Текст книги "Ритуал"

Автор книги: Маркус Хайц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Глава 32

22 ноября 2004 г. 22.33, Пливицы, Хорватия

Эрик вернулся в вотчину бестии. Гнев его не улегся, а тревога за Лену почти сводила с ума.

Сейчас он держал путь из аэропорта в город. Оставив вещи в гостинице, он прошел несколько сотен метров до отеля, где надеялся встретить загадочную монахиню.

Быстро войдя через вращающуюся дверь в вестибюль, он отряхнул снег с плеч на дорогой ковер. В вестибюле было безлюдно, и потому две дамы за стойкой портье с интересом уставились на посетителя.

– Добрый день, – поздоровался он с тем же фальшивым испанским акцентом, с каким говорил по телефону, и на том же ломаном английском. – Я ищу одну монахиню, которая вроде бы у вас остановилась. Я нашел кое-что, что принадлежало ей.

– А, это, наверное, сестра Игнация, – сказала одна из портье. – Сообщить ей, что вы пришли?

Эрик употребил весь свой шарм, чтобы ее удержать. Несколько мгновений спустя она со смущенным смешком назвала ему номер комнаты.

Лифт послушно поднял его на четвертый этаж. Подкравшись к двери номера 419, Эрик прислушался. Судя по голосам, за ней находилось, по меньшей мере, два человека: они негромко переговаривались, а один еще и мерил шагами комнату. Сделав глубокий вдох, Эрик постучал.

Дверь открыла молодая женщина, лет двадцати, но в светском платье. Вместо монашеского облачения на ней была длинная юбка и старомодная, крайне непривлекательная блузка, к отвороту которой был приколот черный крестик. – Да?

Эрик разыграл удивление.

– Ох, я не туда попал? Я ищу сестру Игнацию. – С располагающей улыбкой он вынул из кармана и показал девушке обрывок четок. – Я нашел вот это, и мне сказали, что здесь остановилась монахиня. Вы не могли бы сказать, в каком она номере?

– Впустите его, сестра Эмануэла, – приказал женский голос. – Вы не ошиблись номером, молодой человек.

Девушка отступила на шаг в сторону, освобождая проход.

Сосредоточившись, чтобы не упустить ни малейшей детали, Эрик поставил одну ногу за порог и тут же уловил слабый аромат ладана. Даже запах дезодоранта был знакомым. Он нашел женщину, которая в ту ночь находилась в лесу.

– Спасибо. Значит, у стойки портье меня все-таки правильно поняли.

Сестра Игнация сидела на стуле у окна. Одета она была, как и положено монахине, в черную рясу, на голове чепец и вуаль. Ей было сильно за сорок.

– Да пребудет с вами Господь, сеньор?..

– Лойола, – со смертельной серьезностью отозвался Эрик. – Странное стечение обстоятельств, не правда ли?

Снисходительно улыбнувшись, монахиня сделала ему знак садиться на кровать.

– Мы не иезуиты, сеньор Лойола. – Она протянула правую руку. – Покажите вашу находку, посмотрим, действительно ли она принадлежит мне.

Сестра Эмануэла застыла у двери, сложив руки на животе. Эрик видел ее отражение за спиной у Игнации.

Сев, он отдал ей обрывок четок.

– Вот, пожалуйста.

Лицо Игнации просветлело.

– Благодарение Богу! – Она любезно улыбнулась. – Да, это тот самый пропавший обрывок. Как мне вас отблагодарить, сеньор?

Эрик решил перейти в наступление.

– Рассказом, что вы делали посреди ночи в заповеднике.

Сестра Игнация не утратила присутствия духа.

– Почему бы нам не спросить сестру Эмануэлу? – предложила она. – В ту ночь она взяла у меня четки.

Эрик услышал шорох ткани и словно в замедленной съемке увидел, как девушка сжалась для нападения. Он скатился с кровати, и кинжал, который она собиралась вонзить ему в спину, проткнул одеяло и вошел в матрас. Пока Эмануэла восстанавливала равновесие, он ударил ее носком сапога, укрепленным серебряной накладкой, в лоб, от чего она без чувств повалилась на пол.

– Я всегда считал, что иезуиты – боевые отряды папы, – сказал он, вынимая пистолет, ствол которого нацелил на Иг-нацию. – Что это за маскарад?

– Никакого маскарада тут нет, – дружелюбно возразила она. – Мы служим Господу.

Эрик сомневался, что эта дородная дама была способна красться ночью через лес, вступить в схватку с бестией, да еще и выйти из нее победителем. И сестра Эмануэла тоже в своем нападении ни тени профессионализма не проявила.

– Как тогда четки оказались в лесу?

– У меня нет причин лгать вам, сеньор Лойола, или как там еще вас зовут. – Игнация посмотрела за окно. – Там была моя сестра во Христе. Но меня много больше интересует, что вы сами там искали? Вы принадлежите к ликаонитам и пришли отомстить?

– Нет, орден меня не интересует.

Теперь она посмотрела на него удивленно.

– Неужели я вас переоценила, сеньор? Я говорю не о поклонниках идола Ликаона. Я говорю про их братьев и одновременно их заклятых врагов. – Она сощурилась. – Вы действительно ничего не знаете про ликаонитов!

Нет, Эрик действительно ничего не знал. И это его обеспокоило. У него возникло ощущение, что в последние годы многое прошло мимо него. Познания отца и, соответственно, его собственные оказались не столь полными, как он привык полагать. Мысли у него неслись вскачь, и прошло несколько секунд, прежде чем он заговорил снова.

– Расскажите о них, – предпочел он нападение бегству. – Я в неведении, сестра.

– С чего бы?

– Потому что у меня есть оружие, а у вас нет.

– Мое оружие – вера. – Ее самоуверенность и вера в Господа переходили все границы. – Я не страшусь мирских пуль. – Она перекрестилась.

Восхищаясь ее непоколебимостью, Эрик театрально вздохнул.

– Тогда, пожалуйста, откройте мне глаза из любви к ближнему. Мне хотелось бы знать, сколько еще сторон участвуют в этой игре. – Он положил пистолет на кровать. – Кто такие ликаониты? Это они похитили Лену? Или это был ваш орден?

– А вы кто?

– Вы первая, сестра.

Но монахиня упорно молчала, и он сдался. Треклятый страх за Лену вынуждал к компромиссам, на которые раньше он бы не пошел.

– Меня зовут Эрик фон Кастелл, и мне кажется, у нас одни и те же цели. Я охочусь на бестию…

– Так вы тот неизвестный борец за добро! В архивах Рима сохранились упоминания, но… Мы лишь догадывались о существовании таких людей, как вы. Людей, которые борются со злом, но сами к церкви не принадлежат.

Эрик кивнул.

– Похоже, мы оба плохо делали домашние задания.

Сестра Игнация долго молчала, размышляя.

– Я мало что могу вам рассказать. – Она вдруг дружелюбно улыбнулась. – Сестра Эмануэла была в ту ночь в лесу, искала бестию. Мы знаем, что тварь родила потомство…

– Что?.. – Эрик тем больше рассердился на себя, что в ту ночь не смог довести дело до конца.

Но Игнация простила, что он ее прервал.

– Мы узнали, что ликаониты украли щенков и собираются вывезти их из страны на вертолете.

Эрик нахмурился.

– Ничего не хочу сказать дурного, но как две монахини собирались этому помешать?

– Не помешать. Сначала мы должны были их найти и увезти в безопасное место.

Тут Эрик окончательно запутался.

– Вы хотели увезти щенков в безопасное место? Наверное, я что-то неверно понял. Речь идет не о безопасности щенков, а о безопасности людей. А ее можно гарантировать, лишь прикончив все потомство бестии.

Игнация снисходительно улыбнулась.

– Как только щенки будут в безопасности, в безопасности будет и человечество. Таким ответом вы удовлетворитесь?

– Удовлетворюсь, когда узнаю, где эта тварь. И при чем тут те другие. Ликаониты. – Он попытался поймать ее взгляд. – Пожалуйста, расскажите, кто еще охотится за бестией? Каковы мотивы этой группы? Сколько в ней человек или… – Он сглотнул. – Или где Лена?

– Мне очень жаль, но этого я вам сказать не могу. – Она осталась непреклонна.

Сжав кулаки, Эрик лихорадочно размышлял, что он может сделать, чтобы заставить ее говорить. Его не интересовало, хочет ли христианский орден охранять щенков. Факт оставался фактом: бестия и ее выводок живы.

– Давайте приведу понятный вам пример, сестра. Черта нельзя приручить.

– Господин фон Кастелл. – Игнация развела руками. – Я ценю ваш пыл. Он даже делает вам честь, но ликантропы больше не ваша забота. Отправляйтесь домой, ищите свою Лену или охотьтесь на других существ.

Такое обращение свысока пришлось ему не по душе. Разговор оставался ужасающе бесполезным, и чем дольше он его вел, тем дальше ускользали от него последние отпрыски бестии.

– Что это за странный христианский орден, который так хорошо осведомлен о бестии? Вы собираете тварей в какой-то Ноев ковчег ужасов?

Игнация рассмеялась.

– Вы придумали замечательное название для фильма ужасов, господин фон Кастелл.

Эрик решил, что с него довольно. Время деликатничать вышло.

– А можно посмотреть на ваш пропуск в клуб монашек? – нахально потребовал он, заметив при этом, что ноги девушки шевельнулись. Очевидно, она пришла в себя и сейчас медленно ползла под кроватью. – То, что вы носите облачение, еще не значит, что вы та, за кого себя выдаете.

– Уходите.

– Без информации не уйду, – возразил он. – Я и так слишком много потерял времени. Бестия и все ее потомки должны умереть, разве вы не понимаете?

– Уходите, господин фон Кастелл, – еще раз попросила, вставая, Игнация. – Спасибо, что принесли мне пропавший обрывок четок. Я извещу орден о вас и ваших заслугах в борьбе против демонов. – Она перекрестилась. – Идите с Богом…

– …но только идите, да, да. Знаю я эту поговорку.

Молниеносно нагнувшись, Эрик сунул руку под кровать.

Схватив Эмануэлу за локоть, он резко выдернул ее наверх и тут же развернул перед собой, краем глаза заметив какое-то движение. Предназначавшийся ему удар стойкой для зонтиков получила Эмануэла и тут же лишилась чувств. Сестра Игнация обладала недюжинной силой.

Вот теперь его разъярили обе монашки. Отпустив младшую, он одним прыжком оказался возле Игнации и вырвал стойку у нее из рук. Увесистая оплеуха отбросила ее назад на стул у окна, вуаль упала, чепец съехал на сторону. Из-под него показались короткие седые волосы.

Подавив в себе сострадание, Эрик приставил к ее горлу острие серебряного кинжала.

– Мне все равно, чего вы боитесь, сестра, а чего нет, – прошипел он. – Это оружие уничтожило немало оборотней, но сумеет пронзить и плоть монахини, если я захочу. И сделает это, если сейчас же не скажете, где мне найти бестию и куда вы увезли Лену!

Его глаза ярко светились, из горла рвался яростный рык.

Игнация, на щеке которой отпечатки его пальцев проступили красными полосами, отпрянула и несколько раз перекрестилась.

– Lupu» hominem![31]31
  Волк человеческий! (лат.)


[Закрыть]

– Чушь! – прорычал он, сделал быстрый шаг вперед и уколол ее в горло, чтобы она почувствовала, как по шее у нее течет кровь, и стала бы сговорчивее. – Ну, где щенки?

Ее глаза смотрели в пустоту, она начала бормотать молитвы, а на него перестала обращать внимание.

Выругавшись, он ударил Игнацию так, что та потеряла сознание, а потом потащил все еще оглушенную сестру Эмануэлу в ванную и держал ее под струей холодной воды до тех пор, пока она, отплевываясь, не пришла в себя. Тогда Эрик потащил ее назад в комнату, где указал на Игнацию и тонкий порез на ее шее.

– Она уже у вашего Господа, – солгал он. – Если хочешь последовать за ней, то молчи, как она. – Схватив девушку за горло, он прижал ее к матрасу и приставил к груди окровавленный клинок. – Но больше рта ты уже не раскроешь!

– Нет, – прохрипела она. – Пожалуйста, не надо! Пощадите!

– Кто вы такие? – заорал он и сдавил сильнее.

Кулаки монахини бессильно стучали по кровати, Эмануэла была не в состоянии его ранить.

– Сестринская община Святой Крови! – просипела она.

Тут глаза у нее закатились, руки упали по бокам. Она лежала как распятая мученица, уставившаяся в потолок.

– Проклятие!

Эрик приложил ухо к ее груди. По счастью, там еще слышались слабые удары. Он едва не задушил сестру Эмануэлу. От возбуждения он не рассчитал силу. Злясь на себя самого, он выпрямился.

– Убийца!

Обвинение обрушилось ему в спину, а за ним последовал удар стулом по плечу и голове. Эрик рухнул на якобы умершую. Мимо пролетела отломившаяся ножка стула.

Господь быстро призвал свою служанку Игнацию из беспамятства, чтобы покарать грешника.

– И за твои преступления тебе придется предстать перед Господним и мирским судом! И не жди, что я стану молиться за твою душу! – вопила она.

– Да нет же, девушка жива!

Эрик оглушено перевернулся посмотреть, что еще планирует монашка, и увидел, что та собирается броситься на него. Ножкой стула она размахивала над головой как дубиной.

– Да перестаньте же…

Споткнувшись о край ковра, Игнация рухнула на него так невероятно быстро, что он не сумел увернуться Женщина наполовину погребла его под своим телом, но тут же мучительно застонала и снова вскинулась.

Эрик замер. К несчастью, она грудью напоролась на серебряный кинжал и сделала самое глупое, что возможно было при подобной ране: вытащила оружие.

Из раны тут же хлынула теплая кровь, забрызгав Эрику лицо и губы. Игнация задыхалась, руки подергивались у нее на груди, но веки уже закрылись навсегда – ей даже не удалось до конца перекреститься.

Дело принимало совсем уж дурной оборот. Судя по шуму, который они учинили, в номере мог бы слон танцевать, и, несомненно, кто-нибудь из постояльцев уже пожаловался портье. Эрику нужно было уходить. Проведя перчаткой по лицу, он не стер, а лишь размазал по нему кровь Игнации.

Крошечная капля попала ему в рот.

Жжение.

Жжение как от жидкого огня!

Эрик метнулся в ванную, чтобы прополоскать рот, изгнать из него кипящую лаву до того, как огонь охватит его зубы. Он пригоршнями бросал воду себе в лицо, полоскал рот и глотал, но не мог унять жжения. Напротив, оно становилось лишь сильнее.

Капли воды словно в замедленной съемке сползали по раковине.

С громовым стуком падали на плитки.

Небольшой вентилятор в ванной ревел как вертолетный винт.

Вода стекала с грохотом пливицкого водопада.

Шумы, впечатления – все пугающе искажалось. Эрик поднял голову и посмотрелся в зеркало. На лице – красная слизь. Разжиженная кровь капала с его влажных волос, рисовала красные дорожки у него на щеках. Собственные светло-карие глаза его гипнотизировали. Сквозь них он скользнул в зеркало и вынырнул в ином Ашре.

Это был высоченный, со всех сторон принизанный светом зал, поддерживаемый колоннами, которые терялись в вышине. Косые солнечные лучи проникали из недостижимо далеких окон наверху: вероятно, это был дворец великанов или богов. Перед ним стояла его сводная сестра Жюстина в окружении сотен монахинь, и у каждой было лицо Игнации. Жюстина подняла руку.

– Пойдем, – любезно сказала она.

Его тело содрогнулось, неведомая сила рвалась из него, и Эрик пронзительно закричал. Со скрежетом бестия высвободилась из его тела, точно бабочка из кокона. Эрик мог лишь смотреть, как залитое кровью чудовище, усмехнувшись ему, направилось к Жюстине, чтобы жадно поцеловать ее в губы.

– Нет! – крикнул Эрик, ища свой серебряный кинжал. – Мне нужно ее уничтожить.

– Вот твой кинжал, – хором воскликнули Игнации и указали на оружие, торчавшее у них в груди. – Но тебе нужна помощь Господа, Эрик фон Кастелл. Только он может тебя освободить. Ни тебе одному, ни языческому колдовству это не дано.

Они разом вытащили клинки из груди, и волна крови набухла, сбила его с ног, захлестнула и утопила.

Сильная рука схватила его за воротник плаща и, вытащив, отпустила. Он свободным парил в воздухе.

Когда он стер с глаз кровь, то увидел, что висит на вытянутой руке бестии. Она стояла на крови, как Иисус на водах, освещенная пробивавшимся в окна серебряным светом полной луны.

– Без меня ты ничто, – прорычала она.

Из темноты появилась нагая Лена. Она подступила ближе и всем телом прижалась к ликантропу.

– Моя смерть лишит твое существование смысла. Оставь меня в покое.

– Оставь ее в покое, – прохихикала Лена и, опустившись на четвереньки, превратилась в волчицу. – Она мне так нравится, Эрик. Я больше не хочу быть без нее.

– Нет, – прошептал он. – Нет, Лена! Она подлая, она убивает без причины! Посмотри ей в…

Внезапно неестественный мир пропал, и он узнал светло-карие глаза и знакомые черты. Свои черты.

– …в лицо.

В дверь отчаянно колотили.

– Эй? У вас все в порядке? – крикнул озабоченный сотрудник гостиницы.

– Да, спасибо, – фальцетом отозвался Эрик, надеясь, что через дверь голос будет сколько-нибудь похожим на женский. – Телевизор словно с ума сошел, я никакие могла убрать звук. Все в порядке.

– Хорошо. Простите за беспокойство, – раздалось из коридора.

Эрик вымыл кинжал, привел в порядок одежду и вышел из номера монахинь. Ему нужно в лес, нужно найти бестию и ее выводок. И следующая его цель столь же очевидна, пусть след, ведущий к ней, смутен: сестринская община Святой Крови. Вечный Город.

Глава 33

19 июня 1767 г. приход Нозейролле в Теназейрском лесу. юг Франции

– Господи! – застонал Пьер, когда они с отцом вышли к тому месту, где в луже крови лежал труп Малески. Оторванная голова молдаванина отсутствовала, рука, все еще сжимавшая серебряный кинжал, лежала в шаге от тела.

– Антуан! – вне себя крикнул Шастель-старший.

Он увидел красный след – кровь капала из головы Малески, – с помощью его бестия проложила для них тропу, чтобы заманить в ловушку. Лесник бросился бежать, пусть и не пришел в себя от потрясения при виде обезглавленного друга. Пьер бросился следом.

Охотники маркиза все глубже входили в лес и окликали их, но Шастели не отзывались.

Внезапно Жан застыл как вкопанный. Он указал на нижний сук одного дерева: в развилке покоилась голова Малески, смотрела на них сверху вниз мертвыми глазами. Кровь капала из изжеванного обрубка шеи, сбегала по раздавленным серым позвонкам и капала на листву.

Жан вскинул мушкет – и молниеносно повернулся на сто восемьдесят градусов. В долю секунды он взял на мушку оборотня, который, изготовившись к прыжку, опустился на четыре лапы.

– Я вижу тебя.

На рыже-бурый мех налипла, влажно поблескивая, кровь Малески, она же капала с морды и когтей; Тварь рычала… и мурлыкала одновременно. С хрустом сместились кости, Антуан отчаянно взвыл. Его прошила дрожь, когда он частично превратился, чтобы представить отцу и брату сколько-нибудь человеческое лицо.

Антуан в молящем жесте поднял сильные руки.

– Прошу, отец, пощади мою жизнь. Я твой сын! – раздался отвратительный голос из пасти с окровавленными острыми зубами. – Помоги мне!

– Да, Антуан… я тебе помогу, – отозвался Жан. – Тебе и всему Жеводану.

Его указательный палец двинулся вниз к спусковым крючкам.

Стволы мушкетов разом разрядились и выплюнули серебряные пули в луп-гару.

Хотя Антуан и пытался увернуться от освященных пуль, но он вновь положился на сочувствие отца и пошевелился слишком поздно. Первая пуля вошла ему точно в сердце, вторая пробила горло.

Он рухнул на землю, словно в него ударила молния. Из его груди повалил черный дым, запахло гнилью, все тело Антуана вытянулось, он запустил в рану острые когти и, отчаянно пытаясь добраться до жгучего серебра, разорвал себе грудь. Но металл слишком быстро делал свое смертоносное дело.

Оторвавшись от этого зрелища, Жан вырвал у застывшего как камень Пьера мушкет и с расстояния в шаг выпустил Антуану еще две пули в сердце. И тут же чудовищное тело обмякло и с омерзительным скрипом и хрустом превратилось в человеческое. Бестия оставила мертвого Антуана.

– Антуан!

Проскочив мимо отца, Пьер горестно бросился на колени рядом с братом. Жан наклонился и уже хотел его оттащить, как голова Антуана вдруг с фырканьем взметнулась.

– Берегись!

Жан оттолкнул сына в сторону, и потому зубы вонзились в его левую руку, сдавив толстую ткань плаща. Лесник застонал, ему показалось, что его руку зажали в тиски, так велико было давление. Достав серебряный кинжал, Жан по рукоять вонзил клинок в правый глаз Антуана. Голова упала назад и потянула его за собой – челюсти так и не разжались.

– Отец!

Поднявшись, Пьер растерянно уставился на теперь уже окончательно безжизненное тело брата.

– Он тебя укусил?

– Нет. Плащ достаточно плотный, он меня не достал.

Прислушавшись, Жан понял, что люди маркиза движутся в их сторону.

– Скорей! Помоги мне разломать челюсти и закопать тело в листву. Труп мы заберем, когда все успокоится.

Они работали быстро, не позабыли и снять голову Малески с дерева. У трупа молдаванина они оказались, как раз когда к нему вышли остальные охотники.

Вместе они покинули лес, чтобы перед раскинутым охотничьим шатром рассказать маркизу об ужасном происшествии. Рядом с дворянином стоял, держа в руке заряженный мушкет и упирая его прикладом о сапог, молодой маркиз де Моранжье. При виде его Жану тут же вспомнились намеки иезуита.

– Мы погнались за крупным серым волком, который загрыз мсье Малески, как вдруг появились неизвестные люди и после короткого спора из-за премии открыли стрельбу, mon seigneur, – солгал Жан обоим в лицо. – Клянусь святой Матерью Божьей.

Маркиз д’Апше в его историю поверил.

– Сожалею о печальной участи вашего друга, мсье Шастель. Трудно поверить, с какой наглостью вели себя чужаки на землях моей семьи. Я велю во всем разобраться.

– Неизвестные бежали от вас или вы перебили всех? – спросил вдруг граф.

– Думаю, все мертвы, мой господин.

Граф неодобрительно нахмурился.

– Какая жалость. Можно было бы допросить их, как им пришла в голову мысль, что награда еще существует. – Он поудобнее перехватил оружие. – Пойду посмотрю на их тела поближе. Может, у них есть при себе что-нибудь, что сказало бы, кто они.

В обычных обстоятельствах Жан не обратил бы большого внимания на это замечание, но слова Франческо заставили его засомневаться. Он не мог отделаться от подозрения, что граф знает больше, чем дает понять. Намного больше и про Антуана и про его тайну.

Маркиз д’Апше подозвал одного из слуг и велел принести оружие, потом посмотрел на деревья.

– Значит, бестия еще в лесу. Хорошо. Мы…

С опушки раздались возбужденные крики. Грохнули два выстрела, и из подлеска показался крупный серый волк, который прыгнул между охотниками, направляясь прямиком к шатру.

«Святая Матерь Божья, ты посылаешь мне зверя, подходящего под мою ложь? Да, я принимаю твою помощь и содействие».

Жан сорвал с плеча мушкет Малески.

– Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с тобою…

Он отвел курки, а зверь все приближался, но двигался медленнее, показывая себя леснику во весь свой рост, словно вызывая его на поединок.

– Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус…

Он поднял мушкет. Никто больше не решался пошевелиться.

– Святая Мария, Матерь Божья, молись о нас, грешных, ныне в час смерти нашей. Аминь.

С последними словами прогремели выстрелы, и смертельно раненный волк рухнул наземь на глазах у аристократов и охотников.

19 июня 1767 г., монастырь Сен-Грегуар, в окрестностях Овера, юг франции

Григория только-только очнулась от дремы, лежала в кровати и прислушивалась к шорохам.

Что-то не сходилось.

Тревожило ее как раз то, что она ничего не могла уловить: никаких голосов, никакого другого указания на то, что в стенах Сен-Грегуара есть кто-то живой.

Часы на стене показывали время полуночной молитвы. Почему ее никто не разбудил? Встав, она надела подрясник, прикрыла светлые волосы чепцом и приготовилась сама подняться на колокольню, чтобы созвать монахинь в церковь.

Одеваясь, она спрашивала себя, что еще замышляет легат. Во всяком случае он больше не вызывал ее к себе, чтобы снова допрашивать о Жане. По всей видимости, он нашел другие источники сведений.

Он и часть его людей исчезли после вечерней трапезы из странноприимного дома, где проживали вместе со своей небольшой армией. С тех пор они больше не показывались.

«Пресвятая дева Мария и святой Григорий, сохраните нас и нам придите на помощь».

Григория подошла к двери, рассчитывая увидеть караульных, и поприветствовать их.

И оторопела, не найдя никого.

Это Григория сочла знаком свыше. Значит, необязательно снова просить какую-нибудь монахиню отвлечь солдат, чтобы тайком пронести еду Флоранс. На сей раз она сделает это, не навлекая на сестер подозрения легата.

Поспешно вернувшись в свою келью, она собрала в узелок яблоки, хлеб и сыр, которые заранее там спрятала, и поднялась по лестнице, чтобы отнести их девушке. Флоранс с завтрака ничего не получала и наверное голодна как волк.

Поднявшись на последнюю ступеньку, Григория уже было свернула в коридор, в который выходила дверь комнаты ее воспитанницы, но вдруг застыла как вкопанная, руки у нее повисли.

Хлеб и сыр упали, яблоки раскатились по полу, а аббатиса ошеломленно уставилась на разбитую дверь, которую разнесли с такой силой, какую трудно себе было даже представить: обломки висели на петлях, частично вырванных из каменной кладки.

Какой адский шум тут должен был подняться! Как вышло, что она ничего не слышала?

Осторожно подойдя ближе, она заглянула в комнату, где в последние месяцы ее воспитанница проводила большую часть своих дней, если ей не удавалось как-нибудь перехитрить меры предосторожности настоятельницы. Даже Франческо ни одной из них не заметил. Во всяком случае, она в это верила.

Луна светила в разгромленную келью, где ничего, вообще ничего не осталось в целости. Даже покрывала на кровати были порваны.

Григория разглядела у себя под ногами пятно крови, на котором стояла и которое в лучах ночного светила сперва приняла за воду.

«Бестия! Святая Матерь Божья, спаси Флоранс от сил зла и сохрани ее душу от зла!»

Повернувшись, она сбежала по лестнице, чтобы попасть в спальный зал и предупредить монахинь о твари, которая, возможно, бродит по переходам и залам монастыря и жаждет человеческой плоти.

Бесшумно пройдя по крытому переходу, она уже положила руку на ручку двери, ведущей в спальный зал, – и застыла. Ее взгляд скользнул на порог, через который стекала из-под двери струйка крови.

– Не оставь меня, Господи, – прошептала она дрожа, но все равно нажала на ручку, чтобы толкнуть дверь.

В свете двух мигающих свечей монахини на первый взгляд мирно спали, но пол вокруг их коек превратился в липкое черное болото. Запах крови, капавшей с топчанов или сбегавшей по деревянным ножкам, запекавшейся на них, образовывая первые тягучие нити, тошнотворно отравил воздух, и у Григории перехватило дух.

Ее несколько раз подряд вырвало, она даже не могла выплеснуть свой ужас в крики, поскольку кислая жижа непрерывно била из горла, забивая ей нос.

Отплевываясь, она выпрямилась – и сзади ее грубо схватили. Лишь теперь она смогла набрать в грудь достаточно воздуха для пронзительного вопля.

– Тише, достопочтенная аббатиса! – прошипел кто-то, и мужская рука зажала ей рот. Она извернулась, и свет упал на строгое лицо Франческо. – Иначе вы слишком рано ее привлечете. Мы еще не готовы.

Оттолкнув его, она, задыхаясь, прислонилась к стене, услышала топот многих сапог по плитам, а еще слабый стук взводимых курков мушкетов.

– Значит, вы тоже знаете?

– Я с самого начала догадывался, достопочтенная аббатиса. Но я играл в ваши милые игры, чтобы усыпить вашу бдительность. К сожалению, умерев, Антуан Шастель от нас сбежал, зато я проверил вашу воспитанницу. Серебряная булавка поведала правду. И мне показалось, что девчонка сама удивилась… Возможно ли, что выдержали ее в неведении? Что ж, могу вас заверить, она быстро свыклась с этой мыслью. Когда мы хотели ее связать, она от нас вырвалась. – Вид у светловолосого легата был почти равнодушный. – Меня удивляет, что вы уже на ногах. Снотворное средство, какое я подмешал вам в воду, должно было усыпить вас до самого пожара.

– Пожара?! – вскинулась аббатиса, но сжалась от страха, когда увидела подручных легата, которые в полутьме завершали последние приготовления. На штыки их мушкетов, а кое у кого на одежду налипла кровь, и она сразу поняла, чья она. – Вы… Вы убили сестер? – с ужасом прошептала она. – Ничто не может этого оправдать! Его святейшество…

Франческо угрожающе надвинулся на нее.

– Вас что-то удивляет? Это же вы, вы, достопочтенная аббатиса, дали пристанище злу и терпели его у себя. В доме Божьем! Вы заслужили смерть. – Он не утратил холодной невозмутимости. – Бестия не сможет устоять перед запахом свежей крови, она придет ее лакать.

– Флоранс – лишь жертва зла. Она не знает, что она бестия! – Не раздумывая, Григория попыталась отговорить легата от его предприятия. – Молю вас, пощадите ее юную жизнь!

– О, не тревожьтесь. Мы не собираемся убивать Флоранс, достопочтенная аббатиса. Она слишком ценна. Мы надеемся на новые открытия о ней и ее создателей.

Франческо приказал помощникам укрепить над дверью изнутри спального зала сеть, усиленную железной проволокой.

Внезапно Григория догадалась о назначении обитой железом кареты. В ней увезут Флоранс!

– Что вам нужно от несчастной проклятой девочки? Вы повезете ее в Рим? При чем тут его святейшество?

Франческо сочувственно улыбнулся, но его светло-зеленые глаза горели презрением.

– От меня, достопочтенная аббатиса, вы ничего не узнаете, даже если ваша смерть дело решенное. – Он поднял руки. – Тем не менее, ваша душа обретет покой. Я дарую вам Absolution postum[32]32
  Отпущение грехов задним числом (лат.).


[Закрыть], и вы сгорите со своими монахинями в священном огне. Место, где обитало зло, нельзя оставлять на земле, так звучал мой приказ. Ритуалу бестии пришел конец. Но люди в округе будут оплакивать вас и ваш монастырь и сохранят о вас светлую память. Ведь вы столько сделали добра. Выходит, каждый получит свое. – Он рассмеялся. – Возможно, вас даже объявят святой, достопочтенная аббатиса. Невзирая на ваш плотский грех.

– Катитесь к черту!

– Нет, разумеется, нет. Но вы еще могли бы облегчить душу. Помогите мне разрешить загадку с утонувшей в болоте каретой. Мне сказали, что до того ее видели перед монастырем. И некая благородно одетая дама долго с вами разговаривала. Речь шла о вашей воспитаннице?

Григория молчала.

– Из вашего молчания я заключаю, что ответ «да». Возможно даже, это была ее мать. Она вам рассказала, кто отец бестии?

– Господь вас осудит, иезуит!

– Думаю, Он будет мной доволен. Чего о вас я утверждать не могу. – Он указал пальцем на спальный зал. – Перережьте ей горло и положите к остальным.

Внезапно Григория сдернула деревянное распятие со стены рядом с собой и замахнулась на легата. Она ударила его распятием по голове, фигурка разлетелась на части, из рваной раны тут же хлынула кровь. Пошатнувшись, Франческо схватился за одного из подручных.

– Господи, прости!

Воспользовавшись всеобщим замешательством, она выбежала из спального зала, на бегу срывая вуаль и белый чепец, который мог бы выдать ее в темноте. Снаружи она спряталась в тени колонн.

«Григорий и Мария, что мне делать теперь?» – молилась она, борясь с отчаянием. Как мог человек веры, представитель Бога на земле отдать приказ совершить подобные преступления? Или иезуиты действовали без ведома его святейшества? В голове у нее пронеслось слово «заговор».

Она закрыла глаза, когда мимо ее укрытия пробежали трое солдат.

«Так, и только так. Это заговор! Его святейшество ничего не знает о том, что чинит его легат. То, что тут творится, не может происходить во имя Твое, Господи на небесах».