Текст книги "Без лица"

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Глава 13

Карен Блэк находилась в тюрьме. Ее раздражали вонь, тусклый свет, теснота и общество других женщин. Карен уже предупредили, что она должна принимать душ регулярно, иначе ее изобьют свои же сокамерницы. Это были две чокнутые, одна сидела за убийство, вторая за торговлю наркотиками и сговор с целью убийства. Так что здесь, в своем новом окружении, она не выглядела такой уж крутой.

Отправляясь на свидание к мужу, Карен была зла и голодна. Она не могла здесь спать. Постоянный шум сводил ее с ума – кашель, плач, смех, крики. Когда Карен увидела мужа, она попыталась улыбнуться. Пусть говорит всем, что ей все нипочем. Он был той ниточкой, которая связывала ее с внешним миром. Она непринужденно приблизилась к столику, строя из себя женщину, которой вполне комфортно в новой обстановке.

– Ну как ты, Кари?

Муж явно нервничал, и это взбодрило ее.

– А ты как думаешь, черт побери. Ну, чего там у нас базарят?

Карен уже освоила тюремный жаргон, это произвело впечатление на ее мужа. Он был ее троюродным братом по отцовской линии. Блэки заключали родственные браки, и отцовство двоих детей сестры Карен приписывали ее собственному отцу, а вовсе не залетным дружкам.

Карен и Пити выглядели как брат и сестра, сидя друг против друга и держась за руки.

– Все только об этом и говорят, Кари. Черт побери, да ты стала легендой, подруга! Я только и слышу: «Как там Карен?», «Как она держится?» Особенно в пабе.

Карен просияла от радости. Но муж не решался сказать ей правду: люди были настроены к ним недоброжелательно. Все считают, что она так же плоха, как Мария Картер, если не хуже – та хотя бы была не в себе, когда совершила убийство.

– Как мама? Успокоилась уже?

– Она так переживает за тебя…

На самом деле Рита Блэк публично отказалась от дочери. В отличие от Карен она имела четкие представления о том, как далеко можно заходить в стремлении отомстить. Особенно в их округе, где люди живут по определенным законам.

– Я так ее люблю. Скажи ей, что я передам ей весточку, ладно?

Он снова кивнул.

– Вы уже отомстили за меня, Пити?

Он со страхом ожидал этого вопроса и теперь промолчал. Карен нахмурилась:

– Нет?..

– Послушай, Карен, – сказал он, – нам нужно время, чтобы понять обстановку, только тогда мы сможем со всем этим покончить. Если мы что-то предпримем сейчас, нас тут же раскусят.

Карен угрюмо молчала.

– Как я уже сказал, все только о тебе и говорят. Черт, да ты стала прямо второй Мэрилин Монро! Настоящая звезда.

Она снова начала успокаиваться. Ощущение своей крутизны приятно щекотало ей самолюбие: о ней говорят, значит, она что-то из себя представляет.

– Кевин Картер пропал…

При этих словах она рассмеялась:

– Ага, проучили этого ублюдка! Так поступить со мной! Теперь люди знают, что с ними будет, если они тронут Блэков.

Теперь она была рада, что подожгла Луизу Картер. Это помогло ей достичь цели – стать героиней в своем районе. Кевин Картер сбежал. Жаль, что она не сделала чего-нибудь такого раньше.

Пити прекрасно знал, о чем думает его женушка, и удивлялся ее глупости. Они ходили на работу к Люси Картер, чтобы попытаться договориться о возмещении ущерба, но ему и в голову не могло прийти рассказать жене об этом. Они получали письма и звонки с угрозами. Полиция не спускает с них глаз, а его жена находится в мире собственных фантазий, где она супергерой. Кевин Картер действительно исчез, но было известно, что он не собирается оставлять безнаказанным избиение дочери и увечья жены. И кто осудит его за это?

Карен продолжала воображать, что она Дон Корлеоне в юбке и может творить все, что ей вздумается, без всяких последствий. Ему бы стоило врезать ей как следует за все, что она натворила. Но вместо этого он улыбнулся жене и принес еще одну чашку чая и большой «Кит-кат».

* * *

Алан Джарвис был вымотан, морально и физически. Загружая очередные двадцать килограммов конопли в грузовик, он громко вздохнул, вызвав насмешки двух мужчин, работавших рядом с ним.

– Ну и слабак же ты, Алан.

Алан пропустил это мимо ушей. Он не привык к физическому труду. Просто ненавидел его. Но он хотел поскорее покончить с погрузкой и поэтому работал быстро. Черные мешки было неудобно поднимать, они выскальзывали из его потных рук – потных больше от нервозности, чем от физического напряжения.

Был еще ранний вечер, и если кто-нибудь зайдет во двор, тут же раскусит, что здесь происходит. К нему на склад постоянно заходят другие дельцы – поболтать, выпить чашку чая или кружку пива, обсудить текущие цены или заключенные контракты. Это бизнес, где люди общаются и следят друг за другом. Все проворачивают какие-то делишки, обычно махинации с налогами, но наркотики – другое дело. Сроки, которые за них дают, пугают людей. Все, у кого есть хоть какие-то мозги, не станут с этим связываться. Но не те люди, с которыми связался Алан. В случае чего у него найдутся деньги, чтобы скостить срок, но ему не хотелось сидеть ни шесть лет, ни шесть месяцев, ни даже шесть дней. Надо как следует поговорить с Микки Девлином. Делать погрузки в Турроке тоже небезопасно, но оттуда есть шанс убежать. А в его собственном дворе легавые могут провернуть просто блестящую операцию.

Будто услышав его мысли, во двор ворвался Микки на своем спортивном «мерседесе». Дэйви и Джонас прекратили работу. С некоторых пор Микки Девлин всех заставлял нервничать, стоило ему только где-то появиться. Микки выскочил из машины, вокруг его кулака была обернута велосипедная цепь. Он был взбешен. Даже его лысый череп излучал агрессию. Алан почувствовал, как душа уходит в пятки. Он судорожно пытался сообразить, чем он мог навлечь на себя гнев Девлина. Но на этот раз мишенью оказался Джонас.

– Джонас, ты, поганый ублюдок! – завопил Микки и двинулся на парня.

Когда Джонас попытался бежать, Микки с видимым удовольствием накинул цепь ему на шею и потянул парня к земле так, что тот рухнул на колени. Затем начал избивать его. Увидев, как кровь и обрывки кожи разлетаются в разные стороны, Алан и Дэйви отодвинулись подальше от места кровавой бойни. Они были бессильны остановить разъяренного Микки. Избиение продолжалось чуть больше пяти минут. Обессилев, Девлин швырнул цепь на окровавленное тело и пнул его в живот.

– Убери этого подонка с глаз моих, Дэйви! – проговорил он, тяжело дыша. Его голубые глаза были мутными, не вызывало сомнения: он до одурения накачался кокаином. Огромное тело Девлина дрожало от напряжения, лысина блестела от пота.

Дэйви потащил бесчувственное тело к своему «лексусу». Бедняга весь трясся от страха.

– Что случилось? – спросил Алан.

Микки не ответил и молча отправился в вагончик. Алан осторожно последовал за ним. Микки вдохнул наркотик, задрал голову и закрыл глаза.

– Он заложил нас. Этот чертов ублюдок нас заложил.

Алан почувствовал, как земля уходит из-под ног.

– Заложил?

Девлин кивнул. Затем, увидев, как смотрит на него Алан, расхохотался:

– Да не легавым, придурок. Он обсуждал нас с этими парнями из Брикстона. Лэрри Паркер сказал мне сегодня утром. Они связались с ним, чтобы организовать сбыт.

Алан ничего не мог понять.

– Ну и что здесь такого?

Девлин посмотрел на него, как на сумасшедшего.

– «Что здесь такого»? У тебя что, совсем башня съехала?

Алан молчал, он просто не знал, что сказать.

– Во-первых – рассказал им, чем мы занимаемся, а во-вторых – этот козел собирался кинуть меня.

Девлин сошел с ума, догадался Алан и пришел от этого в ужас.

– Он ведь говорил тебе об этом, Микки. Ты еще угостил его выпивкой, помнишь? В прошлые выходные, в этом самом дворе.

Девлин мучительно пытался вспомнить. Затем он затряс головой как бешеный и заорал:

– Я что, чокнутый?! Джарвис, не пытайся меня завести! – Голос его перешел в рычание: – Ты что, издеваешься надо мной?! Пытаешься спасти его задницу?! Он что, твой любовник?!

Алан закрыл глаза, втайне надеясь, что, когда он их откроет, этот человек уже исчезнет.

– Черт, Микки, уймись, пока легавые сюда не приперлись.

В это время в офисе появилась Мария.

– На другом конце улицы слышно, как вы орете.

– Ты кто? – все же понизив голос, спросил Девлин.

– Я Мария, секретарь Алана, а вы кто?

Микки пристально смотрел на нее несколько секунд, а потом сказал:

– У тебя есть секретарь, Джарвис? Ты издеваешься надо мной?

– Это бизнес, цветные металлы. Мне нужен секретарь, чтобы вести дела, чтобы налоговики не совали сюда нос, – ответил ему Джарвис.

Микки кивнул. Наконец он выдавил из себя улыбку и вышел из офиса. Логика аргументов и уверенный голос Алана пробились сквозь его кокаиновый туман.

Когда Мария услышала визг отъезжающей машины, она посмотрела на Алана и спокойно произнесла:

– Идиот. Во что ты вляпался?

* * *

Луиза постоянно испытывала боль, но не позволяла ей взять над собой верх. Сила воли, которой она всегда так гордилась, снова сослужила ей службу. Медсестры и врачи изумлялись. Она стоически переносила бесконечные перевязки и принимала морфий, лишь когда боль становилась невыносимой. Но медики и не подозревали, что только чувство ненависти поддерживает жизнь в этой женщине.

Мария второй раз убила Маршалла. Теперь у Луизы осталось всего лишь несколько его фотографий, и именно это причиняло ей настоящие страдания. Потеря дома и вещей почти ничего для нее не значила. Но погибла одежда ее сына. Его детские игрушки и рисунки. Сочинения, которые он писал в школе. Все пропало. И в этом виновата только Мария. Муж бросил ее, взял сторону дочери, как обычно. Что ж, без него Луизе будет лучше, как когда-то без Марии. Она с трудом выносила позор дочери, но всегда высоко держала голову. Немного находилось смельчаков напрямую задавать ей вопрос о Марии. Люди скоро поняли, что она навсегда отказалась от своей старшей дочери.

Луиза попыталась сжать пальцы под одеялом, но боль напомнила ей, что нужно лежать спокойно. Не двигаться. Она сделала глубокий вдох. Попыталась унять беспорядочное сердцебиение. Может, она и чудо для медицины, но для нее все это не имело значения. Она должна выбраться отсюда, снова попасть в большой мир. И уж тогда она всем им отплатит сполна. Особенно Марии. Она попыталась втянуть Маршалла в свою грязную жизнь, но мать остановила ее. И она снова ее остановит. Маршалл чувствовал такое же отвращение к Марии, как и его мать. Они были уважаемой семьей, а Мария выпачкала их грязью. Луиза и по сей день ощущала ту боль, которую причиняла ей Мария, когда насмехалась над ней. Этот ее низкий голос, типичный голос уличной девки: «Ой, мама, брось ты это все. Какая разница, что думают обо мне эти чертовы соседи? Мне наплевать, а ты-то чего волнуешься?»

Но Луизе было не наплевать, что думают о ней люди. Ей приходилось принимать вызов повсюду; на улице, в магазинах, даже в церкви. Но больше всего она ненавидела сочувствующие взгляды. Другие женщины, у которых росли благополучные дочери, смотрели на нее так горестно, что она готова была избить их до полусмерти. Она не нуждалась в их сочувствии. Каждое утро она посещала мессу, причащалась, она была чиста. Это дочь ее запятнана, а не она.

Луиза приказала себе перестать плакать, радуясь своей моральной выносливости, своей ненависти, потому что именно эта ненависть придает ей силы. Вырвавшись отсюда, она остановит эту суку раз и навсегда. Луиза была полна решимости сделать это.

* * *

– Проснись, дорогая.

Голос постепенно проникал в ее сознание, и Тиффани прилагала все усилия, чтобы открыть глаза. Сверху на нее с обеспокоенным видом смотрел Патрик.

– Как ты себя чувствуешь, Тифф? Я страшно волновался.

Она несколько раз моргнула, прежде чем смогла просипеть:

– Где я?

Перед тем как ответить, Патрик нежно поцеловал ее в лоб.

– Ты в больнице, Тифф. Ты что, ничего не помнишь?

Она покачала головой и вздрогнула от боли. Ее хорошенькое лицо было серым и измученным, а глаза – как у мертвой рыбы. Либриум, который он ей дал, начисто отбил у нее память.

– Ты случайно приняла слишком большую дозу, Тифф. Врачи подумали, что ты собиралась покончить с собой. Кто-то из соседей услышал плач ребенка и вызвал полицию. Социальная служба забрала Анастасию.

Поняв сказанное, она чуть не закричала. Патрик предупреждающим движением прикрыл ей рот рукой.

– Тсс! Послушай, Тифф, тебя собираются судить за плохое обращение с ребенком. Я сказал, какая ты хорошая мать и все такое, но ведь меня и слушать не станут. Наверное, кто-то из соседей стукнул.

Мир рушился вокруг Тиффани, и Патрик со злорадством наблюдал за ней. Она верила во все, что он ей говорил. Это ему очень нравилось. С другой стороны, она внушала ему отвращение своей слабостью.

– Что же мне делать, Пэт? Бедная Анастасия, как же она напугана, ведь меня с ней нет.

– Надевай-ка пальто и туфли, и мы просто смоемся отсюда, пока не пришли легавые. А потом я найду тебе хорошего адвоката, договорились? Я все улажу, она ведь и мой ребенок.

В голосе его была неподдельная искренность, и Тиффани сразу поверила ему. Она позволила ему усадить себя и выпила стакан воды, потом он накинул на нее пальто и надел туфли, и они беспрепятственно покинули многолюдное отделение, а затем больницу.

В машине Патрика она разрыдалась, и он приласкал ее, как щенка или котенка. Она окончательно пала духом, и при мысли об этом он чувствовал себя таким могущественным, все держащим под своим контролем. По дороге к нему домой он останавливался и собирал заработки у девушек и у своих дилеров. Дела есть дела. Тиффани это понимала, поэтому ее не удивляло, что человек, который должен был испытывать горе, потеряв маленькую дочку, продолжал вести свой грязный бизнес.

Патрик дал ей целительную сигарету, она безвольно откинулась на обитое кожей сиденье и почувствовала, как тело ее расслабляется, а мозг опустошается.

– Правильно, Тифф. Выкинь пока все это из головы и расслабься, девочка.

Она вымученно улыбнулась и снова втянула дым в легкие. Именно сейчас кайф нужен ей больше всего.

Патрик оставил ее в своей квартире в Докланде и, предупредив, чтобы она не прожгла ковер и не устроила беспорядок, отправился по своим важным делам. Ему нужно зарабатывать на жизнь, как он постоянно подчеркивал, а сейчас, когда им предстоит дело в суде, чтобы вернуть ребенка, ему понадобятся большие бабки. Благодарности Тиффани не было границ.

Целуя ее на прощание, он ласково сказал:

– Прими ванну, Тифф. От тебя воняет.

Она печально кивнула; он уходил от нее в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась. Тиффани схватила пакет с наркотиками, которые дал ей Патрик, и глубоко вздохнула. Один косячок, чтобы привести мысли в порядок, и потом она начнет думать, что ей делать дальше. Одна в этой огромной квартире с видом на Темзу она чувствовала себя потерянной. Она так хотела увидеть свою малышку, но Анастасии у нее больше нет, ее отобрали, как отобрали все в жизни.

Спустя пятнадцать минут после того, как Патрик ушел от нее, Тиффани под действием крэка находилась уже в полном забытьи.

* * *

Пити Блэк закрывал дверь своего «форда-сьерра», когда услышал позади знакомый голос. Ужас скован его.

– Как дела, Пити? Еще чей-нибудь дом подпалил сегодня?

Голос Кевина Картера был полон издевки. Пити обернулся, лихорадочно осмотрел улицу, прикидывая, как ему убежать.

– Не суетись, приятель, тебе не смыться, я об этом позаботился.

– Мы не имеем к этому никакого отношения, Кев. – Голос его был почти дружеским.

Клянусь могилой своей матери! Это все психованная сука Карен. Ты ведь ее знаешь. Я говорил ей…

– Заткнись!

Пити увидел пистолет, который Кевин вытащил из пакета.

– Брось, Кев. Что ты делаешь, черт возьми? – забормотал Пити, уставясь прямо в дуло.

Кевин засмеялся:

– Как «что»? Я собираюсь пристрелить тебя.

До Пити наконец-то дошло, что этот человек не шутит. Лицо Пити скривилось, и он заплакал. Он услышал громкий щелчок взведенного курка и инстинктивно закрыл лицо руками.

Вдруг где-то рядом послышался голос:

– Что здесь происходит?

Это был ворчливый голос пожилого человека, и Кевин, выругавшись, быстро пошел прочь. Пити осел на асфальт. Ноги его совершенно не слушались. Он все еще плакал, когда часом позже теща обнаружила его на крыльце дома. Когда ей удалось наконец вытянуть из зятя, что произошло, Рита закурила и уселась на свой любимый стул, вновь и вновь проклиная дочь. Тамара расплакалась.

– Я ненавижу Карен, бабушка, я ее просто ненавижу. Я хочу жить спокойно, с тобой. Я ненавидела свою мать, со всеми ее мужиками и наркотиками. Я ненавидела, когда они сажали меня к себе на колени, гладили меня и говорили, какой я прелестный ребенок. Я ненавидела ее за то, что она позволяла им делать это. Мария Картер оказала мне услугу!

Даже ее бабушка не знала, что на это ответить.

* * *

Селли Поттер тихонько постучала в дверь Марии, затем открыла ее и вошла. Мария лежала на кровати в махровом халате.

– Как ты? – спросила Селли.

Та пожала плечами:

– Можно сказать, нормально.

Селли уселась на кровать и улыбнулась, на ее круглом лице, как обычно, было много косметики, хотя она собиралась лечь спать.

– Знаешь, а я все еще работаю. На улице. Наверное, мне никогда уже не вырваться из этого.

Марии стало грустно, но она не показала виду.

– Если узнают, тебя снова упекут за решетку.

– А может, мне самой этого хочется, только я в этом не признаюсь. В тюрьме я чувствовала себя в своей тарелке. У меня там было много подруг и приятельниц. Здесь, на воле, я чувствую себя потерянной. Наверное, я вернулась на панель, чтобы снова почувствовать себя в своей среде, с людьми, которые принимают меня такой, какая я есть.

– Чаю хочешь?

– Лежи, я сделаю.

Пока Селли хлопотала, Мария думала о том, почему Селли решила ей открыться. Наверное, потому, что она в прошлом тоже была проституткой. Для кого-то проституция – форма самоуничижения, другим заменяет семью. Для большинства же это средство существования.

Десять минут спустя женщины сидели рядышком на кровати, болтая, будто знали друг друга всю жизнь.

– Где ты работаешь? – спросила Мария.

Селли сделала глоток чаю и набрала побольше воздуха, прежде чем ответить.

– Какое-то время я работала на Кроссе, но теперь я помещаю объявления в местных газетах и выезжаю на дом. Большинство моих клиентов несчастные козлы, у них в квартирах облупленная мебель и вонючие ванные, но бабки они платят приличные. – Она вздохнула, потом продолжила: – Я работаю на одну женщину в Северном Лондоне. Она дает нам мобильник и первые контакты. Размещает объявления, и мы платим ей процент, так что мне ничего не грозит. Меня могут поймать, если только полиция нагрянет в дом, где я буду в тот момент с клиентом. Но я все равно подрабатываю еще и с девочками на улице, потому что мне нравится общение. Проблема в том, что я должна возвращаться сюда к половине одиннадцатого!

Вдруг открылась дверь, и заглянула Аманда.

– Все в порядке, девочки?

Они закивали, чувствуя себя напроказившими школьницами.

– Извини, Мария, что немного поздно это делаю, но с завтрашнего дня тебе разрешено возвращаться в половине одиннадцатого, – сказала Аманда.

Она ждала, что скажет Мария. Через какое-то время Мария все же поблагодарила ее. Аманде было неловко. Улыбаясь, она вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

– Ведут себя так, будто делают нам одолжение. – Голос Селли внезапно стал очень злым. – Половина одиннадцатого, в нашем-то возрасте!

Мария помолчала, затем сказала очень серьезно:

– А куда мне ходить-то до половины одиннадцатого?

– Пошли со мной на Кросс! – предложила Сели.

Мария улыбнулась:

– Нет уж, с меня хватит!

– Нет ничего лучше, чем вспомнить старые добрые времена!

– Да уж, старые – как раз про нас!

Селли взвизгнула от смеха, и Мария почувствовала прилив нежности к этой женщине, которая так нуждалась в человеческом общении.

– Осторожнее, Селли. Смотри, чтобы тебя снова не поймали, а то будешь очень жалеть.

– Ты права, Мария. Но знаешь, мне здесь так одиноко. Некоторые девушки, они же совсем молоденькие! Если честно, это просто ужасно. А какие у них истории… С тех пор как мы сели в тюрьму, мир здорово изменился, и далеко не в лучшую сторону.

– Человек сам делает свою жизнь, Селли.

Пухлые губы Селли вдруг задрожали.

– Знаешь, я все еще думаю о нем. О своем парне. Ну и сволочь он был, но я его любила. Я продавала себя, а он в это время трахался со всем, что двигается и младше шестидесяти лет. Он был помешан на сексе. Только о нем и говорил, только о нем и думал. – Селли с невольным восхищением покачала головой. – В один прекрасный день он бы и табуретку трахнул, если бы момент был подходящий и у него не оказалось бы денег.

– Тогда почему ты это сделала? – спросила Мария.

Селли не отрывала глаз от противоположной стены, рисуя в памяти его портрет.

– Он завел себе настоящую любовницу. Влюбился. Я могла принять все его бесконечные траханья, но я не могла смириться с тем, что он в кого-то влюбился. Понимаешь, о чем я? Это величайшее оскорбление. Из-за него я потеряла своих детей. Потеряла семью. Самоуважение. А он взял и влюбился. Я не могла жить с этим, Мария. Лучше было видеть его мертвым, чем с другой. Он был как болезнь, разъедал меня, как опухоль. Я убила его и чуть не убила ее. Самое ужасное, что я снова бы это сделала. Не задумываясь ни на секунду. Я все еще люблю его. Думаю, что всегда буду его любить.

Мария прижата руки к лицу. Ей хотелось плакать из-за Селли и из-за любви. Которая разрушила всю ее жизнь и до сих пор разрушает, даже спустя столько лет.

– Ох, Селли, бедная ты моя…

Селли пожала плечами:

– Я скучаю по нему. Вот что самое ужасное. Его запах. Его голос. Как он ел. Как он смеялся. Когда я закрываю глаза, то вижу, как он мне улыбается.

Слезы лились из ее глаз, и Мария обняла ее за плечи и притянула голову Селли к своей груди, пытаясь утешить подругу. В этот момент Аманда снова заглянула в комнату и, ойкнув, быстро закрыла дверь.

Селли вытерла лицо рукой и громко произнесла:

– Этого только нам не хватало. Теперь она будет думать, что мы – лесбийская парочка.

И они снова захохотали – раскатистым хриплым смехом, который разносился по всему исправительному дому.

* * *

Тиффани нервно расхаживала по квартире Патрика. Чувство вины было мучительным. Ее могли отправить за решетку за плохое обращение с Анастасией, самые ее ужасные страхи стали реальностью. Зазвонил телефон, и она вздрогнула от резкого звука, разорвавшего тишину. Она услышала музыку регги и голос Патрика, наговаривающего рэп на автоответчик. Почему-то это раздражало ее. Потом послышался голос девушки, низкий и глубокий.

– Я вернулась, дорогой, и я ищу тебя. Позвони мне.

Тиффани сидела на белом кожаном диване, уставившись на телефон. Голос был красивый, как мягчайший бархат. Но больше всего ее поразила прозвучавшая в нем уверенность. Эта девушка точно знает, что Пэт ей перезвонит. Она была не из тех, кто работает на него, у этих нет его домашнего номера. Это любовница. Сделанное открытие еще глубже погрузило ее в депрессию. Что с ней случилось? Где та девочка, которая поклялась себе, что добьется чего-то в жизни? Которая ночами лежала в детском доме, строя радужные планы на будущее? Тиффани бросила взгляд на свое отражение в зеркале в шикарной раме, висевшем над камином. Как же ужасно она выглядит! Отвращение к самой себе и стыд переполнили ее душу. В этот момент она поняла, что потеряла своего ребенка и что ей предстоит тяжелая борьба, чтобы вернуть дочь. Она стала наркоманкой и шлюхой точь-в-точь как ее мать когда-то.

Схватив телефон, Тиффани набрала номер. Слезы застилали ей глаза, когда она закричала в трубку:

– Позовите, пожалуйста, Джейсона!

* * *

Вербена Мерлоуз услышала отчаянный голос девушки и ласково произнесла:

– Это Тиффани?

На нее обрушился поток слов, настолько путаных, что было невозможно что-либо понять. Она передала трубку мужу:

– Не знаю, о чем она. Она плачет.

Освальд Мерлоуз подошел к телефону:

– Успокойся, Тиффани, и скажи мне, что случилось. Нет, послушай, Джейсон уже спит, и я не собираюсь поднимать его в такой поздний час. Утром ему в школу. Скажи мне, что случилось, и я помогу тебе, девочка.

Постепенно он успокоил ее своим уверенным, твердым голосом и разумными словами.

– Где ты? То есть как это – не знаешь? Кто забрал ребенка?

Глаза Вербены широко раскрылись.

– Они забрали ребенка – почему?

Ее муж замахал на нее рукой, чтобы она помолчала. Наконец он положил трубку.

– Что произошло?

Он вздохнул. Двухметровый выходец с Тринидада, плечистый гигант с добрыми карими глазами, Освальд работал консультантом-гематологом в больнице Святого Томаса. Он пользовался огромным уважением среди своих коллег и был добрым человеком, страстно любящим свою жену и сына.

– Гром грянул, Верби, – грустно произнес он. – Ребенка забрали, а сама она на какой-то квартире, она точно не знает где, и если она не накачалась наркотиками, то я Элтон Джон.

Вербена скорбно прикрыла свои красивые зеленые глаза.

– Как ты слышала, я сказал ей, чтобы она поймала такси и ехала сюда. Приедет она или нет, не могу сказать. Девушка почти невменяема. Патрик Коннор! Попадись он мне сейчас, я бы…

Освальду не хватало слов. Его жена скользнула в его объятия и попыталась дотянуться до его губ, насколько позволяли ее 158 сантиметров роста. Он поцеловал ее в белокурую макушку.

– Нам осталось только ждать, приедет она или нет. Но я не очень-то на это надеюсь. Боюсь, она покатилась по наклонной.