Текст книги "Счастливый час в «Каса Дракула»"
Автор книги: Марта Акоста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава тридцатая
Misopaestusopa' [90]90
Мой диван – это твой диван (исп.).
[Закрыть]
Я прислонила велосипед к стене маленького магазинчика и вошла внутрь. У витрины с чипсами топталась массивная, коротко остриженная женщина. Тощий парнишка, стоявший за прилавком, взглянул на меня с любопытством.
– Вам помочь? – поинтересовался он.
– Здесь останавливаются какие-нибудь автобусы?
– Сегодня уже нет. Завтра утром.
– Когда примерно? Может, отсюда ходят поезда?
– А куда тебе надо? – послышался грубый голос у меня за спиной.
Женщина остановила свой выбор на воздушной кукурузе с сыром. В конечном итоге мой путь лежал в ад, но я объяснила, что еду в город.
– Я могу подбросить тебя почти до места, принцесса, no problemo' [91]91
Без проблем (исп.).
[Закрыть].
Она сказала, что ее зовут Сьерра-Мадре, а я ответила, что мое имя Долорес. Оставив велосипед возле магазинчика, я залезла в ее побитый пикап. Мы ехали в сторону горы. Перед нами вырос лес и закрыл индиговое небо, которое стало свидетелем моих грехов.
По радио передавали песни в стиле фолк, в которых говорилось об одиночестве, спасении, надежде и утраченной любви. Сьерра-Мадре подпевала. Я старалась не плакать. Еще не рассвело, когда мы въехали в небольшой городок. Женщина высадила меня возле уличной закусочной и сказала:
– Рада была познакомиться, куколка. Все наладится. Судя по твоему виду, хуже быть не может, верно?
– Спасибо. Ты сокровище.
Уверена, она слышала это уже раз сто, но все равно улыбнулась, отъезжая. В закусочной, чтобы скоротать время до приезда автобуса, я купила чашку пережженного, водянистого кофе.
Автобус тащился еле-еле, и ехать в нем было крайне неприятно. Как я могла поверить в явное вранье Освальда, что у него никогда не было секса с Уинни? Ведь я должна была заметить, что она беременна. Я просто бесчестная, эгоистичная сучка. Я даже презрения не стою.
В конце концов меня поборол коварный, обманчивый сон. Передышка была недолгой. Я видела запретные эротические сцены с участием Освальда, а потом оказывалось, что это не Освальд, а то ли Себастьян, то ли Иэн. Непонятное существо ублажало меня самыми невероятными, жуткими, прекрасными и ужасными способами.
По приезде в город звуки и запахи буквально атаковали меня. Утро еще не наступило, но огромные грузовики и фургоны уже с грохотом мчались по улице, изрыгая выхлопные газы. Где-то вдалеке выла полицейская сирена, а на дороге, чуть поодаль, кричали несколько человек. Ко всему этому примешивался постоянный гул миллионов механизмов и приспособлений, который я раньше даже не замечала. Вонь из мусорного контейнера – гнилостный дух отбросов и горький запах жареных кофейных зерен – еще больше утяжеляла туманный воздух. Я поежилась. Я забыла, как прохладно бывает в городе.
Сначала я подумывала пойти к Нэнси, но натыкаться на Тодда мне было нельзя: ведь он поддерживал отношения с Себастьяном и никогда не входил в Клуб поклонников Милагро. Тогда я села в другой автобус и приехала на окраину района Латино, где всего в нескольких кварталах от остановки жила Мерседес. Тесный старый домишко окружали такие же строения. Дом Мерседес был самым чистым. Ступени тщательно выметены, серая и белая краска на стенах еще свежая, на крыльце – два больших горшка с ярко-оранжевой геранью и плющом. Владельцы дома обитали на втором этаже, а Мерседес жила выше, в аккуратненькой двухкомнатной квартирке.
Небо начало просветляться, и я вдруг поняла, что не взяла с собой солнцезащитное средство. Я нажала кнопку домофона, чтобы позвонить в квартиру Мерседес, и, отойдя от двери, встала так, чтобы меня можно было увидеть сверху. Через минуту я заметила движение в бархатных шторах янтарного цвета, закрывавших окна на третьем этаже. Замок запищал, и я, открыв дверь, стала подниматься вверх по узкой лестнице.
Моя подруга, облаченная в пижаму, стояла на самом верху. Лицо ее выражало одновременно раздражение и любопытство.
– Милагро, что, черт побери, ты делаешь здесь в такое время?..
Я опустила на пол рюкзак, чемоданчик с пишущей машинкой и бумажный пакет. Когда я упала в объятия Мерседес, она тут же попыталась успокоить меня, чувствительно похлопывая по спине и говоря:
– Держи себя в руках, mijita' [92]92
Малышка (исп.).
[Закрыть].
В попытке успокоиться я отстранилась от нее, изо всех сил стараясь перестать хлюпать носом. Мерседес покачала головой.
– Ты в ужасном состоянии. Может, нам выпить кофе?
Она повела меня в гостиную, а оттуда в маленькую кухню. Я уселась на деревянный стул, который стоял у придвинутого к стене стола. Кухня была выкрашена в веселенький оттенок цвета морской волны, на специальной вешалке красовались блестящие кастрюли. Полки были уставлены сувенирами из тех стран, где появились на свет родители моей подруги.
– Можно мне в ванную?
– Могла бы и не спрашивать, – угрюмо ответила Мерседес. – Иди и прими душ, если хочешь. Полотенца в шкафу.
В зеркале я увидела физиономию эгоистичной сучки. Бедная, бедная Уинни – почему мое быстротечное удовольствие оказалось важнее ее счастья? Бедный, бедный Сэм – как я могла так легко позабыть о нем? Включив такую горячую воду, что стоять под ней было почти невыносимо, я принялась усиленно счищать с себя следы Освальда, лгуна и изменщика.
Когда я вернулась на кухню, Мерседес уже заварила крепкий и сладкий кубинский кофе. Она наполнила мою чашку.
– Ладно, выкладывай, – велела она.
Я послушалась. И рассказала ей все с самого начала, ничего не скрывая. Когда я впервые произнесла слово «вампиры», она выпучила глаза, но я продолжила рассказ. Я поведала о том, что семья Себастьяна и клан вампиров были выходцами из городков с непроизносимыми названиями и поначалу состояли в дружеской связи. Рассказала о плане КАКА использовать ДНК вампиров, о том, как заживали мои раны, как я возжелала жениха другой женщины, а также почему Эдна вызывает у меня восхищение. Я описала свой садик, дегустацию крови, которую устраивал Эрни, и рассвет над горами. Я дала ей полный, во всех отвратительных деталях отчет о моей интрижке с Иэном, о вечеринке «вампыров», об убитых животных и моем гадком, эгоистичном поведении.
– А потом я села в автобус и приехала сюда, – закончила я.
К тому времени мы пили уже по третьей чашке кофе, и меня трясло от нервного напряжения и кофеина.
– Ты что, действительно хочешь, чтобы я поверила тебе?
– Нет, но мне нужно было рассказать все это какому-нибудь надежному человеку.
– Думаю, больше всего тебе сейчас нужно поспать, – заявила моя amiga.
Она постелила мне на диване. В комнате с толстыми шторами было темно; я позволила Мерседес немного посуетиться вокруг меня: подоткнуть одеяло, чтобы прикрыть мои ноги, и поставить запись с тихим и печальным пением Сезарии Эворы' [93]93
Эвора, Сезария (род. 1941) – певица с Островов Зеленого Мыса, получившая прозвище Босоногая Дива. Исполняет этно– и фолк-музыку.
[Закрыть].
Отчаяние и ненависть к себе утомляют. Я проснулась ближе к вечеру, когда Мерседес уже ушла в «Мой подвальчик». Она оставила записку, что вернется поздно.
Я не надеялась, что Уинни когда-нибудь простит меня, но задавалась вопросом: сможет ли она простить Освальда и на этот раз? Сделает ли она это ради их ребенка? Почему Освальд наврал мне про их отношения? Была ли я последним мимолетным увлечением Освальда или всего лишь одним из череды многочисленных увлечений мужчины, который мог иметь сколько угодно женщин? Сознание того, как легко он меня использовал, было унизительным.
Во всяком случае, Сэм прошлой ночью был спасен: он избежал обмана, и теперь ему не придется мучиться с дешевой девкой.
Я была слишком подавлена, вставать мне не хотелось. Прошло несколько часов, и я подумала: интересно, а чем занимаются вампиры? Вряд ли они могут сейчас сидеть на террасе, беседуя и попивая коктейли. Да и потом, что я, в сущности, знаю об их жизни?
Глава тридцать первая
Приглашенная писательница в квартире без крыс
Ha следующий день ранним утром Мерседес раздвинула шторы и стащила с меня одеяло.
– Твои бабушка и дедушка работали в поле не для того, чтобы ты себя жалела, – заявила она, проявив неточность, потому что мои бабушка и дедушка работали на консервных заводах, текстильных фабриках и в сварочном цехе.
Приняв сидячее положение, я сказала:
– Я очень переживаю из-за того, что сделала.
Мерседес достала из кармана джинсов большую пластиковую заколку и защелкнула ее на своих вьющихся золотисто-каштановых волосах.
– И правильно делаешь. Это было подло.
Я встала, и мы принялись вместе складывать постельное белье.
– Почему я поступила как эгоистичная puta?
– Давай пока не будем заниматься психоанализом.
Мерседес взяла кипу белья и, отнеся ее в спальню, вернулась со стопкой бумаг.
– Ты знаешь, что я считаю тебя безответственной и пассивной?
– А?
– Но неврастеничкой ты мне никогда не казалась. Ты вполне морально устойчивая, особенно если принять во внимание твою мать Регину.
Как-то раз Мерседес настояла на встрече с моей матерью Региной: ей казалось невозможным, что хоть какая-нибудь латина может быть настолько бессердечной, насколько я рассказываю.
– Спасибо, я тоже так думаю.
– Неважно. Вчера вечером я навела справки и обнаружила много интересного.
Страшная тайна была и у Мерседес – в ранней юности она была хакером; если в компьютер вводилась какая-нибудь информация, Мерседес вместе со своими приятелями-мошенниками могла ее обнаружить. Свои способности она объясняла тем, что музыка и математика якобы очень близки друг другу.
Мы обе сели на диван, бумаги Мерседес положила на кофейный столик.
– Смотри, – начала моя подруга, – существует генетическое заболевание, приводящее к повышенной светочувствительности. От него не возникает тяга к употреблению крови, то есть не бывает пикацизма, о котором ты рассказывала, но вполне вероятно, что одна из разновидностей этого заболевания может иметь такие симптомы.
– Они постоянно твердят, что они не вампиры, – заметила я.
– Конечно же, нет, – сказала Мерседес. – Вампиров не существует. – Она помахала несколькими страницами, скрепленными степлером. – Мифы о кровососущих демонах возникали на всех континентах. У нас есть свой собственный – чупакабра.
– Мне всегда нравилась чупакабра. Я хочу сказать – почему бы не любить летающую обезьяну, которая убивает коз?
– Милагро, соберись, – одернула меня Мерседес. – Ясно, что вампирские истории возникли из-за невежества. Но, видимо, где-то в Старом Свете пути твоих друзей-мутантов пересеклись с мифологией, и в итоге мы получили всю эту историю Брэма Стокера о графе Дракула.
– Я никогда не читала Стокера, зато смотрела «Блакулу»' [94]94
«Бракула» (1972) – американский фильм ужасов о чернокожем вампире; режиссер – Уильям Крейн.
[Закрыть]на кинофестивале.
– Ты безнадежна. Прочитай книгу. Она отпадная.
Пока Мерседес заваривала яванский кофе, я стала просматривать газеты и обнаружила фотографию Себастьяна.
Взглянув на нее, Мерседес подтвердила:
– Это тот самый парень из КАКА, который искал тебя в клубе. До КАКА существовало другое тайное общество. Думаю, это и есть связующее звено между семьей Беккетт-Уизерспунов и твоими вампирами, существовавшее еще в Старом Свете. КАКА – новейший политический инструмент этой группировки.
Я стала читать вслух:
– «Давно ведутся разговоры о том, что основатели КАКА являются членами тайного общества, восходящего к секретному объединению «Чаша крови», которое существовало еще в девятом веке. Этот альянс кланов язычников и христиан не придавал значения расколу между православной и римской католической церквями».
– Возможно, это и есть тот союз, о котором тебе рассказывала вампирская врачиха.
«"Чаша крови" распалась в начале восемнадцатого столетия, – продолжала читать я, – в то время, когда австрийские Габсбурги оккупировали территорию Сербии, и возродилась вновь в Соединенных Штатах. Несмотря на то что реформированная «Чаша крови» отвергла большинство языческих обрядов, ее члены по-прежнему проводили церемонию посвящения… – тут я запнулась, – …в канун Дня святого Георгия, который отмечается двадцать второго апреля по юлианскому календарю».
– Что такое? – осведомилась Мерседес.
– Ничего, – ответила я. Мой роман с Себастьяном, продолжавшийся всего одну ночь, состоялся 21 апреля. Я продолжила чтение: – «Члены общества похищали новичка и подвергали ужасным физическим и психологическим испытаниям. Если вновь посвященный оказывался в состоянии их пройти, он собственной кровью подписывал клятву в верности организации».
– Вот сборище придурков, – возмутилась Мерседес. – Откопав какой-то старый обряд, они стали применять его в клубе для богатеньких буратинок, а потом начали преследовать твоих кровососущих приятелей.
– «Кровососущие» – не совсем правильное определение, Мерседес. Это только частичная их характеристика. Я хочу сказать, это так же унизительно, как, например, назвать меня пожирательницей тортильи.
– Но ты ведь и есть пожирательница тортильи.
– Да, но не только. Если вернуться к разговору о Себастьяне – как ты думаешь, что я должна делать?
Мы решили, что я останусь у Мерседес, пока вампиры и КАКА не выяснят свои отношения. Моя подруга посоветовала позвонить вампирам и сообщить, что у меня все хорошо.
– Они наверняка хотели бы, чтобы я сдохла, а не оставалась на этом свете несмертной или какой-нибудь там еще, – заметила я.
– Из твоего рассказа следует, что они относятся к тебе хорошо, – возразила Мерседес.
– Может, когда-то и относились. Пока я все не испортила.
Мерседес раздраженно фыркнула, поэтому я быстро поправилась:
– Хорошо, я позвоню им. Но не сейчас. Мне нужно еще немного времени.
Главным моим занятием в течение нескольких последующих дней было приготовление обедов для нас с Мерседес. Я готовила те блюда, которым меня научила Эдна, но по вкусу они оказывались совсем не такими. К моей большой радости, крови мне больше не хотелось.
Решив проверить свою светочувствительность, я на несколько минут вышла на лестницу черного хода. Мой загар усилился, но на улице мне не понравилось из-за раздражающих резких шумов и запахов города.
Когда Мерседес была дома, она проводила большую часть времени в своей комнате у компьютера. Я спросила, чем она занимается, и получила ответ:
– В основном шпионю за КАКА. Знание – сила.
Я поставила пишущую машинку на кухонный стол и попыталась что-нибудь написать. Мне не нравилось оптимистичное настроение романа. Я решила начать с начала. Теперь повествование носило мрачный и унылый характер. Мои зомби испытывали непонятную тоску по хорошей жизни, однако не могли преодолеть бесполезность своего существования. Получалась история в духе Джеймса' [95]95
Джеймс, Генри (1843–1916) – американский романист и критик.
[Закрыть].
В коктейльное время Мерседес не было дома, поэтому я наливала вино только себе и выпивала его, глядя в окно. Меня одолело чувство, которого я раньше не испытывала. Я долго не могла понять, что это, но потом до меня дошло: тоска по дому.
Ночное небо носило серый, непонятно-красноватый оттенок, а по краям было пюсовым. Тысячи и тысячи городских огней и плотная завеса тумана делали звезды невидимыми. Я спала на диване с включенным телевизором, чтобы отвлекаться от своих мыслей и соблазнительных видений, в которых участвовал Освальд. Страсть по отношению к нему – одна из составляющих моего морального разложения.
Я чувствовала себя несчастной. И заслужила это ощущение.
Остаться у Мерседес навсегда я не могла, а потому решила попросить помощи у Нэнси. Мы не разговаривали с ней с той самой вечеринки, но сама позвонить я не решалась. Я ждала утра среды: в это время Нэнси еженедельно делала маникюр и педикюр во вьетнамском салоне на другом конце города.
Отмачивая ноги в горячей воде, я была в ужасе от того, что вибрация массажного кресла доставляет мне удовольствие. И тут в салон ворвалась Нэнси. На ней были дорогие лиловые босоножки, джинсы, обтягивающая футболка с надписью «ПУ» и кожаный пиджак; на носу у нее красовались такие огромные солнцезащитные очки, словно она ожидала, что сюда с минуты на минуту нагрянет толпа папарацци.
Схватив с витрины бутылочку нежно-розового лака, она принялась снимать свои туфли, и тут я сказала:
– Привет, Нэнсюха два уха!
Она повернулась ко мне. На ее лице возникло радостное выражение, губы сложились в трубочку.
– Мил, а я уже собиралась тебя убить! Где ты была? Я невероятно зла на тебя из-за того, что ты покинула мой девичник так предвиденно.
– Преждевременно, – поправила я.
– Точно. Тебе нравится этот цвет или стоит выбрать что-нибудь более перламутровое?
– Цвет хороший. Но ты ведь знаешь, что я хочу держаться подальше от Себастьяна.
Закатав брючины своих джинсов, Нэнси уселась в кресло, стоявшее рядом с моим. Ее песочного цвета кудряшки были коротко острижены и тщательно уложены. Она повертела головой, демонстрируя прическу.
– Ну как?
– Так хороша, что слов нет.
Нэнси подождала, пока маникюрша выключит воду, которая лилась в ванночку для ног, а потом продолжила:
– Я видела Себастьяна на прошлой неделе на благотворительном балу в пользу то ли детей, то ли животных, то ли больных опасными заболеваниями. Он говорил о тебе много хорошего, говорил, что безумно хочет снова встретиться с тобой и быть твоим другом, но бросил не передавать этого Тесси, потому что та ревнует как сумасшедшая.
– «Безумно» и «сумасшедший» – ключевые слова. Нэнси, он псих и хочет всего чего угодно, но только не дружбы.
– Думаю, он имел в виду, что хочет снова подружиться с твоими буферами, которые, между прочим, выглядят очень побуферовски, так что истерию Тесси можно понять. Кстати, Себастьян выглядел потрясающе. Я была сражена. А ты сказала, что он страшный как ад.
– По-моему, я сказала, что он должен гореть в аду. Ладно, ты когда-нибудь слышала о группировке под названием «Коалиция американцев за консервацию Америки»?
Она кокетливо склонила головку.
– Естественно. Какой цвет ты выбрала?
Я люблю Нэнси, но в тот момент мне показалось, что с тех пор как она бросила работу и с головой ушла в приготовления к свадьбе, Нэнси сильно поглупела, причем глупость эта была очень нехорошей.
– Алый, классический. Себастьян – один из главных членов этой группировки.
– Тебе идут яркие цвета, Мил. Замечательно, что Себастьян так прочно укоренился в КАКА. Он достигнет успеха. – Нэнси поморщилась и отдернула ногу, над которой корпела девушка, сидевшая возле ванночки. – Я же просила не так грубо! – резко крикнула она, а потом с улыбкой обратилась ко мне: – Эти люди бывают такими небрежными!
Я заметила, как смутил маникюршу упрек Нэнси. Но, возможно, моя университетская подруга была права, и женщина действительно сделала что-то не так.
– Нэнс, я не уверена, что ты вполне понимаешь, чем занимаются КАКА. Все, что они хотят сохранить, – это их власть. Они считают землю своим личным имуществом, а людей из стран третьего мира – рабами, которых можно эксплуатировать как угодно.
Нэнси одарила меня снисходительной ухмылкой.
– Мил, ты путаешь патриотизм с фанатизмом. Ты всегда слишком сильно перегибаешь палку, кругом видишь заговоры и все такое прочее. Знаешь, я восхищаюсь всеми этими твоими этническими делами, но давай не будем перебарщивать. Будь добра, передай мне новый «Космо».
Заводить серьезные разговоры с Нэнси в тот момент, когда она подвергается какой-нибудь процедуре в салоне красоты, – дело бессмысленное, поэтому я сделала вид, что читаю старенький номер «Домашнего очага». Когда нас обслужили, Нэнси предложила зайти в китайский ресторанчик, находившийся по соседству, и съесть по порции пельменей. Она смотрела под стол, разглядывая наши ноги.
– Думаю, в следующий раз я выберу оттенок ближе к пюсовому. Ты даже не спросила меня о том, как продвигается поиск дома.
– И как же он продвигается? – вежливо поинтересовалась я.
– Мы с Тоддом обнаружили великолепное место по другую сторону залива. Дом с тремя спальнями, участок – примерно гектар.
– А я думала, Тодд хочет купить огромный дом.
– Кто же не хочет? Нам не терпится снести его и построить что-нибудь классное. Стоит только вырубить старую дубовую рощу, и у нас освободится много места.
– Вам придется навести справки, прежде чем вырубать дубы. Во многих местах это запрещается делать.
Нэнси подцепила палочками последнюю пельменину.
– Слушай, Мил, ты становишься ужасной занудой. У Тодда не будет никаких проблем, потому что он знает кое-кого в городской управе. На самом деле, – она с вызовом взглянула на меня, – главный архитектор города состоит в КАКА, а Тодд только что вступил туда.
Я чуть не захлебнулась жасминовым чаем, хотя это можно было предвидеть. Вот чем объяснялось возобновление отношений между Тоддом и Себастьяном. Тодд любил рассуждать об этике, при этом находя оправдание всему, что преумножало его личный портфолио.
– И ты нормально к этому относишься?
Нэнси радостно улыбнулась.
– Я одобряю все, что помогает Тоддику в его карьере. К тому же я обожаю свою страну, только вот флаг мне не нравится – слишком перегружен. Звезды, полосы – о чем они думали? КАКА не безразлична эта страна, Мил. А тебе?
– Нэнси, ты же знаешь, я обеими руками за «пусть звучит свобода!»' [96]96
«Пусть звучит свобода» (Let freedom ring!) – слова из американской патриотической песни «Тебе, моя страна» (my country 'tis of thee), написанной Сэмюэлом Смитом в 1832 году. До 1931 года была национальным гимном США.
[Закрыть]и так далее, даже несмотря на то, что насчет флага я с тобой согласна, – стала защищаться я. Грустно было сознавать, что моя подруга перешла на сторону противника. – Нэнси, – снова обратилась я к ней, – пообещай, что ты никому не расскажешь о нашей встрече.
– Зачем?
– Просто пообещай, и все. Больше я ни о чем не прошу.
– Конечно, как хочешь, – весело ответила она. – Но если ты действительно любишь меня, будь добра, уладь ситуацию с Себастьяном и Тесси, чтобы на моей свадьбе не было отвратительных скандалов. Тодд попросил Себастьяна быть одним из шаферов.
– Конечно, Нэнс, – пообещала я.
Мы договорились созвониться в ближайшее время, хотя Нэнси даже не спросила, где я живу, потом обменялись фальшивыми поцелуями и разошлись, Я гадала, доведется ли мне снова увидеть Нэнси.
Суета и шум города давили мне на психику. Порывы ветра носили пыль и газеты по тротуарам, и все прохожие куда-то спешили. Филиал библиотеки, позабытый среди этого хаоса, напоминал заброшенный храм. Я поднялась по ступеням и, минуя дорические колонны, вошла в высокие, обитые медью двери. За ними оказался зал с высоким потолком, в котором царили тишина, покой и чудесный запах бумаги и типографской краски.
Касаясь пальцами корешков книг, я видела знакомые и милые сердцу имена. Очутившись возле полки с книгами Фолкнера, я вспомнила о Дэне Франклин и, сделав несколько шагов назад, обнаружила тоненькие сборники рассказов писательницы и еще одну книгу, которую не видела на ранчо, – ее большой роман под названием «Чаша крови».
Я посмотрела на задний клапан суперобложки и увидела там черно-белую фотографию молодой Эдны. Темные волосы обрамляли ее идеальной формы овальное лицо, подводка подчеркивала изумительные глаза, а губы складывались в озорную улыбку. Я обалдела. В тексте об авторе говорилось, что Дэна Франклин много путешествовала, опубликовала несколько рассказов и очень любит «коктейли со льдом, франтоватых кавалеров и остроумные ответы».
Книга оказалась первым изданием, вышедшим несколько десятков лет назад. Произведя поиски в старом архиве микрофишей, я обнаружила единственное упоминание о Франклин в колонке светской хроники: «Сногсшибательная Дэна Франклин была замечена в компании нескольких красивых спутников на модной ночной вечеринке. Автор дерзкого романа «Чаша крови» обратила в шутку высказывания критиков, оскорбленных сумасбродными эротическими эскападами, которые описаны в книге. "Дорогой, – попивая соответствующий алый коктейль, промурлыкала она в ухо вашему покорному слуге, – девушка должна развлекаться"».
И это все. Дэна Франклин исчезла из поля зрения публики. Обнаружив в углу библиотеки удобное кресло, я принялась читать «Чашу крови». Это была бурная история любви девушки-вампирши и энергичного юноши, которые происходили из семей, прежде объединенных членством в тайном обществе. У Франклин вампиры с удовольствием и в избытке пили кровь, постоянно занимались сексом, убивали врагов и одевались по последней моде. Ханжеское семейство юноши, изображая при посторонних безгрешность, тайно предавалось оргиям и садомазохизму.
Этим романом Эдна в открытую поддразнивала своих врагов. Не знаю даже, как у нее хватило духа.
Я вернула книгу на полку и вспомнила фамилии вампиров – Грант, Хардинг… Как это я не заметила раньше? Называя себя классическими американскими именами, они старались не выделяться, не казаться странными. Я вспомнила слова Освальда о помощи тем, кто стремится быть нормальным. Конечно же он понимал, что значит быть изгоем.
Когда я выходила из библиотеки, мысли мои пребывали в полнейшем беспорядке. Неподалеку рос запыленный, но цветущий смолосемянник, однако его головокружительный аромат терялся в зловонном воздухе улицы.
– Юная леди! Юная леди! – послышался чей-то голос, и мое сердце екнуло.
Обернувшись, я увидела бежавшую за мной библиотекаршу.
– Вы забыли свою сумку, – сказала она.
– Спасибо.
Женщина вернулась в библиотеку, а я так и осталась стоять на тротуаре. Невозможно представить, что больше никто не будет называть меня так – юная леди. Я должна снова, снова и снова просить прощения, даже если вампиры никогда меня не простят.
На углу я обнаружила работающий телефон-автомат. Несмотря на то что я никогда не набирала номер ранчо, я знала его наизусть. После первого гудка я так разнервничалась, что чуть было не повесила трубку.
Потом ответил мужской голос:
– Алло.
– Привет, это я, – проговорила я нервно. – Милагро.
– Я знал, что ты когда-нибудь позвонишь, – сказал мужчина, и холодок пробежал по моей спине.
– Кто это? – спросила я.
– Ты знаешь, кто это, – ответил Себастьян. – Когда Кэтлин увидела тебя, мы поняли, куда направить свои поиски. Мы арестовали твоих друзей.
– Как вам это удалось? – поразилась я.
– Мы работали с местными властями, – пояснил он. – Ты даже не представляешь, какими податливыми они стали, после того как пошли слухи о сатанизме. Самое классное, что некоторые из этих мужланов и вправду поклоняются дьяволу! Мы просто спровоцировали несколько жертвенных убийств животных, а затем сочувственно выслушали непонятых местных жителей – и наши приятели-вампиры у нас в кармане.
Страшно было представить, что он может сделать с вампирами, особенно с беременной Уинни. Мне нужно было освободить их.
– Себастьян, выпусти их и арестуй меня.
– Это предложение мне не подходит, Милагро, – вежливо произнес он. – Ты мне не нужна. Ты никогда не была мне нужна.
Благодаря Тесси я знала, что он лжет.
– Нет, я тебе нужна, – возразила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно соблазнительней. – Ты до сих пор хочешь меня. Я знаю это, потому что сама тебя хочу. Отпусти женщин, и я вернусь к тебе. – Я услышала тяжелое дыхание своего собеседника. – Ты ведь знаешь, что я могу доставить тебе больше удовольствия, чем кто бы то ни было.
Он молчал долго, и я подумала, что связь прервалась.
– Себастьян!
– Я здесь, – отозвался он. Снова пауза, потом он тихо спросил: – Зачем ты сохранила все эти вещи? Мои письма, театральные программки, билеты…
Значит, он все-таки нашел памятные вещицы, когда обыскивал мою квартиру.
– Они много значат для меня. Ты сам много значишь для меня. – Я начала нервничать и поэтому сказала: – Позвоню позже.
И повесила трубку.
