Текст книги "Криминалистка"
Автор книги: Мария Ветрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
– Разве я что-нибудь похожее сказал? – удивился Володя. – Хотя, если судить по только что случившийся мизансцене…
– Прекрати! – Я поднялась с пола и побрела к креслу, а Катька, не теряя времени, начала возвращать рассыпавшиеся по полу вещи назад в шкаф. Управилась она под нетерпеливым Володиным взглядом на удивление быстро, и он продолжил:
– Если хотите, я прямо завтра с утра за ней еще и «наружку» установлю…
– Не надо… – Я отвела взгляд, поскольку начала наконец испытывать что-то вроде стыда. – Давай к делу и, если можно, конспективно… Извини!
– Ничего, бывает… Конспективно же получается следующее. Девушка до недавнего работала по своей основной специальности психолога на радио. Внезапно, никак не пояснив матери и тетке, увольняется и устраивается в это дурацкое агентство… Правда, тоже по специальности. Десять дней назад… А, нет, две недели назад! Заявляет дома, что отправляется в командировку, куда и на сколько – снова не говорит, вроде бы обронила только, что неподалеку. И исчезает… После десяти дней с момента отъезда Моргуновой мать с теткой забили тревогу и обратились в ближайшее отделение милиции. Ну, сколько-то это тянулось, наконец, попала она в сводку, почему без снимка – не знаю. Но думаю, в отделении снимок не взяли, решили, что девица просто застряла в своей командировке… Спасибо, что вообще заявление приняли.
– В каком агентстве она, говоришь, работала?
– В том-то и дело, – вздохнул Володя. – Ни матери, ни тетке Маша по этой части почему-то не доложилась, утверждала, что приняли ее туда временно, с испытательным сроком, что ли… Короче, дело темное и пока это все, чем я располагаю…
Володя устало прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, а мы с Катей переглянулись.
– Спасибо тебе, солнышко, ты – супер! – искренне сказала я. – Но если думаешь, что мы тебя на ночь глядя отпустим назад в столицу, то глубоко заблуждаешься… Верно, Катерина?
Катька вспыхнула до корней волос и кивнула головой.
– Только я не знаю, Светланочка Петровна, – пробормотала она, – удобно ли ему тут, в номере… Вроде бы нельзя… Может, лучше ко мне?
Володя открыл глаза и посмотрел на нас по очереди с удивлением:
– Милые дамы, вы, кажется, забыли, что завтра в девять нуль-нуль я обязан быть на своем любимом рабочем месте! А вы, Светлана Петровна, с привезенными мной циркулярами – в их спецподразделении…
– Ну и что? – Катька уже явно вдохновилась идеей организовать моему оперу отдых. – Я и сама в шесть утра встаю – из-за бабули… Ты с ума сошел после такого дня снова садиться за руль?.. Честное слово!
Похоже, она и сама не заметила, что перешла с ним на «ты». Я ухмыльнулась и решительно расставила точки над «и»:
– Считай это распоряжением начальства, Вовочка! – сказала я. – Переночуешь у Клобуковых, а с утречка – в столицу. Передашь Грифелю, что я еще побуду в отпуске, попробую что-нибудь вместе с Катькой нарыть на месте… А теперь – топайте, и так из-за вас в первый же день режим нарушаю!
Володя улыбнулся и развел руками:
– К капитану так к капитану… Как скажете… То есть прикажете!
И через несколько минут я осталась одна – с тоненькой папочкой, оставленной мне Володей.
Видимо, и говорить не стоит, что, прежде чем взяться за эту папочку, я сделала то, что постеснялась сделать при ребятах, сразу же после попытки рвануть домой – к Светке: спустилась вниз, к междугородным автоматам.
На мое счастье, в холле было пусто, а из-за цветущих иноземных растений раздавался мощный храп – вероятно, бдительного Валька.
А вот Светланка, как я и подозревала, не спала и схватила трубку после второго гудка. Сказать, что ребенок моему звонку обрадовался, я, к сожалению, не могу.
– Блин! – прочувствованно брякнула Светка, едва услышав мой голос. – Опять ты, да? Ма-ма! Это же уже в четвертый, а то и в пятый раз за один день… Ма, ну хоть ты-то можешь быть не такой занудой, как все остальные?!
– Безобразие! – сказала я, как можно суровее. – Я что уже и сказать тебе «Спокойной ночи» не инею права?
– Имеешь! – сердито возразила она. – Спокойной ночи!
И хлопнула трубкой. Но в последнюю секунду я все же успела расслышать голос нашей оперативницы Насти, интересующейся, кто именно там звонит, и назад в номер вернулась уже с почти что легким сердцем. Во всяком случае, пристраиваясь на широченном ложе с Володиной папочкой в руках, я даже ощутила что-то вроде радости, при этом почему-то передо мной мелькнуло лицо Родионова, злобное Лилино лицо и – вновь Родионов, затронувший своим неожиданным поцелуем какую-то давно умолкнувшую в моей душе струну…
Как правило, на данном, то есть начальном, этапе расследования я прежде всего завожу лично для себя что-то вроде стартовой бумажки, группируя по тем или иным признакам всю имеющуюся информацию. Но на сей раз я ощутила после отъезда ребят такую усталость, что решила отложить данный процесс на утро. Похоже, белозуевский воздух и впрямь пропитан снотворным…
Однако, к моему немалому изумлению, едва я улеглась на роскошную, почти квадратную кровать, оказавшуюся удивительно удобной, сна – как не бывало! Еще понятно, если бы при этом в голове прокручивались какие-то возможные варианты расследования… Как бы не так! Первое, что я «увидела», едва прикрыв глаза, – было лицо Витальки… Не то, из прошлого, а нынешнее – тронутое временем так же, как, вероятно, и мое собственное. Я вновь ощутила, как дрогнуло сердце от его неожиданного поцелуя, почувствовала вкус его губ на своих губах и… Конечно, я разозлилась!
«Эй, ты! – сказала я вслух и села на кровати. – Тебе не кажется, что подобная реакция на мужской поцелуй приличествует какой-нибудь сопливой десятикласснице, а уж никак не бабе за сорок?!.»
Дальнейший текст психотерапевтического содержания приводить нет смысла, поскольку если он и помог, то я этого не заметила. Впервые в жизни я на собственном опыте узнала, что такое бессонница: в моем окружении о подобных неприятностях известно исключительно понаслышке. Лично я и вовсе не верила, что когда-нибудь мне доведется лично познакомиться с этим состоянием, оказавшимся крайне неприятным. Больше всего меня почему-то раздражали электронные часы, моргавшие прямехонько напротив кровати, которая вдруг перестала казаться удобной. Прав был Родионов: провинция – она и есть провинция. Кто это пристраивает подобные сияющие приборы в спальне? Отвратительная и глупая идея!
Задремала я кое-как где-то под утро, в конечном счете, словно со стороны наблюдая за собственными мыслями, произвольно скачущими от Светланки к Родионову, затем к убитой девушке, которая столь странно вела себя в последние недели перед гибелью. И вновь по тому же кругу. По-хорошему, мне действительно следовало бы возвратиться в Москву как можно быстрее и лично заняться дознанием, лично опросить всех ее родных, подруг, возможно, если он, конечно, имеется, бойфренда, как они теперь выражаются. Но, во-первых, я понимала, что домой рвусь исключительно из-за Светки, поскольку Володя все сделает ничуть не хуже меня – тем более что сбором предварительных сведений по делу как раз должно заниматься наше УВД в лице следователя и оперов… Кстати, надо звякнуть туда, узнать, кого назначили следователем… Во-вторых, хоть я и не сомневалась в Катьке, что моя девочка в итоге справится со сбором информации здесь, но…
Что-то интуитивно держало меня в пансионате: уж очень своеобразная собралась тут компания «старожилов»… А в качестве отдыхающей я получала возможность наблюдать этих людей ежедневно, как говорится, «изнутри», о чем любой следователь может только мечтать. Не сомневаюсь, что и Грифель думает то же самое по всем пунктам, и, по меньшей мере, недельку я здесь должна пробыть…
Всеми этими размышлениями и периодически мелькавшим перед мысленным взором лицом Родионова и прерывалась моя полудрема. Так что одно из здешних правил под названием «кофе в постель» я оценила утром в полной мере! Если бы ровно в девять утра в дверь моего номера не вкатился сервировочный столик с аппетитно дымящейся чашечкой, кофейником, булочками и, кажется, джемом – в сопровождении миловидной горничной, представившейся Настей, я бы ни за что не поднялась вовремя…
По счастью, хоть погода смилостивилась над нами, грешными, и за окном не только не было дождя, но вовсю сияло солнце, почти такое же яркое, как ранней весной. Что ж, будем считать это добрым знаком для нашего расследования!
Катя
– А почему я не знал, что ты в нашей прокуратуре работала? – первым делом поинтересовался Володя, едва я влезла в его «жигуленок», а сам он втиснулся за руль. Именно втиснулся, потому что салон «шестерки» ему был явно тесноват.
– Потому что я работала, во-первых, мало, – пояснила я, – во-вторых, младшим юристом. С бумажками возилась… Меня туда тетя Света устроила, для начала…
– Какая тетя Света? – Он удивленно посмотрел на меня и даже отдернул руку от ключа, который намеревался повернуть.
– Светлана Петровна, какая же еще?.. Слушай, заводись и поехали, я правда за бабушку волнуюсь!
– А что с бабушкой?
– Инсульт был. Теперь получше, но она лежит… Так мы едем или нет?
Движок он завел сразу, и мы двинулись по подъездной дороге к воротам, которые уже услужливо разъезжались в стороны.
– Значит, так, – пояснила я. – Выезжаем на трассу, затем налево и еще затем – первый поворот налево. А дальше покажу.
– Ясненько… И давно ты с «тетей Светой» знакома?
– С детства. Она моя крестная… А что?
– А… Остальные родственники?
Вопросы он задавал коротко, не отрывая взгляда от дороги, машину при этом вел на удивление мягко, как водят только очень хорошие шоферы.
– Остальных нет! – Этот допрос начал меня раздражать, и я решила высказаться сама, чтобы избавиться от дальнейших вопросов. – Мама погибла во время захвата вместе с тети Светиным мужем, когда мне было тринадцать лет и пять месяцев. Отца не было никогда, кто он и что – не знаю… Еще вопросы будут?
Иван Царевич с ментовскими погонами ничего мне не ответил и молчал до самого поворота в Белозуево. Я тоже молчала, пока не возникла необходимость показать ему дорогу. Наконец, уяснив, куда и как нужно ехать, он неожиданно вздохнул вполне по-человечески:
– Надо же! Оказывается, наши с тобой биографии чем-то схожи… Правда, когда умерла мама, я помоложе был, двенадцатилетний сопляк… И мне на целую «тетю Свету», то есть очень намного, меньше повезло, чем тебе. Сам пробивался «в ряды»…
– А почему именно «в ряды»? – Мой голос невольно дрогнул от сочувствия к тети-Светиному оперу, я как-то вдруг поняла: его высокомерие и бравада – что-то вроде защитного слоя… Да, это уж кто-кто, а я уяснить могла…
– Потому что мама умерла из-за моего старшего брата, очень старшего, аж на десять с лишним лет. Ее сердце не перенесло Витиной гибели.
– Твой брат конечно же и «служил в рядах»… – невесело усмехнулась я, мысленно поражаясь тому, как на самом деле схожи наши, как выразился Володя, биографии.
– Обыкновенный участковый, – вздохнул Володя. – Кто-то пожаловался с его территории на соседнюю квартиру, мол шумят, по ночам спать не дают. Он отправился просто для собеседования… Ну а дальше – глупая история, глупая гибель… Судя по всему, брякнул что-то вроде «открывайте, милиция». А в ответ – «Калашников»… Квартирка-то бандитским логовом оказалась…
– Так ты тоже с какой-нибудь бабушкой рос? – сочувственно поинтересовалась я.
– Hoy, – перешел он на английский. – В детдоме, за неимением родственников… Так что первую оперподготовку среди тамошних отморозков и прошел… Который из домов твой?
– Крайний подъезд среднего, – ответила я, потому что мы наконец приехали.
В квартире стояла тишина, нарушаемая лишь тихим похрапыванием тети Люси, доносившимся из бабулиной комнаты. Но меня не обманешь: я всегда чувствую, если бабулечка не спит… Так оно и оказалось. Пока Володя снимал в прихожей обувь, я проскользнула в ее комнату и тут же услышала традиционное бабушкино: «Ты, Катюша?»
– Я, бабуленька… Я не одна, у нас будет ночевать тети Светы оперативник из УВД… Ты почему не спишь?
– Вот сейчас и усну, – пообещала она. – Тебя только и ждала… Ты его где положишь? Люсю будешь подымать?
– На кухне, на раскладушке… Лекарство пила?
– Конечно… Ну, иди, а то разбудишь Люсеньку.
На самом деле на кухне собиралась спать я, решив Володю устроить на диване: все-таки гость!
Гость, пока я общалась с бабулей, успел разуться и самостоятельно пройти в комнату. Даже выключатель нашел и свет включил.
– Раз ты такой самостоятельный, – решила я, – дуй на кухню и подожги, во-первых, кастрюлю, во-вторых, чайник! А я пока тебе тут постелю.
– А сама где ляжешь? – Володя прищурился и пристально посмотрел мне в глаза. – Небось на какой-нибудь раскладушке на кухне?
– Хороший ты опер, догадливый, – фыркнула я. И поскольку он тут же открыл рот, чтобы бурно возразить, резко оборвала эту попытку: – Я здесь хозяйка – мне и решать, куда кого класть, ясно? А ты в своем УВД командовать будешь!..
– Ну и характерец у тебя! – удивился он. – А по виду не скажешь: эдакая невинная Белоснежка…
Чтобы скрыть смущение, я нахмурилась и молча указала ему на дверь, а сама открыла шкаф и стала извлекать чистое белье. Против моих ожиданий, спорить он больше не стал и с совершенно несвойственной ему, на мой взгляд, покорностью пошлепал на кухню.
Через некоторое время мы с завидным аппетитом доедали позавчерашние тети-Люсины щи: соседка оказалась права, ее супчик становился вкуснее с каждым днем!
– Сама готовила? – поинтересовался Володя после того, как наши тарелки опустели. И я, неизвестно почему, взяла да и соврала:
– Точно… А что?
– Класс! – прокомментировал опер и посмотрел на меня почти с нежностью… А я-то, грешным делом, не верила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок! Неужели все так просто? Жаль…
– Дуй спать, подниму ровно в шесть! – вздохнула я. – Ванна и туалет – справа по коридору.
– Если не трудно, – попросил Володя, – не могла бы ты начать… э-э-э… данный процесс минут на пять раньше?
– Могла бы… А что тебе эти пять минут дадут? – удивилась я.
– Да понимаешь… – Он вдруг как-то по-детски смутился. – Я если немного после того, как прозвенит будильник, не поваляюсь, потом весь день сонный хожу…
Мне стало ужасно смешно, но я сдержалась и серьезно кивнула:
– Ну раз так – то конечно… Иди ложись, спать-то осталось часов пять с небольшим, действительно будешь сонный, да еще и за рулем!
– Ну что ты! – Он широко зевнул, прикрыв рот рукой. – Пять часов для опера – почти роскошь… Ну все, спокойной ночи!
Я быстренько перемыла тарелки, тихонько извлекла из кладовой раскладушку и, кое-как разместив ее в нашей довольно тесной кухне, свалилась почти без чувств от усталости. Конечно, предварительно поставив будильник на без четверти шесть.
На душе у меня было, можно сказать, вполне благостно, ведь я оказалась права, главное, добилась своего, и расследование по распоряжению Москвы начато! О деталях я не думала, во-первых, потому, что у меня вообще правило – дома о работе не думать. Во-вторых, с такими помощниками, как тетя Светлана и Володя, не страшно ничего, и уж тем более ни за что не поверю, что убийство несчастной Машеньки превратится в «висяк»… Короче – я победила!
Самой последней мыслью, перед тем как я провалилась в сон без сновидений, была довольно корыстная мыслишка о том, что у меня теперь появилась к тому же, благодаря моей Светланочке Петровне, классная связь в нашей прокуратуре – с самим Родионовым. Никаких сомнений в том, что Родионов относится к тете Свете здорово, я не испытывала: разве может к ней кто-нибудь относиться иначе? Во всяком случае, пока что я таких людей не встречала!
Именно Родионов и был тем человеком, которого я увидела первым, когда заявилась утром на работу – между прочим, на удивление выспавшаяся и бодрая, – успев проводить Володю. То есть не проводить, а попрощаться с ним у подъезда. Иван Царевич прощался неожиданно тепло, еще раз добрым словом помянув «мои» щи, и крепко пожал мне руку. Никакого высокомерия на его физиономии и следа не осталось, а кошачьи глаза прямо-таки светились доброжелательностью… Ну-ну!
А Родионов, когда я вошла в Олину обитель, как раз выходил из кабинета Саши Малахова. И не успела я открыть рот, чтобы с ним поздороваться, как он улыбнулся и поздоровался сам:
– Здравствуйте, Екатерина Васильевна… И – поздравляю, у вас – новое дело, которого, как я только что выяснил, вы страстно добивались…
Очевидно, скотина-Малахов, будучи не в восторге от моей победы, и поведал Родионову кое-какие детали. Но если он ожидал, что Виталий Константинович выразит мне в этой связи свое «фэ», то его постигло жестокое разочарование!
– Так, значит, – продолжал улыбаться Родионов, – вы действительно дочь Оли Клобуковой… А почему здесь, в Белозуеве, оказались?
Я ответила как можно короче. С удовольствием отметив, что на физиономии моего непосредственного начальника Малахова, почтительно застывшего за спиной Виталия Константиновича в дверях собственного кабинета, появилось растерянно-обидчивое выражение. Ну в точности как у коллеги Любавина!
Родионов между тем, сказав еще парочку ничего не значащих вежливых фраз, совсем было собрался покинуть наш дружный коллектив, как вдруг за моей спиной хлопнула входная дверь и я едва не ахнула, увидев, как переменилось его лицо… Даже не знаю, в чем именно и каким образом это можно описать, но глаза Виталия Константиновича молниеносно сделались в два раза синее и заблестели… Вот это да! Вот это прикольная реакция на мою тетю Светочку, как раз вошедшую в отдел!..
И я, и Малахов были мгновенно забыты, вообще вычеркнуты из реальности, как два славянских шкафа… Кажется, я серьезно промахнулась насчет их просто хороших отношений… Неужели?!
Не знай я тетю Светочку сто лет – ни на секунду бы не усомнилась, что у них с Родионовым нечто вроде романа. Но зная, не поверю ни за какие коврижки… Похоже, это он в нее втюрился, а она… А что же она?.. Наблюдать за ними было легко, поскольку ни тот, ни другой нас в данный момент не учитывали.
– Ты ко мне? – Это Родионов сказал прежде, чем сообразил с ней поздороваться. И тетя Света не торопилась произнести «Доброе утро», просто кивнула и… Клянусь собственным здоровьем, слегка покраснела. Ни разу не видела, чтобы она краснела от чего-нибудь, кроме злости… Ну или от возмущения… У Светланочки Петровны совершенно особая кожа, которой любая девчонка позавидует: матовая, гладкая, чуть-чуть смуглая, и никакого вульгарного румянца! На этом фоне и без того темные глаза выглядят и вовсе как две сверкающие свежие кляксы… Ой, я на месте мужиков влюблялась бы в нее каждые пять минут, честное слово! Хотя с нашей работой…
На моей памяти тетя Света со всеми знакомыми мужчинами всегда говорила примерно как генерал с младшими по чину офицерами. Нет, она и пошутить с ними может, и даже вроде как пококетничать, но как-то все или по делу, или рядом с делом… А в итоге еще и так глянет, что вряд ли кому покажется привлекательным на фоне подобных взглядов даже обычный флирт… Так я думала всегда и всегда была уверена что советника юстиции Костицыну С.П. ничего, кроме работы, маленькой Светки и меня, всерьез не волнует. И уж в последнюю очередь – мужчины. И вот после этого, можно сказать, впервые в жизни увидеть, как она смущается перед Родионовым?.. Ух как интересно!..
– Катя? – Она меня наконец заметила, а я из-за своих мыслей начисто пропустила, о чем они с Виталием Константиновичем говорили, стоя уже возле Ольгиного стола. Психологиня молчала и только кивала головой: похоже, у нашей красотки впереди очередная командировка в столицу.
– Вот что, Катюш, – откашлялась слегка охрипшая тетя Света. – Я сейчас поднимусь ненадолго в прокуратуру, а потом вернусь сюда, к тебе: мы должны вдвоем максимально быстро набросать план следствия… Так что жди!
И не успела она развернуться к двери, как Родионов с прытью впервые подкованного жеребца скакнул впереди нее и эту дверь распахнул. И мы с Сашей Малаховым остались вдвоем – если не считать уже собиравшей свою сумку Ольги. Наши оперативники находились на летучке, а Любавин, как обычно, опаздывал.
– Не обижайся на меня, – грустно сказал Малахов. – Я и не собирался на тебя стучать, просто Родионов задавал конкретные вопросы, а я отвечал… Не сердишься?
– Саша, за что, по-твоему, я должна сердиться? За то, что с самого начала оказалась права и девочку действительно не просто, как ты изволил тогда выразиться, «трахнул какой-то дружок-наркоман», а изнасиловали и убили?.. Я бы сердилась в том случае, если мне удалось бы это вам всем доказать. А так – все и без меня сделалось, можно сказать самодоказалось…
Он с сомнением поглядел на меня и ничего не ответил. Тем лучше! Можно идти к себе и приступать к работе. Мне хотелось привести в порядок свои довольно хаотичные записи по делу Маши, прежде чем Светланочка Петровна спустится вниз. А то будет стыдно… У нас с ней совершенно разная манера работать. И – это я должна признать сразу на все сто процентов – у нее она куда более четкая, чем у меня.
Дело, по-моему, не в опыте, а в том, что тетя Светлана очень ясно и логично мыслит, с таким мышлением надо родиться… Мне кажется, мамуля покойная тоже была такая, а вот мне, к сожалению, от природы этого дара не досталось. Я, скорее, двигаюсь вперед во время следствия интуитивно, и мне всегда ужасно трудно свое мнение обосновать… Семь потов сойдет, пока это сделаю. Но пока что я зато не ошибалась со своей интуицией ни разу! Жаль, что ее нельзя предъявлять начальству в качестве обоснований своего мнения. Кстати, я терпеть не могу заполнять наши бумаги. Так что насчет «легкого слога» Любавин сильно преувеличил – причем исключительно чтобы избавиться самому от рутинной работы. Представляю его разочарование, когда он всю эту пачку обнаружит вновь на собственном столе с «сопроводиловкой» Малахова… Так и надо старому зануде! Совсем обленился…
В итоге настроение у меня получилось отличное, я даже успела привести свои записи в порядок к тому моменту, как Светланочка Петровна объявилась в нашем кабинете, кстати сказать, по-прежнему не освященном присутствием моего коллеги. И слава богу!
– В общем, – сказала тетя Светлана, пролистав мои бумажки, – на данном этапе наши действия ясны: ты, Екатерина, пока выполняешь роль исключительно координационную. Я у тебя – неофициальный помощник и, в память о моей безвременно канувшей молодости, фактически осуществляю оперативную часть работы – в качестве лазутчика в пансионате… Пансионат и его обитатели – наша основная версия. Володя трудится в столице, отрабатывая ту же линию, будет собирать сведения о моих друзьях-постояльцах и телефонировать их тебе… Мне в номер по делу не звонить, поскольку береженого, как известно, Бог бережет…
– Я обратила внимание, – заметила я, – что там круговой «Панасоник», еще в прошлый раз, когда мы там засекли что-то вроде малюсенького, но весьма доходного притончика… Поселился у Иван Иваныча один тип, к которому гости ездили исключительно парами, в день по три-четыре… Ну а в качестве прекрасных половин данных парочек мелькали одни и те же девочки, мой контингент…
– Когда это, кстати, было?
– Месяцев семь-восемь назад.
– Ясно. Если нас с тобой это сейчас и интересует, так исключительно с точки зрения психологического портрета Колобка.
Я рассмеялась, потому что «Колобок» – это было про директора пансионата сказано так точно, что точнее некуда. Настоящий Колобок!
– Теперь вот… Для начала я набросала кое-что, от руки, конечно. В деле пока не фиксируй, Володя это все дополнит своей информацией.
– А что это?
– Так, по мелочам, не характеристика даже, а скорее мое первое впечатление от тамошних персонажей… Потом прочтешь, ладно? Сама увидишь, компания подобралась, как сказал бы Иван Иванович, архистранная и архилюбопытная… Все, Катька, я полетела, а то опоздаю на ланч… Да! Ты завтрашний вечер не занимай, мы с тобой идем в гости!
– В гости? – обалдела я. – И к кому же это?
Светланочка Петровна опять чуточку покраснела (ну до чего ж она все-таки не умеет врать!) и призналась, что в гости мы идем к Родионову… Кто б мог подумать, что я когда-нибудь удостоюсь подобной чести?!
