Текст книги "За гранью "

Автор книги: Марк Энтони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 54 страниц)

– Почему? – с трудом выдавил он непослушными губами. Во взоре старика мелькнуло сожаление.

– Я должен тебя пометить. Я должен пометить всех – это единственный способ спасти вас! – Он нервно облизал губы. – Ты до сих пор не понял? Они не станут вас убивать, только если посчитают за своих.

Со лба, садня глаза, ручейками струился пот. Трэвис попытался отодвинуться еще дальше, но мешала стена.

– Кто такие они? – прохрипел он.

– Как кто? Черные Балахоны, разумеется, – пожал плечами Себарис. Приверженцы Ворона.

Помедлив, старый лорд поднял руку и убрал закрывающие ему лоб волосы. В центре багровел хорошо знакомый Трэвису знак – похожий на человеческий глаз, но на самом деле изображающий вороново крыло. И точно такой же символ, как он только что заметил, светился на раскаленном конце прута, который держал Себарис.

– А-а, наконец-то! – торжествующе проскрипел старик. – Наконец-то тебя проняло, мой юный друг. Теперь я вижу, что ты уже встречался с ними. Поэтому ты не можешь не знать, что у меня нет другого выхода. – Он перехватил холодный конец клейма и крепко сжал его. – Если ты расслабишься, сынок, будет не так больно.

Умом Трэвис понимал, что должен что-то сделать: позвать на помощь или хотя бы криком предупредить друзей, но животный страх парализовал тело и лишил способности к сопротивлению. Оскалив зубы в идиотской ухмылке, Себарис напрягся и уже изготовился вонзить раскаленное клеймо в его беззащитную плоть, но в этот момент из-за двери комнаты для гостей послышались громкие крики, лязг обнажаемых мечей, глухой удар и пронзительный вопль. Себарис непроизвольно вздрогнул и повернул голову в направлении шума.

Трэвис знал, что другого шанса ему не представится. В голове прояснилось, паралич как рукой сняло. Он вцепился в держащую прут руку и с силой Вывернул ее в сторону, одновременно резко оттолкнув от себя старого лорда. Тот выронил клеймо, со звоном покатившееся по каменным плитам пола, но успел в падении обхватить Трэвиса за шею. Оба, сцепившись в мертвой хватке, выкатились в коридор. Неудачная попытка клеймения окончательно лишила Себариса рассудка, но безумие придало его дистрофичному телу небывалую силу и ярость настоящего берсерка. Трэвис и глазом моргнуть не успел, как противник подмял его под себя, сел на грудь, прижал плечи к полу острыми коленками и сцепил вокруг горла длинные костлявые пальцы. Трэвис начал задыхаться. Себарис зловеще ухмыльнулся и усилил хватку. Перед глазами поплыли разноцветные круги. И в это мгновение где-то в глубинах угасающего мозга зазвучал знакомый голос:

Слово, Трэвис! Вспомни Слово, которое я тебе говорил.

Что это? Игра воображения, вызванная кислородным голоданием? Но почему голос у него в голове так похож на голос Джека? И еще на другой услышанный в Кельсиоре, когда он прикоснулся к разбитой руне. Уши словно заложило ватой. Захотелось закрыть глаза и провалиться в темноту.

Нет, Трэвис! Не смей этого делать! Скажи Слово!

Он из последних сил цеплялся за остатки уходящего сознания. На губах Себариса пузырилась розовая пена. Шум драки за дверью прекратился.

Ты должен, Трэвис! Должен произнести Слово!

Он так устал, так смертельно устал... Но он не мог подвести Джека! С неимоверным трудом высвободив правую руку, он упер ладонь в центр впалой груди нависшего над ним безумца. Рот его приоткрылся, и с губ еле слышным шелестом слетело:

– Кронд!

Бело-голубое сияние окутало кисть правой руки Трэвиса. Алые языки огня лизнули пурпурный хитон Себариса, а уже в следующее мгновение его ветхое одеяние вспыхнуло и загорелось, как политый бензином сухой хворост. Отчаянно завизжав от боли, лорд отпустил Трэвиса и принялся метаться, пытаясь сбить охватившее его пламя. Тщетно. Спустя несколько секунд он уже весь пылал, словно факел. Тощие руки взметнулись над головой в последней мольбе.

– Я иду к тебе, мой Черный Повелитель! – ликующе вскричал Себарис, затем пошатнулся и ухватился за отгораживающий нишу полог. Огонь перекинулся на портьеру, рыжей белкой взлетел по ней к потолку и сразу начал лизать потемневшие деревянные балки. Тело лорда сложилось пополам и сползло на пол. От него не осталось почти ничего, кроме кучки золы и обугленных костей.

Трэвис с трудом приподнялся, задыхаясь и кашляя от боли в горле и омерзительного запаха горелой человеческой плоти. Он кое-как встал на колени и только тогда увидел замершего на пороге комнаты Фолкена, а за его спиной – Мелию и Бельтана. Рыцарь сжимал в руке обнаженный меч с потемневшим от крови клинком. Лица их выражали неподдельное изумление.

– Как, Трэвис? – мягко спросил бард. – Как ты это сделал?

Трэвис недоуменно посмотрел на свою ладонь. Кожа выглядела гладкой и чистой. Буквально испепеливший Себариса огонь не оставил на ней никаких следов. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова.

– Сейчас у нас нет на это времени, – быстро сказала Мелия.

Над головой уже гудело, перекидываясь с балки на балку, быстро набирающее силу и размах пламя. Фолкен пристально взглянул на Трэвиса и нехотя кивнул. Бельтан помог ему подняться на ноги, и все четверо устремились вперед по коридору. Едкий дым раздирал легкие, сверху сыпались угли и горящие обломки. Трэвис подумал на миг о служанке, но вспомнил повязку у нее на лбу и понял, что спасать ее уже поздно, да и бессмысленно.

Жадно глотая свежий воздух, они выбежали из пылающего дома в ночную темень и не останавливались, пока не достигли конюшни. За их спинами с грохотом осела прогоревшая кровля, вслед за ней с громким треском, похожим на раскат грома, обрушились внутрь каменные стены. Высоко в небо взметнулось облако раскаленных искр, напоминающее тысячеглазое огненное чудовище.

Трэвис с наслаждением вобрал в легкие холодный воздух. Горло все еще саднило, но способность к членораздельной речи почти вернулась к нему.

– Что произошло в комнате?

– Двое в черных балахонах влезли в окно, – ответил Фолкен. Поклонники Ворона, вне всякого сомнения. Они бы нас наверняка прикончили, да нарвались на Бельтана, которому в последнее время, по счастью, неважно спится.

– Нет, – замотал головой Трэвис, – они явились не убивать!

Мелия бросила на него короткий вопросительный взгляд, но боль в горле удержала Трэвиса от более подробных объяснений. О визите Себариса с клеймом и обо всем остальном можно будет рассказать и позже.

Бельтан вытер о траву окровавленный клинок и вложил его в ножны.

– Не знаю, зачем эти типы приперлись, – проворчал он, – но прикончить их оказалось нелегко. Одному я проткнул брюхо, так он все равно пытался до меня добраться, пока я ему башку не снес. Но это все ерунда по сравнению с тем, что ты сотворил с Себарисом! Как, во имя Ватриса, ты ухитрился...

– Достаточно, Бельтан, – негромко, но повелительно произнесла Мелия. У нас еще будет время поговорить об этом.

Трэвис поежился. Его занимал тот же самый вопрос, что и Бельтана. Перед мысленным взором вновь предстала корчащаяся в неугасимом пламени фигура, а в ушах зазвучал надтреснутый старческий голос, взывающий к своему дьявольскому повелителю.

– По коням, друзья, – вывел его из задумчивости голос барда. – Пока луна не зашла, нужно убираться отсюда как можно дальше.

45

Обучение ее светлости леди Грейс из Беккетта придворным манерам и феодальной политической интриге началось прямо на рассвете следующего дня.

Ее разбудил мелодичный звон. Рука машинально потянулась к бедру в поисках пейджера. Опять срочный вызов! Скорее всего от этого противного жирного червяка Морти Андервуда. Она слепо пошарила вокруг, но пальцы нащупали только мягкую материю. Снова послышался звон, однако то был не электронный сигнал, а чистый, звонкий звук металла по металлу. Отбросив одеяло, Грейс села в постели, и на нее сразу нахлынули воспоминания предыдущего дня. Денверский мемориальный остался в другом мире. Казалось бы, мысль об этом должна вызывать угнетение и тревогу, но она почему-то испытывала лишь огромное облегчение.

У подножия высоченной кровати под балдахином стояла Эй-рин. Ее свежее прелестное личико жизнерадостно сияло. Сегодня на ней было другое платье тоже синее, но более светлых тонов, схожих с неяркой голубизной зимнего неба за окном. В руке она держала маленький серебряный колокольчик.

– Рада видеть, что ты наконец проснулась, Грейс, – улыбнулась баронесса и поставила колокольчик на полку. – Знаешь, сначала мне показалось, что я выбрала неподходящий инструмент, и совсем уж было собралась звать на помощь королевского трубача.

– Ммрумпф, – сердито пробурчала Грейс, еще не привыкшая воспринимать юмор в столь ранний час.

Она кое-как сползла с кровати вниз, одетая в те же штаны и тунику, что были на ней накануне. Минули всего сутки с того момента, когда рыцарь Дарж нашел ее в снежном сугробе. Кости и суставы немилосердно ныли, да еще вдобавок ее снова прошиб озноб.

Веселье в глазах Эйрин сменилось озабоченностью.

– Тебе нехорошо, Грейс?

"Тебе нехорошо, Грейс?!" Она прикусила язык, чтобы не разразиться диким хохотом. Она оставила дом, любимую работу, всю свою прежнюю жизнь и, спасаясь от людей с железными сердцами, каким-то непостижимым образом очутилась в совершенно другом мире. Хорошо это или нет, хотелось бы знать?

– Со мной все в порядке.

Эйрин с облегчением улыбнулась.

Грейс стиснула зубы, чтобы те перестали стучать.

– Сегодня мое первое утро в Кейлавере, – сказала она, – но у меня нет ни малейшего представления, с чего его начинать.

– С ванны, разумеется, – пожала плечами Эйрин, даже не подозревая, какой ангельской музыкой прозвучали ее слова в ушах новой подруги.

Вообще-то Грейс привыкла считать, что в мрачную эпоху феодального средневековья люди мылись раз в год или не мылись вовсе. Однако две ванны за сутки начисто опровергали эту теорию. По приказу Эйрин две служанки – те самые девчушки в сереньких платьицах, что заходили к ней в спальню вчера, внесли деревянную бадью и сноровисто наполнили ее горячей водой. Грейс заметила, что они уже не так сильно боятся ее. С другой стороны, накануне она попала сюда полузамерзшей, в ореоле фантастических слухов и в диковинном чужеземном наряде. Сегодня же вряд ли кто-нибудь в здравом рассудке мог принять за королеву фей обыкновенную женщину в штанах и рубахе, годных разве что для прислуги.

Баронесса и служанки деликатно удалились, а Грейс с наслаждением окунулась в восхитительно горячую воду, блаженно ощущая, как расслабляются и оживают ее бедные мышцы и суставы. К сожалению, вода в конце концов остыла, и ей пришлось смириться с неизбежностью.

Настало время снова сразиться с платьями.

Она насухо вытерлась оставленным Эйрин льняным полотенцем и обреченно уставилась на роскошное платье темного пурпура – еще один маленький презент юной баронессы. Эйрин уверяла, что оно будет замечательно смотреться на фоне ее пепельных волос и золотисто-зеленых глаз. У Грейс на этот счет были некоторые сомнения, но ей ничего не оставалось, кроме как поверить на слово. Дизайн модной одежды, увы, не входил в программу обучения будущих врачей.

Она просунула голову в вырез и снова, как вчера, зашаталась под тяжестью платья. С трудом устояв на ногах, Грейс, в меру своего разумения, привела его в порядок, закончив одевание тем, что пристегнула к поясу кожаный кошелек, в котором хранились все ее "сокровища": половинка серебряной монеты и визитная карточка Адриана Фарра. Поколебавшись немного, сняла и присоединила к ним ожерелье, показавшееся ей слишком грубым и тяжелым для непривычно низкого выреза лифа. Во всяком случае, она попыталась внушить себе именно это, хотя на самом деле с замиранием сердца вспомнила, с каким откровенным интересом и вожделением разглядывали его заплывшие жиром свинячьи глазки детектива Джексона.

В дверь постучали, и в спальню вновь вошла Эйрин. Ее голубые глаза широко распахнулись на миг, но – здесь следует отдать должное воспитанию баронессы – от смеха она все-таки удержаться сумела.

– Что ж, для начала неплохо, – признала Эйрин, критически оглядев обнову, – хотя нам есть еще над чем поработать.

Сперва дело не ладилось, но когда баронесса попросила Грейс постоять спокойно и не"сопротивляться, быстро сдвинулось с мертвой точки. Ловкие пальчики Эйрин без труда устранили все погрешности, а когда она закончила, Грейс с удивлением обнаружила, что ее наряд совсем не так тяжел, как ей казалось, и почти не сковывает движений. Ей предстояло, правда, еще научиться в нем ходить и – настоящий фокус – садиться, но под чутким руководством Эйрин она очень скоро добилась поразительного прогресса и начала даже получать удовольствие от прикосновения к бархатистой ткани и легкого шуршания кринолина.

– У тебя замечательно получается, Грейс! – восторженно воскликнула баронесса, когда процесс обучения подошел к концу.

Грейс победно улыбнулась и закружилась по комнате. Но улыбка тут же уступила место досадливой гримаске: она запуталась в оборках и едва успела плюхнуться в ближайшее кресло.

Эйрин поморщилась.

– Тебе следует быть осторожнее. Не торопись.

– Спасибо за совет.

Завтрак, состоявший из ржаного хлеба, мягкого сыра и сушеных фруктов, баронесса тоже превратила в урок. В Кейлаване, равно как и в других доминионах, простой народ платил натуральный налог зерном и другими товарами в казну лорда, получая взамен защиту и правосудие. В придачу к королевскому Бореас обладал и другими титулами. Его обширные ленные владения, включающие несколько герцогств и баронств, поставляли провизию, шерсть, железо и все прочее, необходимое для содержания кейлаверской цитадели.

– Довольно сложная система, – заметила Грейс, взяв ломтик хлеба.

– Разве в твоих родных краях дела обстоят по-другому? – удивилась Эйрин.

– Ну, еду мы просто покупаем. А для защиты и правосудия есть полицейские, которые охраняют порядок за определенную плату.

По выражению лица Эйрин легко было понять, как она относится к таким порядкам, хотя из вежливости не позволила себе выразить это словами.

– Ясно. Рынок и наемники. Я слышала, что так живут в Вольных Городах на Дальнем Юге. Ты, наверное, оттуда родом, да?

Грейс отвернулась и ничего не ответила. Да и что она могла сказать? Если уж кейлаверцы с первого дня приняли ее за королеву фей, можно представить, что они подумают, когда узнают правду о ее истинном происхождении!

– Ах, прости меня, пожалуйста, Грейс! – с раскаянием воскликнула баронесса. – Какая же я дурочка! Я не должна была тебя об этом спрашивать.

– Тебе не в чем извиняться, Эйрин, – сказала Грейс с улыбкой, давшейся ей гораздо легче, чем она предполагала.

Придворное "образование" Грейс продолжалось до конца этого дня и в течение ряда последующих. В чем-то это напоминало ей школьные годы, хотя никогда прежде, даже в медицинском колледже, где она с азартом предавалась любимому занятию – диссекции трупов, – ей не было так интересно. Большую часть времени она проводила в своей комнате, сидя у огня и слушая лекции Эйрин. Баронесса потягивала маленькими глоточками подогретое вино со специями, а Грейс предпочитала мэддок. Этот замечательный напиток она открыла для себя случайно: кто-то из служанок по ошибке оставил на подносе с ее завтраком дымящуюся глиняную кружку. Благородным господам полагалось пить вино, в то время как мэддок считался вульгарным и пригодным только для простонародья. Но Грейс буквально влюбилась в него после первого же глотка и плевать хотела, что о ней подумают. Мэддок напоминал ей кофе, который варили в кафетерии для дежурного персонала Денверского мемориального, крепкий, черный, бодрящий, но в отличие от последнего не имеющий побочных эффектов вроде неприятного кислотного привкуса во рту и бессонницы. Одним словом, отличная штука!

Каждое утро она с нетерпением ожидала очередного визита Эйрин. Теперь баронесса заставала Грейс уже бодрствующей и одетой. Более того, не прошло и нескольких дней, как отпала необходимость всякий раз вносить коррективы в её туалет – Грейс научилась сама справляться с премудростями одевания, лишь изредка прибегая к услугам горничных. Первый раз, когда ей удалось совладать с платьем без посторонней помощи, стал для нее настоящим триумфом. Просто удивительно, какое ощущение независимости можно испытывать, всего лишь выучившись одеваться самостоятельно!

Эйрин, как вскоре выяснилось, оказалась превосходной учительницей.

Несмотря на молодость, баронесса обладала обширными познаниями и умела доходчиво объяснять непонятные вещи. Кроме того, она была терпелива и не раздражалась, если приходилось повторять одно и то же по нескольку раз, что, однако, ничуть не сказывалось на ее требовательности. Постепенно у Грейс начало складываться, пусть приблизительное и неполное, но все же достаточно широкое представление о Зее – во всяком случае, о той ее части, куда она попала. Из рассказов Эйрин она узнавала историю доминионов и предшествующих их образованию королевств и империй и попутно обучалась географии. Как-то раз баронесса, вооружившись угольком из камина, принялась чертить карты на свитке пергамента из выделанной овечьей кожи. Это было безумно увлекательно, но, к сожалению, как и следовало ожидать в этом мире, лишенном самолетов и спутников, сведения Эйрин об окружающих Кейлаван землях находились в обратно пропорциональной зависимости от разделяющего их расстояния.

Из всех преподаваемых "предметов" наименьший энтузиазм Грейс вызывала политика, хотя именно ей баронесса посвящала львиную долю отведенного на "уроки" времени. Она не раз подчеркивала, что Грейс, если она хочет эффективно сыграть порученную ей Бореасом роль на предстоящем Совете, необходимо досконально разобраться в расстановке сил и игроков на политической арене.

– Итак, кто правит Брелегондом?

Эйрин расхаживала взад-вперед перед камином, уперев левую руку в бедро. Лекция кончилась, начался экзамен на усвоение пройденного материала.

– Король Лизандир, – после минутного раздумья ответила Грейс.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнула баронесса. – А теперь скажи, как называется стольный град толорийской королевы Иволейны?

Этот вопрос был полегче: названия Грейс запоминала легко, а вот в именах частенько путалась.

– Ар-Толор! – выпалила она без заминки.

– Какой основной товар поставляет Голт? – продолжала Эйрин, не давая ей ни секунды передышки.

Грейс пошарила в памяти, но ничего не вспомнила. Так интенсивно ее не гоняли даже на экзамене по общей анатомии после первого года обучения в медицинском колледже!

– Драгоценные камни? – ляпнула она наобум. Эйрин вздохнула.

– Близко, хотя главная продукция Голта – козья шерсть.

– Я должна была догадаться! – огорченно потупилась Грейс. – Конечно, там же сплошные горы и скалы – самое подходящее место для разведения коз. Она виновато посмотрела на подругу. – Я срезалась, да?

– Увы, – кивнула та после паузы. – Но ты делаешь поразительные успехи, Грейс!

В ее устах даже неодобрение звучало как комплимент.

– Удивительно, как у тебя все это помещается в голове? Ты просто чудо, Эйрин!

Баронесса отвернулась и опустила голову.

– На самом деле ничего сложного здесь нет, – сказала она. – Любой человек благородного звания обязан знать такие вещи. Должны же мы быть в курсе дел наших союзников и противников, разве не так? И ты напрасно мне льстишь: я не знаю и сотой доли того, что известно лорду Олрейну. Вот у кого ума палата! Говорят, он с первого взгляда может узнать и назвать по имени каждого лорда из всех Семи доминионов – вплоть до самого захудалого рыцаря.

– Но меня он все-таки не узнал, – тихо заметила Грейс.

Она не собиралась произносить эти слова вслух – как-то само собой вырвалось. Эйрин повернулась и окинула ее долгим задумчивым взглядом, но какие мысли при этом бродили у нее в голове, так и осталось загадкой.

– Что-то засиделись мы с тобой, – сказала она. – Пора спать.

46

Помимо обучения Грейс, у Эйрин имелись и другие обязанности. Будучи воспитанницей короля Бореаса и самой высокопоставленной дамой в Кейлавере, баронесса отвечала за прием и размещение венценосных особ и сопровождающих их приближенных, которые в скором времени должны были прибыть на Совет Королей. Покои, десятилетиями стоявшие запертыми, проветривались и приводились в порядок. Подсчитывались и пополнялись в случае нужды запасы в кладовых. Все это и многое другое, включая такие мелочи, как салфетки и столовые приборы, которые необходимо было извлечь из хранилищ и заново отполировать, легло на хрупкие плечи Эйрин. Одно только перечисление всех ее забот приводило Грейс в ужас. Она предпочла бы отдежурить две смены в пятницу в ночь полнолуния, чем хотя бы денек побыть в шкуре управительницы королевского замка.

Чтобы занять ученицу во время ее многочисленных отлучек, Эйрин приволокла охапку книг из дворцовой библиотеки.

– Ох, – внезапно нахмурилась она, поставив на полку тяжелую стопку, я ведь даже не спросила, умеешь ли ты читать? Я полагала... такая высокородная дама... но если нет, это ничего...

– Все в порядке, – успокоила ее Грейс. – Там, откуда я родом, читать умеет каждый, хотя далеко не все применяют свое умение на практике.

Эйрин ее слова шокировали.

– Только глупец способен отвергнуть столь драгоценный дар! возмущенно воскликнула она.

– Полностью с тобой согласна, – кивнула Грейс.

Подобных книг она никогда раньше не видела и не держала в руках. Все они были написаны от руки разборчивым каллиграфическим почерком и переплетены в кожу с золотым или серебряным тиснением. Просто листать толстые пергаментные страницы уже доставляло огромное удовольствие: поля каждой украшал причудливый орнамент из луны, звезд и переплетенных листьев. Изумительная ручная работа переписчиков и художников делала их не просто книгами, а произведениями искусства.

Вечерами, когда Эйрин отвлекали обязанности и Грейс оставалась одна, она сворачивалась клубочком на кровати и до глубокой ночи читала при свечах. Отобранные баронессой тома из библиотеки оказались главным образом историческими хрониками, в которых подробно рассказывалось об основании и становлении Кейлавана и – более сжато – других доминионов. Значительную часть их содержания составляло бесхитростное перечисление имен и заслуг храбрых рыцарей, баронов, графов и прочей знати, павших в битвах с варварами и сражениях с соседями. Читать об этом было довольно скучно, к тому же она многого попросту не понимала, но кое-что для себя все-таки уяснила. Как бы хорошо ни приняли ее в Кейлавере, жизнь здесь оставалась нелегкой и суровой, а людям, некогда огнем и мечом отвоевавшим эти земли у варваров и дикой природы, и теперь нередко приходилось отстаивать их от захватчиков.

Читая одну из таких хроник, Грейс нечаянно раскрыла секрет половинки серебряной монеты, подаренной ей на развалинах Странноприимного дома Беккетта для детей-сирот чудаком проповедником в старомодном черном костюме. Как-то раз, сбросив платье и оставшись в ночной рубашке, она забралась под одеяло, прихватив с собой книгу. Но, открыв ее при свете толстой восковой свечи у изголовья, с удивлением обнаружила, что не может понять ни слова, хотя не прошло и часу с тех пор, как она читала тот же самый том и не испытывала никаких проблем.

"Погоди-ка минутку, Грейс, – сказала она себе. – Прежде чем паниковать, попробуй подойти к этому с научной точки зрения. Итак, что изменилось по сравнению с предыдущим моментом?"

Возможно, найти ответ помогла интуиция, возможно, обычная логика в совокупности с кое-какими сделанными ранее наблюдениями. Как бы то ни было, от внезапной догадки по спине у нее пробежал холодок. Спрыгнув с кровати, Грейс склонилась над брошенным в кресло платьем и достала из кошелька половинку монеты.

Несколько простеньких экспериментов подтвердили возникшую у нее гипотезу. Если она держала монетку в руках или та находилась где-то в непосредственной близости к ее телу, она могла читать любой текст так же свободно, как английский. Но стоило утратить контакт с монетой, и слова моментально превращались в бессмысленное сочетание непонятных архаических символов. Появление горничной позволило Грейс проверить еще одну догадку. Оказалось, отсутствие монеты сказывается на восприятии не только письменной, но и устной речи. Когда девушка обратилась к ней, она ничего не поняла, но как только снова сжала половинку серебряного диска в ладони, слова сразу обрели смысл и значение.

– Прошу прощения, миледи, я только зашла спросить, не требуется ли чего миледи?

– Нет, спасибо. Ничего не нужно. Можешь идти спать.

Служанка присела в реверансе и вышла.

Вообще говоря, определенный смысл здесь усматривался. В самом деле, с какой стати обитатели другого мира станут разговаривать по-английски? Странно, почему она раньше об этом не задумывалась? Очевидно, монетка служила своеобразным переводчиком, позволяющим ей без труда общаться с местными жителями. Грейс разжала кулак и посмотрела на монетку. Отчеканенные символы матово отливали серебром, но она могла только догадываться, что они обозначают. Одно лишь не вызывало сомнений: кем бы ни был и откуда бы ни прибыл брат Сай, каким-то образом он поддерживал связь с этим миром, называемым Зеей.

Оставался, правда, последний вопрос: почему? Почему он подошел именно к ней? Или это она пришла к нему? Знай она ответ, очень многое сразу бы прояснилось, в этом Грейс не сомневалась. Вздохнув, она убрала монету обратно в кошелек.

Грейс крайне редко испытывала потребность в компании, но на следующее утро отчего-то почувствовала себя невыразимо одинокой и заброшенной. Она бы с радостью приветствовала появление Эйрин, но та была страшно занята по хозяйству и не смогла к ней прийти. Грейс подошла к окну. Сквозь толстое полупрозрачное стекло был виден верхний двор. По нему прохаживались рыцари, оруженосцы, придворные, сновали слуги и другая челядь. У всех этих людей имелись имена, цели, стремления, о которых она ничего не знала.

Хотя Кейлавер и Денвер разделяла невообразимая бездна пространства и времени, Грейс с ее профессиональной наблюдательностью не могла не подметить определенного сходства. Да и чем, в сущности, отличалось ее положение в стенах госпиталя от пребывания в качестве почетной гостьи (или пленницы?) при дворе короля Бореаса? Работая в Денверском мемориальном, она очень редко беседовала с коллегами на отвлеченные темы и никогда не принимала участия в веселой возне в холле или долгих пересудах и сплетнях за чашкой кофе в свободные от наплыва пациентов часы. И сейчас она тоже ощущала себя чужой, созерцая суету во дворе с холодным безразличием стороннего наблюдателя.

Она уже собиралась отвернуться от окна, как вдруг вздрогнула и приникла к стеклу, опершись руками на каменный подоконник. Какой-то рыцарь в строгом наряде черных и серых тонов шел через двор от замковой башни к конюшням. Его широкие плечи слегка сутулились под тяжестью кольчуги. Лица его она не видела, но по длинным черным усам безошибочно опознала своего спасителя Даржа.

Грейс не раз вспоминала о нем за истекшие дни. Несмотря на сумрачный вид – а может, благодаря ему, – эмбарский эрл понравился ей. Будучи крайне консервативной в выборе друзей, она тем не менее испытала сильное разочарование, когда тот ее так ни разу и не навестил. Хоть бы из вежливости зашел – узнать, как она себя чувствует! Она уже знала, что Дарж прибыл в Кейлавер как полномочный представитель Соррина, короля Эмбара. Понятно, что у него масса дел, связанных со скорым при-бытием его венценосного сюзерена, но перекинуться парой слов было бы совсем неплохо.

Поковырявшись с тугой защелкой, Грейс распахнула окно. В лицо ударила плотная струя свежего морозного воздуха. Она высунулась наружу, взмахнула рукой, открыла рот, чтобы позвать Даржа... и застыла на месте, парализованная внезапно охватившим все ее существо страхом – тем самым беспричинным паническим ужасом, который так часто в прошлом препятствовал ее нормальному общению с другими людьми. Цельными людьми.

"Это смехотворно, Грейс! Чего ты испугалась? Он всего лишь мужчина, такой же, как все".

Собрав волю в кулак, она вновь приготовилась позвать Даржа, но было уже поздно. Его коренастая фигура обогнула конюшни и скрылась из виду. Грей опустила руку, успевшую закоченеть от холода, и уныло уставилась на опустевший двор. Ну почему она так всех боится? Она вспомнила застреленного ею в больнице монстра – человека с железным сердцем, убившим Леона Арлингтона и собиравшегося убить старушку в инвалидном кресле. Он бы наверняка убил ее, если бы она, Грейс Беккетт, не помешала ему, вышибив мозги четырьмя пулями из полицейского револьвера. Она приложила руку к груди. Пальцы так замерзли, что не ощущали биения сердца. А есть ли оно у нее вообще? Быть может, его вынули много лет назад еще в приюте – точно так же, как кто-то вынул живое сердце из груди детектива Джексона и заменил его бездушным куском холодного металла? Быть может, именно поэтому она всю жизнь остается посторонней?

Она совсем озябла и была вынуждена затворить окошко.

47

На следующее утро – пятое со дня появления Грейс в Кейлавере – Эйрин не пришла. Накануне она объяснила, что всю первую половину дня проведет в покоях короля Бореаса, уточняя с ним последние детали подготовки к Совету. Грейс была предоставлена самой себе.

Некоторое время она сидела у камина за книгами. Открыв волшебные свойства половинки монеты – вещицы, безусловно, полезной и даже, не исключено, спасшей ей жизнь, – Грейс твердо решила изучить здешний язык, чтобы не зависеть от нее в дальнейшем. В конце концов, монетку могут украсть или она ее просто потеряет...

Задача оказалась не из легких. Сначала она читала абзац с монеткой-переводчиком в руке. Затем откладывала монету в сторону и всматривалась в незнакомые слова, сопоставляя их написание с ранее узнанным смыслом. Кропотливый труд, но через несколько часов она уже могла прочесть отдельные слова и фразы самостоятельно.

Кончилось тем, что у нее заболели глаза. "Сделай перерыв, Грейс, предупредил внутренний голос. – От поехавшей крыши не спасет и галлон мэддока!"

Она поднялась, поставила книгу на полку и стала расхаживать по комнате. Внезапно ей пришло в голову, что она практически ни разу не выходила из своих покоев, если не считать первого дня, когда состоялся тот памятный разговор с королем Бореа-сом. Впрочем, Грейс такой распорядок устраивал. Ей вполне хватало общества Эйрин и книг. Еду приносили регулярно, а для прочих надобностей в дальнем углу стояла большая ночная ваза с плотно прилегающей крышкой, которую горничные выносили два раза в день. За дверью лежал огромный незнакомый мир, которого она не знала и не понимала, тогда как здесь, в четырех стенах спальни, для нее был создан маленький уютный мирок, составляющий, подобно отделению экстренной помощи Денверского мемориального, лишь малую часть целого, однако в силу этого гораздо более доступный пониманию и контролю. Но сегодня Грейс казалось, что ее спальня все больше начинает походить на дешевую меблированную квартирку, которую она снимала в Денвере. Ей вдруг нестерпимо захотелось вырваться на свободу, размять ноги, убежать прочь от этих давящих стен и сводов.