Текст книги "За гранью "

Автор книги: Марк Энтони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 54 страниц)

Энтони Марк
За гранью (Последняя Руна – 1)

Марк Энтони

За гранью

(Последняя Руна-1)

Пер. с англ. А. И. Дубова

Это – мир за гранью. Сумрачный, сумеречный параллельный мир, где стоят высокие замки и царят высокие боги, где грядущее повинуется закону тайных рун и закону могущественных заклинаний. Здесь обитают чудовищные монстры. Здесь в дворцовых коридорах плетутся тончайшие интриги, рождаются дерзкие заговоры, льется кровь и творится будущее.

Это – мир за гранью. Мир, который века и века стоял рядом с миром нашим – неведомый, недоступный, чуждый. Но однажды граница меж Землей и миром за гранью перестала существовать. И тогда...

Посвящается:

Карле Монтгомери, обладающей Даром,

Кристоферу Брауну, подлинному рыцарю-защитнику, и

Шону А. Муру, проникшему в суть магии Кругов.

Тысячу лет провел Бледный Властелин в подземных чертогах своей цитадели Имбрифейл, окутанный мраком и окованный чарами сна.

А потом...

... сблизились два мира...

... и заклятие потеряло силу.

ПРОЛОГ

АПОКАЛИПТИЧЕСКОЕ СТРАНСТВУЮЩЕЕ ШОУ СПАСЕНИЯ БРАТА САЯ

Допотопный школьный автобус ворвался в городок ровно в полночь одновременно с порывом последнего октябрьского шторма.

Дряхлые тормоза обиженно взвизгнули, и автобус съехал с двухполосного горного серпантина в открытое поле. Под слоем грязи, свидетельствующим о бесконечных милях и бесчисленных днях пути, скрывалась небрежно наляпанная полоса белой краски. (Краску такого оттенка под поэтическим названием "Жемчужные врата" можно приобрести всего по 5.95 за галлон в хозяйственных магазинах фирмы "Эйс" в Левенворте, штат Канзас.) В призрачном свете заходящей двурогой луны это сочетание напоминало пожелтевшие от времени кости. Заскрипела раздвижная дверь, и с обеих сторон, подобно ангельским крыльям, вывалились два раскрашенных стоп-сигнала. На одном было написано: "Покайтесь в ваших грехах сейчас", тогда как на другом красовалась рекламная надпись: "Две штуки товара по цене одной".

Из автобуса вышел человек. Ветер, посвистывающий в пожухлой траве, легко проник своими холодными пальцами под черный похоронный костюм. Человек поглубже нахлобучил широкополую пасторскую шляпу и вперил во тьму пронизывающий взгляд.

– Да, это как раз подойдет, – прошептал он дребезжащим голосом с заметным южным акцентом. – Подойдет просто замечательно!

Странную личность, весьма смахивающую на пугало, в разное время знали под разными именами. Ныне он был известен как брат Сай. Подобно корабельной сосне, склоняющейся под порывом ветра, его долговязая фигура качнулась к открытой двери автобуса.

– Мы прибыли на место, друзья, – проговорил он.

Ему ответил хор возбужденных голосов. Кто-то включил верхние фары, мрак прорезали два луча. Визг проржавевших петель, распахнулась задняя дверь. Оттуда выпрыгнули темные фигуры – примерно с дюжину. Они с трудом волочили громоздкий сверток и, удалившись от автобуса в поле, принялись его раскатывать с привычной ловкостью. Все новые и новые фигуры выбирались из автобуса через заднюю дверь. Эти тащили стойки и канаты и туг же спешили присоединиться к первой группе. Брат Сай неспешно продефилировал к центру поля и пошел по окружности, с силой впечатывая высокий каблук в почву через равные интервалы. Замкнув круг, он отошел в сторонку и с удовлетворением обозрел результат. Здесь будет стоять его крепость. Брезент вдруг захлопал на ветру, словно парус.

– Гром и молния! – взорвался брат Сай. – Сколько раз повторять, чтобы повнимательней следили за центральной стойкой?!

Но его подручные и так напрягали все силы, стараясь удержать в вертикальном положении главную опору величиной с корабельную мачту. Шатер постепенно обретал объем и очертания, подобно поднимающемуся на ноги слону. Брат Сай, словно голодный лев, метался вокруг, выкрикивая приказы:

– Закрепить эту сторону! Канаты распутайте! Так. Трос пропустите через тали. А теперь тяните! Тяните, я сказал! А не то даже царство Властелина Тьмы вам покажется райскими кущами по сравнению с тем адом, который я вам устрою! – Брат Сай в гневе воздел над головой длинные худые руки. – Тяните!

Двадцать пар рук вцепились в канаты и стали тянуть изо всех сил. Все выше и выше вздымался в ночное небо купол. Наконец остроконечный пик шатра совместился с верхушкой центральной опоры. Теперь осталось только привязать растяжки к деревянным колышкам, закрепить нижние края брезента и убрать ненужные больше канаты и тросы. Там, где всего несколько минут назад простиралась лишь залитая лунным светом пустошь, сейчас возвышался огромный цирковой шатер. Он был невероятно стар и пестрел таким множеством заплат, что казалось, будто он сшит из штанов сотни нищих клоунов.

Брат Сай хлопнул в ладоши и громогласно рассмеялся:

– Пора начинать наше шоу!

Словно стайка призраков, его безликие подручные начали деловито шнырять от шатра к автобусу и обратно. Разворачивались полотнища флагов, извлекались откуда-то складные трибуны для зрителей. Несколько дюжин зажженных светильников перекочевали внутрь шатра, пока наконец он не засветился золотистым сиянием во мраке ночи. В последнюю очередь перед входом в шапито водрузили большой щит, на котором крупным готическим шрифтом было начертано:

АПОКАЛИПТИЧЕСКОЕ СТРАНСТВУЮЩЕЕ ШОУ СПАСЕНИЯ БРАТА САЯ.

Излечиваем недуги – Восстанавливаем веру – Спасаем души

А чуть ниже, от руки, как бы постскриптумом, было нацарапано:

Заходите к нам – мы жаждем спасти вас!

* * *

Брат Сай отступил назад, скрестил руки на груди и критически обозрел свои владения.

– Все в порядке? – прозвучал за его спиной чистый, ясный голос.

Проповедник резко обернулся, и его вытянутое лицо искривилось в зловещей усмешке.

– В полнейшем, сестра Миррим, – заверил он и протянул руку, чтобы помочь женщине спуститься по ступенькам. – Наша крепость воздвигнута вновь. Узри же ее!

Сестра Миррим окинула взглядом шатер. Ее можно было назвать весьма привлекательной женщиной, даже красавицей, если бы не унылый старомодный наряд, состоящий из наглухо застегнутого траурного черного платья и высоких башмаков на пуговицах – такие башмаки до сих пор иногда встречаются на пыльных прилавках дешевых магазинчиков в провинциальных оклахомских городишках, являя собой уродливый памятник минувшей эпохи, когда жизнь была не в пример тяжелее и жестче. Но даже такое облачение не в силах было скрыть несказанной прелести ее длинных, развевающихся по ветру волос, пламенеющих красным золотом в бледном свете луны.

Следом за сестрой Миррим спустилась по ступенькам маленькая девочка, одетая точно так же. Вот только волосы у нее были цвета ночи, а не по-детски мудрые глаза имели ярко выраженный фиолетовый оттенок. Брат Сай подхватил ребенка на руки. Девочка доверчиво обхватила его за шею маленькой прохладной ручонкой и приникла к щеке проповедника пухлыми розовыми губками.

– Я тоже тебя люблю, Малышка Саманта, – несколько смущенно пробормотал брат Сай.

– Конечно, любишь, – убежденно сказала девочка.

Он опустил ее на землю, и все трое, взявшись за руки, направились к шапито. Ветер, посвистывающий меж растяжек и стоек, выводил заунывную и бесконечно печальную мелодию.

– Ты уверен, что они придут, брат Сай? – прозвучал в тиши нежный, воркующий голос сестры Миррим. – Я смотрела, но пока, увы, не узрела никого.

Проповедник устремил взор мимо купола вниз, в долину. В прозрачном воздухе высокогорья даже отсюда было нетрудно разглядеть беспорядочное сборище крошечных искорок-огоньков, тускло мерцающих в ночном мраке. Кастл-Сити. И за каждой искоркой – люди, наслаждающиеся уютом и теплом в своих жалких домишках и вовсе не подозревающие о приближении Тьмы. Да и откуда им было знать, если Тьма пока еще очень далеко, да и сама природа ее немыслимо чужда этому миру? Откуда им знать? И как понять и представить, что она угрожает не только телам, но и душам? Но они непременно должны узнать и понять. Для того и прибыли сюда эти трое, совершив долгое, очень долгое путешествие.

– Им придется прийти, – ответил наконец брат Сай. – Слишком много ролей, для которых еще не подобраны актеры.

Сестра Миррим покачала головой. Брат Сай уклонился от прямого ответа.

– Но придут ли они? – настойчиво повторила она. – Захотят ли прийти?

Вместо проповедника заговорила Малышка Саманта.

– О да, они захотят прийти, – прошептала она. – И они придут! Девочка осторожно высвободила свои кукольные ручонки и шагнула к скопищу огней далекого города. – И еще. Там есть двое, кому придется много тяжелей, чем всем прочим. Но мы не можем знать, достанет ли у них сил взвалить на плечи эту тяжесть.

Брат Сай скорбно склонил голову.

– Что ж, тогда мы можем хотя бы молиться за них, не так ли, птичка моя?

Леденящий холодный ветер сорвался с отдаленных вершин и с бешеной силой ударил в задрожавший купол. Все трое как по команде обернулись. На освещенных изнутри брезентовых стенах шапито причудливо играли тени, отбрасываемые раскачивающимися светильниками. Внутри и вокруг купола метались расплывчатые фигуры, стараясь уберечь его от ярости стихии. Некоторые силуэты были коренастыми и плотными, как древесные пни; другие, наоборот, – высокими и гибкими, с длинными пальцами, похожими на молодые побеги. У третьих на голове красовалось нечто похожее на рога, а четвертые расхаживали на кривых козлиных ногах, озабоченно помахивая хвостами. Впрочем, все это легко могло оказаться игрой воображения, тем более что ветер вскоре утих, шатер перестал колыхаться и причудливые тени больше не кривлялись на его стенах.

– Пойдемте внутрь, – предложил брат Сай.

– Будем ждать? – спросила сестра Миррим.

– Да, будем ждать, – убежденно кивнула Малышка Саманта.

Вновь взявшись за руки, они вошли в освещенный купол шапито, оставив за спиной ночь и спящий маленький городок в горной долине.

Часть первая

НАДВИГАЮЩАЯСЯ ТУЧА

1

Временами налетающий с гор ветер вызывал у Трэвиса Уайлдера странное ощущение, будто сейчас может произойти все что угодно.

Он всегда заранее слышал приближение бури, задолго до того, как первое, чистое, словно горный снег, дуновение коснется его лица. Сначала до ушей его долетал глухой рокот, зарождающийся в теснинах ущелья и отдаленно напоминающий рокот сотрясаемого штормом океана, но все же не совсем такой. Спустя немного времени он уже мог воочию наблюдать за приближением стихии, глядя, как волна за волной склоняются перед ней вершины деревьев на окружающих долину склонах. Стройные ряды корабельных сосен гнулись под порывами ветра в величавом грациозном ритме, тогда как соседствующие с ними эспены [Эспен – разновидность тополя, ветви и листья которого приходят в движение при малейшем порыве ветра] с кучерявыми, словно облака, кронами начинали дрожать, меняя цвет с зеленого на серебристый и опять на зеленый. Еще через несколько мгновений шквал добирался до заброшенных полей вокруг города, заставляя метаться в безумном языческом танце клубки перекати-поля.

А потом ветер набрасывался на город.

Словно целый табун невидимых индейских пони проносился он по Лосиной улице – главной магистрали Кастл-Сити. Все дальше и дальше, мимо универмага Мак-Кея, мимо кафе "Москито", мимо пустующего здания пробирной конторы, мимо салуна "Шахтный ствол" и потускневшего фасада выстроенного в викторианском стиле оперного театра. Собаки начинали лаять и гоняться за обрывками газет. Прогуливающиеся туристы поворачивались спиной и зажмуривались, чтобы уберечь глаза от десятков миниатюрных пыльных смерчей, взметающих с мостовой целлофан сигаретных пачек и разноцветные обертки от жвачки. Ко всему привычные, ковбои с туристических ранчо первым делом хватались за поля своих черных шляп, не обращая внимания на пляшущих позади дьяволят.

Трэвис любил ветер, хотя и отдавал себе отчет, что во всем городе он скорее всего один такой ненормальный. Он всегда любил ветер. В такие минуты он неизменно открывал испещренную дробинами дверь салуна "Шахтный ствол", владельцем которого имел сомнительную честь являться, и выходил на улицу, чтобы встретить бурю лицом к лицу. Трэвис рассуждал так: невозможно узнать, откуда прилетел сюда этот воздушный поток и что несет он на своих крыльях. Поэтому он с удовольствием вдыхал воздух, насыщенный терпким ароматом хвои и студеной свежестью горных ключей, нередко размышляя, кто вдыхал этот воздух прежде, где живут эти люди, на каком языке говорят, каким богам молятся и молятся ли вообще, какого цвета у них глаза, какие мысли и чаяния скрываются в потаенных глубинах их зрачков?

Впервые подобное настроение овладело Уайлдером в тот момент, когда он, совсем еще желторотый паренек, взращенный и воспитанный среди бескрайних равнин Иллинойса, сошел с заляпанного грязью междугородного автобуса и испытал то неповторимое ощущение причастности, которое дает Кастл-Сити. За истекшие семь лет это чувство посещало его регулярно, причем, к удивлению и радости самого Трэвиса, нисколько не ослабевая с годами. Встречая бурю лицом к лицу, он всякий раз испытывал щемящее томление и ощущал странную уверенность в том, что ему нет надобности делать выбор, поскольку для него нет ничего невозможного.

Однако, несмотря на все свои предчувствия, Уайлдер и представить не мог в тот промозглый серенький вечер такого же промозглого и серенького дня, пришедшегося на мерзкий период безвременья между наполненной золотом и синевой осенью и бодрящей морозной зимой, как скоро и круто изменится все в жизни города и в его собственной. Позже, оглядываясь назад и уже зная, что и как произойдет, он пропустит сквозь сито памяти все загадочные события и отыщет среди них то единственное, с которого все и началось. Само по себе оно было столь незначительным и малоприметным, что он никогда бы о нем и не вспомнил, если бы не тот неоспоримый факт, что именно после него все начало меняться со страшной быстротой – и меняться необратимо.

Все началось с перезвона колокольчиков.

2

Полуденное солнце заливало горную долину тягучим золотом. Трэвис Уайлдер ехал в город на своем стареньком раздолбанном пикапе. Сквозь треск помех и скрип передней панели из радиоприемника доносилась едва слышная музыка. Подвешенный к зеркальцу заднего обзора бумажный освежитель воздуха в виде миниатюрной сосенки беспорядочно болтался перед глазами. Высокогорное солнце и время давно выветрили из него последние молекулы искусственного хвойного аромата. Двигатель натужно взревел, когда Трэвис переключил передачу и миновал крутой поворот серпантина на скорости, вдвое превышающей рекомендуемую желтым ромбом дорожного указателя очень похожим на кусок швейцарского сыра из-за множества дыр от крупнокалиберной дроби.

"Ты опаздываешь, Трэвис", – напомнил он себе.

Первую половину дня он провел за починкой крыши ветхого охотничьего домика, в котором жил. Пришлось заменить несколько планок и закрепить пару-тройку полос рубероида, оторванных бурей, бушевавшей минувшей ночью. Ему давно бы следовало подготовить жилище к зиме, скорое наступление которой предвещали разжиревшие, вконец обленившиеся сурки, одевшиеся густым красноватым мехом, да все руки не доходили. Когда он наконец догадался поднять голову, солнце уже клонилось к вершинам гор на западе. Трэвис так никогда и не научился следить за временем. Впрочем, он многому как следует так никогда и не научился. Потому, наверное, и обосновался здесь, в Каста-Сити.

Завсегдатаи начнут потихоньку сползаться в "Шахтный ствол" ближе к закату. Прибавим к этому дюжину-другую туристов, случайно или намеренно свернувших с магистрали и очутившихся в Каста-Сити. Вообще говоря, в это время года по горным дорогам разъезжает масса людей, жаждущих полюбоваться красотами золотой колорадской осени из уютных отапливаемых салонов своих или взятых напрокат автомобилей. И вдобавок именно на сегодня назначено заседание "Книжного клуба" под председательством Мойры Ларсон. Тема заседания: "Адюльтер во французских романах XIX века". Уайлдер содрогнулся, представив себе дюжину разъяренных книголюбов, лишенных возможности всласть подискутировать о влиянии на общество классовой структуры на примере "Мадам Бовари" Флобера.

"Ты очень, очень сильно опаздываешь, приятель!" – нервно присвистнул Трэвис, но тут же напомнил себе, что в салуне остался Макс.

Макс Бейфилд был единственным наемным работником, которого мог позволить себе Уайлдер. На сегодня как раз приходилась его смена, хотя Трэвис почти не сомневался в том, что Макс, как всегда, вместо обслуживания посетителей станет опять ковыряться в бухгалтерских книгах салуна, тщетно отыскиваю между строчек укрытые от налогов деньги. Бейфилд служил бухгалтером в какой-то нью-йоркской фирме и был вынужден перебраться в Колорадо, скрываясь от правосудия. Когда-то Уайлдер опрометчиво нанял его и теперь расплачивался за этот добрый порыв. Что ж, во всяком случае, Макс не откажет клиенту, если тот попросит нацедить кружечку пива. С другой стороны, Максу решительно нельзя доверять бар в часы пик. Оставалось только надеяться, что он не станет сегодня вертеться вокруг музыкального ящика, уверяя посетителей, что классические произведения существенно повышают ай-кью слушателей, в то время как музыка в стиле вестерн-кантри с ее упрощенным мелодическим строем и повторяющимися ритмами производит прямо противоположное воздействие.

Обуреваемый тревогой, Трэвис еще прибавил газу, и его грузовичок вылетел из-за поворота, как выпущенный из пращи камень.

До города оставалось не больше мили, когда в треснутом лобовом стекле промелькнула груда старых развалин на обочине дороги. Хотя Трэвис проезжал мимо них много раз, эти руины неизменно притягивали его взор. Здание сгорело задолго до его приезда в Каста-Сити, но он почему-то все равно отчетливо представлял себе, как неприветливо и уродливо выглядело оно до пожара. Длинное приземистое строение со множеством крошечных окошек-бойниц, с завистливой ненавистью глазеющих на красоту окрестных гор. Ныне от него осталась лишь почерневшая оболочка, чем-то похожая на хитиновый панцирь издохшего у дороги гигантского жука.

Если верить рассказам старожилов, когда-то здесь находился сиротский приют. Построенный во времена Великой Депрессии Странноприимный дом Беккетта для детей-сирот несколько десятилетий считался крупнейшим в центральном Колорадо детским приютом, но лет двадцать назад он сгорел дотла. К тому времени сиротские приюты вышли из моды, так что восстанавливать его не стали, о чем Трэвис, кстати, нисколечко не жалел. Было в этих развалинах нечто... нечто неправильное, что ли. Он не мог с уверенностью определить, что именно, но, проезжая мимо, не раз ловил себя на том, что его посещают мрачные мысли. Мысли о страдании, ужасе и прочих неприятных вещах. Возможно, эти мысли приходили в голову, потому что он знал об унесенных пожаром человеческих жизнях. К счастью, никто из детей не пострадал – всех удалось вывести, но несколько служащих оказались отрезаны огнем в своих комнатах и сгорели заживо. По крайней мере так ему рассказывали. Трэвис не мог судить, насколько достоверны эти байки, но если в окрестностях Кастл-Сити где-нибудь и водились привидения, руины Странноприимного дома Беккетта были для них самым подходящим местечком.

Развалины сгоревшего приюта скрылись за поворотом, и Уайлдер полностью сосредоточился на дороге. Почему-то олени, обитающие в окрестных горах, предпочитали именно в это время суток сигать через шоссе прямо перед носом у машин. Трэвис прищурился, чтобы лучше видеть. И в этот момент перед глазами мелькнуло что-то необычное, но только не олень – в этом он мог поклясться. Забыв о том, что безнадежно опаздывает, он сбросил газ и включил первую передачу. Двигатель протестующе зарычал, но пикап послушно замедлился и теперь еле полз со скоростью пешехода.

Это был старый рекламный щит.

Покрышки с ходу врезались в придорожный гравий, заскрипели тормоза, и грузовичок застыл на обочине перед очередным поворотом серпантина. Уайлдер, не выходя из машины, уставился на него сквозь боковое стекло. Как это обычно бывает в условиях высокогорья с сооружениями из дерева, щит побелел и потрескался, но выглядел тем не менее на удивление сохранившимся. На вид ему можно было дать лет шестьдесят – семьдесят, и даже самые свежие из рекламных плакатов, которыми он был обклеен, давно поблекли и выцвели. Но если приглядеться, еще можно было различить на них призрачные фигуры людей в костюмах и платьях, вышедших из моды два десятилетия назад. Они смеялись и радовались жизни, с наслаждением затягиваясь дымом тонких белых сигарет, элегантно зажатых между холеными длинными пальцами.

Уайлдер с усилием открыл тяжелую, неподатливую дверь и выбрался наружу. Студеный ветер, вздыхая, шелестел по поросшим высохшей травой пригоркам, и Трэвис от души порадовался, что догадался надеть дубленку, под которой, правда, на нем были лишь полинявшие синие джинсы и рыжевато-коричневая рабочая рубашка. Он был высоким, поджарым и широкоплечим, но вечно сутулился, должно быть, бессознательно стесняясь своего роста. Хотя ему уже стукнуло тридцать три, выглядел он гораздо моложе, а когда улыбался смущенной, по-детски озорной улыбкой, мог вообще сойти за подростка. Волосы на голове имели устойчивый тускло-желтый песочный цвет, а вот в бороде, которую он обычно отпускал к зиме, чтобы уберечь лицо от холода, а иногда и просто так – от лени, приобретали неожиданно яркий золотисто-медный оттенок.

Трэвис поправил очки в тонкой металлической оправе. Эти очки подарил ему несколько лет назад Джек Грейстоун. Джек владел "Обителью Мага", антикварным магазинчиком в западной части города, и был одним из старейших и лучших – а может быть, и самым лучшим, – друзей Уайдцера. Этим очкам было больше ста лет, и принадлежали они некогда молодому стрелку-ганслингеру [Ганслингер – букв, человек, очень быстро выхватывающий оружие. Давно устаревший термин времен покорения Дикого Запада] по имени Тайлер Кейн. Джек любил повторять, что лучший способ понять настоящее заключается в том, чтобы взглянуть на него сквозь призму давно минувшего прошлого. Временами Трэвису казалось, что Джек Грейстоун – самый мудрый из всех известных ему людей.

Похрустывая сапогами по мерзлому грунту, Уайлдер подошел к щиту вплотную и сразу обнаружил привлекшее его внимание несоответствие. Вчерашняя ночная буря оторвала изрядный клок сигаретной рекламы, под которой скрывалась картинка, демонстрирующая весьма своеобразный ландшафт. Нет, даже не картинка, а скорее фотография. Изображение выглядело настолько реальным и четким, что прямо дух захватывало. Склон заснеженной горной вершины, у подножия которой угадывалось нечто похожее на вечнозеленый лес. Трэвис машинально протянул руку, чтобы отодрать до конца потускневший рекламный плакат.

И в это мгновение он услыхал звон колокольчиков.

Звук был слабым и отдаленным, но на диво ясным и прозрачным. Чем-то он напомнил Уайлдеру перезвон бубенчиков на мчащихся зимней ночью санях. Он опустил руку и склонил голову на плечо, прислушиваясь, но не услышал больше ничего, кроме заунывного посвиста ветра, шныряющего среди гранитных скал. Он поежился и вспомнил о том, что ему давно пора быть в салуне. Что бы это ни было, оно бесследно исчезло, если только ему вообще не померещилось. Трэвис выждал еще мгновение и со вздохом зашагал обратно к грузовичку.

Ветер внезапно сменил направление и донес до ушей Уайлдера мимолетный, но отчетливо различимый обрывок музыкальной фразы. Он вздрогнул и резко обернулся. Музыка снова смолкла, но на этот раз ему удалось засечь направление. Взгляд его скользнул по заросшей побуревшей сухой травой пустоши и остановился на почерневших руинах в нескольких сотнях ярдов от дороги. "У тебя нет на это времени, Трэвис", – мелькнуло в голове, но он уже шагал, не разбирая дороги, наискосок через поле, засунув озябшие руки в карманы дубленки.

Минуту спустя он стоял под обгоревшими стенами приюта, заслонившими от обзора порядочный кусок прозрачно-синего небосвода. Никогда прежде он не подходил к развалинам так близко. С этого расстояния ряды окошек казались уже не пустыми зияющими глазницами, а скорее разинутыми в безмолвном крике ртами. Лишайники, словно струпья, густым слоем покрывали обугленные деревянные рамы. Даже спустя столько лет в воздухе ощущался запах гари едкий и угрожающий. Трэвис задержал дыхание и прислушался. Только ветер, тишина и ничего более.

Он продрался сквозь ломкие заросли сухого чертополоха и обошел коробку с торца. По ту сторону он заметил еще пару строений. Они находились достаточно далеко от главного здания и не пострадали от огня. Унылая серая краска на стенах давно облупилась и слезала клочьями, но двери были закрыты и заперты массивными засовами. Судя по всему, здесь раньше было что-то вроде склада. Узкий проход между строениями походил на аллею. Что-то мелькнуло в глубине, или ему показалось?

Трэвис шагнул в проход и в конце его разглядел кучу проржавевшего металлолома и старую бочку. Никого живого он не обнаружил. Он уже собирался повернуть обратно, как вдруг прямо у него под ногами что-то блеснуло. Присев на корточки, Уайлдер принялся исследовать четко отпечатавшиеся на влажной почве следы. Некоторые успели наполниться водой – отблеск света в такой лужице и привлек его внимание. Углубления в грунте определенно были сделаны раздвоенным оленьим копытом. Ничего необычного: сотни оленей безбоязненно бродили по всей долине. Пожав плечами, Трэвис поднялся и хотел было повернуть обратно...

В этот раз колокольчики звенели гораздо громче. И гораздо ближе.

Уайлдер резко развернулся на звук. Есть! Что-то шевельнулось около бочки – что-то живое, он не мог ошибиться.

– Эй, кто там? – позвал он охрипшим голосом, но ответа не получил. Он сделал шаг вперед. Потом еще шаг. Тени сгустились вокруг, и новый звук прорезал пространство – новый звук, больше всего похожий на... на смех? Высокий и вибрирующий, могущий с равным успехом принадлежать ребенку и старухе. Дождевая бочка внезапно начала раскачиваться из стороны в сторону, а потом завалилась набок. Скопившаяся в ней темная, как кровь, вода хлынула на землю.

Сердце в груди Трэвиса екнуло и сжалось. Он попятился назад. Снова этот дурацкий издевательский смех. Он закусил губу, чтобы не закричать, повернулся и побежал прочь.

Неожиданное препятствие, возникшее на пути, заставило Уайлдера резко затормозить. На этот раз он не сумел удержать крика. Отступив на пару шагов, он в страхе поднял голову.

– Могу я быть чем-то полезен, сынок?

Преградивший Трэвису дорогу незнакомец выглядел таким старым, как будто лет на восемьдесят пережил собственные похороны. Его потраченный молью черный костюм архаичного покроя с высоким стоячим воротничком мешком сидел на долговязой, костлявой фигуре, больше напоминающей ходячий скелет. Из-под сюртука выглядывала некогда белая, а ныне пожелтевшая от бесчисленных стирок сорочка, стянутая на горле обвисшим веревочным галстуком. Старик поднял руку и придержал свою широкополую шляпу, которую чуть было не унесло внезапным порывом ветра.

– Я спросил, могу ли я быть чем-то полезен, сынок, – повторил незнакомец. – Прошу прошения, но ты выглядишь таким же бледным, как Лот после бегства из Содома. По-моему, ты нуждаешься в помощи, сынок.

Голос его звучал сухо и монотонно, как шорох змеиного брюха по песку, но неприятное впечатление несколько скрадывалось отчетливо выраженным южным акцентом. Это был голос, внушающий одновременно ужас и преклонение. Губы старика раздвинулись в гримасе-улыбке, обнажив крупные зубы такого же тускло-желтого цвета, как его сорочка. Из-под кустистых бровей сверкнули вдруг черными угольками неожиданно молодые глаза.

– Ты не похож на глухонемого, сынок, – заметил незнакомец, так и не дождавшись ответа. – Ты ведь умеешь разговаривать, не так ли?

Трэвис ухитрился кивнуть.

– Со мной все в порядке, – выдавил он наконец. – Там, у сарая, кто-то напугал меня. Олень, наверное, или какое-то другое животное.

Инстинкт подсказывал ему как можно скорее убираться отсюда. От одного только вида этого типа с мертвецкой ухмылкой и пергаментной кожей Трэвиса жуть охватывала. Бродяга, не иначе, – если судить по одежке. Да и сам старик какой-то ненормальный. Не то чтобы агрессивный, но определенная угроза рядом с ним ощущается.

Трэвис сглотнул слюну.

– Послушайте, мне пора идти. Я... мне нужно кое-что сделать.

Незнакомец несколько мгновений не сводил с него изучающего взгляда, потом кивнул:

– Ты прав, сынок. Тебе действительно предстоит многое сделать.

Уайлдер ничего не ответил. Он поспешно проскочил мимо зловещей фигуры и рванул во весь дух через поле, не оглядываясь и глядя только под ноги. Слепое везение привело его прямо к грузовичку. Он забрался в кабину и только тогда позволил себе оглянуться назад. Человек в черном не сдвинулся с места. Он так и стоял на фоне обугленных стен приюта посреди колышащейся волнами сухой травы, одной рукой придерживая от ветра шляпу. Взгляд его был устремлен к горизонту, как будто эти маленькие пронзительные обсидиановые глазки провидели приближение чего-то неведомого и страшного, недоступного взорам простых смертных.

Трэвис поежился, захлопнул дверь и повернул ключ зажигания. Пикап завелся и, стреляя гравием из-под колес, послушно выехал на дорогу.

Сейчас, когда напряжение спало и он вновь сосредоточился на управлении машиной, произошедшее с ним уже не казалось Уайлдеру чем-то из ряда вон выходящим. Он даже рассмеялся, припомнив, как испугался безобидного оленя, случайно опрокинувшего бочку с дождевой водой, и бродягу-старика в черном личность хотя и своеобразную, но наверняка тоже безвредную. Что касается звона колокольчиков, то он скорее всего ему попросту померещился. В противном случае оставалось только предположить, что у него поехала крыша, но такой вариант Трэвис отказывался рассматривать даже чисто теоретически. Он прибавил газу и принялся насвистывать сквозь зубы в такт музыке, льющейся из радиоприемника.

Впереди, прямо по ходу, показалась остроконечная макушка какого-то куполообразного сооружения. Подъехав поближе, Уайлдер с удивлением узнал в нем цирк-шапито. Шатер был разбит посреди пустоши неподалеку от шоссе. Брезент купола покрывали многочисленные заплатки. Рядом с ним был припаркован старенький школьный автобус. Проезжая мимо шапито, Трэвис снизил скорость. Перед входом в шатер красовался грубо сколоченный деревянный щит с надписью. Буквы расплывались перед глазами, и Уайлдеру пришлось напрячься, чтобы прочитать ее. Надпись гласила:

АПОКАЛИПТИЧЕСКОЕ СТРАНСТВУЮЩЕЕ ШОУ СПАСЕНИЯ БРАТА САЯ

Излечиваем недуги – Восстанавливаем веру – Спасаем души