Текст книги "Микротенденции. Маленькие изменения, приводящие к большим переменам"

Автор книги: Марк Пенн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Буржуазия и банкротство

Во Франции у банкрота конфисковали имущество и голым водили его по улицам. В Англии времен Диккенса банкротов держали в долговой тюрьме, что было лучше смертной казни, которую тоже могли применить. В Италии XVI века, судя по «Венецианскому купцу» Шекспира, с банкрота могли буквальным образом содрать фунт мяса. В колониальной Америке банкрота клеймили буквой на ладони, чтобы в будущем каждый знал, с кем имеет дело.

Сегодня в Америке объявление банкротства, хоть это и стыдная процедура, является скорее финансовым инструментом. За последние 25 лет регистрация личного банкротства в США возросла примерно на 350 процентов – с 1,2 человека на 1000 населения в 1980 году до почти 5,4 человека на 1000 населения в 2004-м. С исторической точки зрения это в восемьдесят раз больше, чем в 1920-м, когда банкротами становились бчеловекна 10тысяч населения.

В сухих цифрах рост банкротств выглядит следующим образом. В 1985 году меньше 350 тысяч человек попросили о защите в связи с личным банкротством. В 2005 году их число составило более 2 миллионов.

Как заметила профессор Гарварда Элизабет Уоррен, это больше американцев, чем количество больных раком. В 2005 году число людей, заявивших о банкротстве, превысило число выпускников колледжа.

И это при растущей экономике.

Нужно отметить, что здесь мы обсуждаем не безобидные «реорганизационные» корпоративные банкротства, которые время от времени случаются даже у Дональда Трампа. Личное банкротство, говоря простым языком, – кризис, при котором кредит по карте, ипотечный кредит и долги по медицинскому страхованию настолько превосходят доходы, что вам не остается ничего другого, как обратиться в суд.

В некоторых районах страны банкротство практически является образом жизни. В штатах Теннесси, Индиане и Огайо банкротство регистрируют более 10 человек на 1000 населения. (В Массачусетсе – менее 3.)

Но что в действительности представляют собой американские банкроты? Логично предположить, что это сумасбродные транжиры, покупающие шестидесятидюймовые жидкокристаллические телевизоры и спортивные автомобили, но вдруг понимающие, что они не в состоянии оплатить кредит. Уже не один политик утверждал, что причина растущих банкротств в Америке заключается в том, что люди потеряли совесть и не стесняются сорить деньгами.

Однако по словам профессора Уоррен, типичный сегодняшний банкрот очень напоминает любительниц «халявного» социального обеспечения 1980-х – они убедительно доказывают свою финансовую несостоятельность, но, по сути, являются мошенниками.

Обычный человек-банкрот – это, как правило, белый глава семьи, принадлежащей к среднему классу, с детьми и постоянной работой. Почти половина банкротов состоят в браке и имеют чуть лучшее образование, чем остальное население. Почти все пережили драматическое событие, например, потерю работы или развод либо лечились от серьезного заболевания. Из тех, кто перенес болезнь, 75 процентов имели сертификат медицинского страхования. Самая быстрорастущая группа банкротов – лица старшего возраста с растущими медицинскими расходами, которые не покрывает страховка, но недалеко отстали двадцатилетние, чьи долги за обучение увеличились до небывалых высот.

Банкротство становится значительным фактором в жизни представителей «средней Америки».

Но почему их так много? Чаще всего причиной резкого роста банкротств называют наличие «легких денег». В 1970 году кредитными картами пользовался только 51 процент семей, сейчас таких семей более 80 процентов. Кроме того, чтобы получить кредит, не нужно иметь положительный баланс: в 1990-х уровень субстандартного кредитования для заемщиков с небезупречной кредитной историей рос даже быстрее, чем вся кредитная отрасль. Заимодавцы жалуются насчет неплательщиков, но правда заключается в том, что они получают больше денег с процентов и штрафов за просрочку платежа с добропорядочных клиентов, чем теряют на банкротах. А более доступная кредитная политика влечет за собой заимствования, превышающие платежеспособность.

Еще одной часто упоминаемой причиной является ужасающе низкая норма сбережений: в 2005 году мы тратили больше, чем сберегали – впервые после Великой депрессии. Этим все сказано.

Наконец многие специалисты утверждают, что количество банкротств растет, поскольку уменьшается уровень неприятия такого явления. По мере того как новые законы облегчают регистрацию банкротства (это делалось вплоть до 2005 года)

и все больше людей объявляют себя банкротами, множится число тех, чьи знакомые только выиграли от этой процедуры. Но возможно, такое оправдание банкротства несехв себе больше спекуляций, чем фактов. Экономисты подсчитали, что в действительности отрицательное отношение к банкротству живо, а три четверти прошедших через эту процедуру признались, что испытывали депрессию.

Тем не менее, согласно профессору Уоррен, на самом деле мы имеем дело с растущей стоимостью принадлежности к среднему классу. Хорошие муниципальные школы стали редкостью, идет беспрецедентное предложение цены на жилье, а процент ипотечного кредита взлетел до небес. Добавьте к этому возрастающую стоимость услуг здравоохранения и обучения в колледже, которые опережают инфляцию, и вы обнаружите весьма неимущий средний класс. Поэтому хотя средний доход на семью, возможно, увеличивается, дискреционный доход[16]16
  Доход за вычетом налогов и расходов на удовлетворение потребностей и предназначенный для личного свободного расходования.


[Закрыть] снижается.

Это означает, что в случае наступления кризиса будет отсутствовать «подушка безопасности». В типичной семье среднего класса мать работает, поэтому она не сможет пойти и получить работу, чтобы приносить домой дополнительный доход. Финансовые возможности семьи исчерпываются покупкой самого дешевого дома в районе, где имеется сносная школа. В сегодняшнем среднем классе финансовые средства настолько малы, что, если в семье кто-то потерял работу или заболел, либо случился развод, они полностью истощаются.

Что это значит для Америки?

Парадоксально, но рост банкротств отчасти имеет положительные моменты. Когда иные болезни нас убивали, мы не получали астрономических счетов за медицинские услуги. Когда колледж был уделом избранных, большинство людей не тонули в ссудах на обучение. Когда лишь единицы могли получить кредит, частных банкротов не было.

В действительности возможность достойного банкротства считается одной из здоровых основ нашей экономики. Хотя в США выражают недовольство излишними личными долгами, в Европе и Японии идет разговор о расширении возможностей банкротства с целью создания больших рисков и потенциала предпринимательства. Неудача в чем-либо – это продукт попытки, результат желания пойти на риск. Как, по слухам, сказал главный исполнительный директор обанкротившейся компании «Истерн эйрлайнс»: «Капитализм без банкротства – все равно что христианство без ада».

Но даже если на определенном уровне банкротство отражает общий социальный прогресс, к текущему стремлению американцев к финансовому краху следует отнестись с вниманием. На макроуровне это стремление означает проблемы в системе образования, если у нас имеется так мало хороших муниципальных школ, что родители готовы тратить слишком много, лишь бы ребенок получил приличное образование. Кроме того, оно указывает на проблемы в здравоохранении, если даже люди с медицинской страховкой разоряются в случае серьезных заболеваний.

А на более близком к нам уровне факт, что 2 миллиона человек испытывают финансовые трудности, означает растущие потребности в рынке консультаций по кредитам и обучения управлению финансами. Почему мы не выпускаем на дорогу шестнадцатилетнего ребенка без водительских прав, а спустя 2 года выдаем ему кредитную карту, не проверив на элементарную финансовую грамотность? Почти ни в одной школе Америки не преподают управление личными финансами, и тем не менее 1 из 3 старшеклассников имеет кредитную карту.

Поэтому, если ваша компания является держателем множества субстандартных кредитов, смотрите в оба. Портфель компании может неожиданно разбухнуть, если эти тенденции продолжат развиваться, и в течение будущего десятилетия вы станете владельцем обесцененной недвижимости. Тогда мы будем видеть меньше информационных роликов на тему «Как быстро разбогатеть на недвижимости» и больше – на тему «Как выбраться из-под обломков всех тех домов, что вы приобрели». Поскольку при банкротстве с большой долей вероятности сохранится дом во Флориде, этот штат стал мощным магнитом для удачливых банкротов.

Если рост частных банкротств продержится на текущем уровне, к 2025 году у нас будет 8 миллионов разорившихся американцев. Хотя Америка была построена на принципе равных возможностей для всех, за последние несколько лет происходит выдавливание среднего класса за счет увеличения класса банкротов. В будущем этот вызов станет для всех нас критическим.

Общественники

Ни одна страна в мире не ассоциируется так тесно со свободным рынком, капитализмом и частным сектором, как Соединенные Штаты. Это «земля равных возможностей». Рассказ о бедняке, ставшем богачом, – практически наш национальный эпос. Деньги на стол!

Те, кто может выложить деньги, срывают крупный куш, а кто не может, устанавливают для них правила игры. Или, как выразился президент Рейган, «Лучшие умы не работают в правительстве. Их переманивает бизнес». Пристрастный человек мог бы сказать, что это стало самореализующимся прогнозом для республиканской партии.

Лично я с этим, конечно, не согласен. Хотя я всю жизнь работал в частном секторе, мои лучшие друзья, коллеги и любимые клиенты блестяще справляются с работой на государственной службе. Но в последнее время напряжение между частным и государственным сектором стало спадать. Начиная с конца 1970-х ни тот, ни другой сектор не показал значительного роста с точки зрения привлечения служащих. Однако вырос иной сектор, который также называется независимым, или некоммерческим, обслуживающим общественные организации. По сравнению с вялым ростом числа работников в бизнесе и правительстве (1,8 и 1,6 процента соответственно) в промежутке между 1977 и 2001 годами число служащих в некоммерческих организациях увеличилось на 2,5 процента.

Вот что это значит с точки зрения фактических рабочих мест. В 1977 году в некоммерческом секторе работали 6 миллионов человек. К 2001 году их число более чем удвоилось и достигло 12,5 миллиона человек.

Имея 12,5 миллиона служащих, некоммерческий сектор пока остается самым небольшим, но быстрорастущим. А работа в некоммерческих организациях настолько разнообразная и хорошо поддерживается, что в Америке можно сделать серьезную карьеру, не ступая в коридоры государственной власти или в священные храмы бизнеса.

В результате наблюдался тихий рост «общественного класса». Это люди, которые всю жизнь работают, не думая об акционерах, прибылях или ежегодных премиях, зарплата которых увеличивается постепенно, а не в геометрической прогрессии, и для которых фраза «Деньги на стол» – всего лишь слова из фильма 1990-х о футболе.

Почему происходит рост некоммерческого сектора?

Во-первых, этому способствуют донорские фонды. Число супербогатых в мире растет: в 2005 году насчитывалось 700 миллионеров по сравнению с 423 миллионерами в 1996-м, и требования их щедрых пожертвований стали реальностью. Как и выгоды с точки зрения налоговых вычетов. Поэтому с 1993 по 2003 год количество фондов в Америке почти удвоилось, их активы увеличились более чем на 150 процентов до 476 миллиардов долларов. В свою очередь, число зарегистрированных некоммерческих организаций возросло почти до 1,5 миллиона.

В результате этого общественная работа может хорошо оплачиваться, быть разнообразной, и ею можно заниматься везде – от больниц до сферы высшего образования, от музеев до мечетей, от программ борьбы с бедностью до деятельности по охране окружающей среды. А «некоммерческий» не обязательно означает не имеющий средств к существованию. Хотя начальные зарплаты в некоммерческом секторе примерно на 10 процентов ниже государственных и на 20 процентов меньше, чем в бизнесе, исследование 2005 года в Пенсильвании показало, что средняя зарплата работника общественной сферы в этом штате была лишь на 5 процентов ниже, чем средний заработок в частном секторе (641 доллар в неделю против 679 долларов в неделю). А на руководящем уровне можно неплохо заработать: между 2004 и 2005 годами средняя годовая заработная плата старших менеджеров влиятельнейших фондов (327 тысяч долларов) росла быстрее, чем заработок боссов 500 крупнейших компаний страны. В 2007 году бывший глава Смитсоновского института должен был получить около миллиона долларов, если бы об этом не пронюхал конгресс.

Во-вторых, привлекательность некоммерческих организаций повышается, поскольку бизнес погряз в скандалах. Я имею в виду не только недавние разоблачения в компаниях «Энрон» и«Уорлдком». Начинаяс 1981 года процент американцев, считающих, что действия корпораций необходимо контролировать, увеличился с 18 до 34. Только с 2001 по 2006 год процент американцев, убежденных, что корпорации должны иметь меньшее влияние, вырос с 50 до 65. Правительство тоже не пользуется большой любовью. Уверенность в способности государства решить проблемы страны-упала с 70 процентов в начале 1970-х до 50 в настоящее время. Поэтому хотя у некоммерческих организаций тоже есть проблемы с общественным доверием, они считаются гораздо менее агрессивными и алчными, а также более полезными.

В-третьих, увеличение общественного сектора заключается в том, что он мужает и начинает заниматься социальными проблемами, ранее находившимися в ведении правительства, с инновациями и дисциплиной, присущими бизнесу. В прежнее время с понятием «некоммерческая организация» обычно связывалась раздача бесплатного супа и центры обучения. На ум сразу приходили мошенники из «Юнайтед уэй»[17]17
  Благотворительная общественная организация, занимающаяся сбором средств на оказание гуманитарной помощи.


[Закрыть] и соперничество с Красным Крестом. Теперь же растущее число таких организаций, представляющих движение под названием «социальная инициатива», серьезно берутся за работу, разрабатывая четкие бизнес-планы и амбициозные проекты расширения. Учредители исповедовали подход под названием «филантропическое венчурное предприятие» – рисковое финансирование с активным участием инвестора и созданное на основе венчурного капитала частного сектора. В результате некоммерческие организации быстро приобретают все большее значение. Точно так же недавно созданный бизнес или быстро набирает силу, или терпит крах. Учитывая идеализм и деловую хватку сегодняшних молодых людей, неудивительно, что их все сильнее привлекает этот сектор. Статистические данные подтверждают этот вывод: согласно опросу Института Гэллапа 2006 года, американцы 65 лет и старше равнодушно относятся к некоммерческим организациям, в то время как люди в возрасте 18—39 лет придерживаются противоположного мнения и считают их весьма привлекательными.

Поэтому нужно подробнее рассмотреть последствия усиления этого сектора. Одно из них заключается в том, что по мере его роста и привлечения в него все большего числа талантливых людей ему придется определиться в вопросе распределения полов. В то время как женщины составляют около 70 процентов всей рабочей силы некоммерческих организаций и являются большинством в руководстве, мужчины все еще получают львиную долю денег, сохраняя за собой более половины руководящих должностей в организациях с бюджетом более 5 миллионов долларов. Это неравенство проявляется даже при равных должностях: согласно опросу 2006 года, проведенному в крупнейших некоммерческих организациях, мужчины получают на 50 процентов больше, чем женщины на аналогичной должности. Очевидно, многим женщинам нравится такая работа: она приносит моральное удовлетворение, не мешает семейной жизни или дополняется более высокими доходами мужа. Но в области, которая привлекает людей, желающих переустроить мир, подобный разрыв в оплате вряд ли продержится долго.

Другой проблемой некоммерческих организаций является текучесть рабочей силы. По мере изменения и развития таких организаций их годовой процент текучести кадров (3,1 процента) становится выше, чем в частном (2,7 процента) или государственном (1 процент) секторе. Если некоммерческие организации сохранят свои цели и будут расти так, как это видят их лидеры, то им придется инвестировать в новейшие системы управления кадрами, не говоря уже о начальных зарплатах, которые должны обеспечить бывшим студентам возврат баснословных кредитов за обучение.

Нужно также ожидать более строгого контроля со стороны государства. По мере имущественного и финансового роста некоммерческого сектора – в особенности его политического крыла – следует ожидать более тщательных проверок организаций на соответствие «общему благу» и статусу, не подлежащим обложению налогом.

Главный вывод состоит в том, что граница между всеми секторами начинает размываться. Когда гигантские фонды примутся за реформирование американских школ или решение африканской проблемы СПИДа, а грамотные некоммерческие организации возьмутся за не до конца изученные ресурсы и, следуя своим агрессивным планам,-выведут их на рынок, различия между государственным, частным и некоммерческим секторами станут номинальными.

Если раньше некоммерческий сектор рассматривался как своего рода тихая заводь делового мира и бедный родственник грозного государственного сектора, то сейчас он приобретает первостепенную значимость. И не только с точки зрения стекающихся туда талантов, составляя тем самым жесткую конкуренцию остальным секторам. Учитывая заимствованную у бизнеса дисциплину и государственное отношение к делам, общественные организации вполне могут подняться до недосягаемых высот. Джим Коллинс в своих монографиях «От хорошего до великого» и «Социальные секторы» утверждает, что следующее поколение американских лидеров будет сочетать способность решения социальных проблем с серьезными деловыми навыками. Похоже, что именно это направление выбрали многие современные некоммерческие организации.

Поэтому у миллионов молодых людей, с опаской относящихся к глобальной экономической конкуренции в корпоративном мире и сторонящихся государственной службы, теперь есть возможность выбрать карьеру в качестве «общественника». В результате все больше людей выбирает не собственные выгоды, а служение окружающим.

Часть XI ВНЕШНИЙ ВИД И МОДА

Татуировки городских жителей

Какой вид искусства в разные периоды истории отражал принадлежность к королевской семье, криминальным кругам, цирку или служил выражением лояльности? Да, это татуировка, то есть нанесение несмываемого рисунка на кожу посредством болезненной процедуры накалывания. Слово «татуировка» происходит от таитянского слова tatau, означающего «пометка». Татуировки использовались на всем протяжении человеческой истории как признак того или иного положения в обществе, для выполнения религиозных церемоний, клеймения пиратов и шпионов, а также заявления о молодежной независимости.

То, что в США началось с движения хиппи и рокеров, превратилось в повседневное явление: для молодых людей татуировки стали такими же обычными, как прокалывание ушей. Татуировки вошли в моду.

Когда-то проявлением бунтарства и индивидуальности служили длинные волосы вопреки родительскому и общественному осуждению. Теперь, в связи с распространившимся облысением мужчин, носят короткие волосы. Все больше людей в Америке и во всем мире используют искусство украшения тела как выражение своей индивидуальности. И в отличие от длинных волос, которые может видеть каждый, татуировки обычно спрятаны так, что, в свою очередь, являются частью нашей индивидуальности, открываясь только тем, кому позволено ее узнать, либо соседям по раздевалке.

Следовательно, если вы все еще связываете татуировки с байкерами, моряками, преступниками и другими,’то нужно изменить свою точку зрения до того, как ваш двадцатилетний ребенок вернется домой с дипломом колледжа и красной розой на бедре – китайским символом добродетели. Согласно опросу Института Гэллапа 2003 года, татуировки имели 1 из 3 американцев в возрасте от 25 до 29 лет. Их носят около четверти студентов университета. Примерно 13 процентов американцев в возрасте от 18 до 24 лет имеют татуировки и пирсинг на теле, не считая женщин с проколотыми ушами.

По данным на 2006 год, в общей сложности более 30 миллионов американцев (почти каждый четвертый) ходят с татуировками, это на 20 миллионов больше, чем всего три года назад.

И этот феномен не ограничивается только Соединенными Штатами. В Великобритании, Австралии и Японии люди выстраиваются в очередь, чтобы украсить свои тела. Согласно опросу 2000 года, примерно 8 процентов канадских подростков имеют татуировки, причем 61 процент этих подростков – девочки.

Итак, из признака принадлежности ко дну общества татуировка превратилась в ритуал, предназначенный для каждого человека. Ее делают мальчики, девочки, взрослые, в том числе богатые. Кстати, согласно опросу Института Гэллапа, среди татуированных американцев самую многочисленную группу (22 процента) составляют люди со среднегодовым доходом более 75 тысяч долларов. И наоборот, только 8 процентов людей с доходами от 15 до 25 тысяч долларов сели в кресло татуировщика. Другими словами, чем человек богаче, тем скорее он окажется татуированным.

Отчасти привлекательность татуировки заключается, конечно, в выражении бунтарства. Маленький японский иероглиф выражает гораздо большую житейскую мудрость, чем нажили, например, чьи-то провинциальные родители. Небольшой спортивный или культурный символ закрепляет личность, буквальным образом клеймит, отличая от сверстников. Как сигареты в 1970-х или автомобили с форсированным двигателями в 1950-х, татуировки сегодня являются раздражающим, но не слишком опасным способом для детей из среднего класса показать свою бунтарскую сторону.

Однако они представляют не только либеральные или бунтарские типы личностей. У более консервативных людей татуировки служат также выражением дисциплины и преданности. Как еще эффективнее продемонстрировать ключевые консервативные идеалы постоянства и ответственности, чем выжечь на теле символ этих идеалов (или портрет представляющего их человека)? Согласно опросу Института Гэллапа, 14 процентов республиканцев в США имеют татуировки. Хотя это немного меньше, чем процентное отношение у демократов, тем не менее в Америке живут около 7 миллионов татуированных республиканцев.

Почему именно татуировка? Согласно опросу того же Института Гэллапа, треть опрошенных утверждает, что она заставляет чувствовать себя сексуальнее, причем половину их составляют женщины. 1 из 4 татуированных говорит, что она делает их привлекательнее.

У этих людей есть наимоднейшая компания. У кинозвезды Анджелины Джоли имеется по крайней мере дюжина татуировок, включая родовой дракон на левом бицепсе, который раньше находился под надписью «Билли Боб», пока она не стерла ее лазером. Татуировками покрыта вся спина рэпера Фифти Сентс. У Бритни Спирс на ступнях, животе и шее вытатуированы ромашка, бабочка, китайский иероглиф «тайна» и 3 буквы на иврите. На руке и спине футболиста Дэвида Бэкхема вытатуированы имена его жены и сыновей.

И чтобы не забывать республиканцев, скажем, что, по слухам, у бывшего государственного секретаря Джорджа Шульца пониже спины рисунок «принстоновского тигра», сам он этот слух не подтверждает и не отрицает.

Но по мере того как клиентура салонов татуировки смещается от преступников к выпускникам колледжей, от неимущих к светским львицам, каковы окажутся последствия для Америки?

Татуировщики могут захотеть то, что делает любой расширяющийся бизнес: предоставлять высококачественные услуги, установить соответствующее лицензирование и регулирование, увеличить цены, модернизировать оборудование и графику и сформировать национальную сеть во главе с несколькими видными представителями. Только Джоли или Бэкхем могли бы продать миллионы татуировок, выступи они с экрана телевизора. По приблизительным подсчетам в Соединенных Штатах сейчас от 4 до 15 тысяч салонов татуировки по сравнению со всего лишь 300 двадцать лет назад. Это потенциальный рынок стоимостью миллиард долларов, и хотя он возвышенно называется «искусством украшения тела» и пользуется популярностью, им все еще заправляют мелкие лавочки, в которых раньше продавались фишки для игры «Башни и драконы». Где массовые салоны быстрой татуировки со стандартизованной торговой маркой, гарантиями безопасности и национальной рекламой? И где эксклюзивные салоны с самыми элитными художниками для самой избранной клиентуры? Такой поворот в бизнесе может удвоить рынок за день.

Нужно также ждать изменений в официальной политике. Хотя береговая охрана США на сегодняшний день пока не принимает на службу новобранцев с очевидными татуировками или татуировками, покрывающими более 25 процентов предплечья или ног ниже колена, армия в 2006 году изменила политику и стала призывать молодежь с татуированными руками или шеей, если эти татуировки «не носят экстремистский или расистский характер и не являются неприличными или сексуальными».

Неужели даже это ограничение нарушает Первую поправку? Если в свое время длинные волосы приравняли к свободе слова, то не является ли и татуировка закрепленной в конституции свободой слова? Далек ли тот день, когда Верховный суд будет вынужден заняться вопросами татуировки? Будут ли отклонять подсудимые кандидатуру судьи на том основании, что под черной мантией он скрывает ту или иную татуировку? Представьте результаты судебного решения о том, что татуировки являются частью наших неотъемлемых прав.

Ведущие поисковые компании Интернета уже позволяют служащим носить татуировки. То же самое относится к «Форду» и «Уэлс-Фарго». Те организации, которые запрещают татуировки – «Старбакс», «Макдоналдс», «Блокбастер» и многие полицейские управления в стране, – могут вскоре пересмотреть свою политику, поскольку запрет на украшение тела не позволяет работать там молодым способным кадрам.

И вероятно, придется подключиться правительственным агентствам. На сегодняшний день управление по контролю за продуктами и лекарствами пока не одобрило пигменты и чернила, использующиеся для татуировок, но, учитывая их бурный рост в Америке, регулятивные органы могут решить, что необходимо их вмешательство.

Абсурдным в движении любителей татуировок является то, что желание продемонстрировать некую исключительность (отнести себя к плохим мальчикам и плохим девочкам) превратилось в конце концов в общепринятую практику. «Да, конечно, азиатский тигр на дельтовидной мышце. Он у меня был, я его закрасил».

Поэтому вопрос в том, какой будет следующая тенденция, теперь, когда прокалывать уши считается консервативным, татуировка – общераспространенной, а на пирсинг на теле никто не обращает внимания. Станем ли мы наносить на тело рекламу? Если на теле можно носить произведение искусства, почему бы ему не стать рекламным щитом? Почему бы за 10 долларов в час не походить на пляже с татуировкой «Покупайте солнцезащитные очки у нас в магазине»?

Вероятно, индустрия татуировок не поднялась на следующий уровень, поскольку люди полагают, что это лишь преходящая мода – как хула-хуп. Но скорее всего использование тела для выражения политических, сексуальных, романтических и иных взглядов останется с нами, и будут разработаны новые технологии, позволяющие наносить исчезающие, трехмерные и светящиеся татуировки. Более того, поскольку людям с татуировками нравится общаться с себе подобными, их число продолжит увеличиваться и дальше.