355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Маркус Кларк » Осужден пожизненно » Текст книги (страница 35)
Осужден пожизненно
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 01:08

Текст книги "Осужден пожизненно"


Автор книги: Маркус Кларк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

– Я уеду, – чуть слышно проговорил она. – Я уже давно готовлюсь к отъезду…

Норт затрепетал.

– Это не моя воля. Сама судьба этого захотела. Мы уедем вместе!

Они посмотрели друг на друга. Она почувствовала, какой жар бушует в его крови, прочла страсть в его глазах и поняла, почему он притворялся, что ненавидит ее. Смертельно побледнев, отдернула свою похолодевшую руку, которая покоилась в его руке.

– Уйдите! – прошептала она. – Если вы меня любите, оставьте меня! Уйдите! Вам не следует более видеть меня и говорить со мной!..

Она умолкла, и ее молчание сказало за нее то, что она боялась сказать: «До некоторых пор».

Глава 70
ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ОТПЛЫТИЮ

Гнев Мориса Фрера весь изошел в этой последней вспышке. Он не поехал в тюрьму, как собирался, а свернул на дорогу, ведущую к водопадам. Он уже раскаивался в своих подозрениях. В присутствии капеллана у них дома действительно не было ровно ничего странного. Сильвия всегда относилась к нему благосклонно, а раз он пришел к ней с повинной, то она, конечно, его простила. Не следует делать из мухи слона, – так поступают только кретины. Ее желание освободить Доуза – тоже естественно: все женщины сердобольны. Ему надо было только спокойно сказать ей несколько ничего не значащих фраз о необходимости применения строгих мер, которые некоторым людям, незнакомым с дикими нравами арестантов, могут показаться слишком суровыми, – вот и все. Это произвело бы на нее лучшее впечатление, нежели ругать и крик. К тому же Норт отплывает на «Леди Франклин» и может выполнить свою угрозу и подать формальную жалобу, конечно, если обращаться с ним таким неподобающим образом. А подвергнуть Доуза вновь той же пытке – значит показать Троуку и всей его братии, что «жена коменданта» действовала самовольно, без «разрешения начальства», а этого допускать не следовало. Сейчас он не поедет домой для примирения. Жена через несколько дней отправится в путь на том же корабле, что и Норт, и он останется на острове полновластным господином и будет беспрепятственно применять строгие карательные меры. С такими мыслями он вернулся в тюрьму и сурово осудил бедного Троука за его варварство.

– Миссис Фрер любезно назначила мне встречу у тюрьмы, она известила меня о том, что этот паршивец Доуз лежал на растяжке с семи часов утра.

– Но вы сами так приказали, ваша честь, – ответил Троук.

– Дурак ты эдакий, разве я приказывал тебе держать его девять часов подряд? Ты же мог угробить его, негодяй!

Троук в недоумении почесал затылок.

– Снять с него кандалы и посадить в одиночную камеру в старой тюрьме! Даже если он и отъявленный головорез – это еще не дает тебе повода самоуправствовать, понятно? Так что поостерегитесь, мистер Троук!

На обратном пути он встретил капеллана, который, увидев его, поспешно свернул в сторону.

– Э-гей! – гаркнул Фрер. – Эй, мистер Норт! Норт остановился, и комендант заторопился к нему.

– Послушайте, сэр, я только что наговорил вам дерзостей. Я зверски вам нагрубил. Конечно, это не по-джентльменски. Приношу свои извинения.

Норт молча поклонился и хотел было пройти.

– Простите меня за грубость, – продолжал Фрер. – Я порядком вспыльчив и не люблю когда жена вмешивается в мои дела. Сами знаете, что женщины в этом не разбираются, не понимаю, что это за канальи.

Норт снова отвесил поклон.

– Черт возьми, вы ужасно выглядите! Совсем как привидение, клянусь! Должно быть, я наговорил вам с три короба гадостей. Забудьте и простите меня. Пойдемте к нам, пообедаем.

– Сэр, в вашем доме я больше бывать не стану, – с, казалось бы, чрезмерным волнением проговорил Норт.

Фрер пожал своими широкими плечами и с деланным добродушием протянул ему руку:

– Ну-с, пожмем друг другу руку, пастор. В пути вам придется оказать внимание миссис Фрер, – так не лучше ли нам помириться до вашего отбытия? Дайте мне руку!

– Позвольте пройти, сэр! – воскликнул Норт, покраснев, и, словно не замечая протянутой руки, решительно зашагал прочь.

– Ничего себе характерец у нашего пастора, будь он трижды проклят! – проворчал про себя Фрер. – А впрочем, его дело. Не хочет – не надо Разрази меня гром, если я еще хоть раз приглашу его к себе.

Дома все попытки примириться с женой тоже оказались безуспешными. Сильвия встретила его ледяным молчанием с видом женщины слишком оскорбленной, чтоб проливать слезы.

– Ни слова больше, – сказала она. – Я уезжаю к отцу. Если ты хочешь объяснить свое поведение, объясняйся с ним.

– Ну полно, Сильвия, – продолжал настаивать он, – знаю, что я вел себя отвратительно. Прости меня.

– Просьбы бесполезны, – ответила она. – Я не могу тебя простить. Слишком часто за семь лет я прощала тебя.

Он попытался ее обнять, но она с отвращением вырвалась из его объятий. Он грубо выругал ее и, не желая ссориться дальше, замолчал и насупился. В это время к нему зашел Блант потолковать о корабельных делах, и они принялись за бутылку с ромом. Сильвия удалилась в свою спальню и занялась упаковкой всяких мелочей и платьев (удивительно, как это женщины умеют находить для себя утешение в домашних делах!). А Норт несчастный глупец, не спуская глаз с освещенного окна ее спальни, то разражался проклятьями, то возносил к небу молитвы.

А меж тем невольный виновник всей этой истории Руфус Доуз, находясь в новом месте своего заключения, все удивлялся счастливому случаю, даровавшему ему избавление от пыток, и благословлял нежные руки Сильвии. Он был уверен, что это она заступилась за него и своими кроткими мольбами добилась у страшного изверга облегчения его участи.

– Дай бог ей счастья, – шептал он. – Все эти годы я был несправедлив к ней. Она не знала, как я страдал.

Он с нетерпением ждал прихода Норта, который мог бы подтвердить эту догадку. «Я попрошу его передать ей мою благодарность», – думал он. Однако пастор не появлялся целых два дня. Арестанта навещали лишь его надзиратели. Глядя из окна тюрьмы на море, чьи волны почти достигали ее стен, Доуз видел стоящую на якоре шхуну, которая как бы дразнила его, искушая возможностью унести его на свободу, которая ускользнула от него. Лишь на третий день появился Норт. Он вел себя принужденно и резко. Глаза его тревожно блуждали, казалось, что его тяготили мысли, которые он не осмеливался высказать.

– Я хочу, чтобы вы передали ей мою благодарность, – попросил Доуз капеллана.

– Передать благодарность – кому?

– Миссис Фрер.

Услышав это имя, несчастный пастор вздрогнул.

– Мне думается, что вам не за что ее благодарить. Ваши кандалы были сняты по приказу коменданта.

– Но ведь это она его уговорила. Я верю в это. Ах, как жестоко я ошибался, думая, что она забыла меня. Попросите ее простить меня.

– Простить? – воскликнул Норт, вспомнив сцену в тюрьме. – За что? Разве вы что-нибудь сделали?

– Я усомнился в пей, – сказал Руфус Доуз. – Я считал ее неблагодарной и вероломной. Я был уверен, что это она вернула меня в рабство, из которого я бежал. Я был уверен, что это она выдала меня негодяю, чью жалкую жизнь я спас ради нее.

– О чем вы? – спросил Норт. – Вы никогда мне этого не рассказывали.

– Да, не рассказывал. Потому что я дал обет сохранить это в тайне – слишком тяжело об этом говорить.

– И вы… вы спасли ему жизнь?

– Да, и ей тоже! Я сделал челн, который принес ей свободу. Я держал ее на руках, я делился с ней последним куском хлеба.

– И она об этом не знает? – тихо проговорил Норт.

– Вероятно, забыла. Ведь тогда она была еще девочкой. Прошу нас, напомните ей – хорошо? Пожалуйста, оправдайте меня в ее глазах, прежде чем я умру… Вы испросите для меня ее прощение?

Норту не хотелось объяснять, почему он не сможет выполнить просьбу арестанта, и поэтому он обещал ему это.

– Она отплывает на шхуне, – сказал он, скрыв от него, что он отплывает вместе с ней. – Но я увижу ее до отплытия и передам ей вашу просьбу.

– Дай бог вам счастья, – проговорил арестант. – Теперь давайте помолимся вместе.

И удрученный пастор стал машинально произносить предписанные церковью слова молитвы.

На следующий день Норт явился к Доузу с вестью от миссис Фрер. Он передал кающемуся грешнику, что миссис Фрер простила его. Но это была ложь. Пастор не видел Сильвии. Но что теперь была для него ложь? На том неверном пути, который он избрал, ложь стала его спутницей. А вступив на путь лжи, он должен был за нее расплачиваться. Уступив своей страсти, обретя любовь, о которой мечтал, он пожертвовал правдой и честью. Однако, оставаясь наедине со своим грехом, пастор презирал и ненавидел себя. Чтобы заглушить угрызения совести и подавить сомнения, он стал прибегать к алкоголю; и хотя его внутреннее возбуждение вкупе со всеми его надеждами и страхами противоборствовало отупляющему действию этого зелья, оно тем не менее, лишило его способности рассуждать спокойно и здраво. Случается, что в периоды нервного напряжения здоровый наш организм не поддается воздействию алкоголя. Если мы даже выпьем и в десять раз больше заправского пьяницы, который валится в канаву от одного глотка, бормоча несусветное, мы держимся прямо, наша походка уверенна, речь льется бегло и связно. Самое удивительное, что при таком искусственном возбуждении мужчины нередко начинают проявлять искрометное остроумие и сообразительность, рассчитанные на то, чтобы изумить друзей, чем повергают врачей в трепет. А Норт достиг уже такого нервного возбуждения. Короче сказать, он находился на грани безумия.

Дни летели чередой, завершились приготовления Бланта к отплытию. На шхуне было две кормовые каюты, одна из них предназначалась для миссис Фрер, другая, по соседству, – для капеллана. Морис не пытался больше восстанавливать с ним дружеские отношения, да и капеллан тоже молчал. Памятуя о последних словах, сказанных Сильвией, Норт дал себе слово не видеть ее до тех пор, покамест они не отправятся в путешествие, которое, как он надеялся, соединит их судьбы. Утром 12 декабря капитан Блант оповестил всех, что готов к отплытию, и оба пассажира сели на корабль.

Глядя из окна своего каземата на шхуну, стоявшую в открытом море за рифом, Руфус Доуз увидел, что к ней направляется комендантская шлюпка, в которой находилась жена коменданта. За ней последовала другая шлюпка с капелланом. Вполне естественно, что мистер Норт пожелал проводить своих друзей. Весь этот жаркий и душный день Руфус с нетерпением ожидал возвращения шлюпки, надеясь, что капеллан привезет ему весточку от той женщины, которую он в этой жизни никогда больше не увидит. Но время шло. В воздухе нечувствовалось ни единого дуновения. Ничто не нарушало зеркальной невозмутимости моря. День выдался на редкость знойный и душный, тяжелые серо-коричневые тучи нависли над горизонтом, казалось, что, если до наступления ночи гроза не освежит воздух, штиль будет продолжаться. Однако Блант с упрямством истинного моряка, искушенного во всех капризах погоды, божился и клялся, что скоро начнется бриз, и потому держал паруса наготове. Жаркий день сменился знойным закатом. И только когда стали сгущаться вечерние тени, Руфус Доуз различил шлюпку, отделившуюся от борта шхуны; шлюпка заскользила по гладкой воде к причалу. Это возвращался капеллан. Возможно, что он зайдет к нему через час-два и принесет утешенье, которого так жаждет его душа.

Руфус потянулся всем своим свободным от кандалов телом, бросился на койку и стал предаваться воспоминаниям: он вспомнил, как он строил челн, как узнал о своем богатстве, вспомнил о своей любви, во имя которой принес себя в жертву.

Норт все же вернулся, но не для того, чтобы принести узнику весть утешения; он вернулся с иной целью: несчастного капеллана терзали угрызения совести, и он решил совершить покаяние и тем самым искупить свой греховный обман. Он решил признаться Доузу в том, что принес ему ложную весть, и открыться ему в любви к жене коменданта, с которой навсегда собирался покинуть остров. «Я не лицемер, – говорил он себе, – если уж я избрал путь греха, я буду грешить открыто, и пусть этот бедняга, который считает меня ангелом, узнает обо мне истину каков я на самом деле».

Его болезненному воображению была приятна мысль, что он сам разрушит образ, созданный в душе человека, любовь которого он снискал. Покаяние казалось ему естественным выходом из мрачного тупика, в котором он очутился, потому он и продумал все, чтобы осуществить хитроумный замысел, рожденный в его воспаленном мозгу. Он решил в самую последнюю минуту нанести роковой удар: раскрыть свой позор, а затем навсегда исчезнуть с глаз долой. Для этого он нашел предлог, чтобы вернуться на берег в самый последний момент. Он умышленно оставил в своей комнате саквояж – предмет, который так легко забыть в спешке, но о котором непременно вспомнишь, очутившись на корабле. Он осторожно выведал у Бланта, что до наступления темноты ветра не ожидается, но что пассажиры должны быть на местах. И как только стемнело, вдруг «вспомнил», что ему необходимо вернуться на берег. Блант чертыхнулся, но капеллан настаивал, и он уступил.

– Бриз начнется часа через два, а то и пораньше, – сказал капитан. – Времени у вас достаточно, но если вы не вернетесь, как только он подует, мы уйдем без вас!

Норт заверил его, что будет точен.

– Не ждите меня, если я опоздаю, – добавил капеллан с нарочитой небрежностью, за которой так часто скрывают волнение.

– А я бы, Блант, на вашем месте поймал его на слове и проучил, – сказал комендант, который благодушно ожидал момента, чтобы проститься с женой. – Эй вы, весла в воду! – крикнул он команде. – Будете ждать мистера Норта там, на причале. Если он из-за вашей лени опоздает на шхуну, вы за это ответите!

Шлюпка отчалила, и Норт громко расхохотался: он-то уж не опоздает! Фрер не без удивления отметил, что капеллан закутался в морской бушлат, лежавший на корме. «Неужели этот чудак хочет совсем задохнуться в эдакой духотище?» – подумал он. Истина же заключалась в том, что Норта трясло как в лихорадке; у него горели лицо и руки, и зуб на зуб не попадал, вероятно потому, сойдя на берег, Норт отошел подальше от шлюпки, вытащил походную фляжку и жадно прильнул к ней. Огненная жидкость придала ему смелость выдержать то испытание, которое он себе уготовил. Замедлив шаг, он подошел к дверям старой тюрьмы; но тут его подстерегала неожиданность: караульный Гим-блет отказался впустить пастора.

– Я пришел от коменданта, – сказал Норт.

– У вас есть разрешение, сэр?

– Разрешение? Нет.

– Тогда, ваше преподобие, я не могу вас впустить, – сказал Гимблет.

– Мне нужно видеть арестанта Доуза. У меня особое поручение. Для этой цели я вернулся на берег.

– Простите, сэр… но…

– Послушайте, шхуна отходит через два часа, и я могу опоздать! – воскликнул Норт, негодуя на чинимое ему препятствие. – Пропустите меня!

– Клянусь честью сэр, я не смею, – ответил Гимблет, который был человеком совестливым. – Вы не хуже меня знаете, что такое начальство, сэр. Норт был в отчаянии, но внезапно его осенила светлая мысль, которая в минуты трезвости не пришла бы ему в голову. Сейчас он добудет себе пропуск. Он вытащил из-под бушлата фляжку с ромом.

– Ну, полно, Гимблет, не болтай глупостей. Неужели ты думаешь, что я пожаловал сюда, не имея на то разрешения? А ну, отведай вот этого и пропусти меня.

Гимблет расплылся в улыбке.

– Что ж, сэр, раз вы так говорите, стало быть, все в порядке, – сказал он. И, крепко держа фляжку в одной руке, другой отпер дверь камеры Доуза.

Норт вошел, и, когда дверь закрылась за ним, арестант, который, казалось, спал, вскочил с койки и набросился на капеллана, словно желая задушить его.

Руфусу Доузу привиделся сон. Сумерки сгущались, и он задремал в своем одиночестве; перед ним проходили картины прошлого. Ему показалось, что он опять стоит на пустынном берегу, где впервые встретил прелестную девочку, которую полюбил. Он опять переживал те дни, когда трудился и был почитаем. Он вспомнил, как строил член, спускал его на воду и уходил в море. Светлая головка невинной девочки опять прижималась к его груди, и он опять жадно ловил те нежные слова, которые шептали ее детские губы. Ему казалось, что Фрер был рядом с ним и наблюдал за ним, как тогда, на берегу. Опять его окружало свинцовое море, и неоткуда было ждать помощи в этой водной пустыне. Опять в утренней мгле он смотрел, как приближался американский бриг, и видел изумленные бородатые лица матросов. Видел, как Фрер взял девочку на руки и взошел с ней на палубу; он услышал радостные крики, он пожимал руки, которые приветливо потянулись к ним, к спасенным. На палубе толпились люди. Все, кого он знал, были здесь. Он увидел седую голову и суровое лицо сэра Ричарда Дивайна, а рядом с ним стояла и плакала, заламывая тонкие руки, его мать. Потом Фрер вышел вперед, за ним следовал Джон Рекс, арестант; грубо расталкивая локтями толпу каторжан и тюремщиков, он направлялся к сэру Ричарду, но труп убитого лорда Беллазиса поднялся, преградил ему дорогу и отшвырнул Рекса прочь. О, как стучали молотки в доке! Не гроб ли там сколачивали? Нет, нет, это не для Сильвии, конечно, это не для нее! Воздух озарился ярким пламенем, потом стал тяжелым, черным от дыма. «Гидасп» горит! Сильвия прильнула к мужу.

Неужели ты оттолкнешь ее, негодяй? Взгляни! Полуночное небо усыпано звездами. Над клубами дыма повеяло ветерком. Шаг… другой! Взгляни мне в глаза – вот так; прильни к моему сердцу. О боже! Она отворачивается; он ловит край ее платья. Кто это? Это священник – он демонически улыбается, вот сейчас он бросит ее в горящую пропасть, разверзшуюся у его ног. Во сне Руфус хватает негодяя и кричит: «Мерзавец! Разве для такой участи я спас ее?» И, проснувшись, он видит, что схватился с чудовищем из своего сна, а наяву – со своим кумиром – мистером Нортом.

Норт, потрясенный не только этим неожиданным нападением, но и словами, ему сопутствовавшими, уронил бушлат и, дрожа, слушал пророческие справедливые обвинения, ради которых он вернулся.

– Мне снился сон, – пояснил Руфус Доуз. – Чудовищный сон! Но он рассеялся. Весть – вы принесли мне весть, не правда ли? Что с вами? Вы бледны как смерть, у вас дрожат колени. Неужели я сделал вам больно?

– Ничего. Давайте поговорим, у меня мало времени. Вы считали меня хорошим человеком, осененным благодатью божьей, призванным выполнять священный пасторский долг; человеком честным, чистым и правдивым. Я вернулся, чтобы сказать вам правду. Я совсем не такой.

Руфус Доуз не сводил с него глаз, не понимая слов безумца.

– Я вам сказал, что женщина, которую вы любите – а вы ее любите, – посылала вам прощение. Я вам солгал.

– Что?!

– Я не рассказал ей о вашем признании. Я даже не упомянул вашего имени.

– И она уедет, ничего не ведя? О, мистер Норт, что вы наделали!

– Я погубил свою душу! – дико вскрикнул Норт, уязвленный страдальческим укором, прозвучавшим в голосе арестанта. – Не трогайте меня! Я сделал свое дело. Теперь вы меня возненавидите. Я этого хочу, ибо я это заслужил. Не держите меня! Я опоздаю!

– Опоздаете? Куда? – Он взглянул на бушлат капеллана. Через открытое окно со шлюпки донеслись голоса людей. Мгновенной вспышкой пронеслось в мозгу воспоминание о розе, о сцене в тюрьме – и он понял все.

– Боже мой! Вы уезжаете вместе?

– Позвольте мне пройти, – хрипло повторил Норт. Руфус Доуз встал между ним и дверью.

– Нет, безумец, я вас не пущу, я не позволю вам свершить это преступление – погубить невинную молодую душу, которая – да поможет ей бог – любит вас?

Норт, смутившись этой внезапной переменой ролей, прижался к стене.

– Я вам сказал, вы отсюда не уйдете! Вы не погубите ни своей, ни ее души! Вы любите ее! Я тоже ее люблю! И моя любовь сильнее вашей, потому она и спасет ее!

– Ради бога! – вскричал несчастный священник, зажимая уши.

– Ради господа бога! Ради бога, которого я забыл в своем отчаянии! Ради бога, которого вы научили меня чтить! И бог, который послал вас, чтобы умерить мои муки, даст мне силу спасти вас! О, мистер Норт, мой учитель, мой друг, мой брат, во имя светлой надежды на милосердие, которое вы мне проповедовали, будьте милостивы к этой заблудшей женщине!

Норт поднял страдальческие глаза.

– Но я люблю ее! Люблю! Вы слышите! Что знаете вы о любви?

– Что знаю я о любви? – воскликнул Руфус Доуз, и его бледное лицо просияло. – Любовь! О, это вы ничего не знаете о любви. Любовь – это самопожертвование, отречение от всех желаний, не идущих во блага другому. Любовь – богоподобна! Разве вы любите? О нет, нет, ваша любовь – себялюбие. Она окончится позором! Послушайте, я расскажу вам историю такой же любви, как ваша.

Норт, покоренный могучей волей этого человека, опустился на койку, дрожа как в лихорадке.

– Я поведаю вам тайну своей жизни, я открою причину того, почему я здесь. Сядьте поближе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю