Текст книги "За гранью "

Автор книги: Марк Энтони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 54 страниц)

В дальнейшем подобные столкновения происходили – в различных вариациях – неоднократно и неизменно заканчивались победой Мелии. Но время шло, раны затягивались, и каждый новый день приближал тот благословенный миг, когда рыцарю будет дозволено наконец покинуть опостылевшее ложе.

Честно говоря, выздоравливал Бельтан долго и трудно. Первое время он практически не двигался, не разговаривал и спал дни и ночи напролет. Всякий раз, когда Трэвис бросал взгляд на осунувшееся, посеревшее лицо с бисеринками пота на лбу, закрытые глаза и неподвижную фигуру под толстым пуховым одеялом, сердце у него разрывалось от жалости и сочувствия. Грейс ежедневно навещала больного, осматривала страшные раны, делала перевязки, поила его какими-то целебными отварами, а Мелия вообще не отходила от постели и спала урывками, по два-три часа в день. И все-таки железный организм рыцаря преодолел кризис. Он начал самостоятельно садиться, у него появился аппетит, глаза обрели прежний блеск, однако, несмотря на его бурные уверения в обратном, все еще оставался слишком слабым, чтобы обходиться без посторонней помощи. Даже элементарные процедуры, вроде физиологических отправлений с использованием, за неимением "утки", массивной ночной вазы, приводили к одышке, учащенному сердцебиению, потливости и надолго оставляли его без сил.

Нет более тяжкого бремени для настоящего рыцаря, чем выглядеть слабым в глазах окружающих.

К этому выводу Трэвис впервые пришел в один из таких моментов, подменяя на несколько часов у постели друга смертельно уставшую Мелию. Хорошие мысли частенько приходят парами, и тогда же он открыл для себя еще одну нехитрую истину: не познав до конца пределов собственной слабости, не постигнешь пределов отпущенной тебе силы.

Когда процесс выздоровления достиг стадии, позволявшей Бельгану бодрствовать дольше, чем спать, Трэвис стал заглядывать к нему по нескольку раз в день – рассказать новости или просто поболтать часок-другой. Друзья подолгу обсуждали перипетии совместных странствий, но чаще всего разговор затрагивал "земной" период в жизни Трэвиса. В изнывающем от безделья и неподвижности рыцаре пробудилось вдруг жадное любопытство к происходящему в другом мире. Он забрасывал собеседника бесконечными вопросами, частенько ставившими Трэвиса в затруднительное положение. Бельтана интересовало буквально все: от географии и численности населения до таких абстрактных для него понятий, как автомобили, телевидение или производство попкорна с помощью микроволновых печей. Реагировал он на ответы довольно своеобразно. Услышав, к примеру, о небоскребах, он первым делом уточнил, не мешает ли высота оборонять их в случае нападения врагов? А иногда глаза его затуманивались, он уходил в себя и замолкал, как будто пытаясь мысленно представить все эти сказочные чудеса.

Если же ни тот, ни другой не испытывали желания поговорить, они проводили время за игрой, отдаленно напоминающей земные шашки. В качестве фишек в ней использовались полированные косточки разных цветов. Бельтан объяснил Трэвису несложные правила, которые тот быстро усвоил. Вскоре ученик превзошел учителя – к вящему удивлению рыцаря, бурно переживавшего каждый свой проигрыш. Трэвис, будучи человеком добрым и не таким азартным, как противник, столь же быстро научился незаметно поддаваться, и от души радовался, когда Бельтан, как ребенок, шумно торжествовал по случаю одержанной победы. А пресытившись игрой и разговорами, всегда можно было просто посидеть рядышком и помолчать, глядя в окошко на клочок серенького зимнего неба. Каждый думал в эти минуты о своем, но обоим было хорошо и тепло от близости друга. В конце концов веки рыцаря начинали тяжелеть, а глаза – слипаться. Трэвис терпеливо дожидался, пока тот заснет, заботливо поправлял сбившееся одеяло и неслышно выскальзывал за дверь.

И все же большую часть времени он посвящал подробному знакомству с Кейлавером и его окрестностями. Луна и солнце поочередно сменяли друг дружку, восходя над высокими крепостными башнями, и постепенно долговязая нескладная фигура Трэвиса примелькалась настолько, что с ним начали здороваться. Кто-то из придворных запомнил его в лицо с того дня, когда он разбил руну мира в зале Совета, кто-то что-то слышал о нем и его подвигах, но все приветствия, как правило, ограничивались небрежным кивком, а прочие знатные особы, мимо которых ему случалось проходить, ничего о нем не знали, не хотели знать и вообще в упор не замечали. Трэвис не обижался: в своей потрепанной одежонке он внешне ничем не отличался от сотен лакеев и слуг, обслуживающих повседневные нужды благородных обитателей замка. Эйрин как-то предложила ему сменить этот убогий наряд на пышный придворный, куда более, по ее мнению, подобающий его заслугам, но Трэвис вежливо отказался. Да, его туника сшита из грубой ткани и сидит мешком, но она теплая и верно служила ему в стольких передрягах, что теперь он не расстанется с ней даже ради раззолоченного бархатного камзола.

А вот с сапогами все-таки пришлось. Те совсем прохудились, и носки их при ходьбе напоминали разинутый утиный клюв. Поэтому Трэвис скрепя сердце вынужден был согласиться на предложение юной баронессы пошить новые. Придворный сапожник явился с меркой, и на следующий день поутру заказчик обнаружил под дверью пару новеньких мокасин из оленьей замши. Трэвис примерил и долго дивился искусной работе мастера – сапожки сидели как влитые, до мелочей совпадая с каждым изгибом ног. Он походил в них по комнате и пришел в полный восторг. В таких сапогах можно обойти весь мир, не беспокоясь о мозолях. Чудесный подарок. Надо будет непременно поблагодарить за него Эйрин.

Если брать картину целиком, Трэвис не мог припомнить другого места, где ему было бы так хорошо и покойно. И все же временами, стоя на крепостной стене и вдыхая студеный ветер, он ловил себя на мысли о новых странствиях. К несчастью, туда, куда ему хотелось, невозможно было дойти пешком даже в самых лучших сапогах на свете. Тогда он вздыхал, поворачивался и возвращался обратно в дымную духоту замковых коридоров.

Но в один прекрасный день Трэвис вернулся к себе и застал Мелию и Фолкена за разговором. Собственно говоря, ничего необычного в этом не было. Те постоянно что-то обсуждали и не изменили привычек даже после памятных событий в ночь кануна Дня Среднезимья. Да и тем для беседы хватало: Совет Королей возобновил регулярные заседания, только теперь он назывался Военным Советом. Правители доминионов занимались совместной выработкой планов по укреплению оборонительных порядков своих владений, а бард и волшебница выступали в роли консультантов. Трэвис давно перестал прислушиваться к их обмену мнениями, ведущемуся на пониженных тонах, поэтому прошел в комнату, бросил плащ на свою койку и нагнулся подбросить полешко в камин, как вдруг услышал свое имя в окончании фразы, произнесенной голосом Фолкена:

–... что Трэвис с самого начал имел такую возможность.

Это заставило его сразу навострить уши.

– А где, ты думаешь, ему лучше попробовать? – спросила Мелия.

– Есть у меня на примете одно подходящее местечко. Трэвис мысленно застонал. Есть люди, которые никогда не меняются.

– Ну почему мне никто никогда ничего не рассказывает?! – по привычке заворчал он.

– Я расскажу, Трэвис.

Он растерянно заморгал, только сейчас заметив, что в комнате присутствует еще один человек. Она сидела у окна, поэтому Трэвис не смог ее разглядеть за фигурой барда.

– Грейс!

Она встала, шагнула к нему и улыбнулась. Пробивающийся сквозь стекло солнечный свет создавал похожий на корону золотистый ореол вокруг ее пепельных волос. В своем отделанном серебром сиреневом платье Грейс выглядела царственно прекрасной и величественной, как настоящая королева. Она уверяла, что никакая не герцогиня, но Трэвиса ее слова обмануть не могли. Благородство не дается рождением и не передается по наследству. Оно либо есть, либо его нет. Что с того, если она всего лишь рядовой врач отделения экстренной помощи? Трэвис твердо знал, что во всем Кейлавере не найти человека благородней и чище Грейс Беккетт.

Как-то так получилось, что в последнее время они виделись очень редко. Грейс постоянно общалась с Бореасом и другими монархами. Все обитатели замка знали, а многие видели своими глазами, как она победила Логрена в ночь накануне Дня Среднезимья. О роли же самого Трэвиса в тех событиях, равно как и о том, какой подвиг он совершил в ущелье Теней, известно было очень немногим. Его это вполне устраивало – он свои заслуги афишировать не собирался.

– Что ты хотела мне рассказать(Грейс?

– Ты можешь вернуться домой, Трэвис, – с оттенком грусти сказала она.

Это заявление так его ошарашило, что он еще долго пялился на нее, разинув рот от удивления.

Ясным морозным днем где-то в середине месяца гельдата они собрались все вместе в кругу стоячих камней близ опушки Сумеречного леса. Хотя до конца зимы оставалось еще порядочно времени, таких холодов, как перед Днем Среднезимья, больше не повторялось. За пределами круга ржали, нетерпеливо танцуя в снегу и позвякивая сбруей, привязанные кони. Семеро людей вошли в середину.

Трэвис в последний раз внимательно посмотрел на каждого из провожающих. Щеки Грейс разрумянились от морозца, но глаза по-прежнему светились ласковой зеленью лесной чащи в погожий летний денек. Рядом с ней, кутаясь в теплый дорожный плащ, стояла Эйрин. Лицо баронессы было печальным и бледным, как снег. За ними, как всегда, серьезный, невозмутимый и надежный, как гранитная скала, застыл рыцарь Дарж Эмбарский. Иней мешался с сединой в его волосах, в пышных усах поблескивали ледяные крупинки. Несмотря на холод, он был облачен в полный рыцарский доспех. Руки в кольчужных перчатках опирались на эфес огромного меча. Мелия и Фолкен стояли рядом и чуть поодаль. Бард держал вынутую из футляра лютню. Янтарные глаза Мелии казались непривычно задумчивыми. Последним из провожающих был Бельтан. Сегодня он впервые покинул свою "больничную палату", и Трэвис догадывался, каких мучений стоило ему добираться верхом в такую даль. Но если он и испытывал боль, то ничем не выказывал этого. Он стоял твердо и прямо, легкий ветерок шевелил светлые волосы на его непокрытой голове. Поймав взгляд Трэвиса, рыцарь широко улыбнулся, и улыбка сразу преобразила его, сделав похожим на прекрасного сказочного принца.

– Ну что, готов? – обратился к Трэвису Фолкен. Тот уже хотел дать утвердительный ответ, но спохватился и вместо этого покачал головой.

– Подождите минутку, друзья, – извинился он. – Я быстро. Надо кое-что сделать перед отправлением.

Бард в сомнении склонил голову на плечо, потом кивнул. Трэвис вышел из круга и направился к опушке. Дойдя до границы деревьев, он остановился перед сплошными зарослями подлеска и достал из потайного кармана маленькую железную шкатулочку – прощальный дар покойного Джека Грейстоуна. Присел на корточки и сунул руку с ней в кусты.

Сначала он слышал только посвист гуляющего меж стволами ветра, затем уловил доносящийся откуда-то издалека нежный мелодичный перезвон. Тени в кустах зашевелились, и из них вынырнула пара маленьких зеленых ручек. Трэвис вложил в них черную шкатулку. Рука его на миг соприкоснулась с ладонями лесного человечка – мягкими, теплыми, немного шершавыми. В следующий момент ручонки исчезли, унося с собой железную коробочку с Камнем. Трэвис с грустью вздохнул. Жаль было расставаться, но он понимал, что Синфатизар лучше оставить здесь, под надежной охраной Маленького Народца, исконных обитателей Сумеречного леса. Он поднялся, и пошел назад. Фолкен приветствовал его возвращение одобрительным кивком.

– Вот теперь я готов, – сказал Трэвис. Грейс подошла и взяла его за руку.

– Ты все запомнил, что я говорила?

Трэвис наклонил голову и улыбнулся. Потом глубоко вдохнул и обвел взглядом обступивших его друзей.

– Ну что ж, счастливо оставаться, – сказал он, неловко потоптавшись на месте.

В такие минуты трудно выразить словами всю глубину чувств и переживаний, но по подозрительно заблестевшим глазам провожающих Трэвис убедился, что они его отлично поняли.

– Ты уж береги себя там, дорогой, – напутствовала его Мелия.

Трэвис снова засунул руку во внутренний карман и достал половинку серебряной монетки, подаренную братом Саем. Он зажал ее в кулаке и поднял руку, но остановился, заметив шагнувшего к нему Бельтана. Рыцарь тяжело опустился на колени прямо в снег у его ног.

– Возвращайся к нам, Трэвис, – попросил он.

Слов больше не осталось, и он смог только молча кивнуть. Потом снова зажал в кулаке талисман, зажмурил глаза и увидел не мрак, а разгорающийся впереди свет.

Впоследствии ему не раз казалось, что на протяжении всего пути его сопровождали звуки лютни и проникновенный голос барда, напевающего под собственный аккомпанемент:

Нам в этом мире суждено

Всю жизнь по кругу мчать.

Лишь одного нам не дано

На месте постоять.

Спешим с восхода на закат

Настранствоваться всласть

И возвращаемся назад

На миг к корням припасть.

Я шел по южным берегам

И горько возрыдал;

Бродя по северным снегам,

Судьбину проклинал.

Ходил на запад, на восток,

Везде одна беда:

Наступит ночь и всходит в срок

Манящая звезда.

Давно уж юность отцвела

Зеленою весной,

И зрелость летом отошла,

Украсив сединой.

Листвою осень шелестит

И, взор туманя мой,

О чем-то тихо говорит

С грядущею зимой.

Но в этой жизни суждено

Нам всем по кругу мчать,

И одного лишь не дано

На месте постоять!

На этом автор заканчивает роман "За гранью", первую книгу цикла "Последняя руна". Рассказ о дальнейших приключениях Трэвиса Уайдцера и Грейс Беккетт будет продолжен во второй книге, которая называется "Цитадель огня".

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Написанию моей книги способствовало много людей, и каждый из них делал это по-своему. Любой роман вырастает в конечном итоге из личности автора, а та, в свою очередь, складывается из взаимоотношений с окружающими, которые так или иначе, в большей или меньшей степени оказывают определенное влияние на его мысли, поступки и позицию. Не мне судить, хорош я или плох, но сделали меня таким те люди, с которыми я дружил, общался или просто сталкивался в жизни. Назвать поименно всех невозможно, поэтому ограничусь тем, что перечислю только внесших особый вклад в создание этой вещи, которую вы держите в руках и – хочется верить – с удовольствием прочли. Каждого из них я считаю своим соавтором и приношу искреннюю благодарность следующим лицам:

Карле Монтгомери – за непоколебимую веру и вдохновение.

Крису Брауну – за безоговорочную поддержку и понимание.

Всем членам Писательского кружка Центрального Колорадо – за дружескую критику.

Моей матери, братьям и сестрам – за их любовь и верность.

Энн Груэлл, моему издателю, – за веру в то, что из моей работы может получиться хорошая вещь.

Шоне Мак-Карти, моему литературному агенту, – за смелость предложить издателям книгу, которую я тогда только начал писать.

Дэнни Барору, моему зарубежному литературному агенту, – за помощь в распространении моей работы среди иностранных читателей, до которых она дошла лишь благодаря его усилиям.

Энии и Лорине Мак-Кеннит, чья волшебная музыка поддерживала во мне присутствие духа и заставляла пальцы быстрее порхать по клавишам.

Но более всего хочу я поблагодарить всех тех, кто не поленился прочесть мой труд, всех тех, для кого стали близкими и знакомыми миры и герои, созданные воображением автора. Пусть все они научатся правильно произносить руну мира.

Марк Энтони.

Денвер, Колорадо.

День Среднезимья, 1997 г.