь чужое, все. Я просто не знаю, что мне делать, куда идти. Я потерялась в этом мире, папа, как будто снова накачалась героином.

Кевин слушал дочь с сочувствием, к которому тем не менее примешивалась гордость. Она смело смотрит в лицо жизни, и это замечательно. У нее нет иллюзий, и она ничего не требует. Она готова бороться за жизнь. Если кто и заслуживает его помощи, так это Мария. Он найдет ее сына и встретится с ним ради нее. Проложит ей дорогу. Облегчит ей задачу, если это только возможно. Да, она совершила страшное преступление, но она сполна заплатила за это.

Кевин обнимал дочь, пока она не перестала плакать, а потом заказал ей огромный десерт.

– Послушай, ты уже отбыла наказание. У тебя новая работа, для тебя начинается новая жизнь. Что бы ни случилось, ты должна жить дальше. Мы все должны, это и есть жизнь: жить дальше и делать все возможное, чтобы справиться с трудностями. Сколько лет я женат на твоей матери, это само по себе пожизненное заключение. Если бы я прикончил ее много лет назад, сейчас я был бы уже на свободе, и мне не пришлось бы каждый день смотреть в ее обвиняющие глаза. Я остался с ней и теперь очень сожалею об этом, Мария. Она настоящая стерва, ты знаешь. Это она сделала тебя такой. Она идет по жизни, сокрушая всех на своем пути. И Люси, бедная дура, совсем как она. Ты восстала тогда как могла – просто сорвавшись с тормозов. И этот сутенер ничем не помог тебе, посадил на наркотики, отправил шляться по улицам. Если бы ты его не встретила, многих неприятностей не случилось бы. Я уверен в этом. А теперь ешь-ка свой яблочный пирог со взбитыми сливками, и давай больше ни слова об этом.

Мария слушала, потрясенная его прямотой. Он всегда принимал ее сторону и расплачивался за это все те годы, что прожил с ее матерью. Уж кому, как не Марии, знать об этом.

* * *

Луиза сидела в гостиной, окружив себя фотографиями Маршалла. Она пила чай и не спеша курила сигарету, наслаждаясь тишиной и тем, что она может наконец побыть наедине со своим сыном. После встреч со священником она всегда чувствовала себя лучше. Этот человек знал, когда говорить, а когда промолчать, чтобы показать, что он согласен с ней. Жаль, что она не смогла сходить к нему сегодня – из-за погоды она неважно себя чувствовала. Ей никогда не приходило в голову, что священник просто насмехается над ней и что его молчание вовсе не означает, что он с нею согласен. По ее мнению, он был прекрасным человеком, – любой, кто с ней соглашался, был прекрасным человеком. Временами она чувствовала себя очень одиноко, и ее поддерживала мысль о том, что она нашла родственную душу.

Сигарета догорела и чуть не обожгла ей пальцы. Она затушила ее и тут же закурила новую. Маршалл улыбался ей с фотографий. Как же она любит его, своего дорогого мальчика. Луиза откинулась на кресле и постаралась расслабиться. Притворяясь, будто Маршалл жив, Луиза придумывала ему жизнь, полную научных успехов и счастья. Он зарабатывал целое состояние, и все соседи очень уважали его и в его присутствии вели себя с надлежащей почтительностью. Он был божеством, обожающим свою мать. Эти фантазии проливались бальзамом на ее измученную душу, помогали засыпать по вечерам и продолжать жить изо дня в день.

Внезапно в окно влетела зажигательная бомба. Врезавшись в стену, она взорвалась, и пламя мгновенно охватило сидящую в кресле Луизу. Нейлоновый комбинезон, который она надевала для домашней работы, стал плавиться на ее теле, но Луиза этого не замечала, лихорадочно пытаясь собрать фотографии Маршалла и спасти их от гибели. Она чувствовала запах своих горящих волос. Будучи в шоке, она двигалась, не ощущая боли. Вместо того чтобы выбежать из дома, она продолжала собирать свои реликвии: школьные дипломы Маршалла по плаванию, Библию для воскресной школы, все те мелочи, которые были так дороги ее сердцу.

Занавески были объяты пламенем, обрывки черной обугленной материи разлетались по комнате, сея огонь повсюду. Но Луизе было все равно – она спасала вещи своего сына.

Дым разъедал глаза, руки были переполнены, когда она наконец сумела открыть дверь. Казалось, с притоком воздуха вся комната разом полыхнула перед ее глазами. Языки пламени жадно лизали ковер и через прихожую устремились к входной двери. Только тогда она осознала, что прихожая тоже в огне. Входная дверь была объята пламенем, в воздухе вились пары бензина.

Она попыталась пробраться в кухню, не выпуская из рук сокровища. Тут она рухнула и, уже теряя сознание, прикрыла драгоценные реликвии своим телом, пытаясь спасти их от огня.

Ее последние мысли, конечно же, были о Маршалле.

* * *

Патрик и Тиффани лежали в постели. Он прижимал ее к себе и шептал, как сильно ее любит. Именно в этом она больше всего нуждалась. Ее обнимали и любили, и это перевешивало все ее страдания. В последние несколько дней он пытался загладить свою вину перед ней. Вполуха она прислушивалась к Анастасии, которая уснула счастливая, после наполненного событиями дня.

– Ты хорошая мамочка, Тифф, – сказал Патрик. – Одна из лучших мамочек, которых я когда-либо встречал.

Она буквально купалась в этих словах.

– Я пытаюсь. Я так ее люблю.

– Надеюсь, не так сильно, как меня?

Это было сказано шутливым тоном, но в его голосе звучала и серьезность. Она улыбнулась и спрятала лицо на его груди. Как и Мария, она внушала ему чувство вины, и это несколько портило удовольствие от того, как удачно он сломал этим шлюхам жизнь. Мать Тиффани за словом в карман не лезла.

– Мои дети значат для меня гораздо больше, чем ты, чертов Патрик Коннор, – кричала ему Мария. – Ты мне нужен, только когда приносишь наркотики, придурок.

Эти давние слова отдавались эхом в его мозгу, когда он смотрел на дочь Марии, лежащую в его объятиях. Мария действительно говорила то, что думала, поэтому он в отместку частенько не давал ей наркотиков, а потом смотрел, как она мучается. Но, как бы она ни нуждалась в наркотиках, она никогда бы не сказала, что любит его больше своих детей. В конце концов она добывала их сама, если он не появлялся. Ведь Мария с кем угодно трахнулась бы за наркоту. Она даже переспала с этим старым жирным козлом в магазине за пачку сигарет. Он зажмурился от отвращения. Неудивительно, что этим бабам нужен сутенер, иначе они отдаются первому встречному за гроши.

Тифф следила за меняющимся выражением лица Патрика и, довольная тем, что гроза миновала, снова расслабилась в его объятиях.

Вдруг он грубо стянул ее с кровати, отбросил пинком.

– Я ухожу.

Резкие слова громом обрушились на нее. Она села на кровать и прикрыла себя простыней.

– Почему, Пэт? – в отчаянии спросила Тиффани.

– Что «почему»?

Он небрежно натягивал на себя одежду, лицо его было решительным и злым. Он никак не мог вдеть ногу в кроссовку и в конце концов швырнул ею в стену. Кроссовка попала на туалетный столик, разбросав по всей комнате вещицы, лежавшие на нем.

Тиффани внезапно почувствовала, что больше не может все это выносить.

– Да пошел ты, Патрик. С меня хватит. Теперь ты ревнуешь к своей собственной дочери. – Она схватила сигареты и закурила, руки ее дрожали. – Почему ты все пытаешься разрушить? Я создаю нормальный дом для нашего ребенка, для маленькой Анастасии, а ты что делаешь? Все портишь. Ну что ж, можешь убираться, с меня хватит.

– Что ты сказала? – спросил он. – Ну-ка, сука, повтори.

Он двинулся к ней, стащил, обнаженную, с кровати за волосы. Поволок через всю квартиру, раскрыл входную дверь и выволок на лестничную площадку. Она попыталась подняться на ноги, осознавая, что в любую минуту соседи могут выглянуть в глазок и увидеть ее голой. Но он снова толкнул ее; она услышала, как дверь захлопнулась за ними, и опять попыталась подняться.

– Там же ребенок, ты запер ее!

Он швырнул ее на пол и, развернувшись, пинком вышиб дверь. Плач проснувшегося ребенка был слышен во всех квартирах. Затем он снова сгреб Тиффани и, протащив вниз по лестнице, вышвырнул ее на улицу. Теперь унижение ее было полным. Она лежала на тротуаре, все ее тело буквально гудело от боли, а он двинул ее носком в ребра и произнес своим обычным голосом:

– Будь готова в семь. Мы сегодня работаем.

Патрик сел в свой «БМВ» и газанул, не оглядываясь на Тиффани.

Мелани Дровер, соседка, помогла Тиффани подняться на ноги. Она обернула халат вокруг ее плеч и довела до квартиры. Анастасию успокаивала старшая дочь Мелани, прыщавая тринадцатилетняя девочка, болезненно худая, но с широкими бедрами.

– Когда-нибудь он убьет тебя, – сказала девочка. Она уже прекрасно осознавала, что происходит в мире взрослых.

Тиффани не ответила ей. Она взяла ребенка и крепко обняла, и они заплакали вместе.

Тиффани хотела, чтобы соседи ушли и она смогла наконец принять наркотик, в котором нуждалась теперь ежедневно. А фактически она принимала его уже два-три раза в день. Патрик забрал крэк с собой, и, даже укачивая свою маленькую дочку на руках, она лихорадочно соображала, где бы достать наркотик.

* * *

Люси сидела в реанимационном отделении, прислушиваясь к тяжелому дыханию матери. В полиции ей уже рассказали, что сегодня произошло. Каждый раз, когда она об этом думала, ей становилось плохо. Бросивший зажигательную бомбу одновременно налил бензин в щель почтового ящика на входной двери и поджег мусорное ведро у задней двери. Луиза оказалась в ловушке. У нее было обожжено семьдесят процентов кожного покрова, и никто не мог сказать, каковы ее шансы на выживание. Утром ее должны были перевести в ожоговое отделение больницы «Биллерикей», но Люси боялась, что Луиза до этого времени не доживет. Какой бы плохой ни была ее мать, это был ее единственный союзник. К тому же дом полностью уничтожен огнем, и она теперь бездомная. Никто не мог отыскать ее отца, так как его мобильный был отключен. В последнее время он часто так делал: выключал телефон и исчезал на долгие часы.

Микки Уотсон наблюдал, как его невеста вновь и вновь вытирает глаза. Он, как и Люси, прекрасно знал, кто совершил это злодеяние, но они оба ни за что не скажут об этом легавым. Раз речь идет о семейке Блэков, пусть ее отец сам во всем разбирается. Зря Кевин зашел так далеко с Карен. Она же совершенно чокнутая, что и доказала еще раз. Кевин унизил ее, а в мире крутых Ист-Энда это приравнивалось к смертному приговору. Все знают, что Блэки настоящие отморозки и сами устанавливают для себя законы. Вот развязка и наступила.

Микки посмотрел на Луизу. Она была вся в трубках, одна из них, для дыхания, выходила прямо из ее груди. Трубка производила монотонное клацанье, невозможно было больше слышать этот звук, но он должен остаться с Люси. По крайней мере, пока дома не будет готов обед. Его матушка уже достаточно ясно высказалась по поводу произошедшего, и он знал, что та собирается обрушиться на него, как только он войдет в дом.

Чертова Мария! Где бы она ни появилась, следом за ней тут же возникают проблемы. Она как магнит притягивает к себе неприятности. Взять хотя бы ее брата. Это она довела его до сумасшествия своими выходками. А сейчас стала причиной того, что мать ее поджарили, как котлету. Чертовы бабы. Хотя, размышлял он, если Луиза отбросит коньки, то, по крайней мере, хоть этот крест ему не придется тащить на себе после женитьбы. Жаль, что до сих пор никому не пришло в голову ее укокошить. Это был бы милосердный поступок.

Он снова посмотрел на обожженное лицо и руки Луизы. Она была совершенно лысая, и что уж там говорить, она и так-то никогда не была красавицей, а уж после этой заварушки будет выглядеть как персонаж фильма ужасов.

А что, если она выживет, кто тогда будет с ней возиться? Конечно же Люси, эта чертова дура, вот кто. Где-то в глубине души он жалел, что не отложил свадьбу еще на несколько месяцев.

– Выпей чаю, дорогая, пока он совсем не остыл, – сказал Микки своим обычным мягким голосом, и Люси впервые за всю ночь улыбнулась. Он хороший человек, и ей здорово повезло, что он рядом и поддерживает ее. Она снова улыбнулась и отхлебнула чуть теплого чая.

– Я люблю тебя, Микки, – сказала Люси, когда он прикоснулся к ее плечу.

– Я знаю, Люси. Я знаю, дорогая.

* * *

Патрик шел по улице как хозяин. Люди приветственно махали ему, и он либо отвечал, либо игнорировал их внимание, в зависимости от того, кто это был.

Клуб, в который зашел Патрик, был расположен около Прид-стрит, и вход в него был строго ограничен последователями раста [1]1
  Раста – религия, существующая на Ямайке, которая учит, что чернокожие западные индийцы когда-нибудь вернутся в Африку. Последователи раста часто носят на голове множество маленьких косичек, называемых дредами. ( Здесь и далее примеч. перев.)


[Закрыть], наихудшими из них. Это было место, где тусовались наркодельцы, сутенеры или те, кто совмещал оба эти занятия. Там стоял специфический запах белого рома и травки, смешанный с дешевыми духами женщин, которые входили и выходили, отдавая заработанные деньги своим сутенерам.

Патрик владел этим клубом, хотя никто из посетителей об этом не догадывался.

Джекси Гауер, прежний владелец клуба, теперь выполнял здесь функции управляющего; он имел свою долю в прибыли и был весьма доволен жизнью. Джекси хотел вернуться на родину при первой же возможности; на пенсию он собирался отправиться, прихватив с собой кое-какие бабки, белую красотку и став владельцем свежеотстроенного квартирного комплекса к югу от Монтегю-Бэй. Увидев Патрика, он тут же выставил водку с пивом и едва заметно кивнул в сторону, дав ему понять, что у них важные посетители.

Отхлебнув из стакана, Патрик оглядел зал и удивился, увидев, кто там сидит. В Малкольме Дерби было почти два метра, составленных из сплошных мышц и темперамента. Это был один из новых выходцев с Ямайки, последователей раста, которые набрали силу в девяностые годы. Почти все они занимались бизнесом, и единственные национальные черты, которые в них сохранились, это цвет волос и отвращение к свинине и моллюскам. Во всем остальном это были чистейшей воды буржуа, рожденные, чтобы делать бабки и получать удовольствие от жизни. Но Малкольм также был связан с ярди [2]2
  Термин, применяемый к британским гангстерам – выходцам с Ямайки. Члены группировки в основном занимаются наркотрафиком, торговлей оружием и грабежами, отличаются большой жестокостью, решая все вопросы с помощью оружия.


[Закрыть], представлял их интересы в Лондоне, и это знала каждая собака. Он снабжал своих друзей паспортами, адресами и безопасными убежищами. Малкольм с пистолетом в руках и улыбкой на лице прибирал к рукам все, что ни приглянулось ему. Он вытеснил многих местных крутых парней, либо перестреляв их, либо заставив работать на себя. Даже полиция его побаивалась и не трогала. Он был идейным сторонником убийства черных черными. Он знал, что, пока они убивают друг друга, сохраняется какое-то равновесие.

Малкольм был богат как Крез, но деньги тратил с умом. Он жил с чернокожей красавицей, чистокровной уроженкой Ямайки, слушал исключительно Боба Марли и курил старомодные самокрутки. У него также была симпатичная белая жена, хорошенькая, образованная, социальный работник из среднего класса, которая предоставляла ему полную свободу. Всегда, и летом и зимой, он носил длинное черное пальто из дубленой кожи и всякий раз, как выпьет, вытаскивал свой британский паспорт.

Малкольм заметил Патрика и помахал ему.

– А вот и главная шишка, наш дорогой мистер Пэ.

Малкольм широко осклабился, обнажив золотые зубы с вправленным в один из них огромным бриллиантом, поблескивающим в приглушенном свете. Патрик непринужденно подошел к Малкольму и его дружкам и сел. Его рука исчезла в огромной лапе, которая, казалось, излучала силу, и от пожатия этой ручищи все тело Патрика сотряслось, а содержимое его стакана расплескалось.

– Отлично выглядишь, парень.

– Ты тоже, Малкольм. Как жизнь?

– А ты не знаешь? – В голосе его было одновременно возмущение и недоверие. Малкольм любил все драматизировать, и Патрик знал, что нужно быть начеку. Он сочувственно кивнул. – Кто-то прикончил моего родственничка. Пару дней назад ему прострелили голову. – Говоря это, он внимательно наблюдал за выражением лица Патрика и затем добавил на смачном южнолондонском наречии: – Патрик, а ты ведь знаешь, где найти этого стрелка. Одна девка предупредила его, но он все равно получит свое, чуть позже. Так вот, Лерой мне нужен сегодня.

– О чем это ты? – удивился Патрик.

Малкольм просто вскипел от негодования. На его широком лице, обрамленном десятисантиметровыми дредами, появилось выражение страшной обиды.

– О чем я? А ты не врубаешься? Лерой Макбейн, вот я о ком говорю. Он застрелил брата моей жены, ты что, не слышишь, о чем говорят люди? Как, черт возьми, ты делаешь свой бизнес, если не знаешь ни хрена о том, что происходит вокруг?

– Ну ладно, Мэл, расслабься! Я ни хрена об этом не знаю.

Малкольм уставился на него, как на глупенького ребенка.

– На Лероя это не похоже. Он не убийца. Что там произошло? – спросил Патрик.

– Кто-то пристрелил моего парня, одного из моих бойцов. Забрал его барахло. Мой шурин разнюхивал вокруг, пытался что-нибудь разузнать, и вдруг его тоже убивают на вечеринке, в субботу вечером, в Пекаме. Пять выстрелов, прямо в морду.

Он замолчал и провел рукой по губам. Патрик кожей ощущал, как злоба волнами расходится от Малкольма. Уж его-то парни всегда были в полной безопасности, ведь ни один человек в здравом рассудке не стал бы перебегать ему дорогу. Во всяком случае, намеренно.

– Это не случайность, Патрик. Его пришили, потому что я охотился за ублюдком, который убрал моего парня. А теперь я узнаю от Макси Джеймса, твоего приятеля, что это Лерой украл у меня пушки. И Лерой исчез. Снова совпадение, скажешь? Так что ему ничего не оставалось, как прикончить моего парня. Дерьмо! Я выдавлю его гребаные глаза и сожру их на завтрак.

Он откинулся назад и подождал, пока Патрик переварит информацию. Патрик ощутил, как предательские мурашки поползли по его спине.

– А как звали твоего бойца?

– Джимми Дикинсон.

Еще до того, как Малкольм произнес это имя, Патрик уже знал его. Но он и не подозревал, что Джимми водил компанию с фигурой такой величины. Патрик изо всех сил пытался сохранить спокойствие. Он сделал еще один глоток.

– Долго он на тебя работал?

– Достаточно долго, чтобы я взбесился.

– Ты теперь и с белыми ребятами дела ведешь?

Патрик старался казаться в меру удивленным, чтобы ему сошли с рук эти слова.

– Я веду дела со всеми, у кого есть то, что мне нужно, Патрик. Даже с гребаными сутенерами. Не родился на свет еще такой псих, чтобы не считаться со мной. Запомни это на будущее, – сказал Малкольм и распахнул пальто.

Патрик увидел огромный мачете, закрепленный в специальном кармане.

– Это справедливость, как ее понимают на Ямайке, Патрик. Лерой навечно получит ровненький пробор в волосах, и это ждет всякого, кто вздумает скрывать от меня информацию. Так что в последний раз тебя спрашиваю, где он?

Патрик допил свой стакан и жестом попросил еще один.

– Я сам тебя туда отвезу, о’кей? У него есть специальное гнездышко, рядом с домом его матери. Там он обычно и залегает на дно. Он кусок дерьма, чертов извращенец. Здорово попортил одну их моих девок, порезал ее, и все такое. Так что он и мне кое-что должен.

Малкольм широко ухмыльнулся:

– Видел когда-нибудь, как совершают возмездие на Ямайке?

Патрик покачал головой.

– Отлично. На это стоит посмотреть.

* * *

Кевин плакал. Рыдания сотрясали его плечи. Глядя на разрушения, причиненные огнем, он был в отчаянии. Все пропало, все погибло. Кое-где руины еще дымились, и, глядя на почерневший остов дома, он думал о тех памятных ему вещах, которые погибли в огне. Кто-то вложил ему в руку кружку с горячим сладким чаем, смешанным с виски, и он с благодарностью его выпил. Потом он сидел на бордюре и плакал, пока кто-то не поднял его и не увел к себе в дом. Это были соседи, супружеская пара индийцев, врачи.

Пока эти люди наливали ему еще одну порядочную порцию виски, Кевину пришло в голову, что он впервые у них дома. Они много раз приглашали их с Луизой, но та всегда отвергала их приглашения.

Мужчина протянул Кевину виски и сказал:

– Моя жена работает в больнице, мистер Картер. Ваша супруга очень плоха.

– Моя супруга?

Кевин все еще находился в состоянии шока. Внезапно он осознал, что ни Лу, ни дочери не было на пожарище. Он предполагал, что они в полной безопасности и находятся где-то в другом месте.

– А что с моей дочерью, Люси?

– С ней все в порядке. Но ваша жена была дома, когда туда бросили зажигательную бомбу, и она очень серьезно обожжена. Позвольте мне отвезти вас в больницу на своей машине. Полиция вас повсюду разыскивала.

У Кевина был отключен мобильник. Он всегда его отключал, когда встречался с Марией. Пока они ужинали и болтали, кто-то поджег его дом. И он знал, кто это сделал. Знал абсолютно точно.

Он залпом выпил виски.

– Она в тяжелом состоянии?

Его голос был таким тихим, что мистеру Пателу пришлось напрячь слух, чтобы расслышать.

– В очень тяжелом. Я был в машине «скорой помощи» и видел, как они пытались ее спасти. Я поехал с ней в больницу.

– Вы очень добры.

Мужчина лишь покачал головой. Он сделал бы то же самое для любого.

– Я отвезу вас в больницу.

– Нет, не беспокойтесь, – сказал Кевин и встал. – Я не готов сейчас встречаться с Лу. Это я во всем виноват, понимаете?

Речь его была несвязной, и мистер Пател пожал плечами, посмотрев на жену.

– Мистер Картер, вы не понимаете. Ваша жена умирает.

– Умирает?

Кевин опустился обратно на стул. У него перехватило дыхание.

– Что – Лу? Вы сказали, она умирает?

Мужчина снова кивнул, его выразительные карие глаза были полны сочувствия к этому убитому горем человеку. Через несколько минут они вышли из дома, и Кевин больше не произнес ни слова.