Текст книги "Криминалистка"
Автор книги: Мария Ветрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
В общем, еще через час мы с Володей подъехали к дому Костицыных и расстались, договорившись пересечься завтра после обеда в их УВД. И я дунула к лифту, чтобы удивить Светку своим внезапным появлением. Не вышло: ее заботливая мама меня опередила, и Светланка находилась в прихожей, когда я, открыв дверь, вошла в квартиру.
– Ха, – сказала она. – Во как я точно вычислила, когда ты будешь! И уже колбасу жарю!
– С яичницей, – уверенно предположила я – и не ошиблась.
Я все-таки не ожидала, что визит к Моргуновым будет таким тяжелым… И это – несмотря на то, что несчастная Машенькина мама находилась в больнице. Но и тетя ее тоже плакала, почти не переставая, во все время нашего разговора…
– У нас с Лизой – на всем свете никого больше не осталось, Лизочка и вовсе вряд ли переживет, – горько жаловалась эта маленькая, хрупенькая женщина, при одном взгляде на которую у меня сжималось сердце, а волна ненависти к проклятому подонку просто душила… – Да и я вряд ли переживу… Как же теперь жить-то, как?.. Мы так гордились Машенькой, она такая умненькая девочка, такая талантливая… И на радио ее ценили, мы никак не могли понять, почему она оттуда так вот сразу взяла – и ушла?.. Лиза все добивалась – может, приставать к нашей малышке кто начал? Сами знаете, какие нынче мужчины… «Нет, – говорит, – мамуля, ничего такого, просто в частной фирме больше платят…»
– Она точно не называла вам это агентство? – мягко вставила я.
– Точно… Я ее сама, лично спрашивала, где хоть оно находится, что за агентство такое… А она – только рукой махнула, мол, тут, неподалеку, а какое – без разницы…
– Неподалеку? – переспросила я. – Вы точно помните, что она это сказала?
– Ну да… Ей там, видимо, что-то не очень понравилось, потому что она мне тогда еще сказала, что, мол, подзаработает немного денег и вроде как долго там не задержится…
Это была очень важная информация! Потому что любой следак знает, что именно может «не понравиться» в брачном агентстве наивной девчонке… Но тогда получалось все довольно просто, а в простоту я в делах, связанных с убийством, – так же, как и Светлана Петровна, – не верила… По крайней мере, с ходу.
Маленькая женщина всхлипнула и вновь заговорила, а я ее старалась прерывать как можно реже. Ей необходимо было выговориться, а в таких случаях все время нужно держать ушки на макушке, чтобы не упустить что-нибудь важное… Машенькина тетушка пододвинула к себе лежавший на обеденном столе, за которым мы сидели, альбом со снимками и раскрыла его. Наверное, он у нее все время находился под рукой и, горюя, она смотрела на Машенькины фотографии. Такая миловидная девчоночка, везде улыбается… И личико – умное, одухотворенное…
– Надо же, какая судьба у обеих, – внезапно вздохнула ее тетушка. – С первого класса дружили, не разлей вода… И вот – одна за другой… Ниночкина мать все говорит, что Нина жива, а я теперь не верю уже…
– Что за Нина? – Я насторожилась и пододвинула к себе снимки, не слишком деликатно, наверное, но понять меня было можно! Тек более что моя интуиция не просто засигналила, а взвыла, как сирена…
С любительской фотографии на меня смотрели Машенька и еще одна девчушка – очень симпатичная, черноволосая, большеглазая… Просто типичное либо еврейское, либо армянское дитя… Снимок был давний, девочкам на нем не больше четырнадцати-пятнадцати лет.
– Это они после восьмого класса в школьном дворе снимались, – грустно произнесла Машенькина тетушка. – Веселые… живые!..
И она снова заплакала.
– Простите мою настойчивость, – как можно мягче спросила я, – но что все-таки случилось с Ниной? И как ее фамилия? Это может быть важным для нашего расследования.
– Что уж теперь-то может быть важным, разве Машеньку вернешь?
Она махнула рукой, но слезы все-таки вытерла.
– Понимаете, месяцев пять назад… Теперь-то уж, наверное, больше, Ниночка Арутюнова пропала… Ушла из дома и не вернулась… Мы поначалу думали – из-за матери.
– Почему?
– Ну, понимаете, ее мать… Словом, мать у нее – ужасная женщина! Гуляет, пьет… С мужем разошлась, когда девочка еще в колыбели лежала, за Ниночкой, как она в школу пошла, больше мы присматривали, чем она… Вот и подумали, что из-за нее. А она на самом деле пропала. Машенька до последнего времени глаз не осушала – плакала, только недели три как немного в себя пришла. А этой, с позволения сказать, матери – наплевать на все. Говорит, мол, загуляла – и все тут. Нагуляется – вернется! А Ниночка совсем не такая девочка, чтоб загулять.
– Заявление о пропаже кто-нибудь подавал?
– Не знаю… – Машенькина тетя немного смутилась. – Если только Машенька, она еще в самом начале в отделение милиции ходила. Но не мать – совершенно точно! Такая разве подаст?..
– А более поздние Ниночкины снимки у вас есть?
– Должен быть один… Сейчас…
Она медленно, дрожащими пальцами стала перелистывать альбом. Примерно на третьей странице мы обе обнаружили то, что осталось от Нининого снимка: пустой квадратик со следами клея… Судя по его размеру, фотография была девять на двенадцать…
– Странно… – пробормотала тетушка. – Сама его тут видела… Куда ж он делся?
– У кого был доступ к альбому, кроме вашей семьи?
– Не знаю… Наверное, ни у кого, я его только сейчас на столе держу, а так он в платяном шкафу всегда лежал… Не знаю!
– Других снимков Нины точно нет?
– Школьных полно, нерасклеенных, а так она не очень-то любила фотографироваться…
– Почему?
– Ну, Ниночка, когда подростковый возраст миновала, как-то переменилась – не в лучшую сторону, если можно так сказать… Потеряла заметную часть своего очарования, это бывает у южан: мать-то у нее русская, а отец армянином был… В отца она, а никак не в эту негодницу!
Один из нерасклеенных снимков, которые Машина тетушка извлекла все из того же шкафа, я сочла подходящим для своих целей. Девушки были снова вдвоем и снова сняты почти на том же фоне, рядом с качелями. По словам тетушки, снимал их все тот же их одноклассник, «набивавший» руку, поскольку мечтал стать фотокором.
Кое-как распрощавшись с раздавленной горем женщиной, я с огромным облегчением покинула ее: все-таки ужасная у нас профессия! Сердце разрывается в таких ситуациях от желания помочь людям в их немыслимом несчастье, а помочь по-настоящему уже нельзя, главного не поправишь… Тем сильнее и яростнее было во мне желание отыскать проклятого убийцу!
Вернувшись домой, я обнаружила на определителе телефона целых два звонка от Володи и один неопределившийся – наверное, от Светланы Петровны. Подумав, я для начала позвонила в УВД.
Наш опер был на месте и страшно обрадовался, что я обозначилась: целых два раза назвал меня «Катюшей» – и вот незадача! Сейчас я могла краснеть, сколько угодно, так нет же! По-моему, даже не порозовела. Вероятно, начала привыкать к его манере обращения со мной.
Маленькая Светка, успевшая вернуться из своего колледжа почему-то раньше обычного, благополучно дрыхла в своей комнате, так что мы спокойно обменялись раздобытой каждым информацией. И выяснилось, что мой улов гораздо богаче, а главное, явно полезнее.
Туалетный бизнесмен действительно укрылся в пансионате, но исключительно от трусости. По Володиным сведениям, «крыша» у него, конечно, имелась, но довольно хилая. И какие-то более крепкие ребятки, разумеется, на своих собственных, вполне крокодильских условиях, на нашего Колышникова элементарно наехали. «Крыша» «крыше» не уступала, и на время разборок между этими, в общем-то, мелкими бандюками Павел Игоревич счел за благо «отдохнуть». Не слишком далеко, дабы быть в курсе происходящего, но и не столь близко, чтобы его персоне что-то реально угрожало… Банальная, хоть и омерзительная история, таких сейчас – пруд пруди. Володя, оказывается, уже успел все телефонировать тете Свете, и мы с ним навскидку обсудили мою информацию, чтобы распределить все дальнейшее.
И снова наш опер взял на себя самую трудную, на мой взгляд, часть работы – шерстить по своим каналам агентства, которые под прикрытием марьяжа занимаются проституцией. Сведения по туалетному бизнесмену он добыл, можно сказать, молниеносно, с агентствами тоже требовались наработанные связи, которых у меня в Москве не было, так что дела мы распределили, можно сказать, автоматически. Единственное, чем я могла ему помочь, – позвонить «телевизионной» Татьяне, как посоветовала Светлана Петровна. Что я и собиралась сделать вечером. А мой следующий шаг – визит на радиостанцию, где работала Машенька.
Володя в целом такой план одобрил, включая «телевизионную» Татьяну. Адрес на радио я знала не только понаслышке, еще в то время, когда работала в прокуратуре, тетя Светлана однажды выступала там, и на передачу мы с ней по каким-то причинам, которых уже не помню, ездили вместе.
Светка продолжала дрыхнуть, поэтому я поленилась приготовить себе что-нибудь основательное, а просто попила чаю с вареньем и булкой с маслом, и двинула вперед.
Находилась эта радиостанция неподалеку от центра, в обыкновенном «сталинском» доме казенного вида. Казенщиной несло от первого этажа, представлявшего собой то ли склад, то ли гараж немереной площади. Потому что никаких окон внизу не было, только огромные железные ворота. А вход на радио – со скромненького неприметного крылечка, приткнувшегося сбоку.
Войдя внутрь, я первым делом наткнулась на мальчика в родной ментовской форме, немедленно меня тормознувшего, а после того как я протянула ему удостоверение, вспыхнувшего и отдавшего честь… У него самого погончики были старлейские… Едва сдержав улыбку, я поглядела на парня как можно строже и поинтересовалась, как мне пройти на эту самую радиостанцию. Он замялся:
– Вообще-то, товарищ капитан, у нас заранее пропуск заказывают…
– Мне заранее не нужно было! – сказала я суровым голосом. – Я, товарищ старший лейтенант, убийство расследую, а не угон «копейки»!
Парнишечка побледнел и поспешно ткнул пальцем в узкую лестницу, начинавшуюся почти что от его будочки:
– Третий этаж… Там будет такая широкая площадка с тремя дверями. Ваша дверь – крайняя справа!
– Благодарю вас, товарищ старший лейтенант, – серьезно кивнула я и начала карабкаться по этой узехонькой лестнице. Ну и теснотища тут!
Площадка, упомянутая старлеем, правда, оказалась широкой. А вот коридор за ней – снова узким, и, войдя в него, я поначалу даже не посмотрела по сторонам, где, как выяснилось чуть позднее, за двойными прозрачными дверями располагались студии. Потому что прямо передо мной, загораживая единственный проход, сидела… самая настоящая, живая обезьяна! И, между прочим, не какая-нибудь смешная мартышка, а здоровенная, почти в половину человеческого роста обезьянища со злобной мордой, одетая тоже по-человечески… Вот это – фишка!.. Я так испугалась, что даже не сразу заметила, что на ней ошейник, на ошейнике – ремень, привязанный к трубе парового отопления. Но все равно коридор был узким и пройти рядом, не задев это чудовище, я просто не могла… У нас что, уже обезьяны по радио вещают?!
– При чем тут радио? – Неожиданно, к моему громадному облегчению, рядом со зверем возник толстяк с растрепанными седыми патлами. Наверное, я с перепугу свой идиотский вопрос задала вслух… – Радиостудии, – добродушно пояснил толстяк, – по правой стороне коридора, а по левой – наоборот, телестудии… Мы с Кузей ждем начала съемок… Да, Кузя?
Обезьяна, оказавшаяся еще и мужиком, что-то буркнула в ответ, причем басом.
– Что ж, Кузенька, давай-ка пропустим даму!
И, отвязав ремень, он потянул свое чудище за собой в глубь коридора, на прощание кивнув мне головой:
– Зря вы Кузеньки испугались, девушкам его бояться нечего, он у нас только бородатых мужчин на дух не переносит… Да, Кузенька?
«Кузенька» в ответ зарычал, словно был тигром, а не обезьяной, и они наконец исчезли… А я перевела дыхание…
После такого потрясения, прежде чем войти в единственную незастекленную дверь, расположенную по правой стороне коридора, пришлось мне несколько секунд постоять перед ней, чтобы собраться с мыслями заново.
За дверью оказалась обычная комната с окнами, довольно большая, не менее чем с пятью компьютеризированными столами. Казалось, что обладатели столов расставляли их каждый по-своему, не считаясь друг с другом. Человек десять или около того метались по комнате с какими-то бумажками в руках, разговаривали по телефонам, друг с другом – и все это одновременно. Ни один из них даже не думал обратить на меня внимание… Все-таки творческие люди – очень странные создания!..
Присмотревшись к этой толпе, я наконец обнаружила единственного человека, спокойно сидевшего за своим столом возле окна. Это был рослый, широколицый парень, наверное, мой ровесник, внимательно изучавший какую-то газету, Целая пачка других газет лежала перед ним, и он изредка что-то подчеркивал в той, которую читал.
Я двинулась к нему сама, по возможности обходя его беспокойных коллег.
– Здравствуйте, – произнесла я как можно приветливее. – И разрешите представиться: капитан милиции Екатерина Клобукова!
Ни я, ни мое удостоверение, на которое он даже не взглянул, ожидаемого впечатления не произвели. Парень посмотрел на меня отсутствующим взором, потом слегка нахмурился:
– Здрасс… Клобукова? Капитан милиции?.. Клобукова… Клобукова… А у вас какое время? Что-то я не помню вашу фамилию в сегодняшней сетке. Опять, наверное, Маринка все перепутала… Маринка!!!
Имя девушки он выкрикнул таким злобным голосом, что я от неожиданности едва не охнула. Немедленно, словно из-под земли, выскочила откуда-то сбоку презабавная рыженькая девчушка, которой на вид я бы дала – ну не больше шестнадцати. Смешные кудряшки, вздернутый носик, усыпанный, как у большинства рыжих, веснушками, веселые карие глаза.
– Я тут, Рудик, что случилось? – Она искоса глянула на меня и абсолютно безмятежно уставилась на Рудика.
– Почему я не видел в сегодняшней сетке Клобуковой?!
– Потому что ее там нет и быть не должно, – спокойно ответила Маринка. – А что?
– Стоп! – Я наконец сообразила, в чем дело. – Она права, меня там нет и быть не должно, я по другому вопросу!
– По другому? – искренне изумился Рудик. – Так почему же сразу не сказали?!
– Не успела! – Как-то автоматически я тоже повысила голос и поняла, что, если вступлю в дискуссию, дело швах! Никакого толку от моего визита не будет. – Убита ваша коллега! – взяла я с ходу быка за рога. И к моему изумлению, меня услышали все. Потому что в комнате мгновенно установилась тишина.
– Что?.. – пролепетал Рудик. – Господи, кто?..
– Маша Моргунова…
– Маша?! Господи, Господи… – Если остальные просто ахнули, то рыженькая Маринка запричитала, прижала руки к щекам и отчего-то присела на корточки. Из ее совсем недавно веселых глаз хлынули слезы – такие обильные, как будто только и ждали возможности пролиться…
Я немедленно потеряла интерес к Рудику и повернулась к девчушке.
– Я ей говорила, говорила… Господи, ну почему она меня не послушалась?!. – Маринка продолжала горько плакать, а я чуть ли не силой помогла ей подняться и усадила на подсунутый кем-то стул, сама усевшись рядом на чью-то тумбочку, не до конца заваленную бумагами.
– Вот горе-то, вот горе, – продолжал бормотать Рудик, – и, как назло, у меня через пять минут прямой эфир, обзор прессы… Вы подождете? Они с Маринкой дружили… Подождете?
– Да, конечно… У вас тут есть какой-нибудь отдельный кабинет?
– Дверь в углу видите?
– Теперь вижу, – кивнула я. И, поскольку девчушка уже не причитала судорожно вслух, обратилась к ней: – Мариночка, давайте пройдем туда? То, что вы сейчас сказали, – очень важно, нам нужно поговорить…
– Конечно… – она прерывисто всхлипнула. – Я вам расскажу все, что знаю…
Кто-то из коллег Рудика и Маринки очень кстати протянул стакан воды, еще кто-то – пачку сигарет. Я хотела сказать, что не курю, но вовремя сообразила, что сигареты предназначаются не мне, а девушке.
Спустя несколько минут мы уже сидели с ней в маленькой, довольно мрачной комнатушке без окон, стены которой сплошь были уставлены полками с кассетами. Маринка наконец вытерла глаза и закурила, отчего сразу стало видно, что лет ей – никак не шестнадцать. Она, наверное, выкурила не меньше чем полсигареты, когда кончила что-то обдумывать или просто собираться с мыслями и заговорила:
– Это я привела Машеньку сюда, к нам… Она как раз закончила колледж, искала работу. Ну я и предложила ей попробоваться на одну передачу, где требовался психолог…
– Вы были давно знакомы?
– Мы учились в одной музыкальной школе… Но Машенька незадолго до конца шестого класса музыку бросила, а я осталась. Потом случайно только встречались, иногда, если что-то нужно, созванивались. Она мне всегда нравилась… Конечно, когда стало ясно, что работа у нее здесь пошла, опять сдружились…
Маринка вынула из пачки еще одну сигарету и закурила.
– Самой близкой подругой у нее на самом деле была не я, а Нина. Помню, давно, когда мы еще в музыкалку ходили, я ее к этой Нине даже ревновала немного… Среди девушек такая преданность в дружбе, как у них, и вовсе не встречается. Прямо как сестры…
– Вы имеете в виду Нину Арутюнову? – уточнила я.
– Ее… Я думаю, из-за нее именно Машенька и погибла…
– Почему? Почему вы так думаете?
– Я расскажу… В общем, несколько месяцев назад, то ли весной, то ли в начале лета, Машенька вдруг сделалась сама не своя.
– В чем это выражалось?
– Ну… Словно у нее горе какое-то, словно она все ночи напролет плачет, а потом – на работу… Какая тут работа? Вот она и запорола нам подряд два эфира. Рудик рвет и мечет, Градов – это наш главный начальник – увольнением грозит, а ей – все по фигу… Ну и на меня все наехали, мол, ты привела – ты и разбирайся.
Словом, как-то после работы сгребла я ее и приперла к стенке. Ты, говорю, что, не понимаешь, что вылетишь вот-вот? «Понимаю, – отвечает. – Но мне и так нужно будет уйти…» У меня, конечно, глаза на лоб: думала, у нее какой-то роман неудачный или что-то в этом роде. Стала допытывать, а Машенька и рассказала. Если коротко, то ее любимая Нина исчезла. Оказывается, уже с месяц. Маша пыталась подать заявление прямо в первый же день, но мен… Ну, то есть в отделении его не взяли…
– Почему она так быстро всполошилась? – заинтересовалась я.
– У нее были для этого причины. Понимаете, Нина девица не то чтобы уродливая, но… Словом, непривлекательная, мужики на нее – ноль внимания… Ну и что?.. Подумаешь! Лично я так рассуждаю, что у каждого своя судьба, не всем же замужем быть?.. А Нина иначе думала. Может быть, потому, что ей страшно хотелось уйти из дома, а идти некуда… У нее там, дома, какая-то обстановка тяжелая, что ли… Точно не скажу, не знаю. Только она в результате додумалась поискать себе мужа через брачное агентство…
Даже не знаю, как мне удалось на этом месте сдержаться и не выдать своего волнения каким-нибудь восклицанием. «Ура!» моей интуиции!
– И что? – спокойно произнесла я, обратившись в одно большое ухо.
– Ну, нашла какое-то там агентство, вроде бы хорошее, все там, что нужно, изложила, пояснила, почему хочет так рано замуж. Ну, про обстановку дома, видимо, рассказала… В эти агентства ведь обычно обращаются старухи за тридцать, а не такие соплюшки восемнадцати-девятнадцати лет…
– Вы не знаете, как долго она искала и что это за агентство? Не «Лолита», часом?..
– Ничего этого я не знаю, – покачала головой Маринка. – И Маша не знала, потому и уволилась… Нет, если вы не против, я лучше по порядку… Словом, Нине в этом агентстве довольно быстро кого-то подобрали. И пропала она как раз в тот день, вернее, вечер, когда ушла к этому подобранному типу на первое свидание… Вот почему Машенька и забила сразу тревогу! Она эту Нинину затею вообще не одобряла, понимаете? И жутко за нее волновалась. И, как видите, не зря…
– Марина, вы сказали, что уволилась она…
– Да-да! Я как раз до этого дошла. Потому что тут уж настала моя очередь волноваться за Машеньку и отговаривать от ее дурацкой затеи… Чуяло мое сердце, что добром это не кончится!.. Маша, после того как ей в отделении милиции отказали, больше на мен… Простите, на милицию не полагалась и решила сама предпринять что-то вроде расследования…
– О боже! – не выдержала все-таки я.
– И я о том же! – воскликнула Маринка. – Когда мы с ней разговаривали об этом ей как раз впервые за много времени повезло. Она до этого обходила все агентства, какие нашла в рекламе, одно за другим – с Нининой фотокарточкой. И везде только плечами пожимали. Не видели, не знают. И вдруг в одном из них ей хозяйка говорит, мол, не хотите ли у нас поработать, девушка? А то у меня моя единственная сотрудница увольняется! Машенька уже успела показать этой тетке Нинин снимок, и та только руками развела, мол, в первый раз вижу. И вдруг – ни с того ни с сего подобное предложение! Маша, конечно, посмотрела на нее, как на психопатку, и ушла. То есть почти ушла, потому что та самая сотрудница, которая увольнялась, заглянула как раз в кабинет к начальнице и снимок увидела. «О, – говорит, – вроде бы наша девушка… По-моему, я ее помню!..» Тут Машеньке, по ее словам, показалось, что хозяйка агентства как-то не так вздрогнула, хотя потом вела себя вроде бы естественно. «Неужели? – говорит. – Надо же, какая у вас память… А я начисто не помню!»
Конечно, тут же по Машенькиной просьбе посмотрели их картотеку, или что там у них – не знаю. И конечно, никаких следов Ниночки. Сотрудница смутилась, наверное, говорит, я либо спутала, либо хозяйка сама с ней занималась… Она иногда сама с клиентами занимается… И даже не иногда, а часто, так что действительно могла забыть… Женщин полно ходит…
– То есть как «забыть», если у них картотека?
– Понятия не имею, – тоскливо сказала Маринка и закурила новую сигарету, хотя в комнатенке и так нечем было уже дышать. Но разве прервешь? Пришлось стерпеть. – Откуда я могу знать, если все это – со слов Машеньки? Она, дурочка, себя настоящим детективом вообразила и тут же, на ходу, передумала насчет работы, заявив этой тетке, хозяйке, что вообще-то она по специальности психолог. И если оклад ее устроит, то может подумать… Ну и надумала. И вот результат…
Маринка резко затушила сигарету и мрачно уставилась в никуда. А я полезла в сумку и извлекла оттуда бланк протокола.
– Марина, – мягко спросила я девушку, – вы сможете собственноручно изложить все, что мне рассказали, в письменном виде?
– А надо?.. А то мне легче сетку на месяц составить, чем такую бумажку заполнить…
– Что такое «сетка»? – спросила я, словно все остальное мне было предельно ясно.
– Сетка?.. Ну, это такое… такое расписание передач, что ли. И время от и до указано, и что за чем… Пока сделаешь – глаза на лоб вылезут… Но ваш протокол для меня – еще хуже!
– Я сама его заполню, а вы очень кратко изложите там, где укажу, то, что мне сейчас рассказали… Не думаю, что вам захочется сто раз ездить для того же самого в УВД и прокуратуру…
– Елки-моталки! – сказала Маринка. – Давайте сюда вашу бумажку! Конечно, я предпочту отписаться прямо сейчас…
– Съездить и туда, и туда все равно придется, – честно предупредила я девушку. – Но – на один раз меньше… Вы с какого года рождения?
– С восьмидесятого, я Машеньки с Ниной постарше… 5 октября 1980 года, русская, сотрудник радиостанции…
– Насчет национальности – лишнее, и не спешите так, а то я не успеваю…
Когда спустя час я вышла из «телерадиоздания», на улице было уже совсем темно, в кривоватом переулке, где это здание стояло, горели фонари, отражавшиеся в подстывших лужах: осень уверенно переходила в зиму.
