Текст книги "Криминалистка"
Автор книги: Мария Ветрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Светлана
Надо было видеть физиономию Грифеля, когда ровно без пяти минут девять утра, перед самой летучкой, я метнула ему на стол заявление на отпуск. Нет, в словах эта смесь изумления, удовлетворения, самодовольства и облегчения просто непередаваема. Надеюсь, что и моя собственная физиономия, а главное, взгляд, которым я при этом одарила любимого начальника, ситуации вполне соответствовали! Стоит добавить, что ни одним сколько-нибудь значащим словечком мы с ним при этом не обменялись…
Зато слов от двоих наших следователей, которым я должна была в срочном порядке передать временно свои дела, на последовавшей затем летучке оба мы услышали предостаточно! Особенно отличился один из них – Коля Крылов, самый невезучий следак нашей прокуратуры: на моей памяти за пять лет работы он ни одного дня не прожил без минимум двух-трех «висяков»… А тут еще и я ему подкинула по меньшей мере одно весьма деликатное и в этой связи вялотекущее дельце – по нашему районному Опекунскому совету.
По результатам двух последних проверок этого трепетного местечка можно было с уверенностью сказать, что кто-то из чиновных дам, связанных с районной недвижимостью, явно увеличивает свой оклад за счет частных подношений… В процессе выяснения, кто именно систематически попирает права несовершеннолетних, мы работали крайне деликатно – оттого и медленно. А поскольку я не знаю ни одного следователя, который любил бы дела такого рода, Колино возмущение было вполне понятно.
– А прием сегодняшний мне тоже за тебя вести?! – Крылов повернул ко мне побагровевшее лицо после того, как Грифель пресек его возражения.
– Успокойся. – Я посмотрела на него с сочувствием. – У меня сегодня один-единственный человек назначен, сама приму… Тем более там все ясно, возмущенная мамочка с жалобой на школу, в которой учится ее дитя…
– Ну и ну! – Коля возмущенно дернул плечом. – Что, без тебя не могли разобраться?!
– Значит, не смогли, а почему – выясню, когда поговорю с мамашей, – мягко сказала я, не вдаваясь в подробности, поскольку докладную следователя, занимавшегося текучкой, успела прочесть исключительно по диагонали.
– Да ведь ты у нас криминалист, при чем тут школа? – не унимался Крылов, очевидно опасаясь, что и скандальная мамаша тоже перейдет по наследству к нему.
– Судя по всему, именно о криминале там и идет речь… Надеюсь, подростковый криминал для тебя не новость?
– Отставить! – рявкнул Грифель. – Обсуждать детали прошу в коридоре и в собственных кабинетах… Людмила Яковлевна, что у нас дальше? А с этим – все!
Летучка потекла своим чередом, и впервые за много месяцев я с чистой совестью не вникала в обсуждаемые вопросы и проблемы. В конце концов, у любой ситуации есть свои светлые стороны, почему бы и не дать себе возможность раз в жизни посидеть в Грифелевом кабинете в качестве наблюдателя?.. Просто поразглядывать лица своих коллег, когда еще выдастся такая возможность?
Лица между тем были серьезными, сосредоточенными, а если учесть, что кроме меня среди присутствующих находилась всего одна дама – начальник юридического подразделения, – у подавляющего большинства еще и суровыми. Что касается Алины, на ее кругленькой моложавой мордашке застыло тревожное ожидание. И, приметив, как она уже в третий раз нервно натягивает на колени свою вполне «уставную» по длине юбку, я сообразила, почему так нервничает моя приятельница. Очевидно, вчерашняя девочка, получившая нагоняй за свое супермини, уже успела ее о данном факте проинформировать… Спустя ровно минуту я убедилась, что не ошиблась, даже с некоторым удовольствием выслушала традиционную лекцию Грифеля на данную тему. Удовольствие, должна признать, получила не я одна – можно сказать, получили его все присутствующие, за исключением бедной Алины, в отделе которой подобные, как выразился Грифель, «вопиющие нарушения устава» случались систематически… Ничего не поделаешь – коллектив, которым она командовала, состоял традиционно из девчонок, едва закончивших свои колледжи и не успевших отвыкнуть от студенческой вольницы.
Текучка там была в этой связи самая высокая на все подразделения, поскольку далеко не каждая девушка готова была к нашим дисциплинарным требованиям… Именно это обстоятельство и привела Алина в свое оправдание, чем завела Грифеля еще минут на пять.
– Тогда пусть катятся в шоу-бизнес! – возопил он. – Или еще куда, где девицы вместо формы платья с крылышками носят!..
– С крылышками нынче не в моде, – хохотнул кто-то из мужиков, – с крылышками нынче не платья, а прокладки по телевизору…
От возмущения щепетильный ханжа-Грифель заткнулся и покраснел, пережидая всеобщее веселье, после чего счел за благо оставить опасную тему и завершить наше ежеутреннее совещание как можно быстрее, по возможности скомкав остальные вопросы. Последнему обстоятельству больше всех обрадовалась я, потому что обнаружила, что сидеть на летучке без дела, оказывается, довольно-таки скучно… И почти с удовольствием рванула к своему кабинету, где меня должна была поджидать скандальная, как я заранее решила, мамаша. Наверняка эдакая толстая тетка с базарной харей, наподобие той, которая уронила меня вчера своей тележкой…
Не припомню, чтобы я в последние пару лет ошибалась до такой степени, как на этот раз. Возле стены напротив моего кабинета стояла миловидная худенькая женщина в недорогом, но очень элегантном плаще под «крокодилову кожу», темноволосая и темноглазая.
– Вы ко мне? – поинтересовалась я на всякий случай.
– Да… Если вы – Светлана Петровна Костицына. – Посетительница неуверенно улыбнулась. – Я Елена Игоревна Галкина, мне сказали, моя жалоба у вас…
– Правильно сказали. – Я тоже улыбнулась, пропуская ее в кабинет. – Присаживайтесь… И если можно – изложите суть проблемы своими словами…
Не признаваться же этой миловидной даме, что ее жалобу прочесть я просто не успела из-за разборок со своим начальством по поводу проклятой «заказухи»!..
– И правда, лучше я сама расскажу. – Елена Игоревна опять улыбнулась, на этот раз грустно. – На бумаге ведь всего не изложишь, верно?..
Я кивнула, усаживаясь за свой стол напротив, и приготовилась слушать.
– Как вы уже поняли из заявления, у меня сын… В седьмом учится… Видите ли, он у меня мальчик физически слабый и… и не совсем храбрый… Словом, сопротивления этим ужасным рэкетирам он оказать совершенно не в состоянии, вот они и сломали ему руку… Правую. Он теперь даже писать не может, понимаете?
– Стоп! – Я с изумлением уставилась на Галкину. – Вы сказали – «рэкетирам»? Я не ослышалась?..
Теперь изумление отразилось уже на лице моей посетительницы.
– Ну да… А как еще, по-вашему, следует это назвать? Ну, конечно, когда у малышей завтраки старшие отнимают или там монетку в пять рублей – рэкетом это не назовешь, скорее, хулиганство… Но ведь здесь другое! Они ж теперь по сотне ежемесячно требуют! А я его одна тяну, где же такие деньги взять, где?!
– Так, – сказала я, – а теперь давайте все с самого начала, по порядку, начиная с этих самих завтраков и пятирублевок, которые, судя по всему, у вашего сына тоже отнимали… Кстати, вы хоть знаете, кто именно?
– Нет, – покачала она головой. – Молчит, как партизан… И тогда, и сейчас: боится их до смерти, так и не сказал, кто именно его столкнул с лестницы… Ну, когда он руку сломал… Признался только, за что именно.
– И за что?
– За неуплату этих ста рублей… То есть уже не ста, а куда больше, потому что у него долг за два месяца, и его поставили «на счетчик»… Знаю только, что это кто-то из старшеклассников руководит, а старшеклассник, в свою очередь, с каким-то бандюком районным связан… Кто не платит – того бьют. А Валерика вот и вовсе покалечили…
Я молча смотрела на Елену Игоревну, почти физически ощущая, что мои волосы, вопреки строгой прическе, становятся дыбом… Да и какая мать на моем месте прореагировала бы иначе?!
Галкина, вероятно, каким-то шестым чувством поняла мое состояние, и на ее лице вновь появилось выражение удивления.
– Светлана Петровна, – произнесла она нерешительно, – вы что же, впервые слышите о школьном рэкете?.. Но… Но ведь это уже давно и, насколько я знаю, в любой школе… Даже по телевизору передача была эта… Как ее? А, ну да: «Слушается дело»! Только там девочка попала под рэкет, а у меня – мальчик, это еще хуже… Мир мальчишек такой жестокий!.. А у вас кто – девочка или мальчик?
Очень чуткой оказалась женщиной Галкина Елена Игоревна. Поскольку как раз в эту секунду я думала именно о Светке, о том, почему, если все, что говорит Галкина, правда, она мне ни разу ничего подобного не рассказывала… Повезло, и в их школе никакого рэкета не было? Или просто скрыла, решив, что вмешательство взрослых ничего, кроме вреда, не принесет?.. Если последнее, то что еще ухитрилось скрыть от меня мое дитятко?! И что в этой связи происходит в колледжах вообще и в ее колледже в частности?.. Никуда я не поеду, пусть все катится к дьяволу, никуда, никогда и ни за что, и заявление свое у Грифеля заберу немедленно!
– Девочка, – сказала я вслух слегка охрипшим голосом. – У меня девочка, немного постарше вашего сына. И ничего похожего я от нее никогда не слышала… А вы уверены, что все это слегка…
– Нет, я не преувеличиваю! – перебила меня Галкина. – Даю вам честное слово! Я понимаю, что все это бездоказательно, но что же мне делать, что?
Впервые за все время разговора в голосе Елены Игоревны прозвучала нотка отчаяния.
– Валерочка отказывается ходить в школу, лежит целыми днями у себя в комнате и смотрит в потолок… Он такой впечатлительный, понимаете? Я было в милицию пошла, в наше отделение. Мне говорят – пишите заявление. А Валерочка передо мной прямо на колени упал: «Мамочка, не надо! Там же фамилию указывают, а если они узнают, кто настучал, то…» Словом, и так понятно, верно? Ну я и не пошла больше в милицию, а решила идти сразу сюда… Вы ведь никому не скажете, чье заявление?.. А то в нашем отделении у половины сотрудников дети учатся в этой школе, а вдруг это кто-то из них деньги вымогает?.. Так что Валерочка прав…
– Конечно, не скажем, есть такое понятие как «тайна следствия», – заверила я ее. – Ради Бога, хоть об этом не волнуйтесь.
Возможно, мне и удалось ее немного успокоить этой фразой, только не себя – ту бурю в душе, которая поднялась в итоге этого разговора… Наивной дамочкой я давным-давно не была, отлично знала, что существует масса вещей, которые мы обязаны знать (теоретически), а на практике узнаем чуть ли не в последнюю очередь. Это – как с изменой, когда последним о ней узнает обманутый супруг… Но еще никогда, ни разу за всю мою практику это не касалось так прямо и непосредственно детей… Ни разу!..
Сняв телефонную трубку, я набрала Володин номер.
– А я думал, вы уже в отпуске! – удивился мой опер. – Еще что-нибудь стряслось?
– Угадал. И для начала у меня к тебе вопрос: ты о школьном рэкете что-нибудь слышал?
– Краем уха… Ну, и еще по телевизору. А что? Неужели Светка?..
Похоже, упомянутую Галкиной передачу посмотреть ухитрились все, кроме меня.
– Нет. Хотя я ее пока не спрашивала… Так что ты там расслышал краем своего уха?
Как выяснилось, даже краем уха Володя расслышал не так уж мало.
– Ну, во-первых, – вдохнул он, – то, что данный факт имеет место: вначале, как вы знаете, это было только на зоне. Потом из зоны перешло в нашу славную армию, а теперь вот и школы, похоже, охвачены… Или охватываются.
– Кем?!
– Ну, как правило, инициатор и лидер – какой-нибудь ушлый старшеклассник, это – в лучшем варианте.
– А в худшем?
– А в худшем все тот же ушлый старшеклассник, но работающий на какую-нибудь бандитскую «шестерку» из районного криминалитета, для которой эти поборы – мелкий доход на карманные расходы…
– И ты так спокойно об этом говоришь?! – возмутилась я голосом моей телевизионной приятельницы Татьяны.
Володя по ту сторону провода издал какой-то неудобопроизносимый звук и предложил позвать к телефону некоего Романова, занимающегося в нашем УВД подростками.
– Нет! – резко прервала я оперативника. – Вместо этого слушай внимательно: где-то через час к тебе подъедет женщина, Галкина Елена Игоревна. У нее огромная проблема с сыном, семиклассником… За это время ты хорошенько подумаешь и сам подберешь подходящего опера из ваших, способного, не засветившись, выяснить ситуацию вокруг школы номер… Ясно? Скажешь – мое личное распоряжение на ближайшие пару недель. Насчет следователя, думаю, лучше всего подойдет Кравченко… Все ясно?.. Бумаги перешлю ближе к вечеру по факсу.
– Есть! – сказал Володя довольно кисло, и мы одновременно положили трубки.
Ухода бесконечно благодарившей меня Елены Игоревны я дождалась с превеликим трудом и тут же начала набирать свой домашний номер, моля Бога, чтобы Светка действительно, как и обещала, сидела дома, упорно готовясь к очередному зачету.
Трубку она взяла после второго гудка.
– Ты мне почему ничего не рассказывала про рэкет в школе?! – Быка за рога я взяла с первой секунды, перебив ее недовольное «алле».
– Про рэ… Про что?! А-а-а… – она вдруг легкомысленно хихикнула. – Ну ты бы еще мою двойку по чтению в первом классе вспомнила, которую я тоже скрыла!
Интересно знать, от кого она научилась так здорово язвить?
– Прекрати! – оборвала я закусившую удила Светку голосом, не допускавшим возражений. – Так значит, у тебя это тоже было, а возможно, и сейчас есть в этом вашем колледже?!
– Мам, ты что, с ума сошла?! – Она наконец посерьезнела. – Это когда было-то, а? Сто лет назад, к тому же и не было ничего!
– То есть? – не поняла я. Да и кто бы на моем месте понял?
– Мамуль, – Светкин голос окрасился ласковыми интонациями, – как думаешь, ты меня зря, что ли, правда, по моей же просьбе, приемчикам своим учила?..
– Седьмой класс… – пробормотала я. – Нет, шестой…
– Точно, шестой! К нам как раз эта тварь тупая, Машка Рублевская, перевелась, помнишь? У которой братец еще бандюком на учете был потом, помнишь? Вот она ко мне и подвалила… Ну а я ей – твой приемчик в ответ! А на другой день – еще один, только уже не ей, а тому самому братцу… Все! Клянусь, что все!
– Почему ты мне об этом не рассказывала? – вздохнула я.
– А о чем тут рассказывать-то? – В голосе ребенка звучало искреннее удивление. – Подумаешь, делов… Так если рассуждать – мне вместо уроков по вечерам только и нужно было тебе что-нибудь эдакое каждый день рассказывать…
– Ты и сейчас так же рассуждаешь?
– Мам! Я же русским языком тебе говорю: в колледже, во всяком случае нашем, все о’кей? Клянусь, чем хочешь! Могу даже твоей жизнью!
Клятва, предложенная Светкой, была у нас традиционная и самая страшная, не допускающая даже намека на ложь, – последнее средство выяснить, если остро требовалось, истину. Средство, применяемое крайне редко. Можно сказать – в исключительных случаях. Суеверная Светка сама предлагала ее не чаще раза в году, искренне веря, что малейшая недосказанность в таком серьезном деле может стоить мне как минимум здоровья… Я почувствовала, как тугая пружина, образовавшаяся внутри меня в результате разговора с Галкиной, понемногу ослабла… Однако тревога за Светку, которую я неожиданно для себя самой решилась оставить впервые в жизни одну, подогретая Еленой Игоревной, никуда деваться не хотела… Так я еду или не еду?..
Ответом на вопрос, решить который сама я была в эту минуту не в силах, послужила резко распахнувшаяся дверь моего кабинета. На пороге стоял мрачный, как грозовая туча, Крылов.
– Вот он я, – буркнул Николай. – Давай сдавай свои делишки… А то Грифель сегодня злой, как бультерьер!
Напоминание о Грифеле и качнуло стрелку весов в другую сторону. И, горько вздохнув, я молча кивнула коллеге головой на стул для посетителей. Стопку нужных папок я приготовила заранее – еще утром…
Катя
Нет, все-таки тетя Люся – чистое золото, а не тетка, и совсем не только на словах в Бога верит! Первое, что я услышала, когда влетела в коридор, – их с бабусей смех, причем так безмятежно бабуля, по-моему, уже сто лет не смеялась. В последний месяц у нее восстановилась полностью речь и лицо с левой, парализованной стороны уже не выглядит таким каменным…
– Ну, что я говорила? – выглянула в коридор тетя Люся. – Вот она, жива-здорова… Ты одна?
– Здравствуйте, тетя Люсечка! – Я чмокнула ее в румяную щеку. – Нет, Светлана Петровна приехала, сейчас подымется… Бабулечка, привет!
Едва влетев в комнату, я сразу ощутила какую-то особую атмосферу тепла, уюта и чистоты, которую умеет создавать вокруг себя наша соседка, а увидев бабушкино улыбающееся лицо, и вовсе успокоилась.
– Светочка приехала, да? – тихо спросила бабуля, а отвечать мне не понадобилось, потому что Светлана Петровна уже и сама входила в комнату и первым делом, конечно, поцеловала бабулю, потому что не виделись они очень давно.
– Я, Анна Петровна, – сказала наша гостья, причем, в отличие от большинства людей, известных мне, сказала это как-то очень естественно, без нотки той фальшивой, нарочитой бодрости, с которой обычно говорят с тяжелыми больными. – Ух, как я рада вас видеть!
И было ясно, что действительно рада, а не просто воздух сотрясает.
– А уж я-то как рада. – Бабулечка просто сияла, и убедившись, что все присутствующие на данный момент счастливы и довольны, я двинулась на кухню, где уже хлопотала тетя Люся.
– Вы – просто наш ангел-хранитель, – сообщила я ей, обнаружив, что кастрюлька с чем-то (наверняка вкусным!) уже стоит на плите. – Устали, наверное?
– Да что ты! – Она отмахнулась от меня, как от человека, сказавшего несусветную глупость. – Ты когда наконец поймешь, детка, что мне эти хлопоты и впрямь в радость?.. Я баба одинокая, сама знаешь. С Анной Петровной, можно сказать, всю жизнь рядом прожили, сколько она мне добренького сделала, столько и родственник иной не способен… Да мы уж и есть родственники, особенно как мамуля моя померла…
Тень грусти мелькнула на лице нашей замечательной соседки, она смахнула ее рукой, как паутинку, и тут же захлопотала вокруг стола.
– Словом, нечего зря языком трепать, суп будете? Я вчера щи сварила, а они на другой день еще вкуснее бывают, чем свежие… А?
– Мы будем все, Люсенька! – Тетя Света, сверкая белозубой улыбкой, стояла в дверях кухни. – Надеюсь, и вы с нами!
– Неправильно надеешься, я сытая, товарищ прокурорша! А это у тебя что, в руках-то?
– В руках у меня привозная московская колбаса под названием «сервелат», только я не прокурорша! Запомни, Люсенька: не всякий, работающий в прокуратуре, прокурор… Я, например, следователь…
– Да ну? Ишь ты… А по мне – так ежели прокуратура, так и все тамошние более или менее прокуроры, – сказала тетя Люся серьезно, а мы с тетей Светой покатились со смеху.
– И нечего смеяться над пожилой женщиной! – сдвинула она пушистые брови. – Вот Катька у нас – да, точно следователь! А ты-то, поди, ее и по званию старше? Пожалуй, уж и подполковник или полковник какой… А?
– Люсечка, – хихикнула тетя Света, – у нас таких званий и нет вовсе, у нас другие…
– Это как?
– А вот так! Я лично зовусь аж советник юстиции… В общем, юристка я, если по-простому!
– Ну-ну… – тетя Люся поглядела на нас обеих с недоверием – не разыгрываем ли мы ее насчет званий? Потом покачала головой. – Хотя бы советник этой самой, как ее… А по мне – все равно не меньше, чем полковник!
– Полковник так полковник, я согласна, – кивнула тетя Света, вручая соседке свой сервелат, и, чтобы не мешать ей, мы вернулись к бабусе. Я хотела всю еду перенести к ней в комнату, но бабуля воспротивилась, сказав, что поела как раз перед нашим приездом, а теперь лучше поспит. И спустя несколько минут мы уже сидели за столом, вовсю наворачивая вкуснейшие горячие щи с тем самым серым хлебом, о котором мечтала тетя Света, и я его тоже обожаю с детства. А тетя Люся, которой мы с трудом сумели всучить половину сервелата, побежала к себе – отсыпаться, потому что рано утром ей предстояло снова сидеть с бабулечкой, а мне, разумеется, мчаться на работу. Пока я ездила в Москву, взяв один день за свой счет, этой самой работы наверняка накопилось вдвое. Кроме того, нужно было прямо с утра решить проблему с пансионатом для тети Светы.
– Вот что, детка, – сказала Светланочка Петровна, когда щи были съедены. – Коли обстоятельства с «твоей» девочкой таковы, как ты описала, рискнем провернуть одну авантюру…
– Авантюру? – Я удивилась, потому что вообще-то слово «авантюра» в устах тети Светы всегда звучало почти как ругательное…
– Угу… В общем, проблему моего пансионата решать будешь по рабочему телефону, ясно? Во всю глотку, чтобы как можно больше людей знали, что в Белозуево приехал на отдых работник Московской прокуратуры… Бог тебя упаси при этом проговориться, что всего лишь окружной…
– Но почему?! Тетя Света, у меня, между прочим, здесь тоже свои связи есть, директор пансионата, к вашему сведению, проходил свидетелем по одному здешнему делу… Из нашей сферы! И по сей день благодарит Бога и меня за то, что только свидетелем… Могла бы и по другой статье привлечь, пожалела: у него детей аж четверо… Так что…
– Катька! – прервала она меня. – Ты меня плохо слушаешь! А главное – не дослушиваешь, я свою мысль еще не завершила, и твой блат с директором тут ни при чем!
– Извините… А что тут при чем?
– А то, что, решив дела с пансионатом, кладешь трубку, затем как можно громче и желательно на максимальное количество слушающих тебя коллег весьма тонко намекаешь на истинную цель моего приезда…
– Чтоб мне тут же, на месте, голову оторвали?!
– А при чем тут ты? Я, кажется, минутой раньше произнесла слово «авантюра»… Ты якобы сделала выводы о том, что на самом деле меня интересует именно изнасилованная девушка, по тому, что я – я, по собственной инициативе – задала тебе вопрос, не было ли в последнее время таких происшествий в Белозуеве… Ну а ты, разумеется, сказала мне правду… Я же, в свою очередь, намекнула, что приехала не просто на отдых, но и по делу: вроде бы похоже, что в области действует серийный маньяк… И именно в ваших местах, по оперативным данным, затерялся его след. Усекла?
– Ну, не знаю. Не знаю… Выяснить, что вы из округа, а не от города и не от области, – пара пустяков… Вот и поймают на вранье…
– На каком вранье? – удивилась тетя Света. – Ты ж просто свои домыслы излагаешь, а не факты! Так что никакого вранья нет, это называется «брать на пушку», «брать на испуг»… А я, пряменько с утра, загляну еще и к здешним коллегам… Прокуратура у вас тоже в горуправе?
– Да, на третьем этаже… А чего они, по-вашему, должны испугаться? – Я все еще до конца не понимала смысл ее затеи.
– Москвы, разумеется! – разозлилась тетя Света на мою тупость. – Под пристальным оком столицы местные тузы вряд ли рискнут заняться подтасовкой, тем более если и ты будешь неотступно гнуть свою линию!
– Буду! – кивнула я.
– Вот и отлично! С этим пока все. Теперь давай рассказывай о здешнем житье-бытье, каково тебе тут экспериментируется.
– Никаково! – улыбнулась я. – Нет уже давно никакого эксперимента, одно название осталось – спецподразделение по борьбе с сексуальными преступлениями… Ну есть у нас кроме старшего следователя и еще одного персонажа вроде меня свой психолог… то бишь психоаналитик… Ну и несколько гувэдэшных оперов. Все равно, когда что-то серьезное происходит и при этом область не забирает дело к себе, психологиня в НИИ ездит за консультациями. Можно сказать, что всю работу за нее там и делают…
– Это как?
– Очень просто. Вот в НИИ МВД действительно классные спецы сидят, а у нас… – Я махнула рукой. – Тетя Света, клянусь, все это неинтересно! На самом деле у нас самое обычное подразделение, и мы – самые заурядные следаки, роющиеся в самом заурядном дерьме… В основном именно в дерьме, «особо тяжких» не так уж много и, слава богу, не так часто, как у вас… Тут этот ваш опер Володя прав: провинция…
Светланочка Петровна рассмеялась и покачала головой:
– Не обижайся ты на него, Катька, он это не со зла и не в насмешку! Он это таким способом от всех хорошеньких девушек отгораживается, мол, вот я какой – вредный и высокомерный… Бережет свою холостяцкую судьбу!
– Да нужен он кому-то, такой Змей Горыныч? – неожиданно рассердилась я. – Тоже мне, лучший жених сезона…
– Не скажи… – подмигнула не в меру развеселившаяся тетя Светлана. – Красив, причем необыкновенно! Скажешь, нет?
– Скажу, поскольку никакого специального внимания его внешности не уделила! И вообще, по-моему, спать пора. Завтра нам в семь утра вставать…
– До чего ж ты на мою Светланку похожа! – удивилась Светланочка Петровна. – Та тоже как почует, что неправа, так сразу ее в сон клонит… Хитры вы, девки, да не хитрее меня! А какой Володя опер, ты, я думаю, и сама скоро узнаешь! Думаю, не позднее завтрашнего вечера…
– И какой? – улыбнулась я, решив пропустить мимо ушей ее замечание насчет нашей со Светкой хитрости и решительно не предполагая, до какой степени Светланочка Петровна права насчет завтрашнего вечера.
– Высококлассный опер, – сказала она вполне серьезно. – Таких, как он, одного на тысячу, если долго искать, и то не найдешь. Вот увидишь!
– Значит, увижу, – кивнула я.
И мы действительно отправились спать, предварительно проверив нашу бабулечку. Я, как обычно, осталась в ее комнате, а тетя Света постелила себе на диване в моей.
Наше подразделение базируется вместе с ГУВД на втором этаже здания городской управы – так этот громадный особняк зовут в народе. Кроме нас тут находится мэрия, собес и еще куча всевозможных учреждений, включая прокуратуру и даже бюро обмена жилплощади и БТИ. Я уже упоминала, что этот не просто особняк, а настоящий дворец (конечно, если бы его привести в порядок) строился как Дворянское собрание, но побыть таковым не успел – грянула революция… Но из-за замысла он нашпигован не только кучей комнат и зал, ныне перегороженных, с высокими лепными потолками, а еще и бессчетным количеством коридоров, лестниц и служебно-технических помещений.
Нашему подразделению в свое время отдали три кабинета в левом крыле и прилегающий к ним кусок коридора, который отгорожен от остальной его части. Получилось что-то вроде приемной для посетителей, там же – стол с дежурным опером. Вход во все три кабинета общий, вначале в довольно большую комнату, где толкутся наши оперативники – в основном вокруг стола Оленьки-психологини… Их можно понять, потому что Ольга – синеокая и черноволосая красотка с отвальной фигурой, две третьих которой составляют ее стройные ножки. Но девушка она – серьезная и столь же неприступна, сколь и красива, поэтому у бедных оперов никаких шансов не просматривается, Олечка ждет не менее чем генерала… Все, что ниже званием, ее просто не интересует.
Из этой комнаты, по разные стороны от входа, еще две двери: одна в кабинет Саши Малахова, возглавляющего наше подразделение, вторая – к нам с Алексеем Кирилловичем Любавиным, вторым следователем. Саша – симпатичный шатен почти в два метра ростом, старательный и несколько трусоватый… Хотя понять его можно: ему необходимо сделать карьеру. Сюда он переведен из соседней Владимирской области, а для провинциального майора перевод в Подмосковье – очень существенное сокращение дистанции между ним и кремлевскими курантами, порождающее безумные мечты о дальнейшей счастливой судьбе. Ведь если он сумеет угодить всем, кому надо, его могут взять и перевести в областное управление, в самый центр вожделенной столицы, и впрямь рядом с курантами. А из Газетного переулка до ГУВД – и вовсе один шажок… Словом, мечтать, как говорится, для здоровья не вредно. Хуже, когда выясняется разница между мечтой и действительностью.
Что касается Алексея Кирилловича, ему уже под пятьдесят, и главное его качество – непроходящая обида на весь мир, поскольку упомянутую разницу он, в отличие от Малахова, уже имел несчастье выяснить. Кроме того, еще до моего появления здесь Любавин в чем-то провинился, и очередные звездочки проплыли на сей раз у него мимо носа… Словом, одна из моих служебных обязанностей – выслушивать очередную порцию жалоб старшего коллеги на жизнь. Малахова он считает, во-первых, обскакавшим его самого «сопляком-карьеристом», во-вторых, стукачом и поэтому ему на жизнь не жалуется. Меня Любавин держит, поскольку я перевелась из столицы, за «подосланную фээсбэшницу» и жалуется систематически в надежде, что я настучу на здешних «продажных деятелей» в эту «ужасную» организацию… Такая вот у меня жизнь – не считая самой работы, которая – отдельная тема…
Светланочка Петровна, твердо вознамерившаяся реализовать свою «авантюру», на работу, естественно, заявилась вместе со мной, нацепив на лицо одну из самых суровых своих масок. Естественно, все, пока мы шли через приемную и Олину комнату, на нее вылупились, а в кабинете, как только я представила тетю Свету, у Алексея Кирилловича от восторга сделался приступ не менее чем пятиминутного молчания: бедолага решил, что наступает стартовый момент его торжества над многочисленными недоброжелателями, а Светлана Петровна Костицына конечно же не из прокуратуры, а «оттуда»!.. Надо сказать, что ни я, ни тетя Света ничего не сделали такого, что бы могло его разубедить, а тут же приступили к звонку в пансионат «Ореховский», который раньше принадлежал нашей системе, а теперь принадлежит сам себе и живет куда лучше прежнего…
Директор – его зовут очень незатейливо Иваном Ивановичем – оказался на месте, видимо, как частенько бывает, ночевал в кабинете. Вероятно накануне слегка «принял» и не решился объявиться перед супругой, у коей сидит под каблуком… Свою партию я провела, как потом сказала тетя Света, на пять с плюсом, упомянув в течение трехминутного разговора, что его будущая постоялица работник Московской прокуратуры, не менее пяти раз…
– Все! – сказала я, кладя на место трубку и стараясь не глядеть на Любавина, потому что он начал мне радостно подмигивать. – Поезжайте, Светлана Петровна, там сейчас всего пятеро отдыхают, будете шестой, и директорский люкс вам обеспечен… Дорогу сейчас объясню!
– Отлично, Екатерина Васильевна, – официально сказала тетя Света, – благодарю вас… С вашего разрешения я загляну наверх, к коллегам… Если не ошибаюсь, это прямо над вами?
– Не ошибаетесь, – кивнула я. И едва Светлана Петровна вышла, даже не взглянув на Любавина, хотела вызвать посетительницу, поджидавшую в приемной, но Алексей Кириллович меня опередил.
– Да погоди ты! – подпрыгнул он возбужденно за своим столом. – А то не успеешь нотацию своей шлюхе прочитать… Ну наконец-то!..
И он картинно перекрестился.
– Дело не в нотации, – сухо сказала я. – Валька мне нужна совсем по другим делам, боюсь, сбежит, так что…
– Не понимаю, почему ты от меня-то все скрываешь?! – обиделся Любавин. – Прокуратура, говоришь? А я уверен – это «оттуда»… Ох и не поздоровится кое-кому!..
