Текст книги "А теперь держи меня (СИ)"
Автор книги: Мария Тетюшева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
42
Ivan Reys + Stinie Whizz – ONLY
Врач меня обманывает. Егора переводят в послеоперационную палату, и, когда я прихожу на следующий день в больницу, мне говорят, что посещать Штормова нельзя. Сообщают, мол, когда его состояние станет стабильным и его переведут в обычную палату, тогда хоть ночуйте там, а сейчас хрен вам. Кукиш. Фига. Лысого.
– Видимо, врач забыл вас об этом предупредить, – успокаивает меня тётка в регистратуре, когда я начинаю возмущаться по этому поводу.
Забыл предупредить? Он же ясно дал мне понять, что Шторма можно будет навестить, когда он отойдёт от наркоза. Ни про какой перевод из палаты в палату даже намёка не было. Тоже мне, работники нашлись. У нас в стране как обычно всё через пятую точку, ничего нормально сделать не могут.
– Предупредить они забыли! – злюсь я, со всей силы ударяя кулаком по груше, когда этим же вечером решаю немного потренироваться в зале. – И что мне теперь делать? Ждать, пока они там соизволят подписать мне разрешение на посещение? Может, мне к президенту обратиться, чтобы он, мать его, приказал им пустить меня к Шторму?
Снова удар, ещё один. Звук эхом разлетается по залу, въедаясь в стены, а потом рикошетом возвращается, чтобы проникнуть в мою голову. Я в последнее время так много злюсь, что даже самой противно. Меня раздражает каждая мелочь, каждое слово, косой взгляд, даже шумное дыхание. Всё это так бесит, что я готова кричать, психовать и истерить, будто ненормальная. ПМС вроде никогда не страдала, а тут такое…
Наверное, всё из-за Егора. Я так волнуюсь за него, что это беспокойство сводит меня с ума.
– Может, не хотели, беспокоить тебя, – предполагает Макс. – Ты и так вся на нервах, а тут такая новость, что несколько дней нельзя будет навестить Егора.
Я кривлюсь и ещё пару раз со всей силы ударяю грушу, которая позвякивает своими цепями, будто скуля от боли.
– А, то есть, вчера они не хотели меня волновать, а то, что я сегодня, как дура, припёрлась в больницу, чтобы проведать Шторма, а мне там «Извините, посещения запрещены», – речь получается какая-то несвязная, и я замолкаю.
– А что вообще сказали на счёт Егора? – интересуется парень.
Максим время даром не теряет – пока я отрабатываю удары на груше, он отжимается от скамьи.
– Да ничего! – дыхание сбивается. – Говорят, состояние пока стабильное, но его нужно продержать несколько дней в послеоперационной палате, чтобы окончательно убедиться в том, что его жизни ничего не угрожает. Сказали, что врач потом мне всё в подробностях расскажет. Но когда это «потом» будет?
Макс перестаёт отжиматься и, шумно вздохнув, садится на скамейку. Краем глаза я замечаю, как он стирает пот со лба и переводит дыхание. Взяв бутылку с водой, парень делает несколько жадных глотков. Я же из последних сил продолжаю колотить несчастную грушу, пытаясь избавиться от внутреннего напряжения.
– Сказали «мы вам позвоним», – передразниваю я. – Позвонят они…
– Забей, – бросает Макс, и от его заявления я бешусь ещё сильнее. – У Егора была сложная операция, так что это естественно, что нас к нему не пускают. Тем более, что мы не его родственники. Кстати, может быть, стоило связаться с его родителями? Наверное, они должны знать, что их сына оперировали.
Я кривлюсь, вспоминая отца Штормова. Видеться с ним сейчас мне хочется в последнюю очередь.
– Они не общаются, – говорю я, наконец, останавливаясь. Облокачиваюсь локтём о грушу и на секунду прикрываю глаза. От усердных тренировок у меня голова кружится, а лёгкие будто высушены до капли. – Да и опасно с ними связываться. Мало ли, по этому звонку бандиты узнают, где мы и что делаем. Тем более, что Шторм сейчас в таком уязвимом состоянии…
– Ну, да. Ты права.
Он поднимается на ноги и тянет:
– Я в душ.
– Ага.
Снимаю боксёрские перчатки, хватаю бутылку с водой и направляюсь в сторону тренерской. Злость не отпуск4ает: я вспоминаю стычку с медсестрой, которая попалась мне под руку, неумело сообщив, что мне нельзя увидеть Егора, и мысленно кривлюсь. Становится немного стыдно, но я трясу головой, отбрасывая в сторону глупые мысли.
В тренерской душно. Я заваливаюсь на диванчик и устало вытягиваю ноги. Вставать лень, но я знаю, что, когда вернётся Макс, мне нужно будет собрать последние силы, чтобы наведаться в душ и смыть с себя последствия тренировок.
В прочем, ждать мне приходится недолго. Уже спустя минут десять дверь тренерской решительно открывается, но, вместо ожидаемого Максима передо мной предстаёт какая-то девчонка. Светлые волосы забраны в хвост, зелёные глаза прищурены. На тонкой шее кожаный дизайнерский ошейник с цепями, синее летнее платье по колено, на ногах балетки, а в руке сумочка.
Её взгляд прожигает так пристально, будто пытается прямо на месте испепелить моё тело.
– Так и знала! – выдыхает девушка, презрительно кривясь. – Так, это с тобой этот кобель шашни крутит?
Она уверенно заходит внутрь.
– Чё? – только и могу вымолвить я.
– Ой, вот только не надо мне тут строить невинную овечку! – почти пищит она. – Хорошо тебе на его члене скакать, сучка крашеная?
Я возмущённо фыркаю, не зная даже, как реагировать на такие заявления. Вроде бы я должна разозлиться от таких несправедливых высказываний, учитывая, что прыгаю я только на члене Егора, и то уже давненько его не видела.
– Где он? – она бешено оглядывается, будто думая, что её ухажёр спрятался где-то в тренерской, но тут по сути нет никаких мест, куда можно было бы засунуть свою тушу.
– Девушка, вы вообще к кому? – наконец, спрашиваю я.
– Я к кому?! – возмущённо задыхается она. – К своему парню, которого ты тут трахаешь.
Она смотрит на диван, где я сижу, и морщится, наверное, представляя, что мы с ним занимается сексом прямо на нём.
– А, значит, ты та, которая Макса из дома попёрла? – догадываюсь я. – Так, я с ним не трахаюсь.
Девушка открывает рот, будто рыба на суше, фыркает и надувается, начиная медленно, но верно краснеть. О, Боже! Она сейчас закипит, как чайник, или, ещё хуже, взорвётся. Не хотелось бы соскребать её ошмётки со стен.
– Да успокойся ты, – кривлюсь я. – Не сплю я с ним. У меня свой парень есть.
– Тогда что ты здесь делаешь? С ним наедине? Ещё скажи, что между вами только дружба! – пищит она.
Так, странная ситуация. Если бы я выгнала Егора, а потом узнала бы, что он живёт в зале вместе с какой-то бабой, тоже подумала бы, что между ними что-то есть. Но ведь между мной и Максов вообще ничего нет! И не может быть.
– Это странно прозвучит, – тяну я, осматриваясь, чтобы найти какой-нибудь предмет на случай, если эта истеричка решит атаковать. – Он тренирует меня, – девка ещё больше начинает раздуваться, и я понимаю, что сказала что-то не то. – Короче. По вине твоего мужика, мой парень оказался на операционном столе, так что Макс отрабатывает свою вину, – так, опять какой-то пошлый контекст. – Мне просто временно нужно где-то пожить, а так как ты выгнала Максима из дома, то ему приходится торчать здесь со мной.
Да, дерьмово я объясняю. Она сейчас раздуется, как тётушка Мардж в Гарри Поттере. Кто из неё воздух выкачивать будет?
Дверь снова открывается, и мы обе оборачиваемся. На пороге стоит Макс и непонимающе смотрит то на меня, то на свою девушку.
– Полина?! – удивляется парень.
– Ах, ты козлина! – взвизгивает она, бросаясь к моему тренеру. Она замахивается сумочкой и начинает дубасить Максима. – Кобель! Мразота пакостная! Член свой в штанах держать не можешь! – каждую фразу она сопровождает замахом сумочки.
Парень отступает назад и выходит в коридор, чтобы увернуться от очередного удара.
Ладно… Пожалуй, пойду в душ, а то снова попадусь под горячую руку. Пусть эти двое сами разбираются…
* * *
Через несколько дней мне звонит доктор и сообщает, что Егора переводят в обычную палату. Теперь я могу спокойно навещать его, что, собственно я и собираюсь сделать. Прихватив с собой Макса, который, кстати, так и не помирился со своей барышней Полиной и сам за мной же и увязался в больницу, я отпрашиваюсь пораньше с работы и, переполненная радостями, что скоро увижу Штормова, решительно направляюсь в госпиталь.
– Четыре, мать его, дня! – жалуюсь я Максу, пока мы идём в сторону палаты Шторма. – Они, наверное, решили поиздеваться надо мной! Как думаешь, может быть, у Егора были какие-то осложнения, раз они так долго его там продержали? Вдруг операция не помогла…
– Да успокойся, – бурчит парень. Ему, наверное, уже порядком надоели мои причитания по поводу несправедливости этого мира. Держу пари, он жалеет, что согласился присмотреть за мной, пока Штормов в больнице. – Врач же сказал, что всё в порядке.
– Да, но… – шумно вздыхаю, пытаясь успокоиться.
Я так сильно нервничаю из-за предстоящей встречи с Егором, что не могу остановить свой словесный поток. Эти четыре дня нашей разлуки кажутся настоящей вечностью!
Сердце трепещет так сильно, радостно подпрыгивая в грудной клетке. Ещё несколько метров, и я увижу его, увижу голубые-голубые глаза, улыбку и взъерошенное волосы. Как же сильно хочется прикоснуться к нему, поцеловать, просто увидеть…
Я уже и забыла, как сильно я люблю Егора Штормова, парня, покорившего моё сердце, упав к моим ногам в школьном коридоре.
А вот и палата.
Три метра, два, один.
Хватаюсь за ручку и толкаю дверь, практически влетая внутрь, но стоит мне переступить порог, как я в замешательстве замираю, потому вид, открывшийся моим глазам, сбивает с толку.
Палата усыпана красными лепестками мака. Сначала я думаю, что это розы, но нет. Это мак. Весь пол, подоконник, тумбочка, стулья и смятая пустая постель. Эти яркие алые пятна так сильно выделяются на безжизненном грязно-сером фоне, что кажутся кровью на белоснежном халате доктора, который проводил на Шторме операцию.
– Что за? – тянет у меня за спиной Макс.
Егора здесь нет. Зато я замечаю на постели бумагу – ноги сами несут меня к ней, а руки нервно хватают предмет, поднося к глазам.
То, что я читаю, лавиной обрушивается на меня, вырывая сущность из тела, а после грубо запихивая обратно, вот только неправильной стороной.
То, что я читаю, не может происходить на самом деле.
Я смотрю на Макса, чувствуя, как губы начинают дрожать. Голос отказывает, и я не могу произнести ни слова.
Парень решительно подходит ко мне и выхватывает письмо, быстро скользя по строчкам взглядом, который постепенно наполняется злостью и ненавистью.
– Пойду поговорю с доктором, – шикает парень, уверенно покидая палату, а я так и стою посреди красных лепестков не в силах поверить в то, что происходит.
«Мак – символ сна и смерти. Егор в моих руках, и, если не поспешишь, он уснёт вечным непробудным сном. Вот только поцелуй любви его уже не спасёт».
43
Celldweller – The Great Divide
Флэшбек – 19.
И я просто сижу на полу в маленькой ванной, облокотившись спиной о стену и уткнувшись в колени лицом. И мне хочется рыдать, но я выжата как сухая зачерствевшая корка лимона, которая покрылась плесенью и сгнила, забытая всеми в этой пропитанной затхлостью квартире.
Меня тошнит. Может быть, я просто давно ничего не ела, а, может, меня выворачивает от самой себя. От событий, людей и безысходности, которая вонзается в моё тело, словно острые клинки.
Я не хочу возвращаться к парням, потому что знаю, что не смогу выдержать их пристального взгляда, бесконечного осуждающего потока мыслей и ненависти, скрывающейся за дружелюбием.
Мне хочется скулить, рвать на себе волосы, сдирать кожу ногтями, заламывать пальцы рук, лишь бы беспомощность и отчаяние оставили меня в покое.
Сильнее обняв свои колени, я судорожно втягиваю воздух и так сильно зажмуриваюсь, что в темноте начинают мелькать яркие круги. Тошнота усиливается – я резко поднимаюсь на ноги и подхожу к ванне, а после нервно поворачиваю кран, собираясь набрать немного воды и, если мне хватит на это смелости, утопиться.
Но смелости мне не хватит, поэтому я затыкаю пробкой дырку и быстро стягиваю с себя грязную одежду. Ей давно уже пора отправиться в стирку или даже на помойку – бросаю вещи прямо на пол и забираюсь в обжигающую воду.
Дура, не взяла с собой рюкзак. В нём была запасная одежда, которую я прихватила с прежней квартиры, но дёргаться уже поздно.
Шум льющейся воды заглушает звуки всего мира, и я расслабляюсь, блаженно размякая в объятиях горячего потока. Без сил соскальзываю прямо на спину, прикрываю глаза и жду, когда же уровень поднимается до моих ушей, заберётся внутрь и заполнит меня своими приятными прикосновениями.
Ничего не хочется: ни двигаться, ни думать, ни жить.
Вода медленно поднимается, достигает моих щёк, впитывается в волосы, а потом и вовсе перестаёт позволять мне лежать на дне и наслаждаться этим умиротворением. Я собираю все свои силы и шумно сажусь, сгибая колени и обнимая их руками.
Капли проворно стекают с волос по моей спине и щекам, и я не сразу замечаю, что к ним присоединяются слёзы. Горло сдавливает, лёгкие перестают отвечать. Обняв колени сильнее, я пытаюсь успокоить вздрагивающие плечи, сотрясающиеся от беззвучного рыдания.
А потом я поворачиваю кран, и тишина обрушивается на меня с оглушающей силой, и лишь моё судорожное шумное дыхание разрывает её, пронзая острыми иглами.
Я устала.
От неизвестности, чувства вины за всё происходящее, страха из-за преследующего нас Арчи, от Егора, который хочет от меня непонятно чего. И даже от самой себя.
Я просто хочу, чтобы это всё поскорее закончилось, чтобы исчезло противное тревожное чувство внутри меня. Хочу перестать страдать, хочу вырвать изнутри этот гнилой кусок и, наконец, вздохнуть с облегчением.
Но я не могу.
Время тянется, а я всё сижу и сижу среди своих бесконечных мыслей, пока вода совсем не остывает. А после, наспех помывшись, я вылезаю из ванны и обматываюсь большим полотенцем, которое пахнет сыростью и почему-то травой.
– …твоя помощь, – доносится до меня, когда я выхожу в коридор.
– Почему моя? – Матвей. – Егор лучше справится.
– Потому что Егору опасно высовываться.
Таран? Когда он успел вернуться? Я даже не заметила.
Я остаюсь стоять в коридоре, кутаясь в полотенце и вздрагивая из-за прохлады, обволакивающей меня со всех сторон.
– Да хрен я буду тебе помогать, – бросает Иркутский. – Спасай сам свою Розину. И да, я слышал, как ты предлагал меня бросить, чтобы не возиться с проблемным наркоманом.
Кто-то из парней шумно вздыхает. Повисает недолгая тишина.
– Я тебе помогу, – решительный голос Шторма. – Оставь его в покое, и давай займёмся делом…
– Я же сказал… – злится Андрей. – Мне нужен Матвей. Без него ничего не получится. Возьму тебя, – видимо, обращается к Егору, – всё полетит к чертям. Машу без твоего друга не спасти. Слушай, Матвей. Мне жаль, что я тогда наговорил о тебе, мол, хочу бросить и всё такое, – тянет Таран. – Но мне очень нужна твоя помощь.
Иркутский коротко смеётся.
– Тебе жаль? – с издёвкой спрашивает парень. – Ага. Держи карман шире. Я помогать не собираюсь. Мне плевать на тебя, на Машу и на всех остальных. Так что можешь даже не распинаться передо мной, – его голос хриплый, медленный и надрывистый, будто у дико уставшего человека.
После морфина парню явно стало легче, но надолго ли? Скоро он снова начнёт загибаться и просить новую дозу, что тогда нам с ним делать?
Кто-то цокает. Слышу, как Егор что-то невнятно бурчит. Щёлкает зажигалка.
– Пока мы здесь болтаем, Маша у Арчи, – раздражается Таран. – И если мы не вытащим её в ближайшее время, то её увезут обратно в город. Хотите бросить её?
Я думаю о сестре. Вспоминаю, как она выглядела в последний раз, когда мы с ней виделись: её голос, слова, слёзы, ярость. Она потеряла Мишу – его убили у неё на глазах. Она в отчаяние. И вряд ли для неё сейчас имеет значение, что с ней случится. Она в руках у Арчи, она… Хотела этого? Хотела вернуться, чтобы отомстить? Что, если Андрей врёт нам, и всё на самом деле не так?
Но её в любом случае нельзя отпускать, и, если Таран уверен, что Иркутский сможет помочь ему, значит, так оно и есть.
Я вздыхаю и решительно подхожу к кухне, останавливаясь в дверях. На мне одно полотенце, волосы завязаны в пучок.
Матвей сидит за столом, точно там же, где я видела его в последний раз. Таран у холодильника, Егор курит возле окна. Шторм первым замечает моё присутствие и замирает – я понятия не имею, о чём он думает, смотря на меня.
– Поможешь Тарану, – холодно говорю я, обращаясь к Матвею, и тот оборачивается, впиваясь в меня взглядом. – Отдам тебе морфин. Мы его не выбросили.
– Сонь, – в голосе Шторма звучит неодобрение, но я взглядом заставляю его замолчать.
– С чего мне тебе верить? – тянет Иркутский.
Поняв, что без доказательств парень так просто не согласится, я возвращаюсь в коридор к рюкзаку, который лежит возле двери, и достаю из бокового кармана пузырёк. Вернувшись обратно, я показываю его Мите.
– С того, что у меня есть то, что тебе нужно, – безразлично говорю я. – Вернёшь сестру, получишь морфин.
Все парни пристально смотрят на меня, но единственный взгляд, который я чувствую всеми клетками своего тела, принадлежит Егору. Из-за него я ощущаю себя полностью обнажённой, беспомощной и хрупкой.
– Хорошо, – вдруг соглашается Матвей. – Маша в обмен на пузырёк. Но, если ты не сдержишь слово…
– Сдержу, – бурчу я. – А пока он побудет у меня.
Последний раз осмотрев присутствующих, я ухожу. Забираю рюкзак и запираюсь в комнате, чтобы переодеться.
Правильно ли я поступила? Стоит ли манипулировать Матвеем наркотиками? И смогу ли я так просто взять и отдать ему пузырёк, когда парень вернётся обратно?
«Я тебе иглу в руки не давала», – слышу в себя в голове собственный голос.
А теперь получается, что я же ему её и даю.
Какая ирония.
Но пусть этот мир катится к чёрту. И я вместе с ним.
44
Antimatter – Legions
Флэшбек – 20.
– Ты это серьёзно, Сонь? – Егор врывается в комнату, шумно распахивая дверь.
Я стою к нему спиной в джинсах и в одном лифчике, как раз в этот момент собираясь натянуть футболку. Не оборачиваюсь – лишь склоняю голову, пытаясь поймать фигуру парня краем глаза. Не получается.
– Ты о чём? – делаю вид, что не понимаю.
Надеваю футболку, нагибаюсь, чтобы подобрать с кровати кофту, но замирю. Тереблю её в руках, чувствуя на себе пристальный прожигающий взгляд Егора.
– Ты реально собралась отдавать ему морфин? – слышу в его голосе осуждение. – Совсем с ума сошла?
Эти слова задевают меня – я тихо шикаю и натягиваю на себе кофту.
Комната здесь маленькая, но почти пустая. Кровать, шкаф, дверь на балкон. Окна задёрнуты шторами, и полумрак окутывает всё пространство, затягивая меня в свою бездну. Тишина вибрирует в ушах, проникая в голову и заполняя её до краёв, а раздражающий взгляд Шторма, упрекающий меня во всём, что я делаю, лишь накаляет обстановку.
– А как ещё надо было заставить Иркутского помогать Тарану? – безразлично бросаю я.
– Да Андрею вообще доверять нельзя, сколько раз я тебе говорил об этом? – злится. – Я сам мог бы вернуть Машу. Втягивать в это человека, готового душу продать за дозу, хреновая затея.
Я не отвечаю.
Слышу, как Егор делает пару шагов ко мне, но останавливается, будто натолкнувшись на невидимую стену. Не хочу оборачиваться, потому что у меня не хватит сил выдержать этот осуждающий взгляд, и единственное, что мне сейчас остаётся, – стоять к парню спиной и надеяться, что он оставит меня в покое.
Шумно вздохнув, я завязываю мокрые волосы в пучок, но руки меня не слушаются, и это нервирует ещё больше.
– Что с тобой происходит? – не понимает Штормов. – Таран следил за тобой, работал на Арчи, подставлял тебя каждый раз, когда подворачивалась возможность.
– Но теперь он на нашей стороне, – замечаю я.
Не хочу сейчас ни с кем разговаривать, но от Егора так просто не отвяжешься, тем более находясь в такой маленькой квартире. Здесь даже в туалете не спрячешься. Если только к соседям по балкону перелезть…
– Да он крыса же! – не унимается парень. – Делает всё только ради себя. Думаешь, он будет за Матвея беспокоиться? Да он сольёт его при первой же возможности.
– Зато на мою сестру ему не плевать, – огрызаюсь я.
– С каких пор тебя вообще Маша волнует? Ты с ней не общалась три года, слова ей даже не написала за всё время. А тут сестринские чувства проснулись?
Меня неожиданно охватывает злость, и я резко оборачиваюсь, впиваясь в Егора яростным взглядом.
– Да что ты вообще понимаешь? – раздражённо бросаю я.
– В том-то и дело, что я нихера не понимаю, какого чёрта у тебя в башке творится!
Парень вскидывает руками – он выше меня и крупнее, и сейчас под натиском его непонимания, я чувствую себя маленькой собачкой, тявкающей на льва. Один лишь удар, один укус, и этого пёсика не станет вместе с его злобой. И где-то в глубине души навязчивая мысль об этом не оставляет меня в покое.
Вот, что он хочет от меня? Чтобы я пообещала, что не отдам наркотики Матвею? Или что? Почему он стоит здесь и смотрит на меня так, будто я – причина всех его бед. Разве это я натравила на него Арчи? Я бросила его зимним заснеженным днём на территории больницы? Я охочусь на него и хочу убить?
– А ты? – кривлюсь. – Что у тебя в башке творится? То ты меня обнимаешь, то набрасываешься с обвинениями. Уж определись.
С трудом оторвав свой взгляд от сжигающих мою душу голубых глаз, я поджимаю губы и направляюсь к выходу, чтобы избавиться от этого неприятного давления со стороны Шторма. Не знаю, куда я хочу сбежать отсюда, ведь эта квартира для меня настоящая тюрьма. Я как в аду в этом замкнутом пространстве. Или, может быть, ад просто внутри меня?
Егор не позволяет мне уйти – он хватает меня за локоть, когда я прохожу мимо него, и останавливает. Его пальцы крепкие, словно металлические наручники, не выпускающие меня из своей хватки. Парень стоит так близко, что я задыхаюсь. Словно кто-то хватает мою душу и пытается вырвать её из моего тела, но я всеми усилиями не даю этому случиться. Падаю, поднимаюсь, взлетаю, прирастаю к полу. Что я такое в этот момент? Когда боюсь поднять взгляд, потому что знаю, что утону в голубом водовороте глаз Егора.
– Я не знаю, – вдруг говорит Шторм, а я пытаюсь вспомнить, какой вопрос задала ему до того, как мы оказались так близко друг к другу. – Не знаю, нравишься ли ты мне «новая» или же я просто всё ещё влюблён в ту девчонку из прошлого.
Рывок – и душа покидает моё тело, оставляя рваную дыру. Она кровоточит, пульсирует, хрипит и изнывает от боли как раненое животное. Осторожно поднимаю взгляд, чтобы убедиться в том, что парень не шутит или не издевается, но его глаза такие серьёзные, что меня пробирает дрожь.
– Меня тянет к тебе, – признаётся Шторм. – Вот, что у меня в голове. Я думаю о тебе, о твоём запахе, глазах, коже, улыбке. Оттолкнуть тебя – это была самая огромная ошибка в моей жизни. И теперь я не знаю, кого именно хочу вернуть. Тебя… Или же ту, в которую когда-то был влюблён.
Горло сжимают тиски, и неимоверное желание разреветься сдавливает меня со всех сторон, будто стены. Я не могу дышать, не могу шевелиться, говорить, даже думать.
Его пальцы осторожно прикасаются к коже моего лица и убирают выбившуюся прядь мокрых волос. Я чуть прикрываю глаза, сдерживая дьявольские желание прижаться к Егору и разреветься из-за ноющей боли в груди.
Я хочу быть с ним. Я хочу прикоснуться к нему, хочу почувствовать его поцелуи, дыхание, объятия. Как тогда, три года назад, когда всё только начиналось. Я очень сильно этого хочу, но… после того, что между нами было…
После всего случившегося…
Я приподнимаю голову, мысленно умоляя о поцелуе, но наши губы не соприкасаются. Каких-то два-три сантиметра, горячее дыхание и колкая боль внутри.
– Так определись, – выдыхаю я ему в губы.
Отступаю на полшага – пальцы, держащие мой локоть, наконец, расслабляются и отпускают меня, – и отворачиваюсь. Оставаться со Штормом наедине – невыносимо. Паршивее, чем торчать в полиции, даже хуже, чем убегать от Малийского и Арчи.
Смогу ли я вынести это?
Пересекаю комнату, открываю дверь и выхожу в коридор. Матвея не видно, зато Таран, сидя на корточках, завязывает свои берцы. Поднимает на меня взгляд и замирает.
– Ты точно вернёшь Машу? – спрашиваю я, скрещивая на груди руки.
– Верну, – его голос холодный и решительный. – Встречаемся здесь же. Если не вернёмся к завтрашнему дню, уезжайте без нас.
Я ничего отвечаю. Конечно же мы не уедем. Разве Егор бросит Иркутского, а я сестру? Мы не сможем так просто взять и уехать, зная, что они в беде. Штормов уж точно.
– Ага, – отмахиваюсь я.
Парень поднимается на ноги и смотрит куда-то мне за спину – приходится обернуться. В дверях комнаты стоит Егор и неодобрительно прожигает Тарана своим взглядом. Молчание давит на меня тяжёлым грузом и, чтобы не участвовать в этом глупом прощание, я ухожу на кухню.
Слышу в коридоре голоса. Видимо, Иркутский вышел из ванной готовый отправляться на задание, чтобы получить долгожданную порцию морфина. Вскоре звуки стихают, хлопает дверь, и дыра внутри меня увеличивается ещё на один сантиметр.
Вот и всё. Остаётся только сидеть и ждать. На большее я не способна…
