Текст книги "Осужден пожизненно"

Автор книги: Маркус Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Старшему приказчику полагались среди дня свободные полчаса для ленча. Джон Рекс использовал эти полчаса, чтобы нанять кеб и поехать к Бликсу. Этот достойный человек принял его сердечно, так как понял, что Рекс задумал большое дело, и тот быстро обрисовал ему план операции. Двери склада при магазине запирались на пружинный замок. Он останется там после закрытия и по условленному сигналу откроет дверь. Легкий экипаж или кеб останется ждать в переулке позади магазина, и три человека будут иметь вдосталь времени, чтобы нагрузить экипаж ценными товарами. Знает ли Бликс трех надежных людей? Единственный глаз Бликса заблестел. Да, он знает таких. В половине одиннадцатого они должны быть здесь. Это все? Нет. Джон Рекс не желал «проворачивать задаром» такое великолепное дельце. Добыча стоила по меньшей мере пять тысяч фунтов, и он потребовал от Бликса сто фунтов наличными в ту минуту, когда кеб остановится у его дверей. Бликс сперва решительно отказал: пусть лучше будет устроен дележ, покупать кота в мешке он не намерен. Рекс, однако, твердо стоял на своем – это был его единственный шанс. В конце концов ему были обещаны восемьдесят фунтов.

В ту же ночь случилось достопамятное событие, вошедшее в анналы Боу-стрит под названием «Великий шелковый грабеж», а через два дня после этого Джон Рекс и его сообщник, сидя за вкусным обедом в Бирмингеме, читали в лондонской газете малодостоверный отчет о случившемся.

Джон Рекс, решивший расстаться со скучной респектабельностью, простился со своим домом и начал осуществлять пожелания своей матери. Он все еще был по-своему «джентльменом». Пока не были истрачены восемьдесят фунтов, он жил роскошно, когда же они иссякли, утвердился в новой профессии – то была профессия мошенника. Наделенный красивой внешностью, остроумием и развязными манерами, он добавил к этим природным качествам блестящее искусство биллиардиста, ловкость рук карточного шулера и полезное знание житейского правила, гласящего: «Ты либо охотник, либо добыча».

Джон Рекс не принадлежал к числу мелких плутов. Врожденные способности и благоприобретенные навыки спасали его от грубых промахов. Он понимал, что для того, чтобы успешно надувать людей, нужно обладать не просто изобретательностью, а изобретательностью в превосходной степени. Если думать, что ты немного умнее большинства окружающих, тебя самого когда-нибудь обведут вокруг пальца. А оказаться хоть раз жертвой надувательства для мошенника – гибель. Более того, изучая историю раскрытых преступлений, Джон Рекс обнаружил, что за всеми этими грабежами, жульничествами и плутнями всегда скрывается какой-нибудь счастливчик, который извлекает выгоду из глупости своих сообщников. Это подало ему одну идею. Что, если он будет пользоваться не только собственными талантами, чтобы грабить своих ближних, но также и талантами других? В среде преступников тоже есть свои ранги. Он положил себе всегда быть на самом верху. Так зачем же пренебрегать хорошими парнями, стоящими ниже? Его специальность – мошенничество, биллиард, карточная игра, добывание денег и товаров, но он никогда не рискнет делать больше двух-трех «операций» в год. А другие грабят дома, взламывают сейфы, крадут браслеты, бриллианты, часы и зарабатывают за одну ночь больше, чем он за шесть месяцев. Правда, их ремесло более опасно. Но тогда возникает вопрос: почему оно опасно? Да потому, что эти люди просто олухи! Они достаточно смелы и хитры на свой примитивный лад, но они пасуют перед сторуким, как Бриарей, и недремлющим, как Аргус, законом. Они хорошо выполняют черную работу: взламывают замки, вышибают двери и дурачат констеблей, но в тонких вопросах тактики нападений и бегства они, к сожалению, совсем не разбираются. Отлично. Тогда эти люди будут его руками, а он – их головой. Он будет разрабатывать планы грабежей, они – осуществлять их.

Действуя в различных сферах и никогда не отказывая в помощи товарищу, попавшему в беду, Джон Рекс за несколько лет стал в прямом смысле этого слова главарем шайки преступников. Водя дружбу со степенными клерками и с легкомысленными беспечными повесами из среднего класса, он узнавал подробности о плохо охраняемых домах и лавках с непрочными запорами, после чего направлял молодчиков из окружения Бликса на самую опасную работу. Под разными именами и в разных обличьях он проникал в высшие слои «солидного общества», где звери обращаются в птиц, а волки – в ягнят. Богатые и влиятельные прожигатели жизни приглашали его в свои дома. И немало разорившихся богачей с удовольствием, а чаще с сожалением вспоминали мистера Антони Крофтонбери, капитана Джеймса Крейвена и мистера Лайонела Крофтона. У Рекса было два качества, бесценных для человека его профессии, – осторожность и самообладание. Достигнув успеха, то есть добившись комиссионных от Бликса, шулерским способом обыграв дурачка вроде Лемуана или заполучив набор драгоценностей, посланных его «жене» в Глостершир, он на время исчезал. Он любил комфорт и наслаждался ощущением безопасности и респектабельности.

Так жил он три года до того, как встретил Сару Пэрфой, и намеревался так же жить дальше. С этой женщиной, своей сообщницей, он надеялся обмануть закон. Она была ловушкой для его «голубков». Сара была шикарно одета и изображала из себя леди, которая заказывала в Лондоне вещи для своего мужа, находящегося в Кентербери, при этом уплачивалась половина их стоимости («как ей позволяла доверенность»), и там, где не столь красивая и умная женщина потерпела бы фиаско, она оставалась в выигрыше. Рекс уже предвидел возможность нажить состояние и надеялся, что при известном благоразумии он может продолжать играть выгодную роль «джентльмена», пока она ему не надоест. Но что поделаешь? Человек слаб! Однажды он допустил промах, и закон, который он так успешно водил за нос, обличил его наипростейшим способом.

Под именем мистера и миссис Скиннер Джон Рекс и Сара Пэрфой жили в тихой квартирке где-то в Блумсбери. Их домохозяйка была почтенная, но бедная женщина, и сын ее работал в полиции. Этот сын был порядочный болтун, и как-то вечером за ужином он рассказал матери о готовящемся полицейском налете на притон фальшивомонетчиков на Олд-стрит-Роуд. Мать, которой всю ночь снились разные ужасы, пришла на следующий день в гостиную к миссис Скиннер и под величайшим секретом поведала ей, на какое опасное дело отправляется ее сын. Джон Рекс был в это время с лордом Беллазисом на голубиных состязаниях, и когда он вернулся к девяти часам вечера, Сара передала ему все, что слышала.

Дом № 4 на Банк-Плейс, Олд-стрит-Роуд, был резиденцией человека по имени Грин, который уже довольно долгое время занимался доходным, но опасным ремеслом подлога. Этот человек был одним из самых дерзких преступников в шайке, казначеем и главарем которой был Бликс, и его пребывание на свободе было существенно важным для жизни всей шайки.

Получив столь тревожное известие, Рекс наскоро пообедал и, обдумав план действий, решил, что нужно предупредить Грина о грозящей опасности. Судьба самого Грина его, в сущности, не тревожила, однако негоже не протянуть товарищу руку помощи, а кроме того, Грин, попав под арест, мог слишком много выболтать. Но как это сделать? Если отправиться к Бликсу и просить его послать весточку Грину, то можно опоздать. Нет, он пойдет к Грину сам!

Он пошел в тот же вечер и был схвачен. Когда Сара узнала об этом, она стала действовать быстро и энергично. Она собрала все свои деньги и драгоценности, заплатила хозяйке за квартиру, пошла на свидание к Рексу и наняла ему адвоката. Арестованный Бликс не терял надежды, но Грин, которому угрожала виселица, признался, что Рекс был его сообщником, и сурово настроенный судья приговорил Джона Рекса к семи годам ссылки в колонию.

Сара Пэрфой дала себе клятву, что последует за ним. Она готова была поехать пассажиром, иммигранткой, кем угодно – но тут ей попалось на глаза объявление миссис Викерс, искавшей горничную, и она нанялась к ней. Случилось так, что Рекс попал на «Малабар», и Сара, узнав об этом за неделю до отплытия, задумала дерзкий план мятежа, чтобы спасти своего любовника. Мы знаем исход этого плана и последующую историю бегства мошенника из Макуори-Харбор.

Глава 33
«ЗЛОДЕЙ ДОУЗ»

Мятежников с «Морского ястреба» давно считали умершими: история их отчаянной попытки к бегству почти стерлась из памяти людей. Теперь, когда их так неожиданно поймали, все принялись толковать об их необычной судьбе. По слухам, они были королями на каких-то туземных островах, возглавляли шайки свирепых пиратов, были почтенными гражданами на Яве, купцами в Сингапуре и мошенниками в Гонконге. Их приключения легли в основу многих пьес, идущих на лондонских подмостках, а некий популярный романист взялся написать книгу об их удивительных приключениях.

Говорили также, что глава заговора Джон Рекс происходит из знатной семьи и что сам сэр Джон Франклин получил даже какие-то особые сведения о нем. Но Рексу, несомненно, предстояло болтаться в петле, потому что даже самые ярые поклонники его отваги и ловкости не могли не признать, что он совершил преступление, караемое по закону смертной казнью. Разумеется, королевский обвинитель сделает все, чтобы его осудили. И без того битком набитая тюрьма Хобарт-Тауна пополнилась еще полудюжиной пожизненно осужденных, которых привезли из Порт-Артура для опознания беглецов. Среди привезенных был и «злодей Доуз».

Это известие дало свежую пищу для всякого рода слухов и домыслов. Вспомнили, что «злодей Доуз» и сам беглый каторжник, которого поймал и доставил в тюрьму лейтенант Фрер. Смертную казнь ему тогда заменили пожизненной каторгой, приняв во внимание то обстоятельство, что Доуз помог капитану Фреру построить чудесную лодку, на которой спаслись потерпевшие бедствие люди, обреченные на голодную смерть. Вспомнили также, каким угрюмым Доуз был на своем процессе, состоявшемся пять лет назад, и как он рассмеялся, когда услышал об отмене смертной казни. «Хобарт-Таун газетт» поместила краткую биографию этого страшного преступника, где рассказывалось о его участии в заговоре на борту арестантского корабля, о том, как он дважды бежал из Макуори-Харбор, как его неоднократно пороли за грубость и неповиновение властям и как теперь в Порт-Артуре его заковали в двойные кандалы после двух безуспешных попыток к бегству. Газета полагала, что если этот человек уже был осужден за грабеж на большой дороге, то было бы разумней сразу отправить его на виселицу вместе с другими подлецами, дабы они и впредь не оскверняли землю своими новыми преступлениями. «Какую пользу обществу, – патетически восклицала газета, – принес этот негодяй за последние одиннадцать лет?» И все, конечно, согласились с тем, что пользы от него не было ни малейшей.

Мисс Сильвии Викерс тоже была уделена доля общественного внимания. Ее романтическое спасение, героем которого являлся отважный Фрер, который вскоре, по старинному обычаю, получит ее руку в награду за свою преданность, принесло ей славу, почти не уступающую дурной славе преступника Доуза и его сообщника, мошенника Джона Рекса. Говорили также, что Сильвия должна будет дать показания на суде вместе со своим женихом как единственные оставшиеся в живых свидетели захвата «Морского ястреба». Говорили также, что ее будущий муж решительно возражает, чтобы она выступала свидетельницей на суде, ибо (новая романтическая подробность!) перенесенные страдания вызвали у нее сильное расстройство памяти, и о тех событиях прошлого у нее сохранились лишь самые туманные воспоминания.

В результате всех этих слухов зал суда в день разбирательства дела был переполнен; по мере выяснения новых подробностей истории двойного побега возбуждение публики росло. Оно достигло своего апогея, когда в зал ввели четырех арестантов, закованных в тяжелые кандалы. Даже для жителей Хобарта, города каторжан, это явилось сенсацией: тут же стали заключаться пари, какую линию защиты изберут обвиняемые. Сначала думали, что они отдадут себя на милость суда и постараются снискать симпатию публики самой необычностью своих историй. Но поведение главного обвиняемого, Джона Рекса, вскоре опровергло это предположение. Его спокойный и в то же время вызывающий тон показывал, что он либо готов примириться с судьбой, либо намерен бросить в лицо обвинителям такой довод, который, несомненно, избавит его от высшей меры наказания. Услышав чтение обвинительного акта, где говорилось, что ему вменяется в вину «пиратский способ захвата брига «Морской ястреб», он лишь слегка усмехнулся.

Эта усмешка оскорбила религиозные чувства мистера Микина, входившего в состав суда.

– У него вид настоящего зверя, – сказал Микин Сильвии, вернувшись в перерыве между допросом свидетелей в маленькую комнату, где Сильвия с отцом ожидали вызова в зал. – Он смотрит на всех словно тигр.

– Несчастный человек! – ответила Сильвия, содрогнувшись.

– Несчастный? Милая барышня, уж не жалеете ли вы его?

– Да, жалею, – ответила Сильвия, сжав руки, точно от боли. – Я их всех жалею, бедняг.

– Очаровательная чувствительность! – сказал Микин, бросив взгляд на Викерса. – Сердце истинной женщины, дорогой майор.

Майор нетерпеливо постукивал пальцами – его раздражала пустая болтовня, особенно сейчас, когда Сильвия была в таком нервном состоянии.

– Поди сюда, малышка, – сказал он, – и загляни в эту дверь. Отсюда ты всех их увидишь, и если никого из них не узнаешь, то нет смысла появляться тебе в свидетельской ложе. Конечно, если будет нужно, тогда ты пойдешь.

Скамья подсудимых помещалась на возвышении как раз против двери комнатки, где находились отец с дочерью, и над головами сидящих в зале маячили четыре человека в оковах – позади каждого стоял вооруженный солдат. Девушка никогда раньше не присутствовала на церемонии судебного разбирательства, где подсудимому грозил смертный приговор, и молчаливая торжественность старинного ритуала произвела на нее незабываемое впечатление, как и на всякого, кто увидел бы это впервые. Атмосфера в зале была гнетуще-тяжелой… Зловеще позвякивали цепи арестованных. Грозная сила судьи, тюремщиков, солдат и констеблей, действующих сообща, чтобы покарать этих четырех человек, казалась жестоко-неумолимой. Знакомые лица сидящих в зале представлялись ей искаженными в злобе. Даже лицо ее нареченного, напряженно следившего за показаниями свидетелей, казалось ей зверским и кровожадным. Ее взгляд, поспешно следуя за указательным пальцем отца, обратился к скамье подсудимых. Двое из обвиняемых смотрели в зал с угрюмым равнодушием; третий нервно жевал какую-то веточку или соломинку, и рука его беспокойно цеплялась за перила; четвертый, нахмурясь, не отрывал глаз от свидетельской ложи, которая ей не была видна. Лица этих четырех были ей незнакомы.

– Нет, папа, – сказала она, вздохнув с облегчением, – я никого из них не знаю.

В этот момент со свидетельского места раздался чей-то голос, услышав его, она вдруг побледнела и остановилась у двери. Суд, по-видимому, тоже заволновался, по залу пробежал шепот, и кто-то властно крикнул: «Тише!».

Всем известный преступник Руфус Доуз, отчаянный головорез из Порт-Артура, «дикий зверь», которого газета считала недостойным жизни на земле, только что вошел в свидетельскую ложу. Это был тридцатилетний человек в расцвете сил, прямой, могучий торс которого не могла скрыть тесная желтая куртка, человек с сильными, загорелыми, нервными руками, с горящими черными глазами, жадно устремленными на судей.

Даже тяжесть двойных кандалов, свисающих с ремня, охватывавшего его мощные бедра, не нарушала стройности его фигуры, свидетельствующей о прекрасно развитой мускулатуре. Обращенные к нему хмурые лица, очевидно, не внушали ему уважения, ибо он ни на йоту не смягчил резкого и презрительного тона, каким он произнес свое имя:

– Руфус Доуз, арестант.

– Уйдем отсюда, деточка, – сказал Викерс, встревоженно увидев, как побледнела дочь, как загорелись се глаза;

– Погоди, – нетерпеливо сказала она, прислушиваясь к голосу невидимого ей человека. – Руфус Доуз! О, я где-то слышала это имя.

– Вы арестант из каторжного селения в Порт-Артуре?

– Да.

– Осуждены пожизненно?

– Пожизненно.

Сильвия повернулась к отцу. В глазах ее застыл немой вопрос.

– О, папа! Кто это? Я знаю это имя! Я знаю этот голос!

– Это человек, что был с тобой в лодке; дорогая, – мрачно ответил Викерс. – Каторжник.

Яркий огонек погас в ее глазах, и в них появилось выражение разочарования и боли. – А я думала, что это хороший человек, – проговорила она, стоя в дверях. – Голос у него добрый…

Она вздрогнула и закрыла руками глаза.

– Ну полно, полно, – сказал Викерс, успокаивая ее. – Не бойся, малышка – теперь он тебя не обидит.

– Ха, ха! Еще бы! – вставил Микин с наигранной удалью. – Теперь этот негодяй сидит под крепкими замками.

В зале продолжался допрос.

– Узнаете ли вы людей на скамье подсудимых?

– Да.

– Назовите их.

– Джон Рекс, Генри Ширс, Джеймс Лесли и… и… я не уверен, знаю ли я четвертого.

– Вы не уверены… Допустим. Скажите, можете ли вы дать под присягой показания по поводу первых трех?

– Да.

– Вы хорошо их помните?

– Мы проработали три года в кандальной команде в колонии Макуори-Харбор.

Услышав об этом страшном знакомстве, Сильвия тихо вскрикнула и прижалась к отцу.

– О, папа, уведи меня отсюда! Мне кажется, что я сейчас припоминаю что-то ужасное!

Среди глубокой тишины жалобный голос девушки прозвучал во всем зале, и головы присутствовавших повернулись к двери. Во время всеобщего замешательства никто не заметил, как изменилось лицо Руфуса Доуза. Он густо покраснел, на лбу выступили большие капли пота, а взгляд черных глаз, загоревшись, устремился туда, откуда раздался крик: он словно пытался проникнуть сквозь злосчастную деревянную перегородку, отделявшую его от женщины, голос которой он услышал. Морис Фрер вскочил со своего места и, протолкнувшись через ряды зрителей, подошел к Викерсу.

– Это еще что такое? – резко спросил он Викерса. – Зачем вы привели ее сюда? Я же вам говорил, ей здесь нечего делать!

– Я считал это своим долгом, сэр, – с достоинством ответил ему Викерс.

– Что напугало ее? Что она увидела? Что она услышала? – продолжал настойчиво спрашивать Фрер, сильно побледнев. – Сильвия! Сильвия!

При звуке его голоса она открыла глаза.

– Уведите меня домой, папа. Мне очень плохо… О, эти мысли!

– Что она хочет сказать? – вскричал Фрер, в тревоге переведя взгляд с девушки на ее отца.

– Этот негодяй Доуз напугал ее, – сказал Микин. – Она что-то вспомнила, бедное дитя. Ну, ну, успокойтесь, мисс Викерс. Он вас не тронет! Он под надежной охраной.

– Он напугал ее?

– Да, он напугал меня, Морис, – слабым голосом ответила Сильвия. – Мне больше не нужно здесь оставаться, правда, дорогой?

– Конечно, – успокоил ее Фрер, и тень сошла с его лица. – Извините меня, майор, я очень взволновался. Уведите ее домой сейчас. Такого рода зрелища не для нее.

И он вернулся на свое место, отирая лоб и тяжело дыша, как человек, только что избежавший опасности.

Руфус Доуз застыл на месте, пока не увидел Фрера, входившего в зал.

– Кто она такая? – спросил он тихим, хриплым голосом у констебля, стоявшего за спиной.

– Это мисс Викерс, – коротко ответил тот, бросив эти слова арестанту, как бросают кость злой собаке.

– Мисс Викерс… – повторил Доуз, все еще страдальчески глядя в дверной проем. – А мне сказали, что она умерла!

Констебль презрительно фыркнул на это глупое утверждение, словно говоря: «Раз ты все знаешь, скотина, чего же ты спрашиваешь?», – и затем, видя, что тот жадно ждет ответа, добавил:

– Это ты так думал, что она умерла. Ты, видно, старался, чтоб так и случилось.

Арестант вскинул руки в гневе и отчаянии, как будто собирался схватить говорившего и задушить, хотя со всех сторон ему угрожали мушкеты, но тут же, с трудом сдержавшись, повернулся к судье:

– Ваша честь! Джентльмены! Я прошу меня выслушать.

Это громкое восклицание, повышенный тон заставили всех, смотревших на дверь, откуда вышел Фрер, вновь обернуться к Доузу. Многим показалось, что «злодея Доуза» уже нет в свидетельской ложе, а вместо преступника, который только что стоял там с дерзким и вызывающим видом, был бледный как мел, взволнованный человек, с мольбой наклонившийся вперед. Одной рукой он ухватился за перила, чтобы не упасть, а другую протянул к судейскому столу.

– Ваша честь, произошла чудовищная ошибка. Позвольте мне все рассказать о себе. Я и раньше все объяснял в своих письмах из Порт-Артура, но комендант не отправил ни одного письма. Видно, таково уж правило, и я не жалуюсь. Но меня, ваша честь, несправедливо снова упекли на каторгу. Ведь это я построил лодку, ваша честь. Это я спас жену и дочку майора. Я сделал все. Но этот подлый человек так ненавидел меня, что оклеветал и не дал мне выйти на свободу. До сих пор никто правды не знал, ведь мне сказали, что мисс Викерс умерла…

Это пылкое и неожиданное признание так поразило судей, что никто не прервал Руфуса.

– Да, сэр, я был приговорен к смерти за побег, но они помиловали меня, потому что я помог им спастись. Да, я спас их! Да, я построил лодку! Пусть она сама подтвердит это. Я выхаживал ее, когда она болела. Носил ее на руках. Голодал ради нее. И она привязалась ко мне, сэр. Честное слово! Она называла меня «добрый мистер Доуз».

В зале кто-то расхохотался, но на него тотчас же зашикали.

Судья спросил клерка:

– Он имеет в виду мисс Викерс?

В этот момент Руфус Доуз посмотрел в зал и увидел Мориса Фрера, который не сводил с него глаз, полных животного страха.

– Смотрите, вот он, капитан Фрер, трус и лжец! Заставьте его, джентльмены, занять свидетельское место и допросите его. Я уверен, что она опровергнет его показания! О боже, а я – то все эти годы думал, что ее уже нет на свете!

Судья огласил дополнительные сведения, представленные ему клерком:

– Мисс Викерс действительно была тяжело больна, сейчас в суде она упала без чувств. Об арестанте, который был вместе с ней в лодке, у нее сохранились самые неприятные воспоминания: он всегда внушал ей ужас и отвращение. Поэтому и здесь одного его вида оказалось достаточно, чтобы она потеряла сознание. Арестант – неисправимый лгун и мошенник, а рассказанная им история уже опровергнута капитаном Фрером.

Судья, человек по натуре склонный к участливости, по своему опыту знал, что к показаниям арестантов надо относиться с осторожностью; он сказал все, что ему надлежало сказать, и трагедия пятилетней давности завершилась следующим диалогом:

Судья. Здесь не место для обвинений капитана Фрера, а также не место для обсуждения якобы несправедливого приговора. Если к вам отнеслись несправедливо, обращайтесь к властям, они могут передать дело на пересмотр.

Руфус Доуз. Я уже подавал жалобы, ваша честь. Я писал письма губернатору, но все мои просьбы оставались неотосланными. Потом мне сказали, что мисс Викерс умерла, а меня отправили на угольные копи, куда вообще не доходят никакие вести.

Судья. Я больше слушать вас не могу. Мистер Мэнглс, есть еще вопросы к свидетелю?

Поскольку у мистера Мэнглса вопросов не оказалось, вызвали свидетелем Мэттью Габбета, и Руфус Доуз, все еще порываясь что-то сказать, был уведен под гул и выкрики в зале.

Судебное заседание продолжалось без каких-либо происшествий. Сильвию больше не вызывали. Когда капитан Фрер занял свидетельское место, он благожелательно отозвался о Джоне Рексе, чем удивил своих врагов.

– Он мог оставить нас умирать голодной смертью, мог даже убить нас. Мы находились всецело в его власти. Запас провизии на бриге был невелик, и я считаю, что, поделившись с нами, он, для человека в его положении, проявил большое великодушие.

Это свидетельство склонило суд в пользу Рекса, так как капитан Фрер слыл непримиримым врагом непокорных каторжан, и все поняли, что только лишь чувство справедливости побудило его так высоко отозваться о Рексе.

Кроме того, Рекс искусно построил свою защиту. Он признался, что виновен в побеге, но считал, что дальнейшим своим поведением он заслужил право ходатайствовать о смягчении наказания. У него была одна цель – выйти на свободу, и, добившись желаемого, он честно прожил почти все три года, что может легко доказать. Он был обвинен в пиратском захвате «Морского ястреба», но он утверждал, что этот бриг, построенный руками каторжан в Макуори-Харбор, еще не был занесен в списки судов и потому нельзя считать, что он был «пиратски захвачен» в юридическом смысле слова.

Суд согласился с этим доводом, несомненно находясь под воздействием показаний капитана Фрера. Приняв во внимание, что прошло уже пять лет со времени бунта и что двое главных виновников (Чешир и Баркер) уже казнены в Англии, суд приговорил Рекса и трех его сообщников к пожизненной каторге в колонии.