Текст книги "Мертвый город на Неве (СИ)"

Автор книги: Марти Бурнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

9

На берегу Залива, на песчаной косе Васильевского острова, на фоне серо-багряного ночного неба темнел силуэт фрегата. Наверное, когда-то его выбросило на берег штормом, он стоял, сильно накренившись, и порядком врос в песок. Ветер шумел в кронах деревьев и трепал обрывки парусов, а при сильных порывах чуть поскрипывала мачта. «Летучий голландец» обрел здесь свое последнее пристанище.

В трюме, в гамаке, закрепленном на балках, спал Антон. Слабый свет от ночного неба пробивался сквозь дырки в прогнившей палубе. Рядом с гамаком, на перевернутом бочонке стояла масляная лампа и лежал листок бумаги. На нем, аккуратным красивым почерком было написано: «Жди нас здесь. Вернемся, как вызволим Орталу. Анна».

Но сон, сморивший Антона, был не простым. Черным, беспросветным и глубоким. Фантом, дух, что вселился в него, воспользовавшись слабостью Антона, постепенно брал над ним верх. Он возвращался. Воскресал. Возрождался в мире живущих, вспоминая, кто он и зачем он здесь…

Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster (через крестное знамение от врагов наших освободи нас, Господь наш)… Дыхание давно сменил надсадный хрип, в груди кололо, но брат Якоб бежал и бежал, не в силах остановиться. Ужас, тот, что сильнее разума и воли, гнал прочь от Ведьминого леса. Рассеянного лунного света едва хватало разглядеть под ногами тропу, но она тут же терялась в провалах ям и грязи. А когда луна скрывалась за облаками, тьма становилась кромешной, но отчего-то ужас немного отступал. Казалось, лунный свет придает сил тому исчадью ада, что преследовало его. Что это: демон преисподней, призрак черного мора, прошедшего по окрестным землям, или сам сатана? Цепкие ветви беспощадно рвали одежду. Он путался в длинной рясе, оступался и падал, проваливаясь в стылое болото, но упорно карабкался вперед.

…In nomine Patris, et Filii (во имя отца и сына)… Не останавливаясь, он попытался перекреститься, но что-то подвернулось под ноги, и монах кубарем полетел на землю. Выбросив вперед руки, чтобы защитить глаза от острых сучьев, он по локоть погрузился в ледяную жижу. Руки заломило от холода.

… et Spiritus Sancti. Amen (и святого духа. Аминь). «Не останавливаться, только не останавливаться! Господи, помоги мне!» – сделав несколько рывков на четвереньках, он выбрался из лужи. Холодная вода пропитала одежду, но брат Якоб едва обратил на это внимание.

«Еt Spiritus Sancti. Amen.» – повторял он про себя, в надежде, что имя Господне отгонит тьму, преследовавшую его. Призывая Господа в защитники, он судорожно нащупывал висевший на поясе крест. Окоченевшие пальцы едва слушались. Креста не было!

«Я обронил его! Наверное, в той проклятой луже… Почему!? Почему Господь покинул меня?!» Оглянувшись, он уже не смог разглядеть злополучную лужу, лишь клубящиеся порождения тьмы по-прежнему тянулись к нему.

«Бежать… Бежать… до замка уже близко…» Он больше не оглядывался, боясь, что неотступно преследующие тени отнимут волю. По лицу хлестали жесткие ветви, но защищаться от них не было сил. Он мог лишь бежать, надеясь, что не упадет вновь, потому что подняться уже не сможет…

А вот и просвет! Последний рывок, и лишь небольшое поле отделяет его от замка. Надежда, что, было, угасла, вспыхнула вновь.

«Господи, спаси мою душу!» – подобрав рясу, Якоб бросился к замку. На залитом серебряным светом поле ужас обуял с новой силой, заставляя дрожать каждую частицу его тела. Хотелось упасть и жалобно скуля, зарыться в землю, туда, где нет теней, ибо нет света. Этого ужасного серебристого света, что проникал в душу, выжигая разум. Он не оглядывался, но знал, что тень наступает на пятки. «Зачем? Зачем дьявол играет со мной?!» Он не боялся смерти. Смерть – лишь остановка на пути к богу. О, сколько дней и ночей провел брат Якоб в мольбах об испытании, которое позволит приблизиться к богу! Сколько раз он истязал себя, надеясь достичь отрешения от бренного тела. Но тот, кто преследует, погубит его душу!

Замок!…Gratias tibi ago,Domine, sancte Pater (благодарение творю тебе, Господь святой отец)… «Там люди! Там обитель божья!» Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra. (да будет воля твоя и на земле, как на небе)! – Он гнал мысли о том, что вокруг свирепствует чума, и в надежде всматривался в проступавшие во тьме очертания замка, пытаясь разглядеть огни. «Молю тебя, Господи, чтобы мор обошел это место стороной!»

Слабый свет на крепостной стене стал ответом на его молитвы. Брат Якоб бежал, не отрывая от него взгляда, словно в едва заметном огоньке, было спасение от того безумия, что настигало его. До замка оставалось всего ничего.

– Благодарю, благодарю тебя, Господи!..

Он уже чувствовал себя под сенью божьей, там, где нет места тьме. И тут отчаяние пронзило его – огонек оказался лишь яркой звездой, просвечивающей сквозь пустую бойницу. Всего лишь призрачная тень надежды…

– Верую!.. Верую!.. Верую!.. – на бегу, исступленно выкрикивал он темным стенам.

Но ответом была лишь мертвая тишина. Мрак и холод окутывали все вокруг. Мост через небольшой ров оказался откинут, а ворота открыты. Дурной признак! Но он, не раздумывая, вбежал во внутренний двор.

Никого! Вкруг не было никого, даже сонный пес не тявкнул на незваного гостя. Брат Якоб испуганно отвел взгляд от черного провала дверей, в его мгле померещилась клубящаяся тьма, та же, что преследовала.

– Domine Deus, firma fide credo (Господь бог, верую крепкою верой), – прошептал он, и в тот же миг заметил маленькую часовенку.

Он опрометью бросился туда, влетел в распахнутую дверь и, зажмурившись, рухнул на колени перед алтарем.

– Domine Deus, spero pergratiam tuam remissionem omnium peccatorum (Господь Бог, надеюсь по твоей милости на отпущение всех грешников)… – неистово шептал он, пытаясь заглушить визжащий внутри ужас.

Лунный свет проникал сквозь закрытые веки, слепя и сбивая с мысли. Слова молитв, которые он произносил десятки тысяч раз, вспоминались с трудом. Он поднял голову, в молитве, обращаясь к небу. «Свет, проклятый серебристый свет! Он мучает меня и здесь!»

Проклятая луна! Она жестоко ухмылялась прямо над головой, заливая все вокруг безжалостным светом. У часовни не было крыши! Мельком оглядевшись, Якоб понял, что эта обитель сгорела и заброшена: несколько обугленных скамей, почерневшая голова мраморного Иисуса умиротворенно улыбалась, покоясь на обломках статуи, а прокопченные стены сплошь покрыты глубокими трещинами.

«Как я сразу не увидел, что это место осквернено!» – он вскочил с колен. Онемевшее от напряжения тело сотрясала дрожь – «Бежать… бежать! Domine Deus… Domine Deus…» – пытаясь вспомнить слова молитвы, он выбежал из часовни.

Один Господь знает, как долго это продолжалось! Он плохо помнил вчерашний день и совсем не помнил, что было несколько дней назад. Казалось, ночи – один сплошной кошмар и бесконечный бег, а дни – лишь черное забытье, в преддверии ужаса. Ужаса, выжигающего душу, стирающего воспоминания и постепенно крадущего разум.

Он помнил, как было раньше – тихое служение Господу и умиротворение от причастности к благодати Его. Но это словно осталось в прошлой жизни… И тьма теперь всегда следовала за ним. Наверное, Бог посылал силы, потому что он не мог вспомнить, когда в последний раз ел или спал.

Domine… Domine… – он пытался припомнить слова молитвы. Но вместо этого, остановился посреди двора и обратил лицо к небу. Впервые за эту ночь, он осмелился взглянуть прямо на луну.

– А-а-а-а, – закричал монах.

– У-у-у-у, – со всех сторон вторило ему эхо, в котором его голос слился с завываниями ветра.

Что-то звериное внутри него возликовало, услышав вой, который доносился словно из самого ада.

«Куда теперь? Чего оно ждет!?» – он оглянулся. Коварная злобная тварь, что преследовала его, затаилась где-то рядом. Но на этом дворе был только он и лунный свет.

Стоять под луной не было сил, разум оставлял его. Тело, помимо воли, изнывало от желания упасть на землю и с криками кататься по ней, выгибаться дугой, словно от этого могла пройти та боль, что терзала измученную душу. А потом бежать вперед и рвать зубами и когтями все живое. Уподобится зверю, чтобы тот оставил его в покое. Тогда призрачный свет луны перестанет мучить, требуя чего-то, проникая в самые сокровенные уголки сознания, туда, где раньше было место только для Господа… «Это желания подсказанные дьяволом! Изыди! Изыди…»

– Нет!!! – он ринулся ко входу в башню, зияющему черным провалом. Там, во тьме, могло таиться что угодно, но чудовище, просыпавшееся в нем при виде луны, пугало куда сильнее.

Тишина и темнота оглушили его. Он не знал, куда направиться дальше, где найти тот потаенный уголок, куда не заглянет даже сатана. Все вокруг терялось во мраке, но ноги, словно сами несли его куда-то. Он то и дело спотыкался обо что-то, но ни разу не наткнулся на стену, словно тело прекрасно знало, куда идти. «Не иначе как воля господня направляет меня!..» Оставалось лишь подчиниться.

Откуда-то сверху слышалась возня и крысиные писки. Поднявшись на несколько ступеней, он обо что-то споткнулся и едва не покатился вниз.

«А может оно и к лучшему, если я сломаю шею?! Упасть, умереть… Господь прими, наконец, мою душу!»

Монах упал на четвереньки. Руки уперлись во что-то большое, обернутое в ткань. Судорожно обшарив это, он наткнулся на чье-то лицо, сильно обезображенное крысами.

Requiem aetemam dona eis, Domine (вечный покой даруй им, Господи). Он хотел произнести это вслух, но губы отказывались слушаться.

– Re…Re… Да будьте вы все прокляты! – выкрикнул он, поднялся и устремился дальше.

Лестница кончилась, и он побежал по коридору. Остановился перед приоткрытой дверью, откуда пробивался слабый свет. Якоб протянул руку и замер. Он знал, что ждет его за дверью. Закрыв глаза, монах увидел маленький кабинет. В углу камин, большой стол с резными ножками и кресло с изображенным на спинке гербом.

– Господи, ты посылаешь мне виденья? Зачем!?

Он боялся зайти, но знал, что должен. Сзади послышался шорох. Что это – крысы, тьма или сам сатана? Сердце замерло, словно больше не выдерживало столь сумасшедший ритм. Он больше не мог дышать – тьма душила его. Слабый свет, выбивавшийся из-под двери, манил, обещая избавление от страданий.

Брат Якоб слегка толкнул дверь и вошел. Створка открытого окна чуть раскачивалась, впуская холодный ветер и лунный свет. Камин, стол, кресло, в котором неподвижно сидел человек. Тучное тело, облаченное в рясу, запрокинутая назад голова, широкое лицо, бледное, покрытое черными пятнами чумы. Застывший взгляд помутневших глаз направлен в потолок. Оскаленные зубы. Что-то знакомое было в этом лице… А на груди деревянная табличка с грубо вырезанной надписью.

– Кто ты?!

Скрип петель, тихое дребезжание стекол, и вой за стенами замка – звучали словно хор, и дьявол внутри, предлагал присоединиться к ним.

– Кто ты?! Кто ты?! – кричал монах, хотя знал, что ответа не дождется.

Он не хотел идти дальше, но сила, что вела все время, заставила подойти к мертвецу. Брат Якоб упал на колени, не в силах сдвинуться с места. Он не хотел знать, что написано на табличке, старался отвести взгляд и закрыть глаза. Безуспешно. Эти слова проступали повсюду, куда бы он не посмотрел, словно полыхали белым огнем прямо на его веках.

«Будь проклят брат Якоб, принесший черную смерть. Да не найдет его душа покоя».

– Нет… Нет… Не-е-е-т!

Пытаясь сопротивляться, он видел, как его руки тянутся к ладоням мертвого тела. Чувство онемения переходило в ощущение холода смерти, он давно был мертв. Кисти слились с руками мертвеца – и он вспомнил, как едва живой постучался в ворота замка… Войдя по локоть – как метался от страшной боли на кровати…. Плечи слились с мертвым телом – жар и холод агонии… Он смотрел в выпученные глаза покойника, вспоминая миг смерти…

Брат Якоб тяжело поднялся. Тело почти не слушалось.

Re…Re… – он забыл слова, но распятие, лежавшее на столе, тянуло к себе. Он выбросил вперед похрустывающую руку и схватил его. Покойники ничего не чувствуют, но боль обожгла саму сущность Якоба. Душу, что была обречена раз за разом возвращаться в мертвое тело, преследуемая собственными грехами.

– А-х-р-р-р, – распятье полетело в открытое окно.

Якоб больше не боялся. Он потерял душу. Но ему стало интересно, что это за тьма, что гнала его и клубилась у него за спиной. Он обернулся и шагнул навстречу своему ужасу. Шаг его был тверд, сомнения не терзали его более. И не вера помогла ему обрести силу, а ненависть, жажда мести и лунный свет, дарующий вечную жизнь.

Двадцать лет он бежал по кругу. Двадцать лет боялся взглянуть в глаза своему страху, но вот этот момент настал. Последняя песчинка веры покинула конус песочных часов. Последняя ниточка, что связывала фантома Якоба с человеком Якобом, разорвалась.

И настало утро.

Туман заполнил долину перед замком, небо, затянутое тучами, оставалось темным, но это было первое утро, которое увидел Якоб за двадцать лет. Оно не интересовало его. Бесплотной тенью, скользнул он в окно и отправился туда, где все началось, к Ведьминому лесу.

Вот этот холм, знакомые деревья… что-то кольнуло в груди, ведь когда-то, когда-то давно он любил живущую тут, душа его наполнялась радостным трепетом, стоило ему завидеть ее дом. Но это прошло. Прошло вместе с душой, которую отняла у него ведьма. И больше это чувство не вернется к нему никогда…

На холме были только камни фундамента, поросшие бурьяном.

Ведьма покинула свой дом. Но Якоб знал, она еще жива. Она будет жить, возрождаясь вновь и вновь, чтобы любить Вольронта. Она будет идти сквозь века, возрождаясь к радости точно так же, как он, Якоб, двадцать лет, каждую ночь возрождался для боли и страданий.

Ярость и ненависть клокотала у Якоба в душе. И месть повела его, указав путь…

* * * *

Антон резко вскочил, но запутался в каких-то веревках. Он перевернулся, рухнул на пол и откатился в угол. Дощатый пол находился под сильным уклоном. Антон не мог понять, где он, но самое страшное – он не мог понять, кто он. Кошмар Якоба был столь реален, что теперь Антону казалось, что произошедшее с монахом случилось с ним самим, и на фоне этого, все злоключения последних дней меркли.

А еще Антон почувствовал, что теперь Якоб знает, кто обрек его на вечные страдания, но пытается это скрыть. Антон ощущал его злобу и ненависть, жажду мести, что не дает Якобу покоя. Эти чувства стали потихоньку завладевать Антоном. Сознание застилало пеленой, и едва удавалось справляться с новыми, столь яркими и непривычными мыслями.

В углу Антон угодил в лужу. Ледяная вода привела его в чувства. Он поднялся, огляделся и прислушался. В трюме было темно, но глаза привыкли к темноте, и Антон заметил лампу и записку Анны. Снаружи шумел ветер, тихо скрипела мачта. И вторя этому скрипу, издалека, из самой глубины души, раздавались стенания Якоба. Злоба и тоска наполняли их… И это состояние показалось Антону знакомым. Мелькнуло ощущение «дежа вю». Он понял, когда именно Якоб поселился в нем – когда они открыли потайную дверь в том проклятом камине. И Лена – тоже что-то чувствовала. Наверное, она – тоже фантом, с этой ведьмой, Орталой… а может и нет, может и что-то другое, ведь она почувствовала это раньше, до того, как открыли дверь…

Антон путался в догадках. В трюме было сыро и холодно, но безопасно. Он решил ждать. Просто ждать, столько, сколько понадобится…

Время шло, но ни русалки-Анны, ни весточки от нее не было. Вконец изведясь догадками, Антон все же покинул корабль и решил осмотреться.

Берег казался пустынным и тихим. Лишь чуть шумели волны, да завывал ветер. Определить, где находится, Антон не смог, но предположил, что это – Васильевский остров. «Тогда там, должна быть Петровская коса… – он смотрел на тусклый огонек маяка невдалеке. – Есть маяк, есть корабли… так выходит, это не только Петербург здесь другой. Весь мир другой! Вся Земля!»

От этого предположения стало совсем жутко, и Антон решил больше о таких вещах не думать. Небо на западе, над заливом, слабо светилось багрянцем. Ветер усиливался, поднимая волну. Стало ужасно холодно.

Неожиданно песок под ногами зашевелился. Антон вскрикнул и отскочил в сторону. Сердце в пятки ушло с перепугу. Он хотел было бежать, но увидел, что бежать некуда. Песок шевелился вокруг, поднимаясь маленькими холмиками. Потом, расталкивая песок руками, начали появляться мертвецы. Некоторые долго копались, некоторые вставали из-под земли довольно резво, и все шли к воде.

Антон успокоился, только когда один из них прошел сквозь него, хоть ощущения при этом были неприятные. Призраки. Безобидные, но и совершенно бесполезные создания, вроде той женщины, что встретилась на Кронверкском. Антон стоял и смотрел, как подходят они к воде, садятся в такие же призрачные лодки и гребут на запад, исчезая в сумерках.

Это зрелище почему-то вызывало страшную тоску. Антону стало неимоверно жаль эти души, что каждую ночь выходят в море. Ему стало жаль себя, оказавшегося в этом проклятом мире. Жаль Лену, угодившую к глутам в острог. Он не видел никакого выхода, никакой надежды на что-то лучшее. Он готов был расплакаться, сдаться, уйти в море, вслед за призрачными душами, оставив свое тело этому безумцу-Якобу, когда услышал стук копыт и голоса.

И один из них, звонкий и властный, принадлежал Анне. Той женщине, что вытащила его из горящей комнаты и освободила от рабства у Екатерины Францевны.

Надежда вновь вспыхнула в нем, и Антон со всех ног бросился к кораблю. «Что если ей удалось? Что если она вызволила Лену?»

Снова послышался стук копыт, и легкий экипаж, запряженный парой лошадей, рванул по грязной дороге, едва не раздавив Антона.

На берегу остались Анна и еще один человек. Они несли к кораблю Лену.

– Что с ней?! – в ужасе вскричал Антон, подумав о самом страшном.

– Отойдет, все в порядке будет, – ответила Анна. – Помоги нам.

Антон подхватил Лену и встретился взглядом со спутником Анны. Этот господин в цилиндре более всего походил на мертвеца, встреченного на Аничковом мосту.

Сквозь пробоину в корпусе, они занесли Лену в трюм и устроили в гамаке. Антон накрыл ее своей курткой. Он держал ее за руку и боялся выпустить, боялся вновь потерять.

– Спасибо вам! Вам и вашему другу! – сказал Антон Анне.

– Не за что. Мы сделали это не для тебя. Ортала нужна нам. Она поможет нам одолеть Дюссельдорфов и их чертовых мор-глутов… – Анна помрачнела и, видимо, решила перевести тему. – Кстати, познакомься с моими друзьями: это – Нестор Карлович, остальные скоро соберутся.

Мертвец в цилиндре презрительно хмыкнул:

– Мы уже знакомы… встречались как-то на Аничковом мосту. Так что раскланиваться с этим наглым фантомом не стану. Мало того, при других обстоятельствах, с удовольствием перекусил бы им.

В тусклом свете лампы, которую зажгла Анна, Антон видел, как холодно блеснули глаза Нестора Карловича.

– Простите… не хотел. Я сам перепугался… эти чугунные кони… – пробурчал Антон.

– Ха-ха! Он испугался чугунных коней! – раздался из темноты скрипучий и потрескивающий голос. – Может, действительно, съесть его?.. Зачем нам этот охламон?

На свет вышел ящер, небольшой, полметра в высоту, но с внушительной клыкастой пастью.

– А это – Булыжник… – улыбнулась Анна, – … не забывай, Булыжник, что этот фантом одолел Палача. Кстати, интересно, как ему это удалось?

– Я не знаю, – соврал Антон на всякий случай, – я ничего не помню.

На самом деле он все прекрасно помнил, но теперь понимал, что действовал в этот момент не он, а Якоб.

– Как зовут тебя, и откуда ты знаешь Орталу? – спросила Анна, устроившись на бочонке.

Антон почувствовал, как шевельнулся у него внутри фантом. Волна ярости исходила от него при упоминании Орталы. Антон лишь надеялся, что сможет контролировать Якоба. Немного помедлив, он ответил:

– Меня зовут Антон… мы с Леной… – Антон не договорил. Он заметил, как какой-то комок вынырнул из тени и скользнул Анне на колени. Та нисколько не испугалась и принялась тихонько поглаживать непонятную тварь. Чем больше Антон смотрел на это существо, тем страшнее ему становилось… «Черт! Собственной персоной!..»

– Что это? – спросил он тихо, почти шепотом.

– Хрёпл. Иван Андреевич, – так же тихо, будто передразнивая, ответила Анна. – Тут где-то еще один должен быть, Семеном кличут…

Тут же из темного угла к ней на колени шмыгнул второй чертик, поменьше.

– Хрепл, так хрепл… – сказал Антон, решив не вдаваться в подробности, – очень приятно, Иван Анд…

Он опять не договорил. На берегу взвыли волки. Вой был тоскливый, протяжный, и явно где-то совсем рядом.

– Это Жак и Анри, – сказала Анна.

– Они… волки? Это они загрызли Екатерину Францевну? Я видел краем глаза… – начал было Антон.

– Они, они, – кивнула Анна, – полакомились старушкой. И что с того? Ты, кстати, не ответил, откуда Орталу знаешь?

– Ну, мы с Ленкой… – Антон никак не мог назвать ее Орталой, да и полагал, что Лене это понравится не больше, чем ему, если его станут называть Якобом, – …мы с ней по работе все больше… – пробормотал и, наконец, решился задать мучавший вопрос:

– Скажите, а она – тоже фантом?

Булыжник щелкнул по полу чешуйчатым хвостом, фыркнул и вышел на улицу. Нестор Карлович закатил глаза и отвернулся, а Анна рассмеялась.

– Рад, что повеселил, – насупился Антон.

– Она никогда не была Леной или кем-либо еще. Она – Ортала, рожденная ведьмой. Может, она последняя из своего клана… убеди ее помочь нам!

– Попробую, – согласился Антон. – Но, по-моему, она все же Лена…

Антон надеялся, что Лена – это Лена, надеялся, что Анна ошибается, в противном случае… он – единственный, кто пострадал ни за что, не считая Владимира Анатольевича, конечно. Он почувствовал себя преданным. Он вспомнил, что Лена всегда казалась ему странной, «не от мира сего». Да и в тот злополучный вечер она вела себя странно… в глубине души затаилась обида. Фантом Якоб, судя по всему, только этого и ждал. Обида Антона многократно разрослась, подпитываемая ненавистью Якоба и его жаждой мести.

Антон сам не понял, как это произошло, он просто подошел к Лене, схватил ее за горло и принялся душить.

Анна вскочила и наотмашь ударила его. Хрепл Иван Андреевич больно вгрызался ему а ногу. Что-то кричал зомби. А Антон стоял, словно каменное изваяние, лишь руки его сжимались все сильнее.

– Я тебя утопил, я тебя сжег, я снова пришел за тобой! Я всегда буду приходить к тебе и убивать тебя! – рычал Антон не своим, хриплым голосом, голосом брата Якоба, и смотрел на себя, будто со стороны, удивляясь своим действиям.

Лена открыла глаза. Она даже не была напугана. Взгляд ее удивительно глубоких, зеленых глаз был спокойным и даже – насмешливым.

Она чуть приоткрыла рот и дунула. Антон отлетел от нее с таким ускорением, что пробив гнилой борт корабля, вылетел наружу и покатился по песку.

Лена поднялась. Вышла из трюма. Антон лежал на земле, волки стояли над ним и рычали. Он с надеждой смотрел на Лену.

– Якоб! Грязный смерд… – Лена прошла мимо, презрительно отведя взгляд.

– Лен, да это же я, Антон… – выдавил Антон севшим голосом.

– Я – Ортала! – ответила Лена. И голос ее, величественный и властный, не имел ничего общего с тоненьким голоском той Лены, которую помнил Антон.

– Ортала, стой! Ты нужна нам… ты должна нам помочь! – крикнула Анна. – Мы же спасли тебя!

– Я ничего никому не должна! – Ортала обернулась. – Я не убила вас, так что можете считать, что мы квиты!

Ортала что-то прошептала, и ее окутало легкое сияние. Ее холщевая тюремная рубаха будто растворилась в нем, на миг обнажив безупречную фигуру, но тут же материализовалась в виде черной накидки, подбитой мехом. А затем, Ортала просто растворилась в предутреннем сумраке. Ее не стало.

– Мы могли бы взять след! – прорычал Жак.

– И что толку? Это Ортала. Она убьёт нас…

– Не расстраивайся, Аннушка. Мы сделали все, что могли, – Нестор Карлович подошел и обнял Анну за плечи.

Хрёпл Иван Андреевич тронул Анну ручкой, кивнул ей и тоже будто в воздухе растворился.

– Он будет с Орталой, – сказал зомби, – ему приказал Вольронт.

– А я останусь с вами, – пропищал хрёпл Семен.

– А что делать с фантомом? – рыкнул Анри.

– Порвите его. Съедим, – равнодушно ответила Анна.

– Стойте! – вскричал Антон. – Анна! Ты же не сделаешь этого! Я не виноват, это Якоб, чертов фантом!..

Анна посмотрела на него. Глаза ее стали округляться, сделались большими, как блюдца, кожа позеленела, появились отвратительные жабры. Она открыла огромный рыбий рот и щелкнула острыми зубами. Анна приготовилась позавтракать.

Волки рычали и скалились. Ящер хищно щелкал зубами. Анна, утратив человеческий облик, стала походить на ту химеру, что встретилась Антону у Лебяжьей канавки. И Антон сдался. Он устал, он ушел вглубь себя и приготовился к смерти. И тут же появился Якоб:

– Стойте. Я знаю кое-что, что вас заинтересует.

– Мне все равно, – прошипела Анна и ринулась к Антону.

– Погоди, Аннушка, давай выслушаем его, – остановил ее Нестор Карлович. – Вдруг и впрямь что полезное скажет…

– Меч Вольронта! Древний бронзовый меч, что обращаться в змея способен. Я видел его. Он дарует силу и власть. Он здесь… где-то здесь, в этом городе, – Якоб-Антон говорил глухо, почти шипел, – Дюссельдорф знает, где он.

– Всегда думал, что это – сказки… – медленно проговорил Нестор Карлович, но глаза его сверкнули весьма заинтересованно.

– Второй раз нам к Ивану не подобраться. Сотни глутов окружают его. Тысячи – ищут нас. Мы не можем так рисковать. Надо убираться отсюда, – проскрипел Булыжник.

– Тебе надо, ты и убирайся, – ответила Анна, принявшая, к облегчению Антона, человеческий облик. – А мне надо отомстить за Алексея, поквитаться с Дюссельдорфами. Что тебе еще известно? – кивнула она Антону.

– Не много. Но нам нужен не Иван. Архип. Только старый Дюссельдорф знает это… – сказал Антон уже своим голосом. Якоб вновь затаился где-то в глубине. Фантом был силен, но быстро уставал.

Жак и Анри разочарованно отошли в сторону. Антон с трудом поднялся. Ортала крепко его приложила, болело все тело.

– Ну и что будем делать? – вновь подал голос Булыжник. – Никто даже не знает, где Архип.

– Я знаю, – заявила Анна. – Слышала разговор его сыновей. Архип – в своем доме, Иван держит его там.

– И что, мы придем, раскидаем глутов и спросим Архипа Петровича, где Акрон Вольронт спрятал меч? – не унимался Булыжник. – А он, по доброте душевной, возьмет, да нам все и выложит. Сыновьям своим, с их глутами, не сказал – а они уж наверняка с пристрастием спрашивали – а нам возьмет, да и выложит!

– Думаю, он захочет воспользоваться этим мечом сам, – заметил Антон. – А мы могли бы проследить за ним.

– Верно, – согласилась Анна. – В любом случае, если мы освободим его, Ивану несдобровать и глутов он урезонит.

– Спасители, – хмыкнул Булыжник. – Одну уже спасли… Хорошо, если этот Дюссельдорф не поубивает нас, в благодарность. Ладно, я с вами!

– Мы – тоже! – прорычал Жак.

– Вот и замечательно, – подытожил Нестор Карлович. – А теперь надо продумать план.

Занимался новый серый день. Хмурое небо лишь чуть посветлело над городом. Принялся моросить мелкий холодный дождь. «А бывает ли тут по-другому?.. – думал Антон. – Навряд ли…»

Они с Анной направились на кладбище, переждать день. Нестор Карлович до вечера покинул их, собравшись по каким-то своим делам. Жак и Анри отправились искать подмогу среди своих сородичей, а Булыжника, как всегда, Анна отправила на разведку. Надо было изучить подступы к дворцу Дюссельдорфов, слабые места в охране.