Текст книги "За гранью "

Автор книги: Марк Энтони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 54 страниц)

Ей почему-то почудилось, что в спальню сейчас войдет Иволейна и обрушится на нее с холодной яростью, магическим путем узнав о ее шпионских намерениях. Но посетительница оказалась совсем другого рода. Она вошла мелкой семенящей походкой, почтительно наклонив голову. Молодая женщина в сереньком платьице и переднике служанки или горничной. Вьющиеся темные волосы, частично закрывающие лицо. Странно, она вроде бы не вызывала прислугу...

– Могу я чем-то помочь?

– Я очень на это надеюсь, миледи.

Девушка подняла голову, и только сейчас Грейс узнала ее. Адира, служанка, которую она вырвала из рук разгневанного лорда Ольстина и спасла от незаслуженного наказания. Это из ее уст она впервые услышала слово "колдуньи". В тот день Адира показалась Грейс бойкой и смелой девицей, не лишенной амбиций и чувства собственного достоинства. Сегодня же ее свежее симпатичное личико было покрыто грязью и потеками слез. Удивление Грейс сменилось безудержным гневом.

– Если к тебе снова приставал лорд Ольстин... – возмущенно начала она, но Адира торопливо покачала головой.

– О нет, миледи, он здесь ни при чем! – Несмотря на слезы, на ее пухлых губах появилась улыбка. – После того урока, что вы ему преподали, он в мою сторону и взглянуть боится. Спасибо вам, миледи: это вы показали мне, что женщина не должна покорно сносить все прихоти мужчины.

Сердце Грейс учащенно забилось. Она машинально приложила руку к груди. Неужели она наконец сумела кому-то помочь не скальпелем, а словом?

– Я осмелилась потревожить вас совсем по другому поводу, миледи, продолжала Адира, чье лицо снова омрачилось, а глаза наполнились слезами. Это мой брат. Он очень болен, и Вейла говорит, что ничем больше не может ему помочь. Я слышала... слышала, что у себя на родине вы были целительницей, миледи. А сейчас учитесь у королевы колдуний Иволейны. Я знаю об этом, потому что видела вас вместе...

Последние фразы повергли Грейс в шоковое состояние. Хорош секрет, о котором знает каждая служанка!

Заметив, как изменилось ее лицо, Адира разразилась рыданиями. Она упала на колени и вцепилась в подол юбки Грейс.

– Спасите его, миледи, умоляю вас! Неужели и вы нам не поможете?

Грейс поразила произошедшая с Адирой перемена. Куда-то исчезла уверенная в себе молодая женщина, мечтавшая научиться колдовать и не страшившаяся говорить об этом вслух. У ее ног горько плакал, умоляюще простирая руки, несчастный и отчаявшийся ребенок.

Ей не больше семнадцати, Грейс, и она смертельно напугана. Ты не можешь отказать ей в помощи!

Первое потрясение прошло. Грейс столько раз вызывали к умирающим, что все сопутствующие этому действия были давно доведены до автоматизма. Ее теплый шерстяной плащ висел на каминной решетке. Она словно предчувствовала, что он ей понадобится, когда повесила сушиться. Накинув плащ на плечи, она повернулась к девушке.

– Идем.

Десять минут спустя они пересекли базарную площадь нижнего двора и остановились перед аркой, ведущей к крепостным воротам. Грейс вопросительно посмотрела на спутницу.

– Мой брат лежит дома, миледи, адом наш внизу, в городе, – объяснила та.

Грейс мысленно выругала себя дурой. В спешке сборов ей и в голову не пришло спросить, где живет Адира. Почему-то она была уверена, что больной находится в пределах цитадели.

– – Пойдемте скорее, миледи, – дернула ее за край плаща девушка. – Вы должны успеть вернуться до того, как стража закроет ворота.

Слезы Адиры высохли, щеки разрумянились от морозца и быстрой ходьбы. Она больше не выглядела жалкой и испуганной – быть может, у этой служаночки имелись кое-какие собственные магические секреты?

Грейс механически кивнула и шагнула к арочному проему.

Что ты делаешь, Грейс? Это безумие!

Но Адира не оставила времени на раздумья. Она потянула ее за собой в слабо освещенный туннель, где двое стражников, узнав герцогиню Беккеттскую, почтительно склонились перед ней и пропустили, не задавая вопросов. Потом крепостные стены остались за спиной, и две женщины, то бегом, то скорым шагом, пустились вниз по дороге, спиралью опоясывающей Кейлаверский холм. На одном из крутых спусков Грейс поскользнулась и чуть не упала, но вот наконец и последний поворот, за которым ее взору открылся город.

В начинающихся сумерках, смешанных с дымом, поднимающимся из печных труб, было довольно трудно оценить его истинные размеры. На взгляд Грейс, в городе насчитывалось порядка четырехсот – пятисот строений. Меньшую часть из них составляли крытые черепицей каменные дома в два или три этажа, а большую – деревянные избы с почерневшей от сажи соломой на крышах. Такое количество домов грубо соответствовало численности населения где-то в районе двух тысяч, что уступало количеству обитателей цитадели, вместе с гарнизоном значительно превосходящему эту цифру. Не очень-то впечатляюще для стольного града самого сильного и густонаселенного из Семи доминионов, но не следовало забывать, что в раннем средневековье роль центров цивилизации играли не города, а укрепленные замки, да и подавляющее большинство людей проживало в деревнях. Очень многие рождались, старились и умирали, ни разу в жизни не удалившись и на десять миль от родного села. В городах же, возникавших обычно вокруг крупных крепостей и замков или близ перекрестков больших дорог, население составляло лишь незначительный процент от общего, и они исполняли роль исключительно торговых центров, а в некоторых случаях – еще и религиозных.

– Скорее, миледи, скорее! Прошу вас.

В голосе Адиры снова зазвучали тревожные нотки. Возможно, ее слезы и отчаяние все-таки не были инсценировкой и она– действительно искренне беспокоится за судьбу брата, но едва поспевающая за ней Грейс никак не могла отделаться от нарастающих подозрений.

Они перебрались через замерзший ручей по деревянному мостику и вступили в город. Грейс начала задыхаться.

Привыкнув к неистребимой вони в стенах крепости, она самонадеянно считала, что по части запахов этот мир ее больше ничем не удивит, но ударившая в ноздри невообразимая смесь далеко превосходила по убойной силе даже кейлаверские сортиры, не говоря уже о больничных коридорах Денверского мемориального.

– Идемте же, миледи! Почему вы остановились?

Грейс чуть было не обратилась в позорное бегство. Лишь мысль об ожидающем ее больном помогла преодолеть вызванный инстинктом самосохранения порыв. Плотно закрыв нос отворотом плаща и дыша Сквозь материю, она мужественно двинулась вперед.

Сумерки стремительно опускались на город, ограничивая видимость и размывая очертания домов и зданий. В планировке улиц не угадывалось ни малейшего намека на упорядоченность. Они круто сворачивали то вправо, то влево, неожиданно заканчиваясь тупиками или сужаясь до такой степени, что женщинам приходилось идти гуськом, а потом так же внезапно расширялись, выводя их к обширным зловонным лужам, служащим стоком для нечистот.

Встречных прохожих почти не попадалось, но лишь до тех пор, пока они не добрались до главной площади, в центре которой возвышался сложенный из камня крытый колодец. Вокруг него теснились блеющие козы и овцы и множество людей в грубых, грязных одеждах, с испещренными оспинами лицами, согбенными спинами и корявыми руками, на которых частенько не хватало пальцев. Даже в Аппалачах Грейс не видела такого ужасающего убожества.

А ведь это самый богатый и процветающий из всех Семи доминионов, Грейс!

Адира, не обращая внимания на путающуюся под ногами скотину, тащила ее напрямик через площадь. В сплошь покрывающей мостовую липкой черной жиже струились желтовато-коричневые ручейки, от которых исходил удушливый аммиачный запах, исключающий сомнения в происхождении текущей в них жидкости. Все чувства Грейс взбунтовались. Желудок словно вывернулся наизнанку, горло обожгло кислотой. Она отвернулась, оперлась о стену и извергла все накануне съеденное в сточную канаву.

– Ничего, ничего, миледи, – мягко, но с оттенком насмешливого превосходства успокоила ее Адира. – Это не смертельно. Сейчас придем домой, там вам полегчает.

Грейс выпрямилась, вытерла губы тыльной стороной ладони и кивнула:

– Да-да, отведи меня поскорее к твоему брату.

К тому времени, когда они добрались до небольшой лачуги на дальней окраине города, Грейс и в самом деле полегчало.

Жилище выглядело жалким и убогим даже по местным мер-кам. Стены хибары были обшиты тонкими досками, а не сложены из цельных бревен, как большинство деревянных домов. Из хозяйственных построек во дворе имелся только плетеный навес, обмазанный облупившейся штукатуркой. В грязи вокруг навеса копошились немногочисленные куры, такие худые и жилистые, что оставалось загадкой, для чего их вообще держат.

Адира отворила скрипнувшую дверь и вошла первой. Грейс последовала за ней. Внутри было дымно и темно. Едва теплящийся в очаге огонь служил единственным источником освещения.

– Я привела ее, Вейла, – проговорила девушка, устремляясь в глубь комнаты.

Только сейчас Грейс разглядела узкую койку в углу, на которой лежал молодой человек, всего годом или двумя старше Адиры. Глаза его были закрыты. Над неподвижным телом склонилась чья-то фигура.

– Неужто госпожа герцогиня снизошла до наших нужд с заоблачных высот королевского замка? – Тон обернувшейся на слова Адиры старой женщины показался Грейс столь же раздражающе-въедливым, как дым от тлеющих в очаге углей. – И сейчас она, без сомнения, повелит лихоманке убраться прочь, не так ли?

– Ты напрасно обижаешь миледи, Вейла, – упрекнула старуху девушка. Ее светлость – настоящая целительница, и обучает ее сама королева Толории!

Знахарка лишь недоверчиво хмыкнула в ответ.

Адира жестом пригласила Грейс подойти поближе, но та не двигалась с места. Ее будто парализовало. Каждый нерв, каждая клеточка беззвучно кричали: беги отсюда, Грейс, беги скорее, пока в крепости еще не заперли ворота. Но тут она вспомнила о больном, и чувство долга вытеснило из головы все прочие соображения. Подойдя к постели, Грейс заметила несколько пар глаз, пугливо поглядывающих из-за ветхого рваного полога, заменяющего дверь в соседнюю горницу. Очевидно, домочадцы Адиры. Грейс вполне устраивало, что эти люди боятся ее – по крайней мере не будут мешать. Она осторожно присела на край койки и заглянула в лицо пациенту.

– Что его беспокоит? – спросила Грейс, обращаясь к знахарке Вейле.

– Как? Сиятельная герцогиня не в состоянии определить недуг с одного взгляда?

Ехидный тон и откровенная грубость старухи покоробили Грейс. Никто из замковых слуг и помыслить не мог повести себя подобным образом с лицом благородного звания: дерзость пресекалась немедленно, и хорошо еще, если наказание ограничивалось поркой на конюшне.

Но ты не в замке, Грейс, и ты никакая не герцогиня!

Сделав вид, что не замечает насмешки, она откинула одеяло и внимательно осмотрела впавшего в беспамятство юношу. Он был полностью обнажен; воскового оттенка кожу покрывала обильная испарина. Тело взрослого мужчины: полностью сформированное, но миниатюрное. Рост брата Адиры если и превышал пять футов, то не более чем на пару дюймов. Грейс этот факт не очень удивил. Ей было хорошо известно, что главным фактором, обуславливающим более крупные размеры мужского организма по сравнению с женским, является обильное питание. А в таких популяциях, где жизнь впроголодь в порядке вещей, природа сама нивелирует эти различия: всеобщий недостаток продовольствия редко позволяет выживать самым крупным и прожорливым, зато дает шанс сравнительно мелким и умеренным в еде особям. По ходу осмотра в мозгу Грейс автоматически формулировались предварительные результаты.

Мужчина, белый, около девятнадцати лет, без сознания, организм ослаблен регулярным недоеданием. Кости скелета несколько деформированы, что свидетельствует о перенесенном в детстве рахите. Фиксируются также неправильно сросшиеся множественные переломы конечностей: правой прилежащей локтевой кости, левой периферийной лучевой кости и левой срединной ключичной кости. Слева в паху обширный зарубцевавшийся шрам от давнего ожога.

Попади такой пациент в руки Грейс в Денвере, она, несомненно, сочла бы его либо беспризорным уличным мальчишкой, либо жертвой жестокого обращения в семье и немедленно поставила бы в известность полицию и соответствующие социальные службы. Но здесь он считался взрослым мужчиной, был окружен родными и близкими и, по всей вероятности, являлся главой семьи. Удивляться тут было нечему: в этом мире все так жили – во всяком случае, простолюдины. Гнев на миг затуманил рассудок Грейс. Этим несчастным даже в аду, наверное, жилось бы лучше!

Морщинистая старческая рука протянулась мимо нее к лицу юноши и положила ему на лоб чистую влажную тряпочку, от которой исходил острый травяной запах, хорошо знакомый Грейс по ее занятиям с Кайрен и Иволейной. Тряпочка была вымочена в отваре богатого ацетилсалициловой кислотой растения, носившего на Зее странное название: венок плакальщика. Слабенький анальгетик, способный лишь незначительно облегчить боль и умерить жар.

Взор Грейс скользнул вдоль вытянутой руки, пока не остановился на лице женщины, которую Адира называла Вейлой. Только огромным усилием воли смогла она заставить себя удержаться от возгласа изумления и ужаса. Перед ней стояла самая настоящая ведьма – точь-в-точь такая, каких, по словам Кайрен, было принято забрасывать камнями и жечь на кострах. На вид ей можно было дать лет сто, не меньше. Изуродованная горбом спина, изборожденное глубокими морщинами лицо с хищно загнутым длинным крючковатым носом, жидкие седые пряди, выбивающиеся сквозь прорехи рваного капюшона, как струйки дыма сквозь дырявую крышу. Впалые щеки, безгубый рот и два разномастных глаза: один большой, багровый и навыкате, второй – маленький, темный, глубоко посаженный и с бельмом.

– И чего это ваша светлость так на меня уставились? – насмешливо осведомилась старуха, обнажив с полдюжины чудом сохранившихся пожелтевших зубов. – Что, никогда не видали такой красотки?

Грейс стиснула челюсти, отвела взгляд от Вейлы и вновь сосредоточилась на пациенте.

– У него учащенный пульс и затрудненное дыхание, но цианоза не наблюдается, так что пневмоторакс отпадает. На вирусное или инфекционное заболевание не похоже. Живот мягкий, нечувствительный, значит, аппендицит тоже исключается.

– Что вы такое говорите, миледи? – испугалась Адира. – Что за странные заклинания? Что вы собираетесь с ним сотворить?

– Должна быть иная причина пожирающей его лихорадки, – пропустив мимо ушей слова служанки, уверенно заключила Грейс и снова повернулась к Вейле. – Каков ваш диагноз?

– Он умирает, – угрюмо пробормотала старуха.

– Раз уж я здесь, то постараюсь этого не допустить! Знахарка внимательно посмотрела ей в глаза и удовлетворенно кивнула:

– Я к вашим услугам, госпожа герцогиня. Что прикажете делать?

– Помогите перевернуть его на бок.

Впрочем, помощь Вейлы ей не потребовалась: тело больного было по-птичьи невесомым, и она легко справилась сама. Пациент слабо застонал видимо, начал приходить в себя. Глаза и пальцы Грейс не пропускали ни одного квадратного дюйма кожи, зондируя, ощупывая, воспринимая... Не может такого быть, чтобы она не нашла, за что зацепиться!

Есть! Вот оно! Грейс могла бы и раньше понять, в чем дело, но знахарка только сейчас соизволила откинуть ветхое лоскутное одеяло, прикрывавшее ноги и интимные части тела пациента. На левой ноге чуть выше колена виднелась ранка – небольшая, но глубокая. Склонившись над ней, Грейс сразу почувствовала противный сладковатый запах гниющей плоти.

– Мне нужно больше света! – потребовала она, оглянувшись на стоящих у нее за спиной Вейлу и Адиру.

Знахарка безмолвно зажгла восковую свечу и передала ей. При свете ее колеблющегося пламени Грейс тщательно исследовала пораженный участок. Это было проникающее колотое ранение; по краям сочащегося гноем отверстия виднелись прилипшие частицы почвы и мельчайшие обрывки материи.

– Позавчера Дафин поранился о зуб бороны, – пояснила Адира, – а вчера весь день жаловался на недомогание. Но она же совсем крошечная! Неужели мой брат может умереть из-за такой мелочи?

У Грейс не было времени читать лекцию о невидимых микроорганизмах, приводящих к заражению крови и гангрене, да и вряд ли эта средневековая девчонка способна в них поверить. Поэтому она ничего не ответила, сконцентрировавшись вместо этого на выборе оптимального метода лечения. Зловещая краснота уже довольно далеко распространилась вверх по бедру от раны. Еще несколько часов – и ампутация стала бы неизбежной. Грейс знала, что в случае столь радикального хирургического вмешательства бедняга Дафин едва ли выживет – тем более в таких антисанитарных условиях. Но пораженные гангреной ткани еще не претерпели необратимых изменений, и у нее еще оставался шанс спасти пациента другими методами.

Вытащив из сапога кинжал, Грейс протянула его старой знахарке.

– Прокалите, пожалуйста, лезвие на огне, – попросила она.

Вейла понимающе кивнула, заковыляла к очагу и сунула клинок в пылающие угли. Подержав кинжал в пламени пару минут, она вернулась к койке и подала его Грейс. От стального лезвия исходила ощутимая волна жара.

– Держите его, – приказала Грейс. – Крепче держите!

– Помоги, – буркнула знахарка, покосившись на Адиру. Та сначала в ужасе отпрянула, но потом все-таки превозмогла страх и подчинилась. Вейла взялась за ноги, Адира уперлась руками в плечи больного. Грейс склонилась над Дафином, который снова начал беспокойно метаться и бредить, и замерла, только сейчас заметив, какое у него прекрасное и одухотворенное лицо. Лицо ангела, изгнанного с Небес. Красота в этом мире встречалась так редко, что Грейс твердо решила непременно сберечь хотя бы эту малую ее частицу.

Сжав рукоять кинжала, она недрогнувшей рукой погрузила раскаленное острие в глубь раны. Запахло горелым мясом. Глаза Дафина широко раскрылись, тело выгнулось дугой, из уст вырвался душераздирающий вопль.

– Он умирает! – завизжала Адира. – Вы убили моего брата, миледи!

– Замолчи, дура! – прошипела старая Вейла. – Она его спасает!

Адира зажала рот руками, в ее расширившихся глазах метался ужас. Больной снова потерял сознание. Тело его обмякло и вытянулось на кровати. Для Грейс его беспамятство стало настоящим благословением. Она спокойно закончила чистить рану, убрала кинжал и выпрямилась.

– Ну, вот и все. Осталось только сбить температуру, иначе мозг не выдержит, – сказала она, вытирая руки. Знахарка согласно закивала.

– Тащи холодную воду, – бросила она Адире. – Да поживее!

Рядом с койкой находилось небольшое окно. Грейс подошла к нему и отворила деревянные ставни. В помещение хлынул холодный воздух. Она смежила веки, позволяя ему остудить разгоряченные лоб и щеки и разогнать туманящий голову угарный чад. Снова открыв глаза, Грейс увидела на подоконнике тарелку с несколькими ломтями темного ржаного хлеба, а рядом с ней деревянный кубок с вином.

– Отступные дары, – пояснила Вейла в ответ на ее вопросительный взгляд.

– Отступные дары? Кому?

– Маленькому Народцу, госпожа герцогиня. Существует поверье, что они похищают души впавших в беспамятство людей. Но если их ублажить хлебом и вином, они не станут этого делать и уйдут искать жертву в другом месте.

Грейс перевела взгляд обратно на тарелку и кубок. Фолкен как-то говорил, что никто больше не верит в существование Маленького Народца, но здесь этих сказочных существ, как видно, помнили и чтили до сих пор. Непонятно только, откуда взялись похитители душ? Тот же Фолкен вроде бы утверждал, что людям они вреда не причиняют.

– Среди них тоже разные попадаются, – словно подслушав ее мысли, снова заговорила знахарка. – У них свои понятия о добре и зле, а на наши им наплевать, миледи, вы уж поверьте старой Вейле. Они не люди, они другие. И мерки у них другие.

Вернулась Адира с ведром ледяной воды. Она все еще всхлипывала, но истерика прошла. Грейс и Вейла смочили в ведре чистые тряпки и сделали больному холодные компрессы. Затем Грейс вынула из кошелька флакон с изумрудным отваром и отдала Вейле, сопроводив подробной инструкцией по дозировке.

– Мой брат выживет? – с надеждой в голосе спросила Адира.

Грейс приложила ладонь ко лбу Дафина. Да, температура начала понемногу спадать. Хороший признак. Метаться и стонать он тоже перестал. Но успокаиваться рано: если раскаленная сталь не до конца выжгла гангренозную ткань, возможен рецидив. Да и сердце могло не выдержать болевого шока. Грейс закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Нет, ничего этого можно не опасаться. Сердце бьется ровно и сильно, отдаваясь в ее руке уверенными толчками разгоняемой по жилам крови.

– Выживет, – твердо ответила Грейс.

К тому времени, когда она покинула лачугу, уже совсем стемнело. Адира выделила ей в провожатые одного из своих младших братьев. Он шел впереди, освещая дорогу вырезанным из рога светильником с огарком восковой свечи внутри.

– Идемте скорее, миледи, – то и дело подгонял ее мальчишка, чей срывающийся голос дрожал то ли от страха, то ли от холода, то ли от того и другого вместе.

Грейс молча кивала и ускоряла шаг, но она так вымоталась, что вскоре снова начинала отставать. Ноги заплетались, однако внутри она ощущала какую-то странную легкость и наэлектризованность – подобно пылинке, попавшей в мощное электрическое поле. Господи, ну почему в этом мире столько боли, столько страданий? Поневоле задумаешься: да стоит ли вообще его спасать?

Терзая себя безответными вопросами, Грейс вдруг вспомнила свой давний разговор с Леоном Арлингтоном. Он твердо знал, каким был бы его выбор. И вряд ли стоило сомневаться, что все прочие сделали бы точно такой же. Сколько бы страданий ни выпало на долю человеку, он всегда – за очень редким исключением – предпочтет жизнь смерти.

Они добрались до городской площади. К удивлению Грейс, там еще толпился народ. Несколько коптящих факелов тускло освещали пространство в ее центре, где собралась довольно большая группа людей, примешивая едкий запах дыма к отвратительному зловонию человеческих нечистот. Мальчик нетерпеливо дернул ее за рукав, и Грейс послушно последовала за ним, стараясь пореже наступать в аммиачные лужи.

Они приближались к противоположному краю площади, когда Грейс заметила в толпе фигуру человека в черном балахоне. В сердце ее словно вонзилась острая ледяная сосулька, и она резко остановилась на месте.

– Пойдемте же, миледи, – испугался провожатый. – Ну пожалуйста! После наступления темноты разгуливать по городу опасно.

Грейс завороженно шагнула вперед, уже не слыша ни одного слова. Человек в черном стоял к ней боком, лицо его скрывал капюшон. Багровые отсветы факелов создавали вокруг его головы некое подобие кровавого ореола. Грейс сначала подумала, что перед ней тот самый служитель Ворона, которого она тогда застигла врасплох в замке, но вскоре поняла, что ошибается. Тот, потерявший черный ножичек, был плотнее, шире и ниже ростом.

Тем временем жрец Ворона воздел руки над головой и обратился к собравшимся. Грейс не могла разобрать ни слова, но по тону его голоса, то повышающемуся до истеричного крика, то понижающемуся до вкрадчивого шепота, нетрудно было догадаться, что тот не просто обращается к толпе, а проповедует. Очевидно, в его речах таилось немало привлекательного, потому что внимающие им люди с упоением ловили каждое слово и не сводили с оратора восторженных глаз. Грейс сделала еще один шаг по направлению к сборищу.

Взметнувшиеся над головой руки внезапно замерли в воздухе, проповедь оборвалась. Словно почувствовав на себе посторонний враждебный взгляд, Черный Балахон обеспокоенно завертел головой. Капюшон при этом сполз с головы на плечи, а в следующее мгновение глаза его скрестились со взором Грейс.

Дыхание у нее в груди застыло ледяным облаком. Даже в тусклом свете факелов Грейс сумела отлично рассмотреть лицо агитатора: грубое, жестокое, с начертанным углем на лбу знаком Ворона. Но главным было даже не лицо, а разноцветные глаза проповедника: один синий, второй – карий. Полузабытое воспоминание о случайной встрече вдруг высветилось в памяти, омытой холодной паводковой волной узнавания.

Тонкие губы мужчины раздвинулись в хищной гнилозубой ухмылке.

Ужас захлестнул горло Грейс. Он узнал ее! Узнал, вспомнил и сейчас наверняка ринется к ней через площадь, чтобы схватить и заставить навсегда замолчать. Она попятилась назад, повернулась бежать и остановилась, ослепленная вспыхнувшим факелом. Снова рванулась вперед – слепо и не разбирая дороги, но уткнулась руками в сочащуюся сыростью глинобитную стену.

– Миледи... Что с вами, миледи? Взор ее прояснился. Перед ней стоял мальчишка-провожатый с самодельным фонариком в руке. На полудетском лице явственно читалось смешанное со страхом недоумение. Грейс бросила через плечо быстрый взгляд назад. В центре площади по-прежнему теснились люди и пылали факелы, но возвышающаяся над толпой зловещая черная фигура исчезла. Самое же интересное заключалось в том, что ее, похоже, никто пока не собирался преследовать. Возродившаяся надежда придала ей силы.

– Быстрее в замок! – схватила она за плечо младшего брата Адиры. – Мне необходимо срочно вернуться в крепость. Ты меня понял?

Мальчик неуверенно кивнул, глядя на нее расширенными глазами. Грейс понимала, что выражение ее лица в этот момент может напугать не только ребенка, но и взрослого мужчину, однако все это отступало на второй план перед важностью и срочностью полученной минуту назад информации. Словно заразившись ее нетерпением, юный проводник дернул Грейс за руку и бегом устремился в какой-то темный переулок, увлекая ее за собой. Она подобрала юбки и со всех ног бросилась за ним, не обращая внимания на чавкающую под ногами вонючую грязь. Одна-единственная фраза пылала у нее в мозгу огненными буквами:

НЕТ БОЛИ

Наконец-то Грейс узнала, кто из обитателей замка служит заговорщикам!

90

Трэвис с перепугу выронил кочергу, которой ворошил угли в камине, когда дверь с треском распахнулась и в комнату влетела закутанная в плащ фигура.

– Г-грейс?! – выдавил он, с трудом обретая дар речи. – Что с тобой?

На нее было больно глядеть: со лба струился пот, волосы растрепались, золотисто-зеленые глаза лихорадочно блестели, нижние края плаща и сбившегося платья покрывал слой дурно пахнущей черной жижи. Трэвис впервые видел ее такой.

– Я знаю, что они означают! – выпалила Грейс, в упор глядя на него. Те слова, что были написаны в снегу на опушке Сумеречного леса.

Трэвису на миг показалось, будто вокруг него сгустился мрак, хотя в камине весело пылал огонь. Он выпрямился. Мелия и Фолкен отсутствовали с самого утра, как обычно, пытаясь осуществить какой-то хитроумный замысел.

– Ты о чем говоришь? – удивился Трэвис, у которого о той ночи благодаря удару по башке сохранились довольно смутные воспоминания.

– "Нет боли". Помнишь? – Грейс приблизилась и схватила его за руки. Они не чувствуют боли, Трэвис!

– Кто не чувствует боли?

– Люди с железными сердцами! То есть боль они, конечно, ощущают – я сама видела, еще в Денвере, – но воспринимают ее совсем не так, как нормальные люди. Я подозреваю, что болевой шок у них намного короче и слабее, а самые страшные раны способны затягиваться в считанные часы. Мы сделали большую ошибку, потратив столько сил и времени на поиски раненого заговорщика. Скорее всего у него еще по дороге в Кейлавер все зажило.

– Так вот что пытался втолковать нам Трифкин-Клюковка! – воскликнул пораженный внезапной догадкой Трэвис. – Он намекал, что даже раненый монстр может казаться вполне нормальным...

Грейс утвердительно кивнула.

– Это еще не все, Трэвис, – снова заговорила она, облизав пересохшие губы. – Я только что побывала в городе и кое-кого там увидела...

Он выслушал ее сбивчивый рассказ молча и ни разу не перебив, тщетно пытаясь отогнать нарастающее предчувствие беды. Боже, как же они ошибались! Когда Грейс закончила, он посмотрел ей в глаза:

– Придется собирать всех наших...

Пятеро членов Круга Черного Ножа быстрым шагом двигались по коридору. Каждое движение Бельтана сопровождалось металлическим лязгом кольчужных колец; в правой руке он, как и идущий рядом Дарж Эмбарский, держал обнаженный меч. Эйрин с озадаченным видом семенила рядом, стараясь не отставать. У Грейс и Трэвиса не нашлось времени посвятить в подробности ни баронессу, ни обоих рыцарей, и тем пришлось довольствоваться кратким пояснением, что Грейс узнала кое-что очень важное касательно лорда Олрейна.

– Где, говоришь, ты видел его в последний раз? – на бегу, тяжело дыша, спросила Грейс.

– По-моему, сразу за тем поворотом, – выдохнул Трэвис.

Они свернули в арочный проем и застыли всей гурьбой на пороге длинного узкого зала. Представшая перед их потрясенными взорами картина была красноречивее всяких слов. Коптящие факелы бросали со стен багровые отблески на серые каменные плиты пола, и невозможно было отличить, где кончается свет и где начинается кровь.

У Эйрин вырвался крик, но она тут же подавила его, зажав рот ладонью. Бельтан обнял ее за плечи и притянул к себе. У Трэвиса к горлу подкатила тошнота, и даже Грейс громко ахнула. Один Дарж остался внешне спокойным и невозмутимым. Он и приблизился первым к распростертому на полу телу.

Голову и обезглавленное туловище лорда Олрейна разделяла огромная кровавая лужа шириной в несколько футов. Его широко раскрытые в предсмертной муке глаза смотрели в потолок. Не обращая внимания на голову, Дарж опустился на колени рядом с телом и одним движением разорвал ворот туники, обнажив грудь. По левой стороне, пролегал длинный косой шрам, еще не успевший как следует зарубцеваться.

"Теперь я всегда чувствую себя хорошо. Ничто не может причинить мне вреда".

Только сейчас Трэвис догадался, почему во время их последней встречи лорд Олрейн напомнил ему Джека Грейстоуна: у обоих был одинаковый взгляд тоскливый и обреченный, исполненный предчувствия собственной гибели. Покойный сенешаль вовсе не заговаривался, а прощался с ним – точно так же, как Джек в ту памятную ночь в осажденной Бледными Призраками "Обители Мага".

Дарж поднял голову и оглянулся на сгрудившихся у порога друзей.

– Можно не сомневаться, что покойный лорд Олрейн имел железное сердце и входил в число заговорщиков, один из которых успел добраться до него раньше нас, – констатировал рыцарь преувеличенно спокойным тоном.

– Как ты узнала, Грейс? – хрипло потребовал Бельтан, дрожа от ярости и горя.

Она бросила короткий взгляд на труп, затем ровным, бесстрастным голосом врача, диктующего анамнез, поведала им о человеке с разными глазами, которого она в первый раз видела пару недель назад о чем-то разговаривающим с лордом Олрейном, а во второй – сегодня, в городе, облаченным в черный балахон служителя культа Ворона и проповедующим на площади перед толпой горожан.