Текст книги "Ритуал"

Автор книги: Маркус Хайц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Шестеро сестер отнесли Флоранс вместе со скамьей в дом аббатисы и подняли наверх в ее комнату.

Сняв с пояса связку ключей, Григория вставила нужный в замок тяжелой двери и поняла, что та не заперта. Такого не должно было случиться. Непростительная небрежность с ее стороны!

– Скорей, переложите ее на кровать, – приказала она, а после выслала сестер из комнаты, отправив их в церковь молиться о выздоровлении девушки.

Она раздела Флоранс и осторожно ее обмыла, непрестанно выискивая малейшее движение, которое сказало бы, что ее дух оправился от ужаса при столкновении с наводящей страх тварью и при виде мертвого ребенка. Аббатиса непрерывно читала молитвы – не уверенная, делает ли это, чтобы защитить девушку или себя саму.

Когда она укрыла Флоранс одеялом и уже собралась расчесать ей русые волосы, девушка вдруг вздрогнула, с ужасом отыскала ее взгляд и холодными пальцами вцепилась ей в руку.

– Слава богу! Это был лишь сон. – Флоранс безудержно разрыдалась – одновременно от отчаяния и облегчения. – Сон, кошмарный сон.

– Да. Всего лишь сон. – Прижав ее к себе, аббатиса, успокаивая, гладила ее по голове и даже начала напевать негромко колыбельную. Для страшной правды и таинственного письма ее матери будет время и завтра.

Заперев дверь амбара изнутри, Жан прислонился к ней спиной. Его грудь бурно вздымалась, долгий переход с тяжким грузом отнял у него немало сил. У его ног прикорнул Антуан, его мушкет валялся рядом.

– Едва успели, мсье Шастель, если мне будет позволено подобное замечание, – выдохнул, опускаясь на солому, Малески. За ним, наполовину скрытый соломой, растянулся Пьер, которого молдаванин ради простоты сбросил на мягкое ложе, вместо того чтобы осторожно спустить с плеч на земляной пол. – Сегодня я уж точно заработал свое вино на ужин.

– Бесспорно, мсье, – со слабой усмешкой отозвался Жан и, переведя дух, потащил Пьера к люку, ведущему в подвал, из которого они с братом вырвались.

Вокруг лежали щепы тяжелых досок, которыми когда-то был завален люк. Волчье обличие придало братьям такую силу, что они смогли разнести их на части. Они становились все сильнее.

– Придется нам придумать кое-что получше, – сообщил Малески, глянув на разбитые доски. – Может, железную решетку? Или лучшие оковы?

– Что-то в этом духе.

Спустив при помощи Малески Пьера в подвал, Жан приковал сына к стене. Затем то же самое они проделали с Антуаном.

До сих пор необходимость в цепях возникала исключительно в полнолуние, когда власть ночного светила непреодолимо вынуждала сыновей лесника принимать облик бестии и когда их ненависть и силы Умножались. До Жана и Малески доносилось из каменного подвала яростное ворчание и хриплый лай, а еще звон цепей. Однажды, тревожась о сыновьях, лесник рискнул в такую ночь спуститься в подземелье и оказался лицом к лицу с уже превратившимся Антуаном. Это было ужасно. Чтобы удариться в паническое бегство, ему хватило лишь жуткого вида стоящей на двух ногах бестии с кошмарными красными глазами, в которых не было ничего человеческого, с пастью в хлопьях пены, с оскаленными клыками и скрюченными длинными когтями, не разорвавшими его лишь потому, что помешала цепь.

Малески подтвердил, что страх нелегко побороть даже после многократных встреч с такой тварью. А ведь Жана гнело еще и отчаяние, порожденное мыслью о том, что где-то в этих воющих бестиях скрываются его сыновья.

Жан осмотрел Антуана, царапины на лице которого уже закрылись. Синяки и кровоподтеки исчезли как по волшебству. А вот рана в предплечье его удивила. Края пореза почернели, словно их чем-то прижгли, а плоть выглядела омертвевшей.

– Мсье Малески? – подозвал он к себе молдаванина, который тут же надел пенсне и с интересом естествоиспытателя осмотрел повреждение.

– Она нанесена серебром, – звучал его приговор. – Очень узкая рана. Это не обычный нож или кинжал.

– Это Флоранс, – простонал Пьер, который поднял голову и словно приходил в себя. Но из-за потери крови он был еще слишком слаб и не мог подняться. – Мы столкнулись у трупа мальчика, а у нее был при себе стилет, которым она от нас защищалась.

Малески поднял брови.

– Она и вас ударила, мсье? – удивленно поинтересовался он, и Пьер кивнул. – Такого не может быть, вы ошибаетесь. Порезы выглядят как… – Осекшись на середине фразы, он вскочил, чтобы опуститься на колени возле Пьера и еще раз осмотреть уже промытые раны, но теперь гораздо внимательнее. – Нет, – сказал он наконец. – Или у нее было два разных ножа, или…

– Я был еще не в себе, мсье Малески, но ясно видел ее перед собой, – непоколебимо настаивал Пьер, и это упорство привело к тому, что молдаванин вытащил собственный кинжал с серебряным лезвием.

– Возможно, будет больнее обычного, мсье, – предупредил он, – но, поверьте, это необходимо!

Приставив клинок к руке Пьера, он надрезал кожу.

Пьер лишь поморщился.

– Неужели мы были так убеждены, что вы луп-гару, что проглядели ясные свидетельства вашей невиновности? – удивился Малески и снова опустил на руку Пьера кинжал. – Простите, что так вас мучаю, но, похоже, вам не придется дольше оставаться под этими сводами.

С этими словами он на палец погрузил клинок в плоть Пьера. Застонав, тот стиснул зубы. Вытащив окровавленный клинок, Малески придирчиво его осмотрел, особенно кровь, которая поблескивала в свете лампы. Больше ничего не происходило.

– Святая Матерь Божья!

Поспешно встав, он проделал тот же опыт над Антуаном. Исход его был явно отличным.

Младший сын Жана Шастеля разом пришел в себя, веки его внезапно поднялись, а зелень зрачка просто вспыхнула, заполняясь темно-красным. Он пронзительно взвизгнул, отдернул раненую руку, а другой попытался ударить обидчика. Громкий крик перерос в яростное ворчание, опустив голову, он с ненавистью уставился на Малески, который отпрянул и, отступив на пару шагов, встал рядом с лесником.

– Отомкните замок на цепях Пьера и с утра пораньше поищите лекаря, который вылечил бы его от загадочной лихорадки, – посоветовал он. – Он определенно не оборотень.

Жан недоуменно рассмеялся, он никак не мог понять слов молдаванина.

– И это вы мне говорите два года спустя?

– Вы никогда не давали мне возможности усомниться в том, что считаете Пьера оборотнем, – защищаясь, возразил Малески и поднял кинжал, на котором кровь Антуана шипела, превращаясь в бурую корку. – Антуан принадлежит к ним. А Пьер нет.

На глаза Жана навернулись слезы. Подойдя к старшему сыну, он с рыданиями бросился ему на грудь, прижал его к себе, чувствуя, как облегчение Пьера тоже прорывается потоком слез. Антуан же вовсе не мог успокоиться, рвался на цепи и бросился бы на троицу даже в человеческом облике, представься ему такая возможность.

Все трое поднялись наверх, заложили бревнами люк, а поверх затащили небольшую тележку лесника, чтобы она хоть как-то их придавила и послужила бы препятствием Антуану, если он разорвет цепи или выдернет из стены крепление.

В хижине они занялись колотыми ранами Пьера.

– Я все еще не могу понять, – сказал тот, пока Малески, вооружившись иглой и суровой нитью, зашивал ему рану. Спокойная деловитость, с какой шил молдаванин, заставила обоих Шастелей предположить, что он не в первый раз использует для этой цели иглу. – Я не луп-гару, хотя бестия в тот день ранила меня так же, как моего брата? И почему… – Он прикусил губы, когда молдаванин дошел до особо чувствительно места. – Почему, приходя в себя, я был часто залит кровью и выглядел не лучше Антуана?

– Мсье Шастель, расскажите подробно, что именно тогда произошло, – попросил Малески. Теперь он узнал все подробности той схватки. Слушая, он раз за разом кивал. – Если бы я сразу все знал, то раньше бы обратил внимание. Лишь укус оборотня превращает жертву в ему подобного. Раны от их когтей болезненны и смертельны, когда задевают важные органы. Они причиняют много страданий и долго заживают, а иногда не исцеляются вовсе, но из-за них не станешь слугой ада. – Сделав последний стежок, он обкусил нитку и щедро полил рану коньяком, отчего удивленный Пьер резко охнул. – Вот так, теперь она будет заживать. – Приложив бутылку к губам, Малески допил остатки. – Однако одно мы теперь знаем наверняка, мсье Шастель, а именно, что ваш сын Антуан и в волчьем обличии способен управлять своими мыслями желаниями. Из чистой злобы он заставил поверить злополучного Пьера в то, что он тоже оборотень, и еде-лая это, вымазывая брату рот и одежду кровью жертвы, пока тот лежал в приступе болезни. – Он серьезно посмотрел на Жана. – Луп-гару все больше овладевает вашим сыном Антуаном, и рано или поздно человек, которого вы знали раньше, окончательно превратится в волка, причем безнадежно испорченного. Боюсь, обратного пути для него нет.

– Вероятно, я должен поверить вашим словам, мсье Малески, – сокрушенно отозвался Дан. – Вы разбираетесь в свойствах этих тварей. Но я знаю и то, что Антуан всегда был далеко не дружелюбным человеком. Сколько я его знаю, у него всегда были темные склонности.

– А потому он станет одним из самых худших луп-гару, ведь зло нашло в нем; легкую добычу. – Сняв с переносицы пенсне, Малески хлопнул по плечу Пьера. – Как себя чувствуете, юноша?

– Странно, – признался он. – Выходит, я не оборотень, но страдаю от какой-то болезни, которая заставляет меня падать без чувств? Немногим лучше. – Он слабо улыбнулся. – Но вы правы. У меня камень с души упал, который весил так много, что иногда мне казалось, он придавливает меня сквозь землю в теснины ада. А теперь простите меня… – Поднявшись, Пьер нетвердым шагом направился к двери. – С проклятием наконец-то покончено, – продолжал он словно самому себе. – И я могу Флоранс…

Тут он осекся и уже хотел сбежать в постель, но Жан прекрасно разобрал его слова.

– Флоранс?! Ты все еще встречаешься с воспитанницей монашек? – взорвался он. – Оставь ее в покое, она не для тебя.

– Почему, отец? – Опершись об очаг, Пьер повернулся к отцу. – Почему она не для меня? Потому что выросла в монастыре?

– Она… ее воспитали монашки по своему подобию. – Такое возражение самому леснику показалось шатким. – Жизнь в Жеводане не по ней, у нее нет сил, она не умеет вообще ничего, что должна уметь женщина.

– У меня есть для тебя новость, отец. – Уверенность, что он не оборотень, освободила Пьера, придала ему решимости рассказать о своих планах. – Как только мы убьем бестию, мы с Флоранс уедем отсюда. Мы ненавидим это место. Тут нам нечего искать. Мы хотим поехать на север…

– Значит, она уже отравила тебя своими глупостями? – вырвалось у ошарашенного Жана. Он ударил кулаками по столу. – Зачем вам на север?

– Я поищу там место лесника, а Флоранс – учительницы. В какой-нибудь деревне или у какого-нибудь дворянина, или даже в семье богатого торговца, – упрямо продолжал Пьер. – Я не хочу с тобой из-за этого ссориться, отец. Мы с Флоранс обменялись клятвами. Ничто нас не разлучит.

Усилием воли Жан взял себя в руки.

– Посмотрим. А теперь иди в кровать, твои раны требуют покоя, а этого не будет, пока ты так горячишься. – Жестом он дал сыну понять, что разговор закончен, и повернулся к Малески: – Благодарю вас за помощь, мсье. Мой долг перед вами все растет. Если я понадоблюсь вам сегодня, через год или через десять лет, лишь дайте мне знать, и я приеду и окажу вам помощь, в чем вам только потребуется.

Он протянул руку, и молдаванин ее пожал.

– Благодарю вас, мсье Шастель, и заверяю вас, что приложу все силы, чтобы никогда не звать вас в те места, где обычно обретаюсь, если, конечно, это не будет Жеводан. – Дверь в каморку сыновей лесника хлопнула, Пьер ушел. – И если мне будет позволено заметить, мсье Шастель, согласитесь на просьбу сына.

– С чего это?

– Иначе он женится на Флоранс без вашего согласия, и это тяжким грузом ляжет на вас обоих. – Тут молдаванин с трудом подавил зевок. – Предлагаю завтра утром навестить Сен-Грегуар и попросить достопочтенную аббатису посмотреть, нет ли какого средства от лихорадки Пьера. – И предугадав готовое сорваться с уст лесника возражение, Малески привел еще один довод: – Если кто-то и разбирается в средствах от загадочных болезней, так это монахини. К тому же вы снова сможете повидать достопочтенную аббатису и…

– Я не хочу с ней видеться, – слишком поспешно вырвалось у Жана, и он почувствовал, как заливается краской. – Как вам только в голову пришло, подозревать меня…

Малески удивленно посмотрел на него.

– Я-то ни в чем вас не подозреваю, мсье. Я лишь к тому клоню, что вам следует поговорить с аббатисой о любви вашего сына к ее воспитаннице. Но, похоже, есть и совсем иные вещи, которые требуют прояснения.

Наградив лесника многозначительным взглядом, он исчез в каморке, чтобы устроиться на пустующей койке Антуана.

«Моя же нечистая совесть меня и выдала». Жан остался сидеть и, распустив седую косицу, подтянул поближе бутыль с вином. Налив себе стакан, он посмотрел его на свет и отпил. «Пью зато, что один из моих сыновей не попал под проклятие бестии и вскоре освободится от проклятия воспитанницы монашек. Пусть на него снизойдет прозрение». Перед его мысленным взором предстало лицо Григории. «И пусть прозрение снизойдет на меня».

Глава 26

21 ноября 2004 г.15.48. Мюнхен. Германия

– Что делаем теперь?

Лена сидела против него в маленьком гостиничном номере. Выехать из Хорватии им удалось без труда. Пилот доставил их на чартерном самолете в Будапешт, оттуда они первым классом вылетели на «боинге» через Вену в Мюнхен.

Эрик держал на ладони старинный пузырек, который час назад достал из банковской ячейки. Вместе с листком бумаги, запиской на французском XVIII века, он был единственной их надеждой. На случай, если внезапно объявится противник, он наскоро обзавелся оружием. Иметь в запасе несколько тайников с запасным снаряжением – долг охотника.

– Поедем к твоему знакомому в Хомбург, он проанализирует твою кровь и это вещество. – Поставив пузырек на стол, он заглянул в чемодан. На дне его что-то блеснуло. – Это я нашел в лесу, когда гнался за бестией. – Эрик выудил ручкой из чемодана цепочку и бросил ее девушке. Слишком поздно ему пришло в голову, что это не самая удачная идея. – Лена! Нет!

Но она уже поймала цепочку.

Послышалось шипение.

Хрипло вскрикнув, девушка уронила украшение.

– Вот черт… это же серебро! – выдавила она сквозь стиснутые зубы и тут же твердо решила, больше не выдавать ужаса и боли. – Если я правил ьно успела рассмотреть, это часть четок.

На лбу Эрика залегли складки.

– Да. Порванные четки и запах ладана. Дело становится все более запутанным.

– Похоже, за бестией гоняется несколько отдельных групп, – сказала Лена, потирая обожженное место. Отпечатки бусин выступили у нее на коже красными пятнами и ужасно зудели. Жгло их гораздо сильнее любого пореза, какой ей когда-либо случалось получить. – Что это значит, Эрик?

– Если бы я это знал, мы бы далеко продвинулись, – с невольным сарказмом ответил он.

Нагнувшись, он поднял цепочку и положил ее на стол, потом снял туфли и исчез в ванной. Ему хотелось принять душ, смыть с себя поражение.

Эрик осмотрел руку. Ничто больше не указывало на тяжкую рану, кость под гладкой кожей была крепкой, словно ничего и не случилось.

Текла горячая вода, он стоял под обжигающими струями, как вдруг занавеска отдернулась, и к нему забралась Лена. Она тут же принялась целовать его бурно и требовательно, притиснула его к стене, потерлась о него.

Ощущение поражения, упреки и заботы словно смыло с него разом. Эрик не мог побороть желания, да и не хотел. Поднявшись, его пенис протиснулся между ее ног. Лена поставила ногу на край ванны, и он скользнул в нее.

Дремавший в Лене оборотень, радуясь грядущему первому своему полнолунию, уже изменил поведение девушки, делая ее необузданней, избавляя от комплексов. Подзуживающим грязным смешком она провоцировала его, раз за разом умелым движением давая его пенису выскользнуть из себя.

Наконец она добилась желаемого: схватив за руки, Эрик развернул ее и прижал грудью к холодному кафелю. Застонав, Лена похотливо рассмеялась. Тогда он схватил ее за бедра и с силой в нее вонзился. Ее буйство передалось ему. С этого момента он дал себе волю. В экстазе они сорвали занавеску, и когда Лена обеими руками обхватила хромированные ручки, а он вонзался в нее сзади, из стены вырвались шурупы.

Эрик и Лена кончили одновременно. Не с глухим, сдавленным стоном, а с первобытным криком, в котором не было уже ни тени цивилизации. На какое-то мгновение его пронзила мысль, что он забыл про презерватив. Но впервые в жизни ему это было совершенно безразлично.

Без сил они опустились на дно ванны, наслаждаясь ощущением счастья и стуком теплых капель по коже. Они любовно ласкали друг друга и целовались. Потом Лена вдруг вспомнила собственную необузданность и покраснела.

– Хорошо было… но как-то не по-настоящему, – негромко сказала она. – Словно кто-то или что-то мной овладело.

Эрик кивнул. Взяв себя в руки, он старался не смотреть на ее манящие груди. Инстинктивное поведение бывает заразно.

Его не отпускала некая мысль. Встав, он снял с вешалки полотенце и, вытираясь, вышел в комнату, а там позвонил на аэродром в Пливицах и попросил номер стойки таможенного контроля.

– Простите, что отнимаю у вас время, – сказал он на ломаном английском языке с фальшивым испанским акцентом. – Я нашел обрывок четок, очень красивых четок. Не встречался ли вам кто-нибудь, кому бы они могли принадлежать? Может, кто-то, кто носил их на шее как украшение? Или, может, владелец вам сообщил? – Он продиктовал номер своего сотового. – Позвоните, если сумеете что-нибудь разузнать. Спасибо.

Такой же звонок он сделал в справочную системы отелей и в администрацию заповедника. А после заказал в номер обильный обед, без труда представив себе, как, наверное, проголодалась Лена. Они ели молча, ждали.

Эрик салфеткой протер обрывок цепочки, проступила тонкая гравировка.

– Как будто латынь, но тут лишь фрагменты, и вообще буквы слишком малы, их не прочесть. Бессмыслица какая-то, – раздраженно пробормотал он.

– Ничего особенного там нет. Скорее всего «Аве Мария», – предположила Лена, которая уже успела одеться. Она положила на хлеб копченое мясо и ветчину. По-видимому, джемы и конфитюры вышли из фавора. Эрик это отметил, но промолчал.

Зазвонил сотовый.

– Алло, господин Лойола. Вы нашли обрывок четок? – услышал он любезный женский голос. – Это Катарина из справочной для туристов в Пливицах. О вас мне рассказала одна коллега. Мне пришло в голову… – Она что-то прочла, голос у нее звучал неуверенно, – …несколько дней назад я видела у стойки монахиню. Она спрашивала, где можно остановиться на ночлег. Ей ли принадлежали найденные вами четки я, разумеется, не знаю, но это было бы неплохое начало, да?

Она назвала отель, который посоветовала монахине.

– Спасибо, вы очень мне помогли, – поблагодарил Эрик и положил трубку. – Ну, какая-то ниточка у нас теперь есть, – сказал он Лене, которая и не думала как-то укротить растрепанные волосы. Просто дала им высохнуть как есть, бюстгальтер она тоже не надела, по всей видимости, у нее развивалось отвращение ко всему облегающему, и в расстегнутой рубашке она чувствовала себя как нельзя лучше. И выглядела в ней чертовски привлекательно. Она вся лучилась энергией, которую Эрик лишь изредка встречал в женщинах. Большинство таких женщин он убил. Такова участь бестий. Но в этот раз все было иначе. Хватило одного взгляда в ее зеленые глаза, и он испытал похоть, желание… любовь.

– Сначала поедем в Хомбург, отдадим твоему знакомому пробы на анализ, потом снова вернемся в Хорватию. – Надев кожаные штаны, он натянул черный свитер, поверх которого набросил лаковый плащ. Эрик любил свою боевую экипировку. Картину завершили белые сапоги и белые лаковые перчатки. «Р9» он сунул в кобуру на поясе, новый серебряный кинжал в ножны на локте. – Мы найдем бестию и убьем ее. И посетим несколько монахинь.

– Монахинь?

– Да. Что бы им ни было нужно от бестии, я это выясню.

Завернув пузырек в пластиковый пакет, он спрятал его в коробку, обложив поролоном. Старый листок упаковал с не меньшим усердием. С этим ценнейшим грузом ничего не должно случиться в дороге.

– Мы выясним, – поправила Лена.

Эрик покачал головой.

– Не слишком удачная мысль.

– Возможно. – Она по-волчьи оскалилась. – Но я поеду с тобой в Хорватию, чтобы наподдать под зад скотине, которой всем этим обязана.

Эрик решил оставить ее пока при этой уверенности.

– Готова?

Кивнув, Лена допила кофе.

– Как долго мы будем в пути?

– До Хомбурга? Четыре часа. Если все сложится удачно, три с половиной.

– Снег идет, Эрик.

– Мой «кайен» уже ждет, – с усмешкой отозвался он. – Ты же знаешь, в нем GPS.

– Помню, помню, – рассмеялась она.

Он взял со стола сверток.

– Ты известила своего знакомого в университетской клинике?

Кивнув, Лена набросила бежевое шерстяное пальто, накинула на голову капюшон и собрала немногие вещи.

– Мюльштайн занимается научным проектом, и у него собственная лаборатория с уймой оборудования.

Забрав у нее чемодан, он толкнул дверь номера. Коридор был пуст.

– Как по-твоему, сколько времени ему понадобится для анализа?

Они вместе спустились в подземный гараж, где грязный «порше» ждал, когда его снова погонят по улицам, объездным путям и через городские скверы.

– Он быстро работает, – успокоила Эрика Лена, садясь в машину. Чемодан она забросила на заднее сиденье.

Эрик предпочел бы более конкретный ответ, поскольку полнолуние неуклонно приближалось. Он надеялся, что сможет предотвратить первое превращение Лены, но эта падеж-да понемногу угасала. В маленьком саарском городке придется подыскать ей подходящее укрытие, где она могла бы рычать, выть и орать подальше от человеческого жилья. Или придется подключить ее к аппарату внутривенного вливания и накачать тремя граммами гамма-гидрокси-масляной кислоты. Если раз в несколько часов давать ей очередную дозу нелегального наркотика, способного усыплять оборотней, она мирно проведет три дня и три ночи. Он по собственному опыту знал, что это сработает. Кроме того, это еще и возможность помешать ей поехать с ним в Хорватию. В схватке она будет для него обузой.

Спортивный внедорожник счастливо заурчал, когда Эрик завел двигатель. Они вывернули к съезду на трассу, а там повернули на Саарланд.

Лена выдержала молча до поворота.

– Это больно?

– Что именно?

– Превращение в волка. Я о нем знаю лишь по фильмам ужасов. – Ее передернуло. – Там всегда так тошнотворно трещит и скрепит, люди отворачиваются и орут. – Взгляд зеленых глаз остановился на нем. – Это так будет?

– Превращения, при которых я присутствовал, происходили очень быстро. – Он попытался ее успокоить. Скоро она на собственной шкуре узнает правду.

– А после? – Она перевела взгляд на трассу. – Что думают в волчьем обличье? Что слышат, что чувствуют?

Эрику не понравилось, что в ее тоне он услышал оттенок любопытства.

– А ты как думаешь? Полагаю: «голод, убивать». А после «жрать», а если поблизости есть еще один волк-оборотень, то, наверное, «спариваться». – Он намеренно говорил гадости, чтобы нарождающееся в ней воодушевление не успело укорениться. – Ты полностью потеряешь контроль над собой. Я… я говорил с несколькими оборотнями. Большинство вообще не помнит первого превращения. На следующее утро они просыпались где-нибудь голыми и поначалу считали, что сошли с ума. – Он увидел, как она съежилась на сиденье. – Мне, правда, очень жаль, Лена. Но ты должна понять, что в таком существовании нет ничего хорошего. Ты станешь орудием тьмы, ничего больше. Все преимущества тут кажущиеся и скрывают истинную природу оборотня. А она животная.

Молчала она не очень долго.

– Странно, сколь многого мы, люди, не замечаем. С тех пор, как тварь меня укусила, мир… мир стал для меня интенсивнее. Я больше воспринимаю. Я чувствую запахи людей и предметов еще до того, как их увижу. Я почти могу видеть перед собой ароматы и легко их различаю. И, наверное, у меня ухудшается зрение. Зато я быстрее реагирую на движения и бегущих людей. Мне хочется броситься за ними следом, помериться с ними силами. Я стала импульсивнее, чем раньше… – Она подыскивала слова, чтобы выразить свои ощущения. – Почему оборотни одиночки? – неожиданно сменила она тему.

– Почему ты меня об этом спрашиваешь? – недоуменно отозвался Эрик. – Это же ты социобиолог.

– Ну да. Но когда речь заходит об этом виде, у меня нет опыта. – Лена рассмеялась. – Мне только что пришло в голову: а ведь им нужно дать научное обозначение. Например, lupus hominem anthrophagus.

– Среди них не все одиночки, – сказал Эрик. – В прошлые годы бестия, на которую мы охотимся, многократно пыталась создать что-то вроде семьи, но до сих пор нам удавалось вовремя ей воспрепятствовать.

Устраиваясь поудобнее, Лена подтянула ноги на сиденье и стала смотреть в окно на заснеженный ландшафт.

– Понимаю. Они ведут себя скорее как изгнанные из стаи альфа-звери. – Она вздохнула. – Надо думать, это проистекает из сознания превосходства. Поскольку они лучше остальных и, по меньшей мере, считают себя более сильными, а потому не терпят никого рядом с собой. – Нагнувшись, Лена достала из сумки блокнот и карандаш, перелистнула несколько десятков страниц, чтобы найти чистую. По всей видимости, она уже многое записала об оборотнях. – Они устраивают между собой поединки?

Эрик пожал плечами.

– Ничего не могу сказать.

– Возможно, когда один заходит на территорию другого, – вслух размышляла Лена. – Поскольку существует множество их разновидностей, не так уж невероятно, что время от времени случаются столкновения.

Он молчал. Чем больше он ей рассказывал, тем больше она хотела знать. В ней зарождалась увлеченность, которая ни к чему хорошему не приведет. В тишине бежали километры трассы. Лена писала, Эрик вел машину, и «порше» летел по автобану.

Поздно вечером они въехали в студенческий городок при клинике и нашли здание, где работал знакомый Лены.

На автобане, где движение было напряженным, Эрик не обратил внимания, что за ними следует какая-то машина. Но здесь движение было не таким плотным, и каждый автомобиль бросался в глаза. Что и случилось с антрацитовым «BMW-комби», который старался не приближаться к ним слишком близко, но и не удалялся, чтобы не потерять «порше» в лабиринте улочек.

– Держись, – сказал Эрик, глядя в зеркало заднего вида. В «BMW» за собой он разглядел три фигуры, по всей видимости, только мужчины. – Я постараюсь на короткое время стряхнуть их с хвоста, ты выскочишь и побежишь к своему знакомому, а я поеду дальше и займусь преследователями. Потом я заеду в лабораторию.

Лена облизнула зубы.

– Может, тебе помочь? – воинственно спросила она. – Я могла бы…

Он просто дал газу. «Кайен» взревел, прыгнул вперед, круто вошел в следующий поворот и как перышко впорхнул в узенькую улицу.

Мужчины в «BMW» приняли вызов. Началось Rallye Universitaire[30]30
  Университетское ралли (фр).


[Закрыть].

Оказалось, что студенческий городок богат поворотами, улочки в стороне от главных подъездных путей к клинике были шириной всего в машину, а густой лес мешал съехать с шоссе.

Однополосные проезды Эрика не интересовали, хотя их тут было немало. Его бесцеремонная, но умелая манера вождения вскоре оставила «BMW» достаточно далеко позади, чтобы Лена могла выйти незамеченной. Сунув в карман сверток и страстно поцеловав Эрика, она спряталась за щитом с указателями, а «порше» рванул с места.

Эрик тем временем вывел на экран GPS план студенческого городка и клиники и, быстро поглядывая на него, принялся искать подходящее место для засады. Участоклеса возле вертолетной площадки показался ему идеальным.

Загнав машину на холм, он свернул на гравиевую дорожку и с ревом помчался прямо в темный лес. Огни фар «BMW» померкли, но преследователи все еще не потеряли его из виду. Тогда Эрик выключил фары и поехал при свете почти полной луны, пока не обнаружил маленькую парковку на опушке леска. Юзом развернув «порше», он остановил машину.

Достав из-под обшивки винтовку, он открыл обе дверцы, а после распластался между сиденьями. И затаился.