Текст книги "За гранью "

Автор книги: Марк Энтони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 54 страниц)

– Эрл Гленнен был одним из храбрейших рыцарей короля Ультера. Когда дела у малакорской армии пошли скверно, Ультер послал его на юг к императрице Эльзаре с просьбой поспешить с подмогой. Но по пути к ней. в этой самой долине, рыцарь попал в засаду, устроенную приспешниками Бледного Властелина. Он прорвался сквозь кольцо напавших на него врагов, сумел добраться до Эльзары, передал ей послание короля – и умер v ног императрицы от полученных в бою ран. Трэвис сочувственно вздохнул.

– Такая вот история. С тех пор Гленнен славится хлебосольством и гостеприимством. Славился, – уточнил бард, бросив суровый взгляд на стены.

Подъехав к городским воротам, они обнаружили охрану, состоящую из пары вооруженных короткими мечами стражников в засаленных кожаных панцирях. Трэвис хоть и не знал, какими бывают города Зеи, но все же ожидал встретить у ворот окрестных фермеров с груженными зерном и провиантом телегами, купцов, везущих товары на городской рынок, чабанов, гонящих на осеннюю стрижку отары овец. Ничего подобного. Пока они приближались к воротам, в город вошли лишь несколько крестьян с угрюмыми землистыми лицами и согбенными спинами. Одежду их составляли различные лохмотья. Кое-кто тащил за плечами тощие мешки или вязанки хвороста.

Стражники останавливали каждого и подвергали форменному допросу. Трэвис встревожился. Что отвечать, если они и к нему прицепятся? К его удивлению и облегчению, все четверо въехали в город беспрепятственно. Мелия на своей кобыле возглавляла процессию и держалась в седле с достоинством истинной королевы, глядя прямо перед собой и словно не замечая охраны. Впрочем, стражники в свою очередь, тоже не обратили на них никакого внимания

Трэвис наклонился к Бельтану и тихонько произнес:

– Я ничего не понимаю. Почему нас не задержали и не допросили, как всех прочих?

– Простолюдины не имеют права задавать вопросы лицам благородного звания, – снисходительно пояснил рыцарь.

Трэвис покосился на Мелию и умолк. Арочный свод ворот остался позади, и они очутились в городе. Если снаружи Гленнен имел просто неприглядный вид, то внутри городских стен их взору предстала картина поистине удручающая. Грязно-серые стены каменных зданий нависали над головой, закрывая небо. По узеньким улочкам, больше похожим на сточные канавы, пробирались немногочисленные прохожие с такими же угрюмыми физиономиями, как у крестьян перед воротами Они избегали даже смотреть на четверых всадников и старались поскорее убраться с их пути, разбегаясь, словно мыши перед котом, во все стороны и шмыгая в переулки и подворотни.

– Веселенькое местечко! – процедил сквозь зубы Бельтан.

– И "благоухающее" в придачу, – брезгливо сморщив носик, согласилась леди Мелия.

Черные пятна и потеки сажи, подобно струпьям, покрывали стены и крыши; окна покинутых жильцами домов слепо таращились на мир пустыми глазницами немытых стекол. Приближаясь к центру города, путешественники наткнулись на сильно пострадавшее от рук неведомых варваров небольшое деревянное строение. Внутри и снаружи все было разгромлено и разнесено в пух и прах. Внимание Трэвиса привлекли обломки жестоко изуродованной статуи. Ее отдельные фрагменты – изящная рука, отколотая ступня, уголок строгого, тронутого улыбкой рта – валялись поблизости, наполовину втоптанные в грязь. Мелия, побелев от ярости, резко осадила лошадь.

– Что здесь было? – шепотом спросил у Фолкена Трэвис.

– Здесь был храм одного древнего культа, – печально склонив голову, ответил бард. – От него осталось не так уж много, чтобы судить с уверенностью, но рискну предположить, что еще совсем недавно это место почиталось священной обителью Ирсайи-Охотницы.

– Все верно, – грозно сверкнув очами, подтвердила Мелия. – Я бы многое отдала, чтобы узнать, какие негодяи осмелились совершить столь мерзкое святотатство!

Фолкен сжал в кулак руку в черной перчатке.

– Бессмыслица какая-то, – проворчал он. – Конечно, прошло уже несколько лет, но когда я проезжал здесь последний раз, Гленнен был одним из самых оживленных торговых центров Восточного Эридана.

– Времена меняются, – философски заметил рыцарь. – И не всегда к лучшему.

Они замолчали. Потом Мелия сказала:

– Мне кажется, нам не стоит задерживаться здесь дольше необходимого.

Бард согласно кивнул.

– Если мне не изменяет память, рынок в том направлении. Они проехали еще несколько сотен ярдов и остановились на краю пустынной площади. Всю ее поверхность черным зеркалом покрывала слегка прихваченная морозцем густая грязевая жижа, а в самом центре располагался клубящийся паром открытый сточный колодец, от которого исходило невыносимое зловоние. Трэвис спрятал ноздри в складках плаща. Неужели

Фолкен ошибся и привел их не в то место? Но тут взгляд его упал на жалкое подобие торговых рядов в дальнем конце площади. Бельтан меланхолично присвистнул.

– Очень сомнительно, что нам тут удастся разжиться пивком, – огорченно протянул он.

– А если и удастся, не советую к нему прикладываться, – буркнул Фолкен. – Разве что у тебя извращенный вкус и ты всерьез считаешь, что пара-тройка дохлых крыс в бочке придают пиву изысканный аромат. – Он обернулся к Мелии. – Я отлучусь ненадолго. Попробую разнюхать, что произошло с Гленненом и его жителями. А вы пока проверьте, имеет ли смысл что-нибудь закупать на этом убогом базарчике.

– Ну, это много времени не займет, так что ты сильно не задерживайся.

Бард направил своего вороного по узкой улочке и вскоре скрылся из виду. Мелия, Бельтан и Трэвис подъехали к скоплению ветхих лавчонок и спешились, сразу же провалившись по щиколотки в чавкающую холодную грязь.

– И зачем я только поддалась на ваши уговоры? – вздохнула Мелия. Ведь знала заранее, что мне здесь точно не понравится!

Вопрос был риторическим и в ответе не нуждался, поэтому оба ее спутника дипломатично промолчали. А Мелия подобрала юбку и двинулась к ближайшему прилавку, на котором сиротливо ютились кучка тронутой плесенью репы и корзинка мелких, в червоточинах, яблок.

Не прошло и четверти часа, как обход закончился. Бельтан и Трэвис уложили в переметные сумы то немногое, что рискнула приобрести леди Мелия, и вновь взгромоздились в седла. К тому времени возвратился и Фолкен сильно раздосадованный, судя по его мрачной роже.

– Ну как, разнюхал что-нибудь интересное? – осведомилась Мелия.

По волчьей физиономии барда скользнула гримаса отвращения.

– Я даже неинтересного ничего не разнюхал! – признался он. – Ни один человек в этом поганом городишке не пожелал со мной разговаривать! Они все чем-то здорово напуганы – да так сильно, что предпочитают держать язык за зубами. Ума не приложу, что это может быть?!

Мелия поправила прическу и застегнула плащ.

– В таком случае нам лучше отправиться восвояси. Лично я не вижу причин для дальнейшей задержки.

Предложение дамы было встречено без возражений, и маленький отряд пустился в обратный путь по залитым грязью и нечистотами улицам Гленнена. Уже подъезжая к городским воротам, они повернули за угол и увидели впереди толпу мужчин и женщин в черных балахонах. Те как раз высыпали на улицу из какого-то здания и теперь направлялись навстречу всадникам. Трэвис сразу заметил, что на лбу у каждого чернел нарисованный углем или сажей странный символ. Сердце у него в груди усиленно забилось, и он вдруг с убийственной ясностью понял, что от этих людей исходит смертельная опасность.

Бельтан первым обратил внимание на выражение его лица и озабоченно нахмурил брови.

– Что-то не так, Трэвис?

Толпа приближалась. Еще несколько секунд – и кто-то из них обязательно заметит четверку конных.

– Они не должны нас видеть! – хриплым от волнения голосом произнес Трэвис. – Ни в коем случае!

Остальные на миг заколебались, но одного взгляда на побледневшую физиономию Трэвиса хватило, чтобы побудить их к немедленным действиям.

– Сюда! – коротко приказал рыцарь, разворачивая коня.

Они свернули в какой-то переулок и затаились в тени, выжидая в напряженной тишине, пока процессия людей в черном не пройдет мимо. Трэвис до боли стиснул челюсти, давя рвущийся наружу крик. Когда опасность миновала, они снова выехали на улицу.

– Мы ждем объяснений, – напомнил Фолкен, устремив на Трэвиса суровый взгляд.

– Вы заметили у них на лбу черный знак, похожий на глаз? – начал тот, собравшись с духом. – Так вот, я уже встречал такой же символ раньше.

Облизав пересохшие губы, он торопливо поведал спутникам о вырезанных в ночь его бегства из Кастл-Сити странных изображениях на дверях домов. Когда рассказ закончился, бард сумрачно покрутил головой и объявил:

– Не знаю пока точно, что это означает, но мне это определенно не нравится!

– Еще бы! – усмехнулась леди Мелия. – Особенно если учесть, что все эти типы в черных одеждах – приверженцы культа Ворона.

– Что?! – вздрогнул от неожиданности Фолкен.

– Это и есть культовый знак ордена Ворона, о котором я рассказывала тебе в Кельсиоре. – Взгляд ее переместился на Трэвиса. – Только обозначает он вовсе не глаз. Насколько мне известно, он символизирует воронье крыло.

– Час от часу не легче, – проворчал бард. – Но как же все-таки понимать рассказ Трэвиса?

– Очень просто, – коротко ответила Мелия. – Это значит, что между тем миром, откуда он пришел, и нашим существует двусторонняя связь.

Трэвис попытался проникнуть в смысл ее слов, но так и не смог полностью постигнуть всю глубину их значения. Лишь одно не вызывало больше сомнений: он был не первым и не единственным путешественником между двумя мирами.

– Поехали, – пробурчал Фолкен. – Пора убираться из этого проклятого города!

43

Следующий день выдался хмурым и сереньким. Даже взошедшее солнце не смогло рассеять предутреннюю мглу, так что Трэвиса спросонья сильно возмутил поступок Бельтана, бесцеремонно разбудившего его чуть ли не посреди ночи. Обиженно оттолкнув трясущую его за плечо руку, он поглубже закутался в дорожный плащ и собирался продолжить прерванный сон, но хитрый кейлаванец сунул ему под нос большую кружку с дымящимся напитком. Трэвис рефлекторно вдохнул, и ноздри его наполнил восхитительный аромат свежесваренного мэддока. Проглотив бодрящую жидкость в несколько глотков, он сразу ожил и обрел если не желание, то по крайней мере необходимую энергию, чтобы расстаться с нагретым ложем.

Все то утро они продолжали двигаться на юг, хотя Трэвис вскоре засомневался, правомерно ли в данном случае употребление слова "утро". Время близилось к полудню, а вокруг не только не становилось светлее, но как будто бы даже еще потемнело. Мельчайшие капли пропитавшей воздух влаги оседали на траве, деревьях, камнях и покрывали жемчужной россыпью его плащ. Еще через некоторое время где-то за горизонтом послышались первые раскаты грома – вначале отдаленные, затем все более близкие. Гряда черных облаков, подсвеченных изнутри вспышками зеленоватых молний, стремительно надвигалась с севера, окутывая мраком небосвод.

Бельтан смахнул прилипшую ко лбу мокрую прядь волос и оглянулся назад.

– Не поздновато ли для гроз в это время года? – рассеянно произнес он.

– Поздновато, – согласилась леди Мелия, но таким тоном, что у Трэвиса мурашки по спине побежали.

Словно в подтверждение замечания рыцаря прямо у них над головами ослепительно сверкнула молния, и первые тяжелые капли приближающегося ливня застучали по булыжной брусчатке тракта Королевы.

– Нам необходимо укрытие, – озабоченно сказал Фолкен. – И срочно!

Не успел он договорить, как Бельтан пришпорил коня и галопом поскакал вперед, быстро скрывшись во мгле. Остальные продолжали путь в прежнем темпе. Холодный северный ветер трепал одежду и волосы всадников, щедро расшвыривая упругие дождевые струи горизонтальными полосами по обеим сторонам дороги. В считанные минуты Трэвис промок до нитки. Не помог и волшебный дорожный плащ: сидя в седле, он не мог закутаться в него целиком – всегда оставались какие-то щели, в которые тут же проникала вода.

Очередная вспышка молнии высветила из темноты силуэт возвращающегося Бельтана. Он осадил скользящего копытами скакуна и повысил голос, чтобы перекричать рев грозы:

– Я нашел неподалеку подходящее убежище. По-моему, это усадьба какого-то местного лорда.

Фолкен вытер рукавом струящуюся по лицу влагу.

– Усадьба – это хорошо! – одобрительно крякнул он. – Полагаю, мы сумеем убедить хозяина оказать нам гостеприимство.

Они подъехали к усадьбе почти вплотную, прежде чем Трэвис сумел разглядеть при свете сверкнувшей молнии скрытое во тьме массивное здание. Все спешились. Бельтан подхватил лошадей под УЗДЦЫ.

– Конюшня там, – сказал он, указывая на темную приземистую постройку. – О конях я позабочусь, а вы ступайте в дом.

Он увел лошадей куда-то вбок, а Мелия, Трэвис и Фолкен, держась за руки и скользя по размокшей глине, направились ко входу в господский дом. Поднявшись на крыльцо, бард несколько раз ударил кулаком по деревянной двери.

– Откройте! – крикнул он. – Откройте странникам, застигнутым в пути грозой!

Никакого ответа. Фолкен снова заколотил в дверь, но та упорно не желала отворяться. Быть может, усадьба заброшена и в ней никто не живет? Ливень мешал Трэвису разглядеть все как следует, но ему все же почудилось, что поместье окружает какая-то тягостная атмосфера упадка и тлена. Бард обменялся взглядом с Мелией и ударил в дверь с такой силой, что она едва не разлетелась. Перекрывая шум дождя и ветра, он произнес повелительным голосом:

– Если вы цивилизованные люди, впустите нас сейчас же! Мы требуем соблюдения законов гостеприимства!

Последние слова Фолкена произвели, должно быть, необходимый эффект: заскрипел отодвигаемый засов, и дверь распахнулась. Как раз подоспел вернувшийся из конюшни Бельтан, и все четверо переступили порог, очутившись в тесных и заставленных всяческой рухлядью сенях. Дверь за ними захлопнулась. Сначала Трэвису показалось, что внутри ненамного светлее, чем снаружи, но вскоре глаза его привыкли к тусклому освещению. Впустившая их в дом служанка оказалась совсем еще молоденькой девчушкой, одетой в темное, мышиного цвета платье. Грязь, покрывающая ее невыразительное лицо, не могла, однако, скрыть написанного на нем страха. Голова девушки была обвязана сомнительной чистоты белым платком, в центре которого, прямо на лбу, выделялось расплывшееся черное пятно.

– От имени моих спутников и своего приношу благодарность за гостеприимство, – заговорил Фолкен, вежливо наклонив голову. – Погода сегодня, увы, не располагает к продолжению путешествия.

На служанку его слова не произвели никакого впечатления. Она молча стояла перед бардом, затравленно косясь по сторонам, но упорно избегая смотреть ему в глаза.

– Мы хотели бы представиться твоему хозяину и поблагодарить его за приют, – решил зайти с другой стороны Фолкен. – Ты можешь проводить нас к нему?

Девушка судорожно кивнула. По-прежнему не издавая ни звука, она повернулась и повела гостей по коридору, в конце которого их ждала другая дверь, открывающаяся в большой, темный, холодный и продуваемый сквозняками зал. Сочащиеся сыростью каменные стены густо облепила плесень. Единственным источником освещения служил едва теплившийся в огромном очаге огонь. Дрова, видимо, отсырели и давали больше дыма, чем света и тепла. Высоко над головой, словно ребра гигантского чудовища, в чрево которого все они угодили, скрещивались потемневшие от копоти потолочные балки.

– Позвольте извиниться за мою служанку, господа, – послышался из темноты надтреснутый старческий голос. – Кирта тупа и нерасторопна, но других слуг у меня нет, поэтому я вынужден мириться с ее недостатками.

Трэвис поискал глазами говорящего и не сразу разглядел сидящего за шатким деревянным столом близ камина мужчину. Он был невообразимо худ; на обтянутом желтой пергаментной кожей лице бурели многочисленные оспины; лоб полностью закрывали пряди жиденьких волос. На скелетообразной фигуре мешком висела пурпурного цвета туника, некогда богатая и нарядная, а ныне сплошь усеянная сальными пятнами и местами истончившаяся до прозрачности.

Костлявой рукой хозяин поместья указал на придвинутые к столу скамьи.

– Присаживайтесь и погрейтесь у огня, господа, – снова заговорил он тусклым, но не лишенным некой изысканной приятности тоном. – Увы, я не смогу предложить вам такого же приема, как в былые дни, но охотно поделюсь всем, что имею. Времена меняются, но, пока я жив, никто не посмеет сказать, что Себарис из Тэйла забыл законы гостеприимства.

– Благодарю вас, милорд, – присела в изящном реверансе леди Мелия.

Кирта дрожащими руками приняла у путешественников промокшие плащи и развесила их сушиться поближе к очагу. Гости чинно расселись на скрипучих лавках вокруг стола и отведали собственноручно разлитое хозяином подогретое вино с пряностями. Трэвис осторожно пригубил чашу, прислушиваясь к ощущениям. Глинтвейн отдавал уксусом и был изрядно разбавлен водой, но все же согревал, что существенно повышало его ценность после долгого пребывания под холодным дождем. Трэвису показалось несколько странным, что лорд Себарис не спросил их имена, но он еще слабо ориентировался в местных обычаях и не мог с уверенностью судить, соответствует или нет поведение хозяина пресловутым законам гостеприимства, играющим, судя по всему, весьма важную роль во взаимоотношениях людей в этом мире. А может, этот обнищавший лорд просто слегка свихнулся. В подтверждении этой гипотезы свидетельствовал нездоровый лихорадочный блеск в глазах старика, не ускользнувший от взора сидящего рядом с ним Трэвиса.

Кирта, покинувшая зал, пока гости пили вино, вернулась и брякнула на стол поднос с угощением, не отличающимся, к сожалению, ни обилием, ни разнообразием: черствый черный хлеб, вареная репа и несколько ломтиков жилистого копченого мяса. Хозяин жестом пригласил путешественников к трапезе, чем они к занялись, правда, без излишнего энтузиазма.

– Вы, наверное, удивляетесь, почему столь скуден мой стол, не так ли? – заметил Себарис после паузы. – Только не отрицайте, прошу вас! По вашим лицам легко прочесть, что вы обо мне думаете: какой стыд для благородного лорда докатиться до такого нищенского существования!

– Ну что вы, милорд! Как можно?! – воскликнула леди Мелия. – Напротив, мы чрезвычайно благодарны вам за доброту и щедрость.

Себарис рассмеялся, но в смехе его звучала горечь.

– Вы прекрасно воспитаны, миледи, и еще несколько лет назад вас ожидал бы в моем доме достойный королевы прием. – Глаза его затуманились. – Увы, у меня почти ничего не осталось. Они все забрали. Все! – Он подался вперед, вцепившись похожими на птичьи когти пальцами в подлокотники кресла. – И это к лучшему. Да-да, к лучшему! Пусть забирают мое серебро, мои вина, мои запасы... Уж лучше это, чем ваши...

Приступ сильнейшего кашля оборвал речь лорда. Исхудавшее тело сотрясали непрерывные спазмы. Когда же наконец Себарис немного успокоился и вытер губы салфеткой, на ней отчетливо проступили кровавые пятна.

Мелия окинула скорчившуюся в кресле старческую фигуру внимательным и сочувственным взглядом.

– Кто такие они, милорд? – мягко спросила она. Но Себарис уже оправился, и в глазах его вновь замерцал зловещий огонек безумия. Он небрежно отмахнулся от вопроса.

– Не обращайте внимания, миледи. Последнее время мне нездоровится, вот и болтаю иногда всякую чушь. Уверяю вас, вам нет нужды беспокоиться.

Остаток трапезы прошел в похоронном молчании, но когда все было съедено, лорд немного оживился.

– Я вижу, вы странствуете в обществе менестреля, – заметил он и мечтательно вздохнул: – Давненько стены этого зала не слышали хорошей музыки!

Фолкен без возражений извлек из котомки лютню и бережно протер лаковое покрытие корпуса чистой тряпочкой. Потом несколько раз провел пальцами по струнам, настраивая инструмент, и объявил:

– Это старинная песня, друзья, но мне думается, она достойна того, чтобы прозвучать в этом доме именно сегодня.

Он ударил по струнам и запел чистым, хорошо поставленным голосом:

Закат, искрясь в речной волне,

В долине догорал,

Когда на белом скакуне

Лорд Гленнен проезжал.

Он в сотню лиг проделал путь,

И выбился из сил,

Но и часок передохнуть

Себе не разрешил.

Не каждому такую весть

По силам донести;

Лишь храбрецу доверят честь

Подмогу привести.

Сомнения отбросив прочь

И в сердце долг храня,

Вперед, в сгущавшуюся ночь,

Он вновь погнал коня.

Чу, что за люди у реки

Оружием звенят?

И почему у них клыки

И так глаза горят?

И рыцарь осадил коня:

"Похоже, нас с тобой

Боится нечисть, как огня,

О Снежногривый мой!

Но сам их Бледный Властелин

Не остановит нас:

Сквозь тьму врагов пробьюсь один

И выполню приказ!"

Леденящий кровь вопль оборвал барда.

– Замолчи, глупец! – вскричал Себарис. – Они услышат тебя! Они слышат все. – Он вскочил с кресла, обводя собравшихся помутившимся от страха взором. – Разве вы не знаете, что эта песня запрещена?

Гости ошарашенно уставились на него.

Прошло несколько секунд, прежде чем Себарис успокоился и к нему вернулся рассудок. Фолкен помог обмякшему лорду сесть обратно в кресло, а Мелия налила вина в кубок, который тот осушил одним жадным глотком.

– Приношу свои извинения, милорд, если моя песня не пришлась вам по душе, – учтиво произнес бард.

– Твоей вины здесь нет, добрый менестрель, – покачал головой Себарис и тяжело вздохнул. – Вы прибыли издалека и не можете знать... Давайте лучше оставим эту тему. Кирта сейчас проводит вас в комнату для гостей, где вы сможете отдохнуть с дороги.

– Вы очень любезны, милорд, – с поклоном сказала Мелия, поднимаясь из-за стола.

– Боюсь, одной моей любезности недостаточно, – чуть слышно промолвил Себарис, ни к кому конкретно не обращаясь и как будто разговаривая сам с собой. Трэвису показалось, что в глазах у него снова разгорается огонек безумия, хотя, возможно, то был просто отсвет догорающих в очаге углей. Они попрощались с хозяином, прихватили с собой не успевшие просохнуть плащи и покинули зал вслед за служанкой. Кирта провела их по темному коридору и остановилась перед какой-то дверью, жестом приглашая гостей войти.

– Я умею исцелять раны. Если хочешь, могу заняться твоей, дитя мое, участливо предложила Мелия, покосившись на запятнанную чем-то темным повязку на лбу девушки. Она потянулась к платку, но Кирта резко отшатнулась и ожесточенно затрясла головой, глядя на нее полными ужаса глазами затравленного зверька.

Мелия убрала руку.

– Что ж, не хочешь, не надо, – равнодушно сказала она и отвернулась, но в янтарных глазах мелькнул живой интерес, не укрывшийся от зоркого взгляда Фолкена.

– Похоже, бедная девочка не сумела по достоинству оценить твою доброту, – заметил он с усмешкой, когда служанка, даже не пожелав им доброй ночи, растворилась в темноте коридора.

– Ты прав, – задумчиво кивнула Мелия. – Знать бы еще почему?

– Послушайте, – прервал их диалог сердитый голос Бельтана, – если вам так хочется, оставайтесь на пороге и обсуждайте хоть до утра мотивы поступков придурковатой девки, а я лично собираюсь войти и скинуть кольчугу, пока она не рассыпалась от ржавчины. Целый день под проливным дождем мало способствует сохранности доспехов.

– И терпения, – заметила Мелия.

Отведенная им комната оказалась такой же сырой и холодной, как и весь дом. Штукатурка на стенах растрескалась, с потолка свисали клочья паутины, очаг был пуст. Всю обстановку составляли несколько лавок, таких ветхих и шатких, что никто не рискнул ими воспользоваться. Вместо лавок они уселись на расстеленные прямо на полу плащи.

Мелия расправила две-три воображаемые складки на платье и капризным тоном спросила:

– Ну, кто-нибудь возьмется мне объяснить, что, во имя Зеи, все это означает?

– Хороший вопрос, – кивнул бард. – Как я понимаю, ты имеешь в виду прежде всего поведение нашего доброго хозяина? Признаться, я и сам не прочь узнать, с каких это пор в Эридане запрещено исполнять "Гибель Гленнена"? Чушь какая-то! – Он рассеянно провел пальцем по струнам лютни и недоуменно покачал головой. – Полнейшая бессмыслица, с какой стороны ни глянь. Одной служанки маловато даже для провинциального лорда. Чтобы содержать в порядке такую большую усадьбу, необходимо не меньше дюжины слуг. Что вообще стряслось с эриданцами? Сначала в городе, потом здесь... Очень мне это все не нравится!

– Мне тоже, – сухо сказала Мелия. – Но я в любом случае считаю, что нам не следует злоупотреблять гостеприимством лорда Себариса.

– Да уж, – согласился бард. – Гроза, думаю, скоро кончится. Переночуем, а на рассвете тронемся дальше. Полагаю, он будет просто счастлив от нас отделаться.

До наступления ночи оставалось еще немало времени, и они коротали его, готовясь к завтрашнему отъезду. Бельтан точил меч на оселке, Фолкен полировал мягкой тряпочкой лютню, а Мелия производила ревизию оставшихся съестных припасов, роясь в мешках и негромко напевая при этом какую-то мелодию без слов. Одному Трэвису не нашлось никакого занятия.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросил он, окончательно измаявшись от безделья.

– Можешь, если не будешь путаться под ногами, – раздраженно проворчал бард.

Трэвис обиделся, забился в угол и сидел там, насупившись и от нечего делать играя своим малакорским кинжалом. Кончилось тем, что он порезал палец и пришел в полное уныние, чувствуя себя беспомощным, бесполезным и никому не нужным. Когда стало совсем невмоготу, он поднялся и направился к выходу.

– Пойти прогуляться, что ли? – нерешительно сказал он.

– Погуляй, но далеко не уходи, а то заблудишься, – не поворачивая головы, ответила леди Мелия.

Ее слова оказались последней каплей, переполнившей чашу терпения Трэвиса. Пребывание в этом странном мире само по себе стало для него тяжким испытанием, а если добавить к этому унизительную зависимость от окружающих и роль мальчика на побегушках... Слепая ярость затуманила ему голову, руки непроизвольно сжались в кулаки.

– А я, между прочим, не совсем дурак, к вашему сведению! – громко и с вызовом заявил он, уже не заботясь о том, как будет воспринята подобная дерзость.

На этот раз Мелия соизволила-таки оторваться от своего занятия. На лице ее не отражалось ни гнева, ни возмущения, ни даже удивления. Задумчиво посмотрев на него, она тихо сказала:

– Я тебя никогда таковым и не считала, дорогой.

Но Трэвис уже ничего не хотел слушать. Он выскочил из комнаты и с силой захлопнул за собой дверь.

Холод и сырость немного освежили ему голову. Стоя в коридоре, он огляделся по сторонам. Было так темно, что он не смог бы с уверенностью сказать, где находится: в поместье эриданского феодала или внутри скромного фермерского домика в Иллинойсе, в котором прошло его детство. Да и какая, в сущности, разница, если и здесь, и там он испытывал одинаковые чувства?

"Не путайся под ногами, Трэвис". Он и раньше слышал эти слова, только произнесенные другим голосом. Голосом его отца. "Придурки вроде тебя больше ни на что не годны. А заниматься настоящим делом предоставь тем, кто умеет хотя бы отличать правую руку от левой".

Трэвис встряхнул головой, и призрак иллинойсской фермы растаял, как тень в сумерках. Он снова был в Эридане, совершенно не представляя при этом, где тот находится.

Он знал, что разумнее всего вернуться назад, но уязвленное самолюбие и упрямство не позволяли так быстро сдаться. Да и спать совсем не хотелось. Вместо этого Трэвис прошелся по коридору мимо запертых, затянутых паутиной дверей. Через дюжину шагов коридор уперся в стену с единственным окном, забранным деревянными ставнями. Он толкнул ставни, но те даже не подались. Стиснув зубы, он толкнул сильнее. С жалобным, протестующим скрипом створки распахнулись.

Трэвис высунул голову в окошко и с удовольствием вдохнул свежий, насыщенный дождевой влагой воздух. Окно выходило на противоположную фасаду сторону и открывалось в сад. Точнее говоря, в то место, где он когда-то был, потому что назвать садом буйные заросли крапивы и обвитые диким плющом фруктовые деревья не поворачивался язык. Фолкен оказался прав: гроза прошла, небо очистилось, и только редкие обрывки туч, подсвеченные взошедшей луной, плыли по небосводу.

С наступлением ночи резко похолодало, но Трэвису это не мешало. Напротив, бодрящий ночной морозец привел его в чувство и основательно прочистил мозги. Некоторое время он просто стоял у окна, созерцая залитый лунным светом ландшафт и философски размышляя о том, что жизнь порой становится столь же запутанной, как побеги плюща, и такой же кусачей, как крапива.

Дыхание, слетавшее с его губ, моментально превращалось в белые облачка пара. Трэвис поежился и решил, что пора возвращаться. Он потянулся закрыть ставни и замер, уловив движение в глубине сада. Чья-то тень, скользя по мокрой траве, бесшумно перемещалась к дальнему крылу усадьбы – прямо напротив его окна. Там к ней присоединилась другая – пониже и потоньше первой. Обе тени прижались к стене. До ушей Трэвиса долетели невнятные звуки, похожие на шелест ветра в листве. Или на приглушенные человеческие голоса.

Луна скрылась за облаком, и сад погрузился во мрак. Трэвис затаил дыхание, боясь даже пошевелиться. Прошло несколько секунд. Край лунного диска вновь выплыл из-за тучки и озарил заросли и стены флигеля.

Тени исчезли.

Трэвис перевел дыхание. Он тщательно осмотрел окрестности, но больше ничего подозрительного не обнаружил. Скорее всего ему просто померещилось. С хрустом потянувшись, он широко зевнул и только тогда понял, как здорово устал. Закрыл ставни и пошел обратно по коридору.

Перед дверью в отведенную гостям комнату Трэвис остановился. Оттуда не доносилось ни звука. Должно быть, остальные уже улеглись. Постоял немного в нерешительности. Будить спутников не хотелось – он и так доставил им порядочно хлопот. В нескольких шагах от двери темнела небольшая ниша, частично задернутая полуистлевшим пологом. Не слишком подходящее для ночлега местечко, но от сквозняка в случае чего защитит. Махнув рукой, Трэвис забрался в нишу, завернулся в дорожный плащ и свернулся клубочком на голом полу. Он не рассчитывал быстро уснуть, но накатившая волной усталость смежила веки, и он сам не заметил, как провалился в глубокий сон.

44

В лицо полыхнуло нестерпимым жаром. Трэвис открыл глаза и рывком сел. Вжимаясь спиной в стену алькова, он остолбенело уставился на толстый железный прут, докрасна раскаленный конец которого находился всего в нескольких дюймах от его лба.

Лорд Себарис недовольно хмыкнул. Багровые блики отражались в его остекленевших глазах.

– Лучше бы тебе не просыпаться, друг мой, – прошептал он. – Всегда больнее, когда знаешь заранее, что тебя ждет.

Клеймо в его руках приблизилось к Трэвису еще на дюйм. В ноздри ударил неприятный запах перегретого металла. От ужаса перехватило дыхание.