Текст книги "Счастливый час в «Каса Дракула»"

Автор книги: Марта Акоста

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава семнадцатая
Разум и бесчувственность

Когда Эрни закончил возведение ограды, мы с Эдной отправились покупать растения. Я заранее разработала маршрут по лучшим питомникам округи. Я уже ждала возле машины, когда госпожа Грант вышла из дома в классной белой блузке в дырочку, широких светло-голубых брюках и дорогих белых шлепках.

– Эдна, мне так не хватает моей одежды!

– О своих родителях вы и не вспоминаете, а вот одежды вам, видите ли, не хватает.

– Одежда обращалась со мной гораздо лучше.

– Я видела кое-что из вашей одежды и позволю себе не согласиться, – коварно заметила она.

Вместо того чтобы поддаться соблазну и сказать что-нибудь колкое, я спросила:

– Как вы думаете, сможем ли мы отправиться за одеждой, после того как купим растения?

– Короче говоря, поехали, – только и ответила мне Эдна.

Я поняла, что сегодня день буквы «К» – все будет Кратко, Колко, Крикливо, Критично, Классно, Коварно и так далее. Подумав о том, что может ждать меня впереди, я постановила: нужно быть Крайне любопытной.

Мы решили ехать на грузовике. Эдна с легкостью управлялась с ним на спусках и поворотах.

– Эдна, а где вы росли?

– Вы что, решили устроить мне экзамен?

– Обычный вопрос. Такой часто задают друг другу девушки попутчицы.

– Бог мой! А потом вы предложите ограбить заправочную станцию и станцевать на барной стойке.

– Вот быть колючей, Эдна, совершенно необязательно, – сказала я: мне всегда нравилось танцевать на барной стойке.

Я откинулась на спинку сиденья. Если уж начистоту – невозможно наглядеться на загородные пейзажи в тонах шартреза, пурпурные поля, усеянные люпинами, и поросшие желтой сурепкой холмы. Мы проезжали мимо нарочито гигантских владений виноделов, скромных ранчо и полуразвалившихся хибар.

– Видите те деревья с розовыми цветами, Эдна? Это самые настоящие западные церсисы.

– Вас отец обучил садоводству?

Сначала я удивилась ее осведомленности насчет моего отца, а потом вспомнила, что вампиры ознакомились с моей неавторизованной биографией.

– Нет. Он отличный специалист по лужайкам и подстриганию растений. Ему нравятся самшит, можжевельник и другие зеленые насаждения, не требующие тщательного ухода.

– Значит, мама?

Мой смешок показался грубым даже мне самой.

– Моя мать Регина никогда не станет марать руки землей! Нет. Один из папиных сотрудников работал садовником в Никарагуа.

Я рассказала Эдне про Цезаря, мужчину средних лет, обожавшего обильные зеленые насаждения. Он показал мне, как исследовать рост корней, определять заболевания, и научил любить все растения – и обычные, и диковинные.

– Я была его протеже, – заключила я. – А вы когда-нибудь были чьей-нибудь протеже?

– Эйнштейн связывал со мной большие надежды.

– Альберт Эйнштейн?!

– Видели бы вы сейчас свое лицо, – усмехнулась Эдна, припарковывая машину.

– Ха-ха-ха, просто обхохочешься, – передразнила я.

Прежде чем выбраться из машины, я посильней надвинула шляпу на лоб. У меня не было времени чувствовать себя дурой – мы прибыли в замечательный семейный питомник, специализировавшийся на тех сортах роз, которым было уже больше ста лет. Розы, увивавшие ограду, хозяева подрезали идеально.

Мы прогулялись по рядам, и тут из лавки навстречу нам вышла некрасивая женщина маленького роста и осведомилась:

– Может, вам помочь?

– Тот, кто подрезает ваши розы, – настоящий мастер, – похвалила я.

– Это я, – призналась дама.

Мы начали увлекательное обсуждение различных методов подрезания, а Эдна тем временем продолжала прогуливаться, читая описания растений, которые кто-то нацарапал от руки на ламинированных карточках.

Госпожа Грант отдала предпочтение кремовым цветам, а я заметила:

– Белые розы идеально смотрятся в вечернем саду. Они почти светятся в темноте.

Мы выбрали несколько чайных и гибридных мускусных роз. Мое сердце дрогнуло, когда я увидела потрясающе здоровую розу эглантерию в восьмилитровой кадке.

– Эдна, это же шекспировская дикая роза! «Я знаю грядку, где цветут в избытке Фиалки, дикий тмин и маргаритки И где кругом густой шатер возрос Из жимолости и мускатных роз»' [47]47
  Уильям Шекспир «Сон в летнюю ночь». Действие второе явление 1. Перевод М.Лозинского.


[Закрыть]. У вас должна быть такая.

– Прекрасно. Я беру ее. А теперь выберите что-нибудь для себя.

Я внимательно огляделась. Из уважения к вампирам я выбрала китайскую розу с кроваво-красными цветами.

Хозяин следующего питомника, коренастый мужчина средних лет, прочитал Эдне восторженную лекцию о фруктовых деревьях. Он был крайне настойчив и даже сделал скидку на хурму и три шпалерных груши, которые будут увивать ограду. Я прихватила несколько красивых лиственных кустарников.

Хозяин даже вызвался переставить растения в кузове нашего грузовика, чтобы разместить молодые деревья. Пока мы наблюдали за его действиями, я призналась:

– Эдна, я уже рассталась с первоначальным планом посадок.

– Будем обедать или нет?

День клонился к вечеру, и я проголодалась.

– Я хочу обедать, но мы абсолютно утратили идею нашего первоначального плана посадок.

– Ну и что? Здесь неподалеку чудесное мексиканское заведение.

– Мы забыли купить сирень.

– Мы можем купить ее в следующий раз; – возразила Эдна, и я чуть не захлопала в ладоши от радости.

Мы подъехали к маленькому кафе с выцветшей вывеской, на которой значилось: «Гриль Джо». Пройдя через дверь, защищенную специальным экраном от насекомых, мы оказались в темном прохладном зале, в котором стояло шесть столиков, покрытых яркими клеенчатыми скатертями. От запаха печеной фасоли и свинины карнитас у меня потекли слюнки. Календарь пекарни, специализировавшейся на тортильях, венчало следующее изображение: мускулистый ацтекский воин тащит полногрудую деву на пирамиду. Реши какой-нибудь фанатик вырезать мне сердце, я отбивалась бы и орала, даже если бы он оказался первым красавцем.

– Курица в соусе моле – это всегда хорошо, – заметила Эдна.

– Звучит потрясающе.

Официантка принесла корзинку теплых чипсов, и Эдна заказала нам курицу в моле и по бокалу «Богемии».

Я поймала на себе ее взгляд и спросила:

– Да?

– Вы ведь в принципе жизнерадостная девушка, верно?

Дожевывая чипс, я задумалась над вопросом Эдны.

– Моя бабушка часто говорила, что я просыпаюсь счастливой.

– Вы любили ее больше матери?

– Это она любила меня больше, чем моя мать Регина, – улыбнувшись, весело проговорила я. Поскольку я уже наполовину опустошила свой бокал с пивом, говорить на эту тему мне было гораздо проще, чем обычно. – Моя мать Регина перепробовала все возможные средства, чтобы не забеременеть. А когда это все же случилось, она просто перестала есть, так что врачу пришлось положить ее под капельницу. На последнем сроке беременности она каталась на горных лыжах. А потом «забыла» меня в торговом центре, когда мне было всего три месяца.

Было заметно, что Эдна изо всех сил старается сохранять невозмутимое выражение лица – возможно, просто потому, что она уже прикончила все свое пиво. Потом у нее все же вырвался смешок. И к заключительному пассажу моей речи, который звучал примерно так: «Она купила надувной бассейн и оставляла меня играть там без присмотра. Когда мне было три года, она заявила, что я уже могу сама переходить улицу. Она кормила меня мясными изделиями с истекшим сроком годности!» – мы уже просто рыдали от смеха.

– Какой ужас! – с трудом выговорила Эдна.

– Ну, они не такие уж противные, если вылить на них побольше кетчупа.

Потом я рассказала госпоже Грант, как бабушка в конце концов пригрозила, что, если со мной еще что-нибудь случится, она заявит в полицию.

– Именно бабушка, моя abuelita' [48]48
  Бабуля (исп.).


[Закрыть], воспитывала меня с четырех и почти до десяти лет. К родителям я ездила только на выходные.

Нам принесли еду. Эдна заказала еще пива.

– А что было потом?

– Бабушка погибла в автомобильной катастрофе, и моя мать Регина прекратила отношения со всеми другими родственниками.

Я пожала плечами. Переезд из уютного, заставленного мебелью бабушкиного дома в родительское безжизненное, стерильное, белое жилище стал для меня шоком.

– Почему вы ее так называете – «моя мать Регина»?

– Потому что мне проще относиться к ней как к вымышленному персонажу, а не как к живому человеку.

– А ваш папа?

– О, папа готов целовать землю, по которой она ходила. – Когда я оплакивала бабушку, моя мать Регина запирала меня в детской, которая находилась в глубине дома, вдали от нее и отца. – Моя подруга Нэнси считает мою мать Регину социопаткой.

Я изо всех сил старалась сдержать слезы, которые уже стояли у меня в глазах.

– Нет ничего плохого в том, что вы оплакиваете потерю любви, юная леди, – сказала Эдна, погладив меня по руке.

– Ой, плохо будет, если наша еда остынет, – заявила я, исполнившись решимости не позволить моей матери Регине испортить нам обед.

После еды мы купили несколько многолетних и однолетних растений, лекарственные травы, семена, садовые ножницы, кожаные перчатки и крепкие садовые совки. Теперь у меня было все необходимое для работы в саду, а вот в прочих областях жизнедеятельности по-прежнему оставались пробелы.

– Я прошу прощения, Эдна, но мне нужна кое-какая новая одежда, а денег у меня нет.

– Новая одежда вам совершенно ни к чему. Никто вас не видит, и к тому же сейчас вы одеты куда лучше, чем в тот день, когда только приехали.

– Раньше у меня был потрясающий гардероб и одежда мне просто необходима.

– Зачем? Я думала, вы собираетесь писать. Какая одежда нужна для работы за пишущей машинкой?

Я не могла сказать Эдне, что мне необходим стильный пюсовый прикид для вечеринки, которую устраивала Нэнси, поэтому решила подойти к проблеме с другой стороны.

– Уверена, что Дэна Франклин надевала невероятно эффектные наряды, когда садилась писать. Откуда взяться вдохновению, если я чувствую себя ужасно серой и бесцветной?

Удивительное дело – Эдна сдалась. Она повезла меня в зажиточный городок, располагавшийся с другой стороны горы. Пока она искала парковку, я разглядывала витрины бутиков. Большинство из них придерживались эстетической теории «сексуальное – слишком вульгарно», которую я никак не могла взять в толк. Наконец Эдна остановила машину, выбралась из нее и повела меня по улице.

– Сюда, – скомандовала она, остановившись возле магазина с вывесками «Ваша засохшая роза» и «Благотворительная лавка поставщиков винограда». Возможно, она посчитала, что мне необходим корсет на китовом усе.

Заметив мое разочарование, она рявкнула:

– Вы испытываете мое терпение!

К чести Эдны стоит заметить, что в лавке не нашлось ни шелковых чулок, ни турнюров, ни прочих исторических одеяний. Я посмотрела в словаре слово «пюсовый». Сам оттенок, светлый пурпурно-красный, казался гораздо более привлекательным, чем то слово, от которого произошло его название и которое обозначало «блошиный цвет». Я осмотрела все вешалки в поисках пюсовых товаров, но мне удалось найти только одну вещь – открытое коротенькое вязаное платье темно-сливового цвета, которое было на размер меньше, чем нужно, а потому демонстрировало все недостатки моего лифчика времен Второй мировой войны. Решив, что тема вечера куда важнее, чем мое тщеславие, я все-таки купила платье.

Потом я обнаружила обтягивающее ярко-розовое платье без рукавов, узкие брюки капри из бирюзового шелка и такой же короткий облегающий топ, черную шифоновую юбку, которая красиво облегала мою пятую точку, и белый кашемировый джемпер, расшитый бисером. А еще я выбрала симпатичные бежевые босоножки на каблуках, ремешки которых украшали маленькие ракушки, простые черные мокасины и – о счастье! – босоножки под шкуру леопарда на шпильках.

– Спасибо, Эдна, – поблагодарила я, когда мы вышли из магазина. – А куда нужно идти за нижним бельем?

– У вас уже есть отличное белье.

– Нету. Все мои лифчики выглядят мятыми. Смотрите, – сказала я и, чтобы проиллюстрировать свои слова, показала ей грудь. – Меня убивает, когда люди смотрят и думают, что я не в состоянии купить подходящий бюстгальтер. – Подросток, проходивший в этот момент мимо, хихикнул. – Понимаете, о чем я?

– Уверена, что, глядя на вашу грудь, они думают совсем не об этом.

– Эдна! – обратилась я к ней и процитировала Дэну Франклин: – Пожалуйста, исполните мою прихоть.

Эдна взглянула на меня своими кошачьими глазами, и я вдруг подумала, что она, сидя в этой глуши, и вправду зазря растрачивает свой талант соблазнять и бросать пожилых сановников.

– Вы ведете себя нелепо. Почему нельзя просто сказать, что вы хотите купить красивое белье?

Я перебрала несколько вариантов ответа и решила сказать правду.

– Это звучит так легкомысленно.

– Легкомыслие порой необходимо, юная леди. Женщина должна радовать себя хорошим бельем.

– Отлично. Мне хочется купить хорошее белье, чтобы порадовать себя.

Она отвела меня в магазин, в котором у входа были выставлены блеклые одеяния из натуральных материалов, а в глубине – изысканное европейское белье. Продавцы приветствовали Эдну так подобострастно, что я невольно задалась вопросом: какое же белье лежит у нее в шкафу? Моя патрона вручила мне пачку наличных и отправилась ждать меня в кафе на углу.

Я никак не могла решить, что приличествует надевать по-настоящему серьезной женщине – скромное белое кружевное, практичное черное или красное шелковое белье. Мне подумалось, что разумней будет купить всего понемногу, что я и сделала.

Путь к кафе лежал мимо магазинов, торговавших обувью, винами и импортными товарами для кухни. Мое внимание привлек магазинчик под названием «Оахака», и я заглянула в него. В лавочке было море товаров из Мексики: матовая черная керамика, серебряные украшения, изображения Гваделупской Девы и цветы из гофрированной бумаги.

За прилавком стояла худенькая девица в свободном одеянии а-ля Фрида Кало.

– Hola' [49]49
  Здравствуй (исп.).


[Закрыть], – сказала она.

Черные волосы продавщицы были заплетены в косички и обмотаны вокруг головы, образуя нечто вроде короны; над ее большими темными глазами изгибались брови-гусеницы, а губы оттеняла ярко-красная помада. Мне вдруг ужасно захотелось сбегать на ранчо и подкрасить брови карандашом.

– Hola, – ответила я. – Классные вещички.

– Спасибо. Я езжу за ними несколько раз в год, – любезно пояснила она без всякого акцента. Девушка оказалась такой же, как и я, ассимилировавшейся латиноамериканкой.

– Классная работа, – позавидовала я. – Твоя семья родом из Оахаки?

– Да. И еще из Таско. Там я и покупаю большую часть украшений.

Я обнаружила миниатюрную полочку, наполненную крошечной кухонной утварью. Мне показалось, что она может понравиться Эдне, поэтому я взяла ее и направилась к прилавку. Хозяйка магазина упаковала ее в бирюзового цвета сумочку, и я радостно вышла из магазина.

Стоило мне оказаться на тротуаре, как я услышала пугающе знакомый голос:

– Милагро!

Обернувшись, я встретилась взглядом с Кэтлин Бейкер, которая, равно как и ее спутница, была перегружена сумками. Я снова зашла в магазин и спросила хозяйку:

– Здесь есть запасный выход? Там кое-кто, с кем бы мне не хотелось встречаться.

Через минуту я уже сидела за яркой клеенкой, согнувшись в три погибели под прилавком.

– Вот чертовщина! – воскликнула Кэтлин, зайдя в магазин.

– Что такое? – осведомилась ее подруга.

– Странное дело, – ответила Кэтлин. – Клянусь, я только что видела девушку, которая была моим литературным консультантом.

Послышался звук приближающихся к прилавку шагов.

– Скажите, мисс, а разве секунду назад сюда не заходила молодая женщина?

– Простите, нет, синьора, – отозвалась хозяйка магазина.

– Давно пора прекратить мешать водку с викодином, – заметила спутница Кэтлин. – Это врач тебя расстроил. Никакой «зависимости» от пластической хирургии не существует. Ты просто слишком хорошо воспитана, чтобы плохо выглядеть.

– Эта девушка, Милагро, исчезла неизвестно куда, – сказала Кэтлин, не обратив ни малейшего внимания на замечание своей подруги, – а Себастьян Беккетт-Уизерспун страшно хочет ее найти.

При упоминании Себастьяна мое сердце остановилось.

– Не знаю зачем, – продолжала болтать наследница хлебного бизнеса. – Если хочешь знать правду, она всегда немного напоминала шлюшку. Может, это только я считаю, что настоящие груди выглядят неуклюже?

– Ой, нет, они ужасны, такие уродливые и трясучие! – подтвердила ее подруга. – Но, возможно, Себастьяну это нравится.

И они принялись смеяться надо мной.

– Сомневаюсь. Он встречался с замечательной девушкой, Тесси Кенсингтон. По-настоящему утонченной, из великолепной семьи.

Так, значит, Себастьян вернулся к Тесси. Чего и следовало ожидать.

К тому времени, когда они выбрали и оплатили несколько светильников, одно миниатюрное ретабло' [50]50
  Ретабло (retablo) – испанский и латиноамериканский вариант алтарного образа.


[Закрыть]и три серебряных браслета, я уже изнывала от боли в коленях и спине.

Когда они наконец ушли, я расправила ноги и потянулась.

– Спасибо, что спрятала меня.

– De nada' [51]51
  Не за что (исп.).


[Закрыть], – ответила хозяйка магазина и, оглядев меня, добавила: – Не обращай внимания на этих мерзких viejas' [52]52
  Старух (исп.).


[Закрыть]. Ты отлично выглядишь.

– Спасибо за все, – поблагодарила я.

Предварительно выглянув на улицу, я помчалась в кафе.

– Где вы были? – спросила Эдна и, не дожидаясь ответа, прошествовала к машине.

Если бы я сообщила ей, что попалась на глаза знакомой Себастьяна, вампиры больше никогда не выпустили бы меня из ранчо. И потом – какова вероятность снова встретиться с кем-нибудь, кто меня знает? Я сказала Эдне, что закопалась в книжном магазине, а сама исподтишка поглядывала назад: не едет ли за нами синий «Мерседес» Кэтлин.

Расслабиться мне удалось только тогда, когда мы приехали на ранчо и я увидела двух потных, грязных мужчин, сидевших в саду на валунах. Эрни и Освальд обложили клумбы камнями, привезенными на тачке с ручья.

– Надеюсь, ты не против, – сказал Эрни. – Мы решили набрать камней. Я подумал, что эти серые тебе понравятся.

Большинство темных, синевато-серых камней были шириной около тридцати сантиметров.

– Они чудесные, – одобрила я. – Спасибо.

– Замечательно, Эрни, – похвалила Эдна. – Освальд, тебе что, больше нечем заняться, кроме как помогать Эрни?

Что бы ни делал ее внук, он неизменно вызывал раздражение бабушки.

Освальд опустил голову.

– Думаю, мне пора заняться бумагами, – сказал он и, как я успела заметить, подмигнул Эрни.

И чем только он занимается в своем коттедже? Вряд ли ведь изучает ветеринарию. Освальд двинулся прочь, а я стала смотреть ему вслед. На нем была футболка с надписью: «Играешь на аккордеоне – отправляйся в Котати' [53]53
  В калифорнийском городе Котати ежегодно проводится фестиваль аккордеонистов.


[Закрыть]. Это закон», и эта футболка свободно спадала с его мускулистых плеч на великолепную, упругую… Тут я оборвала себя. Я снова путаю рьяного и умелого Освальда из своих нелепых видений с тем мужчиной, который он и есть на самом деле, – никчемным ничтожеством.

Поняв, что Эдна и Эрни наблюдают за мной, я изобразила на своем лице невозмутимое выражение:

– Эрни, помоги мне, пожалуйста, разгрузить машину.

Когда мы вынимали деревья из кузова, я произнесла будничным тоном:

– Похоже, Эдна не в восторге от Освальда.

Эрни посмотрел на меня как на дуру:

– Он ее любимчик.

– Но она же все время его критикует.

– Ой, она всегда такая, и с тобой тоже. Ты ведь не относишься к этому серьезно, верно?

Я и не собиралась признаваться, что мне начинают нравиться колкости Эдны и возможность реагировать на них.

– Не-а.

– И Освальд тоже. Есть вопросы, в которых они не сходятся, но все равно очень любят друг друга. – Эрни прислонился к грузовику и отбросил со лба свои черные волосы. – Они непростые люди, mi amor' [54]54
  Дорогая моя (исп.).


[Закрыть].

Глава восемнадцатая
Ветер в моих (бумажных) парусах

Я знала, куда посадить хурму и груши, а вот насчет всего остального мне предстояло еще решить. Кремовые розы будут цепляться за ограду и калитку. На грядке с травами разместятся шалфей, орегано, лаванда и тимьян. Расставив кадки с растениями по местам, я начала высаживать их. Вскоре мой лоб стал влажным, а на лицо налипли комочки земли.

Завершив посадки, я оторвала взгляд от клумбы и увидела Освальда, который стоял неподалеку и наблюдал за мной. В руках он держал курицу, издававшую прелестные звуки: «Прр… прр… прр…».

– Косовата, – заметил он.

Сначала я подумала, что он решил нелестно отозваться о моем теле. Но взгляд его был направлен на хурму. Освальд был прав: я посадила ее криво.

Он опустил курицу на землю. Это была черно-белая декоративная птица с красными штуковинами на голове. Она тут же принялась клевать землю.

– Сейчас исправлюсь, – пообещала я и схватилась за лопату. Как раз в тот момент, когда он тоже потянулся за ней.

– Я помогу тебе, – сказал он.

Наши руки соприкоснулись. Ощутив прилив волнения, я выпустила лопату и отступила в сторону.

– Некоторые вещи лучше делать вместе, – спокойно пояснил Освальд.

Я поверила, что это просто невинное замечание о совместной работе.

– У семи нянек дитя без глаза, – ляпнула я. – Осторожно, не повреди корни.

Лопатой Освальд владел умело.

– Знаешь, некоторые считают, что у меня хорошо развиты двигательные реакции. Особенно мелких мышц.

Он что, пытается произвести на меня впечатление или просто хочет пофлиртовать? Я поправила ствол дерева, стараясь установить его ровнее. Освальд стоял так близко, что я чувствовала его теплое дыхание на своей щеке. Не в силах сдержаться, я посмотрела в его глаза, цвет которых при дневном освещении напоминал сверкающую серебром чешую форели, резвящейся в воде. В Освальде было нечто, заставлявшее меня терять рассудок. Я отвернулась.

– Ты так и не извинился. Теперь, когда я знаю, какая хорошая девушка Уинни, мне еще хуже.

Он снова забросал корни дерева землей. Один раз его плечо коснулось моего, а потом нога Освальда скользнула по моему бедру. Я изо всех сил старалась не вздрагивать от его прикосновений, хотя ощущение было такое, будто я прыгаю в бассейн с ледяной водой, одновременно засовывая руку в огонь.

– Можешь отпустить, – скомандовал он. Теперь дерево стояло ровно. – Не стоит думать, что ты знаешь все о моих отношениях с Уинни.

– Я догадываюсь. Это такой изысканный, высокосветский вампирский союз, при котором можно иметь сколько угодно любовниц, но обязательно обедать в кругу семьи по воскресеньям.

Я проследила взглядом за блестящей каплей пота, которая скатилась по его шее и упала на рубашку.

– Мы не вампиры, – возразил он. – Я хочу, чтобы после свадьбы моя жена и я хранили верность друг другу.

– Ой, даже не смей говорить со мной о верности!

– Милагро, я бы очень хотел, чтобы все было иначе, и даже стараюсь кое-что изменить, – серьезно произнес Освальд. – Но мне необходима помощь. Я не могу все сделать сам.

Он развернулся и пошел прочь.

Эх, и почему я вдруг почувствовала себя так, будто сама во всем виновата?

– Ты забыл свою курицу! – крикнула я.

– Я принес ее тебе. Это твоя садовая курица. Ее зовут Петуния, – не останавливаясь, крикнул мне в ответ Освальд.

Бывает, что курица – это просто курица, а бывает, она заменяет извинения. Но как отличить одно от другого? Подобно моим предшественникам-мыслителям, я была не в силах ответить на этот важный метафизический вопрос.

Я писала как сумасшедшая, до тех пор пока не поняла, что день подходит к концу. Мне нужно было собраться к Нэнси на вечеринку, а Освальд болтался неизвестно где. Я надела вязаное платье темно-сливового цвета и черные туфли с ремешками. Я уже и забыла, что мое одеяние до такой степени облегает фигуру, поэтому, вспомнив, решила прикрыться и натянула сверху джемпер, который можно будет снять в отеле. Потом, заплетя несколько тонких косичек, я забрала их в хвост вместе с другими волосами.

Рассмотрев в зеркале свой скромный макияж, я вспомнила, как старалась не выделяться на вечеринке у Кэтлин. Черт, есть люди, у которых просто не получается выглядеть скромно! Распустив волосы, я нанесла побольше теней, туши и помады и сразу почувствовала себя лучше. Мне так хотелось снова увидеть Нэнси, и я была вся в предвкушении того, что снова окажусь в городе. Надо же, вечер в городе!

Вскоре в мою дверь постучали. Я открыла ее и увидела на пороге Освальда, который выглядел удивительно стильно в угольно-сером костюме и рубашке цвета лаванды. Его зачесанные назад каштановые волосы еще не успели высохнуть после душа.

– Ты готова ехать? – спросил он.

– Уже пора, – шепнула я. – Что ты им скажешь?

Освальд вышел на кухню, а я поспешила за ним.

Там за столом сидела Эдна и читала кулинарную книгу. Она взглянула на нас с подозрением.

– Бабушка, я отвезу Милагро на лекцию.

– На лекцию, – бесстрастно повторила госпожа Грант.

– О кактусах. На одной из здешних виноделен устраивают встречу с австралийским садоводом.

– Хм-м, это правда? – Похоже, Эдна была не вполне уверена в правдивости Освальда.

– Да, Эдна, – с серьезным видом подтвердила я. – Не только о кактусах, но и о выносливых суккулентах, которые не погибают в морозы. А еще меня интересуют юкка и эпифиты. Если хотите, поедем с нами, а если нет – я могу все для вас записать.

Эдна безжалостно улыбнулась.

– О, запишите, пожалуйста, – попросила она.

А завтра я почитаю.

– После лекции будет фуршет – вино и сыр, вставил Освальд, – поэтому ужин для нас оставлять не надо.

– Хорошо, – проговорила Эдна, пристально вглядываясь в наши лица.

Я тоже внимательно посмотрела на нее. Потом, с улыбкой повернувшись к Освальду, воскликнула:

– Ой! Я забыла блокнот! Встретимся на улице.

Зайдя в кабинет, я взяла со стола блокнот и ручку. А еще схватила садоводческую книжку о кактусах и сунула ее в свою сумочку.

Забравшись в машину, я заметила самодовольное выражение на лице Освальда.

– Почему кактусы? – поинтересовалась я.

– Ты довольно-таки колючая особа, – пояснил он. – К тому же не стоило слишком заинтересовывать бабушку лекцией. Она ведь вполне могла поехать с нами.

Когда мы выехали на автостраду, я достала из сумочки книгу и нашла в ней раздел, посвященный суккулентам.

Не сводя глаз с дороги, Освальд произнес:

– У тебя разболится голова, если ты начнешь читать и писать.

– Если мне понадобится совет врача, я обращусь к Уинни.

У меня действительно разболелась голова, но зато я испещрила несколько страниц ужасающе скучными записями. Отложив блокнот и книгу, я сказала:

– Если Эдна станет это читать, она умрет от скуки.

Освальд улыбнулся.

– Скажи спасибо, что она не сообщила Сэму. Он не позволил бы тебе уехать.

– Он не смог бы меня остановить.

– Он привел бы неоспоримые доводы, и тебе пришлось бы согласиться. – Освальд изменил свой обычный голос, стараясь подражать характерному тону и манере Сэма: – Мила-а-а-гро, обеспечивать твою безопа-а-асность – долг нашей семьи-и!

Я не смогла удержаться от смеха.

– Не стоит плохо говорить о Сэме.

– А я и не говорю о нем плохо. Я восхищаюсь Сэмом. Он ведь все равно окажется прав. Сэм всегда прав.

Освальд притормозил на обочине дороги и отключил двигатель, а потом повернулся ко мне. Мысль о том, что он собирается пристать ко мне, повергла меня в панику. Я старалась не смотреть ему в лицо и, ожидая, когда свершится неизбежное, размышляла о том, что буду полной дурой, если снова позволю ему обращаться с собой как с дешевым развлечением.

– Милагро, ты точно уверена, что тебе нужно попасть на эту вечеринку? Ведь твои друзья могут рассказать об этом Беккетт-Уизерспуну.

– Я обещала, – ответила я.

Ха! А сейчас он предложит мне остановиться в каком-нибудь мотеле или скажет, что сиденья в его машине раскладываются!

– Ладно, – вздохнул Освальд. – Я просто решил дать тебе возможность передумать.

Он снова завел двигатель, и мы поехали в отель «Крофт».

Освальд поставил машину неподалеку от отеля. Я выбралась из автомобиля и уже направилась было в сторону «Крофта», как он схватил меня за плечо.

– Несколько основных правил, – произнес Освальд таким мрачным тоном, будто собирался поведать о моем неисправимом уродстве. – Мы войдем через боковой вход, чтобы никто из персонала нас не заметил. Ты сразу же отправишься на вечеринку, а ровно через час мы встретимся в баре. Если возникнут проблемы, я буду сидеть в машине. Ясно?

– Через час? За час я не успею как следует повеселиться. Три часа.

В результате перебранки мы условились, что встретимся через час и сорок семь минут.

Он отвел меня к боковому входу в отель и сказал:

– Будь осторожна, Милагро. Повеселись там!

– Как раз этим я и займусь. – Я сняла джемпер и протянула его Освальду. – Пусть он пока побудет у тебя, ладно?

Освальд пристально оглядел меня с головы до ног, заостряя внимание на тех областях, которые находятся выше ступней, но ниже головы.

– И в таком виде ты пойдешь? – спросил он.

– Это пюсовое платье. А пюсовый цвет – тема вечеринки. С ним что-то не так?

– Проблема не в том, что с ним что-то не так, – возразил Освальд, протягивая руку за джемпером.

Я критически осмотрела то, что было на Освальде.

– Почему ты пришел на вечеринку Кэтлин в том старом костюме? – поинтересовалась я.

– Иногда мне нравится носить дедушкину одежду.

– Ну вот, а мне иногда нравится носить пюсовое, – соврала я и направилась к лифту.

Освободившись от Освальда, я не удержалась и радостно улыбнулась, предвкушая встречу с подругой.

Нэнси сообщила мне номер апартаментов на четвертом этаже. Я предполагала, что вечеринка пройдет в маленьком «люксе», где подруги Нэнси, попивая шампанское, будут обмениваться остроумными шутками, а сама виновница торжества – порхать туда-сюда по комнате. И совсем не ожидала увидеть зал приемов, заполненный внушительной толпой подвыпивших, в основном светловолосых девушек; все они были одеты в розовое и разговаривали, перекрикивая оркестр из пяти музыкантов, который исполнял популярные песни о любви.

Когда я нырнула в толпу, среди множества чужих лиц мне все же удалось разглядеть несколько физиономий, знакомых по ПУ. Например, я заметила одну из подруг Нэнси по университетскому женскому клубу и уже собралась было поздороваться, как та, сунув мне в нос пустой бокал, потребовала:

– Принеси еще!

– Чего?

Взглянув на меня сквозь прядь своих медового оттенка волос, она рассмеялась:

– А, это ты! А я думала, в таких платьях тут только коктейли разносят! – Стоявшие чуть поодаль девчонки в нежно-розовых нарядах захихикали. – Разве Нэнси не говорила тебе, что нужно прийти в пюсовом?

Я почувствовала, как мое лицо вспыхнуло.

– А это и есть пюсовое. Где Нэнси?

Девушка указала на другой конец зала, и я принялась пробираться сквозь толпу. Оказалось, что Нэнси, сняв туфли, стоит на стуле и поет «Доставьте только к церкви в срок»' [55]55
  Песня из мюзикла Фредерика Лоу «Моя прекрасная леди»


[Закрыть]. В таком виде она наверняка стала бы самой симпатичной девочкой в детском саду – вот только по возрасту уже не подходила. Розовые щечки, песочного цвета кудри, дерзко вздернутый носик, озорные голубые глазки и худенькое тельце. На ней красовалось полупрозрачное розовое платьице на тонких бретельках, облегающее и коротенькое.

Я схватила ее за руку и стянула со стула.

– Милка-дурилка! – воскликнула Нэнси и бросилась мне на шею. – А я уж думала, ты меня больше не любишь!